Португалия и кризис в Европе

 

В 1789 г. началась Французская революция. Встревоженные королевские дворы Европы видели в революционных событиях угрозу существующему политическому и общественному укладу. Это был, по словам тогдашнего министра иностранных дел Португалии, период «низвержения всего и вся».

Первой реакцией португальского правительства стало решение выступить против революции. Португальские дипломаты поддержали планы правительств Испании и Англии объявить совместно войну Франции. Эти страны не нуждались в мнении Португалии и старались уклониться от ее помощи. В 1793 г. в Лиссабон прибыл посланник, направленный Конвентом, с просьбой воздержаться от участия в готовившейся неминуемой агрессии против Франции. Но правительство Португалии отказалось принять его и выдворило из страны.

В 1794 г. португальский армейский корпус высадился в Каталонии и вместе с немногочисленными испанскими войсками развернул боевые действия на территории французских Пиренеев (Руссильонская кампания). Португальские корабли были предоставлены в распоряжение британских адмиралов.

Война шла неудачно. В 1795 г., без ведома Португалии, Испания заключила с Францией мир. В следующем году обе страны заключили союз, и Испания стала ориентироваться в своей внешней политике на Францию против Англии. А Португалия продолжала находиться в состоянии войны.

Положение становилось для Португалии очень тяжелым. У страны было две альтернативы: переход в сферу влияния Франции или союз с Англией. Выбор в пользу Франции означал морскую войну с Англией, сокрушительный удар по торговле, потерю экономической опоры страны — Бразилии. Сохранение союза с Англией сулило враждебное отношение со стороны французского блока и вторжение Испании, усматривавшей в европейском кризисе благоприятную возможность покончить с независимостью Португалии. Возникла дилемма: погибнуть от удушения или от вторжения.

Мнения в стране разделились. Интеллигенция и люди прогрессивных взглядов формировали «профранцузскую партию». Для них мощь Франции представляла собой не угрозу, но надежду. С романтическим энтузиазмом они ждали прихода французских войск, которые несли угнетенным народам политические завоевания либеральной революции. В эти годы особую популярность приобрели стихи Бокажа[143], одного из самых талантливых представителей «профранцузской партии». Напротив, для кругов, тяготевших к традициям и еще тосковавших по временам допомбаловской монархии, французы, помимо того что считались врагами, были к тому же якобинцами и атеистами, которым следовало дать решительный отпор; причем такая защита независимости могла, по их мнению, открыть дорогу назад, к былым временам власти знати и духовенства. Таким образом, и с той, и с другой стороны проблема рассматривалась с идеологических позиций. Резко усилились гонения за новые идеи. В 1801 г. были исключены из университета и заключены в монастырь несколько студентов Коимбрского университета. Их обвинили в «ереси, принадлежности к деистам, натуралистам, энциклопедистам, толерантистам, догматикам и отступникам». В глазах людей нового времени старый режим идентифицировался со слабоумием. В 1784 г. стало сенсацией появление анонимной сатирической поэмы «Королевство слабоумия». Королевством была Португалия, а столицей — Коимбра.

К тому времени королева впала в помешательство. Ее сын, инфант Жуан (спустя несколько лет он станет принцем-регентом, а после смерти королевы будет именоваться Жуан VI), взял власть, с трудом лавируя между противоборствующими лагерями, каждый из которых имел влиятельных сторонников при дворе. Противники союза с Францией и новых идей не доверяли ему и группировались вокруг его жены, Карлоты Жуакины, замыслившей государственный переворот и свержение принца. Тогда же она превратилась в очень заметную фигуру в среде антилиберальных сил. Сторонники дружбы с Францией объединились вокруг французского посла. Именно по его настоянию португальское правительство вынуждено было отправить в отставку начальника полиции, Пину Маники, проявлявшего большое рвение в подавлении новых идей и в перехвате литературы, которая поступала из Франции и которую взахлеб читали в городах, особенно в Лиссабоне и Коимбре.

Купцы и многие дворяне, состояние которых зависело от положения дел в торговле, были единственными заинтересованными в сохранении мира. И их мнение одержало верх. В промежуток между 1795 и 1807 гг. португальская дипломатия вела драматическую борьбу за мир, который она стремилась сохранить любой ценой. Его даже удалось купить, пойдя на уплату Франции огромных сумм налога: 16 миллионов крузадо в год, что свидетельствует о больших денежных запасах у Португалии. Но на пути к миру оказалось много препятствий. Французы готовы были принимать нейтралитет Португалии в англо-французском конфликте, до тех пор пока этот нейтралитет был действенным, то есть пока англичане не воспользовались португальскими портами для ведения военных действий против Франции. Однако такое положение не устраивало англичан. Португальские порты были необходимы для их кораблей, а у Португалии не было сил воспрепятствовать этому; к тому же португальцы не стремились враждовать с англичанами, поскольку это означало бы поставить крест на торговле. Поэтому позиция Португалии заключалась в том, что ее нейтралитет ограничивался отсутствием состояния войны, но не препятствовал выполнению обязательств, накладываемых старым союзом с Англией. Правительство Испании, которое в то время возглавлял «князь мира» Годой[144] стремилось убедить Париж в том, что существует лишь один путь решения проблемы — осуществить военную оккупацию Португалии.

В 1801 г. предъявленный Португалии ультиматум поставил ее перед необходимостью окончательного выбора между Англией и Францией. Однако выбор так и не был сделан, Португалия пыталась продолжить переговоры. Тогда в страну вторглась испанская армия. Началась короткая война, которую народ не воспринял всерьез, и она осталась в памяти под насмешливым народным названием «апельсиновая война» (руководивший испанской политикой Годой сорвал вблизи крепостных стен городка Элваш несколько веток с апельсинами и послал их в качестве славного военного трофея королеве Испании, матери Карлоты Жуакины и любовнице самого Годоя; этот забавный эпизод и породил данное выражение). Мир был заключен очень быстро, но он дорого обошелся Португалии: контрибуцией в двадцать пять миллионов франков, передачей Франции участков территории к северу от Бразилии, передачей Испании города Оливенса с прилегающими к нему территориями и обязательством закрыть порты для британских кораблей.

Однако это последнее обязательство не выполнялось, и интенсивная дипломатическая борьба продолжилась.

В 1806 г. Наполеон, который только что одержал победу над крупной военной державой, Пруссией, и безгранично властвовал над всей континентальной Европой, решил покончить с сопротивлением англичан. С этой целью он ввел континентальную блокаду, то есть закрыл европейские порты для британских кораблей. Португалия получила распоряжение примкнуть к блокаде: закрыть порты и объявить Англии войну. Португальское правительство снова дало заверения в своем нейтралитете, но в итоге уступило и объявило войну Англии. Но Наполеон не стал больше терять время. Сохранение независимости Португалии не входило в его планы реформирования Европы. По согласованию с Испанией было решено расчленить страну на три небольших государства. По этому замыслу, Алентежу и Алгарви образовывали независимое княжество, в котором должен был править Мануэль Годой, в награду за подчинение политики Испании интересам Франции. К северу от Доуру должно было появиться королевство Лузитания, трон которого предстояло занять королю Этрурии (одному из внуков короля Испании, который был еще ребенком, но уже получил от Наполеона Великое герцогство Тосканское, которое было названо королевством Этрурия; с аннексией Тосканы Французской империей в 1807 г. в качестве компенсации ему и было предназначено королевство Лузитания). Остальная часть Португалии — Эштремадура и Бейры подлежали оккупации Францией до дальнейшего решения их судьбы. Португальские колонии, включая Бразилию, Франция и Испания планировали поделить между собой. Этот секретный сговор не совсем точно называют Договором Фонтенбло. Но, похоже, у Наполеона никогда не возникало мысли выполнять его.

В конце 1807 г. французская армия под командованием генерала Жюно вступила в Португалию. Официальная имперская газета «Монитор» известила о прекращении правления в стране браганской династии. Газета появилась в Лиссабоне еще до прихода французских войск, и английский посол показал ее принцу-регенту. Так последний узнал о том, что Наполеон сверг его с престола.

 

 

Вторжение французской армии

 

Принц-регент, королева и вся королевская семья поднялись на борт кораблей, сосредоточенных в устье Тежу, и отплыли в Бразилию. В составе многочисленной свиты, сопровождавшей их, было много представителей знати, богатые торговцы, высшие чины администрации, судьи высших судебных инстанций, вся дворцовая прислуга: всего около десяти тысяч человек, в том числе почти весь государственный аппарат.

Переселение в Бразилию было согласовано с Англией еще за год до этих событий. С приближением французских войск английский посол настоял на эвакуации двора, угрожая захватить португальские корабли, стоявшие вблизи Лиссабона, в случае если они не поднимут паруса и не уйдут в Бразилию. План переноса резиденции португальского правительства на другой берег Атлантики существовал уже давно. Возможно, еще приору Крату советовали в 1580 г. прибегнуть к нему как к способу спасения независимости страны. Автором аналогичного плана был падре Антониу Виейра после Реставрации, в период, когда казалось, что враг слишком близко подошел к Лиссабону. Португальский посол в Париже, Луиш да Кунья, предложил свой план окончательного переезда королевского двора Португалии в Бразилию. По этому проекту, Алгарви обменивалось бы на «королевство Чили, протяженностью до Магелланова пролива», а король принял бы титул императора Запада. Накануне Семилетней войны и вторжения Помбал, вероятно, вновь вернулся к мысли о пристанище в Бразилии; должно быть, эта идея была унаследована еще от Луища да Куньи, ставшего к тому времени министром иностранных дел и военным министром.

Перед отъездом принц-регент поручил встретить французскую армию миролюбиво. Фантазией представлялась любая попытка противостоять силам Наполеона, безграничная власть которого триумфально шествовала тогда по всей Европе. Войско прошло через всю страну, не встретив ни малейшего сопротивления, ни организованного, ни стихийного. Жюно вел себя, как генерал союзнической армии. Для некоторых он и в самом деле был освободителем: с ним, наконец, в Португалию пришла сама Революция. Это один из аспектов, который следует выделить: французские вторжения стали первым эпизодом схватки между силами абсолютизма и либерализма в Португалии.

Едва обосновавшись в Лиссабоне, Жюно повел себя как реформатор: он объявил о наступлении новой эры, эры свободы и прогресса, пообещал построить новые дороги и каналы (здесь в наибольшей степени ощущалось отставание Португалии), создать эффективную администрацию, обеспечить оздоровление финансов, помощь для бедных, строительство школ для народа. Быть может, восклицал он, однажды Алгарви и Бейры обретут своих Камоэнсов!

Верхи откликались, низы выжидали. Один писатель, проживавший в то время в Лиссабоне и оказавшийся вовлеченным в уличные волнения, подробно описал происходящее. В замке Св. Георгия, в виду войск, выстроенных на площади Россиу, был поднят французский флаг. Жюно обратился к солдатам, закончив речь тремя здравицами в честь Наполеона, на которые толпа «ответила лишь недовольным ропотом, достаточно хорошо выражавшим ненависть и возмущение, которыми был охвачен каждый. Все говорило о больших волнениях, но все быстро успокоилось, поскольку не оказалось такого решительного человека, который бы подал знак, к взрыву». Жюно, генералы и представители власти отправились оттуда на банкет, и, пока «кубки с добрым вином несли всем собравшимся веселье», волнения все больше распространялись по городу. «Мужчины, женщины и дети — все кричали на улицах и площадях: " Да здравствует Португалия, да здравствуют пять ран[145], смерть Франции! " ». Французы подтянули артиллерию и дали залп. Стрельба слышалась до наступления ночи, однако погибших было мало: полицейскими были португальцы, и они, «щадя кровь своих соотечественников, стреляли только в воздух». На следующий день все было кончено. «Я видел на улицах толпы людей, они смотрели на небо, показывая на светящуюся звезду, видя в этом знамение; по их мнению, это была небесная кара французам. Быть бы этой ночи и этому дню кровавыми, если бы к внезапным и хаотичным народным волнениям примкнули португальские военные формирования или же во главе масс оказался умелый лидер, к которому бы устремились толпы безоружных и неорганизованных людей».

Для Жюно не составило труда добиться от знати подписей под посланием к Наполеону с просьбой назначить короля для Португалии. Просьбу повезла в Байонну[146] необычная делегация в составе представителей трех сословий королевства: духовенства, знати и народа. Духовенство представляли два епископа, знать — восемь дворян-грандов, народ — двое членов сената муниципальной палаты Лиссабона. Жюно посчитал, что для придания документу общенациональной представительности он должен быть скреплен подписью судей. Одним из них стал народный судья.

Тогда произошел эпизод, который можно рассматривать как первую попытку установления конституционного строя в Португалии. Народный судья был отведен в «дом дезембаргадора[147] Франсишку Дуарти Коэлью и помещен в его библиотеку, где собрались почти все участники [тайного] общества. Ему рассказали, что в руках у него находится счастье народа, раз уж наши верховные правители не сумели воспользоваться случаем и провозгласить королем Жуана IV». Для этого следовало сделать немногое: когда Жюно спросит у него, нет ли просьб, он должен был представить документ, который они, заговорщики, в настоящий момент составляют. Тот простодушно так и поступил. Документ был проектом Конституции. Начинался он любопытной преамбулой об отношениях между Португалией и Францией. «Португальцы, помня о своих французских корнях, будучи потомками первых конкистадоров, прибывших из этой прекрасной страны в 1147 г. и чувствуя себя обязанными Франции, своей родине-матери, правом на свою независимость, которую обрели как нация в 1640 году...» Их воодушевляют (говорится в документе) следующие основные принципы, которые содержатся в Конституции Великого герцогства Варшавского[148]: депутатов избирают конселью, что является португальской традицией; католическая религия, свобода всех культов и конкордат с церковью, подобно тому как это существует во Франции: равенство граждан перед законом; деление страны на восемь департаментов; повышение статуса колоний до провинций или департаментов с правом их представительства в парламенте; создание министерства народного образования; свобода печати; осуществление исполнительной власти Государственным советом, сформированным из министров; осуществление судебной власти двумя палатами; независимая законодательная власть; назначение чиновников в зависимости от их заслуг; секуляризация церковной собственности; пропорциональное налогообложение; консолидация государственного долга; административная реформа с целью «сократить огромное число наших чиновников», сохранив им доход. Дезембаргадор Коэлью, который, вероятно, находился во главе этого выступления, в 1821 г. стал министром финансов, а в 1827-м возглавил Португальский банк. Многие пункты из проекта документа 1808 г. были отражены в Конституции 1822 г.

Однако Жюно не отправил проект во Францию, а развитие событий не позволило, чтобы кратковременная французская оккупация превратилась в либеральную революцию. Всего за несколько месяцев Испания превратилась из безоговорочного союзника Франции в непримиримого противника Наполеона. Реагируя на военную оккупацию Франции и «байоннское предательство» (когда испанский монарх и его сын были вынуждены отречься от престола), вся страна восстала с оружием в руках. Восстание было поддержано испанскими полками, которые до этого вошли в Португалию как союзники французов. Перед тем как покинуть Порту, генерал, командовавший испанскими войсками, собрал местную элиту и предложил выбор: независимость или французское господство. Португальцы предпочли независимость. Но на следующий день, оказавшись без поддержки испанцев и не имея сил против французов, они вновь признали Жюно. Однако тем временем восстание вспыхнуло в Брагансе и оттуда распространилось по всему северу. Епископ Порту организовал временное правительство — Временную верховную жунту. Восстание охватило и остальные части территории Португалии (за исключением Лиссабона). В нескольких случаях отряды крестьян разоружили небольшие гарнизоны французов. Форт Назаре был взят рыбаками Педернейры, форт Фигейра-да-Фош — студентами Коимбры. Народное движение было жестоко подавлено. Генерал Луазон (которого из-за отсутствия руки народ прозвал Одноруким[149]) настолько отличился в проведении этих репрессий, что его участие в них осталось в народном языке в виде выражения «идти к однорукому»[150] (что означало умереть).

В это время к берегам Галисии морем направлялась английская армия; она должна была поддержать испанское восстание. Оттуда англичане морем прибыли в Порту, вступили в контакт с Временной жунтой и 1 августа высадились в городе Фигейра-да-Фош. Исход войны скоро был решен. Французская армия попыталась преградить дорогу англичанам, но потерпела поражение у Ролисы (17 августа) и у Вимейру (21 августа). На следующий день, 22 августа, французы запросили перемирия, и в подписанном вскоре соглашении фигурировала статья о том, что «ни одно частное лицо, будь то португалец, представитель нации, союзной Франции, либо француз, — не будет подвергаться преследованиям за свою политическую деятельность». Окончательное соглашение было подписано в Синтре 30 августа при полном отсутствии представителей Португалии: англичане брали на себя обязательство перевезти во Францию армию Жюно с оружием и снаряжением. Выгода для англичан заключалась в том, что Лиссабон был отдан им без боя. В тексте документа вновь подтверждалось отсутствие преследования за профранцузские политические идеи.

Однако вслед за прекращением военных действий незамедлительно последовало сведение политических счетов. Жестокости войны превратили апатию, с которой население встретило французов, в стремление к отмщению. Началась настоящая травля всех, кто сотрудничал с захватчиками, включая тех, кого считали либералом. В Порту действовал революционный трибунал. В Лиссабоне власти поддерживали преследования, гарантируя доносчикам анонимность. Патриотизм смешался с антилиберализмом. Эта связь, возникшая из эпизодического стечения обстоятельств, надолго укоренится в сознании португальцев. На протяжении длительного времени идея патриотизма оказалась смешана с идеей традиционализма, а в прогрессивных тенденциях подозревали антинациональные помыслы.

Обстановка в Испании настолько осложнилась, что Наполеон лично принял командование войной на себя. Жюно полагал, что задача будет простой и триумфальное шествие императора закончится в Лиссабоне. Во дворце Келуш для него даже были приготовлены покои. Однако на пути к овладению полуостровом императорская армия столкнулась с большими трудностями. Задачу повторно захватить Лиссабон Наполеон поставил перед генералом Сультом. После неудачных попыток вступить на территорию Португалии через Минью ему удалось это сделать через горные районы и дойти до Порту. В отличие от первого похода теперь французы натолкнулись на вооруженное сопротивление со стороны населения и португальских войск. Одним из наиболее ярких эпизодов этой борьбы стала гибель командующего северной армией генерала Бернардина Фрейри ди Андради. Когда он попытался сдержать толпу крестьян, которые шли, вооруженные пиками и косами, навстречу дивизиям Сульта, его обвинили в предательстве, отвели под конвоем в Брагу, и там народ его линчевал. Подобные факты имели место и с другими командирами, потому что каждый отход, продиктованный стратегическими замыслами, воспринимался как предательство офицеров, в патриотизме которых народ сомневался.

Сульту удалось войти в Порту, сломив сопротивление португальских войск, народного ополчения и жителей, сооружавших на улицах баррикады. Но вскоре он был изгнан английской армией, в составе которой уже находились хорошо обученные и оснащенные португальские части, которыми командовали британские офицеры.

Третье нашествие произошло в 1810 г. Руководил им маршал Массена. Он вступил на территорию Португалии со стороны Бейры, овладел крепостью Алмейда (ее губернатор, португалец, был расстрелян англичанами за то, что не оказал более длительного сопротивления) и пошел на Лиссабон. Англичане попытались сдержать наступление сражением у Бусаку; но и потерпев поражение, французы продолжали идти на столицу, однако у Торриж-Ведраш натолкнулись на фортификационные сооружения, построенные англичанами севернее Лиссабона. Не имея достаточно сил для их преодоления, в апреле 1811 г. Массена отступил, преследуемый войсками союзников. Война еще продолжалась, вплоть до марта 1814 г., но уже за пределами Португалии.

Война, которая по жестокости превосходила все предыдущие войны, длилась семь лет и имела разрушительные последствия. Поля опустели, все годные к службе мужчины насильно были поставлены в строй английскими властями. Наиболее пострадали прибрежные районы, где находились самые зажиточные города, которые в основном не затронули предыдущие войны, охватывавшие главным образом приграничные районы. Все ценности были конфискованы для выплаты военной контрибуции, назначенной Наполеоном. К конфискации добавились вандализм и грабежи: из церквей, монастырей, дворцов было вывезено все, что представляло ценность. Тогда исчезли многие художественные ценности. Число погибших в боях и во время расправ превысило сто тысяч человек. Количество жертв еще больше увеличится, если добавить умерших от голода.

Уже тогда войны умели уживаться с хорошим бизнесом, и экспорт вина в Англию не прекращался даже в период французского владычества. Перевозки осуществлялись на португальских судах под флагом Книфаузена, «небольшого и почти пустынного порта, обнаруженного в устье Эльбы». Поскольку этот Книфаузен был никому не ведом, его флаг не фигурировал среди запрещенных ни у французов, ни у англичан. Жюно получал по шесть тысяч четыреста реалов за каждую вывезенную таким образом бочку вина. Англичане пропускали суда, поскольку только выигрывали от брешей в блокаде. Таким образом было вывезено тридцать тысяч бочек портвейна. Зато фабрики в стране были разрушены, внутренняя торговля сильно сократилась, зажиточные семьи покинули деревню и обосновались в городе.

 

 

Королевский двор в Бразилии

 

С переездом органов центральной администрации в Бразилию Рио-де-Жанейро фактически стал португальской столицей. Резко изменилась политика двора по отношению к Бразилии. Он отказался от прежней теории «колониального пакта», родившейся еще в эпоху Помбала (и согласно которой метрополия имела право на монопольное экономическое хозяйствование в колонизируемой стране в качестве компенсации за предоставляемую ей защиту).

Первым актом деколонизации экономики стал декрет от 28 января 1808 г., который открыл порты Бразилии для захода иностранных кораблей на равных условиях с португальскими и разрешил импорт товаров из любой страны. Такой шаг был сделан по просьбе купцов из Баии, когда туда прибыл принц-регент по пути из Рио, однако фактически являлся выполнением обязательств перед Англией, выдвинувшей это требование на переговорах в 1807 г. С этого началась отмена, одного за другим, всех прежних ограничений и подчиненности метрополии. Был отменен указ, запрещавший создание предприятий перерабатывающей промышленности; получили поддержку создание фабрик и импорт английских машин; были учреждены Торговый совет, Монетный двор, Банк Бразилии (в то время как в самой Португалии еще не было ни одного банка), страховые компании, судоверфи; отдано распоряжение о строительстве дорог; получено разрешение на прежде запрещенное издание газет; создавались высшие учебные заведения, среди них Военная академия, где прошли подготовку многие руководители будущей независимой Бразилии.

Быстрыми темпами стала развиваться и экономика. В 1815 г. Бразилия была возведена в ранг королевства, и этот почетный титул соответствовал действительности: в экономическом отношении страна действительно перестала быть колонией. Однако вместе с прогрессировавшей экономической независимостью обострялась тенденция к политическому сепаратизму, которую вдохновлял пример независимости Соединенных Штатов. Уже само прибытие тысяч людей, сопровождавших двор, привело к первым столкновениям. Общественные учреждения и частные резиденции придворных вынуждены были располагаться в уже построенных домах, а самим жителям пришлось покидать их. Чиновники-квартирмейстеры помечали подходящие дома буквами «P.R». — «принц-регент»[151]. Эту надпись жители Рио читали по-своему: «убирайся вон»[152]. Соперничество между вновь прибывшими и теми, кто уже давно здесь обосновался, постепенно усиливалось. В 1817 г. в Ресифи произошел бунт против португальцев, в ходе которого отстаивалась идея провозглашения республики, экономический союз с Соединенными Штатами и бойкот португальских продуктов (вино предлагали заменить на кашасу[153], пшеницу на маниоку). Последовали кровавые репрессии.

В то время Бразилия представляла собой главную экономическую опору Португалии. Почти весь португальский экспорт (за исключением портвейна) направлялся в бразильские порты; и почти весь импорт шел в Португалию из Бразилии. Тропическое сырье прибывало в Лиссабон и уже оттуда реэкспортировалось в другие страны. Вся торговля зависела от этой системы отношений; за счет подобной торговли существовал и торговый флот. Таким образом, экономическая независимость Бразилии могла неблагоприятным образом отразиться на португальской экономике. В течение нескольких лет бывшая колония превратилась из источника доходов в источник расходов. Многие дворяне, обосновавшиеся при дворе в Рио, жили за счет собственности, которой владели в Португалии. Для военных экспедиций, предназначенных для завоевания Восточного Берега (нынешний Уругвай) из Португалии были направлены две дивизии, и это вызвало протесты.

Правление метрополией было доверено правительственному совету, следовавшему указаниям из Рио. Однако отсутствие в стране центральных органов власти ослабляло власть правительства метрополии. В условиях такой дезинтеграции государства реальная сила оказалась в руках армии, а руководство армией находилось в руках английских офицеров. Хотя война и закончилась, англичане поддерживали страну в состоянии мобилизации и держали под ружьем около ста тысяч человек. Согласно докладу, направленному в 1820 г. правительственным советом Жуану VI, на содержание армии расходовалось три четверти общественных доходов. Политические структуры монархии, ослабленные отсутствием руководства, оказались таким образом заменены сильной военной организацией, которая функционировала как настоящий орган политической власти в стране.

Отношения между гражданской и военной властями были скверными; внутри самой армии отношения между португальскими и английскими офицерами тоже были плохими, поскольку первые жаловались на то, что в продвижении по службе предпочтение отдается вторым. В 1817 г. английский командующий Бирсфорд[154] был проинформирован о заговоре среди португальских офицеров. Об этом он поставил в известность правительство, которое подавило попытку с необычайной жестокостью: все участники заговора были повешены, среди них генерал Гомиш Фрейри ди Андради, пользовавшийся большим уважением в военных кругах и симпатизировавший передовым идеям. Странные обстоятельства ведения следствия и некоторые другие признаки дают основания предполагать, что в заговоре, вероятно, были замешаны члены правительства.

 

 

Либеральное движение

 

В 1820 г. Португалия переживала кризис, охвативший все стороны национальной жизни: политический кризис, который был вызван отъездом короля и его двора, находившихся в Бразилии; идеологический кризис, вызванный активным распространением в городах политических идей, объявлявших абсолютную монархию отжившим деспотическим режимом; экономический кризис, вызванный хозяйственной самостоятельностью Бразилии; военный кризис, вызванный присутствием английских офицеров на высших военных должностях и недовольством португальских офицеров, считавших себя ущемленными в служебной карьере.

Правительство отдавало себе отчет в необходимости срочного проведения серьезной реформы, без которой существовал риск революции. В докладе от 2 июня 1820 г., направленном регентским советом Жуану VI, говорилось: «Португалия подошла к кризису, когда ей или придется пережить революцию против существующего порядка, имуществ и состояний, анархию и прочее зло, которое несет с собой потеря общественного доверия; или же, не теряя ни минуты времени, озаботиться повышением доходов без новых налогов, которые в нынешних обстоятельствах неприемлемы, а также сократить расходы не только на излишества, но и на необходимое». Экономика переживала общую депрессию. «Соизвольте, Ваше Величество, принять во внимание, что Португалия представляет собой небольшое по размерам и слабо населенное королевство; что сельское хозяйство отсталое из-за очень сильного гнета, давящего на земледельцев; что наиболее пригодная его отрасль находится в упадке из-за открытия бразильских портов для поставок вина со всего света; что наша промышленность в значительной мере парализована из-за свободного притока в Португалию и Бразилию английской рабочей силы, с расценками которой мы не можем соперничать; что торговля крайне сократилась не только из-за упомянутого открытия портов Бразилии, что лишило Португалию права на исключительную торговлю с этим королевством, но также из-за конкуренции со стороны всех морских держав, и это вселяет сильное опасение, что, если дела так будут идти и дальше, скоро с морей исчезнет португальский флаг; что в Бразилию ежегодно направляется значительная часть доходов этого королевства, при том что значительны размеры доходов от родового имущества короны и орденов для сбора больших средств, которых недостает здесь, на внутреннем рынке, что ведет к неуклонному нашему обнищанию».

К этим внутренним причинам тревоги прибавилась политическая ситуация в Испании. В период борьбы против Наполеона испанские патриоты приняли Конституцию (Кадисская конституция 1812 г.), которая уже действовала, когда, после падения Наполеона, король Фердинанд VII смог вернуться в Испанию. Действие Конституции тогда было приостановлено, и Фердинанд VII начал править как абсолютный монарх; однако в 1820 г. военное выступление в Кадисе, быстро подхваченное во многих провинциях, заставило короля вернуться к конституционному строю (в марте 1820 г.).

В этой ситуации и произошла португальская революция 1820 г. Инициатива исходила от небольшой группы португальских буржуа, людей политически образованных, которые еще в 1818 г. основали политический кружок «Синедрион», задачей которого было поддерживать связь и обсуждать развитие ситуации в Португалии и Испании. Самой колоритной фигурой этой группы был Фернандиш Томаш, представитель мелкой буржуазии, возникшей на почве морской торговли. Он проявил себя на государственной службе, опубликовав в этот период также несколько юридических работ.

Один из второстепенных членов «Синедриона» — Шавьер ди Араужу в следующих выражениях описал первое заседание, на котором он присутствовал: «На меня произвело глубокое впечатление выступление Фернандиша Томаша. Председательствовал он; своим выразительным голосом он обрисовал положение страны, оставшейся без управления короля, с иностранным генералом во главе армии, с управляющими провинциями тоже иностранцами, о зависимости от Бразилии, наконец, о революции в Испании, которая счастливо завершилась присягой Фердинанда VII Кадисской конституции. " А нам так и дальше жить? И впредь оставаться в таком унижении? " — несколько раз спросил он с силой». В выступлении в сжатой форме названы непосредственные причины революции: отсутствие в стране короля, экономическая ситуация, вмешательство англичан, пример Испании.

Членам «Синедриона» не составило труда найти подход ко многим военнослужащим из северных гарнизонов страны. Двадцать четвертого августа 1820 г. один артиллерийский полк покинул расположение части, личный состав в строю выслушал походную мессу и салютом из двадцати одного залпа известил о свершившейся революции. Один из полковников зачитал воззвание, в котором говорилось: «Давайте вместе с нашими братьями по оружию создадим временное правительство, которое призовет кортесы выработать конституцию, отсутствие коей является причиной всех наших бед».

Началась подготовка к походу на Лиссабон, где тем временем регентский совет собирал силы, чтобы противостоять революции, идущей из Порту. Однако 15 сентября войска в Лиссабоне тоже восстали, примкнув к выступлению.

Революция не встретила никакого сопротивления и пробудила большой энтузиазм. Люди верили, что они вступили в новую историческую эпоху, и в будущей конституции видели чудесное решение всех проблем страны. В одной из многочисленных брошюр, которые в стихах и прозе приветствовали революцию, говорилось, что наступили «дни, насыщенные столь славными успехами для португальской нации, что рассказам о них с трудом поверят в будущие эпохи, поскольку нам самим, их свидетелям, они кажутся скорее сном, чем явью. Эти дни открывают перед нами путь в светлое будущее и обещают нам мудрые законы».

Известие о революции с энтузиазмом было воспринято и в Бразилии, но по другим причинам. Коренные жители настороженно относились к придворным, видя в них чужаков. Многие купцы были португальцами и видели в революции хорошую возможность восстановить прежние привилегии для португальской торговли, без которых им трудно было конкурировать с иностранными компаниями, которые с 1808 г. в большом количестве обосновались в Бразилии. Таким образом, бразильцев и португальцев объединила поддержка либеральной революции. Либеральные восстания прошли в Пара, Баии и в Рио-де-Жанейро. В последнем случае восстание начал португальский военный гарнизон. Наследный принц Педру стал посредником между королем и восставшими войсками, и кончилось тем, что король поклялся признать конституцию, которую утвердят лиссабонские кортесы, какой бы она ни была (24 февраля 1821 г.). С тех пор Педру стал играть видную роль в бразильских политических движениях; все они уже были нацелены на политическую независимость. Король начал готовиться к возвращению в Португалию, повинуясь требованию кортесов в Лиссабоне и настоятельным рекомендациям англичан, усматривавших в вакууме, образовавшимся после отъезда двора, благоприятный фактор для распространения собственных интересов.

Большинство участников «Синедриона» имели отношение к торговле. Это позволило многим писателям характеризовать революцию 1820 г. как буржуазную. Данное утверждение справедливо лишь в определенной степени. Известно, что крупные либеральные движения в Европе возникли благодаря все более усиливавшейся буржуазии: обладая экономической властью, буржуа бросились завоевывать власть политическую.

⇐ Предыдущая23242526272829303132Следующая ⇒

Поделиться: