Гимн 31. О бывшем святому отцу видении Божественного света, и как Божественный свет не объемлется тьмою в тех, кто, изумляясь величию откровений, помнит и человеческую немощь и осуждает себя самого.
Как опишу я, Владыко, видение лица Твоего?
Как расскажу о несказанном созерцании красоты Твоей?
Как звуки речи вместят Того, Кого мир не вмещает?
Как мог бы кто-либо изречь человеколюбие Твое?
Сидя при свете светильника, освещающего мрак ночи и тьму,
я думал, что нахожусь во свете, внимаю чтению, обдумывая мысли и сочетания их.
Итак, когда я занимался этим, Ты внезапно явился вверху гораздо больше, чем солнце, и воссиял с Небес до сердца моего.
Все же прочее стало казаться мне как бы густою тьмой.
Светлый же столп посередине, рассекши весь воздух, прошел с Небес даже до меня, жалкого.
Тотчас же забыл я о свете светильника, забыл, что нахожусь внутри жилища,
а сидел я в мысленном воздухе тьмы, даже и о самом теле я совершенно забыл.
Я говорил Тебе и ныне говорю из глубины своего сердца:
помилуй меня, Владыко, помилуй меня, единый Спаситель, никогда ничем не послужившего Тебе, но прогневляющего Тебя от юности.
Я испытал всякий плотский и душевный порок и соделал грехи непристойные и безмерные, хуже всех людей, хуже всех бессловесных,
гадов и всех зверей превзойдя.
Итак, необходимо, чтобы Ты показал Твою милость на мне, более всех согрешившем безумно.
Ибо не требуют, как Сам Ты, Христе, сказал, здравые врача, но больные (Мф. 9, 12).
Поэтому, как на болезненного и нерадивого, излей, на меня, Слове, Твою столь великую милость.
Но, о игра света! О движения огня! О круги пламени, во мне, несчастном,
производимые Тобою и Твоею славою.
Под славою же я подразумеваю и так называю Духа Твоего Святого, соестественного и равночестного Тебе, Слове, Однородного, единославного и одного единосущного Отцу Твоему и Тебе, Христе, Боже всех.
Поклоняясь Тебе, благодарю, что Ты сподобил меня хоть немного познать силу Божества Твоего.
Благодарю, что Ты Сам сидящему во тьме открылся мне, воссиял и удостоил меня видеть этот свет лица Твоего, для всех нестерпимый.
Я пребывал, как знаю, сидящим во тьме, но и среди нее ко мне, покрытому тьмою, явился Ты, Свет, всего меня просветил всем светом Своим,
и я сделался светом во время ночи, являясь им среди тьмы.
Ни тьма не объяла всего света Твоего, ни свет не прогнал видимой тьмы,
но они были вместе неслиянными и совершенно раздельными,
далеко друг от друга, как и следует, отнюдь не растворившимися.
Однако в одном и том же месте они наполняют, как я думаю,
все пространство.
Таким образом, я нахожусь во свете, будучи среди тьмы, и, наоборот, я пребываю во тьме среди света; вот - и среди света, вот - и среди тьмы.
И кто, спрашиваю я, даст мне во тьме и среди тьмы найти свет,
восприятия которого она не вмещает? Ибо как тьма вместит
внутри свет, не убежав, но оставшись среди Света тьмою? О страшное чудо, видимое двояко, двойными очами - телесными и душевными.
Послушай теперь, говорю тебе, о страшных делах, двоякого Бога
Бывших и для меня, двоякого, как человека.
Он, Сын Божий, воспринял плоть мою и дал мне Духа, и я сделался богом по благодати Божественной, Сыном по усыновлению, однако сыном Божиим.
О высокое достоинство! О Слава!
Как человек, я печалюсь и считаю себя самого несчастным и, помышляя о своей немощи, вздыхаю, будучи совершенно недостоин жизни, как я хорошо знаю.
Уповая же на благодать Его и размышляя о той красоте, какую Он даровал мне, я радуюсь, видя ее.
Итак, с одной стороны, как человек, я не умею созерцать ничего Божественного, будучи совершенно отделен от невидимого,
с другой стороны, вижу, что через сыноположение я сделался богом,
и бываю причастником того, что неприкосновенно.
Как человек, я не имею ничего возвышенного и Божественного,
А как помилованный ныне Благостью Божиею, имею в себе Христа - Благодетеля всех.
Поэтому я снова припадаю к Тебе, Владыко, моля о том, чтобы мне не лишиться надежды моей на Тебя, и пребывания с Тобою, и чести, славы и Царствия.
Но как ныне Ты сподобил меня, Спаситель, видеть Тебя, так и по смерти дай мне видеть Тебя, Благоутробный, милостивым Твоим оком, как и ныне взираешь на меня, исполняя меня Твоей радости и Божественной сладости.
О Творец и Создатель мой, покрой меня рукою Твоею, и не оставь меня, и не помни зла, не поставь в осуждение, Владыко, великой неблагодарности моей,
но сподоби меня даже до кончины во свете Твоем неленостно ходить путем заповедей Твоих и в него - во свет рук Твоих, Всемилостивый, предать дух свой, избавляя меня, Слове, от врагов, тьмы, огня и вечных мучений.
О великий в щедротах и неизреченный в милости, сподоби в руки Твои предать душу мою, как и ныне я нахожусь в руке Твоей, Спасе.
Итак, да не возбранит грех пути моему, да не отторгнет он, да не отлучит меня от руки Твоей.
Но да посрамится страшный князь - душетлитель, видя меня находящимся в Твоей длани, Владыко, как и ныне он не смеет приблизиться ко мне,
видя меня покрываемым Твоею благодатью.
Не осуди меня, Христе, во ад и не отрини, не сведи душу мою во глубину смерти, так как я дерзаю именовать Твое имя, я, нечистый, мерзкий и совершенно оскверненный.
Да не разверзнется земля и да не поглотит. Слове, меня, преступника,
совершенно недостойного ни жить, ни пользоваться речью,
да не снидет огонь на меня и да не пожрет меня внезапно,
так что я не буду иметь возможности сказать даже: Господи, помилуй!
О великий в милосердии и по естеству Человеколюбец!
Не вниди в суд со мною.
Ибо что вообще я скажу на суде, будучи весь грехом?
Да и мог ли бы я хотя нечто сказать в свое оправдание, осужденный уже,
от чрева матери своей безмерно пред Тобою согрешивший и доныне пребывающий бесчувственным к Твоему долготерпению, бесчисленно низводимый во глубину ада и извлеченный оттуда Твоею Божественною Благостью, Члены и плоть души и тела своего осквернивший, как никто другой из живущих на свете, неистовый и бесстыдный любитель удовольствий, злой и лукавый от душевной порочности, и ни одной Твоей, Христе, заповеди не сохранивший?
Что скажу я в свою защиту, что отвечу Тебе, с какою душою вынесу Твои обличения, о Боже мой, когда Ты обнажишь мои беззакония и злодеяния?
О бессмертный Царь! Не покажи их всем, так как я трепещу, помышляя о делах моей юности.
Говорить о них было бы ужасно и постыдно, так как если бы Ты пожелал открыть их пред всеми, то стыд мой будет хуже всякого мучения.
Ибо кто, увидя мое сладострастие и распутство, кто, увидя нечистые объятия и постыдные мои деяния, которыми я и ныне оскверняю себя, принимая их в уме, не ужаснется, весь не содрогнется и не воззовет, тотчас отвратив очи
И говоря: смерть этому оскверненному!
Повели, Владыко, связать этого несчастного по рукам и ногам и вскоре же ввергнуть во мрачный огонь, чтобы не смотреть на него нам, верным рабам Твоим.
Ибо поистине достойно, Владыко, поистине праведно, так все они скажут, и Ты Сам сотворишь это, и я, распутный и блудный, буду ввержен в огонь.
Но Ты, пришедший спасти блудников и блудниц, не посрами меня, Христе, в День Судный, когда Ты поставишь овец Твоих одесную Себя, а меня и козлищ ошуюю Себя.
Но свет Твой пречистый, свет лица Твоего да покроет дела мои и наготу души моей и да облечет меня в светлую одежду, чтобы я со дерзновением
непостыдно сопричтен был к десным овцам и с ними славил Тебя во веки веков. Аминь.
