Постепенные деньги и катаклизмические деньги

 

До сих пор я писала почти исключительно о внутренних обстоятельствах, предопределяющих успех в большом городе. Если проводить аналогии, это все равно что, говоря о сельском хозяйстве, обсуждать условия выращивания хорошего урожая, касающиеся почвы, воды, механизмов, семян и удобрений, и при этом оставлять в стороне финансовые средства, необходимые для приобретения всего этого.

Чтобы понять, почему финансовые средства и методы, используемые для покупки того, что нужно в сельском хозяйстве, так много значат, вначале следует понять, почему так много значат сами эти условия получения урожая, и в какой-то степени разобраться в их сути. Иначе мы могли бы, оставляя без внимания вопросы финансирования устойчивого полива, с энтузиазмом посвятить себя проблемам, связанным с финансированием строительства все более изощрённых изгородей. Или, догадываясь, что вода так или иначе полезна, но плохо разбираясь в её возможных источниках для наших нужд, мы могли бы потратить наши финансы на ритуальные танцы, вызывающие дождь, но не позаботиться о трубах.

Деньги могут многое, но не все. На них невозможно купить подлинный успех в большом городе, если там нет внутренних предпосылок такого успеха и денежные затраты не обеспечивают их создания. Более того, деньги в конечном счёте приносят только вред, если они уничтожают внутренние предпосылки успеха. Однако если деньги способствуют созданию необходимых внутренних условий успеха, они могут помочь его достижению. Без них, разумеется, никак не обойтись.

По указанным причинам деньги — мощный фактор как городского упадка, так и городского возрождения. Но следует понимать, что значение имеет не только доступность денег как таковая, но и то, как они поступают и ради чего.

Большинство перемен, происходящих в крупных городах в жилой и деловой сферах, финансируются и обретают очертания посредством трёх главных типов денег. Поскольку деньги — чрезвычайно мощный инструмент, как ведут себя они, так ведут себя и наши большие города.

Первый и важнейший из трёх типов денег — кредит, предоставляемый обычными негосударственными кредитными организациями. В порядке убывания залогового имущества самые важные из этих организаций следующие: ссудно-сберегательные ассоциации, компании по страхованию жизни, коммерческие банки и взаимно-сберегательные банки. Помимо них существуют различные категории небольших организаций, кредитующих под залог, — правда, некоторые из них, например, пенсионные фонды, быстро растут. Пока что львиная доля строительства, реконструкции, обновления, замены и расширения, которые происходят в больших городах и их пригородах, финансируется деньгами этого типа.

Деньги второго типа предоставляются государством либо из налоговых поступлений, либо с использованием государственных возможностей заимствования. Помимо тех городских строек, что традиционно ведутся за казённый счёт (школы, дороги и т. д.), иногда таким образом финансируется строительство жилых и деловых объектов. В иных случаях проект обретает очертания под воздействием того факта, что государство может финансировать его частично или гарантировать заимствования из других источников. Один из видов использования денег второго типа — субсидии от федерального и городских правительств на расчистку городских участков, позволяющие финансируемым из частных источников проектам обновления и реконструкции стать осуществимыми; эти деньги идут также на строительство жилых массивов при поддержке правительства страны, штата или города. Кроме того, федеральное правительство готово гарантировать целых 90 % величины жилищных ипотечных кредитов, выданных традиционными (conventional) частными кредитными организациями, и готово даже выкупать у них гарантированные залоги, если заложенные объекты соответствуют градостроительным стандартам, одобренным Федеральным управлением по жилищным вопросам.

Деньги третьего типа приходят из теневого инвестиционного мира — из, можно сказать, подпольного мира наличных денег и кредита. Об источниках этих денег и о путях их движения мало что известно. Дело тёмное. Эти деньги даются взаймы под проценты, начинающиеся примерно с 20 и достигающие максимальных значений, какие только может выдержать рынок, — в некоторых случаях до 80, если приплюсовать все комиссионные. Такими деньгами финансируется многое, в том числе иногда конструктивные и полезные проекты, но наиболее типичный случай — эксплуататорское финансирование перестройки унылых заурядных зданий в трущобные здания по заоблачным ценам. Эти деньги для ипотечного рынка — то же самое, что деньги ростовщиков-акул для личных финансов.

Деньги всех трёх типов ведут себя по-разному в ряде важных аспектов. Каждый из этих типов играет свою роль в финансировании перемен в городской недвижимости.

Хорошо понимая все их различия — в особенности моральные различия между теневыми деньгами и законными государственными или частными деньгами, — я хочу тем не менее указать на то, что в одном отношении эти три типа денег сходны. В целом эти деньги вызывают катаклизмические перемены в больших городах. Сравнительно малая их часть вызывает постепенные перемены.

Катаклизмические деньги притекают на участок большого города в концентрированном виде, что приводит к резким переменам. Обратной стороной этого поведения является то, что такие деньги сравнительно мало просачиваются на другие участки, не подверженные катаклизму.

Выражаясь фигурально, в плане воздействия на большинство городских улиц и районов эти три типа денег ведут себя не так, как оросительные системы, несущие животворную влагу для стабильного, непрерывного роста. Напротив, они подобны зловредным проявлениям климата, не поддающимся контролю со стороны людей: они несут то засуху, то сильнейшие ливни, смывающие плодородный слой почвы.

Такой способ питать города, конечно, конструктивным не назовёшь. Градостроительство, покоящееся на прочном основании, осуществляет непрерывные и постепенные перемены, поощряет сложную диверсификацию. Рост разнообразия обеспечивается взаимозависимыми переменами, создающими все более эффективные комбинации способов использования. Подъем из трущобного состояния (при всей недостаточности той ледниковой медлительности, с которой он сегодня происходит) — это неуклонный, но небыстрый процесс. Всякий городской строительный проект, чтобы его результаты сохраняли жизнеспособность с течением времени, чтобы поддерживались уличная свобода и гражданское самоуправление, нуждается в том, чтобы его территория могла адаптироваться, модернизироваться, создавать новые источники интереса и удобства, и это, в свою очередь, требует множества постепенных, постоянных, мелких, тесно связанных между собой перемен.

Приводить городские улицы в хорошее и устойчивое рабочее состояние (что прежде всего означает создавать условия для генерации разнообразия) — это работа, которую надо начинать как можно раньше. Но, с другой стороны, эта работа никогда и нигде не может быть совсем окончена.

Деньги, которые следовало бы взять за основу, с помощью которых следовало бы строить новое и дополнять существующее, — это постепенные деньги. Но мы лишены этого незаменимого инструмента. Тяжёлую ситуацию, в которую мы попали, никак нельзя назвать неизбежной. Наоборот, чтобы её создать, потребовалась немалая изобретательность людей, проникнутых добрыми намерениями (плюс, конечно, немалый объём бездействия). «Неизбежное», как писал Оливер Уэнделл Холмс-младший, возникает лишь посредством громадных усилий. Это верно в отношении катаклизмических денег в больших городах, одно из очевидных доказательств чему — то, что, если бы кто-нибудь сброшюровал воедино все зажигательные речи и проспекты, призывающие к вложению денег в катаклизмы радикальных городских реконструкций, получился бы том раз в пятьдесят толще, чем эта книга. И тем не менее, несмотря на всю эту пропаганду, несмотря на стоящую за ней громадную законодательную работу и работу по сбору данных, эта форма инвестирования в больших городах настолько неуклюжа, что во многих случаях оказывается полезнее ставить такому использованию денег палки в колеса, чем способствовать ему. Приходится постоянно изобретать все более мощные стимулы, чтобы в очередной раз оживить и подтолкнуть инвестирование в катаклизмы такого рода. Как сказал в конце 1960 года на конференции по реконструкции городов Артур Мотли, председатель Торговой палаты США, «некоторые города приобрели, используя федеральные фонды, так много земли, на которой не ведётся реконструкция, что Федеральное агентство по финансированию жилищного строительства стало выращивать крупнейшие урожаи сорных трав».

Мрачный реализм Мотли прозвучал диссонансом к общему тону таких конференций, где звучат главным образом банальности о необходимости «принять вызов» и о «заинтересованности бизнесменов в сотворении здоровых и красивых городов», а также мудрые замечания типа: «Ключ к будущему инвестированию в этой сфере — фактор прибыли». За выдачей ипотечных кредитов и вложением денег в строительство, безусловно, стоит забота о прибыли — в большинстве случаев законная забота о законной прибыли. Но, кроме того, за подобным использованием денег стоят более отвлечённые идеи о городах как таковых, и эти идеи оказывают мощное определяющее влияние на то, как люди с деньгами распоряжаются ими в большом городе. Подобно проектировщикам парков и уполномоченным по зонированию, ипотечные кредиторы действуют отнюдь не в идеологическом вакууме и не в законодательном вакууме.

Вначале я хотела бы поговорить о существовании и последствиях денежной засухи, ибо засуха, вызванная нехваткой ипотечных кредитов, послужила причиной многих ничем иным не обусловленных процессов городского упадка.

«Если власть, позволяющая взимать налог, — это власть, позволяющая разрушать, < … > то кредитная власть даёт возможность не только разрушать, но также творить и направлять», — говорит профессор Чарльз М. Хаар из Гарвардской юридической школы, анализируя федеральное стимулирование инвестиций в жилищное строительство.

Возможность разрушать, которую даёт власть над кредитами или управление кредитами, носит отрицательный характер: это возможность отказать в кредите.

Чтобы оценить последствия такого отказа для городских территорий, рассмотрим вначале два примера чудес, которые позволят нам понять, что преодолеть эту силу, вызывающую упадок, можно поистине лишь чудом.

Первый пример чудесного спасения — бостонский Норт-Энд.

После Великой депрессии и войны, когда, так или иначе, не велось практически никакого строительства, традиционные кредитные учреждения занесли Норт-Энд в «чёрный список» в отношении ипотечных займов. Это означало, что Норт-Энд был отрезан от займов на строительство, расширение и ремонт жилья со стороны американской кредитной системы почти так же надёжно, как если бы он располагался на Тасмании.

Тридцать лет, начиная с Депрессии и вплоть до наших дней, когда ещё длится «эпоха чёрного списка», самый крупный заём под залог недвижимости в этом районе составлял всего 3000 долларов, и такие случаи были редки. Даже самый зажиточный пригород, думаю, вряд ли продержался бы так долго в подобных условиях. Физические улучшения могли произойти только чудом.

Норт-Энд благодаря особому стечению обстоятельств такое чудо совершил. Среди его жителей, тех, кто вёл в районе бизнес, их родственников и друзей оказалось много людей со строительными специальностями: каменщиков, электриков, плотников, подрядчиков. В одних случаях они сами занялись модернизацией и реконструкцией зданий Норт-Энда, в других — устроили бартер. Затраты в основном сводились к затратам на материалы, и эти деньги оказалось возможным выплачивать сразу, из сбережений. В Норт-Энде бизнесмен или домохозяин должен заранее иметь деньги, чтобы оплатить улучшения, которые, по его расчётам, возместят ему эти расходы в будущем.

Короче говоря, Норт-Энд вернулся к примитивным методам бартера и накоплений, работавшим до появления банковской системы. Это было необходимым условием выхода из трущобного состояния и самого выживания сообщества.

Эти методы, однако, недостаточны для финансирования нового строительства, которое в Норт-Энде, как на любой живой городской территории, должно происходить постепенно.

В нынешних условиях новое строительство в Норт-Энде возможно лишь в том случае, если район подвергнется катаклизму тотальной реконструкции — катаклизму, который покончит с его сложностью, рассеет по разным местам его жителей и уничтожит его бизнесы[48]. Вдобавок такая реконструкция обойдётся в огромную сумму сравнительно со средствами, необходимыми Норт-Энду для финансирования ровного, непрерывного процесса улучшений и замены того, что обветшало.

Чикагский район Бэк-оф-де-Ярдз выжил и благоустроился после того, как ему, казалось, был уже подписан смертный приговор; он смог это сделать, черпая сопротивляемость из другого необычного источника. Насколько я знаю, Бэк-оф-де-Ярдз — единственный городской район, столкнувшийся с обычной проблемой кредитного «чёрного списка» и решивший её прямым способом. Чтобы понять, как ему это удалось, нужно в какой-то степени быть знакомым с историей района.

Бэк-оф-де-Ярдз был печально известным трущобным районом. Когда Элтон Синклер, великий обличитель и «разгребатель грязи», захотел изобразить в романе «Джунгли» язвы городской жизни и ужасы эксплуатации, он сделал местом действия именно Бэк-оф-де-Ярдз и прилегающие к нему скотобойни. В 1930-е годы жители района, искавшие работу на стороне, давали фальшивые адреса, чтобы избежать дискриминации из-за проживания в таком месте. Не далее как в 1953 году район ещё был мешаниной старых, обветшалых строений — классическим примером территории, где надо, как обычно считается, сносить все подчистую.

В 1930-е годы главы семей района работали большей частью на скотобойнях, и в этом десятилетии жители Бэк-оф-де-Ярдз активно включились в профсоюзную деятельность на мясоперерабатывающих предприятиях. Опираясь на новообретенную боевитость и используя её для преодоления былых национальных противоречий, в прошлом разрывавших район на части, несколько очень способных людей решили создать местную организацию — так называемый совет Бэк-оф-де-Ярдз[49]. Лозунг совета звучит гордо: «Мы, народ, будем сами определять свою судьбу». Совет во многом стал действовать так, как действует правительство. Он более замкнут и формален в организационном плане, чем обычные ассоциации граждан, и обладает гораздо большей властью, которую использует как в собственной деятельности, так и с тем, чтобы навязывать свою волю муниципальному правительству. Политику определяет своего рода законодательный орган, состоящий из двухсот выборных представителей, выдвигаемых более мелкими организациями и уличными округами. О могуществе района, позволяющем ему выбивать из городских властей необходимые муниципальные блага, добиваться принятия выгодных ему правил и исключений из правил, по всему Чикаго говорят чуть ли не со священным трепетом. Словом, совет Бэк-оф-де-Ярдз — не тот политический орган, который можно побороть «одной левой», и этот факт играет важную роль в истории о кредитах.

За время, прошедшее между созданием совета и началом 1950-х, жители района и их дети продвинулись вперёд и в других отношениях. Многие из них стали квалифицированными рабочими, «белыми воротничками» или образованными специалистами. «Неизбежным» следующим шагом на этом этапе должен был бы стать массовый исход в рассортированные по уровню благосостояния пригороды; далее — новая волна горожан с маленьким выбором, заселяющих покинутый район. Добро пожаловать, «вечные» трущобы!

Но, как обычно бывает на территориях, выходящих из трущобного состояния, жители этого района предпочли остаться (и потому уже начали потихоньку благоустраиваться и уменьшать скученность на многих участках). Местные организации, в особенности религиозные, убеждали их оставаться.

Вместе с тем, однако, тысячи жителей хотели благоустроить своё жильё сверх уже достигнутой скромной меры подновления, меблировки и уменьшения тесноты. Они уже не были обитателями трущоб и не хотели жить по трущобным стандартам.

Эти два желания — оставаться на месте и улучшать условия жизни — были несовместимы, потому что никто не мог получить кредита на благоустройство. Как и Норт-Энд, Бэк-оф-де-Ярдз был занесён в «чёрный список» в отношении ипотечных кредитов.

Но в данном случае имелась организация, способная взяться за решение проблемы. Исследование, проведённое советом Бэк-оф-де-Ярдз, показало, что бизнесы, жители и организации района имеют вклады примерно в тридцати чикагских ссудно-сберегательных ассоциациях и сберегательных банках. Внутри района было решено, что эти вкладчики — фирмы, организации, частные лица — дружно изымут свои деньги, если кредитные организации не изменят свою политику в отношении района.

2 июля 1953 года представители банков и ссудно-сберегательных ассоциаций пришли на встречу, организованную советом района. В доброжелательном тоне совет поставил вопрос об ипотечных кредитах. Его представители вежливо проинформировали банкиров о количестве вкладчиков в районе… о суммарном объёме их вкладов… о своём непонимании того, почему сбережения горожан так скудно инвестируются в городское благоустройство… о серьёзном беспокойстве жителей района по поводу данной проблемы… о ценности взаимопонимания в обществе.

Ещё до конца встречи несколько кредитных организаций заявили о готовности помочь, то есть о готовности благожелательно рассматривать запросы о ссудах. В тот же день совет начал переговоры об участке для сорока девяти новых жилых зданий. Вскоре самая неприглядная сплошная цепочка трущобных многоквартирных строений благодаря кредиту в 90 000 долларов получила водопровод, канализацию и другие удобства. За три года владельцами было отремонтировано около пяти тысяч домов, а дальше благоустройство пошло в таком масштабе, что счёт вести перестали. В 1959 году началось строительство нескольких небольших зданий с отдельными квартирами. Члены совета и жители района с благодарностью отзываются о банках, проявивших заинтересованность и готовность к сотрудничеству. А банкиры, в свою очередь, с восхищением говорят о районе как о многообещающем месте для инвестиций. Никого не выселили, никто не был «перемещён». Все бизнесы остались целы. Словом, подъем из трущобного состояния продолжился, хотя процесс достиг стадии (рано или поздно такое происходит везде), когда ключевую роль играет доступность кредита.

Занесение городских участков в кредитные «чёрные списки» носит безличный характер. Оно направлено не персонально против жителей или бизнесменов, а против территорий. Например, одному моему знакомому коммерсанту из находящегося в «чёрном списке» нью-йоркского Восточного Гарлема отказали в кредите размером в 15 000 долларов на расширение и модернизацию его успешного бизнеса в этом районе, и в то же время он легко получил 30 000 на строительство дома на Лонг-Айленде. Сходным образом, житель бостонского Норт-Энда — только лишь потому, что он жив и работает каменщиком, бухгалтером или металлистом, — запросто может занять на постройку дома в пригородной зоне сумму, которую при нынешних ставках ему придётся возвращать банку в течение тридцати лет. Но ни ему, ни его соседям, ни их домохозяевам не дадут в кредит ни гроша, если они намерены оставаться в Норт-Энде. Это возмутительно и деструктивно, но, прежде чем возмущаться, полезно сделать паузу и принять во внимание, что банки и другие традиционные кредиторы, которые заносят городские участки в «чёрные списки», всего-навсего всерьёз отнеслись к тому, чему учит общепринятое градостроительство. Банкиры так ведут себя не из вредности. Карты участков, находящихся в «чёрных списках» по кредитам, идентичны как по концепции, так и по большинству деталей муниципальным картам трущобных территорий, подлежащих расчистке. А такие муниципальные карты считаются законными инструментами, предназначенными для законных целей, в число которых входит предостережение кредиторов о том, что вкладывать сюда деньги не следует.

Иногда градостроители опережают банкиров, иногда наоборот; и те и другие при этом знают, что делают, ибо усвоили много всякого разного про Лучезарный город-сад красоты. Два эти инструмента — карты «чёрных списков» и карты трущобных расчисток — стали широко использоваться примерно в одно время, в начале 1940-х. Что касается банкиров, они начали с карт участков, где во время Великой депрессии недвижимость часто переходила в собственность залогодержателя, что впоследствии считалось фактором риска для новых кредиторов. Этот критерий, впрочем, постепенно ушёл в тень. (Он был ненадёжен. Офисная зона в районе нью-йоркского вокзала Гранд Сентрал была одной из самых неблагополучных в стране по этому показателю; следует ли отсюда, что это место и дальше оставалось рискованным для вложений капитала? ) Нынешний критерий — мнение займодателей, что такое-то место либо уже представляет собой трущобы, либо непременно станет ими потом. Будущее подобной территории в той мере, в какой о нем вообще думают, рассматривается в терминах ортодоксальных градостроительных рецептов: под конец — стирание с лица земли, а в промежутке — упадок.

Используя кредит как возможность разрушать, банкиры, таким образом, исходят из предпосылки, что подобная политика лишь отражает неизбежное и является в свете этого неизбежного не более чем осмотрительной. Они тем самым предсказывают будущее.

И обычно их предсказания сбываются. Рассмотрим, к примеру, некий город в Новой Англии (не Бостон на этот раз), где была разработана масштабная и широко разрекламированная программа плановой перестройки. В основу этой работы была положена карта, показывавшая участки, где упадок зашёл так далеко, что их решили подвергнуть полной расчистке. Подготовив карту, градостроители увидели, что она в точности совпадает с картами, которые много лет назад составили городские банкиры для указания мест, где не следовало давать кредиты. Банкиры предсказали, что там возникнут безнадёжные трущобы, и их предсказания оправдались. Между старыми картами и новой имелось лишь одно маленькое расхождение. В отношении одного участка карта градостроителей предписывала не полную расчистку, а местами. Только этот кусок занесённой в «чёрный список» территории, включая некоторые фрагменты её маленького делового района, сочли пригодным для частичной консервации. И только здесь, как оказалось, был источник кредита: маленький независимый семейный банк, пережиток старых времён, странным образом вкладывавший деньги в территорию, находящуюся в «чёрном списке». Он финансировал все расширение и обновление бизнеса, все ремонтные работы, какие здесь происходили. Он стал, к примеру, источником кредита, позволившего замечательному местному коммерческому заведению — ресторану, который посещают жители всего города, — приобрести хорошее оборудование, должным образом расшириться и обновиться.

Карты кредитных «чёрных списков», как и карты будущей расчистки потому содержат точные предсказания, что это самореализующиеся предсказания.

В случаях Норт-Энда и Бэк-оф-де-Ярдз карты «чёрных списков» оказались ложными предсказаниями. Но никто никогда не узнал бы, что они неверно оценивают потенциалы территорий, если бы не чудесная способность этих территорий избежать вынесенного им приговора. Нередко сопротивляются своему смертному приговору и другие городские участки, обладающие жизненной силой. Округа, где я живу, сопротивлялась двенадцать лет (в данном случае градостроители со своей картой расчистки шли впереди, банкиры — следом). Несколько улиц в Восточном Гарлеме держались в условиях «чёрного списка» с 1942 года с помощью перекрёстных займов между семьями и родственниками[50].

Сколько городских районов было разрушено из-за «чёрных списков» — не сосчитать. Они обрекли на гибель нью-йоркский Нижний Истсайд, обладавший громадным потенциалом, не меньшим, чем Гринвич-Виллидж. Сосайети-Хилл в Филадельфии, на реконструкцию которого сейчас собираются потратить огромные суммы государственных денег, чтобы официальным путём «вернуть средний класс», многие люди со средними доходами в своё время выбрали для проживания сами — и вынуждены были отказаться от этого выбора, столкнувшись с невозможностью получить кредит на покупку или ремонт жилья в этом районе.

Если округа не обладает чрезвычайной жизненной силой в сочетании с неким особым источником сопротивляемости, засуха, вызванная отсутствием займов от обычных кредитных организаций, неизбежно приводит к упадку.

Худший случай — когда участок уже испытывает стагнацию из-за присущих ему серьёзных внутренних минусов. Подобные территории, так или иначе теряющие прежних жителей, часто претерпевают инвестиционный катаклизм особого рода. Вскоре после того, как они попадают в «чёрный список» для нормального кредита, в игру могут вступить «вакуумные деньги» теневого инвестиционного мира. Эти деньги платятся за недвижимость, на которую нет и, вероятно, не будет других покупателей, к которой её нынешние владельцы или пользователи не испытывают большой, эффективной привязанности. Следующий этап — быстрое превращение зданий в трущобы, где царит жестокая эксплуатация. Теневые катаклизмические деньги заполняют вакуум, куда не хотят идти традиционные деньги.

Так развиваются события в большинстве крупных городов, и это, кажется, принимается как должное. Исследований этого процесса было, однако, предпринято немного. Одно из них завершилось отчётом о катаклизмически пришедшем в упадок участке нью-йоркского Вестсайда. В отчёте, который написал экономист и градостроитель доктор Честер А. Рапкин, говорится о резко возникшей нехватке денег из традиционных источников, о появлении вместо них сомнительных денег ссужаемых под высокий процент, о неспособности владельцев недвижимости осуществлять какие-либо изменения кроме тех, что предшествовали продаже собственности по эксплуататорским ценам. Газета New York Times, цитируя Джеймса Фелта, председателя городской комиссии по градостроительству, которому был адресован отчёт, подвела сухой и аккуратный итог:

Он сказал, что на территории, занимающей двадцать кварталов, выявлено почти полное отсутствие нового строительства. Отчёт, по его словам, зафиксировал также прекращение выдачи займов под залог недвижимости банками и иными кредитными организациями, переход недвижимости в руки инвесторов нового типа, рост абсентеистской собственности и преобразование многих жилищ в меблированные комнаты.

Как это нередко бывает на упадочных территориях, в катастрофе приняли участие все три категории катаклизмических денег. Вначале — уход всех традиционных частных денег; затем — опустошение, финансируемое теневыми деньгами; и наконец — перевод территории комиссией по градостроительству в разряд кандидатов на катаклизмическое использование государственных денег для финансирования расчистки под новое строительство. Последний этап делает возможным катаклизмическое возвращение традиционных частных денег для финансирования планового строительства и реконструкции. Все три типа денег так хорошо готовят почву друг для друга и для очередных катаклизмов, что можно было бы восхищаться этим процессом как проявлением некоего своеобразного высокоразвитого порядка, не будь он столь разрушителен для всех иных видов городского порядка. Тут нет никакого сговора. Это логичный результат логичных в каком-то смысле действий людей, которые руководствуются абсурдными, но общепринятыми градостроительными идеями.

Заслуживает внимания, однако, — и красноречиво свидетельствует о силе и притягательности многих городских территорий, попавших в беду, — то, как отчаянно эти территории сопротивляются смертным приговорам, вынесенным им финансовым миром. Это проявилось, в частности, в Нью-Йорке в 1950-е, когда новый закон потребовал от владельцев дешёвых многоквартирных домов установки в них центрального отопления. Домохозяева должны были возместить расходы либо за счёт повышения квартплаты, либо за счёт налоговых льгот. Мероприятие столкнулось с неожиданными препятствиями, причём именно там где никаких серьёзных препятствий не ожидалось, — на социально стабильных, достаточно благополучных участках, где жильцы способны были выдержать рост квартплаты. Получить заём на выполнение работ менее, чем под 20 %, оказалось, как правило, невозможно.

О затруднениях одного домохозяина, которого привлекли к суду за нарушение этого закона, в декабре 1959 года писали газеты, поскольку он оказался членом Палаты представителей Конгресса США Альфредом Э. Сантанджело. Конгрессмен заявил, что после инспекции центральное отопление в шести домах, принадлежащих его семье, было установлено; это обошлось, продолжил он, в 15 000 долларов за каждый дом, т. е. в 90 000 в общей сложности. «Из этой суммы, — сказал он, — у банков нам удалось взять только 23 000 за счёт продления ипотечного кредита на пять лет и получения личной банковской ссуды. Остальное пришлось покрыть из личных семейных средств».

С Сантанджело банки ещё обошлись по-доброму, если принять во внимание их обычную реакцию на запросы о кредитах для использования на участках, занесённых в «чёрные списки». Бремя от времени нью-йоркские газеты публикуют письма читателей, посвящённые этой проблеме. В одном из них, которое в начале 1959 года написал юрист ассоциации домовладельцев, говорится:

 

Широко известно, что банки и страховые компании воздерживаются от предоставления займов и ипотечных кредитов владельцам дешёвых многоквартирных домов, особенно находящихся на территориях, которые считаются нежелательными для проживания. По истечении срока кредиты не продлеваются, и домохозяевам часто приходится обращаться к ростовщикам, которые требуют 20 % годовых по краткосрочным кредитам. [Замечу от себя: это ещё по-божески.] < …> Некоторые владельцы не хотят ограничиться центральным отоплением. Они думают о модернизации квартир: о расширении комнат, об установке нового кухонного оборудования, о современной электропроводке. < …> Видя, что финансовые организации закрыли перед ними двери, владельцы обратились за помощью к городским властям — но ничего из этого не вышло. < …> Органа, который мог бы помочь, не существует.

 

Тип строения — будь то дешёвый многоквартирный дом, исторически значимый старинный таунхаус или чисто коммерческое здание — не играет большой роли на участке, включённом в «чёрный список». В такие списки заносятся не люди как таковые и не здания как таковые, а территории.

В 1959 году Нью-Йорк начал осуществлять небольшой экспериментальный план консервации участков Манхэттена, где, с одной стороны, не велось никакого нового строительства, но, с другой, и физическое состояние зданий было отнюдь не безнадёжно, и в социальном плане было что спасать. К сожалению, займодатели уже записали эти территории в разряд безнадёжных. Только ради исправления повреждений, нанесённых зданиям, город счёл необходимым, чтобы на уровне штата был принят закон, учреждающий государственный ссудный фонд в 15 миллионов долларов для выдачи займов владельцам недвижимости на таких участках. Деньги для постепенных перемен получить так трудно, что даже для удовлетворения простейших, минимальных нужд пришлось создать новый кредитный орган. Закон при этом был написан так неумело, что в настоящий момент использовать фонд почти невозможно; к тому же фонд так мал, что на городском уровне в любом случае погоды не сделает.

Как я уже сказала, территория, занесённая в «чёрный список», может вновь получить деньги от традиционных частных кредиторов, если созданы условия для катаклизмического вливания этих денег с тем, чтобы провести сортировку по доходам и способам использования городской среды в духе Лучезарного города-сада.

На торжественном открытии жилого массива в Гарлеме, построенного на частные деньги в стиле Лучезарного города, президент округа Манхэттен отметил чрезвычайную значимость события: «заручившись частным финансированием, руководители проекта уничтожили барьер для масштабного инвестирования в новое жилищное строительство в Гарлеме — барьер, который долгое время поддерживался банками».

Барьер, однако, был уничтожен ради инвестирования в Гарлеме не во что иное, как в катаклизмы масштабных проектов, подобных этому.

Традиционный частный кредит снова возникнет на территории, занесённой в «чёрный список», и в случае, если федеральное правительство гарантирует на ней займы так же щедро, как для пригородного строительства или для строительства новых массивов в духе Лучезарного города-сада. Но правительство гарантирует их недостаточно для того, чтобы стимулировать выборочное строительство или реконструкцию где-либо, кроме официально одобренных обновляемых зон, для которых имеется утверждённый план. Такой план означает, что даже существующие здания должны способствовать превращению территории в наилучшее возможное приближение к Лучезарному городу-саду. Как правило, подобные планы обновления предусматривают выселение даже из зон с низкой плотностью от половины до двух третей жителей. Так что и в этом случае деньги используются для финансирования катаклизма. Они используются не для увеличения городского разнообразия, а для его уничтожения. Когда я спросила одного чиновника, участвовавшего в подготовке к «выборочной расчистке» реконструируемого района, какой смысл выкорчёвывать рассеянную по разным точкам торговлю вместо того, чтобы стимулировать её приращение, и почему коммерцию предполагается сосредоточить в монополистическом торговом центре, имитирующем пригодную жизнь, первое, что он сказал, — что это хорошее градостроительство. Затем он добавил: «Так или иначе, это праздный разговор. Мы не получили бы «добро» от Федерального управления по жилищным вопросам, если бы оставили такую смесь способов использования». Он не солгал. Существенных денег на поддержание городских районов, пригодных для городской жизни, раздобыть сегодня невозможно, и такую политику поощряет, а часто и напрямую проводит в жизнь правительство страны. Винить в создавшемся положении нам поэтому некого, кроме себя самих.

Другой вид «респектабельных» денег, вкладываемых в участки из «чёрных списков», — это бюджетные деньги, идущие на постройку жилых массивов. Часто приходится слышать болтовню о «проектах карманного формата», но если так, то этот карман — поистине великанский. Эти деньги тоже почти неизменно приходят в катаклизмической форме и всегда с тем результатом, что на людей навешивают ценники и сортируют согласно проставленным на них цифрам.

На Восточный Гарлем, как и на Нижний Истсайд, вылились реки таких денег. В 1942 году Восточный Гарлем имел, как представляется, не худшие шансы на выход из трущобного состояния, чем Норт-Энд. Всего пятью годами раньше, в 1937-м, беспристрастное обследование района, проведённое под эгидой городских властей, продемонстрировало столько обнадёживающих улучшений, что авторы отчёта предсказали превращение Восточного Гарлема в центр нью-йоркской культуры, окрашенной в итальянские цвета. В районе действовали тысячи мелких бизнесов, у которых дела шли так стабильно и успешно, что во многих случаях их вело уже второе или третье поколение. В нем имелись сотни культурных и общественных организаций. Это был район, застроенный ветхими и плохими домами (наряду с которыми в нем было некоторое количество хороших зданий и существенное число зданий, постепенно выводимых владельцами из трущобного состояния), но он отличался колоссальной жизненной энергией и огромной притягательностью для многих своих обитателей. В районе также обосновалась главная часть городского пуэрториканского сообщества; жилищные условия у этих людей были отвратительны, но среди них имелось множество «пионеров» пуэрториканской иммиграции, которые уже заявляли о себе как о лидерах, и в Восточном Гарлеме возник целый ряд пуэрториканских культурных, общественных и деловых организаций.

После того как в 1942 году займодатели занесли район в «чёрный список», в нем происходили свои маленькие чудеса. Один его участок (у моста Триборо) продолжал благоустраиваться вопреки всем препятствиям. Люди из городского управления по жилищному хозяйству, которые выселяли оттуда жителей, чтобы затем построить Вагнер-Хаусез — эти огромные трущобы, «замурованные в кирпич и стекло», — пришли в изумление от количества и масштаба усовершенствований, подлежавших уничтожению. Так или иначе, чуда столь поразительного, чтобы оно смогло спасти Восточный Гарлем, не произошло. Чтобы осуществлять свои планы [даже если они напрямую не противоречили планам городских властей), слишком многим его жителям рано или поздно пришлось переехать. Те же, кто остался несмотря на препятствия к благоустройству, несмотря на разгул теневых денег, вливавшихся в любую щель, какую они могли найти, — держались благодаря чрезвычайным мерам и большому упорству.

Ибо фактически Восточный Гарлем приравняли к отсталым и обездоленным странам; в финансовом отношении он был отрезан от нормальной жизни Соединённых Штатов. На территории, где проживало более 100 000 человек и действовали тысячи бизнесов, закрылись даже филиалы банков; чтобы положить на счёт дневную выручку, торговцам приходилось ездить в другие районы города. Перестала действовать даже система школьных сберегательных счётов.

В конце концов во многом так же, как богатая и щедрая нация могла бы излить масштабные денежные средства на отсталую и обездоленную страну, в район согласно решениям экспертов с отдалённого континента, населённого градостроителями и проектировщиками, обильно потекла «иностранная» помощь. На переселение людей в новые дома было потрачено примерно 300 миллионов долларов. Но чем больше денег вливалось в Восточный Гарлем, тем тяжелее делались тамошние невзгоды и проблемы и тем больше он походил на отсталую и обездоленную страну. Более 1300 бизнесов, имевших несчастье занимать участки, отведённые под новое строительство, было сметено, и, согласно оценкам, 80 % их владельцев разорилось. Уничтожено было также более 500 некоммерческих уличных заведений. Практически все вышедшее из трущобного состояния и устойчиво державшееся население было выкорчевано и разбросано «улучшать своё положение» на новых местах. Проблема Восточного Гарлема состояла не в нехватке денег. После засухи туда пришло невероятное денежное наводнение. Одних только казённых средств для строительства жилья на район вылилось примерно столько же, сколько было потеряно на «эдселах»[51]. В случае ошибки, подобной «эдселу», наступает момент, когда расходы подвергаются переоценке и прекращаются. Но жителям Восточного Гарлема сегодня приходится бороться со все новыми денежными вливаниями с повторением ошибок, не признанных теми, кто контролирует финансовые потоки. Хотелось бы думать, что другим странам мы оказываем денежную помощь умнее, чем городским районам у себя дома.

Нехватка постепенных денег опустошает районы, по своим внутренним качествам приспособленные к городской жизни и потому имеющие громадный потенциал для быстрого развития. Она означает также, что нет никакой надежды у районов, в которых отсутствует одно или большее число условий генерации разнообразия и которым нужны деньги как для создания этих условий, так и для обычных перемен и замены ветхих строений.

Если деньги из традиционных частных источников не идут на постепенные перемены, то куда они идут?

Часть из них вкладывается в плановые катаклизмы реконструкции и обновления; ещё большая часть — в саморазрушение разнообразия, в уничтожение того, что достигло выдающегося успеха.

Много денег вкладывается не в города, а в их окрестности.

Кредитная власть, как сказал Хаар, даёт возможность не только разрушать, но также творить и направлять. Он имел в виду конкретно государственную кредитную власть и её использование для поощрения пригородного строительства в противовес городскому.

Новые американские пригороды, раскинувшиеся на огромных просторах, возникли не случайно и отнюдь не благодаря мифической свободе выбора между городом и пригородом. Колоссальное разрастание пригородов стало практически осуществимым, а переселение в них для многих семей, по существу, неизбежным вследствие создания того, что до середины 1930-х в США отсутствовало, — общенационального ипотечного рынка, специфически приспособленного для поощрения пригородного жилого строительства. Испытывая уверенность, возникшую благодаря государственному гарантированию ипотечных займов, банк в Нью-Хейвене смело покупает закладные на пригородное жильё в Южной Калифорнии. Чикагский банк покупает закладные на пригородное жильё близ Индианаполиса, а неделю спустя банк в Индианаполисе приобретает их на дома в пригороде Атланты или Буффало. И сегодня даже не обязательно, чтобы эти займы были гарантированы государством. Заложенные дома могут быть повторением, в отсутствие гарантий, обычных образцов проектирования и строительства, на которые распространяются гарантии.

Общенациональный ипотечный рынок приносит ту очевидную пользу, что он быстро и чутко соединяет спрос на деньги с отдалённым их предложением. Но он может приносить и вред, особенно когда направляет массированные потоки денег в один определённый тип развития.

Как узнали на себе жители Бэк-оф-де-Ярдз, тесной и прямой связи между накопленными городом и необходимыми для его развития сбережениями, с одной стороны, и вложениями в городское строительство, с другой, как правило, не существует. Эта связь так слаба, что в 1959 году, когда один из сберегательных банков Бруклина объявил, что 70 % кредитов выдал заёмщикам, расположенным поблизости, New York Times сочла этот факт достойным широкого освещения на своих деловых страницах. Правда, «поблизости» — понятие растяжимое. Эти 70 %, как выяснилось, были использованы отнюдь не в Бруклине, а в Нассау на Лонг-Айленде, где ведётся огромное пригородное строительство. Между тем немалая часть самого Бруклина приговорена к упадку «чёрными списками».

Горожане, таким образом, финансируют расползание пригородов. Безусловно, одна из исторических миссий больших городов, этих неимоверно производительных и эффективных участков земли, — финансировать колонизацию.

Но все что угодно можно истощить до смерти. Безусловно, источники денег для строительства в крупных городах за последние тридцать лет стали иными. Кредитование и расходование средств стали более институционализированными, чем раньше. К примеру, те, кто, живя они в 1920-е, давал бы деньги в кредит, сегодня чаще всего платят их как подоходный налог или вкладывают в страхование жизни, и поэтому, когда они даются в кредит или расходуются на городское строительство, это делает правительство или страховая компания. Маленькие местные банки, подобные тому диковинному банку из Новой Англии, что вкладывал деньги в участок, занесённый в «чёрный список», исчезли в эпоху Депрессии или в ходе последующих слияний.

Означает ли это, однако, что наши теперешние более институционализированные деньги могут использоваться только катаклизмически? Стали ли наши мощные бюрократические финансовые органы такими крупными игроками, что в больших городах они способны взаимодействовать только с другими крупными игроками — заёмщиками огромных сумм, затрачиваемых на широкомасштабные и резкие изменения? Неужели система, которая в одном из своих проявлений может аккуратно кредитовать единичных покупателей энциклопедий и отправляющихся на отдых отпускников, в другом своём качестве способна лишь на бурное кредитование оптом?

Деньги, направляемые на городское строительство, действуют подобным образом не из-за того, что их побуждают к этому какие-либо внутренние нужды или силы. Они потому действуют катаклизмически, что мы, общество, потребовали от них именно этого. Мы решили, что это будет хорошо для нас, и мы это получили. Ныне мы принимаем это, как предначертание Бога или системы.

Давайте взглянем в свете того, о чем мы просили и что именно мы в конце концов допустили, на три категории денег, формирующих наши города. Начнём с самой важной из них — с традиционных негосударственных источников кредита.

Идея о направлении громадных денежных средств на разреженное пригородное строительство за счёт городских районов, остающихся на голодном пайке, не была изобретением ипотечных кредиторов (хотя теперь они уже, как и пригородные застройщики, финансово заинтересованы в этой практике). Ни идеал, ни способ его осуществления не возникли естественным путём внутри кредитной системы как таковой. Они возникли в среде высоколобых мыслителей, думающих о благе общества. В 1930-е годы, когда Федеральное управление по жилищным вопросам выработало методы стимулирования пригородного развития, практически все учёные мужи в правительстве — как правые, так и левые — поддерживали рост пригородов как цель, хотя могли спорить по поводу средств. Несколькими годами раньше Герберт Гувер, открывая первую конференцию Белого дома по жилищному строительству, раскритиковал большие города с моральной точки зрения и восхвалил незатейливые коттеджи, маленькие городки и траву. На противоположном политическом фланге Рексфорд Г. Тагвелл, федеральный чиновник, ответственный за показательные пригороды «зеленого пояса», созданные в рамках рузвельтовского Нового курса, говорил: «Моя идея состоит в том, чтобы отыскивать дешёвую землю недалеко от густонаселённых центров, создавать там сообщества и привлекать в них людей. Потом возвращаться в большие города, сносить там трущобы подчистую и разбивать на их месте парки».

Катаклизмическое использование денег для расползания пригородов и сопутствующее ему денежное голодание тех участков больших городов, которые ортодоксальное градостроительство занесло в категорию трущоб, — именно то, чего хотели для нас наши учёные мужи. Каждый по-своему, они употребили колоссальные усилия, чтобы этого добиться. Они этого добились.

Сознательная государственная поддержка катаклизмического частного кредитования проектов реконструкции и обновления ещё более очевидна. Во-первых, государство вкладывает в эти катаклизмические перемены свои собственные средства — из субсидий, предназначенных для расчистки городских территорий, — просто чтобы сделать возможным с финансовой точки зрения последующее катаклизмическое частное инвестирование. Государство также следит за тем, чтобы частное инвестирование использовалось целенаправленно для создания тех или иных вариантов псевдогорода и для подавления городского разнообразия. Не останавливаясь на этом, государство вводит такую поощрительную меру, как гарантии займов на реконструкцию, причём настаивает, чтобы результат гарантированной таким образом реконструкции был максимально статичен на протяжении всего срока инвестиции. Постепенные перемены объявляются вне закона на будущее.

Государственная поддержка подобных катаклизмов считается чем-то само собой разумеющимся. Это, по мнению государства, его полезный вклад в преобразование городов.

От внимания государства, однако, ускользает тот факт, что, поддерживая подобное катаклизмическое использование частного инвестирования в больших городах, оно также совершает и навязывает определённый выбор между различными формами частного инвестирования.

Чтобы понять это, мы должны понять, что государственные субсидии на сплошную или выборочную расчистку городских территорий — это отнюдь не единственный вид субсидий. Эта деятельность опирается ещё и на колоссальные, если их просуммировать недобровольные субсидии.

Когда приобретается земля для реконструкции или обновления того, что на ней построено, она приобретается с использованием права на принудительное отчуждение собственности, принадлежащего только государству. Кроме того, для принуждения к согласию со схемами обновления, осуществляемого в отношении отдельных участков без фактического их приобретения, используется угроза принудительного отчуждения.

Право на принудительное отчуждение, давно известное и полезное как средство приобретения собственности, необходимой для общественного использования, по закону о реконструкции и обновлении может теперь применяться и к собственности, отчуждаемой для частного использования и частного извлечения прибыли. Этот пункт закона вызвал споры о его конституционности. Верховный суд постановил что государство через посредство своих законодательных органов имеет право осуществлять выбор между различными частными предпринимателями и собственниками; оно имеет право отчуждать собственность одних в пользу других ради достижения целей, приносящих, по мнению законодательного органа, пользу обществу в целом.

Такое использование права на принудительное отчуждение делает возможным ведение работ на большом участке отнюдь не только физически. Оно делает его возможным и в финансовом плане — благодаря недобровольным субсидиям, которые оно влечёт за собой. Суть и роль этих недобровольных субсидий хорошо объяснил Антони Дж. Пануч, эксперт по менеджменту, в подготовленном в 1960 году для мэра Нью-Йорка отчёте о запутанном положении в области городского жилья и его реконструкции:

 

Прямые последствия применения права на принудительное отчуждение к коммерсантам-арендаторам тяжелы и зачастую катастрофичны. Когда государство отчуждает собственность, оно обязано платить только за то, что оно приобретает для себя, но не за то, что оно забирает у владельца.

Ведь государство забирает не бизнес, а только территорию и строения. Соответственно, оно и платит только за территорию и строения. Хозяину ничего не платят за потерю бизнеса и нематериальных активов, ему не платят даже за досрочное прекращение аренды, поскольку аренда, как правило, предусматривает в случае принудительного отчуждения автоматическое прекращение контракта между владельцем и арендатором без всякой компенсации арендатору.

За всю свою собственность и все свои вложения в бизнес он не получает, по существу, ничего.

 

Далее в отчёте приводится показательный пример:

 

Аптекарь купил аптеку более чем за 40 000 долларов. Через несколько лет здание, в котором она находится, отчуждается государством. Вся компенсация, которую он в конце концов получил, — это 3000 долларов за оборудование, которые ему пришлось заплатить держателю закладной на движимое имущество. Таким образом, он полностью потерял то, что вложил в дело.

 

Эта печальная история обычна для участков, где ведётся жилое строительство или реконструкция, и неудивительно, что против подобных схем отчаянно протестуют бизнесмены, ведущие дела на этих участках. Они субсидируют эти схемы не какой-то долей уплаченных ими налогов, а своими средствами к существованию, деньгами, скоплёнными на учёбу детей в колледжах, годами трудов, вложенными в надежды на будущее, — почти всем своим достоянием.

Далее в отчёте Пануча высказывается мысль, которая в разных выражениях уже высказывалась в бесчисленных письмах в редакции газет, в редакционных статьях, в выступлениях граждан на публичных слушаниях: «Общество в целом должно нести бремя расходов на общественный прогресс, и это бремя не следует перекладывать на плечи несчастных жертв прогресса».

Общество в целом пока что не считало нужным взять на себя это бремя и вряд ли когда-нибудь сочтёт. Должностные лица, ответственные за реконструкцию, и эксперты по жилищному строительству бледнеют, когда слышат подобные предложения. Необходимость платить полную стоимость сделала бы государственные субсидии на реконструкцию и строительство жилых массивов слишком дорогостоящими. В настоящее время реконструкция с прицелом на частную прибыль идеологически и фискально оправдана тем, что государственные затраты на субсидии будут за разумный период возвращены в виде возросших после реконструкции налогов. Но если бы в государственные затраты были включены недобровольные субсидии, которые делают эти схемы возможными, то затраты возросли бы настолько, что никакими предполагаемыми налоговыми поступлениями их не окупить. Государственно жильё, как считается, стоит сейчас 17 000 долларов за жилую единицу. Если бы в цену, которую платит за него общество, были включены и недобровольные субсидии, эта цена взлетела бы до политически нереалистичного уровня. И широкомасштабное городское «обновление», и строительство государственных жилых массивов, в том и в другом случае сопровождающиеся полным разрушением больших участков, — расточительные по самой своей сути способы перестройки городов, вносящие в сопоставлении со своей полной стоимостью жалкий вклад в суммарное городское достояние. В настоящий момент общество ограждено от осознания этого факта тем, что очень большая часть расходов возложена на невольные жертвы и официально не учитывается. Но расходы есть расходы. Строительство жилых массивов как способ преобразования крупных городов не более оправдано в финансовом плане, чем в социальном.

Когда страховая компания или профсоюзный пенсионный фонд вливает катаклизмические денежные суммы в регламентированное строительство жилого массива или в проект городского обновления с прицелом на сортировку населения по доходам, это учреждение поступает так не потому, что подобное поведение необходимо для инвестиционного фонда XX века. Оно делает ровно то, чего потребовало государство, которое, чтобы его требование было выполнимо, самым безжалостным образом применяет свою чрезвычайную власть.

В случае саморазрушения разнообразия вследствие катаклизмического использования традиционного кредита ситуация иная: катаклизмические эффекты возникают не из-за широкомасштабного кредитования оптом, а из-за суммирования многих индивидуальных деловых решений, создающего слишком высокую концентрацию чего-то одного в каком-либо месте в определённый период. Государство не стимулирует сознательно это разрушение выдающегося городского успеха. Но оно и не заботится о том, чтобы остановить или перенаправить этот вредоносный денежный поток.

Частное инвестирование формирует большие города, но социальные идеи (и законы) формируют частное инвестирование. Вначале возникает представление о том, чего мы хотим, затем существующие механизмы приспосабливаются к реализации этого представления. Финансовые механизмы были приспособлены к сотворения антигорода потому и только потому, что мы, общество, решили, что это будет хорошо для нас. Если и когда мы решим, что нам нужен живой и разнообразный город, способный к непрерывным, тонким, плотно пригнанным друг к другу усовершенствованиям и переменам, мы сумеем настроить финансовые механизмы соответствующим образом.

Что касается катаклизмического использования бюджетных средств для городской перестройки, тут ещё меньше, чем в случае частного кредитования, причин думать, что это происходит просто потому, что происходит. Государственные деньги, направляемые на жилищные нужды, вызывают катаклизмы, а не постепенное, ровное обновление улиц и районов, потому, что мы считаем катаклизмы благом для жителей наших трущоб — и подходящим средством для того, чтобы показать всем остальным образцы хорошей городской жизни.

Нет никаких сущностных причин, чтобы налоговые поступления и государственный кредит не могли использоваться для ускорения подъёма территорий из трущобного состояния вместо того, чтобы идти на оплату перемещения трущоб и замуровывания их «в кирпич и стекло». Субсидировать жильё можно совершенно иначе, чем это делается сейчас. Этому вопросу посвящена следующая глава.

Нет сущностных причин и для того, чтобы отсортировывать и собирать в кучу общественные здания, творя административные и культурные катаклизмы. Их можно строить и размещать как элементы постепенных перемен, дополняя и оживляя ими матрицу энергичного, активного города. Мы поступаем иначе только потому, что считаем это «иначе» правильным.

Теневые деньги плохо поддаются государственному контролю, но мы можем многое сделать, чтобы по крайней мере воспрепятствовать их катаклизмическому воздействию. Занесение территорий в «чёрные списки» создаёт прекрасные возможности для катаклизмического использования эксплуататорских денег. На данном уровне проблему составляют не столько эксплуататорские деньги как таковые, сколько поощряемый обществом отказ от традиционных инвестиций.

Катаклизмическое использование государственных денег, помимо прочего, приводит в качестве побочного эффекта к созданию великолепных возможностей для теневиков. Чтобы понять, почему это так, следует принять во внимание, что владельцы домов в трущобах, в отличие от аптекаря из отчёта Пануча, отлично наживаются на неизбирательном использовании права на принудительное отчуждение. Когда здание покупается с применением этого права, для установления цены обычно принимаются в расчёт три фактора: оценочная стоимость недвижимости, её восстановительная стоимость и текущая способность здания приносить прибыль (не путать со способностью расположенного в нем бизнеса приносить прибыль! ). Чем нещаднее эксплуатируется здание, тем большую прибыль оно приносит и, соответственно, тем больше получает владелец. Отчуждение оказывается для хозяев трущобных домов настолько выгодным, что некоторые из них специально покупают дома на отчуждаемых территориях, битком набивают их жильцами и поднимают квартплату — не столько ради неё самой, сколько ради того, чтобы больше получить за дом от государства. Для борьбы с такого рода бизнесом в некоторых городах были приняты законы о «быстром вступлении во владение», позволяющие формально перевести в государственную собственность недвижимое имущество на отчуждаемом участке в тот же день, когда одобряется решение об отчуждении. При этом переговоры о продажной цене и оценка стоимости оставляются на потом[52]. Всюду, где существуют здания, используемые эксплуататорски, их владельцы обогащаются от расчистки трущоб. Они получают возможность (которой часто пользуются) употреблять компенсацию за отчуждение на покупку большего имущества, чем они имели, на других городских участках, которые они затем успешно превращают в трущобы. Если новый трущобный участок впоследствии также отчуждается — тем лучше для финансового положения такого инвестора. В Нью-Йорке некоторые инвесторы подобного рода забирают с собой на новое место не только деньги, но и прежних жильцов, тем самым помогая городу решить проблему переселения. Перемещение трущоб имеет свои секреты эффективности. Это самофинансирующийся процесс.

И опять-таки катаклизмическое использование теневых денег для создания новых трущоб нельзя назвать проблемой, касающейся только самих этих денег. В определённой мере это проблема перемещения трущоб как такового (при поощрении со стороны государства).

И наконец, катаклизмическое использование теневых денег можно было бы лучше контролировать с помощью налогов, о чем говорится в отчёте Пануча:

 

Никакое обеспечение исполнения законов и никакая реконструкция жилых зданий, осуществляемая нью-йоркским управлением по жилищному хозяйству с применением налоговых льгот, не смогут угнаться за формированием трущоб, пока с прибыльностью трущоб не будет покончено посредством налогообложения. [Налогообложение прибыли необходимо], чтобы преодолеть воздействие структуры федерального подоходного налога, положения закона о котором, касающиеся амортизации и доходов от прироста капитала, делают владение недвижимостью в трущобах чрезвычайно выгодным. < …>

Владелец трущобной недвижимости на перенаселённом участке, где нужда в жильё отчаянная и квартплата грабительская, не нуждается в том, чтобы ремонтировать здания. Год за годом он присваивает налоговую скидку на амортизацию, а после того как балансовая стоимость его трущобной недвижимости оказывается списанной до нуля, он продаёт её по цене, которая капитализирует его высокий доход от квартплаты. После продажи он платит 25-процентный налог на разницу между продажной и балансовой стоимостью, затем покупает новую трущобную недвижимость, и тот же процесс начинается снова. [Проверка налоговыми органами доходов, получаемых владельцами трущобной недвижимости], определила бы объём их налоговых задолженностей и штрафов, которые они должны уплатить вследствие незаконного получения налоговых скидок на амортизацию.

 

Циники — по крайней мере те из них, с которыми я говорила, — считают, что эксплуататорские деньги потому так вольготно сейчас чувствуют себя в наших больших городах, что мир теневых инвестиций очень влиятелен и располагает мощными закулисными средствами воздействия на законодателей и чиновников. Узнать, правда ли это, у меня нет возможности. Как бы то ни было, я полагаю, что к данной ситуации имеет прямое отношение апатия, проявляемая всеми остальными. Некоторые нынешние специалисты в области жилищного строительства логически обосновывают высокие прибыли теневого мира, сопутствующие городской реконструкции. «Трущобы сотворило общество, — заявляют они, — и поэтому только справедливо, что общество платит за их расчистку». Возникает, однако, вопрос: кому именно платит общество и на что эти деньги идут потом? Апатии способствует, кроме того, уютная мысль, что сносом старых трущобных зданий проблема трущоб, так или иначе, решается. Ничто не может быть дальше от действительности.

Очень легко возложить вину за упадок в больших городах на транспорт… на иммигрантов… на капризы среднего класса. Но причины этого упадка более глубоки и сложны. Они связаны с нашими представлениями о том, что нам нужно, и с нашим незнанием того, как функционируют большие города. Формы использования — и отказа от использования — денег для городского строительства и ремонта являются ныне мощными факторами городского упадка. Формы использования денег должны, однако, быть факторами возрождения, порождающими не бурные катаклизмы, а непрерывные, постепенные, сложные и аккуратные перемены.

 

 

IV. Тактические методы

 

Субсидирование жилья

 

Большинство задач, о которых я здесь пишу, — таких, как подъем трущоб из трущобного состояния, катализация разнообразия, пестование полнокровных улиц, — не считаются в наши дни задачами градостроительства. Поэтому проектировщики и те организации, что реализуют их проекты, не располагают ни стратегиями, ни тактиками решения этих задач.

В отсутствие тактики построения крупных городов, способных вести себя как крупные города, градостроительство тем не менее выработало множество тактик. Они направлены на реализацию безумных стратегий. К сожалению, они эффективны.

Темы, которые я затрону в этом разделе, как таковые сегодня признаются принадлежащими к сфере градостроительства: субсидирование жилья, транспорт, визуальный городской дизайн, аналитические методы. В этих областях обычное современное градостроительство знает, к чему стремится, и, следовательно, располагает тактиками, причём в таком количестве и настолько глубоко эшелонированными, что, когда цель какой-либо из них ставится под вопрос, обоснование обычно даётся в терминах условий, создаваемых другими тактиками (например, мы должны это сделать, чтобы получить федеральную гарантию займов). Так мы становимся пленниками нашей тактики, почти неспособными увидеть за ней стратегию.

Для того чтобы начать разговор о тактике, неплохо подойдёт тема субсидирования жилья, потому что разработанные и усовершенствованные за прошедшие годы тактические методы, имеющие целью создание жилых массивов для малообеспеченных, оказали глубокое воздействие на градостроительную тактику во всех областях. «Что же, государственное жилое строительство полностью провалилось? » — спросил эксперт по жилищным вопросам Чарльз Абрамс, предварительно раскритиковав его как деятельность, плохо продуманную в свете стоящих перед ней задач и приобретшую в сочетании с расчисткой городских территорий «абсурдный» характер.

Вот его ответ на свой вопрос:

 

Нет. Оно доказало многое. < …> Оно доказало, что обширный городской участок, находящийся в состоянии упадка, можно охватить единым проектом и перестроить. Оно добилось общественного одобрения крупномасштабной городской реконструкции и создало для неё юридическую базу. Оно доказало, что < …> жилищные облигации — первоклассное вложение средств; что предоставление жилья за общественный счёт — долг государства; что механизм городских жилищных органов по крайней мере может действовать без взяток. Все это немалые достижения.

 

Все это, и правда, немалые достижения. Широкомасштабная расчистка территорий, перемещение трущоб, их «замуровывание», строительство жилых массивов по единому проекту, сортировка людей по доходам и сортировка способов использования настолько впечатались в людское сознание как градостроительные образы и как наборы тактических методов, что градостроители, да и обычные граждане в большинстве своём, становятся в тупик, когда пытаются представить себе городскую реконструкцию без всего этого. Чтобы выйти из тупика, мы должны разобраться с первоначальным заблуждением, на котором покоится вся воображаемая конструкция.

Одна моя знакомая до восемнадцати лет считала, что ребёнок рождается сквозь материнский пупок. Эта идея возникла у неё в раннем детстве, и с тех пор, что бы она ни слышала о деторождении, она, будучи умной и изобретательной, ухитрялась соединять и примирять это со своей первоначальной ошибкой. Таким образом, чем больше она узнавала, тем, казалось бы, больше доказательств получала её идея. Довольно своеобразным способом она пускала в ход одну из самых универсальных, изощрённых и вместе с тем удручающих человеческих способностей. На каждое опровергнутое объяснение у неё находилось новое, и невозможно было уничтожить её заблуждение, обрубая, так сказать, его ветви. Чтобы искоренить её сложный вымысел, необходимо было начать с анатомии пупка. Когда её родные устранили её первоначальное простое непонимание природы и назначения пупка, она очень быстро проявила другую изощрённую человеческую способность, более обнадёживающую. Она расчистила все остальные заросли собственных заблуждений с такой лёгкостью, что впоследствии стала преподавательницей биологии (и, кстати говоря, матерью большого семейства).

Но заросли заблуждений по поводу функционирования больших городов, которые сотворила идея субсидируемого жилого массива, уже не ограничиваются нашим сознанием. Сейчас мы уже, кроме того, имеем заросли законодательных, финансовых, архитектурных и аналитических инструментов, применяемых к большим городам.

В наших больших городах есть люди, слишком бедные, чтобы платить за жильё такого качества, какое они, как совершенно правильно подсказывает нам наша общественная совесть, имеют право занимать. Более того, во многих городах сам по себе запас жилищ слишком мал, чтобы люди могли разместиться без скученности, и необходимое добавочное количество жилья нередко превышает непосредственные финансовые возможности тех, кого эта проблема затрагивает. По этим причинам нам нужны субсидии по крайней мере на некоторую часть городского жилья. Таков простой и ясный ответ на вопрос о причинах субсидирования. Он, кроме того, оставляет простор для выбора способов субсидирования, как финансовых, так и физических.

Но посмотрите, какими запутанными и негибкими можно сделать (точнее, уже сделали) эти причины, дав на вопрос о них немного другой, хоть и тоже простой, казалось бы, ответ.

Ответ, с которым мы довольно давно согласились, таков: жилищные субсидии нужны, чтобы обеспечить жильём ту часть населения, которая не может быть им обеспечена с помощью частной инициативы. И поскольку, говорят нам дальше, это, так или иначе, необходимо, субсидированные жилища должны воплощать в себе и демонстрировать принципы хорошего проектирования и градостроительства. Это — ужасный ответ, и последствия его ужасны. Семантический сдвиг внезапно предъявляет нам людей, которые не могут быть обеспечены жильём с помощью частной инициативы и, следовательно, должны быть им обеспечены каким-то иным образом. Но ведь в реальной жизни это люди, чьи жилищные нужды не являются сами по себе какими-то особыми и лежащими вне сферы возможностей частного предпринимательства, как, например, жилищные нужды заключённых, моряков в открытом море или умалишённых. Частное предпринимательство способно удовлетворить обычные жилищные нужды почти каждого. Люди, о которых идёт речь, находятся в особом положении лишь потому, что не могут платить за жильё.

В одно мгновение, однако, «люди, которые не могут быть обеспечены жильём с помощью частной инициативы», были превращены в статистическую группу с особыми жилищными требованиями наподобие заключённых на основе одного-единственного статистического параметра — их дохода. Чтобы реализовать вторую часть ответа, из этой статистической группы делают специальный набор подопытных кроликов для утопических экспериментов.

Если бы даже утописты располагали схемами, осмысленными для больших городов в социальном плане, все равно неправильно выделять по признаку дохода некую часть населения и размещать её на особых участках с особой структурой сообщества. Сегрегация — «равенство порознь» — сулит одни неприятности в обществе, где люди не считают кастовую систему элементом божественного порядка. Предоставление же выделенной группе лучших условий приводит нас к противоречию, если её выделенность обусловлена одной из форм неполноценности.

Ложно само представление о том, будто субсидия предполагает удовлетворение жилищных нужд кем-либо помимо частного сектора и обычных домохозяев. Государство не берет на себя функции владельца или управляющего в случае субсидируемых ферм или авиалиний. Государство, как правило, не берет на себя управление музеями, получающими субсидии из государственных фондов. Оно не считает нужным владеть или управлять благотворительными больницами, сооружение которых сегодня часто становится возможным лишь благодаря государственным субсидиям[53].

Государственные жилищные программы стоят особняком от других, логически сходных с ними, форм капитализма при участии государства, которые у нас возникли и развились. В этих программах воплощено мнение, будто государство должно владеть или распоряжаться чем-то только потому, что оно предоставляет на это субсидии.

Не имея идеологии, которая могла бы поместить государство, играющее роль домовладельца, в контекст всей остальной жизни нашей страны, мы не понимаем, как со всем этим быть. Чиновники, отвечающие за строительство жилья и управление им в подобных случаях, вечно боятся, как бы их капризные работодатели — налогоплательщики — не увидели недостатков в жилищных условиях, в моральной атмосфере или в коммунальных удобствах и не возложили вину на чиновников. В результате эти чиновники то недопустимо высокомерны, то недопустимо робки.

Поскольку государство выступает в роли домохозяина, оно является потенциальным конкурентом частных домохозяев, и, чтобы конкуренция была справедливой, необходимы картельные соглашения. Объектом картелизации становится само население; переход человека с одного картельного участка на другой определяется размером его дохода.

Вывод о необходимости субсидий для людей, «которые не могут быть обеспечены жильём с помощью частной инициативы», был абсолютно губителен и для больших городов как таковых. В один миг город как организм перестал существовать. Формально говоря, он превратился в статичную совокупность территорий, предназначенных для заселения рассортированными статистическими единицами.

С самого начала вся эта концепция не имела ничего общего ни с сутью проблемы, ни с прямыми финансовыми нуждами людей, которых она касается, ни с нуждами и функционированием больших городов, ни со всей остальной нашей экономической системой, ни даже со значением дома в нашей традиции.

Единственное, что можно сказать в пользу этой концепции, — что она позволила экспериментально проверить как в физическом, так и в социальном плане некоторые градостроительные теории. Результат — отрицательный.

Проблема субсидирования людей, неспособных оплачивать стоимость своего жилья, сводится, по сути, к тому, как восполнить разницу между тем, сколько они могут платить, и тем, сколько жильё стоит. Жильё при этом может предоставляться частными владельцами, а разница выплачиваться им либо напрямую в виде субсидий, либо опосредованно в виде финансовой помощи жильцам. Для того чтобы осуществлять это в разных случаях — старых зданий, новых зданий, ремонтируемых зданий, — имеется множество тактических методов.

Я предложу здесь один такой метод — отнюдь не потому, что считаю его единственно разумным, а потому, что он способен оказывать помощь в решении самых трудных на данный момент проблем городского благоустройства. В частности, он может способствовать постепенному, а не катаклизмическому введению в строй новых зданий, введению их в строй как элементов Местного разнообразия, а не как средства стандартизации, привлечению в районы из «чёрных списков» новых частных строительных фирм, более быстрому выходу трущоб из трущобного состояния. Он, как мы увидим, может играть роль и в решении других проблем, помимо предоставления людям жилья.

Метод, который я предлагаю, можно назвать методом гарантированной квартплаты. Физические единицы, с которыми он имеет дело, — не жилые массивы, а здания, стоящие на городских улицах среди других зданий, старых и новых. Эти здания с гарантированной квартплатой могут быть разных типов и размеров в зависимости от характера округи, от площади участка и от всех прочих факторов, обычно влияющих на тип и размер более или менее рядовых зданий.

Чтобы поощрять частных собственников к строительству таких зданий на территориях, где они необходимы для замены ветхих строений или для пополнения жилого фонда, правительственный орган, который я условно назову Бюро жилищных субсидий (БЖС), должен давать застройщикам гарантии двух типов.

Во-первых, БЖС должно гарантировать застройщику, что он получит необходимое для строительства финансирование. Если застройщик не может получить заём от традиционных кредитных организаций, БЖС должно гарантировать заём. Если застройщик не может получить заём даже на условиях гарантии, БЖС должно само выдать ему кредит (этот вариант необходимо предусмотреть из-за того, что традиционные частные займодатели порой согласованно заносят те или иные территории в «чёрные списки», и прибегать к нему нужно лишь при невозможности получить заём из обычных источников под разумный процент с государственной гарантией).

Во-вторых, БЖС должно гарантировать этим застройщикам (или тем, кому здания будут впоследствии проданы) достаточную квартплату, чтобы обеспечить им экономическую выгоду.

В обмен на обеспечение финансирования и на гарантию достаточного дохода от занятых квартир БЖС должно требовать: а) чтобы здание было построено на указанной территории, а иногда и на указанном месте в её пределах; и, в большинстве случаев, б) чтобы жильцы выбирались из числа претендентов, проживающих на указанном участке или в указанной группе зданий. Обычно (но не всегда) это будет участок или здания, находящиеся поблизости. Вскоре мы увидим, почему эти условия могут быть полезны, но вначале необходимо сказать о третьей и последней функции БЖС.

После того как владелец выбрал жильцов из числа претендентов, БЖС должно поинтересоваться доходами этих жильцов. Оно не должно иметь права исследовать какие-либо иные касающиеся их факты — только доходы и факт проживания на указанном участке или в одном из указанных зданий. У нас уже есть органы, к ведению которых относятся все смежные вопросы — такие, как выполнение взаимных обязательств между Домохозяевами и жильцами, осуществление полицейских функций, социальное обеспечение, и БЖС не должно эти органы подменять. Речь идёт не о бесполезном, неопределённом и унизительном мероприятии по общему облагораживанию человеческих душ. Речь идёт о деловом мероприятии, касающемся найма жилья и осуществляемом с уважением к человеческому достоинству. Не больше, но и не меньше.

Все или почти все претенденты на жильё в рамках подобной программы будут, по крайней мере в начале её, не способны платить полную экономически выгодную квартплату. БЖС должно будет восполнять разницу. Сбор сведений о доходах и их анализ в сопоставлении с размером жилья должны происходить ежегодно — так, как обрабатываются налоговые декларации. Подобный механизм уже используется в системе государственного жилья (правда, в сочетании с большим количеством абсолютно ненужного вынюхивания и сбора сплетён, касающихся совершенно посторонних вопросов), и его, этот механизм, мы с успехом применяем во многих иных областях. Например, колледжи и университеты с его помощью распределяют стипендиальные фонды.

Если доход семьи увеличивается, её доля в квартплате растёт, доля субсидии уменьшается. Если и когда семья достигает уровня, при котором она может платить за жильё полную стоимость, на то время, пока это положение сохраняется, она перестаёт быть предметом заботы БЖС. Такая семья или индивидуальный жилец могут оставаться в квартире сколь угодно долго, платя за неё, сколько она стоит.

Чем успешнее такие здания с гарантированной квартплатой будут способны удерживать жильцов, чьё финансовое положение улучшилось, тем больше субсидий будет оставаться для других зданий и других семей. От способности программы поощрять стабильность и сопутствующую ей диверсификацию изнутри среди населения будут напрямую зависеть размах и быстрота распространения строительной программы при данном объёме субсидий, направляемых на квартплату. Программе придётся быть чувствительной к нуждам людей, у которых появляется выбор, и к принципам создания притягательных, безопасных, интересных городских территорий, на которых люди остаются по собственному выбору. Если программа провалится в этих отношениях, её провал автоматически затормозит её расширение. Расширение не будет угрожать местным застройщикам и домохозяевам, как это бывает при строительстве государственного жилья: ведь расширяться будет не что иное, как их собственность. Оно не будет угрожать и частным кредитным организациям, поскольку БЖС будет брать на себя их функции лишь в том случае, если они не захотят сами участвовать в финансировании.

Гарантия ежегодной экономически выгодной квартплаты должна будет распространяться на амортизационный период заложенной недвижимости. Длительность его могла бы варьироваться между тридцатью и пятьюдесятью годами, и такие вариации желательны как один из факторов, поощряющих разнообразие типов зданий; кроме того, они обеспечат разницу возрастов, в которых здания с гарантированной квартплатой могут быть снесены или переоборудованы для совершенно иного характера использования. Безусловно, со временем сама постепенность и непрерывность нового строительства в районе, ведущегося этим и другими способами, должна привести к разнообразию сроков, после которых здания или их первоначальные способы использования могут в случае необходимости прекращать существование.

При расчёте экономически выгодной квартплаты необходимо будет использовать фиксированные ставки амортизации и обслуживания долга; нужно будет учитывать, кроме того, расходы на текущий ремонт и обслуживание жилья, меняющиеся в соответствии с покупательной способностью (обычный фактор, учитываемый во многих фиксированных в иных отношениях ставках квартплаты или текущих расходов), данные о доходах или о доходах и менеджменте, а также налоги на недвижимость (к последнему пункту я ещё вернусь в этой главе).

Требования к марже, закладываемой владельцем в проект, можно было бы сделать несколько меньшими, чем они являются сейчас в случае гарантированных Федеральным управлением по жилищным вопросам займов на пригородное строительство. Это содействовало бы восстановлению равновесия, нарушение которого лишает города денег, направляемых на строительство.

И наконец, большая часть субсидий зданиям с гарантированной квартплатой — это, как и в случае субсидий на государственное жилищное строительство, средства на капитальные затраты. Однако в тактическом плане процесс противоположен методу, используемому при государственном строительстве.

При государственном строительстве капитальные затраты на него непосредственно покрываются правительством. Местные жилищные органы выпускают для покрытия строительных затрат долгосрочные облигации. Платежи по облигациям осуществляются за счёт федеральных дотаций (в некоторых случаях — дотаций от штатов).

Квартплата малообеспеченных жильцов идёт только на местные административные нужды, на обслуживание зданий и текущий ремонт (все эти расходы, кстати говоря, очень высоки в случае государственного жилья). Жители государственных домов оплачивают из своей квартплаты больше бумаги для мимеографов, больше поездок на конференции и больше рабочего времени борцов с вандализмом, чем любые жильцы в любые времена. В государственных домах квартплата субсидируется посредством прямого субсидирования капитальных затрат, вследствие чего они выводятся из уравнения.

В системе гарантированной квартплаты капитальные затраты, напротив, остаются в уравнении, определяющем квартплату. Амортизация капитала включается в квартплату, и в той мере, в какой это необходимо для субсидирования квартплаты, капитальные затраты субсидируются автоматически. В любом случае, напрямую или через квартплату, капитальные затраты необходимо покрывать. Преимущество субсидирования их через квартплату состоит в следующем: субсидия в этом случае становится применительно к жильцам более гибкой. Она ни в коей мере не должна будет использоваться для сортировки людей по доходам, как неизбежно бывает, когда субсидия на капитальные затраты — фиксированный фактор, жёстко встроенный в факт проживания в субсидируемом доме.

И ещё один фиксированный фактор, разделяющий сегодня людей в субсидируемых домах по признаку дохода, может быть устранён системой гарантированной квартплаты. Это вопрос о льготной ставке или отмене налога на недвижимость. Жилые массивы для малообеспеченных, находящиеся в государственной собственности, в большинстве своём не платят налогов на недвижимость. Многим жилым массивам для людей со средним уровнем доходов предоставляются налоговые льготы или отсрочки, чтобы снизить квартплату или, в случае кооперативов, текущие расходы. Все это разновидности субсидии, и они требуют соответствующих ограничений для жильцов по уровню дохода (по крайней мере в момент вселения, но чаще всего и дальше), чтобы те, кто способен выдержать включение налогов на недвижимость в оплату жилья, не перекладывали слишком уж нагло это бремя на плечи других налогоплательщиков.

При гарантированной квартплате налоги на недвижимость могут и должны быть включены в квартплату; как и в случае капитальных затрат, степень, в какой они субсидируются для данной семьи или данного лица, — не жёсткий фактор, «встроенный» в здание, а переменная величина, зависящая от меняющихся способностей самих жильцов нести свою долю расходов на квартплату.

Поскольку источником субсидий на квартплату, как почти во всех государственных жилищных программах, должно будет являться федеральное правительство, оно фактически станет опосредованным но существенным плательщиком налогов на недвижимость, поступающих в муниципальные фонды. Но разница, опять-таки, почти не выходит за рамки тактики использования субсидий. В настоящее время федеральные жилищные субсидии прямо или косвенно идут, в частности на оплату многих услуг и оборудования, расходы на которые, по существу, являются нормальными текущими расходами города, принявшими ненормальные, искривлённые формы под воздействием физических и финансовых требований, заложенных в концепцию жилого массива. Например, федеральными дотациями покрываются капитальные затраты на огороженные «поляны» жилых массивов, на общественные залы собраний, на игровые комнаты, на медицинские кабинеты и тому подобное; косвенно — покрывая немалую часть общих расходов — они идут и на оплату полицейских сил управления по жилищному хозяйству, и на оплату социальных и коммунальных служб. Если бы субсидия не включала в себя эти расходы, поскольку они уже не имели бы отношения к «конечному продукту», но зато включала налог на недвижимость, это помогало бы изыскивать средства на то, в чем города отчаянно нуждаются, например, на хорошо расположенные небольшие публичные парки вместо враждебных ко всему окружающему «полян», на нормальную полицию вместо жилищной, на инспекторов жилищного вандализма вместо контролёров содержания жилищ, нанятых управлением.

Помимо некоторых требований, касающихся количества комнат в жилых единицах (чтобы не оказалось слишком много квартир одинакового размера), БЖС не должно навязывать застройщикам каких-либо своих архитектурных или конструктивных стандартов. К зданию с гарантированной квартплатой должны будут применяться общие физические стандарты и правила, разработанные городом для своей жилой застройки, то есть ровно те же стандарты и правила, что и к любому несубсидируемому зданию поблизости. Если политика сообщества состоит в улучшении или изменении жилищных стандартов для повышения уровня безопасности, санитарии, удобства или уличного дизайна, то объектом этой политики должно быть все сообщество, а не какая-либо его часть, произвольно выбранная на роль подопытных кроликов.

Если владелец здания с гарантированной квартплатой пожелает занять под торговые или иные не связанные с проживанием нужды первый этаж, или подвал, или и то и другое, то затраты на это пространство просто не будут включены в гарантию квартплаты или финансирования. Как его расходы, так и его доходы от этой демонстраций здоровой коммерческой жизни должны лежать за пределами его соглашений с БЖС.

Поскольку субсидируемое строительство такого рода не потребует приобретения и расчистки больших участков, сооружение зданий с гарантированной квартплатой в большинстве случаев не потребует принудительного отчуждения земли государством. Приобретение участков на территориях, признанных подходящими, может, как правило, осуществляться так же, как при сделках для частного строительства: главный вопрос — кто готов продать землю и за какую цену. Разумеется, стоимость участка будет включена в общие расходы, но надо помнить, что при такой системе мы избавляемся от затрат на широкомасштабную расчистку, которую мы сегодня считаем необходимым субсидировать.

В случаях, когда право на принудительное отчуждение все же придётся использовать, платить надо будет полную, реальную цену, включающую в себя такие вещи, как стоимость досрочно прекращённой деловой аренды, как полная и реальная стоимость переезда и перемещения бизнеса, — точно так же, как это делается при частных продажах, когда от арендаторов предприятий не приходится ожидать самоубийственного участия в субсидировании чужого проекта[54].

Платить, а не брать с людей нечестные недобровольные субсидии нужно для того, чтобы избежать ненужного уничтожения городского разнообразия. Честная оплата, с одной стороны, давала бы реальную возможность бизнесам, вынужденным покинуть своё место, продолжать жизнь на новом месте (предпочтительно в той же городской округе), с другой — осуществляла бы автоматическую селекцию. Такая селекция, способствующая сохранению всего стоящего, напрочь отсутствует в нынешней тактике городской реконструкции, и это один из признаков фантастической расточительности этой тактики в отношении экономического достояния городов. Принцип гарантированной квартплаты нацелен на то, чтобы опираться на любой уже существующий успех или потенциал успеха.

Кроме того, поскольку этот метод не предполагает широкомасштабной расчистки и перестройки, в программе могло бы участвовать огромное количество строительных фирм и владельцев, исчисляемое тысячами. Горько и смешно, когда наши крупнейшие города многоликие, полнокровные, постоянно меняющиеся, должны зависеть в отношении своей реконструкции от горстки учреждений и колоссальных строительных баронов. Владельцы многоквартирных зданий с гарантированной квартплатой должны иметь возможность, если им захочется, самим жить в этих зданиях, как если бы они были квартиросъёмщиками, и это, как всякое присутствие хозяина на месте, было бы здоровым явлением. Этого ни в коем случае не надо требовать, но это можно поощрять, поощряя подобное участие в строительной программе или, что более реалистично, не препятствуя продаже жилья застройщиками таким будущим владельцам.

Если бы мы взяли на вооружение такую тактику строительства зданий с гарантированной квартплатой, как мы могли бы её использовать?

Я уже упомянула о двух условиях, выполнения которых нужно было бы потребовать от владельца в обмен на даваемые ему гарантии: чтобы здание было построено на указанной территории, а иногда и на указанном месте внутри неё; и в большинстве случаев, чтобы жильцы выбирались из числа претендентов, живущих на определённом участке, или на определённой улице, или в определённой группе зданий.

Накладывая на застройщиков эти два простых условия, мы сможем осознанно добиваться тех или иных целей, зависящих от конкретных проблем конкретной городской территории.

Мы сможем, например, стимулировать новое строительство на участках, занесённых на данный момент в «чёрные списки», где нехватка новых зданий становится критической, и при этом удерживать жителей внутри этих участков.

Мы сможем сознательно увеличивать число жилых единиц на участках, где это необходимо, и в то же время уменьшать скученность в расположенных поблизости более старых зданиях (это, по крайней мере, даст практический способ понижать плотность заполнения жилья до установленных законами значений).

Мы сможем удерживать внутри территорий людей, чьи жилища подлежат сносу либо ради использования земли иным способом, либо из-за ветхости зданий.

Мы сможем привносить на данную территорию проживание как один из первичных способов использования или повышать число проживающих до эффективных величин там, где это необходимо для обогащения первичной городской смеси других способов использования (например, трудовых).

Мы сможем способствовать заполнению разрывов в новых линиях фасадов, возникающих там, где через слишком длинные кварталы прокладываются новые улицы.

Мы сможем обогащать на данном участке базовый запас разнообразия в отношении возрастов и типов зданий.

Мы сможем снижать плотность жилых единиц на тех исключительных участках, где она слишком велика, и делать это постепенно, избегая катаклизмических массовых перемещений населения.

И наконец, мы сможем, делая все это, смешивать людей с разными уровнями доходов и поощрять рост этого смешения в будущем.

Все это — средства увеличения стабильности и разнообразия населения. Некоторые из этих средств — прямые, помогающие людям, которые хотят остаться в своей округе, остаться в ней. Некоторые из них действуют опосредованно (в той мере, в какой одна часть одного из многих различных способов использования городской территории может играть свою роль), способствуя сотворению живых, безопасных, интересных, разнообразных улиц и районов, где людям, имеющим выбор, хочется остаться.

Кроме того, поскольку такая программа будет привлекать на данную территорию «постепенные» деньги и способствовать постепенным переменам на ней, она не помешает одновременному или последующему притоку туда новых жителей, имеющих выбор, и несубсидируемому строительству (будем надеяться, что это не приведёт к саморазрушению разнообразия). Программа не помешает притоку самых разных людей, в том числе тех, кто руководствуется единственно соображениями выгоды. Ибо в любой момент на данной территории будет много других зданий, не используемых целенаправленно для удержания внутри неё населения, вынужденного переезжать; в этом случае прежнее местожительство нового жильца не будет иметь значения.

Независимо от возраста зданий на данном участке, независимо от того, насколько велика необходимость заменить в конечном итоге все или почти все, этот процесс не должен происходить одним махом[55].

Слишком быстрая замена зданий не только подрывает городское разнообразие экономически и создаёт стандартизованную, денатурированную среду спроектированных жилых массивов, но и мешает длительное время удерживать большое число людей, имеющих выбор, — людей, живущих в старых и новых домах, в том числе людей, имеющих свои собственные идеи по части строительства и реконструкции.

Система гарантированной квартплаты и гарантированного финансирования нового строительства, безусловно, предоставляет много возможностей для коррупции и мошенничества. С коррупцией, мошенничеством и обманом мы неплохо умеем справляться, когда хотим (не правда ли, нам повезло, что мы живём в стране, где их можно побеждать? ) С чем потруднее бороться — это с закостенением.

Нет сомнений, что любая конкретная тактика субсидирования жилья почти наверняка становится со временем все более закостенелой и негибкой, что она все больше отворачивается от реальных нужд. Все творческое воображение, какое в неё вкладывается, вкладывается вначале, а затем оно неизбежно выхолащивается. С другой стороны, коррупция, что бы ни было её целью — деньги или власть, — имеет иную природу, нежели застёгнутая на все пуговицы бюрократия. Чем дольше коррупция имеет дело с объектом или явлением, тем более изобретательной становится.

Чтобы бороться и с закостенением, и с коррупцией, мы должны как минимум раз в восемь-десять лет пробовать новые методы субсидирования жилья или добавлять вариации к старым методам, которые работают достаточно хорошо, чтобы их сохранить. Нам даже следует время от времени создавать совершенно новые органы для этих новых задач, а старым позволять сойти на нет. В любом случае всегда необходимо сверять тактику с конкретными нуждами, проявляющимися в конкретных местах. Мы всякий раз должны спрашивать: «Решает ли этот механизм задачу, которая стоит здесь? И если нет, то что её решает? » Сознательные периодические изменения в тактике субсидирования создадут возможность удовлетворять новые нужды, которые будут возникать с течением времени и которые невозможно предвидеть. Эти слова, помимо прочего, — косвенное предостережение против ограничений, накладываемых моими собственными рецептами в этой книге. Мои рецепты, я считаю, разумны при нынешнем положении вещей, а только с этого и можно начинать. Но отсюда не следует, что они будут в высшей степени разумны или даже относительно разумны, когда наши большие города пройдут немалый путь улучшений и станут намного живее и полнокровнее. Они утратят разумность и в случае, если нынешнее неправильное обращение с нашими большими городами продолжится и мы потеряем конструктивные формы поведения и здоровые силы, на которые пока что можем опираться.

Даже сейчас методы субсидирования весьма вариативны — важно только, чтобы они основывались не на катаклизмах, а на гибких и постепенных переменах. В частности, Джеймс Раус, ипотечный банкир из Балтимора и общественный деятель, лидер ряда городских кампаний по обновлению и реконструкции, предложил вариант, ведущий в конечном итоге к переходу собственности в руки жильцов, — весьма разумная идея для тех мест, где преобладает ленточная застройка небольшими зданиями:

 

Государственное жильё не должно быть самоцелью. Его можно оправдать лишь как средство для того, чтобы сделать наши большие города пригодными для жизни. Каким должно быть это государственное жильё? < …> Квартплата жильца должна расти с ростом его дохода, и его не следует выселять как вышедшего из категории малообеспеченных. Когда его растущая квартплата достигнет уровня, при котором её будет хватать для обслуживания ипотечного долга на либеральных условиях, собственность должна быть передана ему по балансовой стоимости, а квартплата преобразована в ипотечные платежи. Такая программа будет возвращать не только людей, но и их жилища в русло свободного рынка. Она помешает формированию государственных жилищных гетто и пробьёт брешь в имперском протекционизме, которым окружена сегодня жилищная политика…

 

Нью-йоркский архитектор Чарльз Платт давно пропагандирует идею субсидируемых новых зданий в комбинации со стоящими рядом более старыми зданиями как способ уменьшить скученность и, следовательно, убить двух зайцев одним выстрелом. Уильям Уитон, профессор градостроительства из Пенсильванского университета, красноречиво защищает концепцию циклического предоставления государственного жилья и его неотличимости от окрестного частного жилья в его многообразии. Калифорнийский архитектор Верной Де Марс предложил систему строительства на частные деньги жилых зданий, оказывающихся в частной собственности, во многом похожую на мою систему гарантированной квартплаты: в таких домах, по его мысли, должны иметь право жить люди с любым уровнем достатка, но государственные жилищные органы могут размещать там субсидируемых жильцов.

Стэнли Танкел, градостроитель из нью-йоркской Региональной градостроительной ассоциации, спрашивает:

 

Почему мы только случайно обнаруживаем, что трущобы сами порой создают внутри себя ингредиенты хорошей жилищной политики? Мы внезапно видим, < …> что семьи не всегда переезжают из трущоб, когда их доход вырастает; что патерналистский менеджмент не уничтожает в трущобных жителях тягу к независимости; и наконец (невероятно! ), что обитатели трущоб, как и все прочие люди, не любят, чтобы их сгоняли с насиженных мест. < …> Следующий шаг потребует от нас очень большого смирения: ведь мы сейчас весьма склонны путать крупные строительные проекты с крупными социальными достижениями. Нам придётся признать, что никто, сколь бы сильным воображением он ни обладал, не в состоянии сотворить человеческое сообщество: так легко они не создаются. «Здания ремонтируем, людей оставляем в покое»; «Никакого переселения за пределы своей округи» — вот каковы должны быть лозунги государственной жилищной программы, если она хочет быть популярной.

 

Практически все исследователи государственных жилищных программ рано или поздно высказывались против пагубных ограничений на доходы жильцов и предлагали их снять[56]. Система гарантированной квартплаты, которую я предложила, не содержит моих собственных оригинальных идей; я просто соединила в одно связное целое идеи, выдвинутые многими специалистами.

Почему же эти идеи до сих пор не включены в государственную жилищную политику?

Ответ содержится в самом вопросе.

Эти идеи не используются именно потому, что они, как правило, разрабатываются и выдвигаются как модификации, подлежащие включению либо в концепцию построенного по единому проекту жилого массива, либо в концепцию государственной собственности на субсидируемое жильё. Но обе эти базовые концепции государственной жилищной политики безнадёжно непригодны для хорошего функционирования крупных городов в нашем обществе. Тактические методы, применяемые для их реализации, — «замуровывание» трущоб, перемещение трущоб, сортировка людей по доходам, стандартизация — плохи как в человеческом плане, так и в плане удовлетворения городских экономических нужд, но они хороши и логичны как методы строительства государственных жилых массивов, бюрократического владения и управления ими. Любые иные тактические средства достижения этих целей поистине настолько нелогичны и неорганичны, что все попытки их включить проваливаются раньше, чем высыхают чернила на материалах для информирования общественности.

Новые тактические методы субсидирования жилья требуются нам не потому, что существующие методы нуждаются в уточнении и подстройке. Они требуются нам потому, что сами цели городского строительства должны быть иными, и потому, что для их достижения необходима новая стратегия выхода из трущобного состояния и сохранения людского разнообразия после этого выхода. Иные цели и новая стратегия требуют соответствующих, совершенно иных тактических методов.

 

⇐ Предыдущая9101112131415161718Следующая ⇒

Поделиться: