Осуществление прав, выраженных в ценных бумагах

Для осуществления прав по ценной бумаге необходимо предъ­явить ее обязанному лицу. Предъявление бумаги, как было указано выше, имеет место как в интересах кредитора, для которого оно является средством легитимации его в качестве субъекта соответствующего права, так и в интересах должника, который исполнением надлежащим образом легитимированно­му предъявителю освобождает себя от своей обязанности.

Необходимость предъявления бумаг приводит к тому, что по общему правилу местом исполнения обязательства, выражен­ного в ценной бумаге, является местожительство должника. Обязательство, выраженное в ценной бумаге, представляет собой, таким образом, так наз. Holschuld. В изъятии из ст. 112 Г. К. оно представляет собой Holschuld даже в том случае, когда предметом его являются деньги. Это положение, хотя и не формулировано прямо в законе, но вытекает из воли сторон, выразивших соответствующее право в ценной бумаге. Однако, указанное положение допускает исключения; Так, напр., в векселе может быть указано место платежа (доминицилирован-ный вексель), если же таковое не указано, то им считается место составления векселя (ст. 4 Пол. о векселях).

Предъявление бумаги в отношении ценных бумаг в собствен­ном смысле слова (бумаг на предъявителя, ордерных и имен­ных) имеет значение как составная часть (в случае бумаг на предъявителя — единственная) той совокупности фактов, ко­торая служит для легитимации предъявителя в качестве субъ­екта выраженного в бумаге права. В отношении же обыкновен­ных именных ценных бумаг оно, кроме того, может заменить собой извещение должника о передаче долгового требования, о котором говорит ст.124 Г. К. действительно, приобретатель требования, выраженного в такой бумаге, предъявляя ее до­лжнику, тем самым выполняет требование закона и извещает последнего о том, что право перешло к нему. Практическое значение обыкновенных именных ценных бумаг именно и за­ключается в том, что приобретатель бумаги может задерживать это извещение и не бояться, что должник учинит исполнение прежнему кредитору. Так как последний не мог предъявить бумагу, то исполнение не будет иметь силы против нового кредитора.

Если исполнение погашает обязательство, то должник имеет право требовать от кредитора не только предъявления бумаги, но и передачи ее и, в случае отказа кредитора, задерживать исполнение. Кредитор не может требовать от должника, чтобы последний ограничился получением от него расписки в испол­нении, так как нахождение ценной бумаги в руках кредитора лишает должника гарантии того, что ему не придется вторично исполнить обязательство другому предъявителю бумаги. Долж­ник, впрочем, может обезопасить себя тем, что кредитор учинит погасительную надпись на ценной бумаге. В этом случае пога­шенная ценная бумага, хотя и оставшаяся у кредитора, по общему правилу, не представляет опасности для должника, но так как она не имеет значения для кредитора, то последнему и не принадлежит право требовать оставления у него погашенной бумаги.

Если имеет место частичное исполнение, то бумага остается у кредитора, но должник имеет право требовать учинения на ней соответствующей отметки.

В тех случаях когда не представляется нужным передавать бумагу должнику или делать на ней надпись о частичном исполнении ввиду того, что осуществление права по бумаге не ведет ни к полному, ни к частичному погашению этого права, как, напр., в случае осуществления акционером права участия в общем собрании, возможно заменять предъявления бумаги удостоверением того, что она находится в непосредственном обладании третьего лица, владеющего ею на основании какого-либо специального титула, обязывающего или управомачивающего его к этому (напр., залог, поклажа). Такое удостоверение с достаточной вероятностью свидетельствует о том, что соответ­ствующее лицо является владельцем (хотя и посредственным) ценной бумаги. Оно может поэтому рассматриваться как пос­редственное предъявление самой ценной бумаги. Соответству­ющие указания встречаются в уставах наших акционерных обществ в отношении акций на предъявителя. Так, напр., Уставы Центрального Банка Коммунального Хозяйства и Жи­лищного Строительства и Банка для Внешней Торговли СССР определяют, что взамен подлинных акций могут быть предъяв­лены удостоверения кредитных учреждений, список которых устанавливается НКФ СССР. Во избежание злоупотреблений принято ограничивать круг непосредственных владельцев, удос­товерения которых принимаются взамен акций. Кроме того, обычно оговаривается, что в удостоверениях должны быть указаны номера акций, а также должно быть удостоверено, что они не будут возвращены до дня следующего за днем окончания общего собрания (см. Уставы Цекомбанка § 61 и Внешторгбан­ка § 50).

Особо следует остановиться на необходимости предъявления бумаги при осуществлении права относительно именных цен­ных бумаг. Именная ценная бумага легитимирует своего держа­теля, если он означен не только в тексте бумаги, но и в книгах обязанного лица. Лицо, не означенное в книге, не может требо­вать исполнения. Спрашивается, не может ли составитель бумаги чинить исполнение на основании одной только записи в книге ввиду того, что лицо, в ней означенное, легитимировано в отношении его в качестве субъекта соответствующего права.

Нормы об именных бумагах в действующем законодательст­ве даны по поводу именных акций и квитанций товарного склада. Согласно ст. 344 Г. К. предварительные именные рас­писки о получении взносов по акциям могут быть уступаемы другим лицам только с согласия правления. Именные же акции и заменяющие их временные свидетельства могут быть переда­ваемы по передаточным надписям, если иное не постановлено в уставе. Таким образом для передачи именных акций и временных свидетельств не требуется согласия правления акционерного общества. Приобретший акцию по передаточной надписи делается ее собственником. Он должен для осущес­твления своих прав в отношении общества заявить о приобре­тении акции последнему для отметки в акционерной книге, но вместе с тем он имеет также и право требовать от общества трансферта. Равным образом, согласно Пост. ЦИК и СНК СССР от 4 сентября о документах, выдаваемых товарными складами, трансферт квитанции, выдаваемой в приеме товара на хране­ние, производится по заявлению приобретателя, который обя­зан при этом представить складу квитанцию с передаточной надписью на его приобретателя, имя, причем о трансферте товарный склад учиняет надпись на квитанции (ст. 23). Таким образом обязанное лицо (акционерное общество, товарный склад) не может отказать правильному приобретателю именной цен­ной бумаги (акции, квитанции товарного склада) в учинении трансферта. Из этого с необходимостью вытекает невозмож­ность чинить исполнение на основании только одной записи в книге. Допустим, что товарный склад выдал товар лицу, озна­ченному в книге без предъявления последним квитанции. После этого является правильный приобретатель квитанции и требует учинения трансферта, а затем и выдачи товара. Товарный склад не сможет ссылаться на произведенную им выдачу и должен будет нести ответственность перед приобретателем квитанции.

Необходимость предъявления именной ценной бумаги для осуществления выраженных в ней прав принята в практике наших кредитных учреждений в отношении именных вкладных документов. Так, напр., правила Государственного Банка о денежных вкладах требуют предъявления вкладного билета при выплате капитала (ст. 21), процентов (ст. 17), а также при переводе именного билета в предъявительский (ст. 5). Равным образом то же требование содержится в Инструкции Торгово-Промышленного Банка СССР по вкладной операции (§ 70).

В тех случаях, когда осуществление права по именной бумаге не ведет ни к полному, ни к частичному погашению права, оно может иметь место без предъявления каждый раз самой бумаги. Так, напр., при осуществлении акционером, владеющим имен­ной акцией, права участия в общем собрании акционеров нет надобности в предъявлении акции. Запись в акционерной книге является достаточной легитимацией. Ни интересы обязанного лица (акционерного общества), ни интересы третьих лиц в этом случае не страдают. Если третье лицо приобрело акцию по передаточной надписи до общего собрания, то для участия в последнем оно должно было предъявить ее обществу до откры­тия общего собрания и потребовать учинения трансферта. В тех случаях, когда это требуется уставом, предъявление акции приобретателем должно быть сделано за определенный срок до общего собрания. Если приобретатель приобрел акцию позже, то приобретая ее, он знал или должен был знать, что легитими­рованным на участие в общем собрании акционеров явится не он, а его предшественник. Изложенное по существу не является исключением из общего правила о необходимости предъявле­ния ценной бумаги для осуществления выраженного в ней права. В указанном случае для достижения той цели, ради которой установлено правило, является достаточным то предъ­явление бумаги, которое имеет место при первоначальной или последующей записи в акционерной книге (трансферте).

Особо должен быть рассмотрен вопрос о необходимости предъявления именной ценной бумаги тогда, когда передача прав по такой бумаге совершается не посредством учинения передаточной надписи на самой бумаге с последующем тран­сфертом по книгам обязанного лица, а путем заявления обязан­ному лицу, исходящего от отчуждателя, на основании которого и совершается трансферт. Так обстоит дело по французскому праву в силу ст. 36 Франц. Торг. Ул., устанавливающей этот порядок для передачи акций, и ст. 3 и 4 закона 28 флореаля VII года в отношении государственной ренты. Этот порядок принят во Франции и для других ценных бумаг. При таком порядке передачи бумаги допустимо не требовать от управомоченного лица предъявления бумаги при каждом акте осущес­твления права, а удовлетворяться легитимацией его на основа­нии записи в книгах обязанного лица. Ни интересы должника, ни интересы третьих лиц в этом случае страдать не могут, так как трансферт производится не на основании требования при­обретателя, а по заявлению отчуждателя. Поэтому во Франции допустимо исполнение лицу, указанному в книге составителя бумаги, без истребования от него документа, а в случае утраты им бумаги,— выдача дубликата на основании одного только его заявления[73].

Сходный с этим порядок установлен у нас правилами Госу­дарственного Банка о денежных вкладах. Согласно ст. 4 правил «именные вкладные документы могут быть передаваемы дру­гим лицам не иначе как посредством перевода вклада по книгам Банка на имя других лиц с учинением на вкладных документах новой передаточной надписи, засвидетельствованной Банком». Требование засвидетельствования надписи Банком приравни­вает ее к заявлению отчуждателя Банку. Поэтому уплата по именным вкладам в Государственном Банке могла бы иметь место без предъявления вкладного билета. Практически к этому приводит ст. 16 Правил, согласно которой по именным вкладам владельцу документа, «немедленно» заявившему о его пропаже Банку, выдается взамен утраченного дубликат, причем никаких публикаций о вызове держателя не требуется. Ст. 4 и 16 правил не вполне гармонируют со ст. 17 и 21, категорически требующи­ми предъявления вкладного билета при получении процентов и капитала.

Равным образом аналогичный порядок установлен в уставах некоторых акционерных обществ. Так, согласно § 11 Устава Торгово-Промышленного Банка передача именных акций про­изводится через объявление об этом Правлению Банка с при­ложением самих акций для перевода их по акционерной книге на имя приобретателя.

В тех случаях, когда трансферт совершается на основании заявления отчуждателя обязанному лицу, держателю бумаги нет надобности предъявлять документы при каждом акте осуществления прав, выраженных в бумаге. Достаточно предъ­явления бумаги при совершении первоначальной записи в книге обязанного лица или при трансферте.

Надлежащим образом легитимированный держатель ценной бумаги может предъявить соответствующее требование к обя­занному лицу. Но надлежащим образом легитимированный держатель бумаги (напр., лицо, укравшее бумагу на предъяви­теля) может и не быть действительным субъектом права на бумагу, а вместе с тем и права, выраженного в бумаге. Таким образом необходимо различать формального субъекта права по бумаге и материального субъекта права[74].

Различие между формальным и материальным субъектом права составляет одно из основных положений теории ценных бумаг. На смешении этих двух понятий была построена теория, согласно которой субъектом права по бумаге на предъявителя является не собственник бумаги, а каждый ее держатель[75]. Эта теория была воспринята первым проектом Германского Граж­данского Уложения, но уже второй проект отверг ее и в Герм. Гражд. Ул. принята точка зрения, согласно которой субъ­ектом права является собственник бумаги[76].

В действующем советском праве указывается, что субъектом права по бумаге на предъявителя считается каждый ее держа­тель. Так, напр. Пост. о документах, выдаваемых товарными складами, говорит, что владельцем простого складочного свиде­тельства признается его держатель (ст. 21). Положение о мор­ской перевозке указывает, что право распоряжения грузом принадлежит правильному держателю коносамента, каковым в отношении коносамента на предъявителя является держа­тель коносамента (ст. 12 п. г.). Устав жел. дор. определяет, что право распоряжения грузом в пути принадлежит держателю дубликата (ст. 61), что деньги, вырученные от продажи невос­требованного груза, выдаются держателю дубликата (ст. 74) и т. д. Эти выражения не дают основания делать вывод, что материальным субъектом права по бумаге является ее держа­тель. Они лишь указывают на то, что обязанное лицо должно чинить исполнение всякому держателю бумаги, не испрашивая от последнего никаких дополнительных доказательств его прав. Предъявление бумаги является достаточной легитимацией дер­жателя в качестве кредитора по бумаге. Закон в указанных примерах говорит о формальном кредиторе, только легитими­рованном в качестве субъекта права, но могущем и не быть действительным (материальным) субъектом. Что дело обстоит именно так, явствует из ряда положений действующего законо­дательства. Согласно ст. 69 Уст. ж. д. при получении груза предъявитель дубликата накладной на предъявителя должен расписаться на дубликате в принятии груза и в уплате денег с указанием уплаченной суммы, а равно и того, получает ли он груз и уплачивает деньги за себя лично, или по поручению грузохозяина, и в последнем случае, кого именно. Таким обра­зом Устав ж. д. не смешивает держателя дубликата накладной на предъявителя с грузохозяином, т. е. собственником бумаги, являющимся действительным субъектом прав по дубликату. Грузохозяином является собственник дубликата. Согласно ст. 9 Пол. о векселях, векселедержатель может предъявить требова­ние каждому из ответственных лиц, не будучи связан порядком последовательности, в котором они принимали на себя обяза­тельство. Закон в этом случае имеет в виду формального кредитора, т. е. легитимированного непрерывным рядом надпи­сей держателя векселя. Ст. 10 того же Положения определяет, что каждому векселедержателю независимо от прав его пред­шественника принадлежат все права, вытекающие из векселя, за исключением того случая, когда вексель выбыл из владения последнего помимо его воли, и векселедержатель об этом знал или должен был знать при обычной в торговом обороте предус­мотрительности. В ст. 10 закон отвечает на вопрос, кто является кредитором с материальной точки зрения. Легитимированный непрерывным рядом надписей держатель векселя не является таковым, если ему был или должен был быть известен дефект, указанный в этой статье.

Формальным субъектом права по ценной бумаге всегда является ее надлежащим образом легитимированный держа­тель. Материальным субъектом является собственник бумаги. Если на бумагу установлено залоговое право, то право собствен­ника не только на бумагу, но и по бумаге ограничено правами залогодержателя. В действующем советском праве это положе­ние выражено применительно к акции в ст. 347 Г. К.: «каждая акция предоставляет ее собственнику право участия в общем собрании и право голоса».

Должник по бумаге, учинив исполнение формальному креди­тору, освобождает себя от своей обязанности и не несет ответ­ственности, если формальный кредитор не был собственником бумаги или не был управомочен последним на осуществление выраженных в ней прав.

В этом положении проявляется основная цель института ценных бумаг, заключающаяся в переложении риска исполне­ния ненадлежащему лицу с должника на кредитора. В Положе­нии о Государственных Трудовых Сберегательных Кассах СССР эта мысль формулируется указанием на то, что ответ­ственность за выдачу денег по предъявительским документам «лежит исключительно на самом вкладчике» (ст. 26).

Кредитор (материальный), потерявший благодаря указан­ным обстоятельствам свое требование к должнику, может оградить свои интересы предъявлением к лицу, получившему исполнение от должника, в зависимости от обстоятельств, требование или возмещение убытков или из неосновательного обогащения.

Лицо, обязанное по бумаге, может знать, что надлежащим образом легитимированный предъявитель бумаги (формаль­ный кредитор) не является материальным кредитором и не управомочен последним на получение исполнения. Возникает вопрос о том, может ли оно в этом случае исполнить свое обязательство и освободить себя от ответственности перед материальным кредитором.

В германской литературе этот вопрос был поставлен по поводу § 793 Гер. Гр. Ул., согласно которому составитель обязательственно-правовой бумаги на предъявителя освобождает­ся исполнением держателю, не имеющему права распоряжения бумагой. § 793 не делает исключения для случая, когда соста­вителю было известно, что предъявитель не имеет права распоряжения бумагой. Господствующее мнение на этом осно­вании придает правилу § 793 безусловное значение. Но ряд авторов, ссылаясь на принципы доброй совести (§ 242 Гер. Гр. Ул.), считают, что должник, в случае знания этого обстоятельства, не освобождается от обязательства. Однако, если он знал, но не имел достаточных доказательств, то он может исполнить обязательство предъявителю, так как нельзя требовать, чтобы он рисковал проиграть процесс с держателем бумаги[77].

Швейцарский проект 1919 г. освобождает должника только в том случае, если с его стороны не было умысла или грубой неосторожности (§ 843). Итальянский проект 1923 г. не содер­жит указаний по этому вопросу. Проект Торгового Свода СССР в ст. 196 определяет, что «выдаватель бумаги на предъявителя не обязан проверять правомочие предъявителя бумаги и осво­бождается от ответственности по бумаге исполнением всякому предъявителю, разве было бы доказано, что в момент исполне­ния выдавателю было известно, что предъявитель бумаги не вправе требовать исполнения».

Действующее советское право не содержит аналогичных норм. Цитированные выше выражения закона о том, что субъ­ектом права по бумаге на предъявителя почитается всякий ее держатель, позволяют сделать вывод, что по действующему праву должник, учинивший исполнение надлежащим образом легитимированному держателю бумаги, всегда освобождается от, своей обязанности. Однако, безусловное применение этого начала противоречило бы принципу, выраженному в ст. 1 Г. К. Освобождение должника от обязанности имеет целью освобо­дить его от несения рисков, вызываемых неопределенностью личности кредитора. Поэтому в том случае, когда должник вступил с держателем бумаги в злоумышленное соглашение, направленное против собственника бумаги (материального кре­дитора), исполнение держателю не может освободить его от ответственности. Такое решение вопроса является и наиболее целесообразным. Нет оснований возлагать на должника риск проиграть процесс, предлагая ему воздерживаться от исполне­ния держателю бумаги, который заведомо для него не является ее собственником. Обязывать его воздерживаться от исполне­ния в том случае, если у него есть достаточные доказательства материальной неуправомочности держателя, тоже едва ли целесообразно, так как трудно заранее предусмотреть, какие доказательства будут признаны судом достаточными.

Весьма существенное значение имеет вопрос о том, какие возражения может приводить обязанное лицо против предъяв­ленного ему по бумаге требования. Выше было указано, что все ценные бумаги могут быть разделены на две категории,— во-первых, ценные бумаги в собственном смысле слова, т. е. бумаги, обладающие публичной достоверностью, к которым относятся бумаги на предъявителя, ордерные и именные, и, во-вторых, обыкновенные именные ценные бумаги, не обладающие свойст­вом публичной достоверности (см. гл. I, 2).

Должник по обыкновенной именной ценной бумаге может приводить против предъявленного ему требования все возра­жения, которыми он обладает на основании общих положений гражданского права и на основании положений, специально относящихся к тем правоотношениям, которые получили в ней свое выражение. Таким образом в этом случае, по сравнению с гражданским правом, нет никаких особенностей в распределе­нии риска между участниками правоотношения.

Иначе обстоит дело в отношении ценных бумаг в собственном смысле слова. Как было указано выше, из природы этих бумаг с необходимостью вытекает начало ограничения возражений (см. гл. I, 2). Поэтому, хотя действующее советское право содер­жит соответствующее указание только по поводу векселя, (ст.10 Пол. о векселях), следует распространить это начало также и на все прочие ценные бумаги в собственном смысле слова.

Ст. 10 Положения о векселях указывает, что каждому вексе­ледержателю, независимо от прав его предшественника, при­надлежат все права по векселю, за исключением лишь того случая, когда вексель выбыл из владения последнего помимо его воли и векселедержатель об этом знал или должен был знать при обычной в торговом обороте предусмотрительности.

Ст. 10 воспроизводит ст. 24 дореволюционного Устава о век­селях 1902 г. Но Положение о векселях 1922 г. не воспроизводит ст. 33 Устава 1912 г., которая являлась естественным дополне­нием ст. 24 и которая указывала, какие возражения должник может приводить против требования по векселю.

Таким образом в действующем советском праве отсутствуют указания на то, какие возражения допускаются (или что одно и то же — какие не допускаются) против требования по ценной бумаге в собственном смысле слова. Однако это обстоятельство не должно приводить к каким-либо особым затруднениям. Необходимо только определить, какие возражения несовмести­мы с независимостью прав держателя бумаги от прав его предшественников. Отрицательная формула, принятая в ст. 16 международного проекта вексельного устава 1911 г. и воспроиз­веденная в ст. 246 Проекта Торгового Свода СССР, весьма удачно очерчивает круг тех возражений, которые не могут быть допущены. Она устраняет возражения, основанные на личных отношениях должника к векселедателю или к предшес­твующему векселедержателю, если только переход векселя не состоялся вследствие злоумышленного соглашения. Устране­ние возражений, основанных на личных отношениях должника к векселедателю, имеет в виду тот случай, когда требование предъявлено не векселедателю, а к кому-либо из других ответственных по векселю лиц. Обобщение этой формулы на все ценные бумаги в собственном смысле слова могло бы быть сделано в следующих выражениях: «Лицо, к которому обраще­но притязание по бумаге на предъявителя, ордерной или именной, не может защищаться против держателя возраже­ниями, основанными на личных своих отношениях к другому ответственному по бумаге лицу или к предшествующему держателю, если только переход бумаги к держателю не состоялся вследствие злоумышленного соглашения».

Такая формула могла бы, при отсутствии соответствующих указаний в законе, служить в качестве руководящего начала для применения действующего советского права. Устранение указанных в ней возражений непосредственно вытекает из признания начала автономности прав по ценной бумаге. Как указывалось выше (см. гл. I, 2), допущение возражений, осно­ванных на личных отношениях ответственного лица к предшес­твенникам держателя, противоречило бы тем способам легити­мации, которые установлены для бумаг на предъявителя, ордерных и именных, так как оно заставило бы держателей устанавливать или опровергать другие факты, кроме тех, которые необходимы для их легитимации. То же самое является правильным и в отношении возражений, основанных на личных отношениях должника и к другим обязанным по бумаге лицам. Однако, необходимо допустить ссылку должника на свои лич­ные отношения к предшественнику держателя, если последний получил бумагу в результате злоумышленного соглашения. Если бумага была передана держателю с целью парализовать те возражения, которые имелись у должника против требова­ния его предшественника, то осуществление им прав по бумаге несомненно должно рассматриваться как противоречащее со­циально-хозяйственному назначению права и поэтому, согласно ст. 1 Г. К., не подлежит защите. Но простое знание держате­лем дефекта в праве предшественника не является достаточ­ным для того, чтобы должник получил возможность ссылаться на этот дефект. В противном случае права приобретателя бумаги потеряли бы ту твердость, которая необходима для хозяйственного оборота и которая является основанием перело­жения посредством правила об ограничении возражений риска с держателя на должника по бумаге[78].

Ограничение возражений имеет особенно большое практи­ческое значение, а также представляет наибольшие трудности при применении в области вексельного права. Применительно к векселю дана и наиболее подробная разработка вопроса[79].

Теория вексельных возражений устанавливает различие между так наз. абсолютными или объективными и относитель­ными или личными возражениями (exceptiones in rem и ехсерtiones in personam). Этот вопрос представляет значительные трудности ввиду необходимости охватить при его рассмотрении богатую казуистику вексельной практики. Мы не имеем воз­можности остановиться здесь на этом. Отметим только то, что представляет интерес для общей теории ценных бумаг. Абсо­лютными являются те возражения, которые могут быть сдела­ны или каждым вексельным должником, или каждому векселе­держателю. Относительными — те, которые имеют место меж­ду определенным должником и определенным векселедержа­телем. Начало ограничения возражений допускает ссылку до­лжника на абсолютные возражения и на относительные, если последние основаны на отношениях между ним и данным векселедержателем. Проблема упрощается, если начало огра­ничения возражений формулировать не путем указания на то, какие возражения допускаются, как это делает ст. 82 Гер. Векс. Устава и другие аналогичные нормы, а посредством исключе­ния определенных возражений. В таком случае проблема сво­дится к определению того, какие возражения должны быть отнесены к числу основанных на личных отношениях должника к другому должнику или предшественнику держателя. Такие возражения не допускаются, как это было указано, потому, что их допущение парализовало бы действие тех способов легити­мации держателя, которые специфически присущи каждому виду ценных бумаг в собственном смысле слова. Поэтому личными отношениями к другим обязанным по бумаге лицам или предшественникам держателя будут все отношения к ним, основанные на юридических фактах, ссылка на которые или опровержение которых заставило бы. держателя обосно­вать свое притязание иначе, чем путем легитимации, требу­емой соответствующим видом ценной бумаги. Недопустима, напр., ссылка на платеж, учиненный предшественнику держа­теля и не отмеченный в тексте бумаги. Опровержение этого факта означало бы необходимость для держателя обосновать, что право не было погашено в лице его предшественника. Наоборот, если платеж, учиненный предшественнику, отмечен на бумаге то ссылка на него со стороны должника не будет возражением, основанным на личных отношениях к предшест­веннику, так как возражение основано на факте, входящем в состав тех фактов, которые необходимы для легитимации держателя. Предъявляя требование к должнику, держатель должен предъявить ценную бумагу с соответствующим содер­жанием. В указанном примере он этого сделать не может, так как в бумаге содержится указание на погашение (полное или частичное) выраженного в ней права. Другой пример: держа­тель может быть легитимирован только путем предъявления бумаги, не пораженной недействительностью. Поэтому, если для действительности ценной бумаги необходимо соглашение между составителем и первым ее приобретателем, каковое отсутствует, то должник может сослаться на это обстоятельст­во. Должник может также ссылаться на обстоятельства, пара­лизующие легитимацию держателя, напр., на неправильность передаточной надписи, на то, что держатель—вор и незаконно владеет бумагой и т. д. Если должник докажет, что держатель выступает по поручению третьего лица, то он сможет сделать все возражения, основанные на личных отношениях с послед­ним.

Так как держатель легитимирован в качестве субъекта права, выраженного в бумаге, то вопрос о содержании бумаги имеет большое практическое значение[80]. К содержанию ценных бумаг необходимо отнести не только то, что в них прямо означено, но и то, что указано путем ссылки на другой документ. Тот текст, к которому отсылает ценная бумага, тоже должен быть отнесен к ее содержанию.

Сколько-нибудь подробная казуистика может быть разрабо­тана только применительно к отдельным бумагам (векселю, чеку, облигации и т. д.).

Цивилистическая доктрина посвятила много внимания кон­струированию публичной достоверности ценных бумаг. Выше было указано (1,3), что эта проблема имелась, главным образом, в виду при разработке общей теории ценных бумаг. Мы можем здесь не повторять изложения теорий Vivante, Thaller, Т. Jacobi, а ограничиться только замечаниями специально с точки зрения объяснения начала ограничения возражений.

Rechtsscheintheorie имеет настолько общее значение, что те возражения, которые были сделаны нами по ее адресу, устра­няют для нас возможность воспользоваться ею и для разъясне­ния частного, хотя и весьма важного вопроса о публичной достоверности ценных бумаг. Теория Thaller'a, как было отме­чено выше, ввиду невозможности рассматривать отношения между составителем бумаги и последующим ее приобретате­лем, как договорные, сводится, в сущности говоря, к теории Vivante.

Кроме того, как это и было правильно указано во француз­ской литературе[81], она построена на фикции. Thaller фингирует производимый составителем бумаги при выдаче ее первона­чальному приобретателю акцепт всех последующих правиль­ных ее держателей в качестве делегированных ему кредиторов.

Мы указывали выше, что теория С. Vivante довольно хорошо объясняет публичную достоверность ценных бумаг, но все же приводит в некоторых случаях к затруднениям и неправиль­ным выводам.

С точки зрения теории Vivante права по бумаге первого ее приобретателя основаны на договоре с составителем, права же последующих приобретателей — на одностороннем волеизъ­явлении последнего, содержанием которого является содержа­ние ценной бумаги. Основывать свои права на этом односторон­нем волеизъявлении может, однако, только тот держатель бумаги, который приобрел ее способом, присущим данному виду бумаг, т. е. бумагу на предъявителя путем передачи, ордерную бумагу путем индоссамента, именную — путем трансферта по книгам обязанного лица. Мы предпочли бы говорить о держате­ле, легитимированном тем способом, который специфически присущ данному виду ценной бумаги, так как, как уже было указано выше, характерным для отдельных видов ценных бумаг являются способы легитимации держателя в качестве субъекта выраженных в них прав, а не способы их передачи. Каждый способ легитимации только предполагает некоторые определенные (не всегда один) способы передачи (см. гл. I, 2).

Однако, может случиться, что держатель бумаги для обоснования своего требования к должнику не может ограничиться ссылкой на способ легитимации, присущий данному виду цен­ной бумаги, а принужден сослаться на свое преемство на основании общих положений гражданского права. Напр., век­сель перешел к держателю по наследству, или, более редкий случай, передан ему не по надписи на обороте, а цедирован ему иным способом. С точки зрения С. Vivante права такого держа­теля основаны, во-первых, на одностороннем волеизъявлении векселедателя в отношении его предшественника, во-вторых, на преемстве от последнего на основании общих положений гражданского права. Векселедатель может противопоставить ему все возражения, которые он имел против его предшествен­ника (наследователя, цедента[82]). Делая эти выводы, Vivante совершенно прав. Но в дальнейшем ему приходится принимать решение, которое не может считаться правильным. Он принуж­ден считать, что указанный держатель векселя не может передать его дальше иначе, как в порядке и с последствиями обще-гражданской цессии[83]. Такой вывод неизбежно вытекает из его теории. Допустим, что вексель будет передан дальше в порядке вексельного индоссамента. Если признать такую пере­дачу правильной, то дальнейшие приобретатели должны до­пускать против своих требований все возражения, которые векселедатель имеет против того лица, на котором прервалась непрерывная цепь передаточных надписей. Но векселедатель не может приводить возражений, основанных на своих личных отношениях с теми предшественниками держателя, которые включены в цепь передаточных надписей после ее возобновле­ния. С точки зрения теории Vivante, мы наталкиваемся на непреодолимое затруднение. Права держателя не могут быть основаны на одностороннем волеизъявлении векселедателя, так как ввиду перерыва в надписях они нуждаются в обоснова­нии посредством общегражданского правового титула (насле­дования, цессии или др.). Поэтому Vivante принужден воспре­щать после перерыва передачу векселя в порядке и с послед­ствиями вексельного индоссамента. Но согласиться с этим выводом никак нельзя. Получив вексель в силу общего или частного правопреемства, приобретатель получает и все права, принадлежавшие его предшественнику, следовательно, в том числе и право передать вексель в порядке и с последствиями вексельного индоссамента.

Недостаток теории Vivante заключается в том, что она искусственно выделяет один из элементов, характеризующих ценные бумаги (публичную достоверность), не учитывая в достаточной степени все разнообразие правоотношений, кото­рые могут возникнуть вокруг этого института.

Для объяснения начала ограничения возражений необходимо исходить из цели института ценных бумаг. Выше было указано, что ценные бумаги служат для облегчения осуществления прав, выраженных в бумагах. Облегчение имеет место как в отноше­нии должника, так и кредитора. Для некоторых видов ценных бумаг (ценных бумаг в собственном смысле слова — предъяви­тельских, ордерных и именных) облегчение достигается путем специфически присущих каждому виду способов легитимации держателя бумаги в качестве субъекта соответствующего пра­ва. Эти способы легитимации облегчают должнику определение того, кому он может без риска для себя исполнить обязательст­во, а кредитору при условии, впрочем, что он является не только материальным, но и формальным кредитором, т. е. надлежа­щим образом легитимированным держателем бумаги, дают уверенность, что никто кроме него не сможет получить испол­нение от должника. Такой результат может быть достигнут только путем иного, по сравнению с общими положениями гражданского права, распределения рисков между участника­ми правоотношения. В частности, как это было указано выше (см. гл. I, 2), способы легитимации, специфически присущие бумагам на предъявителя, ордерным и именным, неизбежно связаны с началом ограничения возражений обязанного лица против требований по этим бумагам. Если предоставить до­лжнику возможность приводить все те возражения, которыми он может воспользоваться на основании общих положений гражданского права, то держателю бумаги пришлось бы для обоснования своих притязаний ссылаться на такие факты, которые лежат за пределами способа легитимации, присущие соответствующему виду бумаги.

Таким образом объяснение начала ограничения возражений (публичной достоверности) следует искать не в раздвоении

волеизъявления составителя ценной бумаги, а в том, что предъявительские, ордерные и именные ценные бумаги созда­ют для надлежащим образом легитимированного держателя возможность не прибегать для обоснования своего притязания к ссылке на юридические факты, необходимые, с точки зрения общих положений гражданского права, для приобретения пра­ва, выраженного в бумаге. Присущие этим бумагам специфи­ческие способы легитимации держателя в качестве субъекта соответствующих прав неизбежно связаны с исключением для обязанного лица возможности приводить возражения, основанные на его личных отношениях к предшественникам держателя. Если по бумаге ответствует не одно, а несколько лиц (напр., по векселю), то каждый из них, в силу тех же соображений, не может приводить против требования управомоченного лица возражений, основанных на его личных отношениях к другим ответственным лицам.

С изложенной точки зрения правильно разрешается указан­ный выше вопрос относительно векселя, по которому непрерыв­ная цепь передаточных надписей была прервана и затем вновь возобновилась. Векселедержателю в этом случае приходится для обоснования своего требования ссылаться на два ряда передаточных надписей (до перерыва и после перерыва) и на общегражданский правовой титул, на основании которого вексель перешел от того, кто заключал собой первый ряд к тому, который начал собой второй ряд. В соответствии с этим вексе­ледатель не может приводить возражений, основанных на своих личных отношениях с предшественниками держателя, за исключением тех возражений, которые принадлежат ему про­тив того лица, на котором оборвалась первая цепь передаточных надписей. Начало ограничения возражений не действует пос­тольку, поскольку держателю приходится для обоснования своего притязания выходить за пределы специфически прису­щего бумаге способа легитимации.

Для вопроса об осуществлении прав, выраженных в ценных бумагах, имеет значение проблема утраченных бумаг. В. М. Гордон замечает, что «утрата бумаг на предъявителя создает тяжелое испытание для юридической их природы»[84].

Если закон в интересах лица утратившего устанавливает тот или иной порядок, позволяющий осуществить выраженное в бумаге право без предъявления самой бумаги или же заменить утраченную бумагу дубликатом, то он неизбежно вступает в конфликт с началом единства правовой судьбы бумаги и выра­женного в ней права. Поэтому замечание В. М. Гордона можно было бы распространить на все виды ценных бумаг. Но вопрос об утрате может иметь роковое значение для теории ценных бумаг только при условии чисто конструктивного понимания ее задач. Если специфическую проблему теории ценных бумаг видеть в проблеме распределения риска, то вопрос теряет свой острый принципиальный характер. Он сводится тогда к вопросу о принятом в законе или желательном с точки зрения политики права и совместимом с основным назначением ценных бумаг способе распределения соответствующих рисков.

Механизм функционирования института ценных бумаг вооб­ще или отдельных видов этих бумаг не требует неизбежно установления какого-либо порядка охраны интересов лица, утратившего бумагу. Риск утраты может быть возложен на держателя. Но это не является необходимым. Возможно по соображениям целесообразности иначе распределить этот риск. Ни одно действующее законодательство не решает вопроса единообразно для всех видов ценных бумаг. Попытку дать по возможности общее решение проблемы делает проект Торгово­го Свода СССР. Что же касается действующего советского законодательства, то оно устанавливает порядок охраны инте­ресов лиц, утративших некоторые виды бумаг на предъявителя (см. гл. II, 4). Кроме того, судебная практика останавливалась на этом вопросе по поводу бумаг на предъявителя (см. там же) и векселей (см., напр., решение Арбитражной Комиссии при СТО 27 г. № 4, Бюлл. фин. и хозяйств, законод. 27 г. № 11, опреде­ление Гражд. Кассац. Коллегии Верховного суда РСФСР д. № 33491-26 г. Бюлл. фин и хозяйств, законод. 26 г. № 47). Отдельные положения, касающиеся именных акций, имеются в уставах некоторых акционерных обществ (см. напр., § 12 Устава Торгово-Промышленного Банка СССР). Мы остановимся ниже (гл. II, 4) на вопросе об утрате бумаг на предъявителя, как имеющем наиболее общее значение.

Заканчивая рассмотрение вопросов, связанных с осущес­твлением прав по ценным бумагам, необходимо несколько остановиться на вопросе об обращении бумаги одного вида в бумагу другого вида, напр., бумаги на предъявителя в именную или наоборот. В действующем советском праве нет норм, специально посвященных этому вопросу. Но на практике этот вопрос возникает. Так, в банковой практике иногда имеет место замена именного вкладного билета предъявительским и наобо­рот. Равным образом подобные случаи имеют место в отношении акций.

Замена ценной бумаги одного вида бумагой другого вида затрагивает интересы как держателя, так и обязанного лица. Как уже указывалось, характерные особенности каждого вида бумаг, заключающиеся в специфически присущих им способах легитимации держателя, имеют значение как для должника, так и для кредитора. Поэтому, по общему правилу, необходимо принять, что держатель не может односторонним актом обра­тить бумагу одного вида в бумагу другого вида. Для этого необходимо согласие обязанного лица. Обязанное лицо также не может по своему произволу произвести замену[85]. Соответству­ющие правила мы находим в некоторых законодательствах. Так, напр., § 806 Герм. Гражд. Ул. определяет, что превращение бумаги на предъявителя в именную может быть произведено только ее составителем, причем последний к этому не обязан. Аналогичная норма содержится в ст. 200 Проекта Торгового Свода СССР. Но закон, а также воля сторон могут предоставить держателю бумаги право требовать обращения бумаги одного вида в бумагу другого вида. Так, итальянское право допускает в отношении бумаг, составляющих предмет массовых эмиссий, обращение именных бумаг в предъявительские и наоборот[86]. Действующее советское законодательство соответствующих норм не знает. Поэтому если право держателя требовать обращение бумаги заранее не было оговорено, то должно действовать правило о согласии сторон. Если право требовать обращение было оговорено в составе прав держателя бумаги, то

имеется заранее выраженное согласие обязанного лица. Обра­щение ценной бумаги одного вида в ценную бумагу другого вида допустимо только в отношении таких бумаг, которые в силу закона могут принадлежать к тому или другому виду. Если же в силу закона бумага обязательно должна принадлежать к определенному виду ценных бумаг (напр., вексель может быть только ордерной бумагой), обращение ее в бумагу другого вида недопустимо.

 

12345678Следующая ⇒

Поделиться: