Обеспечения допустимости доказательств в стадии возбуждения уголовного дела

Конституция Российской Федерации установила, что государство обеспечивает потерпевшим доступ к правосудию (статья 52). Обеспечение конституционного права потерпевшим от преступления на доступ к правосудию предусматривает: во-первых, установление на основе исследованных доказательств обстоятельств происшествия; во-вторых, их правильную правовую оценку; в-третьих, выявление конкретного вреда, причиненного обществу и отдельным лицам, а также действительной степени вины лица в совершении инкриминируемого ему деяния. При этом интересы потерпевшего в уголовном судопроизводстве не могут быть сведены исключительно к возмещению причиненного ему вреда, - они в значительной степени связаны с разрешением вопросов о доказанности обвинения, его объеме, применении уголовного закона и назначении наказания[229].

Разрешение вопросов о доказанности обвинения, его объеме, применении уголовного закона и назначении наказания говорит в пользу того, что обеспечение конституционного права потерпевшего от преступления предполагает достижение уголовно-процессуальной цели. Цель уголовного процесса достигается не сама по себе. Для её достижения необходимы соответствующие средства, которые, в своей значительной части, реализуются посредством УПК РФ. Однако последний не направлен на достижение уголовно-процессуальной цели.

Потенциал УПК РФ имеет иную направленность, а именно оправдание, воспринятой им концепции «должной правовой процедуры», ставящей на первое место не обеспечение потерпевшим конституционного права на доступ к правосудию, а самоценность процессуальной формы. В результате УПК РФ установил для отечественного уголовно-процессуального доказывания, несвойственную для него цель – соблюдение формальных атрибутов доказательственной деятельности. К их числу относятся и положения, связанные с допустимостью доказательств, которые являются не только логически уязвимые, но и выступают в качестве неоправданного, а порой и непреодолимого барьера на пути обеспечения потерпевшим от преступления конституционного права на доступ к правосудию.

С позиции гносеологии допустимость доказательств – это формальный критерий (показатель) качества доказательственной деятельности. Рассмотрение допустимости доказательств в качестве критерия оценки качества доказывания привело к тому, что скрупулезное законодательное регламентирование деятельности субъектом по осуществлению доказывания стала рассматриваться в качестве должного алгоритма доказывания по уголовным делам с неизбежностью обеспечивающие достижение цели самого доказывания.

Потребность в детальной регламентации деятельности субъектов доказывания с позиции гносеологической формы, безусловно, является необходимой потребностью. Особенно в той её части, на которую она способна набросить «сетку» своего инструментария. В тех же случаях, когда это ей не удается, то она обходит молчанием неудобные и не объяснимые с позиции своего потенциала ситуации. Так, гносеология фактически пасует в тех ситуациях, когда ей необходимо объяснить посредством своего инструментария не логическую, а мыслительную деятельность, свойственную доказыванию по уголовным делам. В содержательном плане «мыслительная деятельность в основном – это психическая деятельность, которая структурно из двух мыслительных процессов: анализа и синтеза. Мыслительный процесс анализа заключается в вычленении, выделении и выявлении какого-либо объекта, а мыслительный процесс синтеза включает раскрытие отношения между анализируемыми объектами или их свойствами»[230].

Правоприменители недостаточно верно определяют место и роль правил допустимости доказательств в современном уголовном судопроизводстве. Так, например, начальник отдела прокуратуры Владимирской области Ю. Боруленков, рассматривая допустимость доказательств, в качестве одного из свойств источника (формы) доказательств, пишет: «Предъявляемые к форме доказательств требования составляют важные гарантии достоверного установления обстоятельств, подлежащих доказыванию; обоснования принятых решений, сочетания требования раскрытия преступления, изобличения и справедливого наказания виновных и охраны прав участников уголовного процесса. Эти требования, - продолжает Ю. Бурленков, - позволяют в частности, обеспечить: а) контроль за полнотой и точностью отображения исследуемого события на тех этапах формирования доказательств, которые находились вне сферы уголовного процесса; б) полноту и точность отображения на тех этапах формирования доказательства, которые входят в сферу уголовно-процессуальной деятельности, а также правильность дальнейшего использования полученных доказательств»[231].

Не следует разделять подобного оптимизма, возлагаемого на допустимость доказательств. Правило оценки доказательств о допустимости доказательств лежит вне содержательной стороны уголовно-процессуального доказывания и никоим образом не связано с его содержанием (качеством). Допустимость доказательств является порождением концепции «должной правовой процедуры». Её потенциал ориентирован на уголовно-процессуальную форму, а не на установление обстоятельств, входящих в предмет доказывания при производстве по уголовному делу.

Допустимость доказательств является одним из проявлений уголовно-процессуальной формы. В нынешней концепции уголовно-процессуального законодательства выступает в качестве одного из элементов уголовно-процессуальной цели. Таковой статус допустимость доказательств в сегодняшней уголовно-процессуальной доктрине означает, что должностные лица, осуществляющие производство по уголовному делу (будучи субъектами доказывания) обязаны обеспечивать допустимость доказательств.

С позиции этимологического значения слова «обеспечения» обеспечение допустимости доказательств[232] означает ни что иное, как сделать возможным их использование в процессе доказывания, придать доказательствам свойство реальности и достоверности. Достичь желаемого невозможно без целенаправленной деятельности соответствующих субъектов доказывания. В ходе отмеченного обеспечения необходимо обращать внимание на нижеследующее.

Постулаты концепции «должной правовой процедуры» не являются и надежным гарантом обеспечения законных интересов личности, вовлеченной в уголовно-процессуальное доказывание, поскольку сегодня насилие является «повивальной бабкой» уголовно-процессуального доказывания. В обосновании сказанного обратимся к размышлениям судьи Верховного Суда Российской Федерации Н.А. Колоколову, посвятившему четверть века уголовному судопроизводству. По мнению указанного автора, ему «очевидно одно: принципиальных изменений в отечественном уголовном судопроизводстве не произошло! Как и в период сталинизма, насилие – «повивальная бабка» уголовно-процессуального доказывания, а судебное разбирательство фарс, ибо «сказанное следователю дороже произнесенного в суде». В России, - продолжает Н.А. Колоколов, - по прежнему нет сторон, так как за результаты рассмотрения уголовного дела перед обществом отвечает только суд. Нет у нас и самого главного - самостоятельного суда первой инстанции, поскольку им, как и раньше руководит вышестоящий суд, который согласно сохранившейся с прежних времен концепции, не исследуя доказательств, вправе навязывать первой инстанции свой подход к оценке доказательств. А где же совокупность процессуальных гарантий, - задается вопросом Н.А. Колоколов, - которой так хвастались авторы УПК РФ? Они, как и прежде при «социализме», ширма, за которую уже научился прятаться российский правоприменитель образца ХХI века! »[233].

Диагноз, поставленный Н.А. Колоколовым, на наш взгляд, является более чем пессимистический. Вместе с тем он является адекватным и соответствует фактическому положению дел в сфере уголовно-процессуального доказывания. Со своей стороны мы обращаем внимание на то, что в уголовно-процессуальной науке самоутверждение любой идеи за счет принижения другой способно привести к крайностям. Так, гиперболизация идей школ позитивистского толка в тридцатые и сороковые годы прошлого столетия приводила к необоснованным карательным акциям со стороны государства. Причем вектор этих акций не всегда имел своей направленностью собственно борьбу с преступностью.

Применительно к сегодняшним реалиям уголовного судопроизводства изложенное дает основание высказать мысль о том, что недочеты УПК РФ, связанные с допустимостью доказательств, должны преодолеваться посредством соответствующего обеспечения допустимости доказательств. Причем, когда речь идет об обеспечении допустимости доказательств в уголовно-процессуальной сфере, то имеется в виду соблюдение ряда правил, установленных уголовно-процессуальным законом, для собирания доказательств. Правила допустимости доказательств, охватывают не все уголовно-процессуальное доказывание, а только ту его часть, которая относится к собиранию доказательств. Целью же обеспечения допустимости доказательств является возможность плодотворного использования доказательств. Допустимость доказательств - это свойство правил оценки доказательства, «характеризующее его с точки зрения формы и определяющее пригодность для использования при установлении обстоятельств, подлежащих доказыванию и имеющих значение для дела, и соответствие его требованиям закона относительно источника, порядка обнаружения, собирания, закрепления и надлежащего субъекта доказывания»[234].

Перевод положений (правил) о допустимости доказательств с позиции содержания на их форму позволяет высказать мысль о том, что вопрос о допустимости является сугубо техническим (формальным). Вследствие чего практически при любом обсуждении вопроса о недопустимости доказательства он не влияет на главное – содержание доказательств. С позиции содержания любое доказательство является безупречным. Не влияние правил допустимости доказательств на содержание доказательства дает нам основание утверждать о том, что фактически любое недопустимое доказательство может быть облечено в должную форму. Например, если сторона защиты ходатайствует о недопустимости протокола осмотра места происшествия и это ходатайство удовлетворяется судом, то государственный обвинитель со своей стороны обязан заявить ходатайство о вызове в судебное заседание и с последующим допросом в качестве свидетелей по уголовному делу всех лиц, принимавших участие в осмотре места происшествия. В случае удовлетворения подобного ходатайства содержательная сторона доказательств, которая ранее была проявлена (закреплена) в протоколе осмотра места происшествия, теперь будут проявлены в должном источнике (форме) доказательств – показаниях свидетелей. Приведенный нами пример является наглядной иллюстрацией того, что требование о допустимости (недопустимости) доказательств относится к форме доказательства, и не касается его содержания.

Неслучайно, в свое время М.С. Строгович утверждал, что допустимость доказательств – это его способность как источника сведений о факте быть средством установления этого факта, если при этом: а) источник сведений соответствует условиям, указанным в законе; б) эти источники облечены в определенные процессуальные формы, предусмотренные законом[235]. В развитие этих положений Г.М. Миньковским были сформулированы условия допустимости фактической информации (фактов), собираемой (-ых) по делу: «а) известность и возможность проверки её происхождения; б) компетентность и осведомленность лиц, от которых она исходит и которые её собирают; в) соблюдение общих правил доказывания; г) соблюдение правил собирания данных определенного вида, гарантирующих от неполноты и искажений; д) соблюдение правил, гарантирующих полноту и точность фиксации собранной информации о деле; е) отказ от включения в нее догадок и предположений»[236].

Доказательства должны быть получены (собраны) надлежащим (законным) способом. Любое отступление от надлежащего способа собирания доказательств рассматривается в качестве брака и влечет за собой недопустимость доказательств. Вследствие чего способ (-ы) собирания доказательств рассматривается в качестве надлежащего (-их) только в том случае, когда они отвечали требованиям уголовно-процессуального законодательства. В противном случае доказательство следует признавать недопустимыми. Таким образом, к критериям, позволяющим отграничить допустимость доказательств от других свойств правил оценки доказательств, следует отнести следующие признаки. Во-первых, допустимость доказательств относится только к форме (источнику) доказательств. Во-вторых, допустимость определяется соблюдением (обеспечением) формальных положений, указанных (перечисленных) в уголовно-процессуальном законе.

Признание должностными лицами, осуществляющими доказывание по уголовному делу, доказательств недопустимыми, возможно только тогда, когда критерии недопустимости доказательств указаны в самом уголовно-процессуальном законе. Причем, несмотря на то, что порядка двадцати статей УПК РФ содержат прямое или косвенное упоминание о допустимости (часть 3 статьи 7; статья 75; статья 88, часть 5 статьи 154; часть 5 статьи 165; пункт 3 части 5 статьи 217; пункт 1 части 2 статьи 229; части 5, 6, 8 статьи 234; статья 235; часть 4 статьи 236; часть 1 статьи 271, части 4, 5 статьи 292; части 5 и 6 статьи 335, часть 3 статьи 336 и ряд других), однако не в одной из них допустимость доказательства не раскрывается в качестве значимого правого требования уголовно-процессуального закона.

В действующем УПК РФ предусмотрено, что доказательства, полученные с нарушением требований УПК РФ, являются недопустимыми. Недопустимые доказательства не имеют юридической силы и не могут быть положены в основу обвинения, а также использоваться для доказывания любого из обстоятельств, предусмотренных статьей 73 УПК РФ (ч. 1 ст. 75 УПК РФ). Не могут быть допустимыми и доказательства, полученные у категории лиц, указанных в ст. 75 УПК части 2, а именно:

1) показания подозреваемого, обвиняемого, данные в ходе досудебного производства по уголовному делу в отсутствии защитника, включая случаи отказа от защитника, и не подтвержденные подозреваемым, обвиняемым в суде;

2) показания потерпевшего, свидетеля, основанные на догадке предположении, слухе, а также показания свидетеля, который не может указать источник своей осведомленности;

3) иные доказательства, полученные с нарушением требований УПК РФ.

В соответствии с ч. 2 ст. 50 Конституции РФ недопустимыми признаются доказательства, полученные с нарушением федерального закона. Основываясь на этом, Пленум Верховного Суда РФ[237] в своем постановлении № 8 от 31 октября 1995 года «О некоторых вопросах применения судами Конституции Российской Федерации при осуществлении правосудия» слишком широко трактует недопустимые доказательства. Так, в п. 16 данного Постановления Пленума сказано, что при осуществлении правосудия не допускается использование доказательств, полученных с нарушением федерального закона.

Далее Пленум разъяснил, что «доказательства должны признаваться полученными с нарушением закона, если при их собирании и закреплении были нарушены гарантированные Конституцией РФ права человека и гражданина или установленный уголовно-процессуальным законодательством порядок их собирания, а также если их собирание и закрепление осуществлено ненадлежащим лицом или органом либо в результате действий, не предусмотренных процессуальными нормами». Исходя из сказанного, необходимо заключить, что доказательства, согласно приведенному положению Пленума, признаются недопустимыми, если они получены с нарушением, во-первых, конституционных прав человека и гражданина; во-вторых, порядка и ненадлежащим лицом или органом их собирания. В этой связи, надлежащим способом (средством) обеспечения допустимости доказательств является придание соответствующему доказательству надлежащей формы (источника доказательств).

Вопрос о недопустимости доказательства с позиции его содержания, в разработанной концепции допустимости (недопустимости) доказательств, вообще не поднимается. Однако подобное не поднятие, а точнее не включение содержания доказательств в исследуемую концепцию вовсе не говорит о том, что доктрина доказывания, базирующаяся на информационном подходе, оставила без внимания содержание доказательств. Вовсе нет. Проверка качества доказательства с позиции содержания осуществлялась посредством достоверности. Причем при всем многообразии суждений о достоверности они едины в одном: достоверность – это соответствие содержание доказательства действительности.

Под достоверностью доказательств, как одного из правил оценки доказательств, в процессуальной литературе обычно понимается либо как «определение их содержания действительности»[238], либо как «истинность содержания которого (то есть соответствие действительности заключенных в нем фактических данных) признается заслуживающего полного, несомненного доверия»[239]. Достоверность – форма существования истины. Она означает, что выводы не только соответствуют действительности, «но и «достойны веры» – доказаны, обоснованны»[240]. Как правило, достоверность доказательств определяется лишь на каком-то завершающем этапе их исследования. Строго говоря, любое доказательство становится достоверным лишь при разрешении производства в целом. «Суд в соответствии с требованиями закона, – разъясняет Пленум Верховного Суда РФ, – должен указать в приговоре, почему одни доказательства признаны достоверными, а другие отвергнуты»[241].

В этой связи следует помнить следующее, что, когда говорят о достоверности доказательств, то всегда с определенной долей условности, имеют в виду потенциальную достоверность доказательств. В противном случае мы будем ходить по замкнутому кругу, исследуя и оценивая неизвестно что и получая сразу достоверные доказательства в готовом виде при окончательном разрешении дела. Поэтому, представляется, что каждое доказательство является достоверным с момента его получения соответствующим субъектом и остается таковым, «пока не будет забраковано и исключено»[242].

В действующей ныне доктрине доказывания общепризнанной является ситуация, когда оценка доказательств с позиции его формы осуществляется посредством правил допустимости доказательств, а оценка содержания доказательств – достоверности. К тому же, деятельность по обеспечению допустимости доказательств являет собой часть уголовно-процессуального доказывания. На данном основании эту деятельность по праву следует отнести к одному из видов уголовно-процессуального доказывания. Вследствие чего деятельность по обеспечению допустимости доказательств выступает в качестве своеобразного механизма уголовно-процессуального доказывания. В свою очередь, деятельность по обеспечению допустимости доказательств, будучи системой, включает в себя самостоятельные компоненты (звенья) своего собственного механизма.

Одним из таких компонентов является обеспечение допустимости доказательств в стадии возбуждения уголовного дела. Обеспечить допустимость доказательств в стадии возбуждения уголовного дела означает - доказательства должны быть получены (собраны). Во-первых, - надлежащими субъектами доказывания [243], включая и субъекта доказывания, на которого возложена обязанность доказывания в данной стадии (следователя, дознавателя, органа дознания и т.п.). Во-вторых, - надлежащими способами, т.е. такими способами, которые являются свойственными для данной стадии. В-третьих, - в промежуток времени, расположенный в интервале от момента принятия компетентным органом лицом сообщения о преступлении до разрешения задач, поставленных перед данной стадией. В-четвертых, при получении доказательств не должны ущемляться гарантированные (обеспеченные) Конституцией Российской Федерации законные интересы лиц, вовлекаемых в уголовно-процессуальное доказывание, ни на йоту больше, чем это необходимо для разрешения задач стадии возбуждения уголовного дела.

Не вызывает сомнения и то обстоятельство, что важным средством обеспечения допустимости доказательств является исполнение (соблюдение) положений федерального уголовно-процессуального законодательства, связанного с соблюдением формы собирания (формирования) доказательств в стадии возбуждения уголовного дела. В этом смысле в системе уголовного судопроизводства стадия возбуждения уголовного дела является одной «из важных гарантий защиты личности от необоснованного применения мер уголовно-процессуального принуждения»[244]. В данном случае, имеются в виду те положения критериев (правил) допустимости доказательств, которые взаимосвязаны, взаимообусловлены и объединены понятием надлежащий (законный) источник доказательств.

При подобном подходе к обеспечению допустимости доказательств в стадии возбуждения уголовного дела основной упор делается на то, чтобы в ходе собирания (получения) доказательств в стадии возбуждения уголовного дела были соблюдены формальные положения уголовно-процессуального закона, регламентирующие порядок (способ) получения того или иного доказательств. Здесь же следует обратить внимание и на то, на наш взгляд, важное обстоятельство, полученные в стадии возбуждения уголовного дела доказательства, в свою очередь, выступают в качестве оснований для возбуждения уголовного дела. Так, С.Б. Ануфриев, рассмотрев в своем исследовании вопросы организации работы в стадии возбуждения уголовного дела по уголовным делам коррупционной направленности, обоснованно полагает, что для того, чтобы решение о возбуждении уголовного дела по данной категории дел было законным, обоснованным и мотивированным необходимо собрать доказательства, подтверждающие следующие признаки коррупционного преступления. Во-первых, непосредственное нанесение ущерба авторитету и иным законным интересам государственной или муниципальной власти, государственной службы, службы в органах местного самоуправления, а также службы в коммерческих и иных организациях. Во-вторых, незаконный (противоправный) характер получаемых государственным (муниципальным) служащим или лицом, занимающим государственную или муниципальную должность либо служащим коммерческой или иной организации благ (имущества, услуг или льгот). В-третьих, наличие у совершившего коррупционное преступление признаков лица, принадлежащего к одной из категорий, указанных в примечаниях к статьям 285 и 201 УК РФ. За исключением случаев, совершивших общественно опасные деяния, предусмотренные статьями 184, 291, 204 части 1и 2, 304, 309 части 1. В-четвертых, виновность (причастность) лица, совершившего коррупционное преступление к получаемым (полученным) незаконно благам (имущества, услуг или льгот), а там где это необходимо и к статусу. В-пятых, наличие у причастного к коррупционному преступлению умысла, на совершение противоправного деяния. В-шестых, наличие корыстной или иной заинтересованности у лица, совершившего коррупционное деяние.

Доказательства в стадии возбуждения уголовного дела собираются (получаются) не хаотично, а предусмотренными уголовно-процессуальным законом способами. Причем, если строго следовать положениям Конституции РФ, связанными с допустимость доказательств, то следует прийти к выводу о том, что доказательства должны быть получены в соответствии с федеральным законом. В соответствии с пунктом «о» статьи 71 Конституции России уголовно-процессуальное законодательство находится в ведении Российской Федерации. Подобное нахождение уголовно-процессуального законодательства в совокупности с положениями части 2 статьи 50 Конституции Российской Федерации дает нам основание говорить о том, что законодатель связывает допустимость доказательств сугубо с исполнением (соблюдением) федерального законодательства. Отсюда вполне логичным является суждением и о том, что уголовно-процессуальный закон регламентирует один из способов получения (собирания) доказательств. Наряду с ним на уровне федерального законодательства могут быть предусмотрены и иные способы собирания доказательств.

В пользу подобного вывода говорит и сама концепция методов (способов) уголовно-процессуальной деятельности во взаимосвязи и взаимообусловленности с её целью. Согласно данной концепции только по действующему УПК РФ доказательства могут быть получены посредством: 1) следственных действий (главы 24-27, статьи 115 и 116 УПК РФ); 2) действий, совершаемых вне уголовного процесса, но для его нужд: а) истребование предметов, документов и сведений, имеющих отношение к делу, опрос лиц, проведение документальных проверок, ревизий и инвентаризаций и т.п. (часть 2 и 3 статьи 86, часть 2 и 3 статьи 144 УПК РФ); б) наведение справок, изучение предметов и документов и другие предусмотренные федеральным законом действия (часть 1 статьи 5 Закона РФ «О частной детективной и охранной деятельности в Российской Федерации» от 11 марта 1992 года)[245]; представление доказательств в уголовное судопроизводство по собственной инициативе участниками уголовного процесса: подозреваемым, обвиняемым, а также потерпевшим, гражданским ответчиком, гражданским истцом и их представителями (часть 2 статьи 86 УПК РФ)[246].

Профессор В.М. Быков, произведя анализ норм статьи 144 УПК РФ, обоснованно пришел к выводу о том, что к числу проверочных действий следует отнести: принятие и составление протокола сообщения о преступлении; требование производства документальных проверок, ревизий и привлечение к их участию специалистов; истребование имеющихся в распоряжении средств массовой информации документов и материалов, подтверждающих сообщение о преступлении, и данных о лице, предоставившем указанную информацию. «На следственной практике, - пишет В.М. Быков, - предварительная проверка обычно включает в себя не только указанные выше процессуальные действия, но и некоторые другие. Например, часто проводятся контрольные закупки товаров, оперативно-розыскные действия, получение образцов, ведомственная проверка и ведомственная экспертиза, опросы граждан и должностных лиц, ознакомление с обстановкой на месте, обследования, изучение документов, исследование (направление на исследование), изъятие предметов и документов, судебно-медицинское освидетельствование и др.»[247].

Теория и судебная практика признает в качестве доказательств, результаты тех действий, которые собственно к  доследственной проверке имеют самое опосредованное отношение. Так, по одному из уголовных дел Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда РФ признала заявление лица о явке с повинной доказательством по делу[248].

Если вынесено постановление о возбуждение уголовного дела, то ставить вопрос о недопустимости того или иного доказательства, полученного на основании того или иного законно проведенного следственного действия, является не корректным и не отвечает концепции допустимости доказательств, сформированной на постулатах «должной правовой процедуры». Связывать вопрос о законности возбуждения уголовного дела с вопросом о допустимости доказательства, особенно в тех ситуациях, когда изобличается лицо, действительно совершившее преступление, фактически означает творить произвол в отношении потерпевшего от преступления. А посредством правил допустимости доказательств создавать ему препятствия на доступ к правосудию, гарантируемый Конституцией Российской Федерации, а, следовательно, злоупотреблять властью.

Односторонность в понимании правил о допустимости доказательств, приводит к следующим негативным последствиям. Во-первых, игнорированию уголовным судопроизводством положений, связанных с конституционными правами потерпевших от преступлений. Во-вторых, к ущемлению законных интересов самого государства и дискредитации его органов. Положение усугубляется еще и тем, что по непонятным для нас причинам ошибки правосудия в таких ситуациях смежниками из других правоохранительных органов выдаются в качестве эталонов (образцов) уголовно-процессуальной деятельности. Приведем следующий пример. Его суть такова. До принятия и вступления федерального закона от 5 июня 2007 года[249] на основании пункта 7 части статьи 447 УПК РФ, пункта 10 части 1 статьи 448 УПК РФ решение  о возбуждении уголовного дела в отношении следователя принимал прокурор на основании заключения судьи районного суда, содержащего признаки преступления. В нарушение установленного порядка следователь прокуратуры г. Чапаевска, с согласия прокурора, возбудил уголовное дело в отношении следователя следственного отдела при отделе внутренних дел Сергиевского района Самарской области А.А. Селютиной за фальсификацию доказательств по уголовному делу и незаконное освобождение от уголовной ответственности лица, подозреваемого в совершении преступления. В последующем 12.11.2005 года в отношении А.А. Селютиной Самарским областным судом был вынесен обвинительный приговор. В дальнейшем Судебной коллегией по уголовным делам Верховного Суда Российской Федерации 28.01.2005 года данный приговор был отменен и прекращено уголовное преследование в отношении А.А. Селютиной по пункту 1 части 1 статьи 27 УПК РФ – за непричастностью к совершению преступления. К такому выводу Судебная коллегия пришла, учитывая, что уголовное дело в отношении Селютиной возбуждено с нарушением уголовно-процессуального закона, собранные по делу доказательства являются недопустимыми[250].

К данному решению Судебной коллегии по уголовным делам Верховного Суда можно относить по-разному. В одном случае оно может быть воспринято, как руководство к действию. В другом случае, - оно может быть расценено, как незаконное и не обоснованное. Нарушение процедуры возбуждения уголовного дела автоматически не влечет за собой признание доказательств недопустимыми. Нарушения процедуры судопроизводства, в том смысле, как это изложено в части 1 статьи 381 УПК РФ относится к основаниям отмены или изменения судебного решения в кассационном порядке, и не имеет никакого отношения к признанию доказательств недопустимыми. Положения статьи 75 УПК РФ не предусматривают признание доказательств недопустимыми, в том случае, когда нарушение не связано с получением доказательств. Процедура возбуждение уголовного дела не связана с получением доказательств. В этой связи нарушение процедуры возбуждение уголовного дела автоматически не влечет за собой признание доказательства недопустимыми.

Теория и практика должны стремиться к тому, чтобы возбуждение уголовного дела соответствовала требованиям законности и обоснованности, поскольку в действующей доктрине уголовно-процессуального доказывания процессуальные решения выступает в качестве определенного гаранта обеспечения законных интересов личности, вовлеченной в уголовно-процессуальное доказывание. Однако ошибки и непрофессионализм, а порой просто на просто злоупотребления должностных лиц, ведущих производство по уголовному делу[251], при вынесении постановления о возбуждении уголовного дела не должно выступать в качестве бездны уголовного судопроизводства, поглощающей конституционное право потерпевших на доступ к правосудию.

⇐ Предыдущая12345678910Следующая ⇒

Поделиться: