СОВЕТСКИЕ КРИТИКИ ОБ УОЛТЕ УИТМЕНЕ

 

 

I

 

В 1918 году в послесловии к третьему изданию моей книжки А. В. Луначарский написал статью «Уитмен и демократия».

«Уитмена принято называть „поэтом демократии“. Это не точно и менее всего передает сущность его поэзии.

Непосредственно в понятие демократии входят такие принципы, как равенство и власть большинства, но притом в сфере чисто политической . Демократии, которые мы могли наблюдать до сих пор, были индивидуалистическими .

Их чисто политический характер отмечался так часто, что здесь было бы излишне настаивать на этом. Пресловутое равенство граждан перед законом, на основе которого расцветает ад эксплуатации капиталом пролетария, пресловутое всеобщее избирательное право, нигде не помешавшее фактическому верховодству финансовой олигархии, — осуждены в глазах каждого честного человека, ибо всякому честному человеку должно быть ясно, что фактически существующий в любой стране демократический строй есть хитрая ширма, дань времени, удачно сдерживающая взрыв негодования масс мнимым предоставлением им „власти“…

А Уитмен? Мощь и грандиозная красота уитменизма заключаются в противоположном такой демократии начале — в коммунизме, коллективизме, которые в психической сфере молодой уитменианец Жюль Ромен назвал унанимизмом, то есть единодушием.

Слияние человеков. Равенство не песчинок, а равенство братских сил, объединенных сотрудничеством и, следовательно, дружбой и любовью. Братство , провозглашенное за основное начало, — космическое братство, ибо, обняв человека, оно, по типу братского общества, начинает постигать всю природу . Что особенно странно и величественно, неожиданно, но естественно — даже борьбу склонно оно лишать элемента ненависти и рассматривать как особый вид сотрудничества, в котором из хаоса растет космос.

Тут Уитмен, тут Верхарн, тут новая поэзия: в победе над индивидом, в торжестве человечества, в смерти эгоизма и воскресении личности как сознательной волны единого океана, как необходимо своеобразной ноты в единой симфонии. Это ширит сердце, раскрывает его. Уитмен — человек с раскрытым сердцем. Таких будет много, когда упадут стенки нашей одиночной тюрьмы, тюрьмы индивидуализма и собственности. Быть человеком с раскрытым сердцем и потому стать любимцем природы, снять с нее для себя и паствы своей злое очарование и постичь ее как волшебно-разнообразное единство , не умом постичь, а всем существом почувствовать, — это трудно сейчас, и, может быть, это основа всякой гениальности. У Уитмена особенно очевидным стал гений , то есть раскрытость сердца, но она основа подлинного художества и называлась симпатией . Только это — жалкое название, — дело идет о слиянностн.

Безбрежно-могучие мысли пантеистов всех времен и народов, экстазы мистиков и счастливых созерцателей, самозабвенный героизм, проповедь и практика любви к ближнему и дальнему, музыка — все это предтечи того всечеловеческого чувства, того космического само — и всесознания, к которому естественно уготован человек, носитель сознания природы, но от которого он оторван личиной своего мещанского „я“. Перечтите большое стихотворение Уитмена „Тебе“.

Коммунизм принесет с собой — для иных сразу, для других постепенно — просияние. Коммунизм поставит человека на свое место. Проснется человек и поймет радостное свое предназначение — быть сознательным и бессмертным завершителем вселенского зодчества. Бессмертным. Человек бессмертен. Только индивид смертен. Кто этого не понимает — тот и Уитмена не понимает».

 

II

 

Известный критик Д. С. Мирский напечатал статью «Поэт американской демократии», посвященную Уолту Уитмену (в качестве предисловия к моей книге «Уолт Уитмен. Листья травы». Л., 1935).

«Действительность, которую утверждал Уитмен, — говорится в статье, — была буржуазная действительность. Но утверждал он в ней не то, что в ней было буржуазно-ограниченного, а то, что в ней было творчески-прогрессивного. Это творчески-прогрессивное он раздувал и преувеличивал, но если в системе это раздувание приводило к грубому искажению перспективы, в поэзии это оборачивалось тем гиперболизмом, который законно и органически присущ искусству…

Поэзия Уитмена глубоко реалистична. И как вечное реалистическое искусство, она основана на раскрытии типичного в единоличном. Но реализм Уитмена не тот реализм развернутых положений и характеров, который мы знаем по классикам реалистического романа. Это реализм отдельных черт — предметов и действий, не описываемых и не изображаемых, а скорее просто называемых с предельной конкретностью. Из соединения этих черт возникает основной, обобщающий образ поэзии Уитмена — образ американской демократии…

Основное ядро поэзии Уитмена, ее железный фонд, состоит из вещей, выдерживающих сравнение с лучшим, что есть в мировой поэзии. Сюда относятся „Песня о себе“, „Я пою электрическое тело“, „Спящие“, „Песня о топоре“, „Из колыбели, бесконечно качающейся“, „Пионеры! Пионеры!“. „Когда последний раз цвела сирень“ (На смерть президента Линкольна), целый ряд более коротких стихотворений, в том числе такое исключительное по своему лиризму, как „Слезы“ (из цикла „Морские наносы“), и почти весь цикл о Гражданской войне 1861–1866 гг. „Барабанный бой“… Пафос поэзии Уитмена — пафос единства, равенства, человеческого достоинства и прогресса… Пафос единства с нацией, с человечеством, с мирозданием у Уитмена есть прямое лирическое расширение живого чувства единства с демократической массой. Пафос единства получает воплощение в политическом пафосе единства „Этих Штатов“, в военных циклах, в чувстве конкретного братства с массовым американцем, в теме „любви к товарищам“ как основному цементу демократии…

В уитменовском восприятии смерти как счастливого и „свежего“ (cool) воссоединения с материальным миром нет никакого упадочничества, ни усталости. Оно насквозь оптимистично, так как оно возникает из живого чувства единства направления, чувства того, что путь всякого человека будет продолжен другими, чувства классовой преемственности. Поэтому естественно, что эта тема счастливой смерти особенно ярко выступает в замечательной поэме, написанной на смерть вождя и героя американской демократии Линкольна, „Когда последний раз цвела сирень“ (особенно песня соловья).

Тема равенства входит в поэзию Уитмена как один из самых органических и организующих элементов. Именно пафос равенства лежит в основе его желания включить в свою высокую лирику все то, что до сих пор считалось низким и „недостойным Музы“. С ним связаны и реалистические новшества Уитмена и его излюбленный прием перечисления. Пафос равенства заострен у Уитмена в особенности против одностороннего утверждения „духовного“ человека в ущерб человеку телесному. Таким образом, тема равенства тесно сплетена у него с возвеличением человеческого тела, в которой он с особенной силой раскрывает другую свою тему — утверждения человеческого достоинства».

Эту статью безвременно погибшего советского автора высоко оценила американская критика. В США статья была переведена дважды: в 1937 и в 1955 годах.[52]

 

III

 

М. О. Мендельсон недавно опубликовал новый труд «Жизнь и творчество Уитмена» (М., 1966). Это первое у нас большое исследование о великом поэте.

Основные идеи книги сводятся к следующему.

Голос людей труда Америки, говорит М. О. Мендельсон, предававших проклятию в прошлом веке рабовладельцев, нигде не прозвучал с такой беспощадностью, как в стихах Уолта Уитмена. Не политические страсти сами по себе сделали его поэтом. Но когда мощное освободительное движение в США взволновало всю душу Уитмена, его поэтические силы, дремавшие в тишине, поднялись, выросли. Иной, чем раньше, предстала перед поэтом действительность во всем ее многообразии. Другими глазами он стал глядеть на человека, на труд, на дружбу, на природу.

Автор «Листьев травы» — певец ликующего неба, прекрасного человеческого тела, неукротимой любви людей друг к другу; он размышляет о жизни и смерти, о величии науки, о судьбах человечества. Уитмен был революционным демократом, ибо он стал певцом революционной борьбы с плантаторами Юга, ибо он с жаром воспринял революционное освободительное движение в Европе, ибо частью его души стали и утопически-социалистические идеалы.

Сколько бы слез, кровавых схваток, смертей не вставало перед нами со страниц «Листьев травы», лирический герой Уитмена чаще всего радуется жизни, уверенно глядит на мир. Светлая окраска уитменовской поэзии выражает прежде всего мироощущение рядового труженика, здорового духом, чувствующего себя частью бессмертного целого — народа. Поэт дорог миллионам своей влюбленностью в жизнь. Вместе с тем его поэзия привлекает раскованностью формы, потоками образов, бесконечным разнообразием ритмов, стихом, то широким, привольным, как поля и прерии Америки, то напряженным, как бы собравшимся в кулак, чтобы ответить недругу ударом на удар.

В стихах Уитмена дает себя чувствовать высокий романтический пафос. Однако в основном его поэзия реалистична. Специфика реализма Уитмена заключается в тол, что типичным американцем в его творчестве предстает прежде всего он сам, что образу «Уолта Уитмена» приданы черты, присущие многим из лучших современников поэта. Даже тогда, когда образ уитменовского героя принимает гигантские, сверхчеловеческие масштабы, поэт утверждает прежде всего не силу противостоящей народу личности, а всемогущество самого народа. Именно народ ладонями покрывает сушу, все дальше и дальше проникает в глубины мироздания. Примечательно, что, придавая своему герою вселенские масштабы, Уитмен опирается на фольклорные традиции. Стихия народного творчества помогла поэту рассказать о том, как «вихри миров» носили корабль его героя, а звезды «уступали» ему место.

 

 

ЗАРУБЕЖНАЯ ЛИТЕРАТУРА ОБ УИТМЕНЕ

 

Для настоящего издания я пользовался следующими английскими и американскими книгами, посвященными жизни и творчеству Уитмена:

1. «Walt Whitman», by R. M. Bucke, Philadelphia, 1883 (P. M. Бекк, «Уолт Уитмен»). Первая по времени биография Уитмена, написанная при жизни поэта одним из его ближайших последователей. В этой восторженной книге собраны ранние отзывы английской и американской печати о поэзии Уолта Уитмена, а также воспроизведена знаменитая брошюра О'Коннора «Добрый седой поэт». Эту книгу проредактировал Уитмен. Многие ее страницы написаны им самим. Бекк — доктор медицины, мистик, автор книги «Космическое сознание», переведенной на русский язык (издательство «Новый человек», П., 1914). В этой книге Уитмен ставится наравне с Буддой, Иисусом Христом, Магометом.

2. «Whitman». A Study, by John Borroughs, Boston and New York (Джон Борроуз, «Уитмен»). Многословная, пухлая, водянистая книга. Джон Борроуз (род. 1837), плодовитый американский писатель, друг Уолта Уитмена, писал главным образом о природе, о цветах и птицах. Его специальность — описательная зоология и ботаника. Многие страницы этой книги были тоже написаны при ближайшем участии Уитмена.

3. «Studies in Literature», by Edward Dowden, London, 1892 (Эдуард Дауден, «Литературные этюды»). Почтенный автор (1843–1913) исследования о Шекспире посвятил Уитмену большую статью «Поэзия демократии». Она была напечатана при жизни Уитмена в английском журнале «Westminster Review» («Вестминстер Ревью», 1871).

4. «Wall Whitman». A Study, by John Addington Symonds, London, 1893 (Джон Эддингтон Саймондс, «Уолт Уитмен»). Горячо написанная апология Уитмена. Опыт систематизации философских воззрений поэта. Саймондс — известный английский критик и поэт (1840–1893), автор книги «Ренессанс в Италии».

5. «Walt Whitman», by Isaak Hall Platt, Boston, 1904 (Айзек Хилл Платт, «Уолт Уитмен») — суховатая, бесстрастная книжка с приложением хронологической таблицы.

6. «Life of Walt Whitman», by Henry Bryan Binns, London, 1905 (Генри Брайян Биннз, «Жизнь Уолта Уитмена»). Наивная елейная книга, превращающая жизнь поэта в житие святого. Написана английским поклонником Уитмена. В ней много непроверенных фактов, опровергнутых позднейшими исследователями.

7. «Days with Walt Whitman», by Edward Carpenter, London, 1906 (Эд. Карпентер, «Дни с Уолтом Уитменом»). Карпентер (1844–1929), друг, поклонник и ученик Уолта Уитмена, подробно описал свои паломничества к нему в 1877 и в 1884 годах, встречи и разговоры с ним. К книге приложены статьи: «Уитмен как пророк», «Поэтическая форма „Листьев травы“», «Дети Уолта Уитмена», «Уитмен и Эмерсон».

8. «Walt Whitman. His Life and Work», by Bliss Perry, London, 1906 (Блисс Перри, «Уолт Уитмен, его жизнь и творчество»). Автор (1860–1954) относится к Уолту Уитмену чуть-чуть свысока и стремится разрушить легенды, которыми окружили имя Уитмена такие слепые поклонники, как Ричард Бекк и др.

9. «Familiar Studies of Men and Books», by R. L. Stevenson, London, 1912 (Роберт Стивенсон, «Непринужденные заметки о людях и книгах»). Знаменитый английский романист Роберт Луис Стивенсон (1850–1894) в ранней юности был почитателем Уитмена, написал о нем горячую статью, но потом устыдился молодого восторга и внес в свой этюд о любимом поэте немало иронических строк. В результате получился почтительно-насмешливый отзыв, где дифирамбы чередуются с жестокими шутками. В личности Уолта Уитмена, по ощущению критика, великий поэт сочетается с самым забавным педантом.

10. «With Walt Whitman in Camdon», by Horace Traubel, Boston, 1906–1953 (Хорес Траубел, «С Уолтом Уитменом в Комдене»). Огромная четырехтомная книга, дневник преданного друга Уолта Уитмена, где подробно записаны ежедневные беседы с престарелым поэтом. Имеет величайшую ценность для всякого, кто желает поближе познакомиться с личностью Уитмена.

11. «The Magnificent Idler. The Story of Walt Whitman», by C. Rogers, Camden City, N. Y., 1926 (Камерон Роджерс, «Великолепный лодырь. История Уолта Уитмена»). Беллетризованная биография Уитмена. Бойкая, поверхностная книга, сделанная по готовым шаблонам. Порочность ее жанра особенно ясно видна в тех частях, где автору приходится заполнять воображением «пустые места» биографии Уитмена, то есть выдумывать факты, — например, любовные похождения поэта в Новом Орлеане и Нью-Йорке.

12. «Whitman», by Edgar Lee Masters, New York, 1937 (Эдгар Ли Мастерс, «Уитмен»). Автор — современный американский поэт (1869–1950), известный русским читателям по «Антологии американской поэзии» (М., 1938). Несмотря на то что Мастере в своем поэтическом творчестве был под сильным влиянием Уитмена, он относится к своему учителю очень сурово и требовательно. Особое внимание он уделяет сексуальным проблемам, связанным с жизнью и творчеством Уитмена. Лучшие страницы его книги посвящены описанию юности Уитмена, а также критическому анализу цикла «Дети Адама».

13. «Whitman», by Newton Arvin, New York, 1938 (Ньютон Арвин, «Уитмен»). Эта книга стоит особняком в обширной литературе об Уитмене. В отличие от прочих исследователей Ньютон Арвин ставит наиболее сильный акцент на политических убеждениях поэта. Впервые подробно обследовав публицистические статьи и заметки Уитмена, погребенные в мелких американских газетах сороковых и пятидесятых годов, автор не только не скрывает реакционных элементов в тогдашнем мировоззрении поэта, но, напротив, выпячивает их очень рельефно. Свою главную задачу он видит именно в том, чтобы ничего не утаивая, показать, что реакционные тенденции в творчестве Уитмена всегда были побеждаемы тенденциями противоположного рода. Так, хотя бунтарство уживалось в поэте с умеренным либерализмом, а научный материализм — с мистикой, верх, по словам Арвина, всегда брали прогрессивные идеи и чувства, которые и сделали Уитмена глашатаем передового человечества. К сожалению, на всем протяжении этой солидно документированной книги автор очень редко вспоминает, что Уитмен — поэт. Читая ее, можно подумать, что Уитмен был политический деятель, не лишенный некоторых философских воззрений.

14. «Walt Whitman», by Hugh J'Anson Fausset, London, 1942 (Хью Айнсон Фоссет, «Уолт Уитмен»). Фоссет — талантливый английский критик, автор известных монографий о Джоне Китсе, Вордсворте, Альфреде Теннисоне. В книге подробно и зорко прослежен — этап за этапом — тот крутой многолетний путь, который привел Уолта Уитмена к созданию «Листьев травы». Так же обстоятельно описан и долгий период увядания, ущерба, наступивший в жизни Уолта Уитмена тотчас после Гражданской войны. Как и в других биографиях Фоссета, анализ в этой биографии сильно преобладает над синтезом.

Большое внимание уделяет Фоссет социальным проблемам, связанным с изучением жизни и творчества Уитмена. Одна из лучших глав в книге (названа «Ураган и — после») посвящена участию Уитмена в Гражданской войне. Высокие литературные достоинства книги, а также ее гибкий, пластически образный стиль выделяют ее из всех других книг, посвященных Уитмену.

15. Большую помощь в моей работе над изучением жизни и творчества Уитмена оказали статьи известного уитмениста Флойд Стовалла (Floyd Stovall) «Уитмен, Шекспир и Демократия» («Whitman, Shakspeare and Democracy», 1952), «Уолт Уитмен и драматические спектакли в Нью-Йорке» («Walt Whitman and Dramatic Stage in New York», 1953). Глубокий эрудит проф. Стовалл привлек к своим исследованиям много свежего. материала, неизвестного прежним ученым.

Ранних биографов Уолта Уитмена можно назвать представителями мифологической школы, так как они простодушно поверили тем многочисленным мифам, которые поэт сочинял о себе. Так же доверчиво отнеслись они к измышлениям друзей и поклонников Уитмена, стремившихся приукрасить его биографию в противовес тем нападкам, которым он так долго подвергался со стороны враждебных ему журналистов и критиков. И Борроуз, и О'Коннор, и Конвей, и Бинз, и Базальжетт считали своим долгом изобразить его величавым пророком и праведником: сверхчеловеком, лишенным обычных человеческих слабостей.

Лишь теперь, лишь в нашу эпоху возникла другая группа уитменистов, которую я назвал бы скептической. Прежний дилетантский подход к биографии и творчеству Уитмена сменился научно-исследовательским. Эта группа, состоящая главным образом из университетских ученых, не приняла на веру ни одной самой мелкой детали в прежних жизнеописаниях Уитмена. Каждую деталь она подвергла самой строгой научной проверке — благо в последнее время общими усилиями ряда ученых обнаружено множество фактов, неведомых прежним биографам.

Одним из самых видных представителей этой скептической школы — француз Рожер Асселино (Asselineau), профессор американской литературы в Сорбонне. Он посвятил Уитмену две любопытные книги, недавно переведенные на английский язык. Книги эти не оставляют камня на камне в той романтически-эффектной биографии Уитмена, которую — не без содействия самого поэта — навязали читателям первые авторы книг и статей, посвященных ему. Например, темпераментный, пылкий О'Коннор в своем знаменитом памфлете «Добрый седой поэт» (1866) ставил Уитмена на одну доску с Гомером, Шекспиром и Данте — и соответственно с этим создал на бумаге далекий от реальности образ поэта. Против этого мифотворчества энергично восстает Асселино, причем ссылается на книгу своего предшественника французского профессора Жана Кателя (Catel) «Уолт Уитмен, рождение поэта», — который еще в 1929 году начал борьбу за изучение подлинной биографии Уитмена, свободной от фальшивых прикрас.

Книга Жана Кателя до меня не дошла, но обе книги проф. Асселино в английском переводе я проштудировал очень внимательно.

16. В первой из этих книг, которая называется «Эволюция Уолта Уитмена. Становление личности» («The Evolution of Wall Whitman. The Creation of a Personality», 1960), проф. Асселино с, большим остроумием доказывает, что Уитмен создал свою личность и свою биографию под влиянием своей поэзии. Даже свою наружность, даже одежду, даже походку поэт приспособил к стилю своих «Листьев травы». Творчество преобразило его. Он стал жить под диктовку своей собственной книги. Благодаря ей он преодолел темный хаос своего смятенного сердца и обрел ту уравновешенность, то благодатное спокойствие духа, которые стали основными чертами всей его последующей жизни. Так как в книге Уитмен встает перед читателем, как «варвар», «человек из низов», «буйный, дородный, чувственный», он предпочел скрыть от читателей, что до появления книги он долгое время был профессиональным газетным работником, автором шаблонных стихов и рассказов, и присвоил себе обличье простолюдина, далекого от всякой культуры. В интересах своей книги, для того чтобы она была убедительнее, он утверждал, будто вышел из крепкой старозаветной семьи идиллических фермеров. На самом же деле его отец был угрюмый неудачник, семейный тиран, мать — болезненная, несчастная женщина, из его братьев один — эпилептик, другой — слабоумный, третий — и совсем сумасшедший. Столь же решительно автор опровергает легенду, будто у поэта было шестеро детей, будто в Нью-Орлеане у него была любовная связь с какой-то богатой креолкой и т. д., и т. д., и т. д.

Так как в «Листьях травы» Уитмен выступает как «дикарь» и «бродяга», поэт считал необходимым утверждать, будто его книга свободна от книжных влияний и будто, например, с философией Эмерсона он познакомился лишь после того, как написал свои «Листья травы», между тем в его бумагах, относящихся еще к 1847 году, найден написанный его рукою конспект одного из сочинений Эмерсона, которое он в том же году цитировал в одной из газетных статей.

Все это не мешает проф. Асселино восхищаться поэзией Уитмена и с глубоким уважением относиться к его героической личности. И в его самоотверженном уходе за больными и ранеными во время Гражданской войны, и в его замечательной выдержке во время многолетней болезни, причинявшей ему невыносимые муки, Асселино видит ту могучую силу души, которая и нашла свое воплощение в «Листьях травы». С большим художественным мастерством изображает французский ученый последний (кемденский) период жизни Уитмена, когда он, приговоренный к инвалидному креслу и терзаемый неотступными болями, все же сохранил безмятежную ясность и сошел в могилу без жалоб, с величавым спокойствием.

17. Второй том того же автора называется «Эволюция Уолта Уитмена. Становление книги» («The Evolution of Walt Whitman. The Creation of a Book», 1962). Здесь Асселино впервые дает истолкование тех перемен, которые Уолт Уитмен вносил в каждое новое издание «Листьев травы». Изучая эти перемены, исследователь попытался дознаться, как изменялся Уитмен в течение тех тридцати семи лет, когда он десять раз переиздавал свою книгу (1855–1892). В основном поэт остался верен своим первоначальным идеям, но иные из этих идей отошли на задний план, иные утратили свою остроту, иные выдвинулись на первое место. Так, например, его гордая вера в то, что Америка в ближайшие годы создаст национальную литературу, которая затмит всех Шекспиров и Данте, мало-помалу сменилась смиренным преклонением перед литературными традициями Старого Света. Ядовитыми насекомыми называл Уитмен поэтов, дерзающих подражать своим заокеанским собратьям. Это было вскоре после Гражданской войны. Изменилось, по словам Асселино, и отношение поэта к прославляемой им свободе. Прежде он, как и Торо, славил мятеж и бунтарство, а в 1876 году стал требовать, чтобы свобода не выходила из рамок законности и чтобы каждый из нас раньше всего добивался свободы от своих пороков, вожделений и слабостей. Такую же перемену отмечает Асселино и в эстетических воззрениях Уитмена. С течением времени стих Уитмена стал. мелодичнее, компактнее, ближе к традиционной просодии. По словам исследователя, в первых изданиях «Листьев травы» стих Уитмена — расплавленная лава, а в последних видно стремление преодолеть хаотичность и подчинить свое творчество музыке.

Книга написана с чисто французским изяществом, хотя кое-где и заметны натяжки: иногда — правда, очень редко — автор подгоняет материал к заранее намеченным схемам. Первая часть книги посвящена изучению идей Уолта Уитмена (Мистика. — Поэтизация тела. — Демократия. — Индустриальная цивилизация и др.). Вторая часть посвящена изучению его стиля, его языка, эволюции изобретенной им поэтической формы.

18. Самой лучшей из всех книг о жизни и творчестве Уолта Уитмена представляется мне «Одинокий певец» («Solitary Singer») Гэя Уилсона Аллена (Gay Wilson Alien), вышедшая в Нью-Йорке в 1955 году. Эта монументальная книга (616 страниц) ввела в научный обиход десятки фактов, незамеченных другими исследователями, приучила читателей трезво оценивать слабости и падения поэта, его (нередкие) измены себе самому. Рядом с этой книгой все прочие книги, даже такие ценные, как «Уитмен» Ньютона Арвина и «Уолт Уитмен» Хыо Фоссета, кажутся в некоторых своих частях дилетантскими. Каждый период жизни знаменитого барда изучен профессором Алленом заново. Научность книги сочетается с живостью изложения.

19. Кроме этой классической книги, без которой невозможно обойтись никому, кто изучает творчество Уитмена, проф. Гэй Уилсон Аллен издал еще в 1946 году сборник своих этюдов о великом поэте: «Справочник по Уолту Уитмену» («Walt Whitman Handbook»). В этой книге наиболее ценными кажутся мне: глава, посвященная художественной технике «Листьев травы», и другая, где рассматривается (и частично цитируется) иностранная литература о Уитмене — итальянская, французская, скандинавская, немецкая, чешская, индийская, русская…

20. 21. Кроме того, неутомимый ученый печатает в различных изданиях такие, например, своеобразные статьи о Уитмене, как «Два поэта „Листьев травы“» («Two Poets of „Leaves of Grass“», 1967) или «Влияние [широких] просторов на воображение американцев» («The Influence of Space on the American Imagination», 1961–1967).

22. Истинным благодеянием для всех изучающих жизнь и поэзию Уолта Уитмена кажется мне пятитомное издание писем поэта (1842–1892) под редакцией профессора Эдварда Миллера, который разыскал множество писем, до той поры не бывших в печати, изучил тысячи писем, адресованных Уитмену, и дал исчерпывающий комментарий к каждому письму. Я прочитал три тома (до 1885) и убедился окончательно, что в жизни Уолт Уитмен был совсем не таков, каким мы его представляли себе по «Листьям травы». Ни в одном из 1372 писем, собранных в этих томах, нет ни одной черты «космического энтузиаста», «буйного, дородного, чувственного дикаря».

23. Известный знаток Уитмена проф. Эмори Холлоуэй (Holloway) посвятил целую книгу «Вольное одинокое сердце» («Free and Lonesome Heart») проверке некоторых, явно недостоверных утверждений Уитмена о судьбе его внебрачных детей. Подзаголовок книги «Тайна Уолта Уитмена» («The Secret of Walt Whitman»).

24. Последнее издание «Листьев травы», которое мне довелось прочитать, вышло в Токио в 1966 году в издательстве Тайбундо. Это огромная книга, состоящая из нескольких частей (1096 страниц). Основную часть занимает текст «Листьев травы», снабженный большим количеством вступительных статен и приложений. Значительны it интерес представляют статьи профессора Гэя Уилсона Аллена об Уитмене в Японии, профессора Скэллоу Бродли (Bradley) «Фундаментальный метрический принцип „Листьев травы“» («The Fundamental Metrical Principle etc»). Книга украшена прелестными японскими письменами известного каллиграфа Казуко Окамото. Но совершенно излишним балластом представляются мне графоманские упражнения профессора Уильяма Л. Мура, обременившие эту ценную книгу. Профессор Мур счел необходимым пересказать в претенциозной и кудрявой прозе почти каждое стихотворение Уитмена, причем назвал все эти нелепые пересказы, которые несомненно внушили бы глубокое отвращение Уитмену, «Эссенциями». Невозможно понять, почему такая серьезная книга допустила к себе на страницы это дилетантское пустословие.

 

____________________

 

Как ни велика моя любовь к «Листьям травы» Уолта Уитмена, я никогда не мог заставить себя интересоваться темп его статьями, стихами, рассказами, которые он сочинял до того, как стал автором этой единственной книги.

Теперь, когда его слава стала всемирной, целая фаланга американских ученых, среди них Эмори Холлоуэй (Emory Holloway), Гэй Уилсон Аллеи (Gay Wilson Alien), Флойд Стовалл (Floyd Stovall) и др., путем долгих кропотливых исследований разыскали его статьи и заметки, затерянные в мелких газетах тридцатых и сороковых годов минувшего века. Статеек этих оказалось немало. Кроме того, в настоящее время известно 24 произведения художественной прозы Уолта Уитмена и 19 стихотворений, написанных до 1855 года, то есть до создания «Листьев травы». Выявлены и его критические очерки — о Карленле, Мишле, Жорж Санд, Гете, а также о некоем Фаулере, авторе псевдонаучных статей о френологии.[53]

Все эти произведения слабы, банальны, беспомощны. Если бы Уитмен не был автором «Листьев травы», они так и остались бы в архивах под спудом, засыпанные столетнею пылью. Никто никогда и не подумал бы перепечатывать их. Даже редактор его ранних стихов и прозы вынужден был признать, что все они подражательны, приторно-сентиментальны, дидактичны и что в них нет ни тени таланта.[54] А если это так, если до создания «Листьев травы» он был типичным журналистом эпохи, предшествующей Гражданской войне, — с шаблонным мировоззрением и шаблонными формами речи, я считаю себя совершенно свободным от обязанности знакомить читателей с его ранними литературными опытами. Для всех, кто по-настоящему любит поэзию, Уолт Уитмен начинает существовать как писатель лишь с 1855 года, когда вышло первое издание его «Листьев травы».

 

 

Спасибо, что скачали книгу в бесплатной электронной библиотеке Royallib.ru

Оставить отзыв о книге

Все книги автора

[1] Предисловие к «Двум ручейкам» («Two Rivulets», 1876).

 

[2] О пантеизме и панпсихизме Уолта Уитмена существует огромная литература. Критический обзор этой литературы дан в обстоятельном труде Гэя Уилсона Аллена «Справочник по Уолту Уитмену» (Walt Whitman Handbook, by Gay Wilson Alien. Chicago. 1947). См. также книгу французского ученого Асселино (Asselineau) «Эволюция Уолта Уитмена после первого издания „Листьев травы“», Париж, 1954.

 

[3] Д. Мирский, Поэт американской демократии. Предисловие к книге «Уолт Уитмен», Л., 1935.

 

[4] Пионерами в США называются те предки современных американцев, которые, прибыв из-за океана, упорным и долгим трудом освоили целинные земли на восточных просторах страны.

 

[5] «Оглядка на пройденные пути» («A Backward Glance on the Travel'd Roads», 1888). Предисловие к сборнику стихов и очерков под общим заглавием «Сухие ветки ноября».

 

[6] Нью-Йорк расположен на острове Манхеттен. Бруклин — на острове Лонг-Айленд. Когда Уитмен жил на Лонг-Айленде, между Нью-Йорком и Бруклином курсировали небольшие пароходы. Другого сообщения не было. Первый мост между двумя островами был построен в 1883 году. Бруклин стал одним на районов Нью-Йорка (1898) уже после смерти поэта.

 

[7] «Whitman», by Newton Arvin. New York, 1938 (Ньютон Aрвин, Уитмен).

 

[8] «With Walt Whitman in Camden», by Horace Traubel, Boston, 1953 (Хорес Траубел, С Уолтом Уитменом в Кемдене).

 

[9] «Walt Whitman», by John Addington Symonds. London, 1893 (Джон Эддингтон Саймондс, Уолт Уитмен).

 

[10] «Перевал», 1907.

 

[11] Walt Whitman, Leaves of Grass, Brooklyn, 1855; см. также рецензию об этой книге, написанную Уитменом для «Американского френологического журнала».

 

[12] «Familiar Studies of Men and Books», by R. L. Stevenson, London, 1912 (Роберт Стивенсон, Непринужденные заметки о людях и книгах).

 

[13] The Complete Writings of Walt Whitman (Полн. собр. соч. Уолта Уитмена), New York, London. 1902, vol. 9.

 

[14] «Оглядка на пройденные пути».

 

[15] 33

Пространство и Время! Теперь-то я вижу, что я не ошибся,

Когда лениво шагал по траве,

Когда одиноко лежал на кровати,

Когда бродил по прибрежью под бледнеющими звездами утра.

 

 

Мои цепи и балласты спадают с меня, локтями я упираюсь в морские пучины,

Я обнимаю сиерры, я ладонями покрываю всю сушу,

Я иду, и все, что вижу, со мною.

 

 

У городских четырехугольных домов, в бревенчатых срубах, поселившись в лесу с дровосеками,

Вдоль дорог, изборожденных колеями, у застав, вдоль высохших рытвин и обмелевших ручьев,

Пропалывая лук на гряде или копая пастернак и морковь, пересекая саванны, идя по звериным следам,

Выходя на разведку, добывая золотую руду, опоясывая деревья круговыми надрезами на новом участке земли,

Проваливаясь по щиколотку в горячем песке, таща бечевой мою лодку вниз по течению обмелевшей реки,

Где пантера снует над головою по сучьям, где охотника бешено бодает олень,

Где гремучая змея на скале нежит под солнцем свое вялое длинное тело, где выдра глотает рыбу,

Где аллигатор спит у реки, весь в затверделых прыщах,

Где рыщет черный медведь в поисках корней или меда, где бобр бьет по болоту веслообразным хвостом,

Над растущим сахаром, над желтыми цветами хлопка, над рисом в низменных, залитых водою полях,

Над островерхой фермой, над зубчатыми кучами шлака, над хилою травою в канавах,—

Над западным персимоном, над кукурузой с продолговатыми листьями, над нежными голубыми цветочками льна,

Над белой и бурой гречихой (там я жужжу, как пчела),

Над темною зеленью ржи, когда от легкого ветра по ней бегут светлые струйки и тени,

Взбираясь на горные кручи, осторожно подтягиваясь, хватаясь за низкие, тощие сучья,

Шагая по тропинке, протоптанной в травах и прорубленной в чаще кустарника,

Где перепелка кричит на опушке у пшеничного поля,

Где в вечер Седьмого месяца носится в воздухе летучая мышь, где большой золотой жук падает на землю во тьме,

Где из-под старого дерева выбивается ключ и сбегает в долину,

Где быки и коровы стоят и сгоняют мух, без устали подрагивая шкурой,

Где в кухне просушивается ткань для сыров, где таганы раскорячились на очаге, где паутина свисает гирляндами с балок,

Где звякают тяжелые молоты, где типографская машина вращает цилиндры,

Где человеческое сердце в муках судорог бьется за ребрами,

Где воздушный шар, подобный груше, взлетает вверх (он поднимает меня, я смотрю вниз),

Где шлюпка привязана к судну крепкими морскими узлами, где солнечный зной, как наседка, греет зеленоватые яйца, зарытые в неровный песок.

Где плавает самка кита с детенышем, не отстающим от нее ни на миг,

Где пароход развевает вслед за собой длинное знамя дыма,

Где плавник акулы торчит из воды, словно черная щепка,

Где мечется полуобугленный бриг по незнакомым волнам,

Где ракушки приросли к его тенистой палубе, где в трюме гниют мертвецы;

Где несут во главе полков усеянный звездами флаг,

Приближаясь к Манхаттену по длинному узкому острову,

Под Ниагарой, что, падая, лежит, как вуаль, у меня на лице,

На ступеньке у двери, на крепкой колоде, которая стоит на дворе, чтобы всадник мог сесть на коня,

На скачках, или на веселых пикниках, или отплясывая джигу, или играя в бейсбол,

На холостых попойках с похабными шутками, с крепким словом, со смехом, с матросскими плясками,

У яблочного пресса, пробуя сладкую бурую гущу, потягивая сок через соломинку,

На сборе плодов, где за каждое красное яблоко, которое я нахожу, мне хочется получить поцелуй,

На военных смотрах, на прогулках у самого моря, на дружеских встречах, на уборке маиса, на постройке домов,

Где дрозд-пересмешник разливается сладкими трелями, плачет, визжит и гогочет,

Где стог стоит на гумне, где разостлано сено, где племенная корова ждет под навесом,

Где бык идет совершить свою мужскую работу и жеребец — свою, где за курицей шагает петух,

Где телки пасутся, где гуси хватают короткими хватками пищу,

Где закатные тени тянутся по бескрайней, безлюдной прерии,

Где стада бизонов покрывают собой квадратные мили земли,

Где пташка колибри сверкает, где шея долговечного лебедя изгибается и извивается,

Где смеющаяся чайка летает у берега и смеется почти человеческим смехом,

Где ульи выстроились в ряд на бурой скамейке в саду, скрытой буйной травою,

Где куропатки, с воротниками на шее, уселись в кружок на земле, головами наружу,

Где погребальные дроги въезжают в сводчатые ворота кладбища,

Где зимние волки лают среди снежных просторов и обледенелых деревьев,

Где цапля в желтой короне пробирается ночью к каемке болот и глотает маленьких крабов,

Где всплески пловцов и ныряльщиков охлаждают горячий полдень,

Где кати-дид играет свою хроматическую гамму над ручьем на ветвях орешника,

По арбузным грядам, по грядам огурцов с серебряными нитями листьев,

По солончаку, по апельсинной аллее или под остроконечными елями,

Через гимнастический зал, через салун с глухо занавешенными окнами, через контору или через зал для собраний,

Довольный родным и довольный чужим, довольный новым и старым,

Радуясь встрече с некрасивою женщиною так же, как с красивою женщиною,

Радуясь, что вот вижу квакершу, как она шляпку сняла и говорит мелодично,

Довольный пением хора в только что выбеленной церкви,

Довольный вдохновенною речью вспотевшего методистского пастора, сильно взволнованный общей молитвой на воздухе,

Глядя все утро в витрины Бродвея, носом прижимаясь к зеркальному стеклу,

А после полудня шатаясь весь день по проселкам пли по берегу моря с закинутой в небо головой,

Обхватив рукою товарища, а другою — другого, а сам посредине,

Возвращаясь домой с молчаливым и смуглым бушбоем (в сумерках он едет за мной на коне),

Вдали от людских поселений, идя по звериным следам или по следам мокасинов,

У больничной койки, подавая лихорадящим больным лимонад,

Над покойником, лежащим в гробу, когда все вокруг тихо, всматриваясь в него со свечой,

Отплывая в каждую гавань за товарами и приключениями,

Торопливо шагая среди шумной толпы, такой же ветреный и горячий, как все,

Готовый в ярости пырнуть врага ножом,

В полночь, лежа без мыслей в одинокой каморке на заднем дворе,

Блуждая по старым холмам Иудеи бок о бок с прекрасным и кротким богом,

Пролетая в мировой пустоте, пролетая в небесах между звезд,

Пролетая среди семи сателлитов, сквозь широкое кольцо диаметром в восемьдесят тысяч миль,

Пролетая меж хвостатых метеоров и, подобно им, оставляя за собою вереницу огненных шаров,

Нося с собою месяц-младенца, который во чреве несет свою полнолунную мать,

Бушуя, любя и радуясь, предостерегая, задумывая, пятясь, выползая, появляясь и вновь исчезая,

День и ночь я блуждаю такими тропами.

 

 

Я посещаю сады планет и смотрю, хороши ли плоды.

Я смотрю на квинтильоны созревших и квинтильоны незрелых.

 

 

Я летаю такими полетами текущей и глотающей души,

До той глубины, где проходит мой путь, никакой лот не достанет.

 

 

Я глотаю и дух и материю,

Нет такого сторожа, который мог бы прогнать меня, нет такого закона, который мог бы препятствовать мне.

 

 

Я бросаю якорь с моего корабля лишь на короткое время,

Мои посланные спешат от меня на разведки или возвращаются ко мне с донесениями.

 

 

С острой рогатиной я иду на охоту за тюленем и белым медведем, прыгая через глубокие трещины, я хватаюсь за ломкие синие льдины.

 

 

Я взбираюсь на переднюю мачту,

Влезаю в бочонок для вахты,

Мы плывем по северному морю, много света кругом,

Воздух прозрачен, я смотрю на изумительную красоту,

Необъятные ледяные громады плывут мимо меня, и я плыву мимо них, все отчетливо видно вокруг,

Вдали беловерхие горы, навстречу им летят мои мечты,

Мы приближаемся к полю сражения, скоро мы вступим в бой,

Мы проходим мимо аванпостов огромного лагеря, мы проходим осторожно и медленно,

Или мы входим в большой и разрушенный город,

Развалины зданий и кварталы домов больше всех живых городов на земле.

 

 

Я вольный стрелок, мой бивак у чужих костров.

Я гоню из постели мужа, я сам остаюсь с новобрачной и всю ночь прижимаю ее к своим бедрам и к губам.

 

 

Мой голос есть голос жены, ее крик у перил на лестнице,

Труп моего мужа несут ко мне, с него каплет вода, он — утопленник.

 

 

Я понимаю широкие сердца героев,

Нынешнюю храбрость и храбрость всех времен,

Вот шкипер увидел разбитое судно, в нем люди, оно без руля,

Смерть в бурю гналась за ним, как охотник,

Шкипер пустился за судном, не отставая от него ни на шаг, днем и ночью верный ему,

И мелом написал на борту: «Крепитесь, мы вас не покинем».

Как он носился за ними, и лавировал вслед за ними, и упорно добивался своего,

Как он спас наконец дрейфовавших людей,

Что за вид был у исхудалых женщин в обвисающих платьях, когда их увозили на шлюпках от разверстых перед ними могил,

Что за вид у молчаливых младенцев со стариковскими лицами, и у спасенных больных, и у небритых мужчин с пересохшими ртами,

Я это глотаю, мне это по вкусу, мне нравится это, я это впитал в себя,

Я сам этот шкипер, я страдал вместе с ними.

 

 

Гордое спокойствие мучеников,

Женщина старых времен, уличенная ведьма, горит на сухом костре, а дети ее стоят и глядят на нее,

Загнанный раб, весь в поту, изнемогший от бега, пал на плетень отдышаться,

Судороги колют его ноги и шею иголками, смертоносная дробь и ружейные пули,

Этот человек — я, и его чувства — мои.

 

 

Я — этот загнанный раб, это я от собак отбиваюсь ногами,

Вся преисподняя следом за мною, щелкают, щелкают выстрелы,

Я за плетень ухватился, мои струпья содраны, кровь сочится и каплет,

Я падаю на камни в бурьян,

Лошади там заупрямились, верховые кричат, понукают их,

Уши мои — как две раны от этого крика,

И вот меня бьют с размаху по голове кнутовищами.

 

 

Мучения — это всего лишь одна из моих одежд,

У раненого я не пытаю о ране, я сам становлюсь тогда раненым,

Мои синяки багровеют, пока я стою и смотрю, опираясь на легкую трость.

Я раздавленный пожарный, у меня сломаны ребра,

Я был погребен под обломками рухнувших стен,

Я дышал огнем и дымом, я слышал, как кричат мои товарищи,

Я слышал, как высоко надо мною стучали их кирки и лопаты,

Они убрали упавшие балки и бережно поднимают меня.

 

 

И вот я лежу на свежем воздухе, ночью, в кровавой рубахе, никто не шумит, чтобы не тревожить меня.

Я не чувствую боли, я изнемог, но счастлив,

Бледные, прекрасные лица окружают меня, медные каски уже сняты с голов,

Толпа, что стоит на коленях, тускнеет, когда факелы гаснут.

 

 

Отошедшие в прошлое и мертвецы воскресают,

Они — мой циферблат, они движутся, как часовые стрелки, я — часы.

 

 

Я — старый артиллерист, я рассказываю о бомбардировке моего форта,

Я опять там.

 

 

Опять барабанный бой,

Опять атака пушек и мортир,

Опять я прислушиваюсь к ответной пальбе.

 

 

Я сам в этом деле, я вижу и слышу все:

Вопли, проклятия, рев, крики радости, когда ядро попало в цель,

Проходят медлительные лазаретные фуры, оставляя за собой красный след,

Саперы смотрят, нет ли каких повреждений, и приводят в порядок, что можно,

Падение гранаты через расщепленную крышу, веерообразный взрыв,

Свист летящих в вышину рук, ног, голов, дерева, камня, железа.

 

 

Опять мой генерал умирает, опять у него изо рта вырываются клокочущие хриплые звуки, он яростно машет рукою

И выдыхает запекшимся горлом: «Думайте не обо мне… но об… окопах…»

 

 

[16] Впоследствии так же энергично высказался о нем издатель газеты «Аврора», которую он редактировал: «Это такой лодырь, что требуется два человека, чтобы раскрыть ему рот». См. «Уолт Уитмен, сотрудник нью-йоркской „Авроры“» (Walt Whitman of the New York «Aurora», ed. by Gay Robin and Ch. H. Brown, 1950).

 

[17] Gay Wilson Alien, «Solitary Singer», New York, 1955 (Гэй Аллен, Одинокий певец). Автор приводит также противоположный отзыв другого бывшего ученика Уолта Уитмена, не внушающий доверия но многим причинам.

 

[18] Карл Маркс. Восемнадцатое брюмера Луи Бонапарта. Соч… 2 изд., том. 8, стр. 127.

 

[19] «Конечно, рабство — великое зло, но нельзя подвергать опасности государственную сплоченность всех Штатов. Целость государства превыше всего», — так формулирует тогдашнюю позицию Уитмена его наиболее достоверный биограф Гэй Уилсон Аллен в своей книге «Одинокий певец». Аллен напоминает, что такова же была впоследствии позиция президента Линкольна.

 

[20] Речь идет о стихотворении «Смерть любителя Природы», напечатанном в журнале «Брат Ионафан» 11 марта 1843 года. Цитирую по изданию: Walt Whitman. «The Early Poems and the Fiction» («Ранние стихотворения и художественная проза»), ed. by Thomas L. Brasher, New York, 1963.

 

[21] Партия фри-сойлеров, возникшая в 1847–1848 годах, требовала, чтобы на новых территориях США (Мексика и др.) фермеры не смели пользоваться трудом чернокожих рабов.

 

[22] «Walt Whitman», by Hugh I'Anson Fausset, London, 1942 (Хью Айнсон Фоссет, Уолт Уитмен).

 

[23] В. И.Ленин. Аграрный вопрос в России к концу XIX века. Соч., 4 изд., том 15, стр. 118.

 

[24] Речь вице-президента Колфакса, сказанная 4 июля 1870 года. Уитмен приводит ее в статье «Демократические дали».

 

[25] Перевод этой смехотворной рецензии мой. Цитирую по книге «Whitman», by Edgar Lee Masters, New York, 1937.

 

[26] The New York Criterion, 1855, November, 10. Цитирую по книге Henry Seidel Canby, New York, 1943.

 

[27] «The London Critic». 1 апреля 1857 года.

 

[28] Правда, прошло одиннадцать лет, и на страницах того же журнала появилась статья профессора Эдуарда Даудена (Dowden) «Поэзия демократии: Уолт Уитмен» (июль 1871). Характерно, что Дауден целый год не мог найти в английской печати приюта для этой статьи. Отвергая ее, издатель Макмиллан заявил, что «не хочет иметь ничего общего с Уолтом Уитменом». Так же резко осудили «уитменизм» и другие лондонские издатели. В журнале «Contemporary Review» статья Даудена была принята и даже сдана в набор, но редакция не дерзнула напечатать ее.

 

[29] The Correspondence of Walt Whitman, vol. I. 1842–1867. Edwin Haviland Miller, editor. New York University Press, 1961, p. 89 («Письма Уолта Уитмена»).

 

[30] The Collective Writings of Walt Whitman, vol. I, p. 46–47. Specimen Days, New York. 1963 («Избранные дни»).

 

[31] The Correspondence of Walt Whitman, vol. I, 1961, p. 110 («Письма Уолта Уитмена»).

 

[32] The Collective Writings of Walt Whitman, vol. I, p. 56–57. Specimen Days, New York, 1963 («Избранные дни»).

 

[33] «Walt Whitman», by Isaak Hull Platt, Boston, 1904 (Айзек Халл Платт, Уолт Уитмен).

 

[34] Впоследствии Уолт Уитмен признался, что он смолоду был под влиянием священных индийских книг (Гэй Уилсон Аллен, Одинокий певец).

 

[35] The Collective Writings of Walt Whitman. The Correspondence, vol. III., № V. 1964, p. 259–260. См. также стр. 258, 261, 316, 447 (Собрание сочинений Уолта Уитмена, Письма, том третий, Нью-Йорк, 1964).

 

[36] Многие прославившиеся на родине англичане совершали лекционные турне по Америке. Вслед за Диккенсом посетил Америку Теккерей, потом Фрауд, потом Герберт Спенсер, Оскар Уайльд и др. Кастеляр, упоминаемый здесь, — даровитый испанский историк (1832–1899). Под парижскими эссеистами Уолт Уитмен, очевидно, разумеет Эрнеста Ренана и Тэна.

 

[37] Война Севера с Югом (1861–1865).

 

[38] Генерал Грант (1822–1885) — знаменитый американский полководец, доведший до победного конца Гражданскую войну с рабовладельческим Югом. Дважды был президентом Соединенных Штатов. В 1877 году посетил Европу, Индию, Китай, Японию. Вернулся в 1878 году.

 

[39] Машиностроительные заводы Болдвина в Филадельфии славятся своими паровозами. Особый тип паровоза по имени строителя называется «Болдвином».

 

[40] И. С. Тургенев, Письма, М. — Л., 1965, т. X, стр. 18.

 

[41] Там же, стр. 31.

 

[42] См. «Variorum Readings» в кн. «Leaves of Grass», by Walt Whitman, edited by Emory Holloway, New York, 1929, p. 647.

 

[43] «Минувшие годы», 1908, № 9.

 

[44] См. сноску 15.

 

[45] «Ослиный хвост и мишень», М., 1913.

 

[46] «Петербургский глашатай». 1912, № 11.

 

[47] «Русская мысль», март 1913, стр. 129.

 

[48] «Литературная газета», 10 января 1936 года.

 

[49] «Интернациональная литература», 1940, № 7–8.

 

[50] Уолт Уитмен. Избранные стихотворения. М.-Л., 1932, стр. 6.

 

[51] «Литературная газета», 13 апреля, 1941.

 

[52] «Walt Whitman Handbook» by Gay Wilson Alien, Chicago, 1947 (Гэй Уилсон Аллен. Справочник по Уолту Уитмену); его же «Walt Whitman abroad», Syracuse, 1955 (Уолт Уитмен за рубежом).

 

[53] Френология — ложное учение о том. как распознать характер человека по форме его черепа. Уитмен был горячим сторонником этой псовдонауки.

 

[54] См. вступление профессора Брэшера (Т. L. Brasher) к первому тому сочинении Уолта Уитмена («The Early Poems and the Fiction», New York University, 1963).

 

⇐ Предыдущая1234

Поделиться: