Сообщение областной прокуратуры

Подсудимый Румянцев является выходцем из кулацкой семьи. Это замас­кировавшийся враг, с которого теперь сорвана маска. Последнее место работы этого подлеца — старший землеустроитель Андреевского райзо.

Виновным Румянцев себя не признает. Он вьется ужом, виляет, путает, пытается ускользнуть от заслуженной кары за свои подлые и мерзкие дела. Он, видите ли, работал «хорошо», даже «перевыполнял планы землеустрой­ства». Однако в процессе допроса версия о хорошей работе разбивается вдре­безги, вскрывается гнуснейшее вредительское дело. Перед судом во всей наго­те предстал матерой вредитель.

Важнейшее политическое мероприятие — выдача колхозам актов на веч­ное пользование землей — Румянцевым сорвано. К концу 1936 г. землеу­стройство было проведено больше, чем в ста колхозах, подготовлены были акты на вечное пользование землей. Но и та и другая работы были проведены вредительски: при землеустройстве границы колхозов «выпрямлялись». От одних колхозов к другим без соответствующей замены отрезали земли, отре­зали пахотные земли, прирезали кустарник, заболоченные места. Вредитель­ски проложенные границы заносились в государственные акты. От получения таких актов некоторые колхозы отказывались. Вручались акты колхозникам возмутительно: месяцами они лежали в сундуках землеустройства без движе­ния.

Под давлением улик совершенных им преступлений, Румянцев вынужден был сознаться. Это видно из следующих записей судебного следствия:

Председатель. Как вы считаете, правильно была проведена вами эта рабо­та?

Румянцев. Конечно, если бы... В смысле качества, то ни одного случая брака я не заметил.

Председатель. Запутывание земельного баланса вы признаете?

Румянцев. Нет, не признаю.

Румянцев явно спешит замять этот неприятный для него вопрос.

Председатель. Расскажите о выдаче актов.

Подсудимый начинает рассказывать, как упрашивал он отдельных чле­нов президиума, чтобы они поехали вручать акты на вечное пользование землей.

Председатель. Вы считали себя общественником?

Румянцев. Да, считал.

Председатель. А какую вы вели общественную работу?

Румянцев. Общественной работы я не вел.

Председатель. Если вы были общественником, почему вы не ставили этот вопрос в порядке общественности, общественной работы? На производстве, на совещаниях, на колхозных собраниях, на президиуме райисполкома. Как вы считаете, преступное было вручение актов?

Румянцев. Да, преступное.

Председатель. Вы реагировали на это?

Румянцев. Я заявлял инспектору облзу Воробьеву, начальнику отдела зем­леустройства.

Председатель. Что это просто преступление или вредительство, контрре­волюционное преступление?

Румянцев молчит.

Председатель. По нашим законам это является контрреволюционным пре­ступлением. Вы участником этого преступления признаете себя?

Румянцев. Нет, не признаю. Я сделал много хорошего, но виновным я себя вот в чем признаю: готовые акты надо было сдать президиуму райиспол­кома.

Председатель. Почему этого не сделали?

Румянцев. Потому, что я работал в здании райисполкома, там много на­чальства, мне трудно было добиться приема.

Председатель. Вас игнорировали?

Румянцев. Не знаю.

Председатель. Вы создавали видимость: дело, мол, делается, а на самом деле тормозили?

Румянцев молчит.

Председатель. Вы видели, что делается преступное, но мер не принима­ли?

Румянцев. Не принимал.

Далее председатель суда переходит к вопросу о запутывании земельного баланса. Подсудимый Румянцев рассказывает суду, как он и его подручные ломали старые границы колхозов, как отрезали и прирезали землю. Свой длинный рассказ он заканчивает словами: «Кое-где вообще ничего похожего на старые границы не осталось, но я считаю, что землеустройство проводилось правильно. Я не знаю, может быть, есть и вредительство, но мне неизвестно, в чем оно заключается».

Председатель. Колхозникам давались нереальные планы сева. Это верно?

Румянцев. Верно.

Председатель. Колхозники были этим недовольны. Это верно?

Румянцев. Верно.

Председатель. Область за это отвечает — облзу, так?

Румянцев. Так.

Председатель. А здесь, в районе, вы?

Румянцев. Нет. Я хочу сказать, что запутывания в земельном балансе не было.

Председатель приводит несколько данных, из которых видно, что в не­которых колхозах числится земли меньше, чем по земельному балансу, и в ряде других колхозов земли имеется больше, чем числится по земельному ба­лансу.

Румянцев. Такие случаи могут быть, что у нас числится 100 га земли, а там их 150. И наоборот.

Суд переходит к разбору вредительства, выразившегося в слиянии кол­хозов вопреки желанию и воле колхозников.

Румянцев был одним из главных инициаторов и исполнителей слияния колхозов. Подсудимый свою вину упорно отрицает. Он хочет это дело выста­вить так, что как будто бы он был только техническим исполнителем.

Румянцев. Я виноват только в том, что составил карандашом схему на­бросков.

Председатель. Но план слияния колхозов составлен вами?

Румянцев. Не план, а схема. Их составлять могут многие.

Председатель. Но почему, в таком случае, составляли именно вы?

Румянцев. Потому, что у меня была карта.

Председатель. Нужно ли было укрупнять колхозы?

Румянцев. Нет. В большинстве их укрупнять не нужно было.

Председатель. А зачем вы это делали?

Румянцев. Мне предложили составить схему. Я это сделал, а в слиянии колхозов я не принимал участия. Я сливал только один колхоз из семи хо­зяйств. Это было семь дворов в кулацком колхозе, которые я влил в колхоз из 23 хозяйств.

Председатель. Вы знали, что у вас существуют кулацкие колхозы?

Румянцев молчит.

Председатель. Почему это именно вы попали в кулацкие колхозы и стали их сливать с другими колхозами?

Румянцев. Они... не хотели сливаться.

Председатель. Вредительство здесь было, преступное отношение к слия­нию.

Румянцев молчит.

Румянцев. Да, я сделал только схему. Я не виноват. Я не знал, что при­нудительное слияние есть контрреволюционное преступление.

Председатель. Всякая контрреволюционная деятельность, которая совер­шена гражданином нашей страны, независимо от того, знал он это или нет, яв­ляется контрреволюционным преступлением.