Глава V. ВНЕЗЕМНЫЕ ПУТЕШЕСТВИЯ В РАЗЛИЧНЫХ ТРАДИЦИЯХ

 

Большинство комментаторов очень были заняты вопросом об истоках концепции Данте схождения в Ад, и именно в этом пункте четче всего проявилась некомпетентность тех, кто исследовал эти вопросы с совершенно профанной точки зрения. В действительности здесь есть нечто, что можно понять только с помощью знания фаз реального посвящения, что мы сейчас и попытаемся объяснить.

Несомненно, если Данте в качестве своего вожатого в двух первых частях своего путешествия избирает Вергилия, то главная причина этого, конечно, как все и признают, — это воспоминание о VI песне Энеиды; но следует добавить, что не потому, что здесь, у Вергилия, содержится простая поэтическая фикция, а потому что присутствует свидетельство несомненного тайного знания. Не без причины в средние века была распространена практика гаданий по текстам Вергилия (sortes virgilianoe); и если из Вергилия хотели сделать мага, то это всего лишь экзотерическая и популярная искаженная версия глубокой правды; те же, кто сближал его произведение со священными Книгами, возможно, лучше чувствуют его, чем могут это выразить, но использовалось это лишь в гадании, что имеет относительный интерес.

С другой стороны, нетрудно заметить, что сам Вергилий, в том, что нас здесь занимает, имел предшественников среди греков, можно напомнить в этом отношении путешествие Одиссея в страну теней, а также нисхождение Орфея в Ад. Но не доказывает ли такая согласованность во всем, что это только серия заимствований и последовательных подражаний? Истина заключается в том, что все это имеет самую тесную связь с мистериями античности и что эти различные поэтические повествования или легенды суть лишь передача одной и той же реальности: золотая ветвь, которую Эней, ведомый Сивиллой, сорвал перед этим в лесу (в этой же самой «selva selvaggia», с которой и Данте тоже начинает свою поэму), это та же ветка, которую несли посвященные Элевсинских таинств и которая напоминает нам также акацию современных масонов, «залог воскресения и бессмертия». Более того, и само христианство представляет нам подобный символ: в католической литургии святую неделю открывает Праздник Ветвей[49] (неделя Ваий), в которой произойдет смерть Христа и его схождение в Ад, затем его воскресение, за которым вскоре последует его вознесение со славою, и рассказ Данте начинается как раз с понедельника, как бы для того, чтобы отметить, что в сумрачный лес, где встретился Вергилий, он устремился именно в поисках мистической ветви.

Смерть и нисхождение в Ад, с одной стороны, воскресение и вознесение на Небеса, с другой — суть дополняющие друг друга и обратные друг другу фазы, из которых первая есть необходимая подготовка ко второй и которую без труда также найдут в описании «Великого Дела» герметистов, и то же самое отчетливо утверждается во всех традиционных учениях. Так и в исламе мы встречаем эпизод «ночного путешествия «Мухаммеда, также включающий нисхождение в инфернальные места (isra), а затем восхождение в различные рай или небесные сферы (miraj); определенные черты этого «ночного путешествия» представляют с поэмой Данте до такой степени поразительное сходство, что некоторые исследователи хотели в нем видеть один из принципиальных источников вдохновения поэта. Дон Мигель Азин Паласиос показал множество отношений, существующих как по сути, так и по форме между Божественной Комедией (не говоря даже о некоторых местах Vita Nuova и Convito — «Новая жизнь» и «Пир»), с одной стороны, и с другой — Kitab el-isra (Книга ночного Путешествия) и Futuhat el-Mekkiyah (Мекканские Откровения) Мухиддина ибн Араби, более ранними, примерно на восемьдесят лет, произведениями. Он пришел к выводу, что таких аналогий только в этих книгах гораздо больше, чем всех тех, которые удалось установить комментаторам между произведениями Данте и всей литературой всех стран.[50] Вот некоторые примеры: «В изложении мусульманской легенды волк и лев преграждают дорогу паломнику, как пантера, лев и волчица заставляют отступить Данте… Вергилий ведет Данте и Гавриил Мухаммеда на Небо; оба во время путешествия удовлетворяют любопытство странника. В обеих легендах Ад предвещается одинаковыми знаками: неистовый и неопределенный шум, шквалы огня… Архитектура дантова Ада повторяет строение мусульманского Ада; и тот и другой представляют собой гигантскую воронку, образованную из серии этажей, ступеней или круглых уступов, которые постепенно спускаются до глубины земли; каждый из них содержит в себе определенную категорию грешников, виновность и наказание которых отягощаются по мере спуска на нижний круг. Каждый этаж подразделяется еще на несколько других, предназначенных для различных вариантов категорий грешников; наконец, оба Ада расположены под городом Иерусалимом… Чтобы очиститься при выходе из Ада и иметь возможность подняться в Рай, Данте подвергается тройному омовению. И также тройное омовение очищает души в мусульманской легенде: прежде чем попасть на Небо, они последовательно погружаются в воды трех рек, которые омывают и питают сад Авраама… В обоих легендах архитектура небесных сфер, через которые происходит вознесение, тождественна. На девяти небесах в соответствии с заслугами размещены души блаженных, которые к концу все собираются в Эмпирее или в последней сфере… Так же как Беатриче исчезает перед святым Бернаром, который руководит им на последнем этапе, также и Гавриил оставляет Мухаммеда у престола Бога, куда тот привлечен сияющей гирляндой… Окончательный апофеоз обоих вознесений один и тот же: оба путешественника, вознесенные к месту присутствия Бога, описывают нам Бога как интенсивный центр света, окруженный девятью концентрическими кругами, образованными тесными бесчисленными вереницами ангельских духов, излучающих светящиеся лучи; тот ряд, который ближе всего вращается вокруг центра, — это херувимы; каждый круг окружен непосредственно предшествующим ему низшим кругом, и все девять вращаются без конца вокруг божественного центра… Инфернальные этажи, астрономические небеса, круги мистической розы, ангельские хоры, окружающие очаг божественного света, три круга, символизирующие троичность лиц, — все это заимствовано слово в слово флорентийским поэтом у Мухиддина ибн Араби».[51]

Такие совпадения вплоть до точного повторения деталей не могут быть случайными, и мы имеем основание предположить, что Данте действительно был вдохновлен в значительной мере повествованием Мухиддина, но как он с ним познакомился? Возможным посредником считают Брунетто Латини, бывавшего в Испании, но эта гипотеза нам кажется неудовлетворительной. Мухиддин родился в Мурсие, откуда его имя Эль-Андалузи, но не вся его жизнь прошла в Испании, умер он в Дамаске; с другой стороны, его ученики были рассыпаны по всему исламскому миру и в особенности в Сирии и Египте, и, наконец, мало вероятно, чтобы его произведения в то время были известны широкой публике, некоторые из них даже никогда не были известны.

На самом деле Мухиддин был вовсе не «мистический поэт», как это воображает М. Азин Паласиос; здесь следует сказать, что в исламском эзотеризме он носит имя Esh-Sheikh el-akbar, то есть величайший из духовных Учителей, Учитель по преимуществу, что его учение является чисто метафизическим и что многие главные тайные ордена Ислама, среди которых самые высокие являются в то же время и самыми закрытыми, происходят прямо из него. Мы уже отмечали, что такие организации в XIII веке, то есть в эпоху Мухиддина, были связаны с рыцарскими орденами, и мы полагаем, что именно этим объясняется эта достоверная передача; если же дело происходило иначе и Данте знал Мухиддина через профанные каналы, то почему он его никогда не называет, как он называет экзотерических философов ислама, Авиценну и Аверроэса?[52] Более того, признано, что в происхождении розенкрейцерства лежат исламские влияния, на это намекают предполагаемые путешествия Христиана Розенкрейца на Восток, но реальные истоки розенкрейцерства, как мы уже сказали, — это как раз рыцарские ордена и как раз они осуществляли в средние века истинную интеллектуальную связь между Востоком и Западом.

Современная западная критика, считающая «ночное путешествие» Мухаммеда лишь более или менее поэтической легендой, полагает, что в этой легенде ничего нет специфически арабского и исламского, но что она имеет персидское происхождение, потому что рассказ о подобном путешествии имеется в маздаистской книге Arda Viraf Nameh.[53] Некоторые думают, что надо восходить еще далее, до Индии, где действительно встречается как в брахманизме, так и в буддизме множество символических описаний различных состояний существования в форме иерархически организованных Небес и Ада; некоторые даже доходят до того, что предполагают, что Данте мог испытать индийское влияние непосредственно.[54] Для тех, кто видит во всем этом лишь «литературу», такой способ рассмотрения понятен, хотя довольно трудно даже с чисто исторической точки зрения предположить, что Данте мог, что-либо знать об Индии иначе, чем через посредство арабов. Но для нас это сходство свидетельствует только о единстве доктрины, содержащейся во всех традициях; нет ничего удивительного в том, что мы повсюду находим выражение тех же самых истин, но чтобы не удивляться, надо как раз знать, что это истины, а не более или менее произвольные фикции. Там, где есть сходство общего порядка, не следует заключать, что существует прямая коммуникация, такое заключение было бы правильным, если бы одни и те же идеи были выражены в одних и тех же формах, как это и есть в случае с Мухиддином и Данте. Верно, что то, что мы находим у Данте, в совершенстве согласуется с индийскими теориями миров и космических циклов, но однако без того, чтобы быть облеченными в форму собственно индийскую, а подобное согласие существует с необходимостью у всех тех, кто знает одни и те же истины, каков бы ни был способ, каким они приобрели это знание.

 

Глава VI. ТРИ МИРА

 

Различение трех миров, которое определяет общий план Божественной Комедии, является общим для всех традиционных учений; но оно бывает различной формы, и в самой Индии есть две не совпадающие, но и не противоречащие друг другу формы, но просто соответствующие различным точкам зрения. Согласно одному из этих разделений три мира суть Ад, Земля и Небеса; согласно другому, в котором Ад не рассматривается, — это Земля, Атмосфера (или район-посредник) и Небо. Надо предполагать, что в первом разделении район-посредник рассматривается как простое продолжение земного мира; и точно таким же у Данте является Чистилище, которое можно идентифицировать с этим районом. Второе разделение в точности эквивалентно различению католическим учением Церкви сражающейся, Церкви страдающей и Церкви торжествующей; здесь тем более не может быть речи об Аде. Наконец, рассматриваются и дальнейшие подразделения Небес и Ада, численно различающиеся, но во всех случаях всегда идет речь об иерархическом распределении степеней существования, которых реально неопределенное множество и которые могут быть классифицированы различным образом согласно аналогичным соответствиям, принимаемым в качестве основания символического представления.

Небеса суть высшие состояния бытия; Ад, как, впрочем, и означает само его имя (les Enfers), — это низшие состояния, но когда мы говорим «высшие и низшие», то это должно пониматься по отношению к человеческому или земному состоянию, которое, естественно, принимается как исходная величина для сравнения, потому что именно она с принудительной силой должна служить нам точкой отсчета. Если истинное посвящение — это сознательное овладение высшими состояниями, то легко понять, что оно должно символически быть описано как вознесение, или «небесное путешествие»; но можно спросить себя, почему этому вознесению должно предшествовать нисхождение в Ад. Для этого есть много причин, о которых мы не можем исчерпывающим образом говорить, не приводя слишком длинные рассуждения, способные завести нас очень далеко от предмета нашего исследования; отметим только следующее: с одной стороны, это нисхождение есть как бы беглое повторение состояний, логически предшествующих человеческому состоянию, которые определяют особые условия и которые также должны участвовать в «превращении», должном затем произойти; с другой стороны, оно позволяет проявить, следуя определенным модальностям, возможности низшего порядка, которые бытие еще несет в себе в неразвитом состоянии и которые должны быть исчерпаны им прежде, чем было бы возможно достичь реализации высших состояний. Впрочем, следует заметить, что в действительности речь не идет о том, чтобы бытие вернулось к уже пройденным состояниям; эти состояния можно исследовать лишь непрямо, осознавая следы, оставленные ими в самых темных районах самого человеческого состояния; и именно поэтому Ад символически представляется расположенным внутри Земли. Напротив, Небеса суть реально высшие состояния, а не только их отражение в человеческом состоянии, самое возвышенное продолжение которого образует только лишь опосредующий район или Чистилище, гору, на вершине которой Данте располагает земной Рай. Реальная цель посвящения — это не только восстановление «райского состояния», которое было только этапом на пути, ведущем еще дальше, потому что как раз за этим этапом начинается по-настоящему «небесное путешествие»; эта цель состоит в активном завоевании «сверхчеловеческих» состояний, так как — и Данте повторяет это вслед за Евангелием — «Небесное Царство силой берется…»[55] и в этом состоит одно из существенных отличий между посвященными и мистиками. Объясняя это иным образом, можно сказать, что человеческое состояние должно быть прежде приведено к полноте своего раскрытия через интегральную реализацию своих собственных возможностей (и эта полнота есть то, что следует понимать под «райским состоянием»); но это далеко не конец, это еще только основание, на которое опирается бытие, чтобы «salire alle stelle»[56] («посетить светила»), то есть чтобы подняться к высшим состояниям, которые представляют планетарные и звездные сферы на языке астрологии, а на языке теологии — ангельские иерархии. Следовательно, есть два периода в восхождении, но первый, по правде говоря, есть восхождение только по отношению к обычной человечности; высота горы, какова бы она не была, всегда ничто по сравнению с дистанцией, разделяющей Землю от Неба; следовательно, в реальности это скорее расширение, потому что это полный расцвет человеческого состояния. Развертывание возможностей всеобщего бытия, таким образом, сперва осуществляется «вширь», а затем в направлении «превознесения» («экзальтации»), если воспользоваться термином, заимствованным из исламского эзотеризма; добавим еще, что это различение на два периода соответствует античному разделению на «малые мистерии» и «большие мистерии».

Три фазы, с которыми соответственно соотносятся три части Божественной Комедии, могут быть еще объяснены при помощи индуистской теории трех гун, которые суть качества или, скорее, фундаментальные тенденции, предшествующие всякому проявленному бытию; в зависимости от того, какая из этих тенденций в существах доминирует, они и распределяются иерархически в ансамбле трех миров, то есть по всем степеням универсального существования. Три гуны таковы: саттва соответствует чистой сущности Бытия, которая тождественна свету познания, символизируемому свечением небесных сфер, которые представляют собою высшие состояния; раджас — это импульс, который производит распространение бытия в определенное состояние, такое, как человеческое состояние, или, если угодно, развертывание этого бытия на определенном уровне существования; наконец, тамас — темнота, уподобляемая невежеству, темный корень бытия, рассматриваемого в этих низших состояниях. Таким образом, саттва, или восходящая тенденция, относится к высшим и светящимся состояниям, то есть к Небесам, а тамас, или нисходящая тенденция, — к низшим и темным состояниям, то есть к Аду; раджас, который можно представить через расширение в горизонтальном направлении, соотносится с промежуточным миром, который и есть здесь «мир человека», потому что именно нашу степень существования мы принимаем как предел для сравнения, которую следует рассматривать как включающую в себя Землю с Чистилищем, то есть ансамбль телесного и психического мира. Можно видеть, что это в точности соответствует первому из двух способов деления на три мира, о которых мы до этого говорили; переход от одного к другому из этих трех миров может быть описан как результат изменения общего направления Бытия или изменения гуны, которая, господствуя в нем, определяет это направление. Существует ведический текст, в котором представлено, каким образом три гуны обращаются одна в другую, следуя восходящему порядку: «Все было тамас: Он (Верховный Брама) повелел быть изменению, и тамас принял окраску (то есть природу) раджаса (среднюю между темнотой и яркостью); раждас, получив новое повеление, облекся в природу саттвы». Этот текст дает как бы схему организации трех миров начиная с первичного хаоса возможностей и согласно с общим порядком порождения и последовательности циклов универсального существования. Впрочем, каждое существо, чтобы реализовать все свои возможности, должно пройти в том, что в особенности его касается, через состояния, соответствующие этим различным циклам; вот почему посвящение, имеющее своей целью тотальное осуществление бытия, с необходимостью проходит через те же фазы: процесс посвящения тщательно воспроизводит космогонический процесс согласно основополагающей аналогии между Макрокосмом и Микрокосмом.[57]

 

⇐ Предыдущая1234567Следующая ⇒

Поделиться: