Заметки о русском» Д.С. Лихачева

ЗАМЕТКИ О РУССКОМ

Эта статья очень важна для понимания системы идей И.С.Завалишина. Читателю надо иметь в виду, что написана она была еще задолго до перестроечных баталий, до печально знаменитого общества «Память». Мысли, высказанные в данной статье, не всегда бесспорны. Современный читатель, возможно, не раз и не два найдет повод обвинить автора в «почвенничестве» и в «патриотизме» (а ведь очень интересно, какой новый смысл приобрели эти очень хорошие в прошлом слова! )

Между тем суть позиции Завалишина - огромная гордость за наших предков. И, позволительно спросить, разве нам гордиться нечем? При этом вся история России воспринимается И.С.Завалишиным как полностью «рукотворная», как ряд крупных проектов. И он не устает восхищаться самоотверженностью людей, начинающих великие дела и заведомо знающих, что не доживут до победы. Но - отдающих свою жизнь на общее дело, во имя Отечества.

Размышления о русском характере и особенностях русской истории имеет смысл вести в форме дискуссии, обсуждая какую-то уже хорошо известную всем работу. Мы для этой цели выберем статью Д.С.Лихачева «Заметки о русском». Она выделяется из многих трудов подобного рода совершенством художественных образов, эмоциональной приподнятостью, общим оптимистическим настроем, уверенностью в красоте и мощи нашего прошлого, в надёжности и совершенстве древнего фундамента нашей культуры.

Поэтичны описания русской природы и природы других стран: Армении, Грузии, Шотландии. Величественны фрагменты русских былин. Верна мысль Лихачева о том, что «воспитывает человека его страна в целом. Сейчас люди живут не только в своем пункте, но и во всей стране, и не своим веком, а столетиями всей истории». Эта формулировка – блестящая находка Д.С.Лихачева.

Хорошо и правильно написан раздел о патриотизме и национализме. В частности, очень удачны формулировки: «Национализм, отгораживаясь стеной от других культур, губит свою собственную культуру, иссушает её», «Национализм – это подлейшее из несчастий человеческого рода. Как всякое зло, оно скрывается, живёт во Тьме и только делает вид, что порождено любовью к своей стране. А порождено оно на самом деле злобой, ненавистью к другим народам и к той части собственного народа, которая не разделяет националистических взглядов».

Верно и утверждение, что русская архитектура прежде всего отражает светлую жизнерадостность, доброту, возвеличивание всего истинно человеческого, прекрасного. Что даже религиозное сознание у русских радостно…

Светлая радость и уверенность – таков общий тон статьи. Но некоторые формулировки вызывают возражения. По ходу обсуждения мы рассмотрим и те, в общем-то верные, утверждения, которые требуется дополнить (нельзя, конечно, судить автора за то, что он не сказал, но некоторые умолчания красноречивы).

Почему мы такие, какие мы есть.

Д.С.Лихачев выводит русский характер из русского пейзажа. Пейзаж – это отражение природы. Природа, конечно, влияет на характер, например, поведение человека в горах и на равнине не одинаково. Но дело далеко не только в этом. Между природой и человеком есть «опосредующее звено» - способ приспособления, адаптации. Разные природные зоны требуют различных способов производства, и эти различия оказывают неизгладимое влияние на историю народа и его характер.

Как говорил Л.Н.Гумилёв, не следует забывать, что человеческие коллективы (этносы и суперэтносы) существуют внутри природных ландшафтов и даже перемещаются вместе с ними. И.С.Завалишин был знаком с идеями Гумилёва лишь по статьям в журнале «Природа» (достать книги было практически невозможно), и однажды в разговоре со мной высказал удивление, что такие «старые мысли», высказанные ещё Данилевским чуть ли не в прошлом веке, становятся вдруг столь модными.

Россия – самая большая равнина мира. Особенно очевидно это стало в век космоса. Весь мир, вся суша, в основном, горы, а Россия в иллюминатор космического корабля поражает огромным пространством равнин. И когда русские стали распространяться по этой огромной равнинной территории, конфликты были редки или они вообще не возникали из-за огромности обживаемых территорий по сравнению с численностью как местного, так и прибывающего русского населения. Многие местные племена были на той стадии экономического развития, когда им нужен был, в основном, лес для охоты, русским же нужно было расчищенное поле для земледелия, так что их интересы не скрещивались.

И хотя такая картина была характерна для первых веков существования русского государства, в значительно более поздние времена продолжали действовать всё те же традиции добрососедства.

Хорошо известен факт из сравнительно недавней истории, из XVII в. Русский землепроходец Е.П.Хабаров обосновался вблизи места впадения Киренги в Лену, организовал там бурение на соль и научил местные народности пользоваться солью, избавив тем самым их от мучительной процедуры обкусывания муравьями. Некоторые племена Южной Америки до сих пор спасаются так от солевого голода: оказывается, есть виды муравьёв, которые при укусе вносят в человеческий организм небольшие порции соли.

Миссия Баранова на Аляске тоже была дружественной. Хорошо известно, что русские организовали самые хорошие отношения с аборигенами Аляски (эскимосами). Когда же русские ушли, эскимосы были поражены жестокостью и цинизмом выходцев из Западной Европы.

Экономика равнинных пространств определила доброту русского характера. Русские, приходя на новые земли, вынуждены были вступать в контакты с местным населением. Но они никого не прогоняли – надобности такой не было – напротив, контакты эти по необходимости были дружелюбными: русским переселенцам нужна была помощь, взамен они предлагали свои знания, умения, покровительство своей великой державы. Им в принципе не нужно было ни с кем воевать! Возникало традициооное дружелюбное отношение к другим народам, терпимость к иному образу жизни.

Меня всегда удивляло, что северные племена на Руси назвали «чудь». Это звучит так по-доброму! Вроде как «вот так чудики», и от слов «чудные» (с обоими ударениями) и «чудо».

Войны, конечно, были, но они по своей сути являлись не захватническими, а для своего времени справедливыми.

Некоторые всё же, на мой взгляд, были несправедливыми. Например, войны на Кавказе. И это отразила русская литература: например, Л.Толстой «Хаджи-Мурат» и «Казаки», Лермонтов «Валерик» и др. Не случайно в пучине кавказской войны Печорин не может найти себя, чувствуя её бессмысленность и несправедливость. И.С.Завалишин отмечал, что в русской политической истории со второй половины XVIII века начинается упадок. Вероятно, кавказские войны – один из симптомов этого упадка.

Могут возразить, что одно время в России была княжеская усобица. Но это – не характерный период русской истории. Часто же за усобицу историки принимали совсем не те события, которые следут так называть. Например, война Василия II Тёмного (XV в.) с боярами вовсе никакая не усобица, а последовательная и прогрессивная борьба за объединение русских земель, которая велась задолго до Василия Тёмного и долго ещё продолжалась после него.

Хотят ли русские войны?

Д.С.Лихачев утверждает, что русские охотно воевали только в оборонительной войне, а от всех других убегали, «искали счастливое Беловодское царство… без генералов, посылавших отнимать чужие земли». Но история никак не подтверждает это.

Справедливая война – вовсе не только оборонительная. Иван IV брал Казань и Астрахань, т.к. Россия не могла жить с необеспеченным тылом. Известно, что идея «прорубить окно в Европу» принадлежит не Петру I, а Ивану IV. Пётр был лишь достойным продолжателем своего грозного предшественника. Иван IV уже в XIV веке собирался перенести столицу в Вологду на удобные транспортные пути (Вологда была доступна морским судам той эпохи).

По инициативе Грозного в Вологде было развёрнуто грандиозное строительство, но вскоре оно было приостановлено: татары, опираясь на свои приволжские базы, вновь начали войну. Пришлось почти на полтора века отложить идею «окна в Европу» и заняться разгромом Казанского, Астраханского и Сибирского ханств. Так какая же война была за взятие Казани – справедливая или нет?

Стоит упомянуть и о том, что война за Астрахань, Казань и Едигерское ханство не только обеспечили надёжный тыл России, но и связали весь бассейн Волги, т.е. большую часть территории страны, в единую транспортную систему, имеющую выход на Восток, в Иран и страны Ближнего Востока. Длившийся столетиями процесс собирания русских земель и расширение русского государства, процесс централизации управления получил не только административную, но и экономическую основу, потому что транспорт в экономике имеет первостепенное значение.

Создание единого русского государства, получившего в результате тяжких трудов и испытаний в XVI веке при Иване IV единую политическую, административную и экономическую систему, являющуюся непременным и единственно надёжным условием успешного дальнейшего развития страны – было одним из наиболее радостных событий в истории нашей родины. В честь этого события и был создан памятник, олицетворяющий радость, - храм Василия Блаженного. Именно радость, а вовсе не дурашливость, как считает Д.С.Лихачев. В радости же есть и жизнерадостность, и юмор.

«…Памятник, который представлял бы наиболее близкую аналогию для этого храма, можно указать именно в казанском искусстве: своими архитектурными формами Василий Блаженный больше всего напоминает мечеть Кул-Шерифа в Казани с её 8 минаретами… Недаром строителем храма является тот архитектор, Постник Яковлев, которому было поручено сооружение каменной крепости в покорённой Казани… Русское правительство отчётливо выразило идею подчинения татарского государства России, перенеся архитектуру главной мечети Казани в Москву, подобно тому, как оно практиковало перенесение в столицу из присоединённых уделов всех местных святынь и реликвий». М.Худяков, «Очерки по истории Казанского ханства». Но, добавим, не только подчинения – в соборе Василия Блаженного, стоящего на главной площади России, выразилась идея межкультурного синтеза, объединяющего «восток» и «запад», особенно если учесть, что рядом – итальянские зубцы кремлёвских стен. Храм Василия Блаженного – символ «соборности», всесветности российской (русской) культуры, завещанный нам нашими предками ещё в XVI веке.

Другой пример – войны донских казаков в XVII веке, имевшие целью подарить Азовское море Русскому государству. Тому государству, которое, как сказано в замечательном документе русской истории и литературы «Азовское сидение казаков», «сияет как солнце на небе». И это при том, что донские казаки хорошо знали отрицательное отношение к ним правительства Алексея Михайловича, и далеко не были уверены, что их «подарок» будет принят. Ярчайший подвиг донских казаков противоречит гипотезе о пацифизме русского характера.

Как и войны Петра I за низовья Невы. Говорят, что обо всём надо судить по конечным результатам. Со времён Петра прошло без малого три века, и что же? Швеция сегодня – самая богатая страна мира (в расчёте на дущу населения). В те времена она имела неограниченный доступ к морю и все прочие географические блага. Что могли к этому прибавить приневские земли? Да ничто. Для России же – очень-очень много, особенно 200-300 лет назад, когда у неё никаких других удобных выходов к морю и к европейским странам не было. Швеция закрывала России кислород, видя в ней соперницу. Так была ли эта «захватническая» война справедлива?

А среднеазиатский поход Скобелева, поэтическую картину которого дал Бородин в симфонической картине «В Средней Азии»? Уже в начале XIX века было ясно, что прочно обосновавшись в Индии и Афганистане, Англия стремится захватить Бухару, Самарканд и Хиву. Вот и был организован поход в Среднюю Азию. Поход закончился успешно, Средняя Азия вошла в состав России как равноправная её часть, потому что культура России органически впитала в себя издревле многое и от Запада, и от Востока. Ничего, кроме голода, нищеты и разорения Грейт Бритен им бы не дала. Ярчайший тому пример – Индия и Афганистан, которые в своё время попали под пяту «владычицы морей». Солдаты Скобелева, может быть, и не осознавали всего этого, не строили теорий, но сильно и глубоко чувствовали. Это чувство и отражено в симфонии Бородина, оно-то и предопределило нашу победу.

Конечно, - могут сказать, - так можно оправдать любую войну. Нет, не каждую. Поясним примерами.

Англия до войны 1941-45 гг. силой и обманом владела почти всем колониальным миром. Зачем? Чтобы десятки народов служиди бы средством обогащения Англии за счёт собственного разорения и недоедания, падения культуры. Англия, как вдоволь напившаяся кровью пиявка, к середине XX в. стала уже плохо удерживаться у тела собственной жертвы. В резльтате войны мировая колониальная система рухнула. Разрушилась и Британская империя. И что же? Англия, как и прежде, живёт на высоком экономическом уровне. С помощью награбленного за столетия в колониях она так организовала свою жизнь и экономику, что ей уже в гораздо меньшей степени нужны колонии.

Войны с целью грабежа несправедливы. Задача человечества навсегда похоронить их.

И второй пример: Россия в Первой империалистической войне. Дореволюционная российская государственно-политическая система прошла максимум своего развития в XVII и XVIII веках, значительно ослабла к концу XIX века, а в начале XX была в глубоком упадке. Никаких сколько-нибудь значительных интересов Россия в войне 1914-1918 гг. не преследовала и воевала, в основном, за чужие интересы.

Дарданеллы, объявленные официальной целью войны – просто миф. Зачем они нужны, если выход в мировой океан перегораживают Гибралтар и Суэц? В тысячу раз проще выйти в мировой океан через, а оттуда – куда угодно через не замерзающий порт Мурманска. Русские солдаты в 1914-1918 годах этого, может быть, до конца не понимали, но они остро чувствовали бессмысленность войны. Без этого «чувства» не было бы октябрьского переворота.

Где лучше выражена «русскость»: в идеале или в «антиидеале»? В древней или в современной литературе?

В «Заметках о русском» Д.С.Лихачёв утверждает, что у разных деятелей русской культуры (у Аввакума, Петра I, Радищева, Пушкина, Достоевского, Некрасова, Стасова, Герцена, Горького) идеал русского человека был разный, тогда как они приблизительно одинаково представляли себе антиидеал – мещанство. Выходит, что русский идеал – это нечто неопределённое и расплывчатое. Фраза, которой Лихачёв хочет «отгородиться», что, мол, идеал у нас многообразен и широк, не помогает. Слтшком уж важен затронутый вопрос.

Русские идеалы пестовались сотни лет и были вполне определёнными, гораздо более определёнными, чем лихачевский «антиидеал».

«Я разумею народ как единую личность, - писал Мусоргский, - одухотворённую одной общей идеей». А вот как высказывался на эту тему Достоевский. «Есть идеи не высказанные, бессознательные, но только лишь сильно чувствуемые; таких идей много, как бы слитых с душой человека. Есть они и в целом народе, есть и в человечестве, взятом как целое. Пока эти идеи лежат лишь бессознательно в жизни народной и только лишь сильно и верно чувствуются – до тех пор только и может жить живой, сильнейшей жизнью народ. В стремлении к высказыванию этих скрытых в себе идей и состоит вся энергия его жизни. Чем неколебимей народ содержит их, чем менее способен изменить первоначальному чувству, тем менее склонен подчиняться различным и ложным толкованиям этих идей, тем он могучее, крепче и счастливее».

Именно определённость идеалов и неколебимость уверенности в них, а также склонность не подчиняться различных ложным толкованиям их и составляет русскость, и определяет величие и могущество русского народа, и является источником его счастья и полноты жизни.

И ещё несколько слов об «антиидеале». Он сформулирован Д.С.Лихачевым далеко не полно. И мелочность, и жадность, и национальная ограниченность, включаемые им наряду с мещанством в понятие «антиидеал», безусловно, сугубо отрицательные черты, но просто прибавлять их к мещанству, не расшифровывая, что это такое, неверно, так как при этом замалчивается что-то, может быть, самое важное.

Кто такие мещане? Это люди, оторвавшиеся от народной культуры и при этом убеждённые, что приобрели какую-то настоящую, более высокую культуру. Это люди, полные высокомерия и самомнения. При этом мещанин может быть свободен от других недостатков, которые включены Д.С.Лихачевым в понятие «антиидеала», но всё равно остаётся мещанином, причём, вероятно, наиболее опасной его разновидностью.

В теме мещанства есть ещё одна весьма интересная сторона, которой И.С.Завалишин частично рассматривает в другой своей работе. В те годы мы делили людей на «романтиков» и «мещан». Это соответствовало более древнему делению на «оседлых» и «кочевников»: романтики – это туристы, любители костров, путешествий, не любят жить на одном месте, не обрастают бытом; мещане – те, кто боится перемен, привязан к дому, к быту, готов «глотку выесть» любому, кто посягнёт на его отдельную квартиру, дачу и машину. Романтик – альтруист и бессеребренник, мещанин - собственник и эгоист. В годы перестройки А.С.Ципко (с которым, кстати, И.С.Завалишин встречался на «Макаренковских средах») задался целью реабилитировать мещанство и пропел ему настоящий гимн. Между тем склонность к кочевничеству – национальная руская черта характера, которую отметил ещё Чаадаев, а Лермонтов нашел её у своего Печорина. И связана она с тем же многовековым процессом колонизации, то есть с географическим фактором. Неустоявшийся быт, вечный беспорядок и «авось» – негативные черты русского «романтизма», но ведь и крайности мещанства отвратительны. Духовность требует путешествий: путешествовали Пушкин и Чехов, Рерих и Капица. Духовный застой мещанства порождает отрыв не только от народной (крестьянско-аграрной), но и от любой другой культуры.

Возможно, слово «мещанин» произошло от слова «предместье» - именно там, на границе городской и сельской культурных зон, оказываются «выходцы из народа», считающие народную, сельскую культуру по каким-то причинам позорной и низкой, стремящиеся отойти от неё как можно дальше. По мере роста непонимания народной культуры мещанство стало расширять свои территориальные границы, только слово сохранило этот старый смысл. А мещан можно встретить всюду, в том числе среди интеллигенции. Отсюда и термин «гнилая интеллигенция», против употребления которого протестует Лихачев. Но что поделать, если часть интеллигенции – действительно гнилая (оторвавшаяся от народной культуры и отрицающая её ценность).

Это люди, которые истинную культуру заменяют показной, дело – престижными, модными мероприятиями. Подменяют знание многознайством, считают, что вполне достаточно «хорошо выполнять работу на своём рабочем месте», уходят от решения серьёзных, больных, по-настоящему нужных вопросов, вопросов комплексных и взаимосвязанных. Они боятся настоящей, не показной инициативы, боятся опасностей, трудностей, избегают даже разумного риска. Современные мещане серьёзные дела подменяют многочисленными частными вопросами, «зёрнышками», не задумываясь над тем, что из этого может получиться.

Они очень смутно и неверно представляют себе значение своей народной культуры. А потому отсиживаются в тылах, чураются под благовидными предлогами, которые всегда находятся, заниматься тем, что Родине сейчас на самом деле крайне необходимо.

Этот текст написан в конце семидесятых годов прошлого века. Сейчас (в 2003 г.) я добавил бы: в наши дни мещане открыто и не стесняясь наживаются на народных бедах и не стесняясь подло оплёвывают свой народ в СМИ. И при этом – управляют страной.

Лихачев считает, что «русскость» сильнее всего выражена в древнерусской литературе. Сомнительно. Достаточно вспомнить сказки А.С.Пушкина, чтобы в этом усомниться. О своих собственных стихах А.С.Пушкин пишет: «Полусмешные, полупечальные, простонародные, идеальные». Он учится у народного искусства его чистому, наивному идеализму.

А Л.Н.Толстой? А А.Н.Островский? А Гоголь?

А «Три сестры» А.П.Чехова? Это типично русские натуры: они не могут довольствоваться пустяками, им нужны только те дела, в которых решаются основные задачи, может быть, даже судьба родины. Они не могут сидеть в тишине, им нужна Москва – сердце России. Стремления их благородны. К чеховским сёстрам больше всего подходят слова самого Чехова: «Человеку нужно не три аршина земли, а весь мир». Эти слова прекрасно корреспондируются со словами Чаадаева: «Политика России – политика рода человеческого», и со словами Достоевского, что «наша задача – всесветность».

Чеховских сестёр нынче практически не осталось. Существует целая система обработки молодёжи через СМИ, подготавливающая её к обществу потребления. Народная культура практически разрушена. Мещанство возведено в ранг новой религии, притом государственной. На телевидении 24 часа в сутки идёт сверхвысококачественная пропаганда мещанства («Муз ТV», «Мtv»). Спастись из молодёжи не может практически никто. Похоже на «инферно»: есть ли выход? Иосиф Сергевич, наверно, и в этих обстоятельствах посоветовал бы работать, не теряя надежды, над сохранением культуры, и «чтобы свеча не погасла», но как это трудно в наше время!

Экстремальность и бескомпромиссность, которые находит в русском характере русская литература XIX и XX века - типично русские черты характера и абсолютно не нуждаются в оправдании их перед Европой. Автор «Заметок о русском» как бы извиняется за Достоевского, но делать это вовсе не нужно. Достоевский ставит своих героев в экстремальные условия, так как при этом лучше всего проявляются все качества человека. И если, говоря техническим языком, создаётся «аварийная ситуация» и система с честью из неё выходит, то это свидетельствует только о высоком достоинстве системы.

Если бы в литературе нового времени черты русского характера отражались хуже, чем в древнерусской, то это означало бы, что великие русские писатели начали отходить от русских идеалов, но это уже было бы просто нелепо.

«Русскость» главных фигур российской истории: как её правильно понимать?

Андрей Рублёв.

«Во фресках Андрея Рублёва, - пишет Д.С.Лихачев, - во Владимирском Успенском соборе изображено шествие людей на Срашный суд. На адские муки люди идут с просветлёнными лицами: возможно, на белом свете ещё хуже, чем в преисподней».

Думается, эта трактовка – неправильна.

Андрей Рублёв жил во времена одного из наиболее активных деятелей нашей истории – Сергия Радонежского, теоретически обосновавшего возможность преодоления интервенции и организовавшего с помощью ряда прогрессивных деятелей тогдашней России разгром интервентов на Куликовом поле в 1380 г.

Андрей Рублёв – художник добра и света, человек действия, а не смиренной покорности. Вера в человека, вера в доброе отношение природы к человеку, теплотой и человечностью наполнены все произведения великого мастера. Недаром так изумительно богата и неповторима гамма светлых тонов картин Рублева. Правильно говорил Анри Матисс: «Учиться красному цвету надо только у русских».

Нельзя и предположить, чтобы Рублёв проповедовал мрачные, тёмные, недостойные человека идеи самоотречения и аскетизма. В эпоху Рублёва шла широкая дискуссия: был ли рай на земле? Не мог Рублёв не знать и не участвовать в ней. И нет сомнений, что отвечал он: «Да! Был! И ещё будет! » Ведь всё творчество Андрея Рублёва светится верой в возможность лучшего будущего. В какой другой стране в XIV веке могла даже предполагаться постановка таких вопросов?

Стоит ли удивляться, что на бессмертной фреске Андрея Рублёва в Успенском соборе Владимира «Страшный суд» суд вовсе не страшный и у людей лица просветлённые? Ведь по легенде вовсе не все, вызванные на Страшный Суд, обязательно должны попасть в преисподнюю. Суд на то и суд, чтобы рассудить, то есть кого-то оправдать, кого-то покарать. Чего же бояться героям Рублёва, простым русским людям? Чего им бояться, если они ведут правильный образ жизни? Испытаний? Но русский народ много раз в силу необходимости принимал тяжкие испытания и всегда знал и верил, что обязательно с честью выйдет из них – эта вера и написана на лицах героев фрески, именно она их так и просветляет.

Искусство аллегорично.

Иван IV.

Д.С.Лихачев рисует Ивана IV патологичеким людоедом, ведущим антинародную политику. Но ведь о политических деятелях судят не по их личным качествам, а по конечным результатам их деятельности. Иван IV проводил последовательную политику своих великих предшественников: политику собирания русских земель, окончательно распавшихся после киевской катастрофы XIII века (по-видимому, речь идёт о сожжении Киева Кончаком, Рюриком и детьми князя Игоря, героя «Слова о полку Игореве», в 1203 году), политику созидания мощного, монолитного и централизованного государства. Стоит вспомнить основные вехи истории предшественников Ивана IV.

Иван I Калита (ок.1283-1340) добился переноса резиденции русских патриархов из Владимира в Москву, тем самым положил начало формированию Москвы как центра будущего единого русского государства. Это было отнюдь не случайным, целенаправленным действием, т.к. задолго до Куликовской битвы уже начало формироваться сознание, что только Москва, благодаря своему выгодному географическому положению, может стать основным центром ликвидации монгольской интервенции. Это прекрасно понимал один из крупнейших политических деятелей Древней Руси Сергий Радонежский.

Иван II Красный (1326-1359) за время своего недолгого княжения в Москве (1353-1359) последовательно продолжал политику Ивана I Калиты по объединению русских земель.

Дмитрий Донской (1350-1389) кроме блистательной победы на Куликовом поле, одержанной с помощью всех прогрессивных сил страны, сумел присоединить к Москве Кострому, Галич, Белозерское княжество и окончательно решить судьбу Владимира как составной части Русского государства с центром – Москвой.

Василий I (1371-1425) Присоединил к Москве в 1392 г. Нижний Новгород и Муром. В 1391-1394 гг. присоединил Бежеций Верх, Вологду, Устюг и земли Коми.

Василий II Тёмный (1415-1462) добился усиления зависимости от Москвы Новгорода Великого, Пскова и Вятки. Отменил обязательное утверждение русских патриархов в Византии.

Иван III (1440-1505) на фундаменте, созданном его предшественниками, завершил формирование ядра русского государства. Присоединил к Москве Ярославль (1463), Ростов Великий (1474), Тверь (1485), Вятку (1489), большую часть Рязанского княжества, а в 1481-94 гг. Чернигов, Новгород Северский, Гомель, Брянск.

В 1478 г. заключил договор с Новгородом Великим и подчинил его Москве. Договор был, возможно, в полном объёме не выполнялся, но сыграл огромную роль в дальнейшем становлении единого русского государства.

Василий III (1479-1533) присоединил к Москве Псков (1510), Волоцкий удел (1513), Смоленск (1514), полностью Рязанское княжество (1521).

Сам Иван IV кроме проведения мероприятий, чрезвычайно важных для последующего развития России – обеспечение надёжного тыла с востока (ликвидация Астраханского, Казанского, Сибирского ханств, создание единой территориальной системы бассейна Волги) окончательно и бесповоротно присоединил Новгород Великий к системе общерусского государства, юридически оформил государство, создал мощный государственный аппарат, без которого крупнвя страна сущетвовать не может. Иван IV организационно закрепил достижения внутренней политики предшествующих двух веков, политики создания мощного централизованного государства, которую никак нельзя не считать прогрессивной.

Некоторые считают, что крупное централизованное государство – вовсе не столь уж «прогрессивная» вещь. Однако в случае Руси нужно принять во внимание всё тот же пресловутый географический фактор: при нашем климате низкая урожайность влечёт низкую плотность населения, она, в свою очередь, предполагает «крепкое» (то есть основанное на страхе) государство. Для России убийственна феодальная раздробленность, об этом знали уже в XII веке, во времена «Слова о полку Игореве», перед монгольским нашествием. И само это нашествие оценивалось церковью как бич Божий в форме монгольского батога, разрубившего запутанный узел отношений между потомками Ярослава Мудрого. Ведь страна действительно превратилась в пустыню, где «редко ратаи покрикивали, но часто вороны каркали, собираясь на уедие». И с этой точки зрения совершенно безразличны личные качества великого князя или царя: будь он хоть психопатом-садистом, каким, как я всё-таки полагаю, был Иван IV, всё равно он «исторически прогрессивен». Потому что Россия – не Европа. Российская державность вытекает из ботаники злаков. И если скажут: всё это рассуждения в сослагательном наклонении, то ведь X-XII века – это реальность. И ещё один аргумент, часто приводимый И.С.Завалишиным в его беседах. Так уж устроен наш мир, что маленькая страна будет всегда под давлением и влиянием крупной и мощной державы. Так что о «русской идее», если Россия сама не являлась бы державой, говорить было бы просто невозможно, но совершенно понятно, какая цена должна быть при этом заплачена за «державность». Потому что других цен на этом рынке не бывает.

Если же говорить о жестокости политики Ивана IV по отношению к боярам и их приспешникам, то, конечно, террор – отрицательное и крайнее явление в государственной политике, но ведь действие равно противодействию. Создание русского государства происходило в тяжёлой и острой борьбе с сепаратистски настроенными князьями, предпочитавшими западную модель государства, состоящего их множества самостоятельных княжеств, графств и т.д., в крайнем случае – «конгломератное государство» типа империи Карла Великого.

Об остроте борьбы можно судить, вспомнив судьбу прадеда Ивана IV Василия II Тёмного. Целая коалиция князей вела самую настоящую войну против него. Князей поддерживал Новгород Великий, который всегда опасался потери своей автономии, противоречащей идее централизованного единого русского государства. Сепаратисты свергли Василия II в 1445 г. и для надёжности ослепили его. (Поэтому-то и назвал его народ Тёмным, т.е. незрячим). И только опираясь на прогрессивные силы страны Василию II в 1450 г. удалось вновь встать во главе начинающего складываться русского государства.

Ивану IV, конечно, не могли быть неизвестными обстоятельства борьбы Василия II с князьями. Да и при Иване IV сопротивление сепаратистов далеко ещё не было сломлено. И он действовал в соответствии с обстоятельствами, нанося упреждающие удары.

Как подумаешь, какие дела приходилось творить Ивану Грозному, то станет ясно, что если бы он и не был психопатом от природы, то непременно стал бы им со временем: нормальному человеку всё это пережить и остаться здоровым не под силу.А жаль, потому что, вероятно, Грозный был весьма образованным и глубоким человеком, и жизнь его потому превратилась в смесь преступлений и покаяний. Некоторые церковные распевы, сочинённые Грозным, весьма ценимы. Его переписка с Курбским – выдающийся памятник русской литературы. Выбор между нравственностью и политикой, который я называю «дилеммой политика», особенно остро стоит и всегда стоял в России. Грязь в руской политике – не только вина, но и в ещё большей мере беда, и даже подчас, как в случае с Грозным, трагедия. От признания этого количество снесённых голов не уменьшается, но всё же в оценке русских государственных деятелей нельзя быть этическим снобом. Лев Толстой называл Петра I злодеем, но что бы было с Россией, если бы Петра не было?

Деятельность Ивана IV высоко оценивали великие умы России: Белинский, Чернышевский, Герцен, Добролюбов, академик Крылов (известный на весь мир теоретик и практик судостроения, глубоко знавший русскую историю). Такое же признание обнаруживаем мы и в музыке одного из крупнейших композиторов России и прекрасного знатока русской истории Модеста Мусоргского, речь идёт о песне Варлаама из оперы «Борис Годунов».

Попутно скажем ещё несколько слов о Василии II и его преемнике Иване III, оказавших большое влияние на правильное осознание и дальнейшее формирование русской идеологии и русской политики. Тяжкая борьба, которую успешно выдержал Василий II, создала надёжную платформу для блестящей политики его преемника Ивана III, сказавшего знаменательные слова, включенные в учебники истории для средней школы: «Первый Рим – это Рим, второй Рим – Константинополь, третий – Москва, а четвёртому не бывать».

Формула Ивана III содержит в кратком виде глубинные цели русской политики, близка к понятию «всесветность» и перекликается с более поздними высказываниями выдающихся деятелей русской культуры, науки и политики. Например, с поручением Ивана IV Юрьеву монастырю в Новгороде обосновать тезис, что русская культура – наследница античной Греции. Или с высказываниями Чаадаева, что политика России – политика рода человеческого и со словами Ф.М.Достоевскго, что наша суть – всесветность.

Всесветность ничего общего не имеет с гегемонизмом. Больше того: всесветность и гегемонизм – взаимно-исключающие, противоположные понятия. Всесветность – это, используя термин А.С.Грина, «блистающий мир», могущий стать примером для других стран. Всесветность означает готовность придти на помощь другим народам. Понятия «всесветность» и «блистающий мир» не являются изобретениями А.С.Грина и Ф.М.Достоевского. Они свойственны нашему народу с древности. Уже Андрей Рублёв прекасно чувствовал скрытый их смысл и выразил это понимание в своих произведениях. Может быть, он не знал самих слов, но важны не слова, а то, что под ними люди понимают. В разные эпохи русская идея, может быть, называлась по-разному. Но она – всё та же, и в стихотворениях А.Блока, и в музыке Чайковского и Рахманинова. В особенность, в их фортепианных концертах. В них – реальные мечты о России будущего, русский блистающий мир.

Важный и тревожный период истории России – XIV-XVI века – оставил глубокий след в сознании народа. Но продолжим наш краткий обзор русской истории с точки зрения развития русской идеи, понятия «русскость».

Аввакум и Никон. XVII век.

Д.С.Лихачев упрощает и искажает борьбу Аввакума и Никона, считает почему-то Аввакума положительной силой («Никона недооценили»). Борьба Аввакума с Никоном знаменует важный период в истории России, его понимание имеет принципиальное значение.Иногда почему-то Никона считают чуть ли не предшественником Петра I. Но, по существу, ничего общего Никон с Петром I не имеет.

Петр перенёс с Запада очень нужную для России новую технику, привил формы одежды и жилища, нужные для свободного общения с другими народами, ввёл небольшие формальные изменения в традиционном быте. Ни идеологии, ни принципов русского управления государством Пётр I принципиально не менял. Больше того, традиционная методика управления была им значительно усовершенствована и усилена.

Никон же был опытным и умным политиком, умело маскировавшим свои действия. Но если внимательно проанализировать его деятельность, то получится, что Никон стремился перекроить рускую идеологию и способ управления государством на западный манер. Это нравилось всем сепаратистам-боярам и купцам. Боярам снилась, что Россия, как Европа, будет состоять из множества самостоятельных княжеств. Купцам виделась европейская Ганза. Самому Никону, верно, снилось, что церковная власть в России станет сильнее светской. И то, и другое, и третье было бы для России катастрофой, и понимающий это царь Алексей Михайлович объявил Никону, как сейчас говорят, холодную войну.

У Никона были мощные подпорки – купечество, бояре, часть духовенства. Справиться с Никоном Алексей Михайлович самостоятельно не мог. Не мог сам сломить его идеологически – а это непременная предпосылка победы. Вот здесь-то и выдвинулась могучая фигура Аввакума.

Предыдущая 1 2 3 4 5 6 789 10 11 Следующая