Потрясенная Ольга останавливается.

         Что еще?

ОЛЬГА.    Я не понимаю. Он должен быть здесь.

РУНДИС. Тут ничего нет.

ОЛЬГА.    Нет.

РУНДИС. Ты уверена, что мы не заблудились?

ОЛЬГА.     Уверена (Пауза.) Я присяду. (Обессилено садится на землю.)

РУНДИС (с беспокойством роется в сугробе) . Смотри, если покопаться в снегу, можно найти кусок кирпича. От крыльца. (Пауза.) Это был большой дом.

ОЛЬГА.     Да, был.

РУНДИС. Покрашенный красной охрой?

ОЛЬГА.    Да.

РУНДИС.    Ты что? Ольга!

ОЛЬГА.    Отец перед смертью со слезами на глазах просил, чтобы я посетила родной дом в Карелии. Я обещала, но так и не побывала, а теперь уже поздно.

РУНДИС. Ольга. Я даю тебе обещание. До сих пор я не обращал внимания на твои рассказы, но теперь все будет иначе. (Стучит по голове.) Все останется здесь!

ОЛЬГА.     Мне представлялось, что если я и совершала ошибки, то своим детям я подберу такое местечко, где бы жизнь продолжалась чуть дольше в обоих направлениях.   Подумала, что и от меня на земле останется какой-то след.

РУНДИС.    Ольга.   Когда я был маленьким, я пытался запихать в банку запах щенка, чтобы нюхать его, когда собака вырастет. Я решил также, что когда няня умрет, я возьму себе на память ее вставленные зубы. Когда я стану взрослым, я поставлю их на телевизор и покажу своей жене: вот она, тетя Хеллу.

ОЛЬГА. Но должно же найтись этому всему объяснение раньше здесь был застекленный коридор, а теперь его нет. (Ведет Рундиса за собой.)

Они проходят сквозь дом, контуры которого обрисовываются в пространстве.

Тут были тесовые двери из толстых бревен и двойные засовы.   Их нет.   Доски для пола были широкими, как плечи крупного мужчины, и там, где ходили чаще, была словно шелковая полоска.  Тут стоял стол, за которым во время трапезы умещалось человек тридцать.  Я могу и сейчас ощутить запах этого дерева и его поверхность.   Я стояла тут ранним утром, было тихо, и летний ветер шевелил занавеску на окне. Но все это оборвалось на мне. (Проходит сквозь силуэт дома, он исчезает.)    Прошлое растаяло, как снег.

РУНДИС.    Ольга! (Пауза.) Ольга. Это хорошо, что не все остается в памяти. Что кто-то не стоит постоянно за твоей спиной и не дышит в затылок.   Моя бабушка, когда я был маленький, говорила только о войне.   Однажды к ним на кухню пришли трое женщин-красноармейцев, чтобы испечь хлеб, кто-то застрелил их, и они остались лежать на полу.   Я очень четко представляю себе, будто я стою во дворе и смотрю, как тела этих женщин увозят на санях, а их длинные волосы волочатся следом по грязи.   На мне насквозь промокшие валенки и варежка во рту.   Я знаю, что все это случилось за сорок лет до моего рождения, но это не помогает. Воспоминания бабушки, которые она хотела забыть, стали моими.

(Пауза.)   Нам надо попасть куда-то в тепло. У тебя синие губы.

ОЛЬГА.    Они всегда синие.

 

Идет снег, темнота сгущается.

РУНДИС.    Предстоит темная ночь.

ОЛЬГА.     Рождественская ночь. Ни одной звезды.

РУНДИС.    А там что за огонек?

ОЛЬГА.    Тайми! Я думала, что она в больнице. Моя лучшая подруга!

РУНДИС.     Пошли.

ОЛЬГА.    Но мы пойдем туда при одном условии. Ты не станешь трепаться.

РУНДИС. Ах, я!

 

Направляются к дому.

ОЛЬГА.   Надеюсь, что Тайми одна.   У нее такой непутевый сын.   Он одним из первых снаряжается на охоту на лосей, а когда надо выстрелить, - закрывает глаза.   Потом приходится гоняться по лесу за подранком.  И жену свою он обманывает столь же бестолково.

РУНДИС.    Он что, какой-нибудь ректор?

ОЛЬГА.    Нет, председатель муниципалитета.

РУНДИС.    Мне послышалось, что ректор. Осторожно лёд! Может тебя поднести?

ОЛЬГА. Ну уж нет.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

 

14. В рождественскую ночь. Председатель муниципалитета Саволайнен один в доме матери.   Ставит на стол рождественскую еду.  Нажимает на кнопки мобильника, но откладывает его прежде, чем раздается сигнал!   Пьет виски из горлышка и снова звонит.

САВОЛАЙНЕН (в трубку) .   Это папа.   Ты посмотрел подарки?   Понравились лыжи, которые подарил папа?   Если короткие поменяем.   Что мама сказала про серьги? Ну, там были серьги с бриллиантами.   Точно были.  Мама еще не видела? Попроси маму к телефону.   Все равно попроси.   Тими!   Тими!  Когда я приказываю, ты должен позвать! Слышишь? Кто там еще? Аллоо! Аллоо!

Аллоо!

 

Разговор прерывается. Саволайнен снова нажимает на кнопки. Потом осознает, что кто-то стучится в дверь. Саволайнен идет к дверям с большим фонарем. Ольга и Рундис в свете фонаря выглядят жалкими и замерзшими.

Вам чего?

ОЛЬГА.    У нас сломалась машина. Мы думали, Тайми дома...

САВОЛАЙНЕН.    Тайми уже полгода, как в больнице. Сожалею. (Хочет закрыть дверь.)

РУНДИС. Ой, пустите в дом. Не видите, совсем замерз человек.

САВОЛАЙНЕН.    Я с удовольствием помогаю людям, но вы тоже поймите, вы не должны в канун Рождества вторгаться в дом.

РУНДИС.    Нет, нет и нет.

ОЛЬГА.     Рундис! Ты обещал.

РУНДИС.    Самое малое, что вы могли сделать, - это предложить выпить горячего. Это же верная смерть – отправлять на мороз старого человека.

Председатель муниципалитета – убийца бабушки.

САВОЛАЙНЕН. Подождите здесь. Я вызову вам такси.

 

⇐ Предыдущая12345678910Следующая ⇒

Поделиться: