Солистка оперы Наталья Зимина:
Жизнь – это музыка
Еще недавно певшая в церковном хоре Георгиевского храма городского округа Домодедово, Наталья Зимина с отличием закончила Академию хорового искусства имени В.С. Попова, а ныне является солисткой Московского академического музыкального театра имени К.С. Станиславского и В.И. Немировича-Данченко.
На сцене театра Наталья Зимина исполняет партии: Розина (" Севильский цирюльник" Дж. Россини), Марфа (" Хованщина" М.П. Мусоргского), Принцесса Клариче (" Любовь к трем апельсинам" С. Прокофьева), Полина (" Пиковая дама" П.И. Чайковского), Изабелла (" Итальянка в Алжире" Дж. Россини), Иокаста (" Царь Эдип" И.Ф. Стравинского), Юдит (" Замок герцога Синяя Борода" Б. Бартока) и другие. Интервью провел корреспондент издания «Домодедовские Вести» Александр Ильинский.
– Наталья, здравствуйте! Поздравляя с праздником весны и красоты, от лица коллектива издания «Домодедовские Вести», хочу поблагодарить Вас за возможность встретиться и задать несколько вопросов.
– Спасибо за добрые слова. Я буду рада общению с вами.
– Вы являетесь солисткой оперного театра. Что такое оперный театр? Это – жизнь, тяжелая работа, счастье, крест или любовь? Что это?
– Для меня оперный театр – это все, что Вы перечислили. Опера – моя жизнь, любовь и мечта с раннего детства.
– Когда Вы начали петь? Какое вообще оно было – Ваше детство?
– Я москвичка и выросла в музыкальной семье. Папа и мама закончили Московскую Консерваторию. У дедушки был великолепный тенор, а у бабушки – контральто. Сколько я себя помню, все мои мечты были о театре. Когда мне было пять лет, папа сделал удивительный подарок. Семья жила в однокомнатной квартире. Разделив ее пополам занавесом, папа построил для меня личный театр. Кроме бархатного зеленого занавеса он поставил прожектор, сделанный из диапроектора, с отдельным выключателем, который создавал круг света. А перед объективом прожектора можно было устанавливать цветные фильтры - красный, зеленый и синий. В театре такой прожектор называют пистолетом. Кроме того, если включался верхний свет на «сцене», то автоматически приглушалось освещение комнаты, которая была «залом». Первыми моими зрителями, как и актерами, были плюшевые медведи и любимый кенгуру. К этому времени, в семье начали рождаться братья. Им нужно было место, где расти. И разделенная занавесом квартира получалась как бы двухкомнатной. Это был одновременно подарок мне и моим братьям. Пела я с раннего детства только классику. Современная эстрада вызывала внутреннее отторжение.
– Как вы попали в оперный театр? Что это было, конкурс? Прослушивание? Или вас пригласили, услышав со стороны?
– Это было прослушивание в три тура: под аккомпанемент фортепиано перед директором оперы, на сцене театра перед художественным руководителем и на сцене с оркестром.
– Когда в первый раз Вы вышли на большую сцену, какие были ощущения?
– По отношению к сцене, неважно большой или маленькой, у меня всегда был трепет. Этот трепет можно сравнить с благоговением перед святыней. Понимаю, что такое сравнение не совсем уместно. Но само благоговение перед сценой должно всегда оставаться в сердце артиста. Как говорила Фаина Раневская: «В наше время по отношению к сцене у многих молодых исчез трепет». Первым моим сценическим опытом были подмостки оперного центра Галины Вишневской. Выход на сцену всегда был чем-то очень личным.
– А страх перед сценой? Не секрет, что многие артисты и музыканты борются с этим страхом?
– Нет, страха перед сценой никогда не было. Есть другой страх: страх некачественно сделать свою работу, не донести до слушателя и зрителя то сокровенное, что композитор выразил в звуке.
– Многие оперные певцы пели в храмах. Тут можно вспомнить Шаляпина или Козловского. Вы пели в храме?
– В первом храме, где я работала на клиросе, я познакомилась с замечательным священником, который стал моим духовником. С ним мы и по сей день общаемся. Как бы его не перекидывала жизнь, где бы он ни был, я стараюсь его посещать. Большой школой стал хор Георгиевского храма в микрорайоне Авиационный городского округа Домодедово. Петь в храме очень непросто.
Очень непросто дотянуться до той высочайшей планки, которую ставит церковное пение. Особенно, когда хор поет классические произведения русской духовной музыки. В Георгиевском храме звучали целиком литургии Чайковского, Архангельского и Чеснокова. Каждый раз, приходя на службу, я очень переживала. И дело даже не в том, что исполнение таких музыкальных циклов тяжело физически. Смогу ли я влиться в этот строй службы и молитвенной цельности? Мне кажется, что ты должен в первую очередь не мешать людям молиться.
– Вам дал что-нибудь опыт пения в церковном хоре в профессиональном плане?
– Конечно! Во-первых, в сердце откладываются особые впечатления, особый настрой богослужения. Это невозможно передать словами. Одна из моих любимейших партий в театре – Марфа в опере Мусоргского «Хованщина». И очень много в этом образе рождено из того набора впечатлений, которые отложились в душе под воздействием церковного опыта. Ведь душа русского народа – православие. Кроме того, чувство ансамбля и ответственность – вот то, что воспитывает пение в храме. Я пою духовную музыку и сегодня, делая это по благословению духовника на безвозмездной основе. Когда у меня есть возможность, то я приезжаю к нему в храм и пою для души. Любой род человеческой деятельности невозможен без храма. Театр это, фабрика или завод, я считаю, что без храма и без Бога ничего настоящего не будет. Мы люди русские, мы люди православные – в этом наша суть. Без Бога, без Исповеди и Причастия душа начинает голодать. И только Бог способен утолить этот душевный голод.
– Как вы думаете, опера – это ваша судьба?
– У каждого человека есть призвание, свой путь. Я очень надеюсь, что опера – моё.
– Как вы относитесь к современной публике?
– Публика всегда разная. Иногда поешь и чувствуешь от зала тепло, зрители чутко реагируют на каждое твое слово и жест, на каждую твою арию и музыкальную фразу. Это очень ощущаешь во время исполнения. А бывает, зал – затаенный, напряженный, холодный. Иногда публика объективна, иногда – не очень. Это какое-то волшебство. Никогда не угадаешь, какой будет реакция зала. Мне, например, всегда очень страшно выходить «на поклоны» после спектакля. Всегда слушаю записи спектаклей и сама делаю выводы. Как говорила моя покойная профессор: «На сцене ты всегда обнаженная». Какая бы маска не была одета в жизни. Всегда очень важно делать качественно свою работу, но какой будет реакция зрителей – не дано предугадать. Тем не мение, я всегда благодарна тем, кто приходит в зал. Как в храме, так и в театре не бывает случайных людей. А потому любое их мнение и любой их суд – для артиста бесценны.
– А как вы относитесь к современным режиссерам?
– С почтением и огромным уважением! Ко всем режиссерам, с которыми я имела честь и удовольствие работать, я стараюсь прислушиваться и сразу исполнять то, что они требуют. Уже потом я пытаюсь разобраться в своих внутренних ощущениях. Ведь внутренняя эмоция не всегда сразу наводит на верный образ. Очень важно видеть себя со стороны, как видит тебя режиссер. Поэтому, когда я только пришла в театр, то все репетиции старалась снимать на видео. И это очень помогает.
– Какие театральные работы вам наиболее близки?
– Я люблю все свои роли! Сейчас у меня в театре их тринадцать. Все эти образы – моя любовь! От каждого образа стараюсь взять лучшее в копилку своего характера. Интересно, что труднее всего даются маленькие партии. Маленькая роль – это очень страшно! Гораздо проще спеть несколько больших партий подряд, чем выходить в крохотных эпизодах!
– Можно ли назвать театр сложным местом в смысле человеческих отношений?
– Человеческие отношения очень непросты в любом коллективе. Театр не является исключением.
– Что в жизни оказало на вас самое большое влияние?
– Безусловно, это семья. До сегодняшнего дня поддержка родителей и их профессиональные советы играют очень большую роль в жизни. Раз или два в неделю я нахожу время и обязательно приезжаю на занятия к моей маме. Она органистка и преподаватель Теории музыки. Она мне помогает разобрать вокальные и оркестровые партии по форме и внутреннему содержанию, почувствовать пластику живого музыкального ритма. Она приходит на все мои спектакли. Моя бабушка – певица, контральто, ей семьдесят восемь лет и она до сих пор сохранила отличную вокальную форму. Их профессиональное мнение и замечания после спектаклей для меня очень важны. Семья имеет на меня очень большое влияние, я благодарна Богу, что все они живы и находятся рядом. Семья – это школа любви и школа профессионального роста. Так было у многих певцов, так и у меня.
– А какие педагоги оказали на вас наибольшее влияние? Вы ведь занимались со многими известными людьми?
– Жизнь и ежедневный профессиональный опыт – главный учитель любого человека. Но некоторые педагоги оставили совершенно неизгладимый след в душе. К таким людям относится профессор академии хорового искусства имени Виктора Попова, ныне покойная, Милаида Семеновна Ярешко. Она поражала меня своей закалкой, поведением и внутренней культурой. Всегда, даже в последние дни тяжелейшей болезни, Милаида Семеновна приходила к ученикам с идеально ровной спиной и походкой, подтянутая, бодрая, сильная. В этом не было не малейшей гордости, в ней были стать и порода русского интеллигентного человека. Мне очень ее не хватает. Мне посчастливилось общаться с Галиной Павловной Вишневской, в оперный центр которой я поступила в последнем наборе, который отбирала она сама. Голос Галины Павловны, ее уроки – это незабываемо. Каждый ее жест и каждое слово врезались в память. Что может быть ценнее опыта общения с подобными людьми? За волшебство общения с великими педагогами, за пример их отношения к жизни и искусству, я благодарна Господу Богу.
– Вам интересно что-то помимо музыки? Наука, искусство, политика? У вас есть хобби?
– Насколько получается, я стараюсь постоянно заниматься самообразованием. Сцена не терпит душевной пустоты. Певец, выходящий на сцену, просто обязан быть образован, наполнен. Простой пример. Несколько лет назад с отцом и братьями мы были во Флоренции. Это путешествие превратилось в марафон по музеям, которые мы оббегали буквально все. В московской жизни я стараюсь много читать и смотреть фильмов, в том числе старых. Мне нравятся французские комедии и советские ленты. Я стараюсь наполнять себя той великой европейской культурой, частью которой является Россия. Как мало дано человеку времени, и как много вокруг интересного, полезного и ослепительно красивого! И все это великолепие – просто необходимо сделать частью своей души!
– Есть ли музыка, которая у вас всегда вызывает слезы? Есть ли любимые композиторы, или в каждом вы находите что-то созвучное себе?
– Не могу ответить на этот вопрос. Честное слово, обожаю всю, буквально всю музыку, которую я пою или слушаю. По дороге на работу в моих наушниках звучит Рихтер и Ростропович. По дороге назад я слушаю симфонии Чайковского, обожаю Рахманинова. А слезы… Они могут быть совершенно разными. Это могут быть слезы радости, слезы восторга, слезы умиления. Слезы – в конце «Хованщины», когда я заканчиваю петь Марфу. Слезы безудержного счастья - от музыки Россини. Слезы может вызвать любая музыка. Все в сердце.
– Что для вас вообще – музыка?
– Это моя жизнь. Я серьезно. Если хотите, мой долг, мой смиренный долг быть проводником того гениального, что дал Господь Бог композиторам. Певец – лишь проводник этой благодати людям. Если сказать грубее: певец - это провод, по которому музыка сходит с Неба. Именно поэтому, душа оперного певца должна быть максимально очищена верой надеждой и любовью. По-другому, нам, русским людям, нельзя! Это мое субъективное, личное мнение. Если в сердце будет грязь и тяжесть, тогда я не смогу нести людям то, что должна нести через музыку.
– Быть оперным певцом тяжело?
– Конечно, тяжело. Как и любой труд, если его делать качественно.
– Быть женщиной в этой профессии – это тяжело?
– Так же, как вообще быть женщиной в наше время. Как раньше было? Еще сто лет назад задачи женщины ограничивались домом. Она была мамой, нянькой, поваром. Реже – служанкой. Обеспечение семьи целиком лежало на мужских плечах. А сейчас женщина должна заниматься всем. Она ходит на работу, зарабатывает на жизнь, рожает и воспитывает детей, следит за собой и делает работу по дому. Женщина должна все успевать! Жизнь современной женщины – подвиг!
– Что бы вы пожелали нашим читателям, а особенно читательницам в праздник 8 марта?
– Так же, как накануне любого праздника, я хочу пожелать душевного мира и гармонии с окружающими и самим собой. А еще – любви и радости! Будьте счастливы!
.
Анна Шулакова
