Архитектура Аудит Военная наука Иностранные языки Медицина Металлургия Метрология
Образование Политология Производство Психология Стандартизация Технологии


ноября. Село Тушнолобовское



 

Отсюда до Ишима верст сорок.

В Нижне-Николаевскую волость приехал 20-го вечером и сразу попал на волостной съезд. Проводил съезд наш агитатор товарищ Васильев. Но ему одному никак не удавалось справиться с собранием — шум, галдеж, никакой организованности. Принялись за дело вместе. Главная наша опора украинцы-переселенцы. У них наиболее революционное настроение. Хорошо с ними поговорили, крепко их раскачали.

21-го и 22-го провел в дороге. В селе Абадском встретил товарища Басманова. Он направил меня в Тушнолобовскую волость. Здесь я и нахожусь уже второй день.

За два дня до моего приезда крестьяне сами организовали здесь ревком, в котором три члена. Разбираются в делах еще с трудом. Помогаю на первых порах. Назначили волостную избирательную комиссию из трех человек. Рассказал ей, чем и как она должна заниматься.

Помог ревкому издать приказы: № 1 — о сдаче оружия; № 2 — о формировании милиции; № 3 — об учете бродячего скота; № 4 — об описи брошенных хозяйств.

Вчера выступал на агитационном собрании. Говорил о текущем моменте, о гражданской войне, о сельскохозяйственных коммунах. Присутствовало около ста крестьян. Мою речь приняли хорошо, по-революционному. Потом многие сами брали слово. Вовсю материли офицеров карательных отрядов и попов. Особенно крепко честили одного «старца» — организатора «дружины святого креста».

Ненависть к врагам революции в этих краях огромная. Сюда частенько наведывались карательные отряды. Здешние мужики никогда не забудут о палаческих преступлениях белых банд…

Омск наш! Масса трофеев. Одних снарядов — полтора миллиона. Красные полки безудержно идут вперед, освобождают города, деревни и просторы Сибири.

С западного фронта тоже радостные вести. Взят Гдов. На Южном — бежит Деникин.

Скоро грянет час полной победы в кровавой борьбе.

В четверг закончу здесь работу и буду нагонять дивизию. Прошел слух, что ее могут перебросить на Южный фронт.

Только бы не свалиться, не заболеть. Третий день преодолеваю слабость. То в жар бросает, то озноб бьет. Но нельзя поддаваться. Надо работать, выступать… Минутами все плывет перед глазами. Стиснешь зубы, еле держишься… Что-то странное происходит со мной. Неужели не одолею болезнь?

 

Ноября. Город Тюкалинск

 

Домотался, Филипп. Свалил тебя тиф. Ну, ладно. Лишь бы известили мать о дате… помер, если случится[7]…

 

Декабря. Город Тюкалинск

 

Вчера температура была сорок градусов. Томительно долго тянулась ночь.

Лекарств не дают. Их, говорят, и нет в госпитале. Смерть не страшна, но она просто не нужна. Мало прожил и мало сделал… А дома столько родных, близких, знакомых. Я должен их видеть…

Сегодня хочу ехать в Ишим. Надо спешить отсюда.

Появилась сыпь. Особенно заметно на левой руке.

 

Декабря. Станция Ново-Называевская

 

Перевезли На новое место. Говорят, недалеко от Омска. Лежим на полу в переполненной комнате пристанционного здания. Все тифозные. Лечение — один порошок в сутки. Силы убывают.

А ведь в Тушнолобовском я ходил, работал, когда был уже совсем больным. Едва добрался до волостного правления.

 

Декабря. Город Тюмень

 

Третий день лежу в городском госпитале. Всего же болею сыпным тифом уже 18-й день. Сейчас наступило выздоровление. Болезнь, как видно, победил.

Недавно заходил врач, посмотрел меня, сказал: скоро на выписку.

Сестра объяснила, что после тифа комиссия всем дает месячный отпуск. Вот бы славно. Поехал бы домой, отдохнул немного. Говоря правду, сил-то осталось совсем чуть-чуть. Едва пишу. И вижу даже плохо, хотя сейчас ясный день.

До чего хочется побывать дома, а по пути заехать в Камышлов, зайти к доброй Прасковье Ионовне, к старым товарищам!

Даже не верится, неужели возможно такое счастье!

Перечитывал дневник. Скупо все-таки записано о поездке домой в августе. Лежу и вспоминаю об этих добрых днях.

 

 

Й год

 

Год на побывке

 

Опять Новый год… На этот раз я встречаю его в госпитале. Выписаться не пришлось. Перед самой комиссией подсек возвратный тиф. Свалил еще на полмесяца.

Возвратный вроде бы легче сыпного. Но жар бывал большой и полное бессилие. Все сознаешь, понимаешь, а двинуть рукой не можешь. Голова и тело в огне. Пытаешься говорить, но язык словно бы сам по себе несет какую-то околесицу. Сосед советует:

— Ты бы помолчал, поспал.

Да разве уснешь!

Год кончился разгромом Колчака, Юденича, Деникина. Прекрасно!

Послезавтра, в среду, пойду на комиссию. По старому стилю это будет 25 декабря — первый день рождества.

Надеюсь на удачу. Мечтаю походить по улице, подышать морозцем, поработать физически.

Уже потерял счет скучным, однообразным дням болезни. Время движется медленно. Ни газет, ни книжек. Почти совсем оторван от живого мира. Единственная радость — в окно глядеть. Там мчат извозчики, ползут обозы, пробегают горожане.

До чего же тянет на улицу. Надоело здесь…

 

Марта. Деревня Борисова

 

Два месяца не раскрывал дневника. Очень ослаб после болезни, трудно было писать. Да сказать правду и отвык постепенно от этого занятия.

Сегодня снова вернулся к нему, просмотрел и решил не вставать до тех пор, пока хоть кратко не опишу все, что произошло со мной за последнее время.

6 января выписали из госпиталя и предоставили два месяца отпуска для восстановления здоровья.

Через два дня выехал из Тюмени и еще через сутки, т. е. 10 января, вылез из вагона на станции Колчедан (в 17 верстах от Борисовой). Ни в Тугулыме, ни в Камышлове не останавливался.

Попутчиков не оказалось. Закинул за плечи мешок и отправился в Борисову.

Пришел еще засветло. Наш дом был пуст. Семья переехала в Екатеринбург. Там отец работает в губернском отделе здравоохранения.

Направился к бабушке Анне. Она встретила меня с распростертыми объятиями и, конечно, со слезами. Сколько раз ей, бедной, пришлось провожать меня! Сколько она переволновалась из-за меня, когда я был в боях или лежал в тифу!

Я у нее любимый внук, и мне она так же дорога, как и мать.

Из всех сыновей у бабушки дома только Митрофан. Ему еще нет семнадцати. Дядя Сережа ушел в Красную Армию мстить белым за избиение и муки в колчаковской тюрьме.

Неделю, не меньше, я отъедался и отсыпался. Целыми днями лежал на полатях. Потом началась моя обычная жизнь — партийная ячейка, сельсовет, волисполком, школа, библиотека, Народный дом…

Свободное время проводил со сверстниками. Не все из них дома. Одни не вернулись из белой армии, другие ушли в Красную. А некоторые уже никогда не вернутся. На Южном фронте убиты белыми мои хорошие друзья Иван и Матвей Голиковы.

Деревня, чем может, помогает Советской власти и Красной Армии: людьми, продовольствием, обозом и многим другим. Однако кулаки, подкулачники, церковники, укрывшиеся белобандиты, вроде Гришки Грехова и Гришки Козлова, норовят подорвать эту помощь. Сельским коммунистам и активу нелегко приходится.

С первых же дней моего пребывания здесь в бабушкиной избе стали собираться соседи-однодеревенцы. Говорили о новостях, о хлебе, о земле, о подготовке к весенним работам в поле.

Богатеи не хотят отдавать хлеб, особенно пшеницу, не хотят возвращать землю, которую они всеми правдами и неправдами захватили у бедных при Колчаке и еще раньше при царе. А с землей в нашей местности положение давно уже стало тяжелым. В деревнях многие из молодых мужчин не имели никакого душевого надела. Взять для примера хотя бы нашу семью. В ее составе четыре человека мужского пола, и на всех был только один надел, отцовский, размером в полторы десятины, а мы, трое сыновей, оставались «бездушными». Членам же семьи женского пола о земле не приходилось и думать — им не полагалось ничего.

О том, что бывало у нас в старое время из-за нехватки земли, говорит трагедия, случившаяся в семье Лопатиных, наших дальних родственников из села Зырянского. Старик Лопатин умер, и за хозяина дома остался старший из братьев — «большак» Борис. Средний брат Зиновий находился в это время «на действительной» — в солдатах. Но через 4 года он вернулся, женился и захотел вести свое хозяйство самостоятельно. Потребовал от Бориса выделить ему душевой земельный надел. Борис отказался. Начались ссоры. Характер у Бориса был злой и буйный. К тому же он отличался упрямством: уговорить его никто не мог. И вот однажды при очередной ссоре, возникшей на поле во время пахоты, старший брат выстрелил в упор в грудь Зиновию из заранее припасенного шомпольного ружья, заряженного ржавыми гвоздями. Зиновий был убит наповал.

…Не хотят кулаки оставаться и без батраков. Они мешают наладить совместную обработку земли и предлагают свою «помощь» бедноте, не имеющей ни семян, ни тягла, ни инвентаря. Но бедноту сейчас не проведешь, не одурачишь. Ей понятно, что кулацкая «помощь» сулит кабалу. Бедные мужики и большинство середняков поддерживают партийную ячейку. В этом я убедился еще в августе, когда заезжал домой.

Своей рассудительностью и настойчивостью особенно мне нравится сосед Филипп Иванович Заусаев, бедняк из бедняков. Он старше меня на пять лет. Зрение у него слабое, едва-едва видит. Из-за этого не приняли в школу. Но Филипп Иванович помаленьку сам выучил буквы и сейчас читает политические книжки, набранные крупным шрифтом.

Он, ей-богу, смелее и решительнее некоторых наших коммунистов, таких, например, как Алексей Матвеевич Погадаев.

Но истинной грозой для кулачья является Гавриил Григорьевич Голиков, избранный председателем Борисовского сельсовета. Летом 1918 года в каменской белогвардейской дружине его сильно избивали, пытали, сломали ногу.

Гавриилу Григорьевичу хорошо помогает Матвей Савельевич Пиньженин. Тоже коммунист, тоже сидел в белогвардейской тюрьме. Пиньженин, как и Гавриил Григорьевич, из маломощных середняков. Оба они побывали на фронте, оба были унтер-офицерами, у обоих — «Георгии».

Такой же путь прошел и председатель волисполкома Федор Степанович Лобанов.

В партийной ячейке сейчас уже больше 30 человек. Ячейка занимает бывший церковный дом, в котором раньше жил дьякон зырянской церкви Поляков.

Интересно, что иные пытаются спешно перекраситься в коммунистов. Жена урядника Байнова усиленно просит принять ее в партию. Дьяконица Полякова посещает сельсовет, ходит с разными вопросами в ячейку, ораторствует в сборне.

Но все равно нет им веры.

Зато как скромно ведут себя те интеллигентные люди, которые всю жизнь честно служат народу, — учительницы Лидия Алексеевна Сапожникова, ее сестра Мария Алексеевна, Елена Васильевна Пеутина, Екатерина Яковлевна Могутина, Вера Павловна Устюжанина.

Я частенько заходил в школу. В комнатах полно учеников. Занятия не прерываются. Учителя довольны: дров хватает.

Лидия Алексеевна — давняя любительница драматических и музыкальных кружков. Помню, когда еще только начал учиться, она и нас, малышей, пристрастила к этому. Ведется эта работа и сейчас, так что я почти каждый вечер ходил в Зырянку на репетиции.

Лидия Алексеевна у нас и режиссер, и гример, и главная актриса. Ей помогает Вася Зеленин, который теперь учится на настоящего артиста. Начали мы с «Хирургии» Чехова, потом перешли к «Каширской старине» Аверкиева. Я играл одну из главных ролей — Василия.

Первая постановка прошла очень удачно. После этого мы выступали с «Каширской стариной» во всех больших селениях нашей волости, а потом и в соседних волостях — Катайской и Колчеданской. Везде нам хлопали, звали приезжать еще.

Я очень увлекся драматическим кружком. И не потому, что у меня к этому способности. Мне просто понравилась молоденькая учительница зырянской школы Мария Киприяновна Кузнецова. Она тоже участвовала в драмкружке, выступала в «Каширской старине» в главной женской роли — Марьицы. Такой, как она, я всегда представлял себе настоящую русскую девушку: голубоглазая, розовощекая, с большими светлыми косами, с правильными чертами лица, крепкая физически, характер сильный, самостоятельный.

В свободное время мы с ней читали, болтали, гуляли подолгу, несмотря на сильный мороз. Иногда беседовали о будущем, думали о том, как сложатся наши отношения. И как-то так само собою получилось, что за время отпуска я не написал в Тугулым ни одного письма…

Во второй половине января в волость прибыл небольшой продовольственный отряд. Всей партийной ячейкой мы помогали ему собирать излишки хлеба.

Я вместе с борисовскими коммунистами должен был отбирать спрятанный кулакам и хлеб в самой Борисовой, в Верхних Ключиках и в Даньковской.

Зимой, когда всюду лежит толстый слой снега, нелегко отыскать запрятанное зерно. Однако нам помогали бедняки и батраки. Мы обнаруживали хлеб не только в сараях, пригонах, конюшнях и хлевах, но и под открытым небом, по гумнам, в навозных кучах, под ометами соломы, под заготовленными для построек бревнами.

Особенно сопротивлялось кулачье в Верхних Ключиках. Даже грозилось убийствами. Село это стоит на отшибе. Влияние нашей ячейки и волисполкома там слабое. Агитационная и просветительная работа ведется плохо. А кулаков в селе много и времени они не теряют. Им еще помогают «слуги господни»: церковь всячески подогревала недовольство в отношении продотряда.

Две недели пробыл этот отряд в нашей волости. Задачу свою выполнил и уехал обратно в Камышлов.

Недавно борисовская партячейка совместно с волисполкомом провела волостную крестьянскую конференцию. На повестке дня стояли два вопроса: текущий момент и подготовка к севу. Делегаты выбирались на общих сельских собраниях по деревням. Конференция проходила в помещении Зырянского Народного дома, построенном в старое время под кредитное товарищество.

Мы думали, что конференция закончится в первый же день, но вышло по-другому. Только поздним вечером второго дня завершилась ее работа. Было много выступавших, и попадались такие, которые прямо с трибуны хотели повернуть конференцию против задач Советской власти, особенно когда речь шла о севе.

Временами настроение накалялось до предела. Явных кулаков и белогвардейцев среди делегатов как будто и не было, но их влияние чувствовалось. С «рассудительными» речами выступал, к примеру, наш борисовский Филимон Сергеевич Козлов. Он в 1918 году был «левым» эсером, а брат его Гришка служил в белой банде, которая арестовывала и избивала насмерть коммунистов.

В конце концов после напряженной политической борьбы мы все же сплотили бедноту и большинство середняков под лозунгами РКП (б). Враги остались в одиночестве.

Мне раза три пришлось выступать на конференции.

Мы настолько ожесточились против врагов Советской власти, что однажды чуть было не сбились на самоуправство: хотели учинить недолгий суд над зырянским попом, который прежде помогал Колчаку, а теперь на всех перекрестках кричит против Советской власти.

Но в последнюю минуту удержались. Поняли, что этим можно вызвать недовольство крестьян. А главное — кто-то вовремя подсказал, что для определения вины и ответственности человека существует советский закон и нарушать его коммунистам негоже.

После этого отвели мы попа в Каменский завод и сдали районным властям. Однако оттуда он скоро вернулся.

Вообще, надо сказать, попы на каждом шагу нам норовят помешать. Иногда открыто, иногда тихой сапой.

Коммунисты развернули антирелигиозную пропаганду. Молодежь прислушивается к нашим словам, поддерживает, а пожилые либо отмалчиваются, либо спорят.

Плохо, что совсем нет книжек антирелигиозного содержания.

Партийная ячейка все растет. Один из ее членов, Григорий Иванович Хмыльнин, только что вернулся по болезни из полка «Красных орлов». В этот полк он вступил еще в июле 1918 года, когда в нашу волость ворвалась белая банда. Интересный человек: очень разумный, рассудительный, справедливый, строгий к себе, начитанный. В партии с 1918 года. А по виду похож на старовера: носит огромную окладистую бороду.

Собрания партийной ячейки проводятся часто. Разбираем самые боевые вопросы нашей жизни. Решаем в общем-то дружно. Одна запинка — некоторые товарищи не могут устоять перед самогонкой (варят ее по деревням все больше и больше).

Председатель ячейки характером не очень тверд и, если угощают, не отказывается. Потом, правда, винится, признает свою ошибку. Но через некоторое время история повторяется.

Как сильно выпивки подрывают наш авторитет! А кулакам это на руку.

И еще плохо, что в семьях некоторых коммунистов даже молодежью соблюдаются религиозные обряды. Сейчас у нас время свадеб, и все венчаются в церкви. Борьба с этим по-настоящему не ведется.

За время моей побывки прошли крещенские праздники и масленица. Прошли шумно, весело. Как и в других деревнях, у нас устроили игрище. Сняли вскладчину одну избу, и она перешла в полное владение «холостяжников». С утра до позднего вечера веселилась там молодежь. Пели под гармошку залихватские частушки, плясали «русского», «барыню». Все вокруг было покрыто шелухой от семечек и окурками. Дым стоял коромыслом.

Щутка сказать, в маленькой избенке чуть не полсотни парней и девушек. Как только пол выдержал!

К вечеру некоторые парии напивались. Начинались ругань, драки. У меня вся радость пропадала. Да и многим это не по душе. Мы старались вышвырнуть драчунов с игрища. Чаще всего это удавалось. Но иногда хулиганы одерживали верх. У них особенно отличаются Гришка и Титко Голиковы, которые при Колчаке притесняли семьи арестованных коммунистов.

Игрища устраивались главным образом в крещенский праздник. А на масленицу гуляли на улицах, гоняли на лошадях, катались с ледяных гор-катушек на санках. На нашей катушке в конце деревни, за логом, спуск тянется на полверсты.

В Зырянском, кроме игрищ и катушки, построили еще и «крепость». Поставили два столба высотою сажени в полторы — две, на них перекладина, на перекладине по одному вывешиваются женские платки.

Надо верхом, на полном ходу сорвать платок и ускакать с ним. Это не так-то просто. Смельчака хватают, стараются стащить с коня, забрасывают снежками. Тут только держись. А сбросят с коня, разденут и «моют», т. е. валяют в снегу и набивают снегом исподнее.

У нас в Борисовой тоже очень любят «мыть». И прежде всего «женатиков» — тех, что обвенчались в эту зиму.

Заводилой в этом деле слесарь Егор Васильевич Козловских. Соберет человек 40–50 и ходит от избы к избе, ищет молодоженов. Никто не спрячется.

На случай, если запрутся где-нибудь, у Егора Васильевича имеется с собой отмычка — любой замок открывает. Извлеченного из-под замка всегда «моют» особенно долго и старательно. Поэтому большинство выходит «мыться» по «доброй» воле…

Темнеет, надо заканчивать.

Через двое суток, 9 марта, выезжаю в Камышлов, в военный комиссариат, на медицинское освидетельствование. Уверен, что признают полностью годным и я вернусь в армию.

Только опасаюсь, что не попаду в свою 51-ю дивизию. Она за последние три месяца ушла далеко в Сибирь и там доколачивает Колчака.

Ну, что ж, пойду, куда назначат. Лишь бы снова в Красную Армию.

 

 

От издательства

 

Сорок лет отделяет нас от дней и событий, которым посвящен дневник молодого красноармейца Ф. Голикова.

В короткие минуты привалов, во время затишья в бою, на ночевке в тесной избе, в комнате Смольного товарищ Голиков неизменно заносил в дневник многое из того, что он видел и испытал.

Это было время, когда в жестоких сражениях мужала и крепла армия рабочих и крестьян, ее бойцы и командиры приобретали воинские качества, необходимые для победы. Бои полка «Красных орлов» и 10-го Московского полка типичны для многих частей только еще создававшейся Красной Армии. Трудности, которые выпали на долю этих полков, связаны с общим положением молодой Советской республики, окруженной со всех сторон врагами. О боевых трудностях, о трудностях роста в книге говорится прямо, откровенно, с несгибаемой верой в их преодоление. Эта убежденность в правоте и победоносной силе социалистической революции буквально пронизывает страницы дневника.

Красноармейцу Ф. Голикову и его однополчанам пришлось участвовать в боях, в которых противник имел превосходство в численном составе, вооружении, боеприпасах. Голодные, измученные длительными боями и переходами, красные бойцы бесстрашно боролись с врагом и добывали победу.

В дневнике говорится о цене победы, называются имена погибших товарищей. Быть, как они, следовать примеру героев, жить, а если потребуется, умереть ради счастья народа — вот заветная мечта, которую доверяет юный красноармеец своему дневнику.

От страницы к странице автор становится более зрелым, к нему приходит жизненный и политический опыт. Мы знакомимся с гимназистом, под влиянием отца и происходящих вокруг событий вступающим в Коммунистическую партию. А закрывая дневник, расстаемся с политработником, знающим силу правдивого большевистского слова. Ф. Голиков становится агитатором, председателем полкового партийного коллектива, инструктором политотдела, он участвует в работе по установлению Советской власти в деревнях и селах, освобождаемых от Колчака.

Записи дневника позволяют нам еще раз увидеть, в чем был источник силы Красной Армии, что оказывало решающее влияние на бойцов и вело их к победе. Страстно, взволнованно говорит молодой красноармеец о партии коммунистов, о ее закаленных, прошедших через тюрьмы и ссылки кадрах, о ее вождях. Ф. Голикову посчастливилось видеть и слышать Владимира Ильича Ленина.

Множеством примеров из жизни и боевой деятельности полков и бригад подтверждена мысль о большевистской партии как организаторе и воспитателе Красной Армии, вдохновителе ее славных побед.

Наиболее обстоятельно, с любовью и увлечением рассказывается о прославленном полке «Красных орлов», его людях, боях, традициях. В октябре 1918 года этот полк одним из первых в нашей Армии удостоился почетной награды ВЦИК РСФСР — революционного Красного Знамени.

В июле 1958 года в город Катайск съехались ветераны, чтобы отметить 40-летие полка «Красных орлов». Собралось около 150 человек. О многом вспомнили они при этой встрече. В частности, была восстановлена полная картина боя в Кривском! Некоторые подробности ее не могли быть в свое время известны Ф. Голикову.

Так, оказывается, боец местной дружины Иван Мельников решил предупредить передовые посты о приближении врага. Он помчался на коне в деревню Потанину, но был в пути убит белочехами.

В этом же бою был ранен и захвачен врагами командир отряда товарищ Кучмей. Пули настигли лошадей, запряженных в повозку командира. Кулаки и белочехи жестоко расправились с товарищем Кучмеем и другими пленными. Особенно неистовствовал местный торговец Матвей Захаров. Он стаскивал с красноармейцев сапоги, конфискованные накануне в его лавке, и зверски избивал ими захваченных в плен.

В селе Кривском погибли также два венгра из интернационального отряда.

Ветераны полка «Красных орлов» вспомнили своих боевых товарищей — венгров и китайцев, которые плечом к плечу с русскими братьями дрались за власть Советов.

На своей встрече в Катайске старые бойцы решили совместными усилиями создать историю героического полка «Красных орлов», прославившегося в боях за власть Советов. Традиции «Красных орлов», о которых рассказывается в дневнике и о которых немало говорилось на торжественной встрече в Катайске, относятся к числу лучших традиций нашей Советской Армии. Одна из них — интернациональная дружба с трудящимися всех стран, особенно с великим китайским народом.

Многие из тех, чьи имена встречаем мы на страницах дневника, целиком посвятили свою жизнь воинской службе. В 1952 году умер генерал-майор Ослоповский, бывший командир полка «Красных орлов». Всего лишь десяти дней не дожил до сороковой годовщины полка его последний военком товарищ Тарских.

Однажды Ф. Голиков записал в дневнике о начальнике пулеметной команды товарище Ринке: «Надеюсь, и он когда-нибудь придет в ячейку». Сбылась эта надежда. Товарищ Ринк стал коммунистом, долгие годы он находился на ответственной военной к военно-дипломатической работе.

Немалый вклад в дело укрепления первых полков Красной Армии внесли талантливые командиры и пламенные политработники, с которыми познакомились мы, читая дневник. Это товарищи Подпорин, Акулов, Кобяков, Швельнис, Фомин, Васильев, Юдин, Ковригин, Басаргин, Мулин, Цеховский и другие.

Автор дневника Ф. И. Голиков проделал путь от красноармейца и агитатора пулеметной команды до члена Военного совета округа, от командира полка до командующего фронтом и начальника военной академии. В настоящее время генерал-полковник Ф. И. Голиков является Начальником Главного политического управления Советской Армии и Военно-Морского Флота.

По-разному сложились судьбы тех, кто, взяв в 1918 году винтовку, пошел защищать завоевания Октября. Не всем довелось дожить до победы. В мирное время одни продолжали армейскую службу, другие вернулись в свои города и села, чтобы созидательным трудом крепить мощь Республики Советов.

Но где бы ни были эти люди, для которых рубежом вступления в жизнь послужила Октябрьская революция, они оставались неизменно верны великому делу коммунизма. Дневник Ф. И. Голикова с документальной подлинностью рассказывает об истоках этой верности.

 

Спасибо, что скачали книгу в бесплатной электронной библиотеке Royallib.ru

Оставить отзыв о книге

Все книги автора


[1] Сборня — от слова сбор, сбираться, собираться. Помещение для сельских сходок (собраний) и место работы сельского старосты (в старое время), а теперь сельского Совета. Располагается обычно в центре села, деревни. — Авт.

 

[2] Северная Коммуна (или Союз коммун северной области) организовалась в марте 1918 года. Территориально охватывала Петроградскую, Новгородскую, Псковскую, Архангельскую, Вологодскую и Олонецкую губернии. Имела свой ЦИК и Совет Комиссаров, которые руководили работой губернских советов. Существовала до 24 февраля 1919 года.

 

[3] Таврический дворец.

 

[4] Ниже следует подклеенная в дневник вырезка из газеты. — Авт.

 

[5] Сода.

 

[6] Борная кислота. (OCR: По правде сказать, названия лекарств в тексте не распознались, поэтому подставлены подходящие по написанию на латыни)

 

[7] Эта запись сделана при высокой температуре, в состоянии, близком к бреду. Строчки налезают одна на другую. Некоторые из них невозможно разобрать. — Авт.

 


Поделиться:



Последнее изменение этой страницы: 2019-06-19; Просмотров: 293; Нарушение авторского права страницы


lektsia.com 2007 - 2024 год. Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав! (0.061 с.)
Главная | Случайная страница | Обратная связь