Архитектура Аудит Военная наука Иностранные языки Медицина Металлургия Метрология
Образование Политология Производство Психология Стандартизация Технологии


Хочется порою о взаимоотношениях внутри чьей – то семейной пары рассказать и чувствуешь, что ничего не получается.



Одно дело, когда в семье полный разлад. Рассказывай – не хочу! Да и что рассказывать и так всё на виду. Поссорились немного, на другой день жена обязательно с синяком под глазом по всей Лопуховке из конца, в конец, гордо продефилирует. Каждому встречному – поперечному во всех подробностях про своё горе расскажет, да и в жилетку крокодиловы слёзы, вместе с соплями, прольёт. И всё–то у мужа, там, не такое как у других. И ничего–то он не может.

 - А почему тебе это доподлинно известно, как там у других все устроено? - спросить хочется - ты же жена мужнина – одна плоть. Вы же в церкви венчаны. В вечной любви перед алтарём клялись!

 Точно так же, если не хуже и мужики. Распустят сопли – только слушай. А сами полнейший ноль. Что в хозяйстве, что в постели. Другое дело, когда они, во всех отношениях хорошие, позавидовать можно. И телом, и душой от других отличаются, и сказать нечего. Живут они потихонечку и ничего им от вас не нужно. Главное в их жизни, чтобы вместе быть. И ещё, что бы никто им при этом не мешал. Грязными руками в их отношениях не копался. Жить бы им в любви и согласии. Но, тревожно у Анюты на душе, уже которую ночь уснуть не может. И не только потому, что орущий бородатый и одновременно, ни единого звука не произносящий босой мужик с плаката, снова начал во сне приходить. Чего это он ей на этот раз кричал? Какие беды – печали пророчил? Может, снова забеременела? Но это разве беда? Этому радоваться нужно. Да и Карпушиха помалкивает, словно воды в рот набрала. Намедни, виделись в Тичелме на базаре. Уж кто-кто, а она бы первой заметила.

Разоренная деревянная Покровская церковь, которую видела всего один раз, и то снаружи, изнутри по ночам снится. Голые, грубо отесанные бревна сруба. Ни единой двери или оконца. И хотя бы один образ, указывающий на-то, что это церковь. Но, она, откуда-то это знает! И каждую ночь, как слепая, шарит руками по холодным стенам, словно из заколдованного круга выбраться пытается. Пытается, шарит! А выхода все нет и нет. …

Но думать о плохом не хотелось. Анюта дом содержала, да так, что позавидовать можно было. На соседней улице чувствовалось, как в их доме пирогами по праздникам пахнет. Цыган на кузне без устали работал. Казалось бы, работал с горячим металлом, да и плотницкая работа ему не чужда, должны быть руки цыгана грубыми, что – то вроде кузнечных клещей. Ан - нет! Руки как у графа, какого. Пальцы хоть и как из железа выкованные, силища в них неимоверная, а гитарный гриф обхватит, словно запястье ребёнка. Да как возьмёт несколько аккордов разом. В крови у него это видно. Ясное дело-цыган. И гармошка у него, не здешняя какая–то. Вроде бы и похожа на местные, а звучит совсем по-другому. Может, дело и не в гармошке, совсем. Сядет, бывало, цыган на ступеньках своей кузницы. И порадует слух Лопуховских баб и девок. Да и мужикам ненароком напомнит. Не зевайте, мол.

Побольше своим суженым внимания уделяйте. А мне теперь дела до чужих баб нет. Своя, кареглазая, на гитаре подыгрывает. Да так ладно у них вдвоем получалось. Заслушаешься.

 В артель вступили. Сдал цыган свою кузницу в общественную собственность. Что это поменяло, и сам понять не мог. Всё равно, кроме него в кузнечном деле, никто не разбирается. Раз надо, значит надо! Разве кто спорит!

Легко привыкла Анюта к размеренной сельской жизни. Будто всю жизнь в Лопуховке прожила. Научилась доить коров и управлять повозкой. Картошку и овощи выращивать умеет, раньше в этом родителям помогала. Даже, как мужик - без седла, на коне скакать научилась. А вот косить и снопы вязать – видно не судьба. Попытался Георгий её научить. Измучился сам, Анюта измучилась, бесполезно. Он ей -

 - На пятку дави!

А она на собственную пятку давит.

(Примечание:

Пятка - утолщённая часть косы, в месте крепления, её с деревянной рукоятью.)

Потом махнул рукой-

 - Да, что это мы с тобой, глупостями-то занимаемся, мужика, что ли у тебя нет!

Вытер обильный пот, застилающий Анютины счастливые глаза. Обнял, да так поцеловал, что ноги сразу же ватными стали. А потом.... Что потом - что потом. Ночи, думаю, уж точно дожидаться не стали. В копне свеже высушенного сена, было значительно интереснее!

А когда попытался обучать её премудростям траволечения, даже сам удивился, как легко у неё всё получалось. Будто всю жизнь только этим и занималась. Животные, словно речь её понимают, сами больным местом поворачиваются. Конечно же, как Георгий назвать лечебную траву на латинский манер, она не умела. Зачем ей это? Да и откуда Карпушихе, всем этим премудростям её обучившую, знать латинское название трав. Внешний вид растения знает. Недуг, от которого помогает, знает. Когда собирают и где растёт, знает. Остальное-то зачем? Потом выучит. Только не настало этого потом, никогда. Всего-то ничего пришлось им, с Георгием, в любви и согласии прожить. Понесла дочь мельника. Не заметно, сначала было. Девка она дородная, ещё и утягивалась. В пышных юбках свой срам прятала. Но всё, когда – то на свет божий показывается. Сначала, живот у незамужней девки появился, не знамо откуда. Следом, месяца не прошло, ребёнок родился. Девка она светловолосая, в отца и мать, а ребёнок чернявый, глазастый. Как тут на Анютиного мужика, учитывая его давние похождения, не подумать. Не слишком долго думая, без суда и следствия подпёрли колом, подпоенные мельником мужики цыгана, в его кузнице и подожгли. И как тут не вспомнить череду таинственных смертей мужиков, участвующих в восстановлении Покровской церкви. Крыша кузницы, крытая соломой факелом полыхнула, минуты не прошло, как она огненной лавой внутрь осыпалась. А он, видимо, ещё и инструмент спасти, пытался. Торкнулся в дверь, а она не поддаётся. Так и нашли его потом около двери с молотом в руках.

С большой опаской вошли мужики в сгоревшую кузницу, головни возле двери разгребли. Не знаю, как у вас, а у меня вопрос сразу же возник. По какому это такому признаку они определили, что именно здесь искать нужно цыгана? Выходит, знали! Торопливо погрузили, обгоревшее тело злодейски убиенного Георгия на дроги, и повезли домой. Отворили ворота, не глядя в глаза оторопевшей Анюте, занесли под навес сарая. Покрыли рядном и не слова не говоря, попятились к своей телеге.

И не успев еще как следует взгромоздиться на дроги, огрели кобылу кнутом, словно эта кляча и являлась первопричиной всех их бед. Та, с перепугу, рванула так, что только пыль заклубилась. До обеда провопила Анюта, возле бездыханного мужа. А потом обтёрла слёзы рукавом, и принялась готовиться к похоронам. Некому кроме неё заниматься этим не благодарным делом. Чужая она в Лопуховке. Более десяти лет прожила в селе, а своею так и не стала. Вынула одежду из сундука. Тут залатать нужно, там рубаху погладить. А исподнее, глянь – ты, моль подпортила! Осьмушку самосада намедни рассыпала, все одно добралась проклятущая! Чтоб ей ни дна, ни покрышки! Всё у Анюты из рук валится. Вот и женская фотография откуда-то выпала! Кто она Георгию: мать, сестра, жена, полюбовница? Что она про это знает? Да практически ничего. Но что-то очень знакомое увидела Анюта в этом счастливом юном образе. Так и есть! Женщина с санитарной сумкой, погибшая можно сказать на ее глазах в восемнадцатом. Дай бог памяти – Рахиль! Да какая там память, разве такое забыть можно! Был у нее муж, она сама говорила. Только его убили во время погрома, еще до германской. Вроде бы были они с ним другой веры. И дочка была, от глоточной умерла. А сама она, от самого Житомира отступала то ли с нашими, то ли с чехами. Она это рассказывала после того как броневики прошли. Целую подводу трупов, тогда нагрузили, хотели в больничный морг вести. А из окна, кто-то прямо по лошади, из двух стволов! Не чехи же из ружей палили! А молоденького солдатика, что под деревянным настилом мостовой спрятаться хотел, кто выдал? Кому этот солдатик успел насолить? А у него пади мать дома старенькая…. Да, что там, чья-то мать которую она никогда не видела. У всех есть матери! Рахиль ее тогда саму силком, прямо за ноги, выволокла из-под обстрела! Ведь, наверное, не только потому, что сестра милосердия! А к ней с каким милосердием? И ведь свои же, сволочи! А кто сейчас свой? Кто чужой? Кто Георгия сжег? Свои или чужие? Ни германцы же, за тысячу верст, приезжали!

Сами собой нахлынули воспоминания…. Опасливо озираясь и мелко крестясь, подошла соседка Маруська, следом пришли и другие сельчанки. Принялась Анюта сапоги Цыгана выходные чистить. Подошва на одном из них на два пальца толще, чем на другом.

- Ишь – ты как мог внушить! Трут, мол, сапоги немного, вот и прихрамываю. Это, что же выходит, у цыгана ноги были разной длины? Сколько раз с ним в бане мылась. Да и в постели - не в сапогах же он с тобой спал.

 - Неужели никогда не замечала? – интересуется любопытная соседка.

- А сама – то куда смотрела, когда спала - хочется ответить Анюте, но она молчит.

 Соседка пятится. Нет, не от Анюты. Маруська пятится от половой тряпки, зажатой в Анютиной руке.

 - Ты, чО это, так на меня смотришь? Не нужно на меня так смотреть. Прямо как на б…, какую смотришь. Вот удумала! Да разве можно! Мы же соседи. Хошь, побожусь. Прямо как перед иконой, возьму и перекрещусь - однако креститься не торопится – Верочка и Шурка с Матрёной те, да! Все знают! Чего это ты, напраслину наводишь!

 - А ну ко, повтори – надвигаются на пытающуюся уклониться от разговора, Маруську, пышнотелые Верочка, Шурка и Матрёна. Нукать повтори. Нукать повтори!

Быть Маруське битой! Дело принимает нешуточный оборот

 -Тише вы, балаболки! - ставит жирную точку в разговоре Анюта - Георгий скандала, да и еще на собственных похоронах, уж точно бы не хотел. Выпить, погулять любил, сердешный, а вот скандалов не любил. Этого у него не отнять. Что же вы думаете – дурочка я юродивая. Так уж мне ничего и не известно! Вас так прямо и пучит от гордости. Под юбку вам цыган залез, нужду поточил! Так он свою нужду точил, не вашу. Все мне известно! Разве от нашего бабьего, глаза, что укрыть можно? Нет больше цыгана, чего нам бабы его после смерти делить!

Наконец – то отваживаются мужики. Осторожно озираясь появляется Петька Дашкин. Почти сразу же, за ним, пристроился на краешек скамейки возле крылечка, Шишикин Васёк и принялся сосредоточенно скручивать «козью ножку». Следом подтянулись и задымили своими самокрутками, другие…. Бабы замолкают. Но чувствуется, что разговор на этом не закончен. Не тот это разговор, что бы вот так просто, взять, да и закончится.

А, что же убиенный цыган? Он – то куда смотрит? Он – то почему молчит. Почему жену свою ласковым словом не успокоит? Может, серчает, что на плохо оструганных досках лежать приходится. Да и когда успел к пуховым перинам – то привыкнуть! Не до перин ему было! Потрудилась душа, неуёмная, хоть и наполовину, но цыганская! Все равно ему. Там, где теперь он, совсем не до перин, не до склок. Да, собственно говоря, и не до баб, до которых охоч был сердешный. Ох, как охоч! Эээээх!!! Да если бы он мог! Если бы мог!

Да и совсем не про это следовало думать сейчас цыгану. Вон времена – то, какие. Это только кажется, что в стране тишь и благодать. Вон как кузня его полыхнула! Того гляди и дом подпалят! Что с дитём его малым будет? Как жене его Анюте жить–то дальше? Столько вопросов и ни одного ответа!

И большой серебряный крест цыгана куда – то пропал. Видно кто – то позарился. Не побоялся, вдобавок к собственному кресту, тяжеленный крест Георгия на себя взвалить. Когда же, из Тичелмской милиции участковые уполномоченные приехали, ни следов, ни кола, которым дверь подпёрта была, не нашли. Может, просто искать не захотели. Так и списали всё на несчастный случай. А какой, прости господи, несчастный случай. Когда милиционеры уезжали, у телеги колёса чуть не рассыпались. Столько им в телегу муки нагрузили.

Вскоре после этого случая, передрались, жена мельника с дочерью. За волосы друг друга по двору таскали. Все назьмо коровье кофтёнками пособирали. В горячах такого наговорили, что сразу всё на свет божий и выплыло. Работника между собой не поделили. А он чернявый, да худой. Мельник, оказывается, по мужской части не способным был. Как тут работнику двух сытых баб без внимания оставить. Народ посудачил с недельку и успокоился. Про цыгана тоже постепенно забыли. Будто и не жил в Лопуховке цыган Георгий.


Поделиться:



Последнее изменение этой страницы: 2019-06-18; Просмотров: 171; Нарушение авторского права страницы


lektsia.com 2007 - 2024 год. Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав! (0.019 с.)
Главная | Случайная страница | Обратная связь