|
Архитектура Аудит Военная наука Иностранные языки Медицина Металлургия Метрология Образование Политология Производство Психология Стандартизация Технологии |
|
|
Архитектура Аудит Военная наука Иностранные языки Медицина Металлургия Метрология Образование Политология Производство Психология Стандартизация Технологии |
Воспоминания спасателя-добровольцаСтр 1 из 4Следующая ⇒
Специальный выпуск Первой 11 декабря в Армению, а точнее, в Спитак, прибыла группа во главе с Валерием Косогоровым; немного позже туда же прилетела группа под руководством Геннадия Кабанова, а в Ленинакан – группа зареченских туристов, которую возглавил Николай Вахурин. Всего из Пензы и Заречного в зону землетрясения прибыло 46 спасателей-добровольцев. В данном специальном выпуске газеты публикуются воспоминания участников спасательных экспедиций всех трёх групп. Но перед ними хочу вставить в номер стихотворение Александра Милова, посвящённое тем трагическим событиям 30-тилетней давности. ************************************************************************************ Памяти города Спитак* 1988 года. Н.Вахурину, Г.Кабанову, В.Щепилло, А.Садову, М.Божаткину и всем пензенским спасателям, работавшим после землетрясения в г.Спитак в декабре 1988 года. Был добрый день, такой беспечный,
- 2 - И Новый год, наш праздник вечный, А будущность - в загадке веˊ щей, Язык судьбы не выразим. Земля ударила зловеще, Как десять взрывов Хиросим. Светило солнце, жили люди, И в небе не было войны. В мгновенье, жизнь в разруху сгрудив, Завис стон грозной тишины. Гнев, накопив в своей утробе, Не зная, как, куда уйти, Дрожала почва в дикой злобе, Сметая всё в своём пути. И град в руины перемолот, И каждый бедами обвит, И бездны ночь, и в душах холод: «Жив, ранен, сдавлен, иль убит? » Везде обломки и завалы, Как скалы острые грубы. И боль, и скорбь, и смерти жало, Куда ни глянь - гробы, гробы. И вы спешили в «белый» город, Спасать пропавших и живых. И каждый смел, умел и молод, И каждый был среди своих. Мальчонка в беленькой рубашке, Один оставшийся в живых, С фамилией в клочке бумажки, В надежде ждёт своих родных. Борьба, когда день горем вспорот, Где каждый шаг угар беды. И вы спасали этот город, Там, где весной цвели сады. Чтоб, сквозь усталость, стужу, голод, Пульс прежней жизни не затих… И вы спасали этот город, Где мёртвых больше, чем живых.
* Спитак – в переводе с армянского «белый». Александр Милов. - 3 - Спитак. Чудом уцелевший будильник Ещё раз подтвердилось, что восточное взяточничество и коррупция, распространившиеся в Закавказье, поразили партийную верхушку, кичившуюся своим достатком. Особняк Степаняна это только подтверждал и говорил о страшном контрасте в уровне жизни жителей Армении. Соседним с роскошным особняком Степаняна был домик Ованеса. Он не перенёс землетрясения и был почти полностью разрушен, но на этого беднягу навалились и другие напасти. Он держал корову и овец. Овец, переживших эту беду, подстерегла беда другая. Их у него угнали мародёры (он в овраге видел следы их разбоя), а корову придавили обломки хлева. Мы, чем только сумели, помогли бедолаге: очистили от обломков его кухню под открытым небом, разобрали развалины дома, вытащили оттуда постель и тёплые вещи, разобрали хлев, вытащили оттуда труп коровы и сожгли его. Обо всём этом мы составили акт. Засвидетельствовали этим актом его несчастье, надеясь, что эта бумага ему поможет. Но при том уровне коррупции, который был в Армении, эта надежда была очень и очень слабой. И всё же эта наша тяжёлая, инициативная работа принесла нам больше удовлетворения, чем работа на роскошном особняке соседа, который, не стесняясь нас, потирал руки: при теперешней ситуации, он превратит все стройматериалы в золото. Это бедствие Спитака принесёт ему немалый барыш. Во время нашей работы на доме Ованеса пришёл его двоюродный брат. Он живёт в селе, в горах, в 20 км от Спитака. В селе была школа. В ней училось около 200 школь-ников. Во время землетрясения вся она разрушилась от первого толчка. После первого толчка один учитель схватил и вынес нескольких учеников. Когда он вернулся в развалины за другими пострадавшими, второй толчок накрыл всех. Три дня пищали развалины. Тяжёлая техника для разборки завалов пришла только через неделю.
- 16 -
Работы подходили к концу, и мы начали понимать, что штаб использует нас для помощи своим людям. Не нуждающимся в помощи, а своим. Это проявилось даже в распределении присылаемой гуманитарной помощи: коробки с дефицитным товаром – своим, а остальным – тазы да вёдра. Дублёнки из гуманитарной помощи первыми появились на рынках Грузии. Появились слухи о таинственных вертолётных площадках для разгрузки дефицитного товара в горах. В подтверждение этого начались полёты военной авиации. Борьба с мародёрами была поднята, так сказать, на высоту. Они летали низко, едва не задевая развалины. Наше пребывание в Спитаке заканчивалось, и штаб выдал нам бумагу с хорошим отзывом о нашей работе. Мы сами себе написали рукописные командировки. Норик Мурадян, начальник штаба, позвонил в ЦК КП Армении с просьбой помочь нам с авиабилетами до Москвы и дал нам автобус до Еревана. Мы въехали на гребень перевала и простились с этим истерзанным, гибнущим городом. От тепла и непривычного комфорта многие тут же уснули и проспали до Еревана. Тем, которые не спали, шофёр рассказывал о себе. Землетрясение застало его на работе в автохозяйстве. Из всех автомашин и шофёров толчки оставили немногих, и они все работали непрерывно без сна и отдыха более двух суток. Сразу после землетрясения он кинулся домой, с помощью домкрата высвободил своих домашних и отправил их в больницу. Сам же отправился на работу. Когда через двое суток он пришёл в дом, чтобы отдохнуть, то увидел в доме полный разгром. Всё, что пожалело землетрясение, было разграблено мародёрами. Теперь его жилище – автобус. Ереван нас встретил безразличием к нам и весельем. Нам дико было наблюдать это. Наши мысли были ещё там, в Спитаке, а здесь, в городе благополучном, на нас смотрели с равнодушием. Мы в наших замызганных робах были здесь лишними. Лишь один пожилой армянин, узнав кто мы, упорно приглашал к себе, но нам было не до того. Равнодушие к нам проявилось и в другом: обещанные билеты до Москвы оказались пустым звуком. Без взятки никто в городских кассах Аэрофлота нас даже не слушал. Видя эти трудности, наш шофёр предложил нас отвезти в аэропорт «Звартнотц» и там попробовать со своими друзьями нам помочь. Этот симпатичный парень так и сделал. Он отвез нас за 15 км в «Звартнотц», и его шёпот с работниками аэропорта позволил нам записаться на очередной рейс на утро. Мы с благодарностью простились с шофёром и ушли в дальний, пустынный угол «Звартнотца», развернули наши лежаки и прикорнули до утра. Утром на огромном «Ил-86» мы перелетели в Москву. Эпопея наша заканчивалась. Денег у нас не оставалось. В углу вокзала мы своими рюкзаками отгородили местечко, и там на туристских примусах наши дежурные сготовили нам обед. На последние гроши взяли билеты и приехали в Пензу. Никто из начальства о нас и не вспомнил. Ведь они были на высоте положения – маленькая Пенза дала около 50 спасателей-волонтёров. Начальству было наплевать на трудности, которые возникли у добровольцев. Многие отъезжали в воскресенье и не успели сообщить на предприятия. Ретивые начальники, вошедшие в административный раж, начали требовать от них объяснений. А начальство помалкивало. Видя это, 4 января 1989 года мы в ПНИЭИ провели пресс-конференцию, чтобы громко заявить о себе. Но всё - 17 - же серьёзных трудностей многим не удалось избежать. Кто-то из чиновников схалтурил, не сообщил официально на предприятия о нашем отъезде на спасательные работы, и для некоторых из нас это стало источником неприятностей. Четверых добровольцев уволили. Восстановить на работе с помощью партийных органов удалось только двоих. Двое, обидевшись на непонимание их поступка, уволились. Чрезвычайная Комиссия, да и мы, инициаторы, тоже не доработали, не замкнули круг. С трудностями на работе стали бороться по одиночке. Нужно было Александру Евгеньевичу не пожалеть 40 минут и устроить приём для спасателей-добровольцев, а мы не подсказали ему необходимость этого. Если бы нашу поездку подтвердили, например, благодарственными письмами, то многие из нас избежали бы неприятностей. Письма послужили бы для нас охранными грамотами от ретивых чинуш и недругов. И мы были бы избавлены от ненужных обид, и необходимости объяснять, что мы – не прогульщики, и руководство предприятий может гордиться такими сотрудниками. И тогда нас не сделали бы только свидетелями награждения наших коллег-добровольцев, приехавших в Армению много позже нас и по нашему приглашению последовать за нами, Почётными Знаками Красного Креста. Но они были рядом с начальством, обладали острыми локтями и тщеславием. Они, видимо, никогда не имели понятия о «гамбургском счёте». А ведь смысл этого хорошо выражен в пословице: «Не лезь в пекло попередь батьки». Это было для нас, инициаторов этой поездки, обидно, даже оскорбительно. Не поняли они бестактность этого поступка. Что делать? Не всем дано это понимание. Правда, мы и нисколько не претендовали на награды. Как сказал наш руководитель - «Борода»: «Горе Спитака – не тот случай, чтобы тщеславно выпячивать грудь». Досадно, что напомнить об этике поведения некоторым коллегам-добровольцам приходится. Потом в лесу на туристском слёте мне вручили пачку Почётных грамот Красного Креста для спасателей нашей группы. И о нас надолго забыли. Самое лучшее, что мы смогли сделать, осталось там – в Спитаке. Но как же мало было сделано всеми нами для того, чтобы унять страдания и горе Спитака и Ленинакана. Сил наших было явно недостаточно. Вскоре по приезде из Спитака мы с Геннадием Васильевичем Кабановым, бывшим в то время председателем спорткомитета Железнодорожного района, собрали материалы и подготовили письмо в журнал «Огонёк». В письме, наряду с описанием наших работ в Спитаке, мы поставили вопрос о создании профессиональной спасательной службы в чрезвычайных ситуациях. Эта служба, по нашему понятию, должна была основываться на:
Воспользовавшись командировкой в Москву, я зашел в редакцию «Огонька», чтобы сдать это письмо. Мне дали корреспондента и 10 минут для пояснений. Материал был настолько злободневным, что потом мне пришлось перед всем составом редакции полтора часа рассказывать, что же мы хотим по результатам опыта работ в Спитаке. Прошёл месяц. Публикации не было. Во время очередной командировки я снова зашёл в редакцию, чтобы спросить о причине задержки публикации. Мне ответили, что материал такой горячий, что жжёт руки. Публиковать его не будут, а переслали в ЦК КПСС и Совет Министров.
- 18 - Там образована комиссия и материалы там. По ним и по другим аналогичным будут приняты соответствующие решения. Я далёк от мысли, что появившееся потом через много лет Министерство Чрезвычайных Ситуаций было результатом наших хлопот, но что пензяки не остались в стороне от этого дела – это факт. Заканчивая свой рассказ о Спитаке и о нашем участии в спасательных работах там, хочется напомнить мысль, ставшую потом афоризмом: «Спасатель не профессия, а состояние души». Это мы, пензяки, хорошо поняли. ЗЕМЛЕТРЯСЕНИЕ. ЛЕНИНАКАН Проходят годы, «память прячет минувших событий куски», но пока ещё в наших силах восстановить цепь событий, участниками которых довелось нам побывать. Поэтому я попросил Вахурина Николая вспомнить свои наиболее яркие впечатления от нашей поездки в Армению, добавил свои. 7 декабря 1988 года в 11 часов 41 минуту по местному времени в Армении (в ту пору она была в составе СССР) произошло страшное землетрясение, унесшее тысячи жизней. 7 декабря официально отмечается сейчас в Армении как День памяти жертв землетрясения. В этом году исполняется тридцатилетняя годовщина этого события. Серия подземных толчков за 30 секунд практически уничтожила город Спитак и нанесла сильнейшие разрушения городам Ленинакан (ныне Гюмри), Кировакан (ныне Ванадзор) и Степанаван. Всего от стихии пострадал 21 город, а также 350 сёл (из которых 58 были полностью разрушены). В эпицентре землетрясения - городе Спитаке - его сила достигла 10 баллов (по 12-балльной шкале), в Ленинакане - 9 баллов, в Кировакане - 8 баллов. В результате землетрясения, по официальным данным, погибло 25 тысяч человек, 140 тысяч стали инвалидами, а 514 тысяч человек лишились крова. Это наиболее мощное землетрясение на Кавказе за последние 110 лет.
Воспоминания Вахурина Н.Д.: Время, конечно, лечит, что-то стирается в памяти, но каждый год в начале декабря разум возвращается к той страшной внезапной беде во всей её острой беспощадной неприкрытости. Тогда, вечером 7 декабря, в переданной программе «Время» информации не все восприняли масштаб подлинной трагедии. Хотя было сказано, что имеются значительные разрушения, человеческие жертвы и раненые. Ту программу мы смотрели с отцом, который приехал по случаю рождения дочери (за 3 дня до этого), которая с мамой были ещё в больнице. Наверное, по этой причине сразу не пришло осознание того, что нужно что-то делать. Оно появилось после обращения Председателя Совета Министров СССР Н.И. Рыжкова с просьбой оказать помощь братскому народу техникой, вещами, продуктами питания, людскими ресурсами. При этом акцент был сделан на оказание помощи в горных районах мобильными самостоятельными группами. Из Пензенской области на помощь в Армению ездили три группы туристов, имеющих навыки проведения спасательных работ. Первыми, как и многих делах, откликнулись ветераны (Косогоров В. М, Беляков В. А., Вырыпаев Н. П., Мордвинцев А. Ф., Платов Н. Я. и другие). - 27 - Позвонил Кабанов Г. В., вспомнили опыт спасательных работ в горах, решили – надо ехать. Договорились формировать две группы. Пошёл с утра к директору завода (Проценко М.В. – директор Пензенского приборостроительного завода). Поначалу поддержки не нашёл. Позвонил в Москву в Министерство среднего машиностроения (я в то время работал главным бухгалтером завода, самым молодым по стажу и возрасту) – понимания не получил. Расстроился, но подготовку не прекратили. Через день на предприятие пришло письмо из Министерства с предложением доложить об оказании помощи братской Армении. Тут директор (Проценко М.В.) вспомнил про меня – и вопрос был решён. Пару дней собирали снаряжение, продукты питания, решали оргвопросы. В процессе к нам присоединился О.П. Чистов, руководитель Красного Креста Пензенской области. Таким образом, мы получили официальный статус представителей Красного Креста. Кабанов с группой улетел на день раньше нас. С ним полетели девять зареченцев. Договорились, что они оставят записку в справочном бюро – куда их направят дальше, чтобы работать вместе. Следующим утром, загрузив самолёт вещами (собранными населением), лекарствами, кровью для переливания и т.д. на спецрейсе через Адлер, улетели и мы. Проводы были недолгими. Помню, провожали А. Голяков и С. Бегишев (11 канал телевидения) и родители, которым пообещал, что все вернутся здоровыми. Прилетев в Ереван, в справочном не нашли следов группы Кабанова. Оказалось, что нас приземлили на другой (военный) аэродром. Поразили танки, стоящие перед зданием аэропорта (карабахский конфликт). В штабе, вопреки ожиданиям, нас направили в Ленинакан. Погрузились с ящиками в ЯК-42. Борт загрузили, как автобус в час пик. Люди сидели на коленях, в проходах, на ящиках. Другого такого полёта никогда не испытывал.
- 28 - Увиденное поразило. Куда ни кинь взгляд, всюду разрушения, и какие! Уцелевших домов почти нет, если какие и устояли, то треснули, покосились. Большинство же зданий обрушилось, образовав зловещие «холмы скорби». Кругом искореженные металлоконструкции, обломки бетонных плит, торчащая арматура. Сквозь проёмы окон видна изуродованная мебель, одежда, одеяла, куски штор, занавесей, перин. На обочинах дорог, во дворах – спасшиеся люди. На приспособленных стульях горемычно сидят, одетые в тёплое пальто и закутанные в одеяла, женщины и мужчины с остекленевшими, неподвижными глазами. Криков, слёз – не видно и не слышно. Всё где-то внутри. Повсюду горят костры. Люди греются у огня. Холмы, образовавшиеся на месте бывших домов, облеплены, такими же, как мы, добровольцами-спасателями.
Основным принципом нашей работы была самоорганизация. Обычно делились на две группы. Одна отправлялась на раскопки (на холмы скорби), другая занималась распределением вещей нуждающимся людям. Вечером собирались вместе, подводили итоги, делились новостями, планировали следующий день. Искренне радовались каждому сообщению о спасённых живых. К сожалению, с каждым днём этих сообщений было всё меньше и меньше. Многие, спасённые из под завалов живыми, умирали впоследствии из-за заражения крови, вызванного «синдромом длительного сдавления». Мёртвых, если были, забирали родственники и хоронили. Если родственников не было – то с запиской, где и когда откопали, отправляли на местный стадион, где их укладывали на трибуны для проведения возможного опознания. Туда же отвозили всех обнаруженных в общественных местах: рынке, магазинах, фабрике. Спустя неделю, если родственники не находились, хоронили всех в братской могиле.
- 29 - Постарались встретить их с присущим гостеприимством. Покормили их борщом на минералке, вскрыли НЗ спирта. Правда, в основном, закусывали они шоколадом. Они были сильно удивлены, что мы тут по зову души и сердца, не по приказу, и, главное, что их поразило – бесплатно. К стыду, знание иностранных языков подкачало. Общаться помогал англичанин – Майкл Брайтон. Его родители – эмигранты из России. Он неплохо понимал по-русски, даже анекдоты переводил. Видел потом в программе «Время», как за участие в спасательной операции его награждала английская королева каким-то орденом. Итальянка Фани-Фани пообещала нам один джип из двух присланных в Армению, который до нас так и не доехал. А голландцы подарили нам два пуховых спальных мешка, которые у нас украли в поликлинике, вместе с ними украли и фотоаппарат, который «ушёл» с раздаваемой одеждой. Поэтому из фотоматериалов осталось только несколько фотографий и слайдов. О моральной стороне событий мы не раз говорили между собой. В экстремальных ситуациях проявляется не только мужество, сопереживание, смелость, но и низменные стороны человеческой души. Ежедневно появлялась информация о кражах из магазинов то ювелирки, то одежды. Ночами часто стреляли то ли бандюки, то ли люди из Карабаха.
Кроме этого, практически ежедневно «трясло» – как потом узнали, 5-6 баллов «автошоки» (толчки, после основного землетрясения) были. Поэтому старались отдыхать и ночевать в палатке. Где-то через неделю-полторы информация о спасённых поступать перестала. После очередного приезда Н.И. Рыжкова появилась тяжёлая техника, солдаты в химзащите. На улицах запах от разложения трупов, появилась реальная угроза эпидемии. К 20 декабря поступила команда о прекращении работ и отправке домой. 21 выдали мандат на отправку. 22 вылетели в Москву все, кроме Чистова О. П., он остался работать в ЦК Красного Креста. (Его потом наградили орденом «Знак почёта»). Помню, на Казанском вокзале наша «живописная» группа (немытые, небритые, в несильно чистых телогрейках), пьющая молоко с целым батоном, вызывала неподдельный интерес у пассажиров, работников ж/д вокзала и органов правопорядка. Наверное, поэтому (а может, мандат помог) нас отправили на первом же поезде в Пензу. Дома всех, конечно, ждали. За весь период не смогли (хоть и пытались) отправить весточку о том, где мы, что с нами. Почта не работала, мобильных телефонов в то время не было. На работе, к счастью, страсти по нашему экстренному отъезду и отсутствию более двух недель утихли. Землетрясение, унесшее жизни 24895 человек, показало, что мы не готовы к отражению натиска стихии. Отсутствовала чёткая система помощи в чрезвычайных обстоятельствах.
- 30 - спасатели, специальная техника и специальные транспортные средства. Прошло 30 лет. В стране сформирован Российский корпус спасателей, который трансфор-мирован в МЧС, работает и общественная организация «Российский союз спасателей». Многие ребята стали профессиональными спасателями. Олег Чистов возглавлял в стране общество «Красного креста», сейчас в руководстве организации «Врачи без границ». Несмотря на весь трагизм прошедшего, я благодарен тем дням и тому, что жизнь подарила мне общение с людьми, способными на поступок, жертвенность непоказной героизм, желающим совершить невозможное, настоящими мужиками: Михаилом Божаткиным, Серёгой Жидковым, Андреем Катаевым, Валерой Новиковым, Лёхой Садовым, Сашей Серовым, Игорем Чудненко, Мишей Флёриным, Володей Щепилло. Это чувство, которое дорого стоит, я пронесу через всю жизнь, и буду помнить до конца дней своих. Мои воспоминания: В то время я как раз с завода перешёл на работу в СКТБ (ныне НИКИРЭТ). Когда позвонил Вахурин, я, не раздумывая, согласился. Единственный вопрос, который не успел решить – это освобождение от работы. Пришлось в последний момент написать заявление на отпуск без сохранения заработной платы. Уже гораздо позже (через несколько месяцев) Красный Крест каким-то образом оформил мне командировку и оплатил командировочные. И наградил всех Почётными грамотами. Поскольку в составе группы были все туристы, то вопрос со снаряжением решался просто, у нас было всё необходимое для жизни (как мы планировали) в автономных условиях.
- 31 - Гуманитарная помощь направлялась со всей страны. Но не было никакой координации работ по её доставке и распределению на месте. Гуманитарная помощь, прибывающая в аэропорт, перегружалась на машины, по рации военные информацию передавали Мыльникову, и мы уже готовились к разгрузке машин. Машины (чаще всего громадные фуры), прибывающие самостоятельно из городов нашей страны, иногда по нескольку дней не могли нигде сдать гуманитарный груз – приезжали на разгрузку и к нам. Разгрузка их требовала много сил и времени и иногда занимала и часть ночи. Привозили и абсолютно новые вещи, и вещи, бывшие в употреблении. Мгновенно жители разбирали постельное бельё, пледы, одеяла, тёплые вещи. Несколько раз давали машину, грузили её вещами и раздавали их жителям в отдалённых районах города. В сопровождение давали вооружённых автоматчиков. Там увидели сохранившиеся девятиэтажки. Полуразрушенные, перекосившиеся на бок, но чудом устоявшие во время землетрясения. В более-менее нормальном виде были здания сталинской постройки (как поликлиника, около которой мы жили).
Наш медбрат Андрей Катаев у врачей достал какой-то импортный дезинфицирующий раствор и неустанно нам напоминал о сложной эпидемиологической обстановке. Финский представитель Красного Креста подарил нам «головоломку» в виде того же красного креста. Хоть в то время и была зима, но было относительно тепло – не помню, чтобы температура понижалась меньше нуля градусов. Так что в палатке нам было довольно комфортно, ведь у всех был опыт холодных ночёвок. Ещё помню, как на пути домой заходили в универмаг около Казанского вокзала (кажется, называется «Московский») – искали подарок Вахурину – для родившейся дочери. И как обалдели продавщицы, увидевшие нас в таком затрапезном виде (одеты были практически как на фото). Всё пережитое в те дни в Ленинакане запомнилось надолго. Божаткин Михаил. - 32 - Харера-барера!!! 7 декабря 2018 года под сводами Пензенской филармонии троекратно прогремело ХАРЕРА-БАРЭРА - это клич Пензенской спасательной службы. Тридцать два здоровых мужика во всю глотку сотрясли это сверкающее мраморное здание. Честно говоря, мне показалось, что сейчас произойдёт что-то подобное землетрясению в Армении, которое было ровно 30 лет назад 7 декабря 1988 года. Отмечалось именно это событие. Тогда, в эпицентре землетрясения, в городе Спитак произошёл гигантский подземный толчок силой 10, 5 баллов. Земля резко провалилась на полметра, и ни один человек не смог устоять на ногах. Все попадали. А что уж говорить про дома? За одну минуту город рассыпался и покрылся облаком пыли, которое рассасывалась более трёх часов. Из 20 тысяч жителей города мгновенно погибла пятая часть, а половина пропала без вести! На следующий день по телевидению показали это бедствие. Ещё не закончилась передача, как «Борода» (Косогоров Валерий Михайлович – турист-водник и альпинист) позвонил Н.Я Платову и Н.П. Вырыпаеву: «Рюкзаки собираете? » Через некоторое время группа пензенских туристов из 9 человек уже летела на самолёте ИЛ-24 в Армению. (Абульханов Р.А.; Беляков В.А.; Вырыпаев Н.П.; Денисов В.П.; Косогоров В.М.; Мордвинцев А.Ф.; Мордвинцева Н.А.; Петров В.А.; Платов Н.Я.) Чуть позже вылетел контрольно-спасательный отряд (КСО) Пензенского турклуба во главе с Г.В. Кабановым – будущим начальником Пензенской спасательной службы, и отряд из г. Заречный. Какое-то время мы ожидали в аэропорту Краснодар, и вот снова в небе. На подлёте к Еревану на плоской вершине горы увидели громадное чёрное дымящееся пятно – совсем недавно здесь разбился военный самолёт с солдатами. Там было 90 молодых ребят. Из Еревана сделали запрос: - Аппараты «искусственная почка» есть? - Нет. - Что везёте? - Костыли. Ещё есть кровь, плазма… и спасатели. Самолёт делает несколько кругов вокруг аэродрома. - Ждите в Тбилиси. В Тбилиси наш маленький самолёт поставили позади громаднейшего военного грузовика с работающими двигателями. В салоне стало трудно дышать из-за запаха горелого керосина. Но вот мы вылетели и, наконец, приземлились в Ереване. Всё поле аэродрома уставлено носилками с ранеными. Повсюду стоны. Ветер гонит по бетонке окровавленные бинты, вату. Перегрузились в вертолёт и уже летим над Спитаком. Внизу развалины бывшего цветущего города. Маленький аэродром Спитака весь уставлен штабелями гробов, палатками военного госпиталя и заполнен народом. Не успели приземлиться и разгрузиться, как пришло распоряжение носить раненых. К первому человеку, покрытому густым слоем белой пыли, которого мы вдвоём с напарником принесли на носилках, подбежал врач и прямо сквозь грязную одежду всадил укол. Буквально в трёх метрах от нас под ярким прожектором орудовали хирурги. Условия - 33 - , близкие к фронтовым. А дальше пошла обычная работа, какой сейчас каждый день занимаются наши пензенские спасатели. Наша заслуга была лишь в том, что мы быстро отреагировали на ЧП. Рядом с нами работали профессиональные спасатели из многих стран. В то время СССР не было аналогичных служб. Когда Спитак посетил глава правительства Н.Н. Рыжков, к нему пробились Н.П. Вырыпаев и «Борода» и «сообщили» ему об этом. Оказалось достаточно. Затем, через некоторое время уже с президентом России Б.Н. Ельциным вёл диалог Г.В. Кабанов. Короче, идею создания МЧС толкнули наши пензенские туристы.
За прошедшие 30 лет произошло неимоверно большое количество катастроф. И о многих все уже напрочь забыли. Надо сказать, что именно армяне обладают великой и благородной памятью. Это они, на средства своей пензенской диаспоры арендовали самый лучший зал филармонии, это они для всех нас подготовили замечательный концерт, где пели и танцевали их дети. Каждому из 32-х участников они подарили тёмные розы скорби и сделали памятные подарки. - 34 -
Фото А. Нугаева Катастрофы могут произойти везде. И первое, что приходит вместе с разрухой - это холод, голод и эпидемии. В Спитаке в те дни уже были случаи холеры, которые успешно ликвидировали наши эпидемиологи. Надо заметить, что почти во всех частных домах, в которых мы работали, были приличные запасы продовольствия: мука, топлёное масло, сгущёнка. Спасение этих запасов стало одной из важнейших наших задач. А есть ли такие запасы у пензенских жителей на чёрный день? Каждую неделю недалеко от моего дома гудит мощная сирена. Это проверка бдительности. А что если как-то раз она загудит по-настоящему? Мы готовы? Анатолий Мордвинцев. Ре дакция газеты не несёт ответственности за достоверность информации, предоставляемой для публикации. Мнение редакции может не совпадать с мнением авторов.
Специальный выпуск Первой 11 декабря в Армению, а точнее, в Спитак, прибыла группа во главе с Валерием Косогоровым; немного позже туда же прилетела группа под руководством Геннадия Кабанова, а в Ленинакан – группа зареченских туристов, которую возглавил Николай Вахурин. Всего из Пензы и Заречного в зону землетрясения прибыло 46 спасателей-добровольцев. В данном специальном выпуске газеты публикуются воспоминания участников спасательных экспедиций всех трёх групп. Но перед ними хочу вставить в номер стихотворение Александра Милова, посвящённое тем трагическим событиям 30-тилетней давности. ************************************************************************************ Памяти города Спитак* 1988 года. Н.Вахурину, Г.Кабанову, В.Щепилло, А.Садову, М.Божаткину и всем пензенским спасателям, работавшим после землетрясения в г.Спитак в декабре 1988 года. Был добрый день, такой беспечный,
- 2 - И Новый год, наш праздник вечный, А будущность - в загадке веˊ щей, Язык судьбы не выразим. Земля ударила зловеще, Как десять взрывов Хиросим. Светило солнце, жили люди, И в небе не было войны. В мгновенье, жизнь в разруху сгрудив, Завис стон грозной тишины. Гнев, накопив в своей утробе, Не зная, как, куда уйти, Дрожала почва в дикой злобе, Сметая всё в своём пути. И град в руины перемолот, И каждый бедами обвит, И бездны ночь, и в душах холод: «Жив, ранен, сдавлен, иль убит? » Везде обломки и завалы, Как скалы острые грубы. И боль, и скорбь, и смерти жало, Куда ни глянь - гробы, гробы. И вы спешили в «белый» город, Спасать пропавших и живых. И каждый смел, умел и молод, И каждый был среди своих. Мальчонка в беленькой рубашке, Один оставшийся в живых, С фамилией в клочке бумажки, В надежде ждёт своих родных. Борьба, когда день горем вспорот, Где каждый шаг угар беды. И вы спасали этот город, Там, где весной цвели сады. Чтоб, сквозь усталость, стужу, голод, Пульс прежней жизни не затих… И вы спасали этот город, Где мёртвых больше, чем живых.
* Спитак – в переводе с армянского «белый». Александр Милов. - 3 - Спитак. Воспоминания спасателя-добровольца «Боже, будь ко всем милосердным! Подвигни на милосердие нас. Укрепи нашу веру, силы и рассудок». (Из молитвы сестёр милосердия) Эти записки – исполнение обещания и ответ на настойчивые просьбы разных собеседников изложить на бумаге всё, что видел, что узнал и что знаю об этой трагедии, изложить оценки того времени, оценки ситуаций, оценки нашей работы и оценки себя тоже. Прошло 14 лет, с тех пор многое изменилось, и сейчас испытываешь противо-речивые чувства: надо ли писать сейчас об этом, будут ли поняты наши поступки и оценены нравственные посылы, их определившие? И другое - сумеют ли эти записи отразить весь объём и ужас Спитакской катастрофы? Сумбурное время «перестройки», принёсшее народу и массу не оправдавшихся надежд и ещё больше разочарований. Время, в котором открыли и опрокинули на головы народа Великой Страны воистину огромный мифологический «ящик Пандоры». Напомню, что эта женщина была наделена Богами не только привлекательными качествами, но также хитростью, лестью и коварством. С тем, чтобы погубить род человеческий, она получила в руки этот ящик. Из любопытства она его открыла, и просыпались на головы людей страшные бедствия. И когда она его закрыла, в нём осталась одна Надежда! Как близка эта мифологическая картина картинам нашего времени! Видно, действительно, ничто не ново под Луной. В полном соответствии с этим мифом разверзлись «хляби гласности» и пролились, как теперь уже видно, скудными ручейками правды и одновременно могучими потоками политической дряни и откровенного дерьма и лжи под маркой «самонастоящей правды». На смену жестокой цензуре всеобщего запретительства пришла ещё более жестокая и коварная цензура вседозволенности. И при этом умышленно забыли, что культура и демократия, в широком смысле, – не вседозволенность, а свод морально-этических запретов, добровольно на себя принимаемых. Иначе всё это превращается в цивилизованную дикость. И теперь только небрезгливый человек может искать «жемчужное зерно» Правды в куче всевозможного человеческого навоза. И шатался беспамятный народ по разным митингам и шествиям. А Истина была рядом, но недоступная в своей простоте: Истинная Демократия может быть только демократией нравственной, и только нравственной. Всё остальное – суррогаты. Всё остальное – обман простодушных. И наступило время Великой Всенародной Иллюзии, что безнравственная власть наконец-то навластвовалась всласть, и там наверху обратили свои взоры на народ, и будет у нас теперь демократия – власть народа. Что стало потом – все знают. И видят, как слабые росточки истинной демократии затоптаны и заглушены чертополохом клептократии – власти воров. И сделали это всё те же, что и старой одряхлевшей власти «честно» служили и перед ней выслуживались и, губя живое дело, всегда имели хороший кус от общественного пирога. Теперь же, дрейфуя на обломках Великой Державы, мы судорожно цепляемся за всё, что может нас удержать на плаву. А горе-реформаторы торопливо набивают собственные карманы, понимая всю безнравственность и бессовестность обогащения в условиях глубочайшего экономического кризиса страны. Нам знакома эта психология – психология мародёров: дочиста ограбить мёртвого. А народ заставляют расплачиваться за слепую и наивную веру в порядочность и нравственность правителей, расплачиваться за - 4 - перебитые политические горшки и за страшную разобщённость народов. И о «демократии» теперь стыдливо помалкивают – теперь это ругательное слово – и об обещанном «демократическом рае» говорят, отводя глаза в сторону. А Правда бродит рядом в бесконечных рядах «блошиных рынков» страны, но не в фешенебельных залах супермаркетов. Они не для неё. Дух народа припал. Тогда же, в начале «перестройки», жил ещё в Великой Стране дух солидарности и взаимопомощи, и он даже возрос на гребне волны демократических иллюзий. И это было допингом, взбодрившим общество. 8 декабря 1988 года. По радио и по телевидению прошло безликое, сухим суконным языком изложенное сообщение: 7 декабря в Армении произошло землетря-сение. И больше никаких комментариев. Вечером 9 декабря наша семья и родственники собрались у нас за традиционным поминальным столом: 9 дней со дня смерти матери жены. Сообщаю об этом сугубо приватном событии, чтобы была понятна обстановка, в которой было принято решение. В разгар общей мирной беседы, вдруг кто-то из присутствующих закричал: «Включи скорей звук телевизора! » На экране шли страшные кадры картины разрушений, потрясшие весь мир. Притихнув, потрясённые, смотрели и мы. На моем веку были землетрясения, например Ашхабадское, но о нём молчали, просто сообщив, что было землетрясение. А тут такое показали! И сразу стало понятно, что в Армении произошло не просто землетрясение, а самая настоящая КАТАСТРОФА!! Ещё шли эти кадры, и мы все ещё вглядывались в экран телевизора, а я, сам того не замечая, твердил непонятно откуда взявшиеся слова: «Придётся ехать, придётся ехать». И никто меня не спросил, куда и зачем. Всем было ясно и понятно. Решение пришло само собой и ни в чьём утверждении не нуждалось. Звонок телефона. На другом конце провода знакомый голос: «Телевизор включил? Смотришь? Рюкзак складываешь? » – Косогоров всем задаёт такие вопросы. С этого момента время переключилось и понеслось вскачь. Обзваниваю друзей. Узнаю у них номера телефонов дежурных Обкома и Облисполкома. Узнаю у дежурного, что только что закончилось совместное Заседание Обкома и Облисполкома, создана Областная Чрезвычайная Комиссия, председателем её назначен Щербаков А. Е. Это уже легче. Он – мой бывший студент и, надеюсь, что он нас поймёт. Прошу дежурного записать нас двоих на срочный приём к Председателю Чрезвычайной Комиссии: Косогорова Валерия Михайловича и меня. Мне сообщают: «Вы на приём записаны первыми. Время приёма 9.00 часов 10 декабря. Принял дежурный. Текущее время 22 часа 15 минут». Звонок «Бороде»- Косогорову. Слышу удивлённый не то выдох, не то вдох: «Что, нас уже ждут? » «Да, «Борода», ждут и нам теперь деваться некуда. Только вперёд без страха и сомнений». Разделили, кого и кто извещает о возможном срочном отъезде, обзваниваем их. После 23.00 часов выясняем, что можно быстро собрать человек 15 добровольцев. С тем и пожелали друг другу cпокойной ночи. Утро 10 декабря. 9.00. Нас в Облисполкоме действительно ждут и проводят к Председателю ЧК. Обмениваемся приветствиями с Александром Евгеньевичем Щерба-ковым. Он меня знает и помнит, мы с ним не раз встречались. «Что, Николай Петрович, привело Вас ко мне? Учтите: кроме дел Чрезвычайной Комиссии я ничем не занимаюсь.» – «А по делам её мы и пришли». Знакомлю его с Косогоровым – спортсменом и альпинистом. «Мы с Валерием Михайловичем обращаемся к Вам с просьбой, послать нас и - 5 - нашу группу на спасательные работы в Армению. Мы не новички в этом деле, у нас есть опыт спасательных работ и в горах, и в тайге, и в других местах, и мы там не будем лишними». Александр Евгеньевич задаёт несколько вопросов Косогорову, пока готовят переговоры с Москвой и Ереваном, хочет увидеть, чем дышит он, «Борода», и попробовать понять, что он за человек. Сомнения развеяла фраза Валерия Михайловича: «У нас есть главное: умение, навык сохранять работоспособность в экстремальных условиях в автономном режиме. Нам нужны только вода и дрова. Всё остальное у нас есть, всё остальное делать мы умеем». Москва и Ереван дают «добро» на нашу поездку. Наступило время конкретных решений. Александр Евгеньевич обращается ко мне: «Ну, и кто же, Николай Петрович, в вашей группе будет руководителем? » «Инициатором поездки является Валерий Михайлович, он человек опытный, в сложной обстановке не растеряется, ему и карты в руки». «Хорошо. Сколько дней вам нужно на подготовку? Сегодня в 10.00 улетает борт спецрейсом в Ереван. Когда будет следующий, сказать трудно». Я не выдержал: «Александр Евгеньевич, о каких днях вы говорите? Надо говорить о часах! ». «Борода» горячо поддержал: «Конечно, о часах! » «Но сегодня воскресенье, и склады закрыты, и мы не можем обеспечить вашу группу продовольствием». «Борода» предложил: «Нам продукты в срочном порядке и не нужны. Почти у каждого из нас есть на 10 дней неприкосновенный запас, на случай походов. Будем тратить его, снаряжение есть у всех. Так, что особых препятствий не видно». Щербаков недоверчиво смотрит на меня. Что скажу я? Я согласно киваю головой и говорю: «Дело за вами. Как скажете, так и будет». Тут же предлагаю график подготовки группы, между собой нами обговоренный: «Час на оповещение участников Вы нам даёте? » - «Даю». «Час на подготовку снаряжения и его упаковку Вы нам даёте? » - «Даю». «Час на то, чтобы подготовить документы для группы, берёте себе? » - «Беру». «Час на то, чтобы вытереть губы и доехать до аэропорта, даёте? » - «Что это за вытирание губ. Зачем это? » «Александр Евгеньевич, Вы не поняли моей шуточной фразы. Мы едем не к тёще на блины. Что с нами будет, мы не знаем. Знаем только, что спасательные работы всегда сопряжены с риском. И нам нужно собрать родных и с ними попрощаться, а также нам нужно известить об отъезде наши предприятия. И Ваших сотрудников просим, известить по месту нашей работы о нашем отъезде». «Убедили. Итого 4 часа. Учтите, что борт везёт медикаменты, кровь и плазму для переливания крови. Я сейчас отдам распоряжение о задержке рейса, но вы понимаете меру ответственности, связанную с этим? Ведь там всё это ждут раненые и больные. Кто будет отвечать за напрасную задержку рейса? » «Борода» вступил в этот непростой разговор: «Конечно, за это отвечать должны будем мы, и отвечать своим добрым именем. Дороже этого у нас ничего нет. И это звучит несколько риторически. Ведь подразу-мевается, что отвечать будет Председатель Чрезвычайной Комиссии. Обещаем, что не подведём». Наступила неловкая пауза. Мы переглянулись с «Бородой». И я решился прибегнуть к испытанному способу. Нужно помочь Щербакову слезть с бюрократичес-кого пьедестала и перевести разговор на бытовой уровень. И предложил Александру Евгеньевичу пари: если через 4 часа окажется, что мы не готовы, мы пари проиграли. Ну, а если … В комнату вошёл помощник Александра Евгеньевича. Ему прозвучало распоряжение: «Срочно объявите о задержке спецрейса до 14.00, и сообщите им о - 6 - необходимости принять на борт группу спасателей. Руководитель группы – Косогоров Валерий Михайлович». И, обращаясь к нам: «Ну, счастливого пути и успехов всей вашей группе! А мои рукопожатия – это и лучшие пожелания вашей группе, и согласие на пари! До свиданья, ребята! » Все переговоры заняли 30 минут. Дальше время ещё больше уплотнилось, и даже трудно представить, как в короткое время нам удалось известить о сборе всю группу, подготовить документы, известить друзей, которых не застали дома, о нашем отъезде и оставить им приглашение ехать вслед за нами, собрать снаряжение, и.т.д. Когда мы с «Бородой», взмыленные, появились в здании Горисполкома, чтобы составить и отпечатать списочный состав группы, напечатать удостоверение для каждого и мандат для нашего руководителя, какими разными взглядами на нас смотрели чиновные люди. Секретарши – с тревожной жалостью, даже с влажными глазами, машинистки – отстранённо и безразлично, мужчины – некоторые с завистью и восторгом, а некоторые с явным непониманием наших поступков, с саркастической улыбкой и готовностью, когда мы отвернёмся, крутить пальцем руки у виска: мол, у ребят самих крыша поехала. Но, тем не менее, документы сделали быстро и нам дали машину. Уазик-«буханка» умчал Косогорова собирать ребят и самому собираться, а я помчался домой. Организаторы подобных поездок всегда испытывают дефицит времени для собственных сборов. В 12 часов 40 минут, когда я уже уложил свой рюкзак, подъехали ребята и все собрались в нашей маленькой квартире. Присели, помолчали. Обнялись и распрощались с домашними. Всё. Мы уже в пути. В 13.00 из аэропорта, я позвонил Щербакову: «Товарищ Председатель Чрезвычайной Комиссии, шуточное пари Вы проиграли. Группа в составе 9 человек находится в аэропорту, готовая к отлёту. Спасибо за добрые напутствия! До свиданья! » Вот они – эти девять человек и их опыт самодеятельного туризма: Косогоров В.М – руководитель группы, альпинист, пеший и водный турист; Абульханов Р.А. – плотогон по горным рекам Алтая и Сибири; Беляков В.А. – водный турист, парашютист; Вырыпаев Н.П. – водный турист, велотурист; Денисов Г.В. – альпинист, турист; Мордвинцев А.Ф. – лыжный турист(на Кольском полуострове и на Южном Урале); Мордвинцева Н.А. – медработник; Петров В.А. – мото и велотурист, лыжный турист; Платов Н.Я. – мото и велотурист. Н.П.Вырыпаев В.А.Петров В.А.Беляков Н.Я.Платов Г.В.Денисов Р.А.Абульханов А.Ф.Мордвинцев Н.А.Мордвинцева В.М.Косогоров - 7 - Косогоров попросил всех проверить личные санитарные укладки. Перевязочного и других материалов для первой медицинской помощи оказалось мало. В аптечном киоске аэропорта решили закупить всё, чем там располагают. Киоскёрша, узнав, куда и зачем мы летим, засуетилась и, несмотря на обилие закупаемого, отказалась взять деньги: «Пусть это будет моей помощью людям, находящимся в беде, там в Армении». Прошло довольно много времени. К нам подошла дежурная аэропорта и предложила нам за свой счёт взять билеты до Еревана. Нас – спасателей – приравняли к пассажирам, упросившим взять их до Еревана попутно. И невдомёк была этим чиновным людям из Аэрофлота бессовестность подобного требования. Мы, спасатели, находились под эгидой Красного Креста. Сталкиваясь с бюрократической машиной, я каждый раз убеждался, что она обязательно даст сбой и подведёт в самом слабом звене цепи управления, преподнесёт самый неприятный сюрприз, в самое неподходящее время. Теперь кто-то схалтурил, не сообщил в аэропорт условия нашего отлёта, и разрыв этой цепочки опустошил наши карманы. Нам ещё это аукнется! Но какой это оглушительный контраст с поступком киоскёрши! А время шло, а вылета всё не было. Только вечером около 19 часов дали «добро» на вылет нашего самолёта. Самолёт шёл без промежуточных посадок. Земля была закрыта облаками. Через три с лишним часа полёта самолёт резко пошёл вниз, и открылись огни Еревана. Самолёт выпустил шасси, заложил крутой вираж, сделал большой круг и – вдруг убрал шасси, набрал высоту, и огни скрылись из виду. Летим, а куда не знаем. Клонит ко сну. Многие наши ребята спят. Но вот самолёт пошёл вниз, стукнуло выпущенное шасси, все очнулись и кинулись к иллюминаторам, самолёт запрыгал по бетонке. Краснодар! Пилоты сообщают нам, что Ереван не принял нас без объяснения причин. Ночевать будем в Краснодаре. Из самолёта нам нужно всем выйти и взять все вещи. В аэровокзале Краснодара столпотворение: ни присесть, ни прилечь негде. Пилоты приглашают нас в гостиницу лётного состава. Радостные, мы идём туда и… видим: в гостинице на стульях, диванах и просто на полу лежат и, видимо, пытаются уснуть, закрыв лица полотенцами, пилоты, штурманы, бортмеханики и ни одного квадратного метра свободного места! Так отозвалась армянская катастрофа здесь. Нам проще, у нас есть с собой всё. Уходим в просторный, холодный вестибюль, стелим лежаки, залезаем в спальники и засыпаем. Утром нас будят наши дежурные: завтрак готов. Пилоты предупреждают, что нам нужно быть в полной готовности. Разрешение на вылет может прийти в любой момент. Время идёт, а вылета всё нет. Но вот в середине дня 11 декабря, наконец, получили разрешение на вылет в Ереван. Перемахнули через горы, и вот он – Ереван – под нашими крыльями… И снова втянули ноги шасси, и самолёт уходит от Еревана. Вскоре садимся… в Тбилиси! Нас предупреждают, что из самолёта выходить нельзя: скоро могут дать разрешение на вылет. Время тянется, и нам становиться тошно не только от ожидания. Наш самолёт стоит позади грузовика Ил-76, все его четыре двигателя чадят на малом газу. В струях их выхлопа нуль кислорода, но зато в изобилии керосинового чада. Пассажиры – попутчики решили, что от Тбилиси им лучше ехать до Ленинакана на автобусе. С тем они и уходят, мы остаёмся в самолёте одни. Вот уже более суток мы болтаемся в воздухе над Кавказскими горами, но до Еревана ещё очень далеко. Ближе к вечеру наш самолёт снова поднимается, нехотя перелезает через горы, и мы снова видим огни Еревана. В этот раз самолёт не кружит над Ереваном, а с ходу садится в аэропорту «Еребуни», или, по-другому «Южный», и подруливает к аэровокзалу. Выпрыгиваем из самолёта, быстро его разгружаем. Пензенские пилоты тепло с нами прощаются, и самолёт сразу же уходит на взлёт, освобождая взлётную полосу для других. Нас никто не встречает. В аэровокзале пусто и неуютно. Для пассажирских перевозок аэропорт закрыт. К нашим вещам подходит работник ремонтных мастерских и, - 8 - когда он узнаёт, кто мы и откуда, предлагает идти в мастерские. Там теплее и место для нас найдётся. Мы вывели общую закономерность: дело делают скромные, не заметные в обыденности ребята, а начальство придёт потом, когда нужно будет делить пироги и пышки. Начальников мы видели только раз, когда в район бедствия, к нашему лагерю, приезжал Николай Иванович Рыжков, бывший в то время Председателем Совета Министров СССР. Тут мы узнаём, почему мы так долго болтались в воздухе. Беда в одиночку не ходит. В аэропорту «Звартнотц», или, по-другому, «Западном» - главном аэропорту Еревана – разбился и сгорел на взлётной полосе югославский самолёт ДС- 10, там же произошло лётное происшествие ещё с одним самолётом, в районе Спитака разбился грузовой Ил-76. Во всех этих катастрофах большие человеческие жертвы. В аэропорту «Южный» на взлёте отказали двигатели большого вертолёта Ми-6, он упал, подломил шасси, имеются раненые. И всё это происходило в моменты нашего подлёта к Еревану. Аэропорт «Южный» работает для вертолётов на Спитак. Вчера, 10 декабря, почти всё поле было уставлено носилками с ранеными, их не поспевали увозить в город. Хуже всего дела обстоят в Спитаке, и он, этот энергичный парень-ремонтник, говорит, что нам, конечно, нужно ехать туда, и он завтра нас туда отправит, а сейчас время позднее и пора спать. Утро 12 декабря. Мы поднялись ещё по-тёмному. В аэропорту оживление. Прилетают один за другим самолёты. Хлопочут у вертолётов механики и пилоты. Нас приглашают на погрузку. Загружаем свои рюкзаки. Загружаем медикаменты и кровь, которые мы привезли. Нам приносят две большие, по 20 литров, бутыли с водой и несколько ящиков минеральной воды «Арзни». Этой минералкой нас потом снабжали в изобилии. Объясняют: «В Спитаке, а вы летите туда, нет воды. Водопроводные нитки порвались и, опорожняясь, засосали фекальные воды из разрушенной канализации. Пить такую воду не только нельзя, но даже руки нельзя вымыть». Вертолёты начинают уходить один за другим. Наш механик – наш благодетель – обращает наше внимание, как они стали это делать после аварии с Ми-6. Вот один из них приподнялся, повисел на небольшой высоте и резко опустился. Снова приподнялся, повисел, наклонил морду по-собачьи к земле и, набирая высоту, ушёл в сторону гор. Очередь доходит до нашего вертолёта. Садимся в вертолёт. Вместе с нами летят двое: корреспондент московского журнала и фотограф. Это нам выгодно. Не нужно просить разрешение на съёмку из вертолёта. Они снимают, мы снимаем тоже. Журналисты просят несколько усложнить маршрут, и мы пролетаем около АЭС, получившей небольшие повреждения, и над местом катастрофы самолёта Ил-76. Парят градирни АЭС, и ещё дымятся чёрные обломки самолёта. Вертолёт едва переваливает, чуть не цепляясь колёсами шасси, через гребень горного перевала, и внезапно открывается панорама разрушений города. От увиденного у всех у нас вырвался крик – вздох ужаса. Потом мы не будем так остро реагировать на эти развалины, но этот вздох ужаса от увиденного так в нас навсегда, кажется, и останется. Картину бедствий невозможно описать, как невозможно и вообразить силу ударов стихии, опрокинувшей набок элеватор, превратившей кварталы домов в крошево обломков, а промышленные здания в изуродованные скелеты, окружённые хаосом скрученных металлоконструкций, сбросившей с рельсов вагоны железной дороги, валяющиеся теперь под откосом. Позже в штабе от очевидцев мы узнали: в момент ударов, а их было два последовательно, в городе сразу возникло более 40 пожаров, были разрушены газопроводы, высоковольтные линии, порваны подземные кабели электроснабжения и связи, трубы водопровода и канализации. Большая часть пожарных машин была раздавлена обломками пожарных депо. В гаражах были раздавлены более девяти десятых - 9 - легковых и грузовых машин и машин скорой помощи. Да и проехать по улицам стало невозможно: проезжая часть завалена обломками зданий и поваленными столбами городского освещения. Железная дорога разрушена: на протяжении 17-ти километров рельсы буквально свиты в спираль, пролётные строения мостов сброшены дальше, чем на 10 метров, с мостовых устоев, множество оползней и обвалов в горах, в некоторых местах вертикальное смещение слоёв почвы относительно друг друга достигает 1, 5 метров.
|
Последнее изменение этой страницы: 2019-03-29; Просмотров: 202; Нарушение авторского права страницы
ОТ РЕДАКТОРА. 7 декабря 2018 года исполнилось 30 лет со дня страшной трагедии – сильнейшего землетрясения в Армении, унесшего тысячи человеческих жизней и разрушившегося десятки населённых пунктов. Особенно пострадали города Спитак и Ленинакан. С первых дней после землетрясения со всего Советского Союза тысячи людей поспешили на помощь братскому армянскому народу. Оказали поддержку и спасатели из других государств. Среди первых добровольцев, прибывших в Армению, были и три группы пензенских туристов, за плечами которых был не один десяток сложных категорийных походов и которые посчитали, что их опыт, навыки и умение могут пригодиться терпящим бедствие людям в далёкой южной республике.
Приземлились вечером, в темноте. На взлётной полосе электрического освещения не было. Горели костры. Сразу приступили к разгрузке. Всюду ощущение беды. Сирены скорой помощи, люди с носилками отправляют раненых. Тут нам крупно повезло. По шапочкам «Пенза» нас узнал земляк, офицер-десантник Мыльников Николай (из Лунино). Он помог определиться с транспортом, размещением (в военной палатке) на главной площади Ленинакана, помогал в организации быта. В частности, на первое время, обеспечил минеральной водой (водопровод не работал), на которой мы варили борщи и кипятили чай. Его бойцы охраняли от мародёров разрушенные объекты (универмаг, ювелирный магазин, школу, фабрику). Одного бойца выделил и на охрану нашего снаряжения, когда мы работали.
Родственники ищут родственников, близкие – близких. Техники почти нет. Редко видны одинокие краны. На багажниках легковых машин – гробы. Родственники пытаются отдать последний долг погибшим. Гробов сначала не хватало – хоронили завёрнутыми в ковры, пледы и во что придётся.
Штаб Красного Креста был организован в поликлинике. Там же был устроен пункт раздачи одежды и продуктов питания. Помощь приходила отовсюду. Работы по её распределению прибавлялось. Там же организовали приём больных врачи, приехавшие из Грузии. Туда же прибыли руководители Красного Креста из Англии, Голландии, Финляндии, Италии. Они около недели ждали прибытия гуманитарной помощи из своих стран.
Главный вывод из случившегося – стране нужны профессиональные
Полёт на ЯКе мне тоже запомнился – грузов было столько, что ящики закрывали верхние плафоны освещения в салоне – было темновато.
Первое, что поразило наиболее сильно в Ленинакане – это поездка на грузовике из аэропорта. Въехали в город и увидели в свете фар машины, лежащие по краям улицы гробы, гробы, гробы… Чёрные, светлые, крашеные, некрашеные… Они нескончаемой чередой попадались нам на улицах. Потом, конечно, поразила безутешная скорбь выживших людей, безучастно сидевших около своих разрушенных домов.
Вспоминаю, как в один из дней встречали мать Терезу, которая прибыла с гуманитарной помощью в Ленинакан. Хотя она была уже в возрасте (78 лет), но поразила своей работоспособностью. Проверила всё в поликлинике, заглянула там даже в туалет, который по такому случаю так засыпали хлоркой, что у неё заслезились глаза. Вместе с ней была куча корреспондентов. Они пообщались и с нами. Расспрашивали, откуда мы. Поскольку завеса секретности с Пензы-19 не была снята, то мы говорили, что из Пензы. Один даже спрашивал, как правильно писать название города, через «s» или «z». Потом рассказывали, что портрет Вахурина был на обложке какого-то английского журнала.
