Человеческое, слишком человеческое

 

Человеческое, слишком человеческое — большей частью нечто животное.

 

Некий талант

 

Он был уверен, что может стать негодяем, но не идиотом. Но прошли годы, он не стал негодяем, а стал идиотом.

 

Греки

 

О греки, поставившие над Юпитером бога мести! Вы знали всё и вся.

 

О том же

 

Но это в то же время показывает, как медленен наш прогресс, прогресс людей.

 

Священное писание

 

Мудрость одного лучше мудрости народа. Если бы только она была проще…

 

Некий сатанист

 

Он был поэт-сатанист^{533}. Но, разумеется, в реальной жизни он только раз на горьком опыте убедился, что значит выйти из зоны безопасности.

 

Гордость

 

Больше всего мы гордимся тем, чего у нас нет. Например, Т. владел немецким, но на столе у него всегда лежали только английские книги.

 

Идол

 

Никто не возражает против низвержения идолов. Вместе с тем никто не возражает и против того, чтобы его самого сделали идолом.

 

О том же

 

Но превратить кого бы то ни было в настоящего идола никто не может. Разве что судьба.

 

По-человечески

 

Особенность людей состоит в том, что мы совершаем ошибки, которых боги не делают.

 

Наказание

 

Нет более мучительного наказания, чем не быть наказанным. Но поручатся ли боги, что ты останешься ненаказанным, это другой вопрос.

 

Я

 

У меня нет совести. У меня есть только нервы.

 

О том же

 

Я был равнодушен к деньгам. Конечно, потому, что на еду их хватало.

 

Народ

 

И Шекспир, и Гете, и Ли Тай-бо, и Тикама цу Мондзаэмо н погибнут^{534}. Но искусство оставит семена в народе. В 1923 году я написал: «Пусть драгоценность разобьется, черепица уцелеет»^{535}. В этом своем убеждении я и поныне ничуть не поколебался.

 

О том же

 

Слушайте удары молота. Доколе существует этот ритм, искусство не погибнет. (Первый день первого года Сёва^{536}.)

 

О том же

 

Конечно, я потерпел неудачу. Но то, что создало меня, создаст кого-нибудь другого. Гибель одного дерева частное явление. Пока существует великая земля, хранящая бесчисленные семена в своем лоне.

1923–1926

 

Из заметок «Тёкодо»

Перевод Н. Фельдман

 

 

Генерал

 

В моем рассказе «Генерал» власти вычеркнули ряд строк. Однако, по сообщениям газет, живущие в нужде инвалиды войны ходят по улицам Токио с плакатами вроде таких: «Мы обмануты командирами, мы — подножка для их превосходительств», «Нам жестоко лгут, призывая не вспоминать старое» и т. п. Вычеркнуть самих инвалидов как таковых властям не под силу.

Кроме того, власти, не думая о будущем, запретили произведения, призывающие не хранить [верность императорской армии]. [Верность], как и любовь, не может зиждиться на лжи. Ложь — это вчерашняя правда, нечто вроде клановых кредиток^{537}, ныне не имеющих хождения. Власти, навязывая ложь, призывают хранить верность. Это все равно что, всучивая клановую кредитку, требовать взамен нее монету.

Как наивны власти.

 

Искусство выше всего

 

Вершина принципа «искусство выше всего» — творчество Флобера. По его собственным словам, «бог является во всем им созданном, но человеку он свой образ не являет. Отношение художника к своему творчеству должно быть таким же». Вот почему в «Мадам Бовари» хоть и разворачивается микрокосм, но наших чувств он не затрагивает.

Принцип «искусство выше всего», — по крайней мере, в литературном творчестве — этот принцип, несомненно, вызывает лишь зевоту.

 

Ничего не отбрасывать

 

Некто скверно одетый носил хорошую шляпу. Многие считали, что ему лучше обойтись без такой шляпы… Но дело в том, что, за исключением шляпы, он не носил ничего хорошего. И вид у него был обшарпанный.

У одного рассказы сентиментальны, у другого драмы интеллектуальны, это то же самое, что случай со шляпой. Если хороша только шляпа, то вместо того, чтобы обходиться без нее, лучше постараться надеть хорошие брюки, пиджак и пальто. Сентиментальным писателям следует не подавлять чувства, а стремиться вдохнуть жизнь в интеллект.

Это не только вопрос искусства, это вопрос самой жизни. Я не слыхал, чтобы монах, который только и делает, что подавляет в себе пять чувств, стал великим монахом. Великим монахом становится тот, кто, подавляя пять чувств, загорается другой страстью. Ведь даже Унсё^{538}, услыхав об оскоплении монахов, вразумляет учеников: «Мужское начало должно полностью выявляться».

Все, что в нас имеется, надо развивать до предела. Это единственный данный нам путь к тому, чтоб достигнуть совершенства и стать буддою.

 

Исторические рассказы

 

Поскольку рассказ исторический, то и обычаи и чувства людей изображаемой эпохи обычно более или менее правдивы. Но хорошо иметь произведения, где главной темой была бы какая-нибудь одна особенность эпохи, — например, моральная особенность. Так, в период Хэйан представления об отношениях мужчины и женщины сильно отличались от теперешних. Пусть бы писатель описал это объективно, так, будто сам был другом Идзуми Сикибу^{539} . Подобный исторический рассказ по контрасту с современностью, естественно, вызывал бы у нас множество мыслей. Такова Изабелла у Мериме. Таков пират у Франса^{540}.

Однако среди японских исторических рассказов ничего подобного пока нет. Японские рассказы — это, в общем, наброски, где в душе древнего человека светится нечто общечеловеческое, общее с людьми нынешнего времени. Но пойдет ли кто-нибудь из молодых талантов по новому пути?

 

⇐ Предыдущая12345678Следующая ⇒

Поделиться: