Натура. Осень. Ночь. Декорации.      Почти не освещённая внутренность маленького шатра

 

     Почти не освещённая внутренность маленького шатра, в котором ночуют Сава и Эрих. На этот раз немец спит, положив голову на седло, а Сава сидит ближе ко входу, пристроив над очажком лучину. Она трещит, едва теплится, бросая скудный свет на суровое лицо воина.

 

    Снаружи тихо. Как вдруг тишину нарушает сперва неясный шум, потом какая-то беготня.

 

   Кто-то недовольным голосом спрашивает по-татарски:

 

   - Кто ещё разгалделся? Ночь уже…

 

   Но другой голос, весёлый и оживлённый, отвечает:

 

   - Да ты посмотри! Из южных сёл дань привезли!

 

   - И что? Мы что, обоза не видали? Чего орать-то?

   - Так ведь там только половина дани житом и скотом. У них не хватало всего этого, и численники с обозом человек двадцать русских девушек привели! У ханов – женщин много! Может, в этот раз хоть что-то нам, воинам достанется?

 

  Галдёж усиливается. Сава встаёт, распахивает полу шатра, выходит.

 

  Мимо шатров движется довольно большой обоз с русской данью – несколько гружёных телег. За обозом подростки-татарчата гонят коз, а дальше идут, уныло потупив головы, два десятка русских девушек, закутанных в какие-то лохмотья. Многие из них плачут. Позади скачут двое воинов-татар.

 

  Одна из девушек, споткнувшись, падает на колени, и воин, подъехав, слегка колет её в ногу копьём. Девушка, ахнув, с трудом поднимается. Из-под порванного подола сарафана показывается тонкая струйка крови.

 

    В какой-то момент Сава теряет самообладание. Он делает шаг назад, под полог шатра, при тусклом свете лучины находит свой меч и вновь бросается наружу. Но не успевает и до половины обнажить лезвие, как перед ним вырастает Эрих.

 

- Ты что?! Другого способа героически сложить голову тебе никак не найти?

 

  Сава и сам уже понимает, что поступил глупо, но в ожесточении бросает:

 

  - Стыдно смотреть и ничего не сделать!

 

   Тот же татарин, между тем, вновь грозит копьём той же девушке, которая хромает и отстаёт от остальных.

 

  Эрих решительно подходит к татарину и с такой силой дёргает его за стремя, что тот едва не летит с седла.

 

  - Э-э-э-й, ты что делаешь?! – Рычит он, видя, что перед ним европеец, и не решаясь сразу кинуться на него.

 

  - Это ты что делаешь, собака?! – Кричит фон Раут. – Ты портишь ханскую дань! Как смеешь трогать присланных для хана женщин?

 

- Я только уколол её! – Смущённый таким напором, оправдывается воин.

 

- От твоего грязного копья у неё может начаться заражение. А она молодая и красивая, и её может захотеть кто-то из мулюков, а, может быть, и сам хан… Если тебе хочется кому-то сделать больно, бей плетью своего коня, купи и зарежь барана, но чужого добра не трогай!

 

  - Нечего учить меня, латинянин! – Угрюмо огрызается татарин, но оставляет девушку в покое

  

  Обоз удаляется, сопровождаемый толпой татарчат, шутки ради шугающих коз и кидающих комья земли в пленниц.

 

  Друзья возвращаются в шатёр. Сава кидает дров в маленький очаг, вспыхивает пламя – в шатре становится светлее.

 

  - Хорошо ты его! – Усаживаясь на прежнее место возле входа, одобряет Сава. – И вроде прав перед ним оказался.

 

  - На самом деле они – трусы! – Зло бросает фон Раут. – Они побеждают только своей несметной массой. Слыхал от кого-то, что и у них бывают богатыри, что один на один на бой выходят, да только тогда, когда уверены, что противник во много раз слабее…

 

  - С Александром ни один бы не вышел! – Усмехается Сава.

 

  - С тобой или со мной тоже едва ли! – Говорит Эрих. – Обычно мужчины умеют друг друга оценивать…

 

   Сава неожиданно спрашивает:

 

   - Эрих, а ты почто не женился до сих пор?

 

   Тот слегка теряется, потом отвечает:

 

   - Как тебе сказать, друг… Некогда было. И девушки хорошей до сей поры не нашёл. Знаю, что надо. Через год мне сорок сравняется, а у меня ещё детей нет. Слушай! У тебя ведь дочь есть?

 

   - Две! – Улыбается русский. – И сыновей четверо. Старший и сам уж женился.

 

  - А старшей дочери сколько?

 

  - Восемнадцать. Поскорей бы сосватали, не то ведь почти перестарка…

     

  - За меня её отдашь?

 

  Сава слегка теряется, но видит, что друг не шутит, и с сомнением пожимает плечами:

 

  - Ольгу-то? Да ты ж её никогда и не видал!

 

  - И что с того? Она уродина, что ли?

 

  Сава так и подскакивает:

 

  - Как это уродина?! Все говорят, что красивая!

 

  - Так отдай.

 

  - Но… Ты же – рыцарь. А я из простых.

 

  Эрих смеётся, обнимает Саву за плечи:

 

  - Я видел тебя в бою. Ты – великий воин, значит, тоже рыцарь. И ты – мой друг. Что же, я дружить с тобой могу, а на твоей дочери не могу жениться? Скажи уж, что не хочешь отдавать за немца!

 

  Сава отвечает смехом на смех товарища:

 

  - Что же я, дружить с немцем могу, а дочь за него выдать не могу? Ты – православный, а остальное уж не важно. Погоди – вернёмся, и засылай сватов. Дал бы только Бог князю нашему на свадьбе быть!

 

- Дай Бог! – Вторит Эрих.

 

Оба одновременно крестятся.

 

- Слушай! – Спрашивает Сава. – А ты никогда не рассказывал, как православным стал-то? Это после того, как князь Александр отца твоего спас?

 

  - Позже. – Качает головой Эрих. – Не так это было просто. Но сомневаться в католической церкви я стал ещё раньше. А главное – в непогрешимости его святейшества.

 

         137.

     Объект

Воспоминание Эриха.

Год. Италия. Рим.

⇐ Предыдущая37383940414243444546Следующая ⇒

Поделиться: