Влияние отношений между бизнесом и властью на публичную сферу и социальную стабильность

 

Исследование показало очень разную степень информационной открытости региональной и муниципальной власти. Следует отметить, что формальная открытость власти не обязательно означает ее реальную публичность, поскольку зачастую эта открытость проявляется в форме однонаправленного пиара, восхваления отдельных действий, а многие реальные процессы и решения могут не получать никакого освещения, даже на самых продвинутых Интернет-сайтах, которыми обзавелись многие региональные администрации. Поэтому открытость или закрытость экономической политики региональных властей и их отношений с бизнесом определяется на основе анализа того, как готовятся и принимаются властные решения во всей их совокупности.

Редкими примерами открытости являются Красноярский и Пермский края. В этих регионах распространенной практикой стали публичные слушания при принятии тех или иных решений. Некоторые эксперты даже полагают, что информации слишком много. Пермский край отличается и активно работающей Гражданской палатой, которая способна оказывать влияние на власть. Хотя особенностью Пермского края является и то, что решение многих вопросов губернатор замыкает лично на себя, и их подготовка не является публичной. Красноярский край в этом смысле отличается более устойчивой и предсказуемой политикой губернатора.

Относительной открытостью отличаются отношения власти и бизнеса в Свердловской и Ярославской областях, где развита публичная сфера. В эту группу можно включить и Ханты-Мансийский АО. Здесь информационное поле является гораздо более управляемым, но в то же время деятельность властей достаточно открыта.

Напротив, относительно закрытым является процесс принятия решений в Приморском крае, Иркутской, Липецкой, Челябинской областях.

Наиболее закрытыми регионами следует признать Дагестан и Татарстан, Краснодарский край, Вологодскую, Кемеровскую и Мурманскую области.

Как видно, открытость или закрытость процесса принятия властных решений коррелирует с тем, как выстраиваются отношения между бизнесом и властью. Регионы с наиболее высоким государственным влиянием на экономику и наиболее жесткими формами контроля над частным бизнесом обычно отличаются закрытостью публичного пространства, что в свою очередь создает в экспертной среде основу для подозрений по поводу коррупционности принимаемых решений. Стремясь избежать этих подозрений, например, власти Ханты-Мансийского АО организовали более активную и успешную информационную политику и, по подсчетам Института развития свободы информации, сайт исполнительной власти этого региона занял первое место в рейтинге информационной открытости по итогам 2008 г. (но занявший третье место в этом рейтинге Татарстан вряд ли можно признать образцом реальной открытости).

Очень важным вопросом является анализ социально-политических последствий от развития тех или иных процессов в отношениях между бизнесом и властью. Уже на предварительном этапе исследования становится ясно, что одни модели ориентированы на положительный социальный эффект. В особенности это относится к Кемеровской области, где власти целенаправленно добиваются того, чтобы бизнес-группы выполняли свои социальные обязательства, и закладывают соответствующие позиции в соглашения (что, впрочем, на практике не исключает проведение политики двойных стандартов). Важность социальных обязательств со стороны бизнеса признается и властями Краснодарского края. В Татарстане подконтрольные власти компании «по определению» становятся инструментом социальной политики.

Напротив, в других случаях власти пренебрегают анализом социальных последствий от своей экономической политики, что может усиливать общественное недовольство. Управленческие практики, характерные для руководства бизнесом и слабо ориентированные на социальный эффект, типичны прежде всего для Пермского края.

Результаты выборов последних лет показывают, что существует определенная взаимосвязь между развитием оппозиционных настроений и характером отношений бизнеса и власти.

С одной стороны, высокая степень общественной лояльности отличает ряд регионов, где власти проводят целенаправленную политику в отношениях с бизнесом, рассчитанную на социальный эффект. Одним из примеров служит Кемеровская область. Здесь поддержка властей остается на очень высоком уровне, и одним из ее главных оснований является социальная политика, подразумевающая исполнение бизнесом своих социальных обязательств. Об этом свидетельствуют и результаты голосования за «Единую Россию» на парламентских выборах 2007 г. (76,8% голосов), а затем – на выборах в областное законодательное собрание в 2008 г. Весьма высокой является социально-политическая стабильность в Ханты-Мансийском АО в целом (но между его городами есть существенные различия, см. ниже), где также отсутствуют конфликты в отношениях между властными и деловыми элитами, острая борьба за передел собственности (результат «Единой России» был выше среднероссийского, составив 66%).

Стабильным регионом также является Татарстан, где власти жестко и успешно контролируют всю социально-политическую сферу. Что касается Дагестана, то там внешняя стабильность имеет достаточно условный характер, и официальные результаты голосования не являются надежным критерием.

С другой стороны, в большинстве рассматриваемых регионов социально-политическая стабильность ниже среднероссийской. Главной причиной является невысокий уровень консолидации элиты, наличие множества внутренних конфликтов, что связано в числе прочего со сложной структурой бизнес-пространства (обычно в нем наблюдается полицентризм). Известно также, что голосование в крупных промышленных регионах, а исследуемая выборка в основном состоит из них, отличается меньшей управляемостью, и оппозиционность в целом там более развита.

В этих регионах есть примеры отдельных городов, где доминирующие ФПГ достаточно уверенно и эффективно влияют на общественное мнение, и в целом общество лояльно в отношении их политики. Крупными и важными примерами могут служить Березники («Уралкалий») и с оговорками Норильск. Но есть и гораздо большее число обратных примеров. Примечательно, что в таких неустойчивых и коррумпированных регионах, как Приморский край результат «Единой России» оказался одним из самых низких в России – 54,9%. Менее 60% «Единая Россия» получила в Иркутской, Мурманской, Ярославской областях, где отношения бизнеса и власти разбалансированы. Ее результат превысил 60%, но оказался ниже среднероссийского, во всех остальных регионах, т.е. в Краснодарском, Пермском крае, Вологодской, Липецкой, Свердловской и Челябинской областях.

На уровне моногородов выделяются примеры, где деятельность ФПГ не способствует общественно-политической стабильности. Почти все моногорода в изученных регионах поддержали «Единую Россию» на уровне ниже среднего по стране. Ниже среднероссийского на этот раз оказался результат «Единой России» в крупнейших центрах черной металлургии - Череповце (почти 60%) и Магнитогорске (более 60%, но ниже среднероссийского), которые всегда выделялись повышенной лояльностью властям и считались примерами сверхвысокой лояльности еще в 1990-е гг. В некоторых моногородах «Единая Россия» набрала даже менее 50% голосов. Примерами стали Кировск в Мурманской области (ключевой центр добычи апатитов, группа «Фосагро») и Кандалакша в том же регионе (алюминиевый завод «Русала»), Бородино в Красноярском крае (крупный центр угледобычи, компания СУЭК). «Единая Россия» получила менее 55% голосов в Иркутской области - в ключевых промышленных центрах - Ангарске («Роснефть»), Братске («Русал», «Илим Палп»), Усть-Илимске («Илим Палп»), в Мурманской области - в Апатитах, Ковдоре («Еврохим»), Мончегорске («Норильский никель»). От 55 до 60% голосов составил ее результат в Саянске (Иркутская область, комбинат «Саянскхимпласт» - группа «Ренова»), Каменске-Уральском (Свердловская область, «Русал» и ТМК), Качканаре (Свердловская область, основной железорудный ГОК группы «Евраз»), Кыштыме (Челябинская область, Русская медная компания).

При в целом благоприятном электоральном фоне заметны различия между городами Ханты-Мансийского АО. Традиционно благополучным выглядит Когалым (ЛУКОЙЛ), где «Единая Россия» получила более 70% голосов. Аналогичный результат был достигнут в Радужном (ТНК-ВР и «Русснефть»). Напротив, ниже среднероссийского результат оказался в Нефтеюганске и Пыть-Яхе («Роснефть», ранее ЮКОС), Лангепасе и Покачах (тот же ЛУКОЙЛ), Сургуте («Сургутнефтегаз» и др.). По меркам Кемеровской области более слабые результаты «Единой России» (на уровне около 70% и ниже) отмечены в важнейших промышленных центрах на юге региона – Новокузнецке (заводы группы «Евраз» и «Русала») и Междуреченске (угольные предприятия группы «Мечел» и др.). Даже в «управляемом» Татарстане обращает на себя внимание тот факт, что в Автозаводском районе Набережных Челнов результат «Единой России» был одним из худших по республике и едва превысил средний по стране.

Главная проблема в том, что, пользуясь хорошими отношениями с региональными властями, многие ФПГ снижают интерес к проведению социальной политики, целенаправленной работе с общественным мнением и т.п. Их отношения с властями начинают восприниматься населением, как отрицательный пример «круговой поруки». Поэтому партнерство бизнеса и власти не обязательно имеет положительный социальный эффект, особенно если за рамками этого партнерства остается социальная и экологическая политика градообразующих предприятий, которая обычно оставляет желать лучшего. Иная ситуация, т.е. конфликты между бизнесом и властью также провоцируют общественное недовольство. Таким образом, крайне важно, чтобы одним из предметов в отношениях властной и деловой элиты был социальный и экологический эффект. В противном случае эти отношения не способствуют социальной стабильности.

 

 

Заключение и рекомендации

 

Проведенный анализ позволил определить пять основных моделей взаимодействия между деловыми и властными элитами в регионах России, определяемых по степени их сращивания и уровню конфликтности.

1. Функциональная («политическая») модель.

Данная модель предполагает взаимное дистанцирование власти и бизнеса и автономное решение ими своих задач с включением механизма партнерских отношений при возникновении общей необходимости. Ее развитие в российских регионах определяется прежде всего происхождением и управленческим стилем региональных руководителей. Она характерна для тех губернаторов, которые являются «чистыми политиками» или не вписаны в региональную элиту (например, назначены недавно и/или являются «варягами», выходцами из других регионов). Наиболее ярким примером стала Ярославская область при новом губернаторе С.Вахрукове.

Данная модель в целом представляется достаточно рациональной, поскольку препятствует развитию коррупции и преференциализма в отношениях власти и бизнеса. Но в современных условиях она мало распространена и не востребована. Практика показывает, что бизнес, привыкший к решению своих задач с помощью государственных органов и склонный к теневому лоббизму, сам выражает недовольство и настаивает на более привычных правилах игры.  

 

       2. Партнерская («политическая») модель.

       Эта модель также является «политической» в том смысле, что глава региона действует прежде всего как ответственный политик, предпочитая ровные партнерские отношения с бизнесом. Ставка делается на сотрудничество с выработкой общих интересов, связанных с развитием региона и привлечением инвестиций. В этой связи данная модель свидетельствует и о более активной позиции губернатора в сравнении с предыдущей. Примерами являются Красноярский край и Ханты-Мансийский АО (в последнем случае отмечаются элементы функциональной модели, поскольку действующих в различных городах Югры нефтяные компании автономны от губернатора и при этом влиятельны, представляя собой субъекты общероссийской экономики). Сюда же можно отнести Свердловскую область, но в этом регионе отмечается больше случаев сращивания власти и бизнеса и преференциализма.

       В современных российских условиях эту модель можно признать оптимальной. Она не способствует развитию коррупции и, в отличие от предыдущей, предполагает инициативную позицию региональной власти, решающей вместе с бизнесом задачи регионального развития.

 

       3. Модель государственного патронажа.

       В рамках данной модели власть стремится осуществлять контроль над деятельностью деловой элиты, не допуская обратного влияния с ее стороны. Нередко подобный контроль проявляется в различных формах давления на бизнес, поскольку очевидно, что экономические субъекты будут по-разному реагировать на попытки власти подчинить их себе и своим интересам. В результате неизбежно возникает система преференций в связи с разделением бизнеса на «лояльный» и «нелояльный». Сближение власти с «лояльным» бизнесом становится причиной для коррупции, пусть даже она далеко не всегда выходит на поверхность.

       Примером данной модели можно назвать Кемеровскую область и Краснодарский край. В условиях жесткого государственного контроля и отсутствия самостоятельности у слабой бизнес-элиты она проявляется в Татарстане. К этой модели ближе ситуация в Челябинской области. Данная модель сложилась и в Мурманской области при прежнем губернаторе Ю.Евдокимове. Эти же тенденции были характерны для Иркутской области (при всех ее губернаторах). С оговорками об этой модели можно говорить в Липецкой области (губернатор стремится патронировать приближенный бизнес, но при этом существует скрытый конфликт с наиболее крупным экономическим субъектом в лице НЛМК). В целом региональные власти в России больше всего стремятся к установлению именно этой модели.

 

       4. Симбиотическая модель.

Эта модель предполагает сращивание власти и бизнеса, как правило - при наличии доминирующего игрока, но с учетом интересов бизнес-групп, не представленных во власти. Глава региона в этом случае очень тесно связан с бизнесом (таким образом, происходит дальнейшее развитие предыдущей модели государственного патронажа), и может быть бизнесменом по своему происхождению. Таким образом, интересы приближенного бизнеса становятся для региональной власти приоритетными, отмечается высокая степень зависимости власти от бизнеса, а не наоборот. Результатом часто является создание системы устойчивых преференций для собственного или особо приближенного бизнеса, монополизация определенных отраслей экономики.

Одним из примеров может служить Приморский край, где уровень коррупции при развитии подобной модели достиг высоких значений. Близкими примерами являются Вологодская область и Пермский край.

 

5. Конфликтная модель.

Данная модель характеризуется отсутствием устойчивых отношений между деловыми и властными элитами. Но в отличие от функциональной модели бизнес-пространство характеризуется более или менее острой борьбой за ресурсы с использованием политических рычагов, проведением политики преференций в отношении одних бизнес-групп и подавлением других. В Дагестане существует огромное множество «парных» взаимосвязей между чиновниками и бизнесменами, и при этом отсутствует координирующий центр для организации бесконфликтного взаимодействия, каких мог быть стать глава республики.

 

***

Исследование показало, что чрезмерная инфильтрация деловой элиты во властные структуры, как прямая, так и косвенная (через лоббизм) приводит к повышению конфликтности политического процесса, росту неустойчивости властных элит, превращению политических институтов (органов власти, партий и др.) в «сервисные структуры» бизнес-групп, углублению разрыва между властью и обществом, увеличению протестных настроений.

Наиболее приемлемой в нынешних условиях является партнерская модель. Функциональная модель при всех ее преимуществах не является оптимальной на современном этапе и тем более в условиях финансово-экономического кризиса, но может быть востребована в перспективе.

Отрицательными являются примеры симбиотической и конфликтной модели.

Модель государственного патронажа широко распространена и имеет свои положительные стороны, обеспечивая стабильность и предсказуемость и решая социальные задачи, но при этом может деградировать в случае давления на нелояльный бизнес, коррупционных отношений с лояльным бизнесом и т.п.

Для продвижения в сторону партнерской модели целесообразными представляются следующие шаги:

• Организация равноправного взаимодействия деловой и властной элиты для решения задач регионального социально-экономического развития. В этой связи совместная разработка стратегий и программ регионального развития усилиями властей и деловых элит.
• Повышение открытости в деятельности органов региональной и местной власти для полноценного информирования бизнеса о процессе подготовки и принятия властных решений.  
• Активизация антимонопольной политики на региональном уровне с целью недопущения неоправданной монополизации в тех или иных экономических сферах, осуществляемой усилиями региональной власти.
• Повсеместное развитие системы специализированных диалоговых площадок для деловой и властной элиты, прежде всего в виде консультативных органов типа экономических советов.
• Обязательное включение социальной и экологической политики в контекст отношений бизнеса и власти.

Крайне осторожное отношение к практике продвижения бизнесменов в органы региональной исполнительной власти, как представителей крупных ФПГ, так и регионального бизнеса (в частности, при назначении губернаторов). Ставка на профессиональных политиков-управленцев, не имеющих собственных бизнес-интересов и способных к проведению сбалансированной политики в отношении деловой элиты и различных ФПГ.
ПРИЛОЖЕНИЕ

К аналитическому отчету

«Региональные модели взаимодействия между деловыми и властными элитами:

⇐ Предыдущая567891011121314Следующая ⇒

Поделиться: