Романсы  о  короле  Родриго

Этим циклом обычно открываются все сборники исторических романсов. И это неудивительно. Цикл романсов о короле Родриго отражает исторически важнейшие для всей Испании события: падение вестготской монархии и начало арабской экспансии на Пиренейский полуостров (конкиста).

Легенда, представленная в романсах о короле Родриго, такова. Король проникает в древнее «жилище Геркулеса», считавшегося основателем Толедо. В дом же тот допрежде никто не смел и сунуться. Дон Родриго надеялся обнаружить там несметные сокровища, но увидел лишь изображённых на стене арабских воинов и начертанную надпись, гласящую, что Испания падёт из-за того, «кто проникнет в это зданье». Вскоре после этого Родриго влюбляется в Ла Каву Флоринду, дочь графа Хулиана, и берёт её силой, так как последняя не выказывает ему взаимности. Девушка, перестав быть таковой, просит отца отомстить коварному королю. Граф Хулиан вступает в сговор с маврами, и они попирают королевство во прах. Дон Родриго, видя гибель своих войск, горестно стенает и осознаёт свою вину за содеянное. Он бежит в суровые горы, где встречает пастуха, гонящего стадо. Родриго выспрашивает у чабана, нет ли где поблизости какого жилища. Пастух говорит, что никто в этих угрюмых краях не живёт, вот разве только что среди неприступных скал обретается отшельник в бедном ските. Родриго находит отшельника и исповедуется. Во время исповеди отшельник слышит Божий глас, повелевающий дону Родриго живым сойти в могилу: тогда он будет прощён. Родриго безоговорочно повинуется. В могиле сердце короля пожирает змей о семи головах. Но тут сами собой начинают звонить колокола и душа профнепригодного владыки возносится на небо: он прощён.

С исторической точки зрения всё, разумеется, происходило совсем немножко иначе. По всей видимости, как предполагают учёные, никакого древнего дома Геркулеса и в помине не было. Просто узурпатору Родриго вздумалось церковной казной завладеть, — а дело было в 711 г. — и лишённые законного престола сыновья Витицы, предпоследнего вестготского монарха, порешили отомстить своему недругу, вступив в сговор с маврами. Граф Хулиан также поддержал повстанцев, однако ж история умалчивает о причине его активности. Весной 711 г. мусульманские войска вторгаются на территорию королевства, сметая яростно и непоколебимо войска неприятеля. Как гласит одна из хроник того времени («Cronico del anonimo de Cordova»), король дон Родриго пал в сражении. Вот и всё.

Момент с заклятым домом безо всякого сомнения есть сказочный архетип (ср.: ящик Пандоры; голодный и закованный в цепи Змей Горыныч, которого герой по недомыслию выпускает на волю).

Мотив обесчещенной Ла Кавы вообще весьма значим для испанской и даже мавританской (! ) культуры. Об этом можно судить хотя бы из «Дон Кихота». В главе XLI первой части романа бежавший от арабов пленник рассказывает о мысе Альбатель, мимо которого он проплывал в фелюге. Согласно арабскому преданию, на нём погребена Кава Румия (по-арабски: блудница-христианка), и стать на якорь в этой бухте для арабов плохая примета. Также во второй части «Дон Кихота» мы сможем отыскать ещё одно упоминание о злосчастном доне Родриго («Я вчера владел державой...»).

Теперь о могиле и семиглавом змее. Cava по-испански — с одной стороны, копание, рытьё, землекопная работа, первая вспашка; с другой стороны, полая вена, пещера, «каверна». Первое наводит нас на мысль о символике небесного земледелия, как иногда метафорически называли алхимию. Второе же заставляет вспомнить опять-таки о алхимическом образе рудной жилы, чреватой золотом. Но также обращает на себя внимание то обстоятельство, что имя Cava устойчиво сопровождается характерным артиклем la. Если написать то и другое слитно, то станет очевидным, что настоящее сочетание являет собой кабалистический ребус: laca va буквально означает идёт красная камедь. Что касается змея, то он есть у каждого из нас (мы вовсе не о змее Кундалини, хотя, в каком-то смысле, и о ней тоже). Здесь можно вспомнить L эпиграмму из «Убегающей Аталанты» Михаила Майера, где дракон (змей) оплетает лежащую в могиле жену, скорее всего царственную, и очевидно заживо там погребённую. Эпиграмма гласит:

Ядом полон, лёг дракон в могилу тёмную.

Там его встретит жена познать сласть томную.

Бьёт же хвостом дракон — таков сласти закон, но

Приговорена жена к смерти от дракона.

Мрёт и сам в своей крови наш дракон злокознен.

Смерть — един работы путь, а иной заказан.

Змей грызёт сердце дона Родриго за его грехи. Вспомним «Комедию» Данта. В IX песне «Чистилища», у врат Пургатория ангел начертал остриём своего меча на лбу героя семь p — каждая из них знак одного из семи смертных грехов (лат. peccatum); если же вспомнить, что основы своей космогонии Дант почерпнул из метафизики Аверроэса и Ибн Араби, которые в свою очередь оказали мощнейшее влияние на испанскую средневековую и раннеренессансную мысль (см. по этому поводу статью О.Б.Фролова «Некоторые проблемы взаимодействия арабо-андалусской и испанской культур в трудах современных исследователей» в сборнике «Iberica: Культура народов Пиренейского полуострова в XX в.»), то не только эзотерическая, но и культурно-историческая подоплёка ситуации со змеем, вероятно, несколько разъясняется.

 

Романсы  о  Сиде

 

Из всего исторического романсеро романсы о Сиде наиболее популярны. Их бытовало на территории Испании общим числом более двухсот, и лишь немногие из этих романсов дошли до нас. Сид Руй Диас Кампеадор, как отмечает Н.Томашевский, «является единственным национальным героем средневековой Испании, подвиги которого прославила эпическая поэма “Песнь о Сиде”, почти полностью до нас дошедшая. Сложена она была примерно лет через сорок после его смерти».

Излагать здесь историю Сида целиком не имеет смысла, она и так достаточно известна. Обозначим лишь те моменты, которых нет в «Песне...» Во-первых, поэтическое предание не без помощи «Рифмованной хроники, или Песни о Родриго» приписало доблестному Господину Ратоборцу такой подвиг, как убийство родителя Химены, своей будущей супруги, из соображений мести за поруганную честь отца, подвиг, не вписывающийся в общий мифологический образ героя, неуместный, подобно убийству Беовульфом тритона или сбиванию крестов с церквей Ильёй Муромцем. Этот эпизод затем широко эксплуатировался драматургами Возрождения. Во-вторых, в романсе «Об удивительном соборе, который был в городе Риме» «говорят, рассказывают и повествуют», что Сид, будучи у престола папы, сломал трон французского владыки за то, что тот был наравне с первым, тогда как трон испанский был целою ступенью ниже. Антиклерикальные мотивы этого романса, возможно, указывают на его сравнительно позднее происхождение. Хотя не исключено, что здесь нашли отражение распри между средневековыми партиями гвельфов (папоцезаристов) и гибеллинов (цезаро-папистов). Сид ссорится с папой и тот отлучает его от церкви, тогда Кампеадор требует отпущения грехов следующим образом: «Отпусти мне грех мой, папа, // Не отпустишь — прогадаешь: // Из твоей богатой ризы // Я коню скрою попону». И папе, конечно же, не остаётся ничего иного, кроме как простить наглеца. В-третьих, и в-последних, из романсов мы можем узнать о событиях, непосредственно предваряющих историю, изложенную в «Песне...» Когда разделивший землю между своими детьми король Фернандо I, — чьим вассалом был Сид Руй Диас, — умирает, то старший сын венценосного монарха, Санчо, получивший в надел Кастилию, решается распрю ковать. В ходе междоусобицы он легко завладевает землями братьев, но вдруг встречает отпор откуда не ожидал: заупрямилась сестра, Уррака, имевшая достаточно скромные владения. (Как нам заявляет в своих примечаниях ко второй части «Дон Кихота», — М., 1955 г., В.Узин, первоначально, узнав о том, что отец лишил её наследства, Уррака осведомляет родителя, что будет торговать своим телом, а заработанные таким путём деньги отдаст на упокоение души его.) Сид присягнул Санчо, но он также связан по рукам и ногам дружбой, если не сказать любовью с Урракой (сходные мотивы можно обнаружить во второй части «Песни о Нибелунгах», причём, если Гизельхер склоняется в пользу вассальной преданности, то Сид остаётся верен дружбе и отсылает свою дружину). Вскоре после этого под покровом ночи из осаждённой Саморы выходит рыцарь Вельидо Дольфос и предательски убивает дона Санчо, притворившись его вассалом, причём, следуя рыцарской этике, один из саморян предупреждает кастильцев — но, увы, слишком поздно — о готовящемся преступлении. Сид после смерти своего покаявшегося пред лицом вечности сеньора клянётся оставить Самору в покое. Тогда вызов всей Саморе бросает Диего Ордоньес. Его принимает Ариас Гонсало, крёстный отец Урраки, уже изрядно пожилой. Уррака отговаривает старика и вместо него на прю выступает его сын — дон Фернандо, которого Диего Ордоньес убивает. (В целом, вся ситуация действительно сильно напоминает батальную перипетию в «Иллиаде».) А тем временем бежавший к маврам от яростной несправедливости брата дон Альфонсо возвращается в Кастилию, чтобы встать у кормила власти.

Сид не хочет присягать новому королю, пока тот не поклянётся в том, что он не был причиною гибели брата. Король клянётся, но он так раздосадован на Сида, что изгоняет его из Кастилии. Далее же излагаются события, описанные в «Песни о моём Сиде». Вообще, следует заметить, подобные перипетии весьма удачно поддаются художественному переосмыслению в различных эпических традициях вплоть даже до современного фантези. Так, например, сходный сюжет мы можем обнаружить в «Хрониках Амбера» Роджера Желязны, который, кстати, был весьма сведущ в культуре Средневековья и западной эзотерической традиции.

 

⇐ Предыдущая18192021222324252627Следующая ⇒

Поделиться: