За гремучую доблесть грядущих веков,

Одна из его излюбленных тем - политическая. Еще со времен революции, когда Мандельштам уже был сложившимся поэтом, его волновало происходящее вокруг. Поэт готов добровольно присоединиться к усилиям тех, кто пытается двинуть человечество в новом, неведомом направлении: «Ну что ж, попробуем огромный, неуклюжий, скрипучий поворот руля...» Но он знает, что наступили «сумерки свободы» и «мы будем помнить и в летейской стуже, что десяти небес нам стоила земля!» В этой оде - явная готовность принять революцию, при полном сознании размеров уплаты.

Быть пассивной, безличной жертвой, «неизвестным солдатом» колеса истории Мандельштам не хотел и не мог - и вступил в беспримерный поединок со своим временем. Поэзия Мандельштама в начале 30-х годов становится поэзией вызова. Так появилось произведение «За гремучую доблесть грядущих веков…» (1931-35 гг.).

Стихотворение написано разностопным анапестом, это должно было сделать тон и ритм стихотворения мягким и плавным. Но перекрестная мужская рифма, а также отсутствие пиррихиев сообщает всему произведению жесткий, устойчивый ритм, который отвечает идейному содержанию.

Поэт пишет о доле благородного человека, о том, что его окружают только «трусы», «хлипкая грязца». Достаточно вспомнить, в какое время написано стихотворение, и станет все понятно. Это время радикальных чисток среди русского народа, время коллективизации, время, когда человек должен был безропотно подчиняться партии, иначе - «черный воронок». Все происходило под лозунгом «Все для коммунизма!», но под этим лозунгом скрывались не только светлые идеи, но и грязь, подлость, жестокость и глупость. Поэт пишет в первом четверостишии:

За гремучую доблесть грядущих веков,

За высокое племя людей

Я лишился и чаши на пире отцов,

И веселья, и чести своей.

Да, то время лишало чести, так как ради того, чтобы выжить, необходимо было «искренне» поддерживать политику, иначе, опять же, - «черный воронок». Выбор стоял между жизнью и честью. Жестокость этого выбора поэт выражает в эпитете «век-волкодав»:

Мне на плечи кидается век-волкодав,

Но не волк я по крови своей.

Поэт не желает делать выбора, так как понимает, насколько это глупо и нелепо. Подлость нельзя поддерживать своей жизнью. Поэтому лирический герой решает уйти от этого общества. Он согласен на ссылку:

Запихай меня лучше, как шапку, в рукав

Жаркой шубы сибирских степей.

Природа русской земли, вдали от цивилизации, а самое главное - вдали от директив партии, представляется поэту раем.

Для описания счастья свободы и того настоящего ужаса, который окружает лирического героя, автор использует прием антитезы. В третьем четверостишии первые две строки описывают окружающую реальность, вторые – недостижимый рай, природу Сибири:

Чтоб не видеть ни труса, ни хлипкой грязцы,

Ни кровавых кровей в колесе,

Чтоб сияли всю ночь голубые песцы

Мне в своей первобытной красе...

Антитеза усиливается и цветовым противопоставлением: красный («кровавых кровей») и голубой («голубые песцы»). Сибирь вообще описывается поэтом в ассоциативной голубой гамме: «Енисей», «до звезды» (небо):

Уведи меня в ночь, где течет Енисей

И сосна до звезды достает...

Последние две строки стихотворения являются как бы квинтэссенцией всего произведения. В них лирический герой не только еще раз подчеркивает свою непринадлежность к «волкам» (на тюремном жаргоне это означает «предатели»), но и указывает на то, что его «убийцам» до него не дотянуться. То есть не сломить дух героя, не заставить его стать «волком», не заставить его предать:

Потому что не волк я по крови своей,