К чату присоединяется Медведочеловек.

Медведочеловек: Хочу поговорить о тех двух девчонках, которых видел.

Нью-Йоркское Чудовище: Я знаю, где Дания. После того, как меня прокляли, мне хватает времени для учебы, поскольку другой жизни у меня нет.

Мистер Андерсон: Ты это хорошо подметил, Нью-Йоркское Чудовище. Мы обсудим и изменения жизни, вызванные превращением.

Нью-Йоркское Чудовище: А там холодно, Молчальница?

ДеваМолчальница: Да, холодно J. Но под водой тепло.

Нью-Йоркское Чудовище: Ты одна, Молчальница?

Медведочеловек: Эти 2 девчонки — 1 зовут Розочка [5] & она реально горячая-яяяя!!!!

ДеваМолчальница: В общем-то, одна. Я понимаю, куда ты клонишь, Чудовище.

Лягушан: Мне труднее всего ест мух.

Медведочеловек: А другую звать Беляночкой.

ДеваМолчальница: Я одна, но есть парень… моряк…

Медведочеловек: Только не перепутайте, есть похожая, но ту звать Белоснежкой. Она другая сестра Розочки. Тихая, тоже хорошенькая.

Лягушан: Не люблю мух.

Нью-Йоркское Чудовище: Молчальница, дело в том, что я ищу девушку… девушку, которая смогла бы меня полюбить.

ДеваМолчальница: Я польщена, Чудовище, но я люблю другого. Юношу с корабля. Я спасла его, когда он тонул.

Мистер Андерсон: Мы можем не говорить все разом?

Нью-Йоркское Чудовище: Обычно нам не с кем поговорить.

Лягушан: Одноко бть лягшкой кгда на смом деле ты дргой.

Мистер Андерсон: Я понимаю ваши чувства. Но все-таки нам нужно высказываться поочередно, чтобы не сбилась основная нить беседы. Это наш первый чат. Я думал, мы поговорим о том, как дошли до жизни такой… я имею в виду превращение.

Лягушан: Как дшли — рассрдили ведьму.

Нью-Йоркское Чудовище: Точно.

ДеваМолчальница: Я никого не сердила. Я приняла условия Морской Ведьмы: мой голос в обмен на человеческие ноги. Потому я стала Молчальницей.

Нью-Йоркское Чудовище: Но ты ловко набираешь слова, Молчальница.

ДеваМолчальница: Спасибо, Чудовище. У меня ведь пальцы, а не когти.

Медведочеловек: Ха-ха-ха!

Мистер Андерсон: Чудовище, почему бы тебе не рассказать нам о своем превращении?

Нью-Йоркское Чудовище: Настроения нет.

Мистер Андерсон: Но ведь ты среди друзей, Чудовище.

Медведочеловек: Давай, рассказывай! Мне тоже хочется поговорить о тех 2 девчонках.

Нью-Йоркское Чудовище: Принц, ты знаком даже с 2 девушками??? А где ты находишься???

Мистер Андерсон: Чудовище, у нас тут не служба знакомств.

Нью-Йоркское Чудовище: Конечно, службу знакомств найти легко. Но трудно познакомиться с девушкой, когда у тебя облик Чубакки [6]! А мне нужно с кем-то познакомиться, чтобы снять проклятие.

Мистер Андерсон: Тебе нужна и сетевая поддержка, поэтому я и организовал этот чат.

ДеваМолчальница: Пожалуйста, Чудовище, поговори с нами, ты в кругу друзей.

Нью-Йоркское Чудовище: Хорошо, поговорю. Во-первых, вам надо знать: я чудовище.

Лягушан: Отсда твй ник.

Мистер Андерсон: Воздержись от насмешек, Лягушан.

Нью-Йоркское Чудовище: Да нет, все нормально. Было время, когда я спокойно мог сказать о толстой девчонке: «Она чудовище». Но я — чудовище в другом смысле. Я зверь. Шерсть, когти, все такое. Внешне я совершеннейший зверь внутри по-прежнему остаюсь человеком.

Медведочеловек: В самую точку.

Нью-Йоркское Чудовище: Мне по-настоящему тяжело. Когда я был человеком, я не был чудовищем или уродиной. Я был… красавчик. Крутой богатый парень. В школе все искали моей дружбы. Меня там избрали принцем.

Медведочеловек: Избрали? Принцем?

Лягушан: Принцев не выбрают... я бл прнцем кгда-то.

Нью-Йоркское Чудовище: Это долгая история.

Лягушан: Я бл прнцем.

Мистер Андерсон: Чего-чего, а времени у нас предостаточно. Расскажи нам свою историю, Чудовище.

Нью-Йоркское Чудовище: «вздох» Хорошо. Все началось из-за ведьмы.

Лягушан: Так всгда все начнатся.

 

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

ПРИНЦ И ВЕДЬМА

ГЛАВА 1

Я чувствовал: все они смотрят на меня, но я к этому привык. Отец с детства учил меня держаться невозмутимо. Если ты такой, как люди нашего круга, это всегда заметно.

До окончания девятого класса оставался месяц. Внештатный преподаватель раздавал нам бюллетени для выбора лучшей пары на весеннем балу. Обычно я считал это голосование тупым занятием.

— Кайл, там есть твое имя, — сообщил мой дружок Трей Паркер, стиснув мне руку.

— Велика важность.

Я повернулся к Трею и заметил, как девчонка, сидевшая рядом (никак не запомню ее имя — не то Анна, не то Ханна), опустила глаза. Значит, все время пялилась на меня.

Я просмотрел бюллетень. Среди кандидатов на звание принца девятого класса значилось мое имя — Кайл Кингсбери. Были и другие, но это так, для видимости равноправия. Все шансы у меня.

При такой внешности и отцовских деньгах со мной некому тягаться.

Внештатник был новеньким. Жизнь еще не уничтожила его иллюзий по поводу нашей школы. Он решил: раз в школе Таттл (так называлось наше привилегированное учебное заведение) есть салат-бар и желающие могут посещать курс пекинского диалекта китайского языка — то есть раз это школа, где учатся дети из богатых нью-йоркских семей, — мы будем относиться к нему не так, как разный отстой из общедоступных школ. Бо-о-ольшая ошибка. Этот придурок вещал нам, как будет проходить экзамен. Он бы еще объявил, что к экзамену надо готовиться! Мы не впервые проскакивали эти экзамены, и потому пятьдесят минут урока потратили не на дурацкие повторения, а на то, что интереснее нам. Большинству было интереснее копаться в бюллетенях и вписывать туда свой выбор. Остальные перебрасывались эс-эмэсками. Одноклассники заполняли бюллетени, поглядывая на меня. Я это видел и улыбался. Кто-то на моем месте стал бы корчить из себя скромнягу. Сидел бы с опущенной головой, глазки в пол, будто ему стыдно за свою популярность. Я в такие отстойные игры не играю. С какой стати? Глупо отрицать очевидное.

— Там есть и мое имя, — сказал Трей, снова сжав мне руку.

— Поосторожнее, — бросил ему я, растирая кисть после его хватки.

— Тебе осторожность тоже не помешает, — огрызнулся Трей. — Скалишься во весь рот, будто уже принц и красуешься перед папарацци.

— А тебе это не по вкусу?

Я улыбнулся еще шире и махнул рукой, как это делают политики на массовых сборищах. Кто-то поймал кадр на свой мобильник. Ну вот, я же не просил. Им самим это нравится.

— Тебе нельзя было позволять рождаться на свет, — заявил мне Трей.

— Благодарю за откровенность.

Я подумал, что надо проголосовать за Трея. Так, из вежливости. Трей еще потянет на среднего комика, а в остальном... Ни кожи ни рожи. Да и семья у него — ничего особенного. Его отец — врач или что-то в этом роде. Когда в школьной газете опубликуют результаты голосования, Трей будет долго чесать затылок, созерцая себя на последней строчке, а то и вообще не увидит своей фамилии.

С другой стороны, клево получить парочку голосов от тех, кто по положению почти равен мне. Особо злить Трея не стоит. Он меня боготворит. Или заискивает передо мной, что больше похоже на правду. Настоящий друг искренне желал бы мне победы. Но настоящие друзья остались только в старых книгах. Отец с детства внушал мне другую истину:

«Не будь простаком, Кайл, и не обманывайся на блестяшках вроде дружбы и любви. Ты каждый раз будешь убеждаться, что единственный, кто тебя по-настоящему любит, это ты сам».

Мне было лет семь или восемь, когда я услышал от него эти слова.

— Пап, а как же ты? — спросил я.

— Что?

— Ты же меня... любишь? Меня. Нас. Твою семью.

Прежде чем ответить, он долго глядел на меня.

— Это совсем другое, Кайл.

Больше я никогда не спрашивал отца, любит ли он меня. Я понял: тогда, в первый раз, он сказал правду.

Я сложил бюллетень, чтобы Трей не видел, кого я вписал. Разумеется, самого себя. Я знал, что Трей тоже впишет свое имя, но это совсем другой уровень.

— Отвратительно! — вдруг послышалось из дальнего угла класса.

Мы все повернулись в ту сторону.

— Наверное, ей соплями намазали под партой, — шепнул Трей.

— Не ты ли? — усмехнулся я.

— Я уже не в третьем классе.

— Отвратительно! — повторил тот же голос.

На задней парте сидела незнакомая мне деваха, вся в черном. Видно, одна из психованных готов. Окорок в мешковатой черной одежде, какую носят лишь террористки или ведьмы. (Попутно скажу, что в Таттл формы не было и в помине. У наших предков хватает денег на шмотки от Дольче и Габбана, и все попытки ввести форму они бы восприняли как личное оскорбление.) Волосы у этой антикрасотки были выкрашены в зеленый цвет. Что ж это ее так напугало, если вопит во всю глотку? Новенькая, наверное? Странно, я даже не заметил, когда она появилась. Почти всех я знал с первого класса.

Внештатнику не хватило мозгов игнорировать эту дуру.

— Что же отвратительно, мисс... мисс...

— Хилферти, — подсказала она. — Кендра Хилферти.

— Кендра, вы обнаружили что-то неприятное в парте или под партой? — спросил этот идиот.

— С партой все в порядке. Это с нашим миром происходит что-то неладное.

Толстая цыпочка встала, будто собиралась произносить речь.

— Мир зашел куда-то не туда. На дворе двадцать первый век, а мир до сих пор носится с выпендрежем элит и поощряет его.

Она помахала бюллетенем. Вокруг захихикали.

— Это всего-навсего бюллетень бала девятиклассников, — влез в разговор Трей. — Путем голосования мы выбираем принца и принцессу бала. Наших аристократов.

— Вот-вот, — подхватила толстуха. — А кто они такие? Почему к ним нужно относиться как к аристократам? На чем основан выбор? На одном-единственном качестве — внешней красоте.

— По мне, неплохая основа, — бросил я Трею, причем достаточно громко. Потом встал и сказал: — Бюллетени определяют наш выбор. Каждый волен голосовать так, как хочет. Это демократический процесс.

Вокруг меня несколько человек одобрительно вскинули руки с выставленными вверх большими пальцами. Анна (или Ханна) что-то прокричала. Однако другие, кому повезло с родителями, но не повезло с физиономией, молчали.

Толстуха сделала несколько шагов ко мне.

— Демократический процесс? — насмешливо переспросила она. — Да они же овцы, бегущие вместе со стадом. Они голосуют за так называемых популярных личностей, потому что так проще. Они выбирают поверхностную красоту, которая бросается в глаза: светлые волосы, голубые глаза. — Она в упор смотрела на меня. — А вот то, что другой может быть смелее, сильнее, умнее, увидеть непросто. Нужно захотеть это увидеть.

Чертов кусок сала! Ее слова меня рассердили.

— Умные найдут способ улучшить собственную внешность. Ты могла бы сбросить вес, сделать пластическую операцию, убрать с лица веснушки и отбелить зубы. — Я нарочно сказал «ты». Пусть в следующий раз думает, прежде чем разевать свою пасть. — Мой отец — большой человек в индустрии теленовостей. Он говорит, что нормальным людям противно смотреть на уродов.

— И ты тоже так думаешь? — спросила Кендра, изогнув черные брови. — Уж не прикажешь ли нам измениться, чтобы соответствовать твоим меркам, Кайл Кингсбери?

Я невольно вздрогнул, услышав от нее свое имя. Уверен, раньше я никогда не видел эту толстую дебилку. Но она меня знала. Меня все знают. Возможно, это и подсказало мне ответ.

— Да! — крикнул я. — Да. Я тоже так думаю. И я знаю, что это правда.

Кендра подошла ко мне. Ее длинный нос загибался крючком. Светло-зеленые глаза пылали гневом.

— Тогда моли всех богов, Кайл, чтобы самому не стать уродом. Ты уже урод, но внутри, что гораздо важнее внешности. А если ты потеряешь спою смазливую внешность, сомневаюсь, что тебе хватит ума и смелости вернуть ее назад. Кайл Кингсбери, ты чудовище.

Чудовище. Слово из другого времени и места. Оно сразу напомнило мне сказки. Я ощутил странное покалывание в кистях рук, будто огонь ее глаз опалил мне кожу. Усилием воли я отбросил это ощущение.

 

ГЛАВА 2

ЧУДОВИЩЕ

 

— Эта штучка, косящая под готов, на английском оторвалась по полной, — сказал я Трею, когда мы переодевались для урока физкультуры.

— Да уж, если тебя зацепило, — ответил он.

— Когда десять лет подряд смотришь на уродливую физиономию вроде твоей, уже ничто не цепляет.

— Ладно. А почему ты до сих пор сам не свой? Есть другая причина?

— Представь себе, есть.

Трей угадал. Когда толстуха посоветовала мне молить всех богов о том, чтобы не стать уродом, когда метнула в меня молнии своих зеленых глаз... мне показалось, что она знает про меня все. Например, как я плакал, когда мама исчезала из дому, и боялся, что больше ее не увижу (однажды так и случилось). Нет, это мое воображение. Ничего подобного толстуха не знала и знать не могла.

— Другая так другая, — согласился покладистый Трей.

— В общем, она меня действительно напугала, — признался я. — Страшно, что такие люди существуют.

— Да. Надо, чтобы кто-то познакомил эту леди с правилами поведения в нашей школе.

Трей был совершенно прав. Я пытался вести себя так, будто мне плевать на выборы принца бала и все такое, но мне было не плевать. Бал мог стать днем моего триумфа. И дернуло же эту чертову ведьму влезть со своей проповедью!

Мысленно я только так ее и называл — ведьма. В иной ситуации я бы употребил иное слово, и рифму[7]. Но взгляд этих зеленых глаз (такого оттенка зеленого я еще не видел) заставлял меня думать именно о ведьме. Это слово очень ей подходило.

Придя в спортзал, я снова увидел ведьму. Мы бегали по дорожке вокруг поля, но толстуха сидела на скамейке верхнего яруса, почти под самой стеклянной крышей. Она была все в том же мешковатом платье. Под стать ей была и погода за окном. Небо хмурилось, готовое пролиться дождем.

«Ее нужно проучить», — подумал я. Как она говорила? «Ты уже урод, но только внутри, что гораздо важнее внешности... Ты чудовище».

Какая чушь! Если с самого начала не указать ей ее место, потом будет хуже. Хочет учиться здесь, пусть усвоит наши правила. А не нравится — пусть сваливает.

И вдруг я понял, как я ее проучу.

Я прибавил темп. Тренер велел нам пробежать пять кругов. Обычно я не особо напрягался. К чему? Закончишь раньше времени, тренер еще что-нибудь придумает. Я играл в двух школьных командах, но уроки физкультуры были обязательны для всех. Но тренер — тоже человек, к нему можно найти подход. Он любит, когда его уважают. Нужно посмотреть на него с уважением. Это помогает тренеру вспомнить, сколько денег отвалил мой отец на развитие школьного спорта. И тогда у правил появляются исключения.

Но даже в медленном темпе я закончил пробежку раньше всех остальных. Считая себя свободным, я двинулся к скамейке, на которой сидела ведьма. На коленях у нее что-то лежало. Наверное, наладонник.

— Кингсбери! — Крикнул мне тренер. — Если ты закончил пробежку, в оставшееся время можешь покидать мяч в корзину.

— Конечно, тренер.

Я повернулся и сделал шаг в сторону поля, но тут же остановился и скорчил гримасу.

— Тренер, мне что-то ногу свело. Можно я ее помассирую? Не хочется осложнений перед соревнованиями.

Добавим к этому почтительный взгляд.

— Ладно, иди на скамейку, — засмеялся тренер, — ты и так на целую голову опережаешь других.

Сработало!

— Спасибо за вашу оценку!

Он снова засмеялся. Покидать мяч я еще успею.

Я добросовестно прихрамывал, пока тренер не повернулся ко мне спиной. Тогда я мигом добрался до скамейки, где сидела ведьма, и принялся массировать ноги.

— А ты умеешь играть на тщеславии взрослых, — сказала ведьма.

— Научился, — с улыбкой ответил я.

На коленях у ведьмы лежал вовсе не портативный компьютер, а старинное зеркало с ручкой. Такое же, как в мультике «Белоснежка». Заметив мой взгляд, она быстро спрятала зеркало в рюкзак.

— Зачем тебе зеркало? — спросил я.

Вообще странно, что такая уродливая особа любит смотреться в зеркало. Да еще в такое большое и тяжелое. Это и для красавицы было бы странно.

Она пропустила мимо ушей мой вопрос.

— Как твоя нога? — спросила ведьма.

— Что?

Я застыл на месте. Откуда она знает про ногу? Наверное услышала мой разговор с тренером. Здесь всегда все хорошо слышно.

— Да нога в порядке. Маленькая хитрость. На самом деле я пришел поговорить с тобой.

— Чем я заслужила такую честь? — удивленно вскинула брови ведьма.

— Я бы не сказал, что это честь. Я просто... думал.

— Должно быть, для тебя это тяжкое занятие.

— Я думал о том, что ты сказала в классе. И решил, что ты права.

— Неужели?

Ведьма несколько раз моргнула, как крыса, вылезшая из темной норы на свет.

— Я не шучу. Мы часто судим о людях по внешнему облику. Кто-то вроде меня считает так: я красивее многих, и потому жизнь у меня легче, чем...

— Чем у таких, как я? — подсказала ведьма.

Я пожал плечами.

— Я не имел в виду тебя. Мой отец — а он действительно большая шишка в телевизионном бизнесе — знает, насколько важна внешность. В его мире ты теряешь работу, если теряешь красоту.

— И тебе это кажется правильным?

— Я как-то не задумывался. Но я знаю, что далеко не всегда можно изменить то, с чем родился.

— Интересно, — сказала она.

Я улыбнулся ей так, как улыбался девчонкам, которые мне нравились. Я даже подсел поближе, хотя меня воротило от ее соседства.

— Ты и сама очень интересная.

— «Интересная» в смысле «странная»?

— Странная в хорошем смысле. Почему бы нет?

— Довольно честно.

Она взглянула на часы, будто куда-то спешила, хотя мы, как крысы, до конца урока были заперты в этом чертовом спортзале.

— И ты пришел сюда, чтобы сказать мне об этом?

Ведьма!

— Не совсем так. Я думал над твоими словами и пришел к выводу, что мне нужно... немного расширить горизонты.

Это была отцовская фраза. Он всегда говорил, что мне необходимо расширить горизонты. То есть больше работать. Вот что скрывалось за этими красивыми словами.

— Расширить горизонты? — переспросила ведьма.

— Ну да. Познакомиться с другими людьми.

— Уродливыми?

— Почему уродливыми? Интересными. Познакомиться с такими людьми, каких я прежде не встречал.

— Вроде меня?

— Совершенно верно. Вот я и подумал: не согласишься ли ты пойти со мной на бал? На следующей неделе. Мы бы неплохо провели там время.

Она смотрела на меня. Казалось, зелень ее глаз вот-вот вскипит и выплеснется прямо на ее костлявый нос. Потом ведьма улыбнулась. Странной, таинственной улыбкой.

— Да. Да. Я хочу пойти с тобой на бал.

Еще бы она не хотела!

 

ГЛАВА 3

 

Едва я успел закрыть за собой дверь нашей квартиры, как заверещал мобильник. Звонила Слоан Хаген. Кто это такая? Симпотная телка, зацикленная на шейпинге, не расстающаяся со своим смартфоном «Блэкберри» и пьющая в лошадиных дозах минералку «Эвиан». Дочка ответственной за что-то там шишки и моя настоящая партнерша на балу девятиклассников. Я нажал кнопку «Пропустить звонок». Слоан позвонила снова. Потом еще раз. Я сдался.

— Тут какая-то уродина, косящая под гота, хвастается всем подряд, что она — твоя партнерша на балу девятиклассников! — орала Слоан.

«Спокойно, Кайл. Этого следовало ожидать».

— Я что, по-твоему, из ума выжил — приглашать на бал разных придурков?

— Тогда почему она трещит на всех углах, что ты ее пригласил?

— Послушай, я же не могу контролировать каждую шизу, которой взвизгнется болтать обо мне!

— Так ты ее не приглашал?

— Ты что, накурилась? С какой стати я буду приглашать последнюю страхолюдину, если я танцую с самой крутой девчонкой в школе?

Это было произнесено особым тоном — что называется, «только для Слоан».

— Малыш, мы же с тобой идеальная пара, — тем же тоном добавил я.

— Я тоже так думала, — радостно захихикала Слоан. — Теперь я всем расскажу, что эта уродина еще и врунья.

— Нет, она не врет.

— Как это? — насторожилась Слоан.

— Хотел сделать тебе сюрприз, но так и быть, расскажу. Эта неудачница болтает всем и каждому, что ее пригласил на бал самый крутой парень. Так?

— Ну, так, — угрюмо согласилась Слоан.

— Теперь представь: она раструбила об этом везде. Наверное, купит себе какое-нибудь немыслимое бальное платье. А я приду на бал с тобой. Классический вариант.

— Я люблю тебя, Кайл! — захихикала довольная Слоан. — Ты такой злой.

— Ты хотела сказать, злой гений? — рассмеялся я тоном злодея из мультика. — И что ты об этом думаешь?

— Когда ты прав, ты прав. Крутая классика.

— Вот-вот. А тебе, чтобы не испортить хохму, нужно всего лишь держать язык за зубами. Усекла?

— Конечно. Но, Кайл...

— Что-то еще?

— Ты только не устраивай таких хохмочек со мной. Я ж не настолько тупая, чтобы повестись на них.

Насчет этого я сомневался, но тоном верного пса ответил:

— Никогда, Слоан.

— Знаешь что, Кайл?

— Не знаю.

— У меня будет черное платье, совсем коротенькое.

— Хмм. Приятно слышать.

— Тебе понравится. Только на это платье мне нужна орхидея. Пурпурная.

— Без проблем.

Со Слоан всегда удавался один простой трюк. Не только с ней — со многими, кого я знал. Дай людям то, что им нужно от тебя, и взамен получишь то, что тебе нужно от них.

Поговорив со Слоан, я заглянул в школьный справочник, чтобы разыскать там телефон этой уродины Кендры. Я сомневался, что Слоан удержится и не брякнет Кендре какую-нибудь любезность, поэтому решил опередить события.

Почему-то в справочнике не оказалось ни одной Кендры Хилферти. Я поискал ее фамилию, затем пролистал другие страницы. Вообще ни одной Кендры. Я попробовал вспомнить, когда она появилась в нашей школе, но быстро оставил эти попытки. Я бы не узнал о ее существовании, если бы не этот случай. Такие цыпочки не попадают в поле действия моего радара.

Около девяти, когда я смотрел, как «Янкиз[8]» вертят задницами, спасая игру, с работы вернулся отец. Раненько он сегодня. Обычно мой предок возвращался домой, когда я уже спал. Конечно, я мог бы смотреть матч у себя в комнате, но плазменный экран у нас только в гостиной. К тому же мне хотелось рассказать отцу о предстоящем бале. Понятно, для него это не ахти какое событие, но пусть хотя бы обратит внимание.

— Угадай новость, — сказал я отцу.

— Что? Извини, Аарон, не расслышал твоего вопроса.

Отец махнул мне рукой и выразительно посмотрел. Все вместе означало: «Заткнись и сиди тихо». Папочка разговаривал по своему мобильнику через блютус[9]. Посмотреть со стороны — у владельцев этой штуки всегда дурацкий вид, будто они свихнулись и говорят с собой. Не прекращая разговор, отец прошел на кухню. Я хотел врубить звук на полную, но не стал сердить родителя. Он мне внушал: невежливо мешать другим людям говорить по телефону. Проблема в том, что отцу непрерывно кто-то звонит. Или он кому-то звонит.

Наконец они с этим Аароном обсудили все, что хотели. Я услышал, как открылась дверца «ниже-нуля» (так отец всегда называл холодильник), и он стал высматривать обед, оставленный домработницей. Вскоре хлопнула другая дверца — микроволновка. Самое время показаться пред его очами. Три минуты, пока греется еда, отец точно потратит на разговор со мной. Так и есть. Вот он, традиционный вопрос:

— Как дела в школе?

«В школе весело, — мысленно ответил я. — Мы с Треем разжились проводами — на все завтрашние бомбы хватит. Правда, пришлось покумекать, где спрятать автоматы, чтобы тебе на глаза не попались. Впрочем, ты же почти не бываешь дома. Вчера я стибрил твою кредитную карточку. Вряд ли ты возражал. Думаю, ты этого даже не заметил».

Это мысленно. А вслух я ответил, как и подобает воспитанному сыну большого человека:

— Отлично. Выбирали финалистов на весенний бал. Я один из них. Говорят, у меня неплохие шансы на победу.

— Замечательно, Кайл, — ответил отец, поглядывая на свой мобильник.

На любую иную новость из моего мира он отреагировал бы точно так же.

Я переключился на другой канал — это на него почти всегда действовало.

— Есть новости от мамы?

Мама бросила нас, когда мне было одиннадцать. Она встретила другого мужчину, потом еще кого-то. Кончилось тем, что она вышла замуж за пластического хирурга и уехала с ним в Майами. Там у нее есть возможность постоянно нежиться под солнцем и не волноваться о старости. Муж всегда подтянет кожу и вернет молодость. И о том, чтобы позвонить мне, тоже можно не волноваться.

— Что? А-а, нет. Наверное, осваивает очередной курорт.

Отец гипнотизировал микроволновку, чтобы побыстрее разогрела ему обед.

— Кстати. Джессику Сильвер уволили.

Джессика, как и отец, была постоянно ведущей теленовостей. Разговор вернулся к любимой отцовской теме — его собственной персоне.

— За что уволили? — спросил я.

— Официально — за допущенную ошибку в сообщении об инциденте с Крамером.

Я понятия не имел, кто такой Крамер и что с этим парнем стряслось.

— Между нами говоря, — продолжал отец, — если бы она сбросила двадцать фунтов, набранных после рождения ребенка, а еще лучше — если бы она вообще не заводила этого ребенка, никто бы не погнал ее с работы.

Мне сразу вспомнились слова Кендры. Но что тут странного? Когда люди включают телевизор, они хотят видеть привлекательные лица, а не расплывшиеся физиономии. Такова человеческая природа. Чему удивляться?

— Очень глупо с ее стороны, — сказал я, заканчивая тему Джессики.

Отец опять глядел в сторону кухни. Чтобы поддержать разговор, я заметил:

— «Янкиз» сегодня еле-еле двигаются.

В это время микроволновка издала «писк готовности».

— Что? — рассеянно спросил отец. Он скользнул глазами по плазменному экрану. — Извини, Кайл. У меня еще полно работы.

Обед он унес к себе в комнату и закрыл дверь.

 

ГЛАВА 4

Допустим, Слоан не сказала Кендре, что моей партнершей на балу будет она. Но она наверняка разболтала об этом всем остальным. Когда на следующий день я появился в школе, двух девчонок как ветром сдуло. Понятное дело, мечтали, что я приглашу кого-то из них. Вместо девчонок рядом появился Трей.

— Слоан Хаген, — сказал он и одобрительно ударил ладонью по моей ладони. — Отличная работенка.

— Ничего, — согласился я.

— Ничего! — передразнил он. — Это же самая крутая и горячая телка в школе.

— А с чего мне довольствоваться меньшим? Я всегда беру лучшее.

Я предположил, что и Кендра окольными путями узнала правду. Поэтому я очень удивился, когда на перемене она подошла ко мне и взяла за руку.

— Привет, — сказала она.

— Привет, — пробормотал я, пытаясь выдернуть руку.

Еще не хватало, чтобы люди видели, как эта уродина липнет ко мне.

— Пытался вчера вечером тебе позвонить.

По ее жуткому лицу впервые пробежала тень волнения. Кажется, так писали в старых книгах.

— Меня в справочнике нет. Я... новенькая. Перевелась к вам.

— Я так и подумал.

Кендра по-прежнему держала мою руку. Мимо прошли знакомые парни, и я инстинктивно попытался вырвать свою ладонь. Но ее ноготь впился мне в кожу.

— Ой! — вскрикнул я.

— Прости, пожалуйста.

— Ну как, не передумала танцевать со мной?

— Нет. А почему я должна передумать? — спросила она, внимательно глядя мне в глаза.

Я собирался сообщить ей, что мы встретимся у танцевального зала, поскольку у моего отца шестичасовой выпуск новостей и он не сможет нас подвезти. Но Кендра меня опередила.

— Нам лучше встретиться перед самым началом бала, — сказала она.

— Ого! Я думал, девчонкам нравится... королевский эскорт.

— Кому как. Может, ты удивишься, но моя мамочка точно не обрадуется, если увидит, что я иду с парнем на танцы.

«А с кем бы она хотела тебя видеть? — подумал я. — Может, с оборотнем? »

Как говорится, это слишком хорошо, чтобы быть правдой.

— Ладно. Я куплю тебе билет и встречу у дверей.

— До встречи, — ответила Кендра и пошла по коридору.

Я пошел в другую сторону, но тут вспомнил просьбу Слоан насчет цветка на платье. Спрошу-ка я и у ведьмы, чтобы моя затея выглядела правдоподобно.

— Да, Кендра, а какого цвета платье ты наденешь? Мой отец говорит, бальные платья принято украшать цветами.

— Я пока не решила насчет платья. Скорее всего, что-нибудь черное. Это мой цвет. Но одна белая роза прекрасно подойдет к любому платью. К тому же белый цвет — символ чистоты.

Она была невероятно уродливой. Я на мгновение представил, как бы это выглядело, если бы я действительно пошел с ней на бал, как смотрел бы на этот улыбающийся рот с отвратительными крупными зубами, на крючковатый нос и глаза странного зеленого оттенка. А потом я бы наклонился и приколол к ее платью белую розу. На планах у хохочущих приятелей. Может, эта уродливая толстуха и впрямь ведьма? Нет, исключено. Ведьмы — это сказки.

— Хорошо. Будет тебе белая роза, — сказал я. — Тогда до встречи перед балом?

— Тебя ждет незабываемый вечер.

 

ГЛАВА 5

 

Для бала наша новая домработница Магда взяла мне напрокат смокинг, расплатившись по отцовской кредитной карточке. Когда отец вечно горчит на работе, в этом есть одно великое преимущество: ему проще купить мне то, о чем я прошу, чем увязать в спорах. Вот у Трея родители — настоящие скряги. Представляете, ему пришлось выбирать между Mbox и Wii[10]! Его родители, видите ли, боялись «испортить ребенка». Мой отец купил мне и то и другое. Нарядившись в смокинг, я поболтал с Треем по мобильнику (купленному отцом), ожидая, когда подъедет лимузин (нанятый, опять-таки, за отцовские деньги). Время еще оставалось. Я открыл «ниже-нуля», чтобы посмотреть, какую орхидею Магда купила для платья Слоан. За это время Слоан позвонила мне раз пятнадцать, напоминая, что платье у нее «черное и очень клевое» и что, потратившись на орхидею, я внакладе не останусь. Естественно, я велел Магде не мелочиться и выбрать самую лучшую пурпурную орхидею.

— А тебе не приходило в голову, что школьные балы — это форма легализованной проституции? — спросил я у Трея.

— Что ты имеешь в виду? — не сразу врубился он.

Честно говоря, это имел в виду не я, а мой отец, но подробности я раскрывать не стал.

— Что я имею в виду? Смотри: ты выкладываешь пятьсот баксов на смокинг, аренду лимузина, билеты и цветы, а взамен получаешь кое-что другое. Как тебе такое?

— Круто, — засмеялся Трей.

Я обшарил весь холодильник.

— Черт, а где же...

— Что у тебя там?

— Да ничего... Слушай, мне уже пора.

Я еще раз, полку за полкой, обследовал «ниже-нуля». Пурпурной орхидеи не было. Зато я обнаружил белую розу.

— Магда! — завопил я. — Черт тебя подери, где пурпурная орхидея, которую я тебе велел купить? Зачем ты купила эту идиотскую розу?

Ну и дура! Розы наверняка стоили дешевле орхидей. Но она же не из своего кармана платит! Неужели так сложно выполнить хозяйское поручение?

— Магда! Никакого ответа.

Я подумал, что она куда-то ушла. Оказалось, нет. Домработницу я нашел в прачечной комнате, где она сыпала стиральный порошок на воротник отцовской рубашки. Работа — не бей лежачего. Магду вообще не перегружали обязанностями. Отец сутками пропадал на работе. Человек он аккуратный, свою комнату никогда особо не захламляет. Меня тоже целыми днями нет дома. После школы мне есть куда пойти. Так что эта дура получала жалованье и бесплатное жилье за минимум работы — стирку и уборку с пылесосом. Все остальное время она могла наслаждаться мыльными операми и растить собственную задницу.

В кои-то веки ей поручили купить цветок. На всякий случай я подробно объяснил, как выглядит орхидея. Разве что на бумажке не написал, как неграмотной, чтобы показала продавцу. И вот пожалуйста!

— Что это? — спросил я и сунул домработнице под нос пластиковый футляр с розой.

Я добавил несколько крепких словечек, которых она даже не понимала. Магда попятилась. Ожерелья на ее шее громко звякнули.

— Красивая. Вам понравилась?

— Красивая? Может, и красивая, но это роза. Я велел тебе купить орхидею. Ор-хи-дею. Неужели ты настолько тупая, что не отличаешь орхидею от розы?

Другая бы обиделась, а она даже не отреагировала на слово «тупая», что наилучшим образом доказывало ее тупость. Магда работала у нас всего несколько недель и оказалась еще дебильнее, чем прежняя домработница. Ту мы выгнали, когда она вместе с нашим бельем запихнула в стиральную машину свою дешевую цветную футболку. Магда не оторвалась от стирки, но продолжала глядеть на розу с таким видом, будто размышляла о смысле жизни.

— Мистер Кайл, я знаю, как выглядит орхидея. Горделивый и пустой цветок. Но неужели вы не видите красоты этой розы?

Я посмотрел на розу. Она была ослепительно белой и как будто раскрывалась у меня на глазах. Я отвел взгляд и мысленно представил себе лицо Слоан, когда я вручу ей совсем не то, о чем она просила. После такой шуточки она мне точно не даст, и все из-за какой-то Магды. Дуры Магды, купившей дурацкую розу.

— Уж признайся, что решила сэкономить чужие деньги. Розы дешевле орхидей.

— Красивая вещь драгоценна независимо от стоимости. Тот, кто не умеет видеть драгоценное и жизни, никогда не будет счастлив. Я желаю вам счастья, мистер Кайл.

Ты еще скажи, что воздух и солнечный свет, необходимые для жизни, вообще не имеют цены! шикарная философия. Впрочем, чего ждать от иностранной дуры, зарабатывающей на жизнь стиркой чужих трусов и рубашек?

— Ты считаешь эту розу красивой. А по мне — она уродлива! — сердито бросил я.

Домработница вытерла руки о фартук и схватила футляр.

— Тогда отдайте ее мне.

— Ты что, рехнулась?

Я выбил футляр у нее из рук, и он упал на пол.

— Или ты на это и рассчитывала? Купить не то, что я заказывал, а что понравилось тебе. Думала, тебе достанется? Облом!

Магда смотрела на розу.

— Мне вас жаль, мистер Кайл.

— Тебе меня жаль? — расхохотался я. — Ты хоть понимаешь, где мое место, а где твое, жалкая домработница?

Она не ответила, а взялась за другую отцовскую рубашку. Отец покупал себе очень дорогие рубашки, которые нельзя стирать в машине.

От тупости Магды мне вновь стало смешно.

— На твоем месте я бы обмочился от страха. Если я скажу отцу, как ты тратишь его деньги, он тебя мигом выгонит. Да еще постарается, чтобы тебя выслали в твою страну. Так что тебе стоит меня бояться.

Эта дура продолжала стирать. Наверное, она не настолько понимала английский, чтобы въехать в смысл моих слов. Я не хотел поднимать футляр с розой. Тогда получится, что я принял выбор Магды и вместо орхидеи готов вручить Слоан розу. Оставить розу на полу, чтобы потом Магда прибрала ее себе? Ну уж нет. Я наклонился за футляром. Конечно же, его тонкий пластик треснул. Роза вывалилась на пол, и один лепесток оторвался. Дешевка! Я запихнул лепесток в карман брюк смокинга и, как мог, затолкал розу в футляр. И тогда Магда на прекрасном английском сказала мне:

— Я не боюсь вас, Кайл. Я боюсь за вас.

— Достала! Собери свои шмотки заранее. Завтра отец вытряхнет тебя отсюда, — сказал я и вышел из прачечной комнаты.

 

ГЛАВА 6

Я рассчитывал усадить Слоан в лимузин, вручить ей орхидею, а затем пожать плоды проявленной заботы. Во всяком случае, трахнуть разок ее прямо в лимузине. Как-никак, отец не зря выложил за все это столько «зеленых». Сегодня вечер моего триумфа. Я принц, не кто-нибудь.

А на самом деле...

Слоан завелась, едва увидела эту чертову розу. Только боязнь попортить облегающее платье удержала ее от более резких жестов.

— Ты что, ослеп? — заорала она, и ее накачанные шейпингом мышцы стали еще рельефнее от стиснутых кулаков. — Я тебе говорила, у меня черное платье! Эта роза на нем — хуже дыры!

— Но она же белая.

— Кретин! Она недостаточно белая.

Я не очень понимал, как недостаточно белая роза может испортить платье. Но у женской крутизны свои загибоны.

— Послушай, я тут ни при чем. Наша дура домработница все перепутала и вместо орхидеи купила розу.

Поделиться: