Большое книгосветное путешествие

 

Я был бы, наверное, всех невезучей, Когда б догадались везучесть измерить.

Начну говорить про какой-нибудь случай –

Никто, как назло, мне ни капли не верит.

 

Вчера я рассказывал Машке Скворцовой,

Как был в понедельник гребцом-финикийцем. Я помню галеру, скрип мачты дубовой,

Вкус соли, над морем парившую птицу…

 

Но Машка сказался, что я перегрелся, Зачем-то мне выдала крем от загара.

Ах, знала бы Машка, как круто смотрелся Я этой субботой в мундире гусара!

 

Я шашкой махал, я стрелял из мушкета, Врагов поражал на воде и на суше,

А после в военном лежал лазарете… Аленка сбежала, меня не дослушав.

 

Аленка, Аленка! А я собирался

Тебе рассказать про далекие страны,

Где в среду с туземным вождем торговался И выменял ластик на ящик бананов…

 

Маринка на дачу уехала к маме,

А Светка – в спортлагерь. Я так не играю!

Пусть ищут теперь развлечение сами.

А я про пиратов еще почитаю.

 

Хранитель рассветов

Я на плече рюкзак несу, В нем сорок три рассвета.

Рассвет в горах, рассвет в лесу, Рассвет зимы и лета.

 

Первосентябрьский рассвет – Большой, тревожный, важный. Его торжественнее нет:

Бывает лишь однажды!

 

А вот другой рассвет – весны:

Воздушный, акварельный.

В прозрачном небе тают сны Под перезвон капельный.

 

Рассвет любви стыдлив и тих, На цыпочках ступает.

Поднимет выброшенный стих –

И кленам зачитает.

 

Рассветы жарких будних дней

Трудягам греют спину…

И лишь один рассвет на дне Я сберегу, не выну.

 

Придет однажды темный час, Какой бывал и прежде;

Тогда я разверну для вас Седой рассвет надежды.

 

 

Из цикла «Тайная жизнь домашней утвари»

Укрощение строптивой

Хозяйка считает меня за царицу,

Хранит в застекленном буфете.

Прошу вас уйти! Соблюдайте границу!

Ну что за упрямые дети…

 

Опять атакуют! Пока безуспешно. Грозятся мне ложкой столовой.

Быть первой красавицей трудно, конечно, Особенно в нашей столовой.

 

На эту возню я гляжу с верхней полки С печальной, но гордой усмешкой: Под крышку мою не пролезет иголка, Ее не свинтить сладкоежке!

 

Спасибо!

О нет!

Принесли из сарая стремянку! Хватают меня с нетерпеньем…

 

Прочь руки, невежи!

Я крепкая банка,

Сердитая банка с вареньем!

 

Шкворчунья

Весь вечер оладушки жарила кротко, А после ворчала в ночи сковородка:

 

– Какое уныние – эта квартира!

Скажите, как можно, объездив полмира,

Сменять добровольно простор и свободу На мягкий ковер и горячую воду?

 

Как славно мы раньше с хозяйкой ходили

В далекие дали, на многие мили –

И я, вместе с нею юна и легка, Глазела на свет из ее рюкзака.

 

Нам сосны шумели, нас реки качали, И мы не видали забот и печали...

Мне в городе тесно! Я так не могу! Пустите, пустите обратно в тайгу,

 

Где звезды, палатка и спальничек старый, Где к небу уносятся звуки гитары,

Где шепчет свои колыбельные бор И спину щекочет веселый костер...

 

Уж там-то я точно не буду ворчать –

А только уютно и нежно ШКВОРЧАТЬ!

 

Летающие тарелки

Четыре световых недели,

Меж звезд прокладывая путь, Тарелки в космосе летели

И не присели отдохнуть.

 

Они прошли Сатурн, Юпитер,

Купались в пламени комет,

Гуськом катались по орбите

У тридцати восьми планет,

 

Глядели долго на Венеру,

На черную дыру вдали,

И вот – в земную атмосферу Июльским вечером вошли.

 

Над городом проплыли робко, Покачивая белым дном,

И сели аккуратной стопкой

На подоконнике одном.

 

Ведь стало в космосе известно,

Что Анна Львовна Стародуб Печет оладушки небесно

И варит просто звездный суп.

 

Теперь живет у Анны Львовны Тарелок гордая семья,

И вот уже неделя ровно, Как сам из них обедал я.

 

 

Ветеран

Скажи-ка, скалка, ведь недаром Мы встретились в буфете старом У кухонной плиты?

Я помню, пушки громыхали И пули пчелами жужжали. Была в бою и ты!

 

Хозяин мой вскричал: «Ребята!

Нас не возьмет француз проклятый!» Но свистнула картечь –

И я скатился в пыль под стягом.

Я шлемом был! А стал дуршлагом. Не смог бойца сберечь!

 

Теперь во мне сплошные дырки –

Ни воду принести для стирки, Ни напоить коня.

Пока я мою макароны, Летят лихие эскадроны На битву – без меня…

 

Маленький пароход

Мой дед был гордый пароход. Он важно плыл по глади вод, Штурмуя грудью волны.

Взлетала пена над кормой, А он упорно шел домой, Углем и гулом полный.

 

Мне пароходом уж не стать – Но тот же профиль, та же стать И нос зеркально гладкий.

Какой напор! Какой накал! Налягу грудью на крахмал – И разойдутся складки.

 

Пускай плыву не по волне, А васильковой простыне, – Я каждый день при деле.

Вот остров-пуговица – ой!

Скорей левее, рулевой! Едва на риф не сели.

 

Откинуть штепсель на восток! Равненье строго на носок!

Теперь – чепец для внучки!

 

…Когда ты все погладишь, друг, Погладь тихонечко утюг

По кнопке или ручке.

 

Обида

«Никто меня не ценит, никто меня не любит! Жестокая хозяйка сослала на чердак.

Я ей носило воду пятнадцать лет, но люди

Не помнят верной службы. Скажите, как же так?

 

Когда б я знало раньше, что жизнь моя жестянка, Что ценят не за душу, а за блестящий вид...

Ну почему родилось я не обычной банкой, Которая варенье с соленьями хранит?

 

Пусть сил осталось мало, и ручка потемнела, Бока поизносились, узор не разобрать, –

Я столько изучало помывочное дело,

Что впору швабрам лекции о чистоте читать!..»

 

Хоть ливень барабанил по крыше что есть мочи, Он не сумел испортить хозяйское добро:

Под дыркой в черепице стояло днем и ночью Одно ужасно старое, но верное ведро.

 

⇐ Предыдущая12345Следующая ⇒

Поделиться: