Поэтому в период такого исторического перелома, ожесточенной классовой борьбы являются особенно ответственными и роковыми политические ошибки каждого общественного работника.

Значение этих ошибок особенно вырастает, именно, в силу обострения классовой борьбы использования их в полной мере и даже предвзято в искаженном освещении и часто, независимо от твоего мнения, всеми враждебно настроенными элементами в борьбе против стремительно наступающих сил революционного пролетариата.

Имея за собой целый ряд ответственных ошибок в процессе своей политической работы в Казахстане, я сделал тщательный анализ прошлой своей деятельности, и на основе такого тщательного и честно проделанного анализа, я считаю себя не только в праве, но и обязанным сделать следующее заявление:

Моя политическая установка, как представителя угнетенного в прошлом царизмом отсталого народа, определялось превалированием, переоценкой национального момента перед всеми остальными, что явилось реакцией против колонизаторской политики царизма, беспощадного изъятия земель казахского народа под переселение в угоду помещикам в России, запрещения национальных школ и, наконец, хищнической экономической эксплуатации.

Мое отношение к советской власти принципиально определилось еще в 1920 году на основе вставшей в то время передо мной дилеммы: или стоять за капитализм, стало быть, поддерживать господство империализма, с неизбежным тогда сохранением колоний и полуколоний, угнетением отсталых народов, или защищать социализм, уничтожающий в корне угнетение и рабство колониальных и полуколониальных отсталых народов. Кроме того на опыте колчаковщины я убедился, что организующими, определяющими результат борьбы в конечном счете силами революции являются или пролетариат или буржуазия, и отсюда неизбежно или диктатура пролетариата, или диктатура буржуазии.

Этим предрешалось мое сочувствие и переход на сторону советской власти.

Но не будучи последовательным марксистом, я страдал национальной ограниченностью, и поэтому основная идея в развитии общественных форм – идея классовой борьбы заслонилась часто национальными моментами. Восприняв общую идею необходимости для угнетенных и отсталых народов союза с пролетариатом передовых стран, я не думал о необходимости и неизбежности классовой борьбы в среде самих отсталых народов. В этом заключаются корни моих идеологических ошибок, наличие сомнений, колебаний, отрицательного отношения в целесообразности целого ряда основных мероприятий, проводившихся партией и соввластью в Казахстане, как конфискация полуфеодалов и крупных баев, передел сенокосных и пахотных угодий, интернациональное, классовое разрешение, земельного вопроса в целом, т.е. тех основных мероприятий партий и соввласти, которые были необходимыми предпосылками социалистической реконструкции архи-отсталого, полуфеодального казахского аула.

Нечего греха таить, что у политического работника идеологические ошибки, если носят отпечаток хронической болезни, не могут не привести к политическим преступлениям. Они не могут не найти в той или иной форме канала в общественной борьбе.

Так в разрешении одной из основных проблем в Казахстане – в земельном вопросе, вопросе сугубо национальном, мой национализм имел определенное отражение в моей установке при разрешении его.

В 1925 году, участвуя в работах комиссии Госплана КАССР по составлению перспективного плана землеустройства в Казахстане, я проводил точку зрения необходимости землеустроить в первую очередь только казахское население по признаку национальному, а не классовому, 6не допуская при этом нового переселения в Казахстан до окончательного проведения сплошного землеустройства всего казахского населения. Такая постановка вопроса не только выхолащивала классовое содержание землеустройства, но неизбежно должна была углубить существовавшие прежде межнациональные трения.

Мое отрицательное отношение в оценке такого крупного социально-экономического мероприятия партии и советской власти в Казахстане, как конфискация полуфеодалов и крупных баев иллюстрируется моим письмом на имя Букейханова Алихана, в котором я преувеличенно, неверно оценивал последствия его, как мероприятия, влекущего за собой огромный  хозяйственный ущерб подрывающего хозяйственный стимул у населения с неизбежной деградацией хозяйства его. Это, несомненно, было отражением националистическо-байской идеологии.

Я призывал его по этому вопросу к борьбе за националистическую установку, призывал апеллировать в центральные органы СССР, делая таким образом ставку противопоставить свою националистическую установку линии краевых руководящих органов.

В этом отношении чрезвычайно характерно одностороннее выпячивание с моей стороны других националистов, в разговорах как между собой, так и с беспартийными ответственными товарищами из казахов, значения и последствий семипалатинских перегибов в 1927-28 гг.

Националистической движение в своей сущности в момент обострения классовой борьбы в стране диктатуры пролетариата не может не быть контрреволюционными. Именно таким контрреволюционным было в прошлом наше националистическое движение алаш-орды, в котором я принимал ближайшее участие.

И в последующем, как бы я чутко и отрицательно ни относился к проявлениям контрреволюционных политических авантюр против советской власти, однако, страдая националистическим уклоном и отсутствием чуткого классового подхода (отсутствием на самом деле мнимым, ибо национализм мой, как и всякого другого объективно был сугубо классовым, был на руку только полуфеодальной, байской верхушке аула), я не отмежевался и не повел открытой борьбы с антисоветскими группировками, связанными с контрреволюционной деятельностью Валидова Заки, но сделался причастным к их контрреволюционным деяниям. Но останавливаясь на подробностях моей встречи с ним в 1920 году, в Москве, я отмечаю один существенный момент: несмотря на мое отрицательное отношение, ясно выраженное в свое время Валидову, я придавал своим разговорам с ним характер конспиративности вместо решительного и категорического протеста, исключающего всякую возможность суждения со мной о его антисоветских попытках.

Между тем я действительно знал в 1920 году о контрреволюционных настроениях и намерениях Валидова Заки, его попытках в виду неудовлетворенности политикой советской России апеллировать к «угнетенным народам Востока», в целях объединения и получения самостоятельности.

1234Следующая ⇒

Поделиться: