Архитектура Аудит Военная наука Иностранные языки Медицина Металлургия Метрология
Образование Политология Производство Психология Стандартизация Технологии


Параноидальная (параноидная) личность



Паранойяльная (параноидная) личность. Главная особенность данного харак­тера — склонность к образованию сверхценных идей. Основная идея параноика - мысль «об особом значении его собственной личности». Эти личности отличают­ся эгоизмом, большим самомнением. Они упорно отстаивают свои идеи, оказы­ваются борцами, но это менее всего «идейные борцы». Как пишет П.Б. Ганнуш­кин: «Им важно, их занимает, что это — их идея, их мысль». Мышление паранои­ков незрелое, неглубокое, субъективное, но резко аффективно окрашенное. Фанатики отличаются от параноиков тем, что бескорыстно подчиняют свою дея­тельность тем или другим идеям общего характера. Центр тяжести их интересов лежит не в самих идеях, а в претворении их в жизнь. Нередко основной идеей па­ранойяльной личности становится борьба «за справедливость», прежде всего имеющая отношение к личности самого параноика.

К главному врачу психоневрологического диспансера обратился за помощью начальник цеха одного из крупных заводов страны. Инженер-технолог его цеха, мужчина 42 лет, прошедший большую школу общественной работы, «поставил на уши» весь коллектив цеха. В юности этот инженер был секретарем комитета ВЛКСМ школы, затем членом комитета ВЛКСМ района. Закончив кое-как институт, не отличаясь могучими способ­ностями, он устроился инженером на одно из предприятий строительной индустрии. Вскоре стал председателем профкома. Борясь за интересы трудящихся, добился смены нескольких директоров. После начала перестройки был вынужден прекратить общест­венную работу как не приносящую доход в семейный бюджет. Устроившись на завод, в тот самый цех, обнаружил малую способность к инженерному труду, о чем ему было сказано на первой же планерке у начальника цеха. Он тут же начал разоблачать бардак, творящийся, по его мнению, в цехе. В течение нескольких лет он довел до белого каления нескольких бригадиров, уволившихся из цеха, заместителей начальника цеха. Множество писем-жалоб следовало регулярно. Каждый месяц в цехе появлялась новая комиссия: из мэ­рии города, из прокуратуры, из комиссии по связям с общественностью, из Минавтопрома, из комитета Госконтроля. В письмах приводилось множество «фактов» нарушений дисциплины, весьма конкретных, легко проверяемых и почти всегда подтверждающихся. К примеру, он замерял время отсутствия женщин на рабочем месте, которые, уходя на обед, заглядывали в киоски с промышленными товарами, записывал и предъявлял очеред­ной комиссии сводку, суммирующую прогулянное время. Поскольку самих работниц за ми­нуты отсутствия на работе уволить было невозможно, а наказывать грешно, достава­лось бригадирам. Но женщины продолжали работать.

Несколько месяцев замерял время отсутствия секретаря на рабочем месте, время пре­бывания «секс-символа» в кабинете начальника, сопроводив разоблачительный анализ фо­тографиями нижней части тела девушки и длинных ног в короткой юбке (разве в такой одежде можно работать в кабинете серьезного начальника? ). Он стал замерять время от­сутствия женщин, уходящих по нужде в туалеты. При очередной проверке поставил в ту­пик весь состав комиссии вопросом: «А сколько положено женщине времени на маленькую и на большую нужду? » Когда член комиссии — дама средних лет — попыталась дать разум­ный ответ и тут же сообщила искателю справедливости, что у женщин бывают еще не­кие иные нужды, жалобщик предложил комиссии потребовать от «разгильдяек» справки от гинеколога, подтверждающие эти некие иные нужды. Очередная комиссия предложила начальству провести хронометраж использования рабочего времени самим блюстителем порядка, дабы косвенно призвать его к осуществлению основной инженерной деятельности. Но они «не знали, с кем связались», — как замечал наш герой. Он «не лыком шит» и устано­вил «автоматизированный хронометраж» с использованием светодиодов и автоматиче­ской регистрацией выхода-входа любого человека в помещение, включая женщин, справляю­щих нужду, и тех, кто выходит с некими иными нуждами, и, наконец, самого хронометражника. Это окончательно добило руководство цеха. Оно решило, что человек нуждается в психиатрической помощи. Поскольку в его действиях и письмах не было никаких психоти­ческих элементов и эпизодов, врачи-психиатры пытались отшутиться и спросили началь­ника цеха: «А что, женщины у вас на самом деле так часто ходят в туалет? » Нужно было видеть затравленный взгляд измученного человека, чтобы понять, как же устал он от дея­тельности своего бдительного общественного контролера.

Шизоидная личность

Шизоидная личность является, по Ганнушкину, феноменологически почти такой же, как и личность шизофреника, только в первом случае проявления лич­ности возникают и существуют с рождения. Она характеризует шизоидов аутис­тической оторванностью от внешнего мира, отсутствием внутреннего единства, причудливой парадоксальностью эмоциональной жизни. Общей чертой мотори­ки шизоидов надо считать отсутствие естественности, гармоничности и эластич­ности. Они обращают на себя внимание тугоподвижностью и угловатостью движений, отсутствием плавных и постепенных переходов. Ганнушкин описыва­ет шизоидов, ранее никогда не служивших в армии, но поражающих своей воен­ной выправкой. Они кажутся деревянными, вроде кукол, двигающихся на шар­нирах. У многих — привычные гримасы. Особенно интересной бывает походка. «Одни ходят, не сгибая колен, другие, — как бы подпрыгивая, третьи волочат ноги». Е. Кречмер писал: «Многие шизоидные люди подобны лишенным укра­шений римским домам, виллам, ставни которых закрыты от яркого солнца; одна­ко в сумерках их внутренних покоев справляются пиры». Кречмер отмечает у них отсутствие аффективного резонанса. Они могут сочувствовать всему человечеству, малознакомым, воображаемым людям, но им труднее понять горе и радость са­мых близких людей. У мимозоподобных гиперэстетиков чувствительностьсоединяется с известной отчужденностью от людей, а в эмоциональной тупости холодных анестетиков всегда заметен какой-то налет раздражительности и ра­нимости. Аристократическая сдержанность, а то и просто чопорность и сухость некоторых шизоидов — не всегда их исконное свойство. Иногда это — вырабо­танное опытом жизни средство держать других людей на расстоянии (дистан­ции) во избежание разочарований. «Среди шизоидов можно найти и людей, за­нимающих позиции на тех вершинах царства идей, в разряженном воздухе кото­рых трудно дышать обыкновенному человеку: сюда относятся утонченные эстеты-художники, творчество которых большей частью формальное, глубоко­мысленные метафизики, талантливые ученые-схематики и гениальные револю­ционеры в науке...» П.Б. Ганнушкин указывает еще на одну важную особенность шизоидов, незнание которой вынуждает психиатров диагностировать эндоген­ный процесс там, где нет нозоса, а имеется лишь патос. Он считает, что шизоид находится в постоянном и непримиримом внутреннем конфликте с самим собой. По мнению П.Б. Ганнушкина, это служит причиной того, что накапливающееся, но сдерживаемое шизоидом внутреннее напряжение время от времени находит себе выход в совершенно неожиданных аффективных разрядах. Памятуя пожела­ние великого К. Ясперса больше доверять самоописаниям больных, мы сейчас прочтем автобиографию одной нашей пациентки и сопоставим ее с основными чертами изученной патологии личности. Текст автобиографии представлен в нес­колько сокращенном виде и для лучшего восприятия от третьего лица, изменено также имя пациентки.

«Итак, она звалась Татьяной». Первые семь лет ее жизни прошли в маленьком воен­ном городке, состоящем из двух десятков пятиэтажных домов, огороженных бетонной стеной от учебных полигонов. С раннего детства приходилось быть самостоятельной. Родители уделяли больше времени воспитанию старшей сестры. Отца помнит добрым, веселым, когда был трезвым. Мама — преподаватель, но работать по специальности не смогла. Жизнь в маленьком городке была для нее нормальной, так как ничего другого тогда в жизни не видела. Сестра была общительная, затейница, ни минуты не могла просидеть в покое. Они часто дрались друг с другом, один раз старшая сестра даже разбила Тане го­лову. И никогда не общались ни как сестры, ни как подруги. Таня иногда причиняла гадо­сти старшей сестре, так как держала внутреннюю обиду на то, что родители любят ее больше, что у сестры много друзей, а она всегда одна. Одиночество было само собой разу­меющимся. Принимала его как должное и даже радовалась ему. Уходила в себя настолько, что забывала о проблемах в семье. В пять лет стала свидетелем финала ужасного собы­тия. Кто-то ночью позвонил в дверь. Отец услышал «знакомые» голоса. Открыл дверь, и «знакомые голоса», решив ограбить их квартиру, проломили отцу голову. Утром, проснувшись, Таня увидела, что вся мебель в крови, вещи перевернуты. Родители попали в больницу. Несмотря ни на что, очень любила отца, пусть он и пил, пусть он и не самый лучший отец, но был единственным, с кем она могла пообниматься, посидеть на коленках, посмеяться. В сравнении с ним даже просто разговоры с матерью проходили очень сдер­жанно и холодно. Дворовые ребята ее не любили, издевались, обзывали. Они не понимали ее: вроде обычная девочка, а всегда одна, ни с кем не разговаривает. Она и не хотела ни с кем из них общаться. Хотела только, чтоб они оставили ее в покое. После семи лет при­выкла к одиночеству, была замкнута в себе, с родственниками общалась с трудом. Много времени проводила за уроками, училась на одни пятерки. Чувство отчуждения в ней было постоянным. Делала то, что ей нравилось. Бегала по сугробам, возилась с собаками на улице, часами могла сидеть в обнимку с кошками. Но не помнит, где в это время были родные. Никогда не помнит их рядом с собою. Через год переехали в Уфу. Уфа — отдельная часть ее жизни, самый любимый город. Несмотря на то что и там была одна, не имея ни друзей, ни подруг, этот город для нее стал настолько родным, близким и любимым, что любила просто гулять по улицам. Нигде так не билось сердце от радости. Возвращалась в этот город снова и снова, там обретала покой, восстанавливала свои моральные силы. Ей никто не нужен, у нее есть Уфа, лучше любой подруги. Стоит только пройти по ули­цам Уфы, они все понимают. После выхода отца на пенсию перешла в новую школу, в 9-й класс. Поняла глобальную для себя вещь — здесь ее никто не знает, значит, она смо­жет стать в глазах знакомых такой, какой захочет. Стала веселой, общительной, заве­ла «подружек» — просто, чтобы не ходить одной на переменках. Преподаватели любили ее за «откровенность» — они так думали. Поняла, что может и умеет быть милой и оча­ровательной. Она видела, что многие считали ее другом. Когда узнавали ее ближе, пони­мали, что ее душа для них — потемки. Хотела доказать, что может быть нужной людям. И стала нужной, но ей никто не был нужен. Чувствовала свою силу над людьми — их зави­симость от нее и свое безразличие к ним. В душе была несчастна. Тогда в ней начинало ки­петь отчаяние. Столько всего накопилось. Казалось, что уже многое видела и так устала от всего. В 16лет начала обращать внимание на парней. Ее кумир был высокий, красивый, крепкий парень. Встречались в колледже на переменах, гуляли после занятий. Но чем больше он узнавал ее, тем чаще говорил: «А ты уверена, что я тебе нужен Ь> Он прекратил общение с ней, так как пришел к выводу, что она — слишком сложная. Было больно и обид­но. В 18 лет устроилась оператором ЭВМ в детскую поликлинику, поняла, что может сама зарабатывать. Стала вскоре хорошим специалистом, ее повысили в должности. Появился любимый человек. Ничего никому не доказывала, просто любила. Это было су­масшедшее чувство. Ее не волновало, ■ что этот человек был в два раза старше. Он стал первым мужчиной. Была счастлива с ним, пока не узнала, что он женат и у него двое де­тей. Это был ужасный удар. Но только первый. Она поняла, что беременна. Ее герой тут же заявил: «Извини, у меня жена, дети...разбирайся сама». Больше его не видела. Чувст­вовала себя тряпкой, о которую вытерли ноги. Никто ничего не узнал. До сих пор это ос­тается ее личной тайной. Ничего не оставалось, как сделать аборт. Врачи хором заявля­ли, что при ее отрицательном резус-факторе — это безумие, но деваться было некуда. Родители понятия не имели, что их дочь уже взрослая, а она и не хотела шокировать их. Да и зачем? У нее всегда была только своя жизнь. И здесь боролась в одиночку. Была спо­койной, жила обычной жизнью, работала, училась, и только внутри навеки поселилось: «Ненавижу»... Очень скоро появился новый парень. Он очень любил ее и был счастлив, а ей было все равно. Два месяца встречалась с ним. И не смотря на это с каждым днем поче­му-то копилась злость на весь мир. Начала уставать. Не видела смысла в этой жизни, ненавидела все живое. Две недели обдумывала мысль о самоубийстве. Все спланировала. День, место, время. Никто не заподозрил ее намерений. Выпила 6 пачек димедрола. Была намерена именно умереть — ни напугать, ни привлечь внимание. Утром выпила лекарст­во, а вечером пришла мама и вызвала «скорую помощь». Расчета, что она к этому времени все еще будет живой, не было. Раскаивалась только в том, что не смогла умереть. Нашла вторую работу, стала хорошим специалистом. На второй работе — курсах — ученики ее очень любят за строгость, за поддержку, за знания. Спорт и танцы — ее стихия. Здесь она «отрывается». Родители стали уделять ей больше внимания. Но уже поздно, они ос­таются для нее просто биологическими родителями. Парень бросил ее, считая ее психиче­ски больным человеком. Ему нужен нормальный человек. Что с ней после того, как она вы­жила? Ничего. Пустота. Безысходность, истерики, сожаления, слезы. И тут же отчая­ние, равнодушие ко всему. Думает, что в этом мире ей нет места. Чувствует себя изгоем, хотя многие ее любят. Она хороший специалист. Но ей от этого ни жарко, ни хо­лодно. Иногда бывают моменты, когда ей хочется жить, творить, идти вперед. И у нее много чего получается, но не получается одного — получать от этого удовольствие. Ей очень тяжело, она не знает, как себе помочь. Умереть хотела бы, но покончить с собой не получается, надоели неудачные попытки. Как будто не судьба...Хочет попытаться найти способ жить как все, стать нормальным человеком, радоваться жизни, но жить так, как она сейчас живет, — просто невозможно. Она больше не может...вся ее жизнь — полный бред.

Психическое состояние: В отделение пришла в назначенный день, терпеливо дождалась приглашения в кабинет врача, села на стул. Походка свободная, ровная. Больная одета со вкусом, одежда молодежного стиля. На лице нанесен легкий, подчеркивающий макияж, имеют место элементы пирсинга. На вопрос врача, с чем связано желание иметь такое большое количество серег в ухе, больная ответила... «Мне нравится, когда это на мне есть...» В словесный контакт с врачом вступает с некоторым недоверием и напряжением. О своем состоянии говорит неохотно... «мне кажется, что я на допросе и мне надо дока­зать возможность пребывания здесь... я вообще-то не напрашивалась... одно дело, когда врача 2 года знаешь, и совсем другое, когда первый раз беседуешь». При переводе темы на разговор о работе больная несколько успокоилась, стала отвечать более охотно и подробно. Сообщила, что переживает по поводу перевода на новое место работы, так как испыты­вает неприязнь людей, с которыми работает в одном отделе. Затрудняется объяснить и охарактеризовать свое состояние... «меня ничего не радует... смысла ни в чем не нахо­жу...». Входе беседы сообщает, что не испытывает никаких особо теплых чувств ни к се­стре, ни к родителям... «у меня с ней нет никаких отношений, я ее не понимаю абсолютно... родителей воспринимаю как обычных, банальных родителей..». Отмечает, что является одиноким человеком, но считает это чувство неотъемлемой частью своей жизни: «Одино­чество обыденное, нормальное привычное состояние...» Сообщает, что в последние два года стала модно одеваться и применять косметические средства, чтобы через одежду, пир­синг, косметику давать сигналы остальным людям о себе, сообщать через внешние атрибу­ты хоть какие-то сведения о своем внутреннем мире. Если раньше, наоборот, внешность, детали туалета и одежды служили для сокрытия своих переживаний и внутреннего мира, то сейчас полагает исчерпанной роль маски и превращает свое внешнее убранство в сиг­нальное устройство, опознавательные знаки, своеобразный словарь, по которому можно что-то прочитать о ней. Говорит о том, что не собирается выходить замуж и тем более заводить детей... «я их всегда не любила, даже на руки не брала», при этом больная пренеб­режительно поморщилась. Фон настроения снижен. Выражение лица напряженное, взгляд усталый, безрадостный. Входе беседы сообщает, что в свободное время охотно занимается спортом (легкой атлетикой, гимнастикой)... «физические нагрузки изматывают и можно сбросить лишний негатив., все раздражает — и погода, и то, что утро, зима и т.д.». Гру­бых нарушений со стороны интеллектуально-мнестической сферы не выявляется. Острой психопродуктивной симптоматики не отмечено. На лечение и обследование в условиях дневного стационара согласилась.

Анализируя данный случай, мы обращаем внимание прежде всего на почти художественное талантливое изложение своей автобиографии нашей подопеч­ной. На протяжении всей жизни, начиная с самых малых лет, сквозным состоя­нием проходит аутичный статус пациентки. При этом она не всегда оценивалась окружающими как аутистическая личность. Любопытен эпизод самостоятель­ного изменения внешней стороны общения, при котором сама пациентка конс­татирует исключительную внутреннюю закрытость. Внутри ее души, как в тех самых кречмеровских римских домах, разыгрываются богатейшие пиры, идет напряженная и, что немаловажно для дифференциальной диагностики патоса с нозосом, плодотворная интеллектуальная и эмоциональная жизнь. Личные, душевные привязанности больной носят парадоксальный, необычный харак­тер. Она обнимается с кошками и собаками, она необычной любовью, как живое существо, любит город детства, Уфу, она описывает свое чувство к городусловами лучших любовных романов XIX века. Это отражает сенситивные черты личности, поэтому характер нашей пациентки можно квалифицировать как сенситивно-шизоидный. Но при этом неизменно отмечает внутреннюю холод­ность и пустоту к близким людям. Она овладевает искусством «казаться» общи­тельной, «казаться» любящей, беспощадно отмечая отсутствие истинной пот­ребности к общению и сопереживанию. Интересно проанализировать «среду существования души» этой шизоидной личности. Описываемые в психическом состоянии демонстративность одежды, молодежный стиль, элементы пирсинга, яркость макияжа меняли свое предназначение на протяжении жизни. Во време­на отрочества и юности Татьяны это было маской, изобретенной талантливой натурой для сокрытия внутренней стены. Весь внешний вид и одежда пациент­ки как бы кричали: «Я — ваша», и кричали только затем, чтобы никто не дога­дался, насколько она чужая, иная, недоступная в своей душе постороннему про­никновению. И она сама, будучи натурой богатой, писательской, раскрывала эту защитную функцию своего внешнего вида, своего поведения, способа воль­ного или невольного обмана окружающих людей. Вся среда обитания ее души вопила известными словами песни: «А чтоб никто не догадался, что эта песня о тебе». Если раньше ее внешность служила в качестве маски, закрывающей ис­тинное душевное нутро Татьяны, то в последние два года наша больная переназ­начила свое внешнее выражение, одежду, макияж, косметику на роль сигнала, на роль окошка, через которое, говоря словами Лейбница или Гуссерля, монада души нашей героини желает установить связь с внешним миром, вступить с ним в диалог. При шизоидной психопатии нередко отмечается состояние, описывае­мое термином «анахоретство», при котором больные обособляются от окружаю­щего мира, стремятся к безлюдным местам, избегают контактов с людьми. У на­шей пациентки во внешнем поведении все как раз наоборот. Она не только не избегает людей, она с девятого класса заставила себя «казаться иной», стала внешне общительной девушкой, «завела себе подружек, чтобы ходить с ними на переменках». Вот только ее внутренний мир, ее самосознание и ее душевная де­ятельность находятся в позиции анахоретства к внутреннему миру других людей и всего остального человечества. У Татьяны, прямо как по тексту П.Б. Ганнуш­кина, накапливаясь в течение многих лет, внутренние противоречия и напряже­ние разрешаются внезапным аффективным разрядом и совершением истинной попытки суицида, по случайности не завершившейся смертью. Отсутствие пе­релома в истории жизни, отсутствие новых, несвойственных данной личности изменений в течение жизни, если можно так выразиться, «гармоничное» плано­вое развитие этой дисгармоничной личности отличают ее характер от постпро- цессуального дефекта личности, исключают диагностирование болезненного процесса. Хотя это не делает переживания и само существование этой аномаль­ной личности менее страдающим. Само обращение к психиатрам, выворачива­ние наружу своих глубоко спрятанных внутренних душевных переживаний есть, по сути, крик о помощи, есть объективное подтверждение ее слов о появлении время от времени желания жить. Итак, мы изучили феноменологию пяти типов личности, наиболее часто имитируемых психопатоподобными нарушениями других психических заболеваний.

Негативные синдромы

Не существует однозначного определения негативных синдромов и негативной симптоматики. В этом случае, как и во многих похожих, психиатры прекрасно понимают, о чем идет речь, описывают множество различных психических нару­шений, но не могут дать точное определение их сущности. Несмотря на это, переходя к данной теме, мы должны определить для себя различия психопродук­тивной и негативной симптоматики. В общем смысле позитивные расстройст­ва — это нечто новое, ранее не свойственное нормальной психике человека, а негативные — потеря уже имеющихся нажитых свойств и качеств психики преи­мущественно на личностном уровне. Попробуем провести аналогию с соматичес­ким заболеванием человека.

Перед нами пациент с гнойным отитом. Появление гноетечения из уха будет в нашем понимании продуктивным симптомом, ибо у здорового человека гной из уха никогда не течет. Больной до болезни имел хороший слух. После перфорации барабанной перепонки слух на больное ухо резко снизился — это будет негативный симптом как результат развития отита. Для лучшего усвоения сути разделения син­дромов можно воспользоваться следующим художественным образом. По дороге идет путник и несет за спиной рюкзак. На пути встретился оригинальный камень. Он положил его к себе в рюкзак. Идет дальше, попадается консервная банка. Он посмотрел, она не ржавая, целая, в нее можно налить воды. Положил в рюкзак. Дойдя до конца своего пути, он принес полный рюкзак всякой всячины. Это и бу­дут приобретенные предметы — позитивные расстройства. Тот же человек вновь пошел, но уже другим путем. В его рюкзаке во время привала мышка прогрызла дыру. Человек вышел с большим запасом еды, питья, предметов обихода. Из дырки в рюкзаке при ходьбе вываливаются различные продукты и предметы. Путник пос­тепенно беднеет, теряет тот запас материальных ценностей, которые брал с собой в дорогу. Вот так и наш больной. Если на болезненном пути у него появляются гал­люцинации, бред, депрессия, — это все примеры психопродуктивных нарушений - их не бывает у здорового человека. А вот если он начинает терять то, что раньше имел (память, волю, чувства, способность к общению, стержневые особенности своего характера и личности), — это и будут негативные расстройства. В данной главе будет приведено большинство описанных различными авторами и школами негативных нарушений, примеров из психиатрической практики. Негативные на­рушения нередко являются финалом, итогом развития болезни. Само выделение Э. Крепелиным «преждевременного слабоумия» (dementia precox) связано с введением гейдельбергским профессором в клиническую практику понятия «исхода» как необратимого финала выделенной им же болезни. По своей сути ис­ход и был совокупностью нескольких негативных синдромов. Многие психиатры мира считают неправомочной диагностику шизофрении при отсутствии проявле­ний негативных расстройств, утверждая, что они являются центральными при ши­зофрении, а психопродуктивная симптоматика отражает декомпенсацию психи­ческой деятельности. Но если во времена Крепелина негативные состояния были необратимыми, то в наши дни, особенно после введения в клиническую практику атипичных нейролептиков, негативная симптоматика в определенной степени редуцируется. Это явилось даже одним из поводов возвращения к концепции еди­ного психоза и проведению симпозиума на VIII Всемирном конгрессе биологичес­ких психиатров в 2005 г. под названием «Был ли Э. Крепелин прав? ». Название этого симпозиума отражало и отражает сомнения психиатров в необратимости не­гативной симптоматики при шизофрении.

Клиническим фактом остается сочетание в ряде синдромов и симптомов про­явлений и расстройств и психопродуктивного, и негативного спектра. Как, нап­ример, однозначно оценить аутизм? Или нарушения мышления при шизофре­нии? А если в ходе болезни личностные проявления не столько сглаживаются и стираются, сколько появляются черты характера, ранее не свойственные дан­ному человеку? Скажем, не в виде бреда, а в качестве псевдопсихопатии появля­ются паранойяльные черты личности или шизоидные черты — нажитая шизоиди- зация или нажитая паранойяльность? Мы вновь приходим к тому, что часто не­возможно выделить, вылущить из «объемлющего», единого психического состояния человека какой-либо однозначный синдром или симптом.

В 1983 г. А.В. Снежневский опубликовал в своем руководстве «два знамени­тых круга» — соотношения общепатологических позитивных и негативных синд­ромов и нозологических единиц. В этой главе нас интересует второй круг. Пос­кольку более гармоничную классификацию негативных синдромов найти трудно, мы попробуем пройтись по окружности этого круга. Итак, вот перечисление не­гативных синдромов от легких до тяжелейших и конечных состояний: 1) истоща- емость психической деятельности; 2) субъективно осознаваемая измененность «Я»; 3) объективно определяемая измененность личности; 4) дисгармония лич­ности (в том числе шизоидизация); 5) снижение энергетического потенциала; 6) снижение уровня личности; 7) регресс личности; 8) амнестические расстройст­ва; 9) тотальное слабоумие; 10) психический маразм.

Из представленных групп синдромов последние три финальных круга мы уже изучили. Необходимо вспомнить знаменитую теорию И.В. Давыдовского второй половины XX столетия об эквифинальности течения многих болезней. Суть ее очень проста, именно этот принцип интуитивно был положен Э. Крепелиным в основу выделения преждевременного слабоумия. Многие различные нозологи­ческие формы в своей динамике и течении приводят к одинаковому финалу, ко­торый Э. Крепелин называл конечным состоянием, а И.В. Давыдовский — экви- финальностью. И действительно, в своих терминальных и конечных состояниях многие органические заболевания мозга приводят к одному и тому же состоя­нию - психическому маразму. К дисгармонии личности приводят также многие варианты эндогенных психических заболеваний и даже некоторые пограничные психические расстройства. Итак, в первом круге рассматривается истощаемость (астенизация) психической деятельности. Она наблюдается при пограничных пси­хических нарушениях, в частности именно это нарушение является стержневым при неврастении, а также при шизофрении, эпилепсии, любом органическом за­болевании мозга. Если сказать образно, почти не бывает такого психического расстройства, где бы не встречалась истощаемость психической деятельности. Еще в 1910 г. К. Бонгоффер описал гиперэстетически-эмоциональное состояние слабости, т.е. астенический синдром после перенесенных соматогенно-обуслов­ленных психозов или тяжелого соматического заболевания. Для него, по описа­нию К. Бонгоффера, характерны ощущение слабости, повышенной утомляемости, раздражительности, ослабление памяти и внимания, эмоциональная лабиль­ность, непереносимость к сильным внешним раздражителям. Больные могут жа­ловаться на кошмарные сновидения. Если психическая астения при пограничных нарушениях понятна и проста, многими психически здоровыми людьми неод­нократно испытана, то проявления астенизации при эндогенных психических расстройствах нам необходимо обсудить.

Андрей, 16 лет, учащийся девятого класса, отличник, победитель областной олимпиа­ды по физике, сочиняющий небольшие четверостишия, стремится в своем лице объеди­нить физиков и лириков, кумир девчонок своего класса. После летних каникул постепенно стал чуть хуже учиться. То не успеет выполнить домашнее задание, то не выучит часть главы из «Евгения Онегина», то напутает при ответе у доски. Ничем не болел, лето про­вел в деревне, на свежем воздухе. Периодически жалуется на головную боль, иногда на бес­сонницу. Нагрузка в том году в девятом классе не превышала обычной, установленной в течение многих лет в этой гимназии. Все показатели соматического здоровья - в норме. Все тестовые методики, исследующие память, внимание, также показывают норму. Од­нако к концу девятого класса стал изредка поговаривать, что нет желания готовиться к очередной олимпиаде.

Что мы видим в описании психической истощаемости у этого пациента? Бес­причинность психической астенизации в смысле какого-либо соматического забо­левания. Мы видим, хотя и не сразу, обязательное подключение компонента воле­вого снижения, снижения желания деятельности. Нередко налицо несоответствие между психической и интеллектуальной нагрузкой и обнаруживаемой истощае- мостью и астенизацией. Плохо то, что такая астенизация проходит, как правило, мимо психиатра, она обнаруживается постфактум только при тщательном сборе анамнеза.

У Степана В., 17 лет, десятиклассника, обнаруживались астенизация и истощае­мость психической деятельности при следующих обстоятельствах. В начале десятого класса он перенес обострение хронического пиелонефрита с длительным подъемом темпе­ратуры до 38—39, 5 °С. К началу второй четверти состояние нормализовалось, но он был вынужден решать по двадцать-тридцать задач по физике и математике ежедневно, так как перешел в профильный класс подготовки к учебе в вузе по специальности програм­миста. К концу второй четверти он стал плохо спать, появились раздражительность, головные боли в вечернее время, повышенная потливость. Снизилась успеваемость, отме­чались случаи засыпания на уроках, пропуски занятий. Отдохнув на зимних каникулах в зимнем доме отдыха, он всю третью четверть вполне успешно учился. Исчезли головные боли, улучшился сон.

Второй пациент и его астенизация - очень понятны, объяснимы и легко диагностируемы как следствие перенесенного соматического заболевания и рез­ко повышенной интеллектуальной нагрузки.

Симптом Феофраста

Субъективно ощущаемые изменения склада личности проявляются изменением жизненных позиций, мотивов своих поступков, изменением отношения человека к самому себе и окружающим друзьям и родственникам. Эти изменения человек на уровне рефлексии улавливает сам, но окружающие до поры не замечают этих перемен.

Владимир Сергеевич, 32лет, директор небольшого предприятия автосервиса, отлича­ясь скрытой акцентуацией личности, с отдельными чертами сенситивно-шизоидной структуры, после нескольких лет работы руководителем предприятия получил, по его словам, «отравление людьми», которые один за другим вызывали разочарование «преда­тельством» своих коллег и начальника. В течение двух последних лет он стал замечать, как былое доверие к людям сменяется нарастающей подозрительностью, постепенным закрытием своего «Я» от коллег. При этом никто не замечал перемен. Владимира Сергее­вича по-прежнему приглашали на вечеринки, журфиксы, чествования, просили расска­зать очередной новый анекдот, спеть под собственный аккомпанемент на шестиструнке старый романс или модный шлягер. Только он один, наедине сам с собой, улавливал нарас­тающие перемены своего внутреннего мира, своей «улитки с торчащими глазками». Он считал эти изменения порождением неблагоприятной среды и «несовершенства челове­чества». И только спустя три года от «начала нового обледенения» (так именовал свою собственную болезнь наш пациент) окружающие коллеги начали замечать объективно­определяемую измененность личности Владимира Сергеевича. Коллеги стали с удивлением обнаруживать пренебрежительные взгляды, которые наш пациент бросал то на одного, то на другого бывшего друга. Он мог на собрании или совещании грубо оборвать сослужив­ца, выставить на всеобщее посмешище своего преданного помощника, обвинив его вслух в предательстве интересов фирмы. Перестал посещать дружеские попойки. Стал ревно­вать жену к своему первому заместителю, пока еще находя «реальные подтверждения» едва заметному флирту. Составил договор с частной охранной фирмой, поставив у входа в офис двух бритоголовых с квадратными плечами. Один из коллег образно дал определение этим объективным изменениям: «Крыша еще не поехала, но Трансвааль накопил уже мно­го снега, жди обвала».

Очень своеобразной дисгармонией личности является симптом Феофраста, описанный в 1982 г. В.М. Блейхером и Л.И. Завилянской, представляющий собой один из признаков изменений личности при старении человека. Если считать крайние варианты пубертантного криза преходящей возрастной дисгармонией личности, то симптом Феофраста можно также отнести к возрастной дисгармо­нии. Наблюдается данное состояние в возрасте 55—60 лет. Симптом проявляется в несвойственном возрасту поведении — повышенной активности, недостаточной самокритичности, оживлении интереса к модной одежде, стремлении и тенден­ции к завязыванию отношений со значительно более молодыми людьми, оживле­ние сексуальных интересов, частое посещение танцевальных вечеров. Грубая со­судистая патология не выявляется. Симптом назван в честь Феофраста — филосо­фа Древней Греции, который в своих произведениях описал опсиматию, обозначавшую не подобающее пожилому возрасту поведение человека [9].

Профессор кафедры научного коммунизма одного из крупных вузов, 59 лет отроду, примерный муж и отец, имеющий двух внуков и трех внучек, в течение нескольких меся­цев настолько преобразился, что стал объектом пристального интереса парткома инс­титута. Сначала его заметили на студенческих вечеринках, куда он «забегал», дабы блюсти нравственность студентов. При этом поражал публику джинсами, только вхо­дившими в моду. В зимние каникулы он вдруг вознамерился сходить в лыжный поход по Южному Уралу, скрыв от семьи эту молодецкую удаль. В походе приударил за молодень­кой студенткой, почти на сорок лет младше его. Пел песни, наигрывая на гитаре, удивляя младшее поколение знанием блатного фольклора. Судя по описанию свидетелей, настрое­ние было ровным, спокойным, т.е. признаков гипомании не зафиксировано. По возвраще­нии из похода расстался с молодой пассией и приударил тут же за аспиранткой соседней кафедры, чем вызвал немалый переполох в научном мире. На одном из заседаний ученого совета жених аспирантки публично назвал его старым козлом. Профессор тут же вызвал его на дуэль, предлагая в качестве оружия плевки друг в друга. Кто плевком первый попа­дет в противника, выиграет дуэль и потребует извинения у пораженца. Нет нужды констатировать, что первым же своим плевком помолодевший дуэлянт попал в лицо же­ниха. Нарушив правила дуэли, молодой человек подбежал к профессору и слегка шлепнул того по физиономии. Профессор упал и ударился головой о мозаично-бетонный пол холла. Лежа в палате травматологического отделения, он рассказывал соседям свою эпопею, доводя до колик в животе болезный люд.


Поделиться:



Последнее изменение этой страницы: 2017-05-05; Просмотров: 614; Нарушение авторского права страницы


lektsia.com 2007 - 2024 год. Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав! (0.031 с.)
Главная | Случайная страница | Обратная связь