Глава одиннадцатая или цветочный человек

От автора: не удивляйтесь, Вы ничего не пропустили) Немного терпения и все станет понятно)

Эта история началась весной. Та весна была особенной — двадцатой, мое время неумолимо приближалось, и я никак уже не мог сдержать его поступь. Дело осложнялось тем, что мой мастер отнюдь не был добрым человеком, а я — способным подмастерьем. В очередной раз пострадав за собственную криворукость и нерасторопность, я медленно шел по двору и тут мой взгляд наткнулся на него. Статный мужчина в добротной одежде смотрелся в нашем грязном запущенном закутке совершенно чужеродно. Мимо него, заполошно кудахча, пронеслись пеструшки, собака лениво махнула хвостом, а он стоял в своей вычурной городской одежде и к его начищенным до блеска сапогам для верховой езды уже успели прилипнуть комья грязи.

Так я и встретил свою судьбу. Правда, тогда я еще не знал, что это она. Просто вежливо поклонился и опасливо прошмыгнул мимо, предоставив мастеру самому разбираться с пришельцем. Мне мужчина показался обеспеченным и чуточку опасным. Впрочем, к тому моменту мне уже все мужчины казались опасными: время приходило, и я шарахался даже от собственной тени.

Я весь день хоронился от мастера, благо работы всегда было достаточно, так что занять себя было чем, а вечером тихо пробрался в сени, надеясь, что красномордый и скорый на расправу Тиль уже улегся спать. Однако, толстяк еще был ни в одном глазу — стол был накрыт, несколько пустых бутылей под ним недвусмысленно указывали на удачную сделку. Я понадеялся, что Тиль меня просто проигнорирует. Не вышло.

— Ло, иди скорей к нам! — громко заорал он, едва увидев меня в дверях, я торопливо приблизился и заметил, что рядом с Тилем сидит давешний важный мужчина.
— Во, смори, какой господин тобой заинтересовался! — еще громче и радостней выкрикнул Тиль и, глотнув из бутыли добрую половину, проинформировал меня, что мужчина меня выкупил, и я теперь буду ему прислуживать в дороге, а потом буду жить во «всамделешнем» замке.
— Свезло-то тебе, Ло! — Тиль благостно улыбался и хлопал меня по плечу, — пристроенный теперь будешь! Это тебе не со мной корячиться! Все одно, толку от тебя, уж не обижайся, никакого! Как есть руки не из того места растут, но с уборкой-то ты справишься, я верю в тебя!

Тиль громогласно выражал свой восторг, а я судорожно соображал: может ли такое быть, чтобы новый патрон узнал во мне тварь бездушную, как именуют нас иные святоши? Наш народ нечасто встретишь. Мы хоронимся и не спешим открываться незнакомцам, однако, опознать нас все-таки можно и это не так уж сложно: все цветочные люди на одно лицо. Да, у всех и каждого один и тот же лик. Насколько я знаю, несколько моих собратьев были настолько неосторожны, что их удалось запечатлеть на гравюре, слава Чернобогу, книги, где встречаются эти изображения, редки и специфичны, не у всякого имеется в библиотеке такой томик.

Успокаивающие размышления. Однако же, сердце мое отчего-то прямо-таки выскакивало из груди, стоило нечаянно встретиться взглядом с прямым напряженным взором мужчины.

Наутро я собрал свои пожитки в невеликую котомку и, сев на невысокую смирную лошадку, отправился в замок. Мужчина оказался не особо разговорчив — первый день мы почти все время молчали. Только вечером, у костра, он подсел совсем рядом и попросил рассказать немного про себя. Ну, я много-то не болтал. Сказал, что, мол, папу-маму не знаю, воспитали добрые люди. В принципе, почти не соврал. Не было никакой мамы, а папа умер в ночь моего рождения. С цветочниками такое нередко случается. Гибель при родах, я имею в виду.

Ехали мы до замка долго. Недели две. В какой-то момент мне показалось, что мы прошли через завесу — все заволокло туманом, и лошади ступали тяжело, с усилием протискиваясь вперед. Воздух давил, горло сжало… если и впрямь, значит, что мой спутник — колдун. А, может, мне почудилось. Надо быть очень сильным колдуном, чтобы туманные дороги открылись.

С новым хозяином жилось проще, но я все время помнил о приближении неизбежного и потому не мог радоваться безмятежности бытия. Каждый уходящий день сокращал время до цветения. Я прикидывал так и эдак: без родового древа, от которого меня отделяют леса и долины, цветение не пережить. Цветение достаточно болезненный процесс, если я не сольюсь с древом, то погибну.

Другой вариант — превратить цветение в рождение, но для него нужен отец и, опять-таки, шансы выжить мизерны.

Тогда я решил договориться с каким-нибудь деревом в лесу, чтобы оно помогло мне. Я знал, что это сложно, но не невероятно. Деревья достаточно капризны, во всяком случае, те из них, у которых есть душа. Все растения живые, но только самые долгоживущие успевают вырастить душу — требуется не один десяток лет.

Итак, передо мной стояла непростая задача: нужно было отыскать достаточно старое дерево, стоящее где-нибудь не слишком далеко от замка, но и не на виду. А потом найти с ним общий язык. После долгих «прогулок» я все-таки отыскал осину, с которой удалось наладить нечто вроде диалога. Она была недостаточно старой, чтобы четко формулировать мысли и общение с ней было весьма сумбурным, но, к сожалению, остальные подходящие деревья напрочь отказались отвечать на мое предложение поговорить. Просто молчали, и все. Так что пришлось остановиться на этом не слишком надежном союзнике. Не уверен, что осина до конца понимала, о чем я ей толкую.

Пока я волновался и метался в поисках, совсем забросил работу в замке, однако, новый хозяин будто не замечал моего небрежения. Единственное, на чем он твердо настаивал — чтобы я заходил к нему в конце дня и проводил с ним несколько вечерних часов.

— Мне тоскливо, Ло, — жаловался он мне, покачивая вино в бокале, — поговорить совсем не с кем.
— Вот уж никогда не полагал себя блестящим собеседником, — осторожно отвечал я, а он смеялся и дотрагивался пальцами до моей щеки,
— Ты в самый раз подойдешь, уж поверь мне, Ло!

Со временем его прикосновения стали все чаще и откровеннее. Он не торопился, но намеренья были очевидны. Честно сказать, на фоне неизбежного цветения и более чем вероятной смерти, я почти не беспокоился касательно этих поползновений, просто несколько отрешенно гадал: успеет он меня попользовать или я помру раньше? Даже немного любопытно было: как этот сдержанный мужчина поведет себя на ложе? Опыт мужской любви у меня уже был, правда, весьма скромный, но излишних тревог я не испытывал.

— Тебя что-то беспокоит, Ло? — спросил Фьод как-то за завтраком. — Ты всегда можешь мне рассказать, я постараюсь помочь, что бы это ни было.

Мне тогда показалось на миг, что лучшим решением будет поделиться с ним… всем. Но я не смог. Опыт всех предыдущих поколений просто вопил о том, что этого делать нельзя, и я струсил, пробормотал: «нет, все нормально»

Фьод медленно кивнул, не отрывая от меня внимательного взгляда и произнес:

— Хорошо. Пусть так. Я хотел спросить… сегодня вечером ты придешь ко мне, как обычно, ведь так?
— Да, конечно, — ответил я, удивленный вопросом.
— Я бы хотел, чтобы ты задержался чуть дольше, чем всегда. До утра.

Это не было вопросом, но я все равно кивнул, подтверждая, что понял.

— Знаешь, Ло, — проговорил Фьод задумчиво, — мне иногда кажется, что ты либо не понимаешь моих намеков, в силу некоторой… м-м-м… наивности. Либо виртуозно их игнорируешь, по причине неприятия самой идеи в них содержащейся. Хотелось бы прояснить твою позицию.
— Э…

Я покраснел, так как не был готов об этом говорить. Делать — пожалуйста, но обсуждать?

— Ни то, ни другое, пожалуй, — пробормотал я, Фьод удивленно приподнял брови, и я продолжил, — скорее: жду более конкретных действий.
— А! Ну, приглашение провести со мной ночь достаточно конкретное для тебя? — уточнил Фьод с легкой усмешкой.
— Очень… недвусмысленно.
— И? На предложение полагается отвечать, а то с тебя станется решить, что это приказ и припереться ко мне с кислой рожей и без никакого положительного настроя.
— Постараюсь прийти с некислой рожей, — улыбнулся я, Фьод тоже улыбнулся:
— Тогда я тебя жду.

Заброшенная на несколько дней осина едва меня узнала, когда я забежал к ней на пару минут — проведать. Слишком молодая для того, чтобы обладать крепкой памятью. Плохо! Весь остаток дня я размышлял — какие заклинания можно применить, чтобы она не спрашивала каждый раз, кто я? Может, обратиться к местному лешему? Правда, я его еще ни разу не встречал, может, он не склонен к общению, но попробовать стоит…

Вечер наступил незаметно и я, погруженный в мысли об осине, чуть не забыл про предложение Фьода. Хорошо, что опамятовался, вернулся с полдороги и проделал нехитрые гигиенические процедуры.

Фьод посадил меня рядышком, налил вина наравне с собой и повел неспешную беседу. Ни капли нетерпения. Признаюсь, несмотря на слова о полном спокойствии, я все-таки немного нервничал. Не знаю, почуял ли это Фьод, во всяком случае, чем сильнее темнело за окном, тем увереннее я себя ощущал, расслабленный негромким голосом и мягкой улыбкой собеседника. К самому главному мы подошли как-то незаметно и естественно. Фьод, наверное, был гораздо опытнее меня, так как от той ночи у меня остались самые приятные воспоминания.

Цветение настигло меня внезапно. Хотя я к нему уже давно готовился, все равно пропустил первый симптом — заболела грудь. А я, глупец, решил, что где-то простыл и просто завернулся в теплый платок, который одолжил у кухарки. Обещал, что верну постиранным. Ночью боль стала едва выносимой, и я понял — это не прострел. Это оно. Цветение.

Фьод еще утром отбыл по каким-то своим делам, что было весьма кстати. Я торопливо пошагал к спасительной осине. Неизвестно, сколько у меня еще времени до того момента, как цветок прорвет мою плоть, вывернув наружу ребра. Уж тогда-то я точно никуда не смогу идти!

Дальше мои воспоминания становятся обрывочными. Разум не справлялся с изматывающей болью и скатывался в странное бесчувствие. Это не было потерей сознания в полном смысле сего понятия — ведь я двигался, шагал к своей цели, но что происходило вокруг меня — почти не осознавал. Помню, как меня дергали за руку. Помню, как я вырывался, холодея при мысли, что могу не дойти. А потом к моему лбу прижалось что-то прохладное, и боль съежилась, отступила, а через пару мгновений и вовсе ушла. Рядом со мной стоял невесть откуда взявшийся Фьод и деловито рассматривал мою покрасневшую грудь.

— Ло, ты совсем у меня дурной! — с укором произнес он. — Куда тебя несет-то?
— Ты не понимаешь, мне нужно! — не очень внятно сообщил я.
— Все я понимаю. Ло, у тебя же здесь нет родового древа, так чего ты в лес ломишься?

Несколько минут я молча глядел на Фьода, пытаясь осознать тот факт, что он прекрасно осведомлен о том, кто я.

— Осинка там, — наконец проблеял я в ответ, — она обещала помочь…
— Ой, да эти осинки туповатые! Сегодня пообещали, завтра уже все забыли. Давай, милый, пойдем со мной, я смогу провести тебя через цветение.

Я тихо всхлипнул от страха — мне было очень страшно, совсем не хотелось умирать и очень желалось верить в то, что Фьод каким-то неведомым образом меня спасет. В принципе, выбора у меня не было — Фьод гораздо крупнее и сильнее меня, да и сопротивляться я был уже не в состоянии.

— Ладно, я вижу, что ты завис, а времени все меньше.

Фьод повел плечами, одежда на нем затрещала, стремительно растущее тело буквально порвало ее на клочки. Передо мной обрастал плотью легендарный ящер, его лапы ломали кусты, а мотнувшийся в раздражении хвост снес под корень высокую сосну. Это было совершенно невероятно — я слышал о драконах, чьи лапы были подобны столетним деревьям, а пасть вмещала корову, но всегда полагал, что это всего лишь сказка. Не может же в самом деле существовать такое огромное существо! И вот теперь оно стояло прямо передо мной.

Я покачнулся, так как на время превращения Фьод меня отпустил, но не упал, подхваченный передней лапой. Дракон потряс головой, выросты на шее угрожающе встопорщились, мощный рев вспорол тишину. Струйки тумана появились ниоткуда, они спешили к нам со всех сторон и вот уже мы с драконом тонем в густом мареве.

«Все-таки то была туманная тропа! » — подумал я про себя, а потом дракон снова взревел и шагнул вперед.

Шаг, другой — туман поредел, а мы оказались в каком-то помещении. Присмотревшись, я сообразил, что более всего это походит на пещеру.

Дракон осторожно положил меня на что-то твердое, пока я оглядывался по сторонам, пытаясь определить, где все-таки нахожусь, он снова превратился в человека. Прежде чем я успел хоть что-то спросить или сделать, Фьод приблизился, прижал мои руки к камню и закрепил их прочными зажимами, потом то же самое проделал с ногами.

— Не дергайся. Когда полезет цветок, будет неприятно…
— Догадываюсь! — у меня из груди вырвался нервный смешок, хотя мне было совсем не весело.
— Ло, не перебивай! Так вот, когда он вырастет из тебя, это может напугать. Я не хочу, чтобы ты начал тут в панике кататься туда-сюда. Так иногда бывает. Если поломаешь стебель, сам понимаешь, будет совсем нехорошо.
— Да, знаю, — хмыкнул я, что-то такое припоминая, — но, по-моему, это бывает скорее от боли, а не от страха.
— Ло, ты очень невнимательный, — попенял Фьод, приглаживая мне волосы, — вот тут, на лбу, лежит амулет. Похож на плоский серый камень. Чувствуешь — холодит? Он вытянет всю боль. Я обещаю — никакой боли ты не испытаешь.

Только сейчас, после этих слов, я сообразил, что у меня совершенно ничего не болит, хотя должно было бы.

— Действительно. Спасибо.
— Все для тебя, мой хороший, — Фьод улыбнулся мне, — постарайся успокоиться. Я все время буду рядом. Ты сейчас в самом сердце моего замка, лежишь на родовом камне. Именно на нем высиживала меня моя матушка. А до нее — многие поколения драконов выводили потомство.
— А кандалы зачем?

Я потряс руками, мне было очень неуютно лежать на холодном камне под пристальным взглядом дракона и ожидать того момента, когда огромный бутон пробьет мою грудную клетку, чтобы распуститься прекрасной розой.

— Ло, ты не первый цветочный человек, который встречается на пути нашей семьи. Спешу тебя уверить, что все предыдущие цветочники успешно пережили рождение. Надеюсь, ты не откажешь мне в наследнике? Ведь для тебя что цветение, что рождение — почти одно и то же, так?
— Так… только лишние несколько часов.
— Я понимаю, что лежать на камне некомфортно… хочешь, подложу что-нибудь?

Пока дракон отстегивал и снова пристегивал меня, потом обкладывал какими-то амулетами, зажигал особые свечи с легким дурманом («Это, чтобы проще было пережить сегодняшнюю длинную ночь! » — пояснил он), мои ребра начали тихонько потрескивать. У меня волосы дыбом поднимались от этого мерзкого звука. Да, я с самого детства знал, что именно мне предстоит, «видел» воспоминания пращуров, но все равно не был готов пройти через все это.

— Ло, не прислушивайся, не надо. Давай, лучше немного отвлечемся, ты не против?

Фьод начал поглаживать мои бока, целовать, и я попытался сосредоточиться на звуке его дыхания. Любиться на жесткой каменюке, пусть и прикрытой шкурой какого-то животного, не слишком удобно. Но нам все равно было нужно семя Фьода, правда, несколько позже — он должен будет сбрызнуть им бутон; тогда, когда через несколько часов он раскроется, в нем будет лишь один ряд лепестков, зато вызреет очередной цветочный человек.

— Фьод, Фьод, ты подумай: что ты делаешь? — простонал я, пораженный этой мыслью.
— Люблю тебя, а что? Ло, не реви. Если не хочешь, я помогу себе рукой…
— Нет! Ты вдумайся! Ты же можешь получить наследника и другим путем, а так у тебя сын будет цветочным человеком! И через двадцать лет ему придется сильно исхитриться, чтобы пережить цветение. Зачем тебе это, а?
— Фух, боги, Ло, ну какой ты… очаровательно несведущий! — проворчал Фьод, возвращаясь к прерванному было занятию, — от драконов родятся только драконы. Никак иначе. Может, он и будет похож на тебя. В чем-то. Но он будет драконом, а мы, во-первых, живучие. Весьма. И, во-вторых, изворотливые. А наследника у меня по-другому не получится. Ой, смотри, уже проклевывается! Впрочем, нет. Лучше не смотри. Давай, я тебе глаза рукой закрою…

Так я и не увидел самого момента прорастания. Это к лучшему. Мне хватило скрежета и треска, я был очень благодарен Фьоду за то, что он закрыл мои глаза и все время что-то шептал на ухо, отвлекая.

Когда бутон вышел целиком и покачивался надо мной на длинном тонком стебле, Фьод стал мрачен и сосредоточен. По моим бокам стремительными ручейками бежала кровь, кончики пальцев немели, и в какой-то момент мне почудилось, что я немедленно умру, если только не вырву из своей плоти этот демонический цветок. Наверное, все-таки не зря Фьод меня приковал. Помню, что кричал и извивался, в тщетных попытках добраться до стебля и переломить его. Хорошо, что оковы прочно держали. Повреждение цветка — верная смерть. Через какое-то время рассудок немного прояснился, и мне стало стыдно за свое малодушие. Фьод бодро сказал, что все нормально. И поставил около моей головы еще три пахучие свечи.

На свою грудь я старался не смотреть. Вокруг стебля, подобно причудливому забору, торчали белые кости ребер. Не представляю, как они смогут срастись после таких повреждений…

Я все лежал, и лежал, и лежал. Каменный потолок плавно кружился, трещины складывались в картинки. Вот змея пожирает глупую пичугу, а вот олень, а это, несомненно, бобер… только он почему-то гораздо крупнее оленя…

Сейчас я понимаю, что все эти видения были навеяны дурманом, ну и хорошо, что, погруженный в созерцание, я не отвлекал Фьода, занятого в тот момент поддержанием жизни в моем искалеченном теле. Через много лет Фьод сумеет сотворить для этой цели особый амулет, но в ту, самую страшную ночь в моей жизни, он все делал практически в одиночку, без помощи амулетов, по наитию.

В конце концов меня сморил сон и момент раскрытия бутона я пропустил. Проснулся уже в постели. Сначала мне показалось, что я один, но стоило пошевелиться, как из затененного угла появился Фьод:

— Ты долго спал, — дракон улыбнулся, — знаешь, а у нас получилось! Вот, смотри.

На подушке, водруженной в середину секретера, покоилось большое крапчатое яйцо. Я с удивлением на него посмотрел — видимо, Фьод не ошибался насчет драконов и силы их крови.

— А почему оно здесь? — спросил я. — Разве оно не должно быть на родовом камне? Погоди, а кто его будет высиживать?
— Как кто? Ты, конечно, я же не дракониха!
— Но как? Я не знаю, как это вообще делается! У меня же нет перьев, как у куриц… и я понятия не имею о том, как это делают драконы! И вообще — ему там не холодно: на столе? Оно еще не замерзло?
— Не замерзло.

Фьод усмехнулся и со стоном лег рядом со мной, пробурчав, чтобы я подвинулся.

— Ты разметался так, что занял всю кровать, а я не хотел мешать сну, сморившему после столь тяжких испытаний. Однако, теперь уж будь любезен выделить мне часть спального места! — проворчал дракон, закидывая на меня руки.

Я дернулся, опасаясь боли, но грудь ощущалась как и прежде, до цветения. Почему-то мне показалось неловким задирать свободную рубашку и рассматривать свое тело в поисках изменений. Вместо этого я поинтересовался у дракона, отчего он столь уверен в том, что яйцу не холодно.

— Амулеты. Все время их использовать вредно, но если применить на пару часов — вреда не будет. А давай еще поспим? Или ты есть хочешь? По идее — не должен. Ты несколько часов лежал в лохани, я налил туда молоко — во многих книгах написано, что цветочники впитывают его кожей. Если судить по уровню жидкости — так и есть. Всосал ты немало.

Фьод устало улыбнулся.

— Так ты с самого начала знал, кто я?
— Конечно. Драконам многое ведомо. Вы, цветочники, создания скрытные и пугливые, так что я не ждал откровенности… надеюсь, ты не исчезнешь, едва встав на ноги? Оставайся со мной, цветочный человек. Я смогу укрыть тебя и от охотников на бутоны, и от тягот мира. Тебе будет покойно рядом со мной.

Все знают, что драконы не умеют лгать. Сильнейшее существо нашего мира предлагало мне защиту, ничего не требуя взамен, конечно, я остался. Высиживать яйцо, разговаривать с ним вечерами, прогуливаться по саду и, иногда, бродить туманными дорогами, которые приводили нас в удивительные места.

Не знаю, в какой момент это произошло; да и можно ли тут выделить определенный день, миг, когда приятственный мужчина становится чем-то большим — самим воздухом, без коего невозможно дышать; твердью, опорой, без которой не ступить далее; светилом, без живительных лучей которого погибнешь… Я привязался. Врос в дракона, перестал представлять себя без него.

Фьод же лишь улыбнулся, выслушивая мои бестолковые путанные признания:

— Я так рад, что мои чувства наконец-то стали взаимными, не зря ждал, — произнес он мягко, а я в очередной раз подивился тому, какой я все-таки дурень.

Можно было и раньше догадаться, все-таки на нежные чувства дракона многое указывало. Наверное, я страшился пустых надежд, оттого и не обращал внимания на очевидные вещи. Опыт прежних поколений, который, по непонятной причуде создателя, мне доступен, был не слишком обнадеживающим. Насколько я могу судить, цветочникам не очень везло в любви. То избранник оказывался злодеем, убивавшим несчастного цветочного человека ради редкостного и дорогого бутона. То — трусом, испугавшимся крови и жутких изменений, происходящих с нашим народом в момент цветения. То — уранистом, возжелавшим вопреки природе обзавестись наследником. Нередко цветочный человек умирал сразу после рождения. А вот случаев искренней любви к представителю нашего племени я не мог припомнить, как ни старался. Было очень страшно и сладко помечтать о том, что в моей жизни сложится иначе, вопреки всему.

Шли годы. Яйцо медленно подрастало — драконьи дети не спешат появиться на свет. Фьод был все так же ласков. Я с тревогой следил за его глазами, страшась узреть в них холод безразличия, но он глядел на меня с неизменной нежностью. И не было на свете цветочника, счастливее меня. Но судьбу не обманешь. Однажды моя жизнь полетела в пропасть.

⇐ Предыдущая12345Следующая ⇒

Поделиться: