Создание зависимости (поведения) от вещей

Жан-Жак Руссо боялся опасности социального манипулирования, и думал, что избежать его можно, создавая зависимость личности не от людей, а от вещей. В романе " Эмиль" он объясняет, как ребенок может получить знание о вещах от самих вещей, а не из книг. Описанные им методы все еще широко распространены, в основном из-за требования Джона Дьюи внести реальную жизнь в школу.

Одно из преимуществ зависимости от вещей, а не от других людей, состоит в том, что экономится время и энергия других людей. Ребенок, которому приходится напоминать, что пора идти в школу, зависит от своих родителей, но ребенок, который научился реагировать на часы и других временнЫе факторы окружающего его мира (а не на так называемое " чувство времени" ), зависит от вещей, и он предъявляет меньше требований к родителям. В процессе обучения вождению автомобиля человек зависит от инструктора до тех пор, пока ему приходится указывать, когда тормозить, когда дать сигнал поворота, когда переключать передачи, и так далее; но когда его поведение перейдет под контроль естественных последствий вождения автомобиля, он сможет обойтись без инструктора. Круг " вещей", от которых должно стать зависимым поведение человека, включает в себя и других людей, когда они не действуют специально для того, чтобы изменить его поведение. Ребенок, которому приходится указывать, что говорить и как себя вести по отношению к чужим людям, зависит от тех, кто даёт ему указания; но ребенок, который научился ладить с чужими, может обойтись без указаний.

Еще одним важным преимуществом зависимости от вещей является то, что факторы подкрепления, связанные с вещами, более однозначны и формируют более эффективное поведение, чем факторы, устроенные другими людьми. ВременнЫе факторы окружающей среды являются более универсальными и более чуткими, чем любая череда напоминаний. Человек, чье поведение при вождении автомобиля сформировано реагированием автомобиля, ведет его более умело, чем тот, кто следует инструкции. Те, чьи отношения с людьми являются результатом прямого воздействия социальных отношений, более искусны в общении, чем те, кому всегда указывали, что сказать и что сделать.

Это - важные преимущества, и мир, в котором все поведение людей зависит от вещей, представляет собой привлекательную перспективу. В таком мире каждый будет хорошо себя вести по отношению к своим ближним, так как он научился так поступать в результате их одобрения и порицания; он будет работать продуктивно и усердно и вести обмен вещей с другими людьми в силу их естественной ценности; и он будет учиться тем вещам, которые естественным образом представляют для него интерес и естественным образом полезны для него. Все это было бы куда лучше, чем вести себя хорошо, повинуясь законам, навязываемым полицией, и продуктивно работать ради искусственного подкрепления, называемого деньгами, и учиться для того, чтобы получать хорошие оценки.

Но вещами не так-то просто управлять. Процедуры, описанные Руссо, были хлопотливыми, и к тому же они часто не работают. Сложные факторы подкрепления, в которых участвуют вещи (в том числе и люди, которые ведут себя " непредумышленно" ) могут, в отсутствие вспомогательных приёмов, иметь очень незначительное влияние на человека даже на протяжении всей его жизни. Это факт огромной важности по причинам, которые мы разберём позже. Мы также должны помнить, что управление, осуществляемое вещами, может быть губительным. Мир вещей может быть тираническим. Естественные факторы подкрепления могут побудить человека вести себя суеверно, рисковать всё более и более безрассудно, бесполезно работать до изнеможения, и так далее. Одно лишь противодействие, оказываемое социальной средой, не даёт никакой защиты от таких последствий.

Зависимость от вещей не является независимостью. Ребенок, которому не нужно напоминать, что уже время идти в школу, перешел под управление более тонких и более полезных стимулов. Ребенок, который научился, что говорить и как себя вести в общении с чужими, перешел под управление социальных факторов подкрепления. Поведение людей, которые хорошо уживаются друг с другом под действием лишь мягких факторов одобрения и неодобрения, управляется столь же эффективно (а во многих отношениях более эффективно), чем подданные в полицейском государстве. Ортодоксальная религия управляет людьми с помощью догматов, но мистицизм ничуть не свободнее, потому что факторы, которые сформировали поведение мистика, более личные, идиосинкразические. Тот, кто работает продуктивно из-за подкрепления стоимостью производимых им товаров, находится под чутким и строгим управлением результата своего труда. Тот, кто учится в естественной (социальной) среде, испытывает действие управления более мощного, чем любое управление, осуществляемое учителями.

Личность никогда не бывает по-настоящему независимой (от общества). Даже если она эффективно обращается с вещами, она обязательно зависит от тех, кто научил её этому. Именно они выбрали (в качестве подкрепления) те вещи, от которых она (теперь) зависит, и установили вид и степень этой зависимости. (Они поэтому не могут избавиться от ответственности за результаты.)

Изменение сознания

Удивителен тот факт, что наиболее яростные противники манипуляции поведения совершенно непоследовательно прилагают самые энергичные усилия, чтобы манипулировать сознанием. Видать, угроза свободе и чести возникает только тогда, когда поведение изменяют, изменяя материальную окружающую среду. Они не видят никакой угрозы, когда изменяют " состояния сознания", которые, как они утверждают, ответственны за поведение; наверно, это потому, что автономная личность обладает некоей чудодейственной силой, которая позволяет ей то " прогибаться", то сопротивляться.

Их счастье - тех, кто возражает против манипуляции поведения, - что они не имеют ничего против манипуляции сознания, поскольку в противном случае им пришлось бы вообще молчать. Однако напрямую изменить сознание невозможно. Манипуляция материальных факторов в окружающей среде производит изменения, которые, как они утверждают, указывают на изменение сознания, но если при этом есть какое-то воздействие, то только на поведение. Такое управление (поведением) малозаметно и не очень эффективно, и поэтому кажется, что отчасти это управление осуществляется самой личностью, сознание которой изменяется. Рассмотрим несколько характерных способов изменения сознания.

Мы можем побудить человека к определённому акту поведения, давая ему подсказку (например, когда он не в состоянии решить задачу), или советуя ему действовать определенным образом (например, когда он не знает, как поступить). Подсказки, намёки и советы - всё это стимулы; они обычно (но не всегда) речевые, и имеют важное свойство быть лишь соучастником в управлении поведением. Никто не отреагирует на подсказку или намёк, если не имеет некоторую тенденцию вести себя данным образом. Когда факторы, которыми объясняется преобладающая тенденция поведения, неявны, то отчасти причину акта поведения можно приписать сознанию. Внутреннее управление поведением кажется особенно убедительным, когда внешнее управление неочевидно, т.е. когда, например, человеку рассказывают на первый взгляд не имеющую отношения к делу историю, которая тем не менее действует как намёк, подсказка или внушение. Показательный пример осуществляет управление похожим образом, используя универсальную тенденцию к подражательному поведению. Именно так " манипулируют сознанием" рекламные " свидетельства".

Нам также кажется, что мы воздействует на сознание, когда мы настаиваем или убеждаем (persuade) кого-то что-то сделать. Этимологически слово urge (настаивать) значит " нажимать или подталкивать"; например, чтобы представить кому-то желаемое нами действие более неотложным (urgent), мы настаиваем, чтобы он действовал, как бы подталкивая его. Такие стимулы, как правило, ненасильственны, но они эффективны, если в прошлом они были связаны с более сильными неприятными последствиями. Например, мы подгоняем человека, привыкшего тянуть резину: " Смотри, который уже час! ", и мы добьемся успеха, побуждая его поторопиться, если раньше промедление наказывалось. Мы оказываем нажим на человека, чтобы он не транжирил деньги, напоминая, что на его счете в банке слишком мало денег, и мы добьемся своего, если он уже страдал в прошлом от отсутствия денег. С другой стороны, мы убеждаем (persuade) людей, указывая им на стимулы, связанные с приятными последствиями. Этимологически слово persuade (убеждать) значит " подсластить". Мы убеждаем кого-либо, представляя ситуацию более благоприятной для его акта поведения и изображая возможные положительные последствия. Здесь опять-таки видно явное расхождение между слабостью используемых нами стимулов и силой их воздействия. Итак, настаивать или убеждать кого-то имеет смысл только тогда, когда у него уже есть определенная склонность вести себя соответствующим образом, но его поведение может быть приписано его внутренней личности лишь теми, для кого эта тенденция необъяснима.

Убеждения, склонности, чувства, потребности, намерения и мнения - это прочие атрибуты автономной личности, о которых говорят, что они изменяются, когда происходит изменение сознания. На самом деле в любом случае изменяется лишь вероятность совершения определённых актов поведения. Вера человека в то, что пол выдержит его, когда он по нему ходит, зависит от его прошлого опыта. Если он ходил по полу уже много раз и не проваливался, он охотно будет и далее делать это, и это поведение не будет вызывать у него каких-либо негативных стимулов, ощущаемых как тревога. Он может сказать, что у него есть " убеждение" в прочности пола, или " уверенность", что пол его выдержит, но всё то, что ощущается как убеждение или уверенность, не является состояниями сознания; в лучшем случае это - побочные продукты поведения в предыдущих подобных ситуациях, и они (эти чувства) не объясняют того, почему человек поступает именно так.

У нас крепнет " уверенность", когда вероятность действия увеличивается благодаря тому, что это поведение получает положительное подкрепление. Ведь когда мы уверяем человека, что пол его выдержит, побуждая его ходить по нему, то нельзя сказать, что мы изменяем его " убеждение"; однако мы делаем это в традиционном понимании, когда мы даем ему устные заверения, что пол прочный, и демонстрируем его прочность, сами ходя по нему, или описываем его конструкцию и свойства. Разница тут лишь в наглядности этих методов. Изменение, которое происходит по мере того, как человек " учится доверять полу", ходя по нему, является характерным результатом подкрепления; а изменение, которое происходит, когда ему говорят, что пол прочный, когда он видит, что кто-то другой ходит по нему, или когда его " убеждают" заверения, что пол его выдержит, зависит от опыта в прошлом, вклад которого (в управление поведением) теперь уже не заметен для других. Например, человек, который ходит по поверхностям, прочность которых может быть разной (например, замерзшее озеро), быстро начинает отличать поверхности, по которым другие ходят, от поверхностей, по которым никто не ходит, или поверхности, которые называют безопасными, от поверхностей, которые называют опасным. Он научается беззаботно ходить по первым и осторожно по вторым. Вид людей, ходящих по поверхности, или заверения, что она безопасна, переводит её из второй категории в первую. История того, как сформировывалось это различение, может быть забыта, и тогда создаётся (обманчивое) впечатление, что в достижении результата соучаствует и внутренний процесс, называемый " изменение сознания".

Изменения предпочтений, восприятия, потребностей, целей, взглядов, мнений и других атрибутов сознания могут быть проанализированы таким же образом. Мы изменяем взгляды человека на конкретные вещи, а также то, что он " в них видит", смотря на них, изменяя факторы (оперантного подкрепления); мы не изменяем фикцию под названием восприятие. Мы можем изменить относительную интенсивность разных реакций дифференциальным подкреплением альтернативных актов поведения; но мы не можем изменить нечто, называемое " предпочтением". Мы изменяем вероятность совершения акта поведения путем изменения состояний депривации или негативного стимулирования; но мы не изменяем так называемую потребность. Мы конкретными мерами даем подкрепление актов поведения; но мы не даем человеку цели или намерения. Мы изменяем поведение по отношению к чему-то, а не отношение к нему. Мы усваиваем методом проб и ошибок, а также изменяем речевое поведение, а вовсе не мнения.

Еще один способ " изменить сознание" - это указать причины, из-за которым человек должен вести себя данным образом, и эти причины почти всегда являются последствиями, которых можно ожидать в результате такого поведения. Допустим, ребенок пользуется ножом опасным для себя образом. Мы можем избежать беды, делая окружающий мир более безопасным, отобрав нож или дав ему более безопасный инструмент; но это не подготовит его к миру, полному опасных ножей. Оставшись один, ребенок может научиться правильному пользованию ножом, пользуясь им неправильно и при этом раня себя. Мы можем ему помочь, заменяя ранения менее опасной формой наказания - например, шлёпая его, или просто стыдя его всякий раз, когда мы видим, что он пользуется ножом опасным образом. Мы можем сказать ему, что некоторые случаи пользования плохи, и другие хороши, если слова: " Плохо! " и " Хорошо! " уже выработаны у него как условные положительный и отрицательный подкрепители. Предположим, однако, что все эти методы дают нежелательные побочные продукты, такие как изменение его отношения к нам, и мы поэтому принимаем решение воззвать к его " разуму". (Это, конечно, возможно только если он уже достиг " разумного возраста" ). Мы объясним ему тогда все факторы, демонстрируя то, что может произойти, если пользоваться ножом так, а не иначе. Мы можем показать ему, какие правила следуют из этих факторов (например: " Никогда не строгай по направлению к себе" ). В результате мы можем побудить ребенка пользоваться ножом правильно - и тогда, вероятно, будем говорить, что мы " привили ему знания" правильного пользования ножом. Но нам пришлось применить большой объем предварительного кондиционирования (правильного реагирования) на наставления, указания и другие речевые стимулы, который легко забывают, и вклад которого могут приписать " автономной личности". Еще более сложная форма аргументации имеет дело с процессом установления новых причин на основании старых - процессом дедукции, который зависит от гораздо более продолжительной истории пользования речевыми (оперантами) и который особенно охотно называют изменениями сознания.

Способы изменения поведения путем " изменения сознания" редко прощают, когда они очевидны и эффективны, хотя по-прежнему считается, что изменяется якобы именно сознание. Мы не прощаем " манипуляцию" сознанием, когда участники спора явно неравны; это считают " недопустимым влиянием." Мы также не прощаем скрытного " манипулирования сознанием". Если человек не в состоянии видеть то, как воздействуют " манипуляторы сознанием", он не может избежать этого или дать отпор; он подвергается " пропаганде". " Промывку мозгов" пытаются запретить те, кто в остальных случаях потворствует изменению сознания просто потому, что тут управление поведением очевидно. Общераспространенный метод " промывки мозгов" состоит в создании невыносимых условий - например, людей морят голодом или лишают сна, и потом дают поблажки, используемые как подкрепители любых актов поведения, которые " показывают положительное отношение" жертвы к политической или религиозной системе мучителей. Конформистские " мнения" создаются просто при помощи положительного подкрепления изъявлений лояльности. Эта процедура может быть неочевидной для тех, против кого она применяется, но она слишком очевидна для того, чтобы посторонние могли согласиться с тем, что это допустимый способ изменения сознания.

Глава 6: Ценности

Точка зрения, которую можно назвать донаучной (этот эпитет не обязательно имеет уничижительное значение), считает поведение человека хотя бы в некоторой степени его собственным достижением. Человек якобы волен рассуждать, решать и действовать, причем, возможно, даже оригинальным образом, и именно ему следует воздавать должное за его похвальные и предосудительные поступки. А с научной (этот эпитет не обязательно почётен) точки зрения поведение человека определяется 1) его генетической наследственностью - результатом селекции в ходе эволюционной истории человека как биологического вида, и 2) условиями окружающей среды, в которой он обитает. Правильность ни той, ни другой точки зрения невозможно доказать, однако такова уж суть научных исследований, что их результаты неизбежно свидетельствуют в пользу второй точки зрения. Чем больше мы узнаём о воздействии окружающей среды, тем меньше у нас оснований приписывать какую-либо часть человеческого поведения действию (внутреннего) автономного управления. Вторая точка зрения даёт весомые преимущества, когда мы начинаем воздействовать на поведение. Автономную личность не так-то просто изменить: ведь в самом деле, в той степени, в какой она является автономной, её по определению вообще невозможно изменить. Однако окружающий мир изменить можно, и мы учимся изменять его. Применяемые для этого инструменты - это физические и биологические технологии, и мы используем их специфическим образом для воздействия на поведение.

В этом переходе от внутреннего к внешнему управлению явно чего-то не хватает. Можно полагать, что внутреннее управление поведением осуществляется не только самой автономной личностью, но и в её интересах. Но тогда в чьих интересах будут использоваться мощная технология (внешнего) управления поведением? Кто её будет использовать? И в каких целях? Если мы подразумевали, что результаты одного подхода лучше, чем у другого, то на каком основании? И что такое благо, если по сравнению с ним что-то иное считается ещё более лучшим? Можем ли мы дать определение хорошей жизни, или хотя бы прогрессивного движения к хорошей жизни? Что такое на самом деле - прогресс? Короче, в чем смысл жизни: как личности, так и всего человеческого рода?

Вопросы такого рода, очевидно, направлены в будущее и касаются не происхождения человека, а его судьбы. И они, конечно, включают в себя так называемые " оценочные суждения", направленные не на выяснение фактов, а того, что люди думают о фактах, и не того, что человек может сделать, а того, что он должен делать. При этом обычно подразумевается, что ответы на эти вопросы находятся вне сферы деятельности науки. Физики и биологи часто с этим соглашаются, причем довольно обоснованно, поскольку их науки действительно не дают ответов на эти вопросы. Физика может дать нам ответ на вопрос, как создать ядерную бомбу, но не на вопрос о том, надо ли её создавать. Биология может дать нам ответ на вопрос, как предотвращать беременность и задерживать наступление смерти, но не на вопрос о том, надо ли это делать. Создаётся впечатление, что принятие решений об использовании достижений науки требует своебразной мудрости, которой, по какой-то странной причине, ученые якобы не обладают. И если им вообще позволено делать оценочные суждения, то только на общих основаниях той мудрости, которую они разделяют со всеми остальными людьми.

Но для ученого, изучающего поведение, соглашаться с этим было бы ошибкой. То, как люди " воспринимают" факты, или то, что вообще означает " восприятие" - это вопрос, на который наука о поведении должна иметь ответ. Несомненно, факт отличается от того, как человек его воспринимает, но и " восприятие" тоже является фактом. Тут, как и везде, путаницу вызывает интерес к тому, что люди " воспринимают". Более полезная постановка вопроса такова: если научный анализ может научить нас, как изменить поведение, то может ли он научить нас, какие именно изменения поведения надо сделать? Это вопрос о поведении тех, кто на самом деле предлагает изменения и осуществляет их. Люди действуют для улучшения мира и прогресса в направлении лучших условий жизни по весомым причинам, и частью этих причин являются определенные последствия их поведения, а частью этих последствий являются объекты, которые люди ценят и называют хорошими.

Мы можем начать с пары простых примеров. Есть объекты, которые почти каждый называет хорошими. Некоторые объекты хороши на вкус, на ощупь или на взгляд. Мы говорим об этом так же просто, как когда мы говорим, что они сладкие на вкус, шероховатые на ощупь, или красные на взгляд. Но существует ли какое-то физическое свойство, общее для всех хороших объектов? Наверняка нет. Даже нет общих свойств, которыми обладают все сладкие, шероховатые или красные объекты. Серая поверхность будет выглядеть красноватой, если мы до этого смотрели на сине-зеленый фон; обычная бумага ощущается гладкой, если мы до этого щупали наждачную бумагу, или грубой, если мы до этого прикасались к оконному стеклу; и водопроводная вода кажется сладкой на вкус, если мы перед этим ели артишоки. Следовательно, то, что мы называем красным, или гладким, или сладким, должно отчасти зависеть от глаз смотрящего, или руки щупающего, или языка пробующего на вкус. То, что мы приписываем объекту, когда мы называем его красным, шероховатым или сладким, отчасти является состоянием нашего собственного организма, получающимся в результате (в данном примере) недавней стимуляции. Но состояние организма намного важнее (причем по иной причине) тогда, когда мы называем что-то " хорошим".

Хорошие объекты - это положительные подкрепители. Вкусная пища дает нам (положительное) подкрепление, когда мы ощущаем её вкус. Объекты, которые дают ощущение " хорошего", дают нам подкрепление, когда мы их ощущаем. Объекты, которые хорошо выглядят, дают нам подкрепление, когда мы смотрим на них. Когда мы говорим, что мы " тянемся" к таким объектам, то мы указываем на то поведение, которое часто приносит подкрепление от них. (Объекты, которые мы называем плохими, тоже не имеют общих свойств. Все они являются отрицательными подкрепителями, и мы получаем подкрепление, когда мы их избегаем или уклоняемся от них.)

Когда мы говорим, что оценочное суждение - это констатация не факта, а того, как кто-то ощущает этот факт, мы просто делаем различие между объектом и его действием в качестве подкрепителя. Сами по себе объекты изучаются физикой и биологией, причем как правило, не давая им оценки, но действие объектов как подкрепителей относится к сфере науки о поведении, которая в силу того, что занимается оперантным подкреплением, является наукой о ценностях.

Объекты хороши (действуя как положительное подкрепление) или плохи (действуя как отрицательное подкрепление) очевидно из-за факторов выживания, под действием которых эволюционировал данный биологический вид. Существует очевидная ценность для выживания в том факте, что некоторые виды пищи дают положительное подкрепление. Она состоит в том, что люди быстрее учились находить, выращивать или ловить её. Восприимчивость к отрицательному подкреплению не менее важна; те, кто получал наибольшее подкрепление, когда они уклонялись или избегали потенциально опасные условия, получали очевидные преимущества. В результате подкрепление определенным образом от конкретных явлений стало частью генетического наследия, называемого " человеческой природой". (Частью этого наследия является также и то, что новые стимулы становятся подкреплением благодаря " условному" кондиционированию: например, зрелище фруктов становится подкреплением, если увидев плоды, мы кусаем их и обнаруживаем их " хороший" вкус. Возможность условного кондиционирования не изменяет тот факт, что все подкрепители в конечном итоге получили свою силу в ходе эволюционного отбора.)

Делать оценочное суждение, называя что-то хорошим или плохим, означает классифицировать этот объект соответственно его свойствам как подкрепителя. Классификация имеет важное значение, что мы видим в тот момент, когда подкрепление начинают использовать окружающие (когда, например, речевые акты поведения " Хорошо! " или " Плохо! " начинают функционировать, как подкрепления), но все объекты были подкреплением задолго до того, как их начали называть хорошими или плохими; к тому же они являются подкрепителями для животных, которые не называют их хорошими или плохими, и для детей и других людей, которые не в состоянии их так назвать. Главное - это эффект подкрепления, но не является ли он тем, что имеют в виду, говоря: " то, как люди ощущают объекты"? Не являются ли объекты подкрепителями из-за вызываемых ими хороших или плохих ощущений?

Есть мнение, что ощущения являются частью инструментария автономной личности, поэтому здесь нужны дальнейшие пояснения. Человек имеет ощущения как внутри тела, так и снаружи. Он ощущает, что мышца онемела, точно так же, как ощущает пощечину; он чувствует себя подавленным точно так же, как он чувствует холодный ветер. Но из-за этой разницы возникают два важных различия. Во-первых, человек может ощущать внешние объекты активным образом; он может исследовать поверхность, водя по ней пальцем, чтобы получить от нее более интенсивную стимуляцию; но даже несмотря на существующие способы " повысить осознание" происходящего внутри тела, он не может активно исследовать ощущаемое.

Более важное различие заключается в том, как человек учится, ощущая объекты. Ребенок учится различать разные цвета, тона, запахи, вкусы, температуры и т.д. только в том случае, если они связаны с факторами подкрепления. Если красные конфеты имеют приятный, т.е. подкрепляющий вкус, а зеленые конфеты нет, то ребенок будет брать и есть только красные конфеты. Некоторые важные факторы подкрепления являются речевыми. Родители учат ребенка называть цвета, давая подкрепление за правильные ответы. Если ребенок говорит " синий", и объект перед ним синий, то родитель говорит " Хорошо! " или " Правильно! " Если объект красный, то родитель говорит " Неправильно! " Но такое совершенно невозможно, когда ребенок учится реагировать на явления не вне, а внутри своего тела. Человек, который учит ребенка различать чувства (эмоции), напоминает дальтоника (страдающего цветовой слепотой), учащего ребенка называть цвета. Он не может быть уверен, выполнено или нет условие, которое определяет, надо ли давать подкрепление за данный ответ, или нет.

Языковое общение в принципе не может установить тонкие нюансы факторов подкрепления, необходимые для того, чтобы научить мельчайшим различиям между стимулами, которые им невыразимы. Оно поэтому должно полагаться на визуальные признаки наличия или отсутствия (данного) внутреннего состоянии. Родитель может учить ребенка говорить " Я голоден" не потому, что он чувствует то, как ребенок чувствует себя, а потому, что он видит, что тот ест с жадностью или ведёт себя каким-то иным образом, связанным с лишением пищи, или при котором пища оказывается подкрепителем. Эти признаки могут быть истолкованы правильно, и тогда ребенок научится " описывать свои чувства" с определённой точностью, но так дело идёт далеко не всегда, потому что многие чувства имеют лишь малоприметные поведенческие проявления. В результате язык, описывающий эмоции, неточен. Мы обычно описываем наши эмоции словами, которые были выучены в связи с совсем другими объектами; почти все слова, которые мы для этого используем, первоначально были метафорами.

Мы можем научить ребенка называть объекты хорошими, давая ему подкрепление в соответствии с тем, каковы они на наши вкус, взгляд или осязание, но ведь не каждый считает тот же самый объект хорошим, и мы можем ошибиться. Единственным ориентиром тут служит поведение ребенка. Если мы дадим ребенку новую пищу, и он начинает её активно есть, то её вкус, очевидно, с самого начала был подкрепителем, и мы тогда говорим ему, что еда хорошая, и соглашаемся с ним, когда он называет её хорошей. Но ребенок получает совсем другую информацию. Он имеет и другие ощущения, и позже он будет называть другие объекты хорошими, если они вызывают те же самые ощущения, даже если активное поедание не входит в их число.

Не существует сильной причинно-следственной связи между подкрепляющим эффектом стимулов и чувствами, которые он вызывает. Соблазнительно заявить в традиции интерпретации эмоций по Уильяму Джеймсу, что не стимул даёт подкрепление, потому что от этого мы чувствуем себя хорошо, а что мы чувствуем себя хорошо, потому что он даёт подкрепление. Но это выражение " потому что" опять-таки вводит в заблуждение. Стимулы дают подкрепление и вызывают состояния, которые ощущаются как " хорошие" по одной и той же причине, которая заложена в нас эволюционной историей человека как биологического вида.

Разгадка тут в том, что главное - это не ощущение, а сам ощущаемый объект. Именно поверхность стекла ощущается гладкой, а не какое-то " чувство гладкости." И опять-таки само подкрепление ощущается как хорошее, а вовсе не " чувство хорошего." Люди обобщили ощущения от хороших объектов и назвали их " удовольствием", а ощущения от плохих объектов назвали " болью", но мы не даем людям удовольствие или боль, мы даем им объекты, вызывающие у них чувство приятного или боли. Люди работают не для того, чтобы получить (как утверждали гедонисты) максимум " удовольствия" и минимум " боли"; нет, они работают, чтобы получить приятные вещи и избежать болезненных. Эпикур был не совсем прав, говоря, что удовольствие - это абсолютное добро, а боль - абсолютное зло; нет, всё хорошее - это положительные подкрепления, а всё плохое - это отрицательные подкрепления. То, что сводится к максимуму или минимуму, т.е. то, что в конечном счете является хорошим или плохим - это объекты, а не ощущения, и люди работают для того, чтобы их получить или, соответственно, избежать, не из-за своих ощущений, а потому, что они являются положительными или отрицательными подкреплениями. (Когда мы называем что-то приятным (pleasing), мы может быть сообщаем о нашем ощущении, но ощущение - это побочный эффект того факта, что приятный объект является в буквальном смысле подкрепляющим объектом. Мы говорим о сенсорном удовольствии (gratification), как будто бы суть была в ощущении, но удовлетворить (gratify) - это значит дать подкрепление, и благодарность (gratitude) означает взаимное (положительное) подкрепление. Мы называем подкрепляющий объект удовлетворяющим (satisfying), как если бы мы сообщали об ощущении; но это слово буквально означает процесс насыщения; это-то и делает объект подкрепителем. Быть удовлетворенным - значит быть сытым.)

Некоторые из простых благ, которые действуют как подкрепление, исходят от окружающих. Люди греются или чувствуют себя безопасней, прижимаясь близко друг к другу, они дают друг другу подкрепление сексом, и они делятся, берут взаймы или крадут вещи друг у друга. Подкрепление от другого человека не обязательно бывает преднамеренным. Один человек научился хлопать в ладоши, чтобы привлечь внимание другого, но другой оборачивается вовсе не для того, чтобы побудить его хлопать снова. Мать научилась успокаивать испуганного ребенка, лаская его, но ребенок умолкает не для того, чтобы побудить ее ласкать его дальше. Человек научился отгонять врага, ударив его, но враг убегает не для того, чтобы побудить его нанести новый удар. В каждом таком случае мы называем подкрепляющее действие непреднамеренным.

Но оно становится преднамеренным, если результат даёт подкрепление. Как мы уже продемонстрировали, человек действует преднамеренно не в том смысле, что он обладает намерением, которое он потом исполняет, а в том смысле, что его поведение получает подкрепление от его последствий. Ребенок, который плакал, пока его не успокоили лаской, начинает плакать преднамеренно. Тренер по боксу может учить в спарринге ученика правильной технике нанесения ударов, делая при этом вид, будто бы ему больно. Один человек вряд ли обращает внимание на другого для того, чтобы побудить его хлопать в ладоши, но он может сделать это преднамеренно, если этот способ привлечения внимание менее неприятный, чем другие альтернативы.

Когда окружающие преднамеренно создают и поддерживают действие факторов подкрепления, то о человеке, подвергающемся действию этих факторов, говорят, что его поведение - " на благо других." Вероятно, первоначальные и до сих пор самые распространенные подкрепители, вызывающие такое поведение, были отрицательными. Любой, кто обладает достаточной властью, может действовать в отношении окружающих отрицательно, пока они не станут реагировать способами, дающими ему положительное подкрепление. Методы, использующие положительное подкрепление, труднее освоить, и менее вероятно, что их будут применять, поскольку их результаты, как правило, задерживаются; но они имеют то преимущество, что не вызывают ответной агрессии. Какой метод используется, часто зависит от имеющихся подкрепителей: сильный угрожает физической расправой, уродливый пугает, физически привлекательный подкрепляет сексом, а богатый платит. Речевые подкрепления получают свою силу от конкретных (физических) подкреплений, совместно с которыми они используются, а так как они используются время от времени с различными подкреплениями, то их действие можно обобщать. Мы даём человеку положительное подкрепление, говоря: " Хорошо! " или " Правильно! " или отрицательное, говоря: " Плохо! " или " Неправильно! ", и эти речевые стимулы действуют потому, что они сопровождаются другими подкреплениями.

(Можно сделать различие между двумя парами антонимов. Поведение называют хорошим или плохим - и этическая окраска тут не является случайной - в зависимости от того, какое подкрепление оно получает от окружающих. Поведение обычно называют правильным или неправильным в зависимости от иных факторов подкрепления. Существует правильный и неправильный способ делать что-то; конкретное действие при вождении автомобиля является правильным, а не просто хорошим, а другое - неправильное, а не просто плохое. Подобное различие может быть сделано между похвалой и порицанием с одной стороны, и признанием заслуг и обвинением - с другой. Мы обычно хвалим или ругаем людей тогда, когда их поведение приносит нам положительное или отрицательное подкрепление независимо от совокупного результата их поведения, но когда мы признаём достижения человека или виним его за неприятности, мы указываем на хорошие или плохие результаты его действий и подчеркиваем, что они действительно являются последствиями его поведения. Однако мы используем слова " Правильно! " и " Хорошо! " как почти взаимозаменяемые, и различие между похвалой и признанием заслуг, возможно, не всегда целесообразно.)

Эффект подкрепления, который невозможно объяснить его ценностью для выживания в ходе эволюции (например, бодрящий эффект героина), предположительно является аномальным. Может показаться, что условные подкрепители свидетельствуют (о существовании) других видов восприятия, но их действие основано на предшествующем жизненном опыте человека. Согласно Доддсу, гомеровские греки беззаветно сражались за то, чтобы добиться не счастья, а уважения своих соратников. Можно считать, что счастье представляет собой личные положительные подкрепления, которые имеют значение для выживания, а уважение - определенные условные подкрепления, используемые для того, чтобы побудить человека действовать на благо других, однако все условные подкрепления получают свою силу от личных подкреплений (говоря традиционно, общественные интересы всегда основываются на личных интересах) и, следовательно, от эволюционной истории человечества.

То, что индивид чувствует, действуя на благо других, зависит от используемых при этом подкреплений. Чувства - это побочные эффекты факторов подкрепления, и не дают ничего для выяснения различия между общественным и личным. Мы не говорим, что простые биологические подкрепления являются эффективными из-за себялюбия, и мы не должны приписывать действия на благо других некоей " любви к ближним". Работая на благо других, человек может чувствовать любовь или страх, преданность или понуждение, или любое другое состояние, вызываемое факторами подкрепления, побудившими его к этому поведению. Человек не действует на благо других из-за чувства солидарности или отказывается так действовать из-за чувства отчуждения. Его поведение зависит от управления, осуществляемого социальной средой.

Когда один человек побуждается действовать на благо других, мы можем спросить, справедлив или нет результат этого. Соизмеримы ли блага, получаемые обеими сторонами? Когда один человек управляет другим при помощи отрицательного подкрепления, то блага явно несоизмеримы; но и положительное подкрепление может быть использовано таким образом, что выгоды будут тоже отнюдь не равны. Ничто в поведенческих процессах не гарантирует справедливости отношений, так как количество усилий, вызываемых подкреплением, зависит от конкретных факторов подкрепления, в которых оно проявляется. В экстремальном случае индивид может получать подкрепление от других по схеме, которая будет стоить ему жизни. Предположим, например, что группе людей угрожает хищник (например, " чудовище" из мифологии). Кто-то, обладающий особой силой или специальными навыками, нападает на чудовище и убивает или прогоняет его. Группа, избавленная от угрозы, воздаёт герою подкрепление одобрением, похвалами, почестями, обожанием, торжествами, статуями, триумфальными арками или обручением с принцессой. Это может быть отчасти непреднамеренно, но тем не менее служит как подкрепление для героя. И отчасти это может быть преднамеренно - т.е. герою дают подкрепление именно для того, чтобы побудить его напасть на других чудовищ. Важное обстоятельство таких факторов подкрепления заключается в том, что чем больше опасность, тем больше почестей воздают герою, избавившему от неё. Герой поэтому берется за все более и более опасные поручения, пока не погибнет. Такие факторы подкрепления не обязательно являются общественными; они обнаруживаются и в других опасных видах деятельности, таких как альпинизм, где избавление от опасности даёт тем больше подкрепления, чем больше опасность. (То, что поведенческий процесс может, таким образом, пойти в ложном направлении и привести к смерти, нарушает принцип естественного отбора не в большей мере, чем фототропное поведение мотыльков, которое имеет ценность для выживания, когда направляет мотылька к солнечному свету, но оказывается губительным, когда направляет в пламя свечи).

Как мы уже видели, проблема честности или справедливости зачастую является просто вопросом хорошего управления. Вопрос состоит в том, мудро ли используется подкрепление. Два других слова, которые долго ассоциировались с оценочными суждениями, но не столь явно с вопросом хорошего управления - это " должен - should" и " следует - ought". Мы используем их, чтобы уточнять не-социальные факторы подкрепления. " Чтобы попасть в Бостон, вы должны (вам следует) ехать по автостраде 1." Этим попросту говорится: " Если вы получаете подкрепление, попав в Бостон, вы получите его, поехав по автостраде 1." Высказывание, что ехать по автостраде 1 - " правильный" способ добраться до Бостона - это не этическое или моральное суждение, а утверждение о сети автострад. Может показаться, что нечто близкое к оценочным суждением содержится в выражении: " Вы должны (вам следует) прочесть " Дэвида Копперфилда", которое можно " перевести на язык бихевиоризма" так: " Вы получите подкрепление, если прочитаете " Дэвида Копперфилда". Это - оценочное суждение в силу того, что оно подразумевает, что эта книга - подкрепитель. То, что тут подразумевается, можно сказать напрямую, аргументируя так: " Если вам понравился роман " Большие надежды", вы должны (вам следует) прочесть " Дэвида Копперфилда". Это оценочное суждение правильно, если в обычно правильно то, что те, кто получает подкрепление от " Больших надежд", получают его и от " Дэвида Копперфилда".

" Должен - should" и " следует - ought" ставят перед нами более сложные вопросы, когда мы обращаемся к факторам подкрепления, которыми человека побуждают действовать на благо других. " Вы должны (вам следует) сказать правду" является оценочным суждением в силу того, что оно подразумевает соответствующие факторы подкрепления. Мы могли бы " перевести" его следующим образом: " Если вы получаете подкрепление от одобрения окружающих, вы получите его, сказав правду". Его ценность можно обнаружить в социальных факторах подкрепления, которые культивируются для целей управления. Это - этическое или моральное суждение в том смысле, что обычаи и нравы управляют повседневным образом жизни группы.

В этой области легко утерять путеводную нить факторов подкрепления. Человек водит машину хорошо благодаря факторам подкрепления, которые сформировали и которые направляют его действия. Поведение традиционно объясняют, говоря, что он обладает знаниями и навыками, необходимыми для вождения машины, но эти знания и навыки надо проследить до тех факторов подкрепления, которые, возможно, были наперёд использованы для объяснения его поведения. Мы не говорим, что человек делает то, что ему " следует делать" при вождении автомобиля в силу некоего внутреннего чувства того, что правильно. Однако мы склонны ссылаться на какую-то внутреннюю добродетель, чтобы объяснить, почему человек ведет себя хорошо по отношению к окружающим, но ведь он поступает так не потому, что окружающие наделили его чувством ответственности, обязанностей, лояльности и уважения к другим, а потому, что они создали эффективно действующие социальные факторы подкрепления. Образ действий, классифицируемый как хороший или плохой и как правильный или неправильный, обусловлен вовсе не добродетельностью или порочностью, или хорошим или плохим характером, или знанием добра и зла, а факторами, обуславливающими большое разнообразие подкреплений, в том числе обобщенные словесные подкрепления " Хорошо! " или " Плохо! " и " Правильно! " или " Неправильно! "

Стоит лишь идентифицировать факторы подкрепления, управляющие поведением, называемые " хорошо" или " плохо" и " правильно" или " неправильно", и тогда станет ясным различие между фактами и тем, что люди думают о фактах. То, что люди думают о фактах - побочное явление. Важно то, что они из-за этих фактов делают, и то, что они делают - это факт, который станет понятен, если исследовать соответствующие факторы подкрепления. Карл Поппер выразил противоположную традиционную позицию следующим образом:

" Перед лицом того социологического факта, что большинство людей следует норме " не воруй", тем не менее есть возможность решить, следовать этой норме или её противоположности; и ещё есть возможность поощрять тех, кто усвоил эту норму и придерживается её, или же деморализовать их, убедив их следовать её противоположности. Невозможно вывести предложение, констатирующее норму или решение из предложения, констатирующего факт; это всего лишь иной способ утверждать, что невозможно вывести нормы или решения из фактов."

Этот вывод справедлив лишь в том случае, если действительно " можно следовать норме или ее противоположности." Здесь нам показывают автономную личность, играющую свою наиболее впечатляющую роль, но на самом деле то, следует или нет человек норме " не воруй", зависит от поддерживающих его поведение факторов подкрепления, которые нельзя упускать из виду.

Тут можно сослаться на соответствующие факты. Задолго до того, как кто-то сформулировал эту " норму", люди били тех, кто их обворовывал. В какой-то момент воровство стали называть преступлением, и как за таковое наказывали даже те, кто сами не были обворованы. Кто-то, получив опыт воздействия этих факторов подкрепления - возможно, на своей собственной шкуре, мог давать окружающим такой совет: " Не воруй." И если у него было достаточно авторитета или власти, ему было бы уже излишне ещё и описывать факторы подкрепления. Более категоричная формулировка " Не укради", будучи одной из десяти заповедей, указывает на сверхъестественные санкции. На соответствующие социальные факторы подкрепления указывают, говоря: " Воровать нельзя", что можно истолковать так: " Если вы хотите избежать наказания, то избегайте воровать, " или " Воровство - это преступление, а преступное поведение наказывается". Такое утверждение не более нормативно чем такое: " Если кофе не даёт вам заснуть после того, как вы ляжете спать, то не пейте его."

Правило или закон содержит в себе упоминание об управляющих поведением факторах подкрепления - естественных или социальных. Человек может следовать правилу или подчиняться закону просто из-за факторов подкрепления, к которым относится это правило или закон; но те, кто формулируют правила и законы, как правило, добавляют ещё дополнительные факторы подкрепления. Рабочий на стройке следует правилу, нося шлем. Естественные факторы подкрепления, которые связаны с защитой от падающих предметов, не очень эффективны, и, следовательно, правило приходится санкционировать: тех, кто не носит шлем, увольняют. Естественной связи между ношением шлема и удержанием рабочего места не существует, этот фактор подкрепления устанавливают для поддержания действие естественных, но менее эффективных факторов подкрепления, связанных с защитой от падающих предметов. Параллельная аргументация может быть сделана и для любого правила, в котором задействованы социальные факторы подкрепления. В долгосрочной перспективе поведение людей более эффективно, если им говорят правду, но польза тогда будет слишком отдалённой для говорящего правду, и поэтому нужны дополнительные факторы подкрепления для поддержания такого поведения. Поэтому правдивость называют добродетелью. Именно так надо поступать, а лгать - плохо и неправильно. Так что " норма" - это просто констатация факторов подкрепления.

Преднамеренное управление поведением " для блага других" становится более сильным, когда оно осуществляется религиозными, государственными, экономическими и образовательными организациями. Социальная группа поддерживает определенный порядок, наказывая своих членов, когда они плохо себя ведут, но когда эта функция переходит в руки государства, то наказание определяют специалисты, которые имеют в распоряжении более сильные меры, такие как штрафы, тюремное заключение или смертная казнь. " Хорошо" и " плохо" тут превращаются в " легально" и " преступно", а факторы подкрепления кодифицируются в законах, определяющих поведение и соответствующие наказания. Законы полезны для тех, кому приходится им подчиняться, потому что они определяют поведение, которое следует избегать, и они полезны для " слуг закона", потому что они определяют поведение, за которое следует наказывать. Социальная группа заменяется гораздо более четко специализированным органом - государства или народа - чей авторитет или власть наказывать могут символизироваться церемониями, флагом, гимном и историями о почтенных законопослушных гражданах и пресловутых преступниках.

Религиозная организация - это особая форма власти, которая превращает " хорошо" и " плохо" в " благочестиво" и " греховно". Она устанавливает положительные и отрицательные факторы подкрепления, причём зачастую самым экстремистским образом - например, заповеди, за исполнением которых следят специалисты, как правило, при помощи церемоний, ритуалов и историй. Аналогично этому, если члены неорганизованной группы ведут обмен товаров и услуг в рамках неофициальных факторов подкрепления, то экономическая организация или учреждение выделяет особые роли - такие, как например нанимателя, рабочего, покупателя и продавца - и учреждает специальные типы подкреплений, такие как деньги и кредит. Факторы подкрепления записываются в договорах, контрактах и так далее. Точно так же, члены неформальной группы учатся друг у друга как посредством особого преподавания, так и без него, но лишь в организованной системе образования работают специалисты, называемые учителями, которые работают в специальных учреждениях, называемых школами, применяя установленные специальные факторы подкрепления, такие как оценки и дипломы. " Хорошо" и " плохо" тут становятся " правильно" и " неправильно", и поведение, которое тут дрессируют, кодифицируется расписанием занятий и контрольными работами.

Отметим, что организации побуждают людей вести себя " на благо других" более эффективно, но они изменяют то, что люди при этом ощущают. Человек поддерживает свое правительство не потому, что он лоялен, а потому, что правительство устроило специальные факторы подкрепления. Мы называем его лояльным и приучаем его называть себя лояльным и разглагольствовать о каких-то особенных чувствах, которые он может называть " лояльностью." Человек исповедует религию не потому, что он набожный; он исповедует её из-за факторов подкрепления, устроенных религиозной организацией (церковью или сектой). Она признаёт его набожным и приучает его называть себя набожным и заявлять, что он чувствует некую " приверженность". Поэтому конфликты между чувствами, такие как классические литературные темы конфликтов любви с долгом или патриотизма с верой, на самом деле являются конфликтами между факторами подкрепления.

По мере того, как факторы, которые побуждают человека действовать " на благо других", становятся все более сильными, они теснят факторы, связанные с личным подкреплением. Им тогда бросают вызов. " Вызов" - это, разумеется, метафора, которая указывает на состязание или поединок. То, что люди на самом деле делают в ответ на чрезмерное или конфликтное управление поведением, можно более откровенно описать именно так. Мы видели пример тому в борьбе за свободу, описанную в главе 2. Индивид может предать государство, переметнувшись под неформальную власть небольшой группы, или замкнуться в одиночестве на манер литератора Торо (автора книги " Уолден" ). Он может стать отступником от ортодоксальной религии, переняв этику неофициальной группы или став отшельником. Он может уйти от организованной экономической власти, перейдя к безденежному обмену вещами и услугами или нетоварному добыванию средств к существованию. Он может отвергнуть организованную науку и ученых в пользу личного опыта (отказ от Wissen - знаний в пользу Verstehen - понимания). Альтернативная возможность состоит в ослаблении или уничтожении тех, кто навязывает своё управление, возможно, путем создания конкурирующей системы власти.

Такие шаги часто сопровождаются речевым поведением, которое поддерживает не-речевые действия и побуждает других к соучастию. Так можно поставить под сомнение ценность и действенность подкреплений, используемых противниками и формальными учреждениями: " Ради чего я должен добиваться восхищения или избегать порицания со стороны окружающих? " " Что моё правительство - или любое другое правительство - может мне сделать? " " Может ли церковь действительно определять, получу ли я вечное проклятие или вечное блаженство? " " Что такого особенного в деньгах - да нужны ли мне все вещи, которые на них можно купить"? " Почему я должен изучать предметы, перечисленные в учебном плане колледжа? "... Короче говоря: " Почему я должен вести себя так, как указывают другие? "

Когда таким образом удаётся избежать или уничтожить управление поведением со стороны окружающих, то у индивида остаются только личные подкрепления. Индивид предаётся непосредственному удовлетворению, возможно посредством секса или наркотиков. Если не требуется больших усилий для того, чтобы найти пищу, кров и безопасность, то активность его поведения будет незначительной. О таком его состоянии говорят, что он страдает от отсутствия ценностей. Как заметил Маслоу, отсутствие ценностей " описывается по-разному: как аномия, аморальность, ангедония, отсутствие корней, опустошенность, безнадежность, отсутствие чего-то, во что можно верить и чему можно посвятить себя."

Все эти слова, очевидно, относятся к чувствам или состояниям сознания, но на самом деле тут просто не хватает эффективного подкрепления активного поведения. Аномия и аморальность - это отсутствие искусственных подкреплений, которые побуждают людей соблюдать нормы. Ангедония, отсутствие корней, опустошенность и безнадежность свидетельствуют об отсутствии подкрепления всех видов. Всё то, " во что можно верить и чему можно посвятить себя", можно найти среди искусственных (социальных) факторов, которые побуждают людей вести себя " на благо других."

Различие между чувствами и факторами подкрепления особенно важно, когда надо предпринять практические действия. Если индивид действительно страдает от некоего внутреннего состояния, называемого " отсутствием ценностей", то мы можем решить проблему только путем изменения этого состояния - например, " восстановления моральных сил", " морального воодушевления", или " укрепления морального стержня или духовной ответственности". Однако в действительности следует изменить факторы подкрепления, независимо от того, рассматриваем ли мы их ответственными за дефективное поведение или за чувства, которые якобы объясняют такое поведение.

Общее предложение заключается в укреплении прежних управляющих факторов, устранении конфликтов при помощи более сильных подкрепителей и фокусировании факторов подкрепления. Если люди не работают, это не потому, что они ленивы или беспомощны, а потому, что им не платят достаточно много, или потому, что благотворительность или богатство сделали экономические подкрепители менее действенными. Надо сделать так, чтобы хорошие вещи для жизни были доступны только в результате производительного труда. Если граждане не законопослушны, то это не потому, что они анархисты или преступники, а потому, что органы охраны порядка ослабли; проблема может быть решена отказом делать тюремные сроки условными или сокращать их; увеличением численность полиции и введением более строгих законов. Если учащиеся бездельничают, то это не потому, что у них нет интереса, а потому, что стандарты преподавания были снижены или потому, что преподаваемые предметы перестали быть путёвкой в хорошую жизнь. Учащиеся будут активно стремиться получить образование, если будет восстановлен престиж преподаваемых знаний и навыков. (Побочным результатом будет то, что люди будут чувствовать себя трудолюбивыми, законопослушными и заинтересованными в получении образования).

Такие предложения по укреплению старых способов управления поведением справедливо называют реакционными. Эта стратегия может принести успех, но она не искоренит саму проблему. Организованное управление поведением " для блага других" будет и далее конкурировать с личными подкрепителями, а различные виды организованного управления - друг с другом. Соотношение благ, получаемых управляющим и управляемым, останется несправедливым. Если проблема просто в том, чтобы исправить это соотношение, то любая мера, которая делает управление более эффективным, является шагом в неправильном направлении; однако любой шаг в сторону полного индивидуализма или полной свободы от управления - тоже шаг в неправильном направлении.

Первый шаг к решению этой проблемы заключается в выявлении всех благ, получаемых индивидом, когда его поведением управляют " на благо других". Окружающие осуществляют управление путем манипулирования личных подкреплений, от которых зависит человеческий организм, вместе с условными подкреплениями, такими как похвала или порицание, получаемыми от них. Но есть и другие последствия, которые часто игнорируют, потому что они не проявляются сразу. Мы уже обсуждали проблему, как сделать действенными запоздалые отрицательные последствия. Аналогичная проблема возникает, когда запоздалые последствия являются положительными подкреплениями. Этот вопрос достаточно важен, чтобы прокомментировать его подробнее.

Предположительно, процесс оперантного кондиционирования возник в ходе эволюции оттого, что те организмы, которые были более восприимчивы к воздействию последствий своего поведения, могли лучше приспособиться к окружающей среде и выжить. При этом только немедленные последствия могут быть эффективными. Одна из причин этого связана с " конечной причиной". Акт поведения, разумеется, не может быть изменен всем, что происходит после него, но если " следствие" является немедленным, оно может накладываться во времени на акт поведения. Вторая причина состоит в функциональной взаимосвязи между поведением и его последствиями. Факторы выживания организма не могли генерировать процесс кондиционирования, который принимал бы во внимание то, как поведение вызывает свои последствия. Единственным полезным отношением было временнó е: мог развиваться такой процесс, в котором подкрепление усиливало любое предыдущее поведение. Но такой процесс был важен только в том случае, если он усиливал лишь то поведение, которое на самом деле давало положительный результат. Отсюда важность того факта, что любое изменение, которое следует сразу же за актом поведения, вероятнее всего было им вызвано. Третья причина, связанная со второй, но имеющая более практический характер, состоит в том, что эффект подкрепления от запоздалых последствие может, так сказать, быть перехвачен вклинивающимися актами поведения, которые-то и получают подкрепление, хотя и не принимали никакого участия в создании условий, дающих подкрепление.

Процесс оперантного кондиционирования имеет дело с немедленными последствиями, однако отдаленные последствия тоже может иметь важное значение для блага индивида, если им удастся управлять его поведением. Временной разрыв можно преодолеть чередой " условных подкреплений", один пример которых мы уже рассмотрели. Человек, который часто избегал дождя, уходя от него в укрытие, в конечном итоге избегает дождя, уходя в него прежде, чем начнется дождь. Стимулы, которые часто предшествуют дождю, стали отрицательными подкреплениями (мы называем их приметами или предвестниками дождя). Они имеют более отрицательное действие, когда человек находится вне укрытия, и уходя под укрытие, он избегает и их, и самого дождя. Эффективное следствие состоит не в том, что он не промокнет, когда наконец начнется дождь, а в том, что условный отрицательный стимул немедленно ослабевает.

Такое опосредование удаленных последствий более легко исследовать, когда подкрепление является положительным. Возьмем, например, акт " первобытного" поведения, называемый сбережением огня. Практика окучивать пеплом раскаленные угли на ночь, так чтобы утром можно было найти горячий уголь и развести от него снова костер, должна была быть очень важной тогда, когда не было других простых способов развести огонь. Как этому можно было бы научиться? (Конечно, нельзя в качестве " объяснения" сказать, что кому-то " пришла в голову идея" сбережения огня, тут мы обязаны следовать далее и объяснить возникновение самой " идеи".) Горящий уголёк, найденный утром, едва ли может быть подкреплением акта поведения вечером, состоящего в сгребании пепла в кучу, но временной разрыв может быть преодолен по мостику из череды условных подкреплений. Легко удается развести новый огонь из старого, который еще не совсем потух, и если кажется, что огонь уже некоторое время потух, то легко научиться копаться в золе для того, чтобы найти тлеющий уголек. Высокая куча пепла стала бы тогда условным подкреплением - залогом того, что покопав в ней, можно найти уголек. Сгребание пепла в кучу тогда будет автоматически получать подкрепление. Промежуток времени сначала мог быть весьма коротким - огонь окучивали в том же состоянии, в котором его находили вскоре после этого, но когда сбережение огня стало привычкой, временнó й аспект факторов подкрепления мог измениться.

Как и все объяснения происхождения первобытного поведения, вышеприведённое тоже является умозрительным, но его можно использовать для того, чтобы сделать следующий вывод. Обстоятельства, при которых люди учились сберегать огонь, должны были быть чрезвычайно редкими. Для большей правдоподобности мы должны указать однако на то, что время, в течение которого они могли случаться, измеряется сотнями тысяч лет. Но как только акт поведения - сбережение огня, или любая его часть, был освоен одним человеком, то другие могли освоить его гораздо легче, и с того момента не было никакой дальнейшей необходимости в случайном возникновении таких обстоятельств.

Одно из преимуществ общественных животных состоит в том, что каждому не нужно открывать всё самому. Родитель учит ребенка, а мастер учит подмастерье, потому что получает полезного помощника, и в этом процессе ребенок и подмастерье осваивают полезные акты поведения, которые они, весьма вероятно, не приобрели бы под действием лишь несоциальных факторов подкрепления. Наверное, никто не сажает растения весной просто потому, что потом получает урожай осенью. Посадка не была бы адаптивной или " разумной", если бы не было никакой связи с урожаем, однако весенний сев производится под действием более непосредственных факторов подкрепления, большая часть которых создаётся социальной средой. Урожай в лучшем случае имеет эффект поддержания целой череды условных подкреплений.

Важнейшим репертуаром поведения, который можно приобрести только от окружающих, является язык. Речевое поведение, вероятно, возникло под действием факторов, вызванных участием в практических общественных действиях, а человек, который становится одновременно говорящим и слушающим, получает в распоряжение репертуар поведения невиданного доселе объема и мощности, который он может использовать для себя. Части этого репертуара имеют отношение к самопознанию и самоуправлению, которые, как мы увидим в главе 9, являются продуктами общественной жизни, даже если их обычно ложно истолковывают как абсолютно индивидуальное и личное дело.

Еще одним преимуществом является то, что индивид в конце концов является одним из " окружающих", которые осуществяют управление поведением других для собственного блага. Общественная организация часто получает оправдание от указания на ряд всеобщих ценностей. Индивид под властью правительства пользуется определенной мерой порядка и безопасности. Экономическая система получает оправдание от указания на богатства, которые она производит, а образовательные учреждения - на навыки и знания.

Без социальной среды человек остается по существу недоразвитым, как те дети, о которых говорят, что они были выкормлены волками или смогли выжить в одиночку с самого раннего возраста в благоприятном климате. Человек, живущий одиночкой от рождения, не имеет речевого поведения, не осознаёт себя как личность, не осваивает методов самоуправления, а также в отношении окружающего мира имеет только те скудные навыки, которые можно приобрести за одну короткую жизнь лишь благодаря несоциальным факторам подкрепления. В аду Данте ему уготованы специальные муки для тех, кто " жил без вины и без похвалы, " как (падшие) " ангелы, которые были... сами для себя." Жить только для себя - это значит быть ничтожеством.

Великие индивидуалисты, которых так часто цитируют, чтобы доказать ценность личной свободы, обязаны своими успехи предшествующей жизни в социальной среде. Непреднамеренный индивидуализм Робинзона Крузо и добровольный индивидуализм Генри Дэвида Торо свидетельствуют о их очевидном долге перед обществом. Если бы Крузо попал на необитаемый остров ребенком, и если бы Торо вырос без воспитания на берегу пруда Уолдена, их жизнь была бы совсем иной. Мы все начинаем жизнь беспомощными детьми, и никакая степень самоопределения, самодостаточности и самостоятельности не делает нас личностями в каком-либо ином смысле, чем как отдельных членов человеческого общества. Знаменитый принцип Руссо, что " природа сделала человека счастливым и добродетельным, а вот общество развращает его и делает его несчастным" - совершенно ложен, и ирония заключается в том, что жалуясь на то, что его книгу " Эмиль" так мало понимают, Руссо описывает её как " трактат об изначальной доброте человека, имеющий целью показать, как пороки и заблуждения, чуждые его природе, проникают в него извне и незаметно изменяют его, " потому что книга на самом-то деле как раз и является одним из самых значительных практических руководств о том, как можно изменять поведение человека.

Даже выдающиеся революционеры почти полностью представляют собой обычный продукт системы, которую они хотят свергнуть. Они говорят на языке, используют логику и науку, соблюдают многие из этических и правовых принципов и применяют практические навыки и знания, которые общество дало им. Небольшая часть их поведения может представлять собой исключение, и даже возможно - разительное, и мы должны искать исключительные причины их своеобразной жизненной позиции. (Приписывать их оригинальный вклад в историю их характеру, способному творить чудеса в качестве автономной личности, конечно, вообще не является объяснением.)

Таковы, таким образом, некоторые из благ, которым мы обязаны управлению, осуществляемому окружающими, в дополнение к благам, используемым как средство управления. Более отдаленные блага имеют значение при любой оценке справедливости обмена между человеком и его социальной средой. Никакое разумное равновесие не может быть достигнуто до тех пор, пока отдаленными благами пренебрегают ради радикального индивидуализма или либерализма, или пока равновесие резко нарушено существованием эксплуататорского строя. Можно полагать, что есть оптимальное состояние равновесия, в котором каждый получает максимальное (положительное) подкрепление. Но заявить об этом означает ввести ценности нового рода. Зачем кому-то заниматься вопросами справедливости, если их можно будет свести к умелой практике применения подкреплений? На вопросы, с которых мы начали, очевидно, невозможно ответить, попросту указывая на то, что хорошо лично для себя, и на то, что хорошо для других. Существует еще один род ценностей, который мы рассмотрим теперь (в следующей главе).

Борьба за свободу и честь была сформулирована как защита автономной личности, а не как пересмотр факторов подкрепления, под действием которых живут люди. Нам стала доступной технология поведения, которая могла бы более успешно уменьшить отрицательные последствия поведения, как непосредственные, так и отдаленные, и максимально увеличить достижения, на которые способен человеческий организм, но защитники свободы против ее применения. Оппозиция может выдвигать ряд вопросов, касающихся " ценностей": Кто должен решать, что хорошо для человека? Как будет использоваться эта более эффективная технология? Кем и с какой целью? На самом деле это вопросы о подкреплении. Некоторые вещи стали " хорошими" в эволюционной истории человеческого рода, и их можно использовать, чтобы побудить людей действовать " на благо других." Когда ими злоупотребляют, они могут вызвать отпор, и человек может заняться делами, хорошими лишь лично для него. Этому можно противодействовать более интенсивными факторами подкрепления, которые вызывают поведение на благо других, или указанием на упущенные человеком из виду индивидуальные блага - концепции (общественной) безопасности, порядка, здоровья, благосостояния или мудрости. Возможно, что косвенно общество может управлять человеком с помощью определённых отдаленных последствий его поведения, а благо окружающих обращается во благо этого человека. Тут нам надо будет проанализировать другой род благ, который заключается в прогрессе человечества.

⇐ Предыдущая1234567Следующая ⇒

Поделиться: