Существует ли вредная музыка

Хотелось бы высказать пару замечаний о том, что музыка (в особенности песни определенных жанров) может «портить» молодежь, то есть способна и вредить эмоциональному развитию, что может привести к проблемным мыслям и/или поведению.

Адриан Норт и Дэвид Харгривз опубликовали отличный обзор этого щекотливого вопроса22, где указали, что идея отнюдь не нова; еще в 1951 году на ряде радиостанций была запрещена песня Дина Мартина «Трах! Бах! Спасибо, мэм», слова которой посчитали непристойными. Широкую известность приобрел случай, когда в 1956 году некий судья во Флориде пригрозил арестовать Элвиса Пресли, если тот будет совершать двусмысленные движения во время предстоящего выступления в местном театре.

Сейчас это кажется странным, но тот судья не зря хотел избежать оскорбления чувств аудитории постарше и родителей: многие из них были уверены, что произведения Элвиса плохо влияют на молодежь. Вот одно из высказываний того времени о музыке Пресли, причем оно принадлежит Фрэнку Синатре:

Она почти всегда вызывает отрицательные и разрушительные реакции у молодежи… Ее поют, исполняют и пишут в основном тупоумные болваны; с помощью доходящих почти до идиотизма повторов и обманчивых, распутных, а откровенно говоря, грязных слов, она умудрилась во всем мире стать боевым кличем хулиганов с бакенбардами23.

Дебаты о том, должны ли взрослые защищать молодежь от музыки, со временем поутихли, но вовсе не сошли на нет в атмосфере раскованности 60-х годов. В 1985 году Сенат США обсуждал моральные аспекты музыки, в результате чего появились знаменитые наклейки с надписью «Вниманию родителей». Среди первых альбомов, на которых появилась такая наклейка, — Louder Than Love («Громче любви») группы Soundgarden и Appetite for Destruction («Жажда разрушения») группы Guns N’Roses. И сегодня продажа несовершеннолетнему CD с этой наклейкой в некоторых районах США может привести к судебному преследованию, а продажа отмеченных ею альбомов может быть запрещена в некоторых странах.

Есть ли научные данные, подтверждающие теорию, что музыка не только помогает регулировать эмоции и настроение, но и в некоторых случаях, напротив, может вредить действиям, которые предпринимаются для совладания со стрессом, и/или стилям такого поведения?

Исследования установили связи между многими жанрами музыки, такими как рэп, хеви-метал и даже классическая музыка и кантри24, и неадекватным совладанием подростков со стрессом (депрессия, тревога и гнев), а также с проблемным поведением (насилие и злоупотребление алкоголем и наркотиками)25. Из-за этого неразумно отметать идею, что какая-то музыка может быть в чем-то вредна. Если уж мы заявляем, что ей под силу приносить пользу, то нужно и признать, что в некоторых случаях она может усугубить проблемы.

Но здесь нужен некоторый скептицизм, так как большинство исследований в этой области, по своей сути, корреляционные26. Это означает, что ученые измеряют прослушивание музыки и проблемное поведение (или совладание) по отдельности, а затем ищут статистическую связь между этими явлениями. Да, можно найти существенную связь между количеством часов солнечного света и потреблением мороженого, но это не означает, будто солнце выходит оттого, что кто-то ест мороженое. Корреляционное исследование просто не в состоянии установить прямую причину.

В связи между музыкой и проблемным совладанием/поведением может быть немало дополнительных факторов. Так, например, в одном изыскании обнаружилось, что у подростков, испытывающих печаль после прослушивания хеви-метал, проявляется больше симптомов депрессии27. Этот результат может объясняться неэффективными видами корректирующего поведения, которые, возможно, развились совершенно отдельно от этой музыки. Она не обязательно вызывает стиль совладания, к которому прибегает человек, хотя и может стать неотъемлемой частью этого процесса.

Еще проблема — в том, что в большинстве таких исследований использовались видеоклипы28. Это полноценные и интересные научные изыскания, но мне любопытно, почему в основной массе работ по этому направлению применяются именно визуальные ряды, а не просто CD или MP3-треки. Похоже, данные в этой области (или их отсутствие) подразумевают, что неэффективные реакции на музыку слабее без зрительных образов, хотя эту идею еще нужно проверить.

Наконец, что касается неэффективных реакций на музыку, нужно признать нынешний недостаток данных по двум важным пунктам: долгосрочные последствия и эффект плацебо. Серия экспериментов вы­явила, что прослушивание музыки, содержащей связанные с насилием слова, оказывает краткосрочное влияние на показатели агрессивности29. В результате был сделан вывод, что сопоставимые долгосрочные последствия вряд ли вероятны; такие чувства могли легко исчезнуть, если контакт с жестокими словами прерывался не связанной с насилием музыкой или положительным событием. А в ходе одного эксперимента было обнаружено, что впечатления подростков от одного и того же музыкального произведения (или «призывающее к самоубийству», или «жизнеутверждающее») определялись тем, что участникам исследования говорили о его смысле30. Последний результат предполагает, что реакции на музыку иногда меньше связаны с самой музыкой и больше — с тем, как ее продвигают на рынке.

Так что не стоит торопиться навешивать ярлык «вредно» на какую-либо песню, артиста или жанр; вместо этого нужно тщательнее рассмотреть влияние конкретной музыки, слов и изобразительного ряда на молодежь и последствия того, как артисты и их материалы преподносятся слушателям-подросткам и понимаются ими.

Также нужно обращать больше внимания на связь с поведением в долгосрочной перспективе31 и меньше — на немедленные реакции: может, многие из нас ответили бы в анкете, что ощущают временный подъем агрессивности после прослушивания хеви-метал; но это не значит, что они собираются тут же совершить нечто насильственное. Надеюсь, в будущих исследованиях удастся точнее выяснить, может ли музыка оказывать негативное влияние на поведение, и если да, как именно. Тогда мы сможем предлагать более полезные рекомендации, чем просто приблизительное представление взрослых о «безопасной музыке».

Моя музыка и мое «я»

В подростковом возрасте музыка становится важной частью нашего существа и желаемого образа в глазах окружающих. Музыка может создать групповую идентичность; мой брат в юности увлекался скейтбордингом, и это определило его выбор музыки, внешний вид (включая прическу — отросшее каре) и аспекты его поведения, так как он стремился входить в группу «своих».

Помните исследование Миранды и Клаэ, обнаруживших, что все франкоканадские подростки сходились во мнениях о музыке, которая нравилась их близким друзьям? А помните, как Саарикалльо выяснила, что прослушивание музыки в юности связано с идентичностью и межличностными отношениями? В настоящем разделе главы мы увяжем эти данные и изучим, как музыка становится для нас не только одним из механизмов совладания со стрессом, но и частью нашего «я» как подростков.

Понятия личностной и социальной (или групповой) идентичности связаны. Часто, упрочивая собственную идентичность, мы проясняем свою социальную идентичность. И приобретаем важные компоненты само­идентичности, такие как самооценка, с учетом того, как окружающие оценивают нашу личностную идентичность. Личностная и социальная идентичность — взаимно переплетенные понятия, но музыка вносит в каждое из них отдельный вклад, так что мы будем рассматривать их раздельно.

Личностная идентичность

Познание самих себя (что для нас важно, как мы думаем, каковы наши моральные принципы и чувство справедливости) — одно из самых трудных, но важных психологических преображений юности. Многие стремятся лучше понять себя через собственные реакции на мир: что им нравится, а что нет; что кажется правильным или неправильным; что трогает, а что оставляет равнодушными. Способствующий размышлениям характер музыки объясняет, почему она — такое полезное средство выяснения своей идентичности. Музыка сама по себе не считается определенно правильной или неправильной, но может оцениваться таким образом в зависимости от каждого человека.

Один дирижер как-то сказал мне, что прекрасное музыкальное произведение — все равно что зеркало: каждый видит в нем себя. Мы можем привносить в музыку то, что нам хочется, и она все равно будет иметь смысл, поэтому музыка — один из самых эффективных рецептов само­определения: просто добавьте смысла по вкусу!

Некоторые, например мой партнер, находят личное вдохновение и идеалы в заставляющей задуматься литературе; другие — в изобразительном искусстве. Справедливо сказать, что большинство из нас находят их благодаря музыке.

Приведу собственный пример. Подростком, да и в 20 с небольшим, я часами слушала Джона Леннона; это очень помогало разбираться в своих ощущениях человеческой натуры и мира. Никто не говорил: «Слушай эту музыку, цени ее и учись на чувствах, которые она выражает». Более того, родители не были поклонниками Beatles, хотя и предпочитали мелодии шестидесятых. Ровесники в основном увлекались современной музыкой, к которой у меня было мало доступа. Я обнаружила Леннона без посторонней помощи и сразу полюбила.

Он отличался от остальных, а тогда, в юности, я тоже считала себя не такой, как все. Его путь, темы, о которых он пел, и особенности музыкальных композиций — все это дало стимул задуматься и о приятных, и о трудных сторонах жизни. Я училась на его хороших и плохих примерах и через его музыку могла объяснить себе собственные мотивы, желаемый образ в глазах окружающих и направление, в котором хотела развивать свою жизнь. Конечно, частично это было связано с моим истолкованием личности Леннона, но я не посвящала много времени чтению книг и просмотру фильмов о нем. Мне хотелось слушать его музыку.

Судя по исследованиям Суви Саарикалльо, не у меня одной был такой опыт. Она обнаружила, что с помощью музыки подростки изучают и познают себя, проясняют и укрепляют образ собственного «я».

В книге «Виды музыкальной идентичности»32 Реймонд Макдональд, Дэвид Харгривз и Дороти Миль обсуждают ряд разновидностей само­идентичности (включая национальную и половую), способных отражать музыку и развиваться благодаря ей. Есть также виды личностной идентичности, которые эволюционируют в ходе музыкального образования, например образ исполнителя. К важным для молодых музыкантов понятиям относятся их оценка уровня своей квалификации, врожденные способности (или воспринимаемый талант) и степень независимости в своем музыкальном развитии33.

Получается, музыка — на самом деле полезное и мощное средство для развития понятия о собственном «я»34. В следующей части этой главы мы увидим, что иногда мы используем эту музыкальную идентичность в качестве социального маркера35.

Групповая идентичность

Личная идентичность — то, что мы за свою жизнь раскрываем лишь немногим избранным; с другой стороны, наша социальная идентичность выставлена на всеобщее обозрение. Повседневная жизнь требует общения, и у нас развивается образ, который в определенной степени отражает личностную идентичность, но частично может исполнять исключительно социальные функции. Подростковые годы сильнее всего связаны с развитием социального «я»: именно в это время мы стремимся быть частью группы «своих».

Обретение чувства принадлежности и поддержки благодаря участию в социальной группе «своих» способно не только укрепить ощущение личностной идентичности, но и облегчить бессознательный психический процесс, с помощью которого мы учимся заниматься социальным сравнением с другими людьми. Мы определяем себя отчасти в ответ на то, какими воспринимаем себя по сравнению с другими, а в подростковом возрасте мощным средством подобного определения становится музыка36.

Все слышали об идентификаторах, существующих у социальных групп «своих» и определяющихся музыкальными жанрами. Есть эмо (эмоциональный хардкор-рок/панк), готы (готик-рок), «новые романтики», «моды» (ска, соул и RnB), рокеры, битники и т. д. Внутри этих социальных групп люди предпочитают усваивать характеристики тех, кто разделяет их музыкальные вкусы37.

Подростки опираются на общую социальную музыкальную идентичность, чтобы создать ощущение сплоченности группы (укрепление связей между сверстниками), при котором они смотрят на группу «своих» в более положительном свете, чем на другие. Это, в свою очередь, способствует оптимальному уровню своеобразия, отличающего человека в социальном мире38. Это важное понятие в социализации подростков: мы выискиваем позицию, в которой не слишком изолированы, сохраняя при этом ощущение личностной идентичности. Достижение оптимального отличающего своеобразия становится решающим источником положительной самооценки39.

Весь этот процесс входит в обучение взаимодействию с более широким обществом; в небольших семьях и школах детей часто ограждают от такого взаимодействия, но это ценный навык, который они должны приобрести, прежде чем уйти в самостоятельную жизнь. Дольф Зилманн и Су-лин Ган40 предполагают, что слушание музыки и фан-культура в юности — часть естественного перехода от социализации с родителями к социализации с ровесниками. Они соглашаются с тем, что небольшие группы ровесников могут получать существенное удовлетворение от принадлежности к «музыкальной элите».

Наша музыкальная социальная идентичность не только сказывается на нашем поведении в мире, но и способна влиять на то, какими нас видят другие. Например, если я сообщу, что мой новый знакомый разделяет ваши музыкальные вкусы, то вероятность, что вы положительно его оцените и захотите подружиться, существенно выше, чем в случае, когда в ваших музыкальных предпочтениях не обнаружится ничего общего41.

Музыка также способна положительно влиять на оценки социальных групп «чужих»; иными словами, иметь просоциальный эффект. В одном исследовании участников-испанцев попросили послушать или фламенко, или классическую музыку. Затем был проведен тест для подсознательного выявления их отношения к группам цыган. Те, кто слушал перед тестом фламенко, проявили менее предвзятое отношение к цыганам, чем слушатели классической музыки42.

Исследование в юности музыкальной идентичности в социальных группах «своих» и «чужих» важно, так как позволяет лучше понять характер менее явных оценок социальных ситуаций в жизни взрослых.

В юности наши музыкальные предпочтения сокращаются, возможно, до самого узкого диапазона за всю жизнь. В этот период главной становится музыка, вызывающая отклик, отражающая то, чем мы хотим быть, и через связь с этой музыкой мы постигаем личную идентичность и узнаем, как устроен наш социальный мир. В результате такой узкой направленности мы слушаем одни и те же виды музыки снова и снова. Из-за неразрывной связи с нашим развитием мы неизменно начинаем считать ее «лучшей музыкой, которая когда-либо существовала».

Лучшая музыка моей жизни

В юности мы создаем связки между музыкой и своей возникающей идентичностью (и личностной, и социальной). Услышанная в этот период мелодия становится частью нас, нашим отражением. Этот процесс был назван формированием, или кристаллизацией, музыкальных вкусов43; это означает, что музыка, услышанная в подростковые и юношеские годы, составляет значительную часть той мелодики, которая нам будет нравиться всю оставшуюся жизнь.

Но почему так происходит? Судя по всему, у нас нет подобных систематических и прочных ассоциаций с продуктами, которые мы ели в молодости, с одеждой, которую носили, или с местами, в которых жили.

Застывшая во времени

Первая причина — в том, что в еде, одежде и местах проживания возможны изменения (в качестве ингредиентов, тканях и зданиях), но музыка остается точно такой же; она застыла во времени. Хотя Отис Реддинг, Эми Уайнхаус, Джонни Кэш, Лучано Паваротти и Элла Фицджеральд уже покинули этот мир, я могу нажать кнопку и услышать их голоса, как будто это было записано вчера. Музыка так идеально сохранилась в прежней форме, что становится прекрасным стимулятором для путешествий во времени.

Но мы не всегда мысленно переносимся в конкретный момент. Услышав любимое музыкальное произведение юности, мы можем перенестись в определенное время и место, а можем просто вернуться в какой-то период. Так часто бывает с нашими любимыми песнями: мы столько раз их слушали, что они уже не связаны прочно с каким-то конкретным событием. Скорее, эти произведения представляют символический «сплав» переживаний молодости: «Эта песня напоминает мне о моих 20 годах».

Наш ум в состоянии совершать и путешествия в конкретное время благодаря особому виду памяти; это эпизодическая автобиографическая память (система «памяти о себе»): воспоминания об эпизодах нашей жизни (подробнее об этом — в главе 7). Очень часто они тускнеют, и нужен какой-то стимул, чтобы припомнить конкретный случай. В роли отличной подсказки может выступать музыка, потому что сохраняется практически неизменной и означает для нас нечто личное. В итоге мы используем ее как устройство для мысленных путешествий во времени чаще, чем другие вещи (например, еду или места). Из-за этого регулярного применения музыка оказывается связанной с лучшими и худшими моментами нашего взросления и по ассоциации с этим становится частью нашей любимой музыки.

Эмоциональный всплеск

Вторая причина такой привязанности к музыке нашей юности — эмоциональный компонент, который опять же трудно воссоздать с помощью вкусного бутерброда или симпатичного парка. Наши подростковые эксперименты с музыкой, настроением и эмоциями помогают в эмоциональных перипетиях взрослого возраста, но также оставляют внутри нас глубокие следы.

Большинство действительно сильных эмоциональных переживаний от музыки мы испытываем в юности44. Музыка, сильнее всего затрагивающая наши эмоции, зачастую продолжает так же влиять на нас до конца дней, потому что в психологическом и физическом отношении приобретает большое значение в истории нашей жизни45.

⇐ Предыдущая45678910111213Следующая ⇒

Поделиться: