Сказка о лисе и Беш-Салкым-Бее.
Жил некогда в одной стране молодой и очень бедный чабан. Ничего у него не было кроме сакли, да и та — ветхая и уже совсем развалилась. Решил чабан хоть немного украсить свою саклю и посадил у двери куст вьющегося винограда. Корда прошло три года, выросла на кусте большая гроздь и стала наливаться сладким соком. Обрадовался чабан тому, что будет он есть свой собственный виноград, изо дня в день любовался крупной гроздью и ожидал с нетерпением, когда она поспеет. Каково же было его горе, когда в одно утро вышел он к своему винограду и увидел, что от долгожданных ягод не осталось и следа. Кто-то уже успел насладиться ими.
На следующий год выросло на кусте уже три грозди, и опять кто-то похитил их, как только начали они созревать. Так каждый год прибавлялось на виноградной лозе по одной грозди и каждый год кто-то чужой лакомился ими.
На пятый год, когда народилось на кусте пять гроздей, и стали они наливаться сладостью, решил чабан подстеречь вора и отвадить его так, чтобы уже не захотелось ему вкусных ягод. Каждую ночь ложился он в траве за саклей и зорко караулил свое сокровище.
Однажды лежал он так спрятавшись и увидел, что к кусту тихонько подкрадывается лиса. Как только хитрый зверь встал на задние лапы и потянулся к винограду, чабан выскочил из засады, схватил лису за хвост и стал колотить ее чем попало.
Каково же было его удивление, когда лис заговорил человеческим голосом и стал умолять о пощаде.
— Не убивай меня, добрый чабан-ахай! Пощади меня, прошу тебя! Я тебе отплачу за это таким добром, какое тебе и не снилось никогда. Проси у меня, чего хочешь.
Чабан перестал бить лису и сказал:
— Ладно, Тильки-ахай, я дарую тебе жизнь, но только с одним условием: сосватай мне дочь нашего падишаха. Не выполнишь этого — тогда не попадайся мне в руки: из твоей шкуры сделаю я себе куртку, а череп твой выставлю здесь у винограда, чтобы стало неповадно впредь таким ворам, как ты!
— Немного же ты просишь у меня, — сказал лис. — Сделаю я то, что ты хочешь, но обещай и ты, что за это позволишь мне лакомиться каждый год твоим виноградом.
Чабан согласился и отпустил лиса. А обрадованный Тильки тотчас же поскакал прямо к великому падишаху и приказал доложить о своем приходе. Телохранители падишаха, немало удивившись невиданному посетителю, спросили его, чего он хочет.
Лис поднялся на задние лапы и заявил повелительным голосом:
— Я пришел от могущественного Беш-Салкым-бея сватать падишахову дочку!
Когда падишаху доложили о прибытии высокого гостя, он немедленно приказал впустить его. Тильки-ахай поклонился властителю и обратился к нему с такой речью:
— Всемилостивейший шах, царь царей! Меня прислал к тебе могущественнейший Беш-Салкым-бей просить, чтобы ты отдал ему в жены свою красавицу дочь. Нет границ землям бея и несметны его богатства. Одних только верблюдов имеет он сорок тысяч, одних только ослов имеет он пятьдесят тысяч, одних только коней имеет он шестьдесят тысяч, одних только коз имеет он семьдесят тысяч. Каждый год давит он сто тысяч ведер вина. А золота его и драгоценных камней и сосчитать невозможно. Нет, царь царей, не перечислить мне всех сокровищ, которыми владеет Беш-Салкым-бей!
Выслушал внимательно падишах Тильки-ахая и молвил ему так:
— Хорошо, дорогой сват, я согласен отдать свою дочь за этого вельможу, но я хочу, чтобы был он достоин имени храброго джигита. Скажи бею, что как только он доставит мне все семь голов прожорливого Аждаги, который так измучил мою страну, в тот же день дочь моя станет его женой.
— Воля падишаха священна, — сказал лис. — Дай нам сроку три дня, и ты увидишь все семь голов Аждаги у своих царственных ног!
Сказав так, Тильки-ахай почтительно попрощался с падишахом и направился домой.
На пути домой пришлось мудрому лису бежать по лесу, и напали на него охотники с собаками. Спасаясь от погони, попал Тильки в страшную чащу и увидел там в камнях пещеру. Чтобы найти себе убежище, Тильки тотчас же нырнул туда и пробрался в какое-то огромное подземелье. Но не успел он пошевельнуть хвостом, как душа у него ушла в самые пятки — в пещере лежало огромное чудовище ужасного вида с семью головами, в пастях которых могло поместиться по сорок барашков. Это был Аждага — страшный властелин подземного мира, гроза земных царей. Еще больше перепугался Тильки, когда увидел, что Аждага смотрит на него с жадностью всеми своими свирепыми глазами, сверкающими огнем на семи его головах.
— Вот и на сегодня судьба послала мне чем утолить голод, — прорычало и просвистало из семи пастей чудовища.
С этими словами Аждага обвил бедного лиса своим хвостом и притянул к себе. Тильки-ахай призвал на помощь всю свою хитрость и, еле переводя дух, обратился к чудовищу:
— О, грозный падишах подземелий, непобедимый властитель недр! Знаешь ли ты, в какой опасности находится сейчас твоя жизнь?! Ослабь на минуту свои объятия, и я расскажу тебе все. Я прибежал сюда, чтобы спасти тебя!
Аждага разжал свои кольца, и Тильки продолжал:
— Твой дворец окружен сейчас несметным войском хана, который хочет водрузить твои благочестивые головы на шесты перед своей резиденцией, а из шкуры твоей собирается сделать себе палатку. Спасайся, Аждага, чтобы не погибнуть бесславной смертью!
Услышав такие слова, чудовище так испугалось, что задрожало всем своим скользким телом и принялось умолять лиса спрятать его от опасности. Тильки быстро оглядел пещеру, увидел огромную печь, в которой Аждага поджаривал свои жертвы, и шепнул чудовищу:
— Скорей, скорей полезай в печку, никто не сумеет найти тебя там!
Чудовище поспешило последовать совету лиса. А хитрый лис, как только увидел, что Аждага свернулся кольцами в печи, быстро собрала с пола пещеры солому и хворост и поджег их у самой печки. Дым повалил внутрь густыми клубами, и Аждага задохнулся, не успев выползти наружу.
Убедившись наверняка, что чудовище издохло, Тильки-ахай тотчас же пустился в путь, чтобы рассказать обо всем чабану. По дороге останавливал он караваны и приказывал купцам распространять молву о неисчислимых богатствах Беш-Салкым-бея. Напутствовав так многое множество купцов и прохожих, Тильки предстал, наконец, перед чабаном и оповестил его:
— Милостивый мой благодетель! Поручение свое я выполнил. Падишах отдаёт свою дочь тебе в жены, но прежде ты должен принести в подарок семь голов и шкуру подземного Аждаги!
— Но ведь я не в состоянии выполнить этот невероятный подвиг! — воскликнул чабан.
— Не смущайся, — возразил лис, — я и для этого принял все меры. Я помогу тебе победить Аждагу, но только в том случае, если ты дашь клятву, что после моей смерти ты не выбросишь мое тело на съедение шакалам.
— Клянусь тебе, Тильки, бородой Мухаммеда, что когда наступит твой смертный час, я положу твое тело в золотую колыбель и подвешу ее в своем серале в знак нашей дружбы и великих твоих заслуг!
— Ну хорошо, — сказал лис, — на тебе эти червонцы и найми скорей сорок верблюдов, потом захвати с собой топор и пойдем в подземное царство!
Чабан тотчас же снарядил караван, взял все необходимое и последовал за Тильки в пещеру чудовища. В обширных подземельях Аждаги нашли они несметные сокровища. Сорок верблюдов пришлось нагрузить драгоценностями, а взяли чабан и лис только маленькую горсточку из этих богатств.
— А не погубит ли нас проклятый Аждага? — спросил чабан у Тильки.
В ответ на это лис подвел спутника к отверстию печи, и тот увидел огромную тушу отвратительного чудовища со страшными полуобгоревшими головами.
— Полезай, Беш-Салкым, в печку, не бойся, проклятая его душа уже покинула это мерзостное тело. Руби ему головы и снимай шкуру, да торопись, потому что твой тесть уже ждет тебя. Скажешь падишаху, что ты и есть Беш-Салкым-бей и что это ты избавил его от окаянного чудовища.
Чабан сделал все так, как научил его хитроумный Тильки. Подвиг Беш-Салкым-бея так понравился падишаху, что он принял его с великими почестями и наградами. Семь голов Аждаги тотчас же были водружены на шесты, а из шкуры чудовища сделана палатка. Потом падишах созвал весь свой народ и, указав на смелого джигита, объявил его своим зятем и наследником. Сорок дней и сорок ночей длился пир, и неисчислимы были милости падишаха. А бедный, никому не известный чабан стал приближенным могущественного повелителя, начальником над всеми визирями, знаменитым беем Беш-Салкымом.
Прошел год. Ставши знатным вельможей, забыл Беш-Салкым обо всем том добре, которое сделал ему Тильки-ахай, мудрый лис. И Тильки решил испытать — выполнит ли клятву зять падишаха. Вот пробрался он однажды в столицу, лег у самого дворца Беш-Салкым-бея и притворился мертвым. Увидев издохшую лису перед окнами дворца, слуги сразу донесли о том своему повелителю.
— Возьмите эту гадость и выбросьте ее на свалку! — сказал Беш-Салкым-бей.
Прислуга так и сделала. Но хитрый лис на следующее утро снова лег у ворот бая.
— Немедленно уберите прочь! — закричал в гневе Беш-Салкым. — Выбросьте эту падаль шакалам, чтобы не пачкала землю перед моими воротами.
Снова лис был выброшен в яму и снова на утро появился перед дворцом, притворившись мертвым.
На этот раз Беш-Салкым-бей разгневанный выбежал из дворца и сильным толчком ноги отбросил Тильки в сторону.
— Сейчас же закопайте эту дрянь в яму! — закричал он на перепуганных слуг. — Чтобы не слышал я больше ее мерзкой вони. Иначе я вас самих велю зарыть в землю живьем.
Но каково же было удивление Беш-Салкыма, когда после этих слов лис ожил и, поднявшись на задние лапы, заговорил:
— Разве ты не узнал, чабан-ахай, меня, твоего благодетеля? Разве забыл ты клятву, которую дал тому, кто возвел тебя на такую недосягаемую высоту? Помнишь ли, как обещал ты мне, Беш-Салкым-бей, положить меня после смерти в золотую колыбель и подвесить ее в своем дворце в знак вечной благодарности? Такова-то цена твоей благодарности, жирный вельможа! Так возвратись же, неблагодарный, к своему прежнему состоянию!
И не успел Беш-Салкым-бей опомниться, как Тильки исчез, а роскошный дворец на глазах изумленного чабана превратился в ветхую саклю с полузасохшей лозой над дверью.
Конец.
Сказка о Кичкенэ
Жил на свете бедный лудильщик. Был он женат уже пять лет, но не посылала судьба ему сына. Сколько ни обращался он к знахарям и прорицателям, ничего не помогало, — как видно, не суждено было ему стать отцом.
И горевал поэтому лудильщик и считал себя неудачником.
Вот однажды, когда возвращался он из своей мастерской домой, встретилась ему у самого порога его хижины цыганка, просящая милостыню. Возле цыганки сидело пять голых и оборванных ребятишек, мал-мала меньше.
«Вот каковы дела Аллаха, — подумал лудильщик. Кто ищет, тому не дает, а кто избегает, тому нашлет
целый ворох».
— Как же ты кормишь такую ораву? — спросил он у нищенки.
— Ох, добрый человек, не я кормлю, Аллах кормит, а как кормит — сам видишь. Все голы, босы и голодны, как собачата. Даже пристанища на ночь не имеем.
Лудильщик хоть и был беден состоянием, но зато богат сердцем Разжалобился он несчастьем цыганки и решил поделиться с ней, чем можно Забрал он нищенку вместе с ее выводком и повел к себе в саклю.
— О, алмаз души моей, — обратился он к жене, — мы плакались, что у нас нет ни одного, а теперь их у нас целых пятеро.
Хоть и испугалась жена этой оравы, но была она с добрым сердцем и оставила семью цыганки в своем доме. Каждый вечер добрый ремесленник, возвращаясь с работы, делился с детьми цыганки тем, что он зарабатывал за день, а жена его присматривала за ребятишками, пока мать их ходила просить милостыню. Совсем другая жизнь пошла у цыганки. И решила она отблагодарить этих добрых людей, чем можно.
И вот однажды когда лудильщика не было дома, обратилась она к его жене и сказала.
— О, благочестивая дочь Евы! Мои родные мать и отец, не сделали бы для меня того, что сделала ты с мужем Аллах свидетель, что я готова отплатить вам за добро всем, чем я только в силах. Скажи мне, сестра моя, какие невзгоды омрачают дорогу вашей жизни? Могу ли я как-нибудь облегчить вашу участь?
— О, счастливая мать стольких детей — ответила жена лудильщика:
— Пять лет уже, как мы с мужем женаты, но Аллах не удосужился наградить нас тем, чем так щедро оделил тебя. Мой муж готов отдать все, что возможно, за одного только ребенка!
— Не горюй, сестра,—ответила цыганка,—в этой беде я смогу вам помочь. Выпроси у соседки куриное яйцо и дай мне сделать над ним заклинания. А когда муж твой вернется домой, брось это яйцо правее его в стенку. И ты увидишь, что желание его будет исполнено.
Хозяйка так и сделала. Едва только муж переступил порог, она бросила в стенку заколдованное яйцо, и, — о чудо! — из яйца, как из решета, высыпались один за другим сорок маленьких, как зерна, человечков. С криками «папа, папа!» они окружили оторопевшего лудильщика, стали хватать его за руки и ноги, взбираться на плечи и голову.
— Что случилось?! — закричал в испуге лудильщик. — Откуда такое войско?
Хозяйка объяснила мужу, в чем дело, и тогда тот, схватившись за голову, закричал:
— Да какая же это радость? Это горе, а не радость! Я хотел одного, а тут их целых сорок!
И, обратившись к цыганке, лудильщик стал ее умолять:
— Избавь меня, дочь пустыни, от этих назойливых мух, ради Аллаха, избавь!
Нечего было делать, начала цыганка собирать мальцов в свою торбу.
Собрала она тридцать девять, а сороковой тем временем залез в сапог своего отца и спрятался там.
Собрался на другое утро лудильщик в город, стал натягивать сапоги, смотрит, вылезает из сапога маленький человечек.
— Как ты попал сюда? — удивился лудильщик.
— Отец мой, — ответил Кичкенэ, — я самый находчивый и ловкий из всех моих братьев! И, как видишь, один из всех сумел спастись.
Посмотрел-посмотрел на него лудильщик и решил, что, значит, так и нужно, чтобы этот паренек стал его сыном.
— Ну, раз так, — сказал он сыну, — то будешь помогать мне в моей работе. Пока я буду в городе, мать напечет мне чебуреков, а ты принесешь их ко мне в мастерскую.
Дав такое поручение, лудильщик натянул сапоги и отправился на работу. А Кичкенэ тем временем поручил своей новой матери приготовить чебуреков и испечь одну круглую хатламу. Когда все было готово, он сказал:
— Теперь положи чебуреки в саган, поверх положи меня, а сверху накрой меня хатламой. Саган же как следует завяжи платком и пусти в город. Дорогу я найду сам.
— В уме ли ты, сыночек? — удивилась мать. — Да разве может саган идти сам?!
Но Кичкенэ настоял на своём, и матери пришлось подчиниться. Не было конца ее удивлению, когда она увидела, как саган с чебуреками и с Кичкенэ-огланом двинулся себе потихоньку по дороге.
Долго ли, коротко ли шел саган, только попалась ему по дороге яма; скатился он в яму, а обратно, сколько ни толкал его Кичкенэ, вылезти не может.
А тем временем мимо той ямы проходили два охотника. Увидев завернутую в платок миску, они спустились к ней и начали разглядывать.
— Слава Аллаху, — сказал один из них, — сама судьба послала нам ужин после охоты. Ты чуешь, какой соблазнительный запах исходит из этого узелка?
Но не успел он дотронуться до миски, как оттуда раздался тоненький, но сердитый голос:
— Эй, не тронь сагана!
Охотник, испугавшись, отскочил от узла.
— Какой же ты трус, — сказал другой. — Мне самому почудился чей-то голос, да стоит ли на это обращать внимание? Пока хозяин придет, мы уже успеем полакомиться этими чебуреками. Открывай!
Но как только успел его товарищ прикоснуться к узлу, как оттуда снова послышался гневный крик:
— Я вот тебе открою!
И снова охотник выпустил из рук находку.
— Ну тогда я сам открою, простофиля ты этакий! — сказал товарищ.
И, схватив узел, он стал его развязывать.
— Ах ты, делибаш, шайтаново отродье! Ты вот попляшешь у меня! — закричал изо всей силы Кичкенэ-оглан.
Тут уж охотники не смогли выдержать. Бросив саган, они выскочили из ямы и во все лопатки кинулись бежать. А Кичкенэ, посмеявшись над трусостью этих верзил, тронулся в дальнейший путь. Скоро он добрался до мастерской отца, вошел туда и влез вместе с саганом, в котором сидел, на стол.
Окончив работу, лудильщик подошел к столу и, открыв саган, приготовился к трапезе. Когда же он поднял хатламу, из-под нее, как ни в чем не бывало, вылез улыбающийся Кичкенэ.
— Сын мой, — удивился лудильщик,— да как же ты смог принести этот саган, если ты сам сидел внутри его?
— Я же говорил тебе, что в некоторых делах я кое-что смыслю, — ответил Кичкенэ-оглан.
— А ведь правда, ты ловкач, сынок. Ты бы попробовал мне помочь и в моем ремесле. Постарайся вылудить, пока я буду есть, вот этот кувшин. А то их так много, что мне одному с ними и не справиться!
— Нет ничего легче, — ответил Кичкенэ и принялся за работу.
Когда отец кончил есть, он взглянул на сына и ахнул от удивления. Кичкенэ сделал столько работы, сколько бы он сам не сделал и за три дня.
— Вот это да! — всплеснул руками лудильщик и посмотрел снова на пятивершковый рост Кичкенэ-оглана. — Славно сделано. А, может быть, ты, сынок, и землю умеешь пахать?
— И землю пахать умею, — ответил Кичкенэ.
— Тогда помоги моему брату. Он ведь тебе приходится дядей. Окаянный Сары-беи измучил его, заставляя работать на своей земле, отнял у него быков, и теперь он лежит больной и ничего не может сделать на своем чаире.
Кичкенэ с удовольствием согласился помочь бедняку. Он тотчас отправился к дяде, взял у него единственного ишака, которого еще не успел забрать жадный Сары-беи, нагрузил на этого ишака плуг и борону и двинулся в поле. Там он запряг ишака в плуг, а сам влез к нему в ухо и принялся щекотать его. Ишак начал работать с таким усердием, что за три дня вспахал земли столько, сколько ее не вспахали бы два быка за три дня.
— Тебя нам послала, как видно, сама судьба, — сказал после этого лудильщик. — Хоть ты и мал, но умения твоего хватит на десятерых. Однако придется тебе, сынок, еще раз выручить нас всех. Знай, что в реке у самого водопоя живет страшный Аждага, сорокаголовое чудовище, которое только в том случае позволяет всей деревне брать воду, если мы даем ему в пищу одного быка. В этом году очередь дошла до твоего дяди, и сегодня вечером срок уплаты. Если мы к вечеру не дадим Аждаге быка, то вся деревня останется без воды. А окаянный Сары-беи, да натешится шайтан над его жирным телом, отнял, как ты знаешь, у дяди его быков. Так вот мы и не знаем, что нам теперь делать!
— Не бойся, отец, — ответил Кичкенэ. — Я выручу деревню из этой беды. Только пусть дядя даст мне и на этот раз своего ишака.
Когда Кичкенэ получил осла, он подождал наступления вечера и, оседлав животное, погнал его к водопою.
— Селям алейкум, Аждага-ага, — закричал он изо всей силы, как только подошел к берегу. — Иди, пожалуйста, получать арендную плату.
Аждага приподнял одну из своих сорока голов над водой, увидел мальца с ишаком и захохотал во всю глотку:
— Ха, ха, ха, ха! Ай да великан! Ха, ха, ха, ха! Однако же ты не трус, если вместо жирного быка привел ко мне эту паршивую костомаху! Аждага снова посмотрел на малютку и снова покатился от смеха. Видя, что Аждага не такой уж страшный, Кичкенэ влез ему в ухо и принялся щекотать там. А чудовище заливалось смехом изо всех своих сорока глоток. Ему так понравился этот паренек, что он уже считал его своим другом.
— Ну ладно, сорокаголовая дубина, — сказал наконец Кичкенэ, — вола своего ты получишь. Но лучше тебе полакомиться Сарыбеевой скотиной. А у него среди собственных быков есть два особенно жирных — один желтый, другой черный. Какого тебе привести?
— Приведи желтого, — ответил Аждага, — я давно точу на него зубы. Но смотри, смех смехом, а чтобы к вечеру бычок был здесь. А не то я проглочу и твоего никудышного ишака и тебя самого!
Кичкенэ напоил осла и вернулся домой. Вся деревня высыпала встречать ловкого паренька, когда увидела его целым и невредимым.
Когда стемнело, Кичкенэ направился к Сары-бею. Этот Сары-беи был самый богатый из богачей, и от жадности его не было житья всей деревне. Подойдя к его дому, Кичкенэ пролез под воротами во двор и через замочную скважину проник в хлев. Там он забрался в ухо желтого быка и закричал громким голосом:
— Сары-беи, Сары-беи! Черного или желтого?
— Кто там кричит? — спросил Сары-беи.
— Сары-беи, Сары-беи! Черного или желтого?
— Ну-ка, ступайте, посмотрите на крикуна, — приказал богач своим сыновьям.
Те тотчас же отправились в хлев, но никого там не обнаружили.
А Кичкенэ-оглан опять закричал из воловьего уха:
— Сары-беи, Сары-беи! Черного или желтого?
— Вы слепы и глухи, как колоды, — рассвирепел на сыновей богач. — Сейчас же приведите того, кто там орёт.
Снова пошли сыновья Сары-бея в хлев и снова завернулись ни с чем. А из хлева продолжали нестись крики маленького пеклевана.
— Придется, видно, самому идти, — закричал богач и кинулся в хлев.
— Сары-беи, Сары-беи! Черного или желтого быка взять?
— Бери желтого и убирайся к шайтану! — закричал в ярости и страхе бей, подумав, что над ним подшучивает джинн. — Ля иллях иль Алла, спаси, пророк, от наваждения! Получив разрешение хозяина, Кичкенэ отвязал быка и, не переставая щекотать в его ухе, погнал к Аждаге.
— Получай своего желтого любимца, — сказал он чудовищу. — Только ставлю тебе одно условие: эчек со всем содержимым оставь мне.
— Теперь бери эту кишку, два ведра и дудку и двигайся, куда я тебе укажу, — приказал Кичкенэ чудовищу, влезши к нему в ухо. — Да передвигайся быстрее, нас ждет веселое дело. За работу получишь черного быка!
Почуяв, что можно еще поживиться, Аждага послушно исполнил приказание хитреца и через мгновение ока был уже вместе с ним во дворе Сары-бея. Там они пробрались на чердак беева дома, и Кичкенэ отдал такое распоряжение:
— Ты подожди меня здесь, а я спущусь в комнату. Потом ты передашь мне то, что мы притащили с собой, и будешь наблюдать за представлением.
Так и сделали. Маленький пехлеван, как горошина, скатился через трубу вниз и очутился у самой постели Сары-бея.
Богач спал крепким сном под своим пуховым одеялом. Спиной к его спине спала под тем же одеялом его толстая жена.
Кичкенэ-оглан кивнул Аждаге, и тот спустил ему эчек. Ловкий паренек приподнял одеяло и вывалил все вонючее содержимое кишки на постель, под спины спящих, как раз туда, где ему полагалось быть. После этого он вставил дудку в эчек самого крепко спавшего Сары-бея и снова накрыл его одеялом. А ведра, спущенные с чердака Аждагой, он наполнил водой и привязал к спинам спящих Сарыбеевых сыновей. Закончив дело, он спрятался за сундук и принялся пищать тонким-претонким голоском.
Первой проснулась жена Сары-бея. Протянув руку вниз, чтобы почесаться, она погрузила ее в нечистоты и воскликнула:
— Ах ты, старый паскудник, что же это ты наделал! Ты же загадил всю постель!
И, разбудив мужа, она укоризненно показала ему па огромную кучу.
— Да ты с ума сошла, что ли? — обиделся муж. — Сама навалила, как корова, а на меня сваливаешь! Мне пятьдесят лет, и я, слава Аллаху, ни разу в жизни еще не загадил постель!
И, рассердившись окончательно, Сары-беи крепко изругал свою жену.
— Но, господин моих мыслей, — не унималась та, — посмотри, ведь это же под тобой куча!
— Как подо мной!? — рассвирепел окончательно бей. — Ты разве ослепла, дочь шайтана, что не отличишь моего зада от своего!
И началась драка. Оплеухи посыпались так, что брызги нечистот разлетались по всей комнате. Наконец, проснулся старший сын. Услышав крики и не понимая, в чем дело, он бросился зажигать огонь. В это время ведро опрокинулось и облило его с головы до ног. Смертельно перепуганный, он закричал благим матом и разбудил второго брата. Тот вскочил ошарашенный и так кинулся к постели отца, что второе ведро перелетело через его голову, грохнулось на Сары-бея и окатило супружескую чету целым ливнем воды.
— Тьфу ты, проклятый шайтан! — завопил бей. — Он опять орудует в моем доме! Мало ему быка. Совсем хочет опутать меня!
И, вскочив с кровати, Сары-беи кинулся к очагу, чтобы раздуть огонь. Но только начал он дуть на угли, как дудка от напряжения заиграла и начала исполнять разные мелодии.
— Ля иллях иль Алла! — заорал бей, чуть не потеряв от ужаса рассудок. — Джемаат, джемаат, спасите!
И стуча зубами, мокрый, как курица, он начал отплясывать такой дикий танец, что от него пришло в ужас все семейство.
А в это время из-за сундука раздался тоненький, но пронзительный смех.
— Хи, хи, хи, — надрывался Кичкенэ.
— Ха,ха,ха,ха, — ревело басом с чердака, где сидел Аждага.
А дудка играла всякие напевы, которые походили на духовные стихи, и еще больше увеличивали суматоху.
На этот шум сбежались сначала соседи, а потом и вся деревня. Это было такое интересное представление, что все наблюдали, боясь проронить слово.
Стараясь спастись от позора, бей спрятался в уборной, но музыка дудки доносилась и оттуда. Ребятишки, сбежавшиеся на зрелище, услышав эту музыку, решили, что в доме Сары-бея свадьба, и во все горло стали кричать:
— Свадьба! Свадьба! У Сары-бея свадьба! Сюда, сюда, на свадьбу!
Тем временем Кичкенэ-оглан отворил хлев, вывел всю скотину богача во двор и погнал ее на общественное пастбище.
Аждага так надрывался от смеха, что лопнул и издох, а Сары-беи, вместе со всем своим семейством, в ту же ночь покинул деревню, чтобы скрыться от позора.
Так маленький пехлеван, сын бедного лудильщика, спас деревню сразу от двух врагов: от кровожадного чудовища Аждаги и от ненасытного богача Сары-бея.
Конец.
