ГЛАВА 1: ДРЕССИРОВАННЫЙ СУСЛИК

СВОДИТЕ РЕБЁНКА В ЗООПАРК,

ИЗРИСУЙТЕ ЕГО АКВАГРИМОМ

ГЛАВА 2: ГРОЗА НАД АЛЛАКАМИ

 

Суслик перетаскал семечки и мюсли в хранилище и выбрался наружу. Никого. Ветер доносит запахи – вкусные и тревожные одновременно. Кажется, намечается гроза. Побежал по дороге, огибая Каменные Палатки. Взобрался на скалу-слониху: оттуда небо видно на многие километры. Со стороны Вишнёвых гор быстро надвигались тёмные рваные тучи. Их края струились тонкой чёрной бахромой.

Машина Дарины ещё переваливалась по рытвинам приподнятой над полями дороги, когда дом-развалина из красного кирпича ожил. Из дверного проёма выглянул парень – рыжий, тощий, конопатый. Грязными руками он щипал гроздь мелкого винограда и бросал ягоды в красный рот. Парень провожал Дарину пристальным взглядом и методично выплёвывал в траву виноградные косточки. Повернул голову внутрь комнаты, заросшей жизнестойкими крапивой, лебедой, одуванчиками:

– Плехан!

Из крапивы проворчали:

– Чего тебе?

– Эта деваха запечатлела наш кордон! Зачем она это сотворила, а? Надо бы сообщить...

– Сообщить! – хмыкнули изнутри. – Чего ему тут нового сообщишь, скажи, пжа-алста? Он в своём доме хозяин, нешто для него что неизвестное тут происходит?

– Ну, тык мы ж для порядка...

– Ох, Рыкун, я тебе для порядку зубы сворочу, язык вырву, голову сломаю – пускай всё новое отрастает, поумнее, посообразительнее. Пжа-алста, не лезь вперёд да поперёк. О‘кей, пжа-алста?

– Да о‘кей, о‘кей, – закивал Рыкун. – Я чё? Лишь бы нам этих... препятствий не было.

– Всё схвачено, Рыкун. Не рычи. Пжа-алста.

Плехан, скрывавшийся внутри развалин дома из красного кирпича, так и не вышел на полуденный свет.

Рыжий парень отбросил прочь кисть мелкого кислого винограда. Ягоды ударились о землю и будто вскрикнули. А потом за несколько секунд сгнили, превратившись в чёрную дурно пахнущую кучку. Спешившие по делам муравьи, учуяв её, притормозили в замешательстве и обежали её далеко по кругу.

– Заходи давай, Рыкун, – ворчливо позвали из дома, лишённого крыши, окон и двери.

– А чего?

– Того. Заходи в дом, пжа-алста. Белотуры грозу гонят с гор. На тебя попадёт – бородавками снова покроешься или опять вши по тебе заползают. Генноза возиться с тобой не станет, даже для порядку. Вот те звезда пятиконечная!

– А у ей ваще жалости нету, – хмыкнул Рыкун. – Как у нас у всех... Всё, иду. Слышь, Плехан, а насчёт суслá что?

– А?

– Ну, суслика того! Возле фотографички тёрся которого.

– Кто ей поверит, скажи, пжа-алста? Потом найдём его и присуслим как следует, чтоб не выпендривался. А хошь – так дождись белотурской грозы! То-то белотуры возликуют...

– Гроза – это, конечно, сила, – пробормотал Рыкун. – А мы её сушью! Сушью до самых бровей!..

– Ррр!..

– Да иду уже я! А Плутодор новую рекламку смонтировал?

– Смонтировал. Завтра утром займётесь монтажом вместе с Мý соргой.

– Приличная рекламка?

– Не очень. Разве Плутодор может изобразить безопасность, скажи, пжа-алста? Тут человеческая рука нужна. Глаз человеческий.

Рыжий парень шагнул в дверной проём и растворился в крапиве, комочках, лебеде, одуванчиках... Ветер будто дунул – и нет никого.

Суслик сидел на гранитном столе Каменных Палаток и следил за надвигающейся грозой. Это хорошая гроза. А та, что позади Каменных Палаток копит злые силы, – плохая. Очень плохая. С ней бы не связываться никогда. А он связался. И что теперь делать, у кого просить помощи? Ведь тугарин-перерод может оказаться под любой личиной! А главное – как этой помощи просить, чтоб тебя поняли, если ты обыкновенный суслик?! Вон он как старался перед фотографом, а она всё равно ничегошеньки не поняла! Чего уж у других пробовать? Другие прибьют его ради игры в охоту. Недавно и он бы так сделал... Или поймают и вернут в Зоопарк. И конец ему там. Сусликом он проживёт ещё три-четыре года... Три или четыре! Вместо семидесяти! Даже восьмидесяти! А потом – жить всегда, без болезни, и никогда не умирать! А он!.. Спасите, спасите же!

Суслик пискнул. Посвистел протяжно, тоскливо.

Гроза улетела восвояси, не уронив над Каменными Палатками ни капли. Только ветер прошумел – и всё. Она тяжело рухнула на развалины дома из красных кирпичей, окружённые одинокими рябинами. Захлестала, забила, забарабанила. Залила так, будто волна цунами сюда упала. Истощилась гроза. Остатки её растворились в ветре и ветром разнеслись.

Неохотно проглянуло солнце. От красных кирпичей, от рябин, от сорной травы повалил чёрный дым. Он поднялся в воздух и неприятным рваным облаком унёсся на запад. А ведь ветра уже и в помине не было. Брошенное жилище в момент высохло, а вокруг него всё блестело от воды.

Немного погодя высунулся рыжий, с грязными руками, Рыкун, подозрительно оглядел небо.

– Миновало! На сей раз... Всё бомбит и бомбит, вот же зараза!

– Ратиславу дай подраться, не остановишь! – откликнулся изнутри Плехан.

– Ладно, пойду гляну нашего суслика: вдруг подманю и поймаю. Ты со мной?

Внутри громко закряхтели.

– Щас, погоди, пжа-алста. Зонтик отыщу.

Минута проползла. Пять. Пятнадцать. Рыкун ждал и скрежетал зубами. Испилил их, выплюнул зубные крошки, ощерил голые дёсны, подставил солнцу. Из дёсен полезли новые зубы – абсолютно обычные, человеческие. Рыкун облизал их, клацнул, и в тот же момент из дверного проёма наконец-то высунулся потрёпанный мужской зонтик с одной погнутой спицей.

Тот, кто держал зонтик, ёжился и постоянно подёргивался. Он кутался в длинное коричневое драповое пальто, серый вязаный шарф и вязаную шапку – всё старое, бомжеватое, будто вытащенное позавчера из мусорного бака. Ноги обуты в новые белые валенки на толстой резиновой подошве. Руки в пуховых козьих варежках. На указательном пальце дырка.

– Запаковался! – недовольно смерил его взглядом Рыкун. – Не лето тебе тут, что ли? Не жара июньская?

– Для меня и в жару земную холодно, – ответил Плехан. – Меня другой огонь греет, такого на земле нет. Так что отстань, пжа-алста, и поторопимся. В доме хоть потеплее будет, не весь заледеневаю, так что планирую поскорее вернуться. Понимаешь, Рыкун?

– Ага. Двигаем.

Суслик пробежал поближе к своей замаскированной норе. Длина её всего ничего – метра три в длину, а глубиной – всего в два. Есть там и гнездовая камера, устланная сухой травой... Всё это он вырыл в мае. А теперь июнь. Суслик вытянулся на бережку, с которого видать озёрные берега и, разумеется, небесную погоду. С Вишнёвых гор шла вторая гроза, но не чёрная, а белая. И не гроза, собственно, а ливень без грома и молний, без угнетающей темноты и непокорного злющего ветра.

Просто белая плотная пелена приближалась к суслику с каждой минутой, и было этих минут от силы пять или шесть. Пелена, похожая на опрятное непроницаемое облако, несла в себе влажную прохладу. До первой капли суслик любовался, как по озеру величаво двигалось это белое облако дождя, а потом юркнул в нору передохнуть и подкрепиться. В темноте, в которой он прекрасно видел, чудесно хрустели на зубах мюсли и семена подсолнуха, подаренные девушкой-фотографом.

А ливень лил крупными струями на озеро Большие Аллаки, на рогоз и камыши, на Каменные Палатки, на поля и дома-привидения, построенные и не использованные, на белых чаек, которым всё равно, а ещё на приподнятую дорогу и далёкие леса. Эх, уехала Дарина в город, на съёмку официального мероприятия!.. Если бы подождала, такое бы величие сняла!..

Две фигуры неуверенно тащились по приподнятой дороге: один рыжий с грязными руками, другой в коричневом пальто, в белых валенках, с зонтиком с поломанной спицей. Когда они добрались до Каменных Палаток, ливень отхлестал, отходил. Умытая страна камней и травы поблёскивала в солнечных лучах. Красиво... но бесполезно для тех, кто принюхался, стоя на обочине и затряс чёрным зонтиком.

– Ты звероловку-то не забыл? – спросил Рыкун.

– Ох, ну как я её позабуду, скажите, пжа-алста! – укоризненно заметил Плехан. – Это ж моя прямая обязанность! Помалкивай да след в след иди, пжа-алста. Ясно тебе?

– Как не ясно, когда ясно всё? – пробурчал Рыкун и зашагал за Плеханом след в след.

Они давно искали суслика, но им никак не удавалось его найти. А сверху требовали. Предельно ясно и предельно жёстко. Вот и торчали Плехан и Рыкун в Резиденции. Суслика искали. Заодно, конечно, кого надо, отваживали, кого надо, приваживали, а кто и сам наведывался для партийных... для общеполезных надобностей. В общем, обманная штаб-квартира. А, может, и не обманная.

Верхнюю, приподнятую дорогу отвергли. По нижней, по левой поплелись. Краснопартизанцы проложили её позже основной. А зачем? То ли на время распутицы, то ли ещё на какой крайний случай... Верхнюю дорогу Рыкун и Плехан много раз обследовали, но на ней так и не появились сусличьи следы. Может, на нижней дороге обнаружатся? Пусть не явный след. Пусть мельчайший след следа, чтоб зацепиться!

Рыкун и Плехан шли о-очень медленно. Так медленно, что их обогнала улитка, тоже никуда не торопившаяся. Они принюхивались, обследуя каждый дюйм... то есть, двадцать пять целых и сорок десятых миллиметра камней и травы. Они молчали. Они кряхтели. Они ругались. Долбили землю. Рвали траву. Кусали воздух. Но нет. Суслик сгинул. Да где же он, в конце концов?!

Всякие насекомые трепетали во влажном после грозы воздухе. Но пока мир скал и воды затих. Ненадолго. Вот-вот он оживёт и наполнит просторы нежными ароматами, песнями и лёгкими звуками, светом и тенями, всей своей сильной жизнью.

Среди этой жизни и даже местных сусликов нужного – того самого единственного, которого велели найти и доставить, не было. То, что учуяла когда-то звероловка, потерялось окончательно. Если в ближайшее время ничего не изменится... даже думать об этом страшно и просто невозможно! Суслик, ТЫ ГДЕ?!

 

ГЛАВА 3: КРУТОЙ АКВАГРИМ

 

– Мы едем, едем, едем все вместе далеко! – распевала Русава с детьми, а папа фальшиво, но искренне подтягивал.

А потом громко одёрнул семейство:

– Так. Теперь молчок! Мы въезжаем в город, и мне нужно сосредоточиться в ТИШИНЕ.

– Дети! – тут же строго одёрнула мама. – Ш-ш...

Вея и её младший (всего на год) брат Измирь послушно затихли, потому что папа у них, когда нужно, умел проявлять строгость. Они ехали в заводском пригороде и приостановились в пробке перед светофором. Русава скользнула невнимательным взглядом по рекламному щиту и вернулась к нему снова

– Смотри, Лухтан! – не удержалась Русава.

– Я не могу смотреть, куда попало, – проворчал папа.

– Там фотка суриката и фотка мальчика, разрисованного под суриката, а сверху надпись: «Сводите ребёнка в зоопарк! ». Слушай, а мы давно не были в Зоопарке! Давай сходим всей семьёй? Измирь, Вея, хотите в зоопарк?

– Хотим! – взвизгнули от радости дети.

– Ладно, сходим, только не мешайте мне вести машину! Ваши разговоры мне очень мешают!

Папа ещё поворчал и замолчал. А после обеда, в первом часу, вся семья Атеó совых отправилась в Городинский Зоопарк.

Они и вправду не были там с того времени, как исчез прежний директор Православ Лучезарович Володаров и на его место буквально на третий день заступил пришлый человек из дальних краёв Рогатиан Тьмунагоняевич Душеворов. Никто не знал, почему и куда пропал Православ Лучезарович. Никто не знал, кто такой Рогатиан Тьмунагоняевич. Но он предоставил какие-то рекомендации из столицы, и Варсима Плотович его принял на должность.

Старый добрый Зоопарк сразу начал изменяться. Ростовые куклы, сувениры, плакаты, вольеры, даже киоски газированной воды и мороженого оформлялись под западных супергероев и монстров. Меню в кафе по названиям блюд напоминало трапезу вампиров и зомби. Стало больше хищников и рептилий.

Сперва городинцы не приняли новый облик Зоопарка, но постепенно привыкли. Только посетителей всё равно не хватало для полного финансового и морального удовлетворения нового директора Зоопарка. Первым делом Рогатиан Тьмунагоняевич по-тихому (не подкопаться! ) уволил одного за другим прежних работников и поставил своих людей. А затем начал преобразования.

Атеó совы заплатили за билеты. Вот пруд с утками и гусями. Вот клетки с лесными животными...

– Вейка! – зашептал Измирь. – Ты видала? Видала?!

– Чего видала? – прошептала сестра.

– Да вон же они – Губка Боб и всякие ещё, из мультсериалов!

– Видала, видала. Чего у меня, глаз нету? – хмыкнула Вея и с восторгом огляделась.

Кругом толпа мультяшек из иностранных сериалов. И продавцы, и кассиры, и уборщики, и смотрители. Атеосовы ходили мимо вольеров. Шакалы, волки, тигры, лев с молодой львицей, росомаха, кошки разные – сервалы, рыси, каракалы, онциллы, манулы, саванны, гепарды; медведи – очковые, бурые и губачи... Вид у хищников не умиротворённый, почти ручной, а настороженный, одичалый. Они постоянно ожидали подвоха и готовились к нападению.

В клетке стояла остроухая остромордая пышнохвостая лиса. Она смотрела на зрителей. Восьмилетний Измирь задержался, утянув за собой старшую сестру

– Вейка, смотри!

Он показал на лису.

– А что? – не поняла Вея.

– Она не как все. Она за нами смотрит.

– За нами она не может смотреть: она же тебе не нянька, – заметила Вея. – Она смотрит НА нас.

– Пусть НА нас, – не стал спорить брат. – Но она точно чего-то ждёт, – заявил он.

– Чего лиса может от нас ждать? Не выдумывай, – отмахнулась Вея, но на всякий случай пригляделась к подозрительной лисе.

Та медленно, как будто считала каждый шаг, приблизилась к чёрной решётке своей клетки и устремила на ребят молящий о чём-то взгляд круглых чёрных глаз. Рыжие треугольные уши торчали торчком. Лиса подошла близко-близко к решётке, села на хвост и правой лапой дотронулась до железных прутьев

– Странная лиса, – недоумённо согласилась Вея.

Измирь втиснул ребром ладошку сквозь гладкие штыри. Лиса отвела назад уши и протянула к ней мордочку. Лизнула. Измирь ойкнул. Лиса опустила оранжевую голову. Словно извинилась, что человек невольно испугался. Возле них притормозила другая семья – тоже родители и младший сын с двумя сёстрами-близняшками.

– Смотри, Белослав! – воскликнула одна из близняшек, в светло-жёлтом милом платьице. – Лиса какая необычная!

– Ручная, наверное! – предположила другая близняшка, в лёгкой родовой кофточке и юбке более тёмного оттенка.

– Ну-ка, погляжу, – авторитетно заявил младший брат.

Он понаблюдал и важно согласился:

– А Тихомира права: лиса ручная.

– Может, из цирка? – прищурилась умная сестричка.

– Может, – кивнул Белослав. – А что? Вполне.

Над ребятами нависли четверо родителей – Атеосовы и вновь подошедшие – Девятисильные.

– Чего тут у вас? – полюбопытствовал Лухтан.

Измирь и Вея, перебивая друг друга, рассказали про странное поведение лисы. Лухтан и Русава одновременно пожали плечами.

– Ручная, наверное, – повторили они слова девочки в розовом. – Идёмте, тут интересная штука детишкам предлагается!

Измирь и Вея тут же отстали от непонятной лисы и побежали столику с зонтиком, за которым сидела раскрашенная в чёрно-красные узоры девица. На столике разложены краски, кисти, фотоальбомы. Напротив девушки на стуле сидела девочка лет пяти. Девушка разрисовывала ей лицо. Рядом стояли дети с родителями или бабушками и дедушками. Они следили за процессом с огромным вниманием. Кое-кто листал фотоальбомы, выбирая изображение. Русава спросила у одного из них:

– Скажите, пожалуйста, что здесь происходит? Урок рисования, что ли?

Не отвлекаясь от личика маленькой клиентки, чёрно-красная девица ответила со всей любезностью:

– Это, уважаемая, называется аквагримом.

– А что это? Первый раз слышу! – воскликнула Русава.

Художница с готовностью начала рассказывать:

– Сия процедура – настоящее искусство изменения внешности путём наложения специальных красок на лицо в соответствии с задуманным сценическим образом. Но не с помощью обычного жирного грима, который используют артисты, а его современного аналога, аквагрима. В принципе, это просто обезжиренные косметические краски на водной основе. После высыхания аквагрим не оставляет следов на одежде и не размазывается, а смывается тёплой водой с мылом. Создали его в шестидесятых годах прошлого века в Европе. А пятнадцать лет назад он распространился и у нас. Он легко применяется и наносится. Шедевр мы создаём буквально за десять минут! Из обычных мазков и завитушек возникают удивительные образы персонажей и героев сказок! Дети высоко ценят возможность превратиться в бабочку или принцессу, в любое животное, в бэтмена или вампира, в монстра, чертёнка и даже в труп! Теперь не нужен карнавальный костюм! Достаточно разрисовать лицо и тело!

Она кивнула на фотоальбомы.

– Гляньте образчики, пожалуйста. Там и клоун есть, и русалка, и тигр, и дракон, и змея, и люди икс, и супергерои, и дети шпионов, и суперсемейка... Дайте вашим детишкам, пускай выбирают себе макияж!

– А для Хэллоуина тоже разрисовываете? – затаив дыхание, поинтересовался Измирь.

– А как же! – кивнула чёрно-красная девица. – Мы сперва делаем тонирование лица в белый или голубой цвет. Далее, кистью с черной краской рисуем клыки, рожки, «кожаный пятачок», паутину, летучую мышь. Можно добавить огромные зубы, капли крови, черные синяки под глаза...

– Класс!!! – восхитился Измирь.

Вея захлопала в ладоши.

– Мы хотим, хотим! – закричали они и потащили родителей в конец очереди в чёрно-красной «художнице».

Та обаятельно улыбнулась:

– Что ж, присоединяйтесь, пожалуйста! Вашим ребятишкам понравится, не сомневайтесь!

И Атеосовы встали за женщиной с девочкой. Измирь и Вея выбрали себе стандартные «аква-образы»: волчонка и кролика.

Белослав и его старшие сёстры Тихомира и Янислава, а также их родители Светомир и Добрава постояли у вольера лисицы. Ярко-морковное ухоженное животное прильнуло к решётке и не сводило с людей тоскливых чёрных глаз.

– Что-то здесь не так, – наконец, промолвил Светомир. – Лисы вообще плохо приручаются и уж точно опасаются человека. А эта – как домашняя кошка!

– Что-то странное происходит в этом Зоопарке, – заметила Добрава. – Некоторые животные просто льнут к посетителям. У Православа Лучезаровича звери тоже отличались доверчивостью, но в них не было такой тоски... такой просьбы о помощи. Что тут происходит? Мне как-то неуютно. А вам?

– Животных жалко! – признались дети. – И как тут всё разрисовано, неприятно. Лисичку надо освободить! Пусть бы в лесу бегала! Или ладно: у нас в деревне...

Тихомира вздохнула:

– Тогда и других спасать нужно. Из контактного зоопарка, например. Да, Янислава?

– Ага, – с готовностью согласилась близняшка. – Они все там прямо в ноги бросаются – и кролики, и козлята, и ягнята, и поросята, и лама, и белочка, и еноты, и барсук, и обезьяны... Ну, обезьянки всегда на чужие руки лезут.

– Это ещё надо подольше исследовать, – сказал папа. – Потщательнее и разностороннее. И никакой самодеятельности! Это ясно?

– Ага, – за всех ответила Тихомира. – Пап, а что там на столике под зонтиком? Глянем, а?

– Ну, пойдёмте, глянем, – разрешил Светомир.

И глянули. Чёрно-красная девица как раз наносила краску на личико Веи. Она прямо на глазах превращалась в белого кролика.

– Ой! – не удержалась Янислава. – Смотрите: настоящий зайчик!

– Не зайчик, а кролик, – солидно поправил Измирь, гордясь старшей сестрой.

Уточнил:

– Белый кролик. Как на фотографии. А я буду волчонком. А перед нами раскрашены в бабочку, суриката, в цветок, рысёнка, львёнка, в кошку, тигрёнка и даже в хомячка!

– Какой кошмар! – ужаснулась Добрава.

Чёрно-красная девица недобро покосилась на неё и отчего-то задрожала: то ли от злости, то ли от страха, не понять.

– Если не хотите аквагрим, могу предложить временные татуировки, – кисло предложила она. – Очень модно, очень красиво, краска стойкая, но через два месяца сходят с кожи сами. Вот каталог. Полистайте: вдруг что понравится?

– Не понравится, – твёрдо отказался Светомир. – У нас уже есть своя внешность. Зачем на неё чужую личину примерять? Или клейма непонятные ставить? Что мы – скотина, что ли, домашняя? Это лошадей, коров клеймят, баранов, свиней, скот домашний. А мы люди. Нас клеймить не положено. Мы не рабы. Не скот.

И, оставив очередь в недоумении и замешательстве, удалился из Зоопарка вместе со всем своим семейством. Очередь у столика с аквагримом и временным тату внезапно разошлась, и чёрно-красная девица осталась в одиночестве.

Атеосовы ничего из речи Светомира не поняли. Они заплатили деньги за аквагрим детей и продолжили путешествие по зверинцу. Измирь и Вея в прекрасном настроении спешили от клетки к клетке, рассматривая четвероногих невольников. Им очень нравился преображённый Зоопарк.

 

ГЛАВА 4: ИСЧЕЗНОВЕНИЕ ДЕТЕЙ

 

Измирь-волчонок и Вея-кролик побегали по контактному зоопарку. Ни Лухтан, ни Русава не подметили, что к Вее животные охотно ластились, а Измиря сторонились, и, если он их настигал, принимали его поглаживания с испугом, с дрожью.

После прогулки полагается подкрепить силы. Атеосовы засели в детском кафе «Спайдермен» и выбрали в меню блюда. Измирь заказал себе гуляш и салат с телятиной, а Вея – гречку и капустный салат. Гуляш оказался немного сыроват, но мальчику это очень понравилось. Ну, а капуста была свежей, с сочной морковкой, и Вея съела его весь, хотя прежде не очень любила эти овощи. Салат аппетитно похрустывал на её зубах.

После еды полагается помыть руки, прополоскать рот. Дети отправились в туалетную комнату. Лухтан и Русава уставились в окно. Чёрно-красная девица с раздражённым злым лицом плевалась, дёргалась, чесалась, отряхивалась и что-то беззвучно бормотала. Бросив столик с красками, кисточками и фотоальбомами, она убежала. Кто находился рядом, услыхал: «Не могу дышать! Всё зудит! Перенесите столик в другое место! Быстро! Быстро! ».

Прибежали к столику улыбающиеся коротышки, унесли от этого места подальше. Ничего не понятно! Больная, что ли, эта чёрно-красная? Как её до работы с детьми допустили?!

Столик поставили в другое место, и накладывать грим и временную татуировку стала девушка в ядовито-жёлтом с чёрными узорами.

Атеосовы заскучали. Сколько времени прошло, как дети упрыгали в туалет? Хм... пора бы им вернуться! Подождали ещё немного. Да что они там делают, ёлки-копалки?

– Сходи, поторопи их, – попросила Русава. – Хватит баловаться. Скажи, в террариум пойдём змей, жаб и ящериц смотреть, а то он скоро закроется!

– Ладно, – пробурчал Лухтан и отправился в туалет вылавливать детей.

В «комнате для мальчиков» никого. Он постучал в дверь, за которой непосредственно стоял унитаз. Мужской голос отозвался:

– Занято!

Лухтан оторопел:

– Э-э... простите, а мальчика там нету?

–... Мгм... Вообще-то мне сорок шесть, и я далеко не мальчик. Во-вторых, для двоих тут места нет. И всего один унитаз.

– Э-э... простите... Ничего не понимаю... – растерялся Лухтан и на всякий случай решил подождать, когда мужчина выйдет.

Тот вышел, ошеломлённо зыркнул на Лухтана. Оглядываясь через плечо, сполоснул руки и удрал. А в маленькой конурке с унитазом действительно никого не обнаружилось!

Лухтан сглотнул. Ринулся в женский туалет. Там, как всегда, очередь, но Лухтан, невзирая на протесты и дамское возмущение, растолкал всех, проверил туалет. Веи нет!!!

Неужели они незаметно проскользнули мимо родителей, решив погулять по Зоопарку в блаженном одиночестве? С них станется, непослушные мартышки!

«Ну, как найду, отлуплю обоих! » – метался папа.

Он сказал об исчезновении детей жене. Та побледнела, покраснела и бросилась оглядывать окрестности, расспрашивать, не видел ли кто мальчика семи, девочку восьми лет, бродящих без присмотра. Им в ответ отрицательно качали головами, разводили руками, проходили мимо. А Девятисильные остановились, разузнали подробности и присоединились к поискам. Они вспомнили ребят, стоявших рядом с ними у клетки лисы.

– Мы их найдём! – успокаивал Светомир. – Я во всех закоулках Зоопарка бывал, мне сам Православ Лучезарович показывал. И Добрава тоже бывала. Так что разделимся и начнём поиски снова.

И они искали, пока не обыскали все закоулки – и секретные, где строго написано «Посторонним вход воспрещён» или «Служебный вход». Рогатиановские работнички тоже суетились, но держались от Атеосовых и Девятисильных в стороне. Казалось, присутствие несчастных родителей лишало их спокойствия. Они дёргались и ёжились. Толку от них не было никакого. Родители и их помощники прочесали самые труднодоступные точки территории, но никого не нашли. В конце концов, Русава рухнула на какую-то железную скамейку и уткнулась в мокрый носовой платок. Добрава присела рядом.

– Пока звать на помощь городинских служивых, – серьёзно сказала она.

Лухтан вскинул мобильник и горько подумал: «Сразу надо было служак вызвать! Что гражданские могут? А у служак – собаки – ищейки-нюхачи, связи, техника, методы! ».

– Надо было сразу их подключить, – повторил его слова Светомир и нахмурился. – Но я так надеялся, что обойдётся...

– Не обошлось... – обронил измученный Лухтан, озираясь в надежде, что из-за угла или из каких-нибудь запутанных зарослей выскочат Измирь и Вея и крикнут: «Шутка! Шутка! Мы здесь! Мы пошутили! ».

Никто не выскакивал.

Дежурный записал обращение и коротко отрезал в ответ на многословие Лухтана:

– Ждите на месте. Служивый едет.

Русава плакала. Добрава её обнимала, не пытаясь с ней заговорить. Лухтан ходил взад-вперёд, натыкаясь на все углы и кусты. Ребятишки Девятисильных сидели рядом с матерью и молчали. Светомир хмуро следил за бестолковой сумятицей раскрашенных Рогатиановских работничков. Через четверть часа их нашёл служивый. Представился:

– Старший вояка служивых Годун Волот. Рассказывайте.

Он как-то напряжённо начал расспрашивать и записывать данные в широкий блокнот.

– Будем искать сейчас же, – наконец, сказал Волот, закрывая блокнот. – Соберём волонтёров, кинологов с собаками. Я поговорю с директором Зоопарка. Снова... А вы идите домой. Буду звонить при любом раскладе. До свиданья.

Лухтан едва разлепил губы, чтобы попрощаться. Русава плакала. Светомир пошёл за служивым, позвал:

– Вояк!

Тот обернулся:

– А? Чего тебе, Светомир?

– Что ты про всё это скажешь?

Волот вздохнул:

– Плохо скажу. Далеко не первый случай. И многие дети пропадают именно в Зоопарке.

– Давно?

– С недели полторы.

– Ходил к нему?

– К директору?

– Да. К Душеворову.

Старший вояк Волот прищурился.

– Я ж тебе не генерал, не полковник, чтоб в Зоопарке Городинска быть желанным почётным гостем. Ходил. Отпёрся под протокол. Улик нет. Ищите, милый служивый, и все разговоры. Что найдёте, ваше будет навеки. Как подушка он: бьёшь, а ему не больно.

– Держи меня в курсе, Годун, – попросил Светомир.

– И ты меня, если что узнаешь, – вздохнул вояка.

И высокий, мощный – настоящий великан! – служивый медленно пошёл прочь, внимательно прощупывая местность взглядом опытного сыщика.

Атеосовы побрели домой. Девятисильные проводили их до подъезда. Заходить не стали: Лухтан махнул им рукой и осторожно повёл жену вверх по лестнице. Девятисильные долго не могли опомниться и строили предположения, куда же исчезли дети Атеосовых? Куда исчезли другие дети? Почему? Как? И кто похититель? Никогда ещё в городе Городинске подобного не бывало! Почему же ни в газетах, ни по радио, ни по телевизору, ни в интернете нет об этом ни слова? Будто заговор молчания! Неужели этот директор Городинского Зоопарка Рогатиан Тьмунагоняевич Душеворов настолько замутил воду? Почему его так боятся?

Вернувшись домой, Светомир начал собственное расследование. Он включил компьютер и задал поисковикам вопросы. Ответы он прочитывал, просматривал, листал, копировал, распечатывал. Потом он засел за телефон. Звонки, вопросы, обсуждение, наматывание на ус. Наконец, Светомир пересел на диван, выключил бра и погрузился в невесёлые размышления. Добрава тихо спросила:

– Прояснилось что-нибудь?

– Не совсем, – тихо ответил Светомир. – Откуда взялся Рогатиан Душеворов – никто толком не знает. Молва разноречива. Точных сведений и документов нет. А слухи, возможно, сам Рогатиан и пустил. Надо бы Православа Лучезаровича найти. Но у кого бы ни спрашивал – никто не знает, куда он делся.

– Что же он: после увольнения уехал из Городинска? – спросила Добрава.

– Никто не знает, в том-то и дело! Пропал – и никаких следов! Как ветер прошумел и в чаще рассеялся.

– Может, так и есть, – задумчиво произнесла Добрава. – Может, незачем его искать. Он сам явится... или придёт время, когда мы поймём, где он. Как ты считаешь?

– Собственно, так и считают, – согласился Светомир. – А с детьми... и страшно, и неясно. Пропадают без вести... ищут – и не могут найти...

Его прервал телефонный звонок. Годун Волот.

– Выйди, Светомир.

– Иду. Добрава, я с Волотом побеседую, ты меня не теряй.

– Ты не ребёнок, – горько вздохнула Добрава. – Ты не потеряешься. А вот дети наши кому понадобились?!

Годун сидел на дворовой скамейке.

– Пройдёмся подальше от любопытных ушей, к Звероножке.

– Думаешь, у реки ушей не будет?

Годун хмыкнул:

– Надеюсь, слушай. Иначе нам несдобровать

– Вот как.

Светомир озабоченно нахмурился. Они быстро дошли до низкого берега реки Звероножки, заросшего рогозом и камышами. И вот что рассказал ему в чаще рогоза и камыша великан служивый:

– На самом деле, пропадают не только дети. Взрослые тоже. Избирательно похищают. А по какому принципу – неясно. Я, знаешь, что заметил? Пропадают те, у кого хотя бы маленькая татуировка наколота. Куда они все исчезают и зачем? У тебя же нет тату?

– Нет. У тебя?

– Однозначно, нет. Православ говорил, что это очень опасно – накалывать татуировку. Хоть большую, хоть маленькую. Хоть постоянную, хоть временную.

– А почему – говорил? – спросил Светомир.

– Нет. Сказал – «Сам поймёшь». И почему-то про домашнюю скотину намекнул. Из-за клейм, что ли?

– Похоже на то... То есть, татуировка – клеймо. А клеймо – значит, принадлежишь кому-то. Но кто хозяин?

Старший вояк служивых промолчал.

– Понятно. Утроим осторожность, – протянул Светомир. – Но что теперь с этим делать? Что делают служивые, чтобы найти пропавших?

– Кто может, делает ВСЁ, что может. Остальные либо куплены, либо запуганы, либо пойманы на крючок. Когда наша маленькая группа пытается сделать шаг вперёд в расследовании, нас тут же оттягивают назад и перекрывают все пути, осушают все источники.

– Получается, вы в тупике, – проговорил Светомир.

– В тупике, – подтвердил Годун Волот. – Дети и взрослые пропадают, и нет ни улик, ни подозреваемых, ни мотива. Идеальное преступление. Оно одно. И оно состоит из множества преступлений. Понимаешь, Светомир?

– Чем я могу помочь?

– Пока единственным, – ответил Годун. – Тем, что теперь и ты знаешь.

Вблизи них вдруг зашуршало, зашелестело. Годун посветил фонариком. Неказистого вида парень в голубой майке и синих шортах переминался с ноги на ногу. Босые ноги. Непослушные светлые вихры шевелятся под ненавязчивым дуновением ночного ветерка.

– Простите, я же в город Городинск попал?

– В город Городинск, – неторопливо произнёс великан Годун Волот. – А это важно?

– Очень! – искренне, с облегчением разулыбался парень. – Добраться до вас невероятно сложно!

– На рейсовом автобусе 567, – пробормотал Светомир.

– Он всегда ломается или завозит не туда, – ответил парень. – Такие препятствия, такие препоны!.. Мне пришлось туговато, честно признать. Ну, наконец-то я у вас в Городинске!

– А вы, собственно, кто, гражданин? – строго спросил старший вояк служивых.

– О! Меня зовут Твердислав. Я – белотур.

 

ГЛАВА 5: ПЛАНЫ РОГАТИАНА

 

В два часа дня Дарина снимала приём у главы Совета мудрых хозяйственников города Городинска Варсимы Плотовича Турая. Дородный, черноголовый с проседью, сероглазый, в усах стрелки белых волосков; круглые румяные щёки и приятный баритон, он олицетворял настоящего хозяина, радетеля о достатке, красоте и безопасности городинцев и их любимого Городинска.

Через два месяца, в сентябре, пройдут выборы. Варсима Плотович с опаской следил за деятельностью нового директора Зоопарка, который всюду говорил, что собирается занять место главы и с сентября этого года хозяйничать в Городинске. И наведёт новый порядок. Жёсткий. Экономный. Здоровье. Спорт. Спартанское, то есть, очень суровое воспитание с младенчества. И ещё несколько трюков, чтобы держать городинцев в повиновении, страхе и поклонении. Рогатиан Тьмунагоняевич прошептал ему это во время их третьей встречи, когда после совещания он задержался на несколько минут.

Эти шесть минут терзали Варсиму Плотовича до сих пор. Тем более, он почему-то ни с кем не мог поделиться этими ужасными планами нового директора Зоопарка. Куда исчез Православ? Какие силы вынудили его уволиться?! Как только получил бумаги о расчёте, Володаров, ничего не объясняя, сразу же пропал. Ни дома, ни на даче его нет. Телефоны молчат. Близкие к нему люди не в курсе. А он так нужен Варсиме Плотовичу! Он многим нужен. Рядом с ним всегда хотелось полноценно жить. И это не включало в себя богатство, власть, удовлетворённую месть, исполненные желания и мечты... Ох, как не вовремя ты пропал, Православ...

Варсима Плотович вздохнул. Он необъяснимым образом постоянно уставал. От усталости не спасали ни сон, ни праздное ничегонеделание, ни выезд на рыбалку и в горы – всё то, что прежде спасало. Такое впечатление, что эту усталость кто-то на него нагонял. А разгонять-то некому...

Варсима Плотович снова вздохнул и наткнулся на девушку-фотографа. Она поздоровалась. Хорошая девушка. И талантливая. Она умеет так снять, что видишь в снимке и настроение, и красоту, и значимость. Вроде бы, как в жизни, но, так сказать, с лучшей стороны. У второго фотографа, Зинзивея, так не выходит. Зато у него отличные рекламные плакаты и баннеры получаются. А ведь без рекламных ходов никакого продвижения идеи не произойдёт, какая бы она ни была нужная и полезная.

– Вы устало выглядите, Варсима Плотович, – участливо заметила Дарина. – Отдохнуть бы вам где-нибудь в чудесном краю...

– Отдохну, луноликая Дарина, – пообещал Турай. – После приёма отдохну обязательно, спасибо. Вы с обычной точки будете снимать?

– И с обычной, и с разных, Варсима Плотович. Не переживайте, сделаю, как надо.

– Я в вас, луноликая Дарина, никогда не сомневался и не сомневаюсь, – уважительно заверил Турай. – Городинску повезло, что вы у нас есть.

Он ей улыбнулся, прикрыл на мгновенье глаза, подбадривая её, и ушёл в президиум. Одним из последних явился Рогатиан Тьмунагоняевич Душеворов. Он цепко отметил присутствие каждого человека. В том числе, и Дарины. Она не видела его, но инстинктивно вздрогнула, словно от внезапного холода. После приёма девушке не удалось от него ускользнуть: он тронул её за локоток и остановил.

– День добрый, гурия моего сада! – вкрадчиво промурлыкал директор.

Глаза его тоже были вкрадчивы и чуть ли не мурлыкали.

– Добрый день, Рогатиан Тьмунагоняевич, – ответила Дарина. – Только я не гурия и точно не из вашего сада.

– Это большое упущение с моей стороны, дражайшая Дарина, – с огромным сожалением в голосе отметил Душеворов. – Если честно, мне давно хотелось с вами пообщаться на серьёзные темы.

– Какие серьёзные темы? – уточнила Дарина.

– Жизненно-важные и житейско-обыденные, но от этого не менее важные. Так бы я определил тематику моего к вам интереса. Может, вы заглянете сегодня в Зоопарк после работы? Или у вас неотложные дела? Скажите честно.

– Честно? – Дарина поморщилась, но делать нечего, призналась: – Если честно, я свободна. Но я не очень понимаю, о чём мы с вами можем разговаривать.

12345678910Следующая ⇒

Поделиться: