Филология в связях с историей и культурологией.

История. Как комплекс общественных наук, изучающих прошлое человечества во всей его конкретности и многообразии, история сотрудничает с филологией не одну сотню лет, поскольку изучение истории невозможно без обращения к текстам, в которых чрезвычайно достоверно и образно отразился весь пройденный народом исторический путь. Об этом писал выдающийся русский языковед Измаил Иванович Срезневский: «Каждое слово для историка есть свидетель, памятник, факт жизни народа, тем более важный, чем важнее понятие, им выражаемое. Дополняя одно другим, они все вместе представляют систему понятий народа, передают быль о жизни народа». Советский историк Борис Дмитриевич Греков утверждал, что, если бы мы могли познать жизнь слов, перед нами раскрылся бы мир во всей сложности своей истории. Простое сравнение словаря в различные эпохи даёт возможность представить характер народа. «За словами, как за прибрежной волной, чувствуется напор целого океана всемирной истории» (Александр Иванович Герцен). Широко известно высказывание Анатоля Франса о словаре как вселенной в алфавитном порядке. Словарь — это бесстрастное зеркало, отражающее жизнь общества. В словаре показательно всё — лексика, которая включена, и лексика отсутствующая, лексемы, частотные и слова редкие и редчайшие.

Известный философ Карл Ясперс утверждал: «К истории мы относим всё то время, о котором мы располагаем документальными данными. Когда нас достигает слово, мы как бы ощущаем почву под ногами. Все бессловесные орудия, найденные при археологических раскопках, остаются для нас немыми в своей безжизненности. Лишь словесные данные позволяют нам ощутить человека, его внутренний мир, настроение, импульсы. Письменные источники нигде не датируются ранее 3000 г. до н.э. Следовательно, история длится около 5000 лет».

История и лингвистика. Известно, что филологи активно участвуют в решении таких вопросов, как прародина того или иного народа, в частности индоевропейцев и в том числе славян, а также нынешних жителей Индии и т.п., пути их миграции, утраченные этнические связи и др. В этих розысках языковые аргументы чаще всего оказываются решающими.

С большим интересом была встречена фундаментальная монография Тамаза Валериановича Гамкрелидзе и Вячеслава Всеволодовича Иванова «Индоевропейский язык и индоевропейцы. Реконструкция и историко-типологический анализ праязыка и прото-культуры», в которой авторы, используя типологический метод и привлекая данные языков индоевропейской и других семей, сформулировали оригинальную теорию прародины индоевропейцев. Авторы теории исходили из того, что реконструируемые лексические данные могут быть источником информации для формирования представлений о протокультуре, исторических путях существования и развития носителей праязыка и его отдельных древних диалектных объединений. Ретроспективный семантический анализ реконструируемой праязыковой лексики предполагает выход из системы языка в пространство внеязыковых понятий. По мнению авторов концепции, анализ языка в тесной связи с культурой его носителей оформляется как особая языковедческая дисциплина, именуемая авторами «лингвистической палеонтологией», версией которой может стать «лингвистическая палеонтология культуры» — метод реконструкции протокультуры через семантический и структурно-грамматический анализ праязыка. В итоге реконструируется не столько сам язык, сколько внеязыковой мир, отражённый в реконструируемых языковых данных.

Учёные сопоставили словарь лексики индоевропейцев с данными палеоботаники (раздел палеонтологии, изучающий ископаемые растения), палеозоологии (раздел палеонтологии, изучающий ископаемых животных), экологии, палеографии (историко-филологическая дисциплина, изучающая развитие письменности), археологии, а также с данными дошедшего до нашего времени фольклора. Выяснилось, что в языке пранарода много слов, означающих высокие горы, скалы, возвышенности, названия южных деревьев, растений, животных, много заимствований из картвельских и семитских языков. Язык индоевропейцев свидетельствует, что они разводили домашний скот, выращивали ячмень, пшеницу, лён, виноград, умели делать колесницы, а это, как показывают специалисты, включая археологов, было свойственно тем, кто жил в четвертом тысячелетии до н.э. в Северной Месопотамии.

Отсюда вывод учёных о том, что прародина индоевропейцев — не Центральная Европа, а Передняя Азия, точнее, районы Малой Азии и Северной Месопотамии. Типологически общеиндоевропейская культура относится к кругу ранних древневосточных цивилизаций, и греческая цивилизация шла с востока на запад, а не наоборот.

Гипотеза Гамкрелидзе-Иванова получила подтверждение со стороны археологов, которые открыли на Южном Урале несостоявшуюся цивилизацию, культуру «страны городов» — Аркаим. Генетики показали, что появление земледелия в Европе связано с миграцией первых земледельцев из Передней Азии.

История и литературоведение. Историки отмечают, что связь их науки с филологией в настоящее время становится более тесной. Говорят даже о «филологическом повороте в историописании». Образцом может служить обращение историков к проблемам повествования, в частности, в этапной работе Хайдена Уайта «Метаистория».

В теоретическом построении Уайта действительно важный момент один: перенос акцента на текстуальное, дискурсивное измерение текста историка (что вовсе не обозначает отрицания существования внетекстовой исторической реальности). Ключевым в этом отношении является понятие построения сюжета (emplotment). Во-первых, все современные истории отличаются от простой последовательности событий (хроник, в терминологии Уайта), они являются повествованиями. Основной вопрос, который ставит Уайт в рамках своей метаистории: как связаны форма исторического сочинения и его способность представлять историческую реальность, иными словами, каковы будут следствия для исторической теории, если мы всерьез отнесемся к факту использования историком языка.

В традиционной историографии не возникало подобного рода проблем, повествование (нарратив) считалось просто удобной формой изложения, и не более того. Однако Уайт показывает, что нарратив — это не просто нейтральная дискурсивная форма, которая может использоваться, а может не использоваться при представлении реальных событий. Историческое сочинение знаменует особый взгляд на реальность, концептуальное “содержание” которой обретает иллюзорную связность посредством артикуляции в тексте историка. Сначала историк до каких-либо актов исследования или письма полагает наличие мыслимого “целого” в прошлом: он устанавливает “историческое поле” в акте префигурации (“До того как историк будет в состоянии наложить на данные исторического поля концептуальный аппарат с целью их представления и объяснения, он вначале должен префигурировать это поле, то есть конституировать его как объект умственного восприятия”). Четыре тропа, используемых при анализе авторов XIX в., — метафора, метонимия, синекдоха и ирония, всякий раз указывают именно на это несводимое поэтическое измерение исторического текста. Затем, при написании текста историк прибегает к той или иной сюжетной схеме просто в силу того, что он создает законченный текст, текст с началом, серединой и концом. В “Метаистории” Уайт останавливается на романе (romance), трагедии, комедии и сатире. При этом сам принцип применения понятия “построение сюжета” к историографии шире этих конкретных четырех сюжетов, которые, вслед за Нортропом Фраем, избирает Уайт. В дальнейшем он не ограничивается этим набором. Таким образом, Уайт переописывает историографию как дискурсивную практику (по крайней мере, претендует на ее переописание).

Литературоведу эти рассуждения могут показаться не только понятными, но даже элементарными, но от историка в начале 1970-х гг. серьезное следование этой логике требовало радикального переосмысления своей дисциплины. Традиционная историография полагает, что сама история состоит из множества прожитых индивидуальных и коллективных “историй”, тогда как задача историка состоит в том, чтобы выявить эти истории и пересказать их в историческом сочинении. Но именно в этом и состоит проблема: именно потому, что реальные события не являют себя в виде готовых историй с началом и концом, их так трудно представить в виде связного рассказа, который мог бы претендовать на подлинность. Не случайно сами историки представляют свою деятельность как ремесло, и ремесло довольно сложное. Далеко не каждый работающий с историческими источниками в состоянии написать “правильный” исторический рассказ. Конечно, профессиональный историк не согласится с тем, что от непрофессионального историка его отличает только форма изложения. Он претендует на большее — на умение отыскивать истину, на знание путей, которые ведут к самой реальности. Но, по мнению Уайта, именно дискурсивное начало обеспечивает то представление об исторической реальности, которое и делает возможным существование исторической науки.

Культурология и литературоведение. Культурно-исторический метод (Ипполит Тэн) как изначальная связь литературы и культуры. Изменение вектора в 20 веке: культура как воображение и текст.

Культура – это «инструментальный аппарат», «комплекс» с набором определённых функций, «унаследованные изобретения, вещи, технические процессы, идеи, обычаи и ценности» – писал Бронислав Малиновский. В этом определении от функционализма опускается главное, что только тогда всё перечисленное преобразуется в культуру, когда об этом появилось высказывание. Поэтому в противовес ему можем привести слова Ю.М. Лотмана, утверждающего, что «культура есть совокупность текстов или сложно построенный текст». Семиосфера.

Явление культуры, пока оно не описано (пока не стало текстом), не является явлением культуры. Культура – факт письма, как и (форма) мыслепорождения, создание текста сродни появлению того или иного явления.

Наука чаще всего была направлена на решение вопроса о расшифровке смысла, который несёт тот или иной текст. И текст является его основным и самым, пожалуй, совершенным конгломератом. В понятие «текст» же в культурологии вкладывают не только письменное сообщение, но любой объект (предмет материальной культуры, социальный акт, обычай, ритуал и т. д.), что рассматривается как носитель информации.

Среди существующих пониманий в интерпретациях текста особое место занимает культурологическая интерпретация, разработанная в трудах М.М. Бахтина, Р. Барта, Д.С. Лихачёва, В.Н. Топорова, Ю.М. Лотмана. Чаще всего «текст» характеризуется как данность культурологического порядка с присущими ей эстетическими, этнокультурными и поведенческими стереотипами.

Культурологический анализ текста представляет собой не плоскостное рассмотрение текста как суммы некоторых приёмов, а анализ «по вертикали», когда текст рассматривается в контексте всего культурного пространства как его неотъемлемая часть, обладающая всеми его признаками и меняющаяся по мере изменения культурного пространства, «как своеобразная монада, отражающая в себе все тексты (в пределе) данной смысловой сферы». Одновременно там же М.М. Бахтин писал о том, что текст является непосредственной действительностью, действительностью мысли и переживаний. Пространство, имя которому, снова-таки, – текст.

М.М. Бахтин рассматривает текст как знаковый комплекс, и в этом смысле все произведения искусства будут являться текстами. Однако у Бахтина «текст» является более обширным, всеохватным явлением по сравнению со «знаком», поскольку «всякая система знаков …принципиально всегда может быть переведена на другие знаковые системы. …Но текст никогда не может быть переведён до конца». В этом смысле любой текст (произведение) обладает идейно-эстетическим замыслом, не сводимым к сумме значений используемых знаков или своих частей.

Поворот к речи, тексту, письму, стилю, композиции, синтактике, который состоялся в современном филологическом и философском знании, находит отражение, в частности, и в тезисе: культура – это текст. Культура живёт только внутри мира текстов, вне их она не только становится непонятой, но и невозможной. Хотя любое человеческое действие делает её знаковое выражение возможным; в том смысле, что каждый человеческий поступок есть потенциальный текст.

Культурология и лингвокультурология. «Язык приобретает всё большую значимость в качестве руководящего начала в научном изучении культуры». Отсюда тесная связь языкознания с культурологией, которая привела к появлению лингвокультурологии (лингвокультуроведения), определяющей и описывающей наиболее общие закономерности взаимообусловленности и взаимодействия языковой и культурной практики человека и общества. Объект лингвокультурологии — язык и культура. Предметом являются фундаментальные вопросы связи языка и культуры, изменения языка и его единиц, обусловленные динамикой культуры, а также преобразования в структуре и изменения в функционировании культуры, предопределенные языковой реализацией культурных смыслов.

К области лингвокультурологии относятся такие вопросы, как этническая ментальность, картина мира и язык; аккумулирующее свойство слова; слово и этническая принадлежность индивида и коллектива; экология языка и культуры. Обсуждаются темы языка и национальной принадлежности художественного произведения; художественного билингвизма, автоперевода и перевода. В компетенцию лингвокультурологии входит ответ на вопрос: может ли шедевр, великое художественное произведение быть написано на неродном для автора языке, и т.п.

Литературоведение и этнография. Поворот в современной этнографии от функционализма и структурализма к конструктивизму. Чтобы объяснить, в какой ситуации антропология сделалась постмодернистской, полезно привести один пример. Эскимосы одного из островов северо-восточного побережья Америки были вовлечены в съемки историко-приключенческого фильма, основанного на их историческом предании. В качестве декорации для съемок потребовалась точная модель старинной культовой постройки, поскольку, из-за радикальной модернизации их образа жизни, дом для проведения церемоний не сооружался островитянами уже несколько десятков лет. К работе эскимосы приступили с неподдельным энтузиазмом, - они решили не только воссоздать этот дом в соответствии со всеми канонами, но после съемок сохранить его и использовать как музей своей традиционной культуры, как последний ее оплот. Наблюдатель-антрополог начал было наивно радоваться, глядя на то, как эскимосы озабочены сохранением и возрождением своей исконной культуры. Но тут вдруг пришло сообщение, что выделение денег на съемки фильма задерживается, и, соответственно, на неопределенный срок откладывается вознаграждение, которое туземцы должны были получить за строительство этого дома. Энтузиазм тут же улетучился, строительство прекратилось.

Этнос как нарратив. Исследования этнических проблем 60-70-х годов XX века привели к совершенно новой концепции природы этничности. Она исходила из противоположной примордиализму установки: этничность не есть нечто данное человеку изначально, она не есть «вещь», таящаяся в биологических структурах организма («крови») или в свойствах ландшафта. Она не есть даже печать, неизгладимо поставленная на людях культурой в незапамятные времена. Этничность «конструируется» людьми в ходе их творческой социальной деятельности — и постоянно подтверждается или перестраивается.

На практике из этих принципов определенно исходили французские короли, уже в Средние века начавшие целенаправленное формирование нации французов из множества населявших их земли народностей. Этот принцип так сформулировал Руссо в «Общественном договоре»: «Тот, кто берет на себя смелость конституировать народ, должен чувствовать себя способным изменить, так сказать, человеческую природу, превратить каждого индивида, который сам по себе есть некое совершенное и изолированное целое, в часть более крупного целого, от которого этот индивид в известном смысле получает свою жизнь и свое бытие… Нужно, чтобы он отнял у человека его собственные силы и дал ему взамен такие, которые были бы для него чужими и которыми он не мог бы пользоваться без содействия других».

Иными словами, созидание народа включает в себя и созидание тех свойств человека, которые превращают его в частицы народа, а также тех механизмов (тех «сил»), которые и придают совокупности людей качества народа. Уже из слов Руссо видно, что в каждом конкретном случае программы созидания народа различаются. Например, во Франции конца XVIII в. человек представлялся уже изолированным индивидом («совершенным атомом»), так что соединение его в народ требовало «изменить его природу». В России, где атомизации не произошло, такой задачи не стояло.

Эта концепция получила название конструктивизма. Наиболее часто упоминаемыми западными учеными, работающими в рамках концепциии конструктивизма, являются Эрнст Геллнер, Бенедикт Андерсон и Эрик Хобсбаум.

О первом этапе выработки этого подхода К. Янг пишет так: «Суть дела сводилась таким образом к тому, чтобы этничность понималась не как некоторая данность, но как результат созидания, как инновационный акт творческого воображения. Очень сложным путем и благодаря действию многих механизмов сознание, однажды зародившись, развивалось путем последовательных переопределений на всех уровнях государства и общества. Со временем оно стремилось к проецированию себя на все более обширные социальные пространства. Процесс социального конструирования происходит и на индивидуальном, и на групповом уровнях; в ходе бесчисленного множества взаимодействий в обыденной жизни индивиды участвуют в постоянном процессе определения и переопределения самих себя. Самосознание понимается, таким образом, не как некая «фиксированная суть», а как «стратегическое самоутверждение».

Интересна в аспекте конструирования этничности книга английского востоковеда Бенедикта Андерсона, название которой на русский язык переведено как «Воображаемые сообщества». На примере Юго-Восточной Азии и Латинской Америки автор показал, что элиты из разноэтничного населения формируют некое примордиальное сообщество, которое уверено в своем изначальном единстве. Для этого используются средства литературного языка, национальной литературы и прессы, музеев, географических карт, возможности системы образования и т.д. Это очень удобная позиция для элиты, когда управляемы и управляющие «одной крови».

Этнография и этнолингвистика. Этнография (этнология) — наука об этносах (народах), изучающая их происхождение (этногенез), историю и культуру, обусловила становление этнолингвистики — особого направления в языкознании, изучающего взаимодействие языковых, этнокультурных и этнопсихологических факторов в функционировании и эволюции языка. Этнолингвистика рассматривается как комплексная дисциплина, изучающая с помощью лингвистических методов «план содержания» культуры, народной психологии и мифологии независимо от способов их формального представления (слово, предмет, обряд и т.п.).

Поскольку язык консервирует в себе архаические элементы мировоззрения, психологии, культуры, он оказывается одним из самых богатых и надёжных источников реконструкции доисторических, лишённых документальных письменных свидетельств форм человеческой культуры. Отсюда задача этнолингвистики — вскрыть глубинный народный смысл, лежащий за словом, его фоновую ментальность, построить тот или иной фрагмент картины мира, воссоздать через язык быт, нравы, поведение, дух и душу народа. Гипотеза лингвистической относительности Эдварда Сепира и Бенджамина Уорфа (язык определяет мышление, когнитивный аппарат). В отличие от собственно лингвистических исследований, работы по теоретической этнолингвистике ориентированы не на значение слова, а на смысл, интерпретации, переосмысление значения слова и текста.

Никита Ильич Толстой дал два определения этнолингвистики — одно узкое, в котором этнолингвистика понимается как раздел языкознания и объектом ее считается язык в его отношении к культуре: «Этнолингвистика есть раздел языкознания или — шире — направление в языкознании, ориентирующее исследователя на рассмотрение соотношения и связи языка и духовной культуры, языка и народного менталитета, языка и народного творчества, их взаимозависимости и разных видов их корреспонденции». Широкое определение характеризует этнолингвистику как комплексную дисциплину, предметом изучения которой является весь «план содержания» культуры, народной психологии и мифологии независимо от средств и способов их формального воплощения (слово, предмет, обряд, изображение и т.п.).

На примере нескольких слов покажем отличие этнолингвистического подхода к изучению семантики лексемы. Так, в слове красный этнолингвист обнаруживает те компоненты значения, которые не фиксируются в толковых словарях: в свадебном обряде разных славянских традиций красный цвет символизировал невесту, красная лента или флаг, красный цвет вина служили знаком «честности» невесты, сохранившей до брака девственность. Помимо общеизвестных значений глагола ходить, зафиксированных в толковых словарях, этнолингвист описывает ритуальное хождение возле созревающих хлебов, обходы полей с целью магического продуцирования урожая. У слова камень имеются такие культурно значимые признаки, как крепость, устойчивость, неподвижность, неподверженность изменениям, «мертвость, безжизненность», которые находят языковое выражение в узусе слова и особенно во фразеологии (ср. выражения как за каменной стеной, каменное лицо, сердце как камень и т.п.), а в народных представлениях камню приписывают такие свойства, как способность расти («камни растут»), которые языком никак не «улавливаются». Этнолингвист размышляет, скажем, над тем, почему волк, кукушка, верба занимают очень важное место в системе культурных символов, а прагматически близкие к ним лиса, дятел, черемуха фактически лишены культурных функций. Аналогично противопоставление культурного значения бороны, топора, горшка, с одной стороны, и отсутствие такового у лопаты, молотка, миски — с другой).

⇐ Предыдущая12345678Следующая ⇒

Поделиться: