Надежные руки и уши государственной безопасности

Был еще один незаменимый чиновник, и тоже Андрей Иванович. Начальник Тайной канцелярии граф Ушаков входил в число нужнейших государыне людей. Он держал руку на пульсе страны. Пожалуй, не было в Тайной канцелярии ни одного сколько-нибудь заметного сыскного дела, с которым бы благодаря Ушакову не знакомилась императрица. Конечно, она не читала многотомные тетради допросов и записи пыточных речей. Для нее готовили краткие экстракты, Андрей Иванович приносил их императрице и, делая по ним обстоятельные доклады, покорно ожидал резолюции – приговора.

Ушаков был человеком опытным и, как положено людям его профессии, незаметным. Начав гвардейцем-порученцем при Петре Великом, он прошел школу П. А. Толстого, помогая ему расследовать дело царевича Алексея Петровича и выполняя другие щекотливые поручения в образованной в 1718 году Тайной канцелярии. В 1727 году нечистый его попутал – он попал под следствие по делу Антона Девьера (так называемый заговор против Меншикова), был сослан, но к концу царствования Петра II вновь всплыл. И немудрено – таких людей, как Андрей Иванович, было весьма мало и в то время.

Преданный служака, хладнокровный, не сомневающийся исполнитель, он видел мир только в одном специфическом – сыскном – аспекте. Известно дело баронессы Соловьевой, которая, будучи в гостях у самого Андрея Ивановича, за обеденным столом на чем свет стоит ругала своего зятя и между двумя блюдами сказала, что тот написал какое-то непотребное, оскорбительное для чести Ее Императорского Величества письмо. На следующий день гостья Ушакова была арестована, а все письма у нее и в семье зятя изъяты.

Андрей Иванович быстро понял вкусы и пристрастия Анны Иоанновны и умело им угождал. Это было нетрудно сделать. С одной стороны, императрица очень не любила своих политических противников или тех, кого таковыми считала, и преследовала их беспощадно, а с другой стороны, она обожала копаться в грязном белье своих подданных, особенно тех, кто принадлежал к свету. По делу баронессы Соловьевой, к примеру, Ушаков представил «на Верх» выписки из писем ее зятя, в которых не было никакого политического криминала, но зато содержалось много «клубнички»: жалоб на непутевое поведение дочери баронессы, описаний скандалов в семье и т. п. Все это было чрезвычайно интересно императрице.

Ведомство же Андрея Ивановича было страшным местом. Бумаги Тайной канцелярии пропитаны смертным потом и кровью пытаемых в застенке. В это время господствовала система «слова и дела» – публичного объявления о государственном преступлении. Человек, кричавший «слово и дело» – доносчик, – тотчас арестовывался вместе с теми, на кого он доносил. И сыскная машина начинала свою неспешную и кровавую работу.

Выйти на свободу без пытки, допросов «с пристрастием» удавалось немногим. Пытали не только подозреваемых в государственном преступлении, но и доносчика, если тот, на кого он донес, выдержал пытку и ни в чем не признался. И тем не менее люди бежали доносить друг на друга – слишком велика была опасность оказаться недоносителем и в качестве такового попасть в Тайную канцелярию. Чтение следственных дел оставляет тяжелое впечатление: страх дыбы и раскаленных клещей разверзал любые уста, и под пыткой люди теряли честь, совесть, вообще – человеческий облик. Анне Иоанновне было интересно узнавать всю подноготную, все грязные и позорные тайны.

Андрей Иванович Ушаков был всегда рядом с императрицей. Он оставлял впечатление надежности и верности, и, как часто бывает, между главой государства и шефом политического сыска возникла особая связь – связь сообщников, соучастников, ибо только они вдвоем знали столько тайн и видели столько грязи.

А была ли «бироновщина»?

Аннинское царствование известно в литературе как «бироновщина», а это, согласно всем советским энциклопедиям, очень нехорошо: «Реакционный режим… Засилье иностранцев, разграбление богатств страны, всеобщая подозрительность, шпионаж, доносы, жестокое преследование недовольных».

О «засилье иностранцев» скажем ниже, а как оценить все остальное? Но разве вы, читатель, можете назвать хоть один период русской истории, когда бы не грабили нещадно богатства страны, не обирали народ, когда бы в России не господствовал шпионаж, не процветали доносы, когда бы не преследовали, и весьма жестоко, недовольных? В этом смысле «бироновщина» мало чем отличается от «меншиковщины», «потемкинщины», «аракчеевщины» или «сталинщины». Бирону и его клике ставится в вину попрание национальных интересов России, унижение русской нации. Так ли это? Действительно, в правящей верхушке России тех лет было немало немцев, но почти все они уже давно жили в России. Двери страны для иноземцев широко раскрыл еще Петр Великий. По-разному складывались судьбы тех, кто приезжал в Россию. Одни, заработав длинный рубль, уезжали домой, другие оставались, прирастали к этой земле, получали признание и прижизненную и посмертную славу. Бесконечен ряд этих людей – военных, инженеров, художников, артистов, врачей, ученых. Многие из них были талантливы и даже гениальны. В этом длинном ряду архитекторы Д. Трезини, отец и сын Растрелли, ученые Л. Эйлер, Ж. Н. Делиль, Я. Штелин, Д. Бернулли, Г. З. Байер, Г. Ф. Миллер, мореплаватель В. Беринг. Я перечисляю немногих из тех, кто жил во времена Анны, и не говорю о тех, кто прославился позже, – при Елизавете Петровне и Екатерине II.

Если же говорить об иностранцах в армии – а там их было больше всего, – то сопоставим бесстрастные данные военно-учетных документов из архива. Если в 1729 году, накануне «бироновщины», в армии служили 30 русских и 41 иностранный генерал (или 58 %), то к 1738 году процент иноземцев в генералитете даже понизился – 30 русских и 31 иноземец. Если же учесть всех офицеров полевой армии, включая майоров, то в 1729 году из 371 было 125 иностранцев (или 34 %). В 1738 году их численность немного повысилась – до 37 % (192 из 515), но все равно ни о каком засилье иностранцев, а тем более немцев, говорить не приходится. Еще более выразительна ситуация на флоте. Если в 1725 году балтийскую эскадру вывели в море 16 иностранных капитанов и адмиралов, то в 1738 году из 20 капитанов кораблей было 13 русских!

Дело, конечно, не в бухгалтерии, а в реальной власти. Бирон, братья Левенвольде, Остерман, Миних находились на ключевых местах в управлении империей. Но ведь все они, кроме Бирона, жили в России со времен Петра Великого. Нужно учесть, что Анна, столкнувшись в начале своего царствования с попыткой «бояр» и дворянских прожектеров ограничить ее власть, быстро сообразила, что не сможет чувствовать себя уверенно, пока не наберет команду только из надежных людей – таких, на которых она может положиться. Это так естественно для каждого правителя. Но в первых рядах оказалось и немало русских: Ягужинский, Феофан Прокопович, Волынский, Ушаков, Черкасский.

Никакой особой «немецкой партии» при дворе не было. Немцы никогда не были едины. В борьбе за привилегии, пожалования, власть ольденбуржец Миних, вестфалец Остерман, лифляндцы Левенвольде готовы были перегрызть друг другу горло. «Клубок друзей» у подножия каждого трона всегда безнационален, циничен, продажен и беспринципен. Вот как испанский посланник характеризует одну из ключевых фигур начала аннинского царствования графа К. Г. Левенвольде: «Он не пренебрегал никакими средствами и ни перед чем не останавливался в преследовании личных выгод, в жертву которым готов был принести лучшего друга и благодетеля. Задачей его жизни был личный интерес. Лживый и криводушный, он был чрезвычайно честолюбив и тщеславен, не имел религии и едва ли даже верил в Бога». То же самое можно сказать о многих, будь то русский или иностранец, тесной толпой окружавших трон. Теперь остановимся на попрании национальных интересов во времена Анны Иоанновны и Бирона.

Империя на марше

Внешняя политика при Анне Иоанновне в сравнении со временами Петра Великого не претерпела существенных перемен и уж никак не была отступлением от его имперских принципов.

Наоборот, можно говорить лишь о развитии этих принципов. В 1726 году благодаря усилиям Остермана Россия заключила союз с Австрией. Ось Петербург – Вена придала устойчивость внешней политике России: в основе союза лежали долговременные интересы войны с Турцией на юге, а также общность интересов в Польше и Германии. Так было нащупано центральное направление внешней политики, и Россия следовала ему весь XVIII век. Аннинская эпоха не выпадала из этого ряда.

Именно в 1730-е годы был сделан серьезный шаг к будущим разделам Польши. 1 февраля 1733 года умер шестидесятичетырехлетний король Август II. В Польше началось «бескоролевье» – отчаянная борьба за власть. Эта борьба контролировалась согласованными действиями России и Австрии. Союзники «оберегали» дворянскую демократию Речи Посполитой, чтобы не дать усилиться королевской власти, а значит, и польской государственности. Ситуация осложнялась тем, что в борьбу за престол ввязался некогда изгнанный из Польши Петром Великим экс-король Станислав I Лещинский. Заручившись поддержкой своего зятя – французского короля Людовика XV, он приехал в Польшу.

Россия отреагировала решительно и бескомпромиссно: «По верному нашему благожелательству к Речи Посполитой и к содержанию [в] оной покоя и к собственному в том натуральному великому интересу [избрания Станислава] никогда допустить не можем». «Без упущения времени» к польской границе двинулась армия. 31 июля русские войска с двух направлений вторглись в Польшу, а в августе их примеру последовали австрийцы – «друзья» польской вольности были на месте. Союзникам не удалось предотвратить выборы Станислава на рыцарском Коле – собрании всей польской шляхты, но почти сразу же вновь избранный король бежал в Гданьск: к Варшаве подошли войска русского генерала П. П. Ласси. Вольный город дал убежище Станиславу, рассчитывая на приход французской эскадры с десантом. Это была авантюра – превосходство русских и австрийцев было подавляющим. Началась осада Гданьска. Ласси был заменен Минихом. В мае 1734 года французы высадились на берег и почти сразу же были смяты русскими войсками, после чего французский флот покинул Балтику. В конце июня Гданьск сдался. Лещинский же накануне сдачи бежал в крестьянском платье за границу.

К этому времени в Польше полыхала гражданская война. Сторонники России, взбодренные деньгами, поспешно избрали на польский трон сына покойного короля – Августа III, и он, поддержанный русским корпусом, начал борьбу со сторонниками Станислава. Противники жгли, разоряли города и села, убивали и грабили их жителей. К осени 1734 года, опираясь на русские штыки, Август III взгромоздился на польский трон. Отныне стало ясно, что судьба польской государственности уже мало зависит от поляков. Россия и Австрия в войне «за польское наследство» нашли общий язык и впервые соединили оружие.

Результатом успешной польско-русской войны 1733–1735 годов стало еще одно «приращение» к империи. Война резко ослабила Польшу – сюзерена Курляндии, и Бирон, несмотря на ворчание Пруссии, спокойно прибрал к рукам курляндскую корону. С этого момента Курляндия перестала быть спорной территорией – для всех стало ясно: ее хозяева сидели в Петербурге. И когда к власти пришла Екатерина II, она вернула герцогскую корону Бирону – за его лояльность России не приходилось волноваться: Курляндия была «наша».

Война на юге

Осенью 1735 года Россия неожиданно начала войну против Турции. В XVIII веке это была вторая – после Прутского похода 1711 года – русско-турецкая война. А всего же два века противостояния, с 1676 по 1878 год, турки и русские проливали кровь друг друга в одиннадцати войнах в общей сложности тридцать лет. Это была борьба за господство над Черным морем, Балканами, Кавказом, за победу одних религиозных принципов над другими. Борьба с «неверными» за расширение земель ислама была для другой стороны борьбой с «басурманами», за изгнание их из Константинополя, который уже для десяти поколений турок был родным Истамбулом.

Главнокомандующий русской армией Миних составил план войны, которая через четыре года должна была закончиться торжественным вступлением русских войск в Константинополь и водружением креста на Святую Софию – поруганную святыню православия. Как и много раз позже, жизнь показала нереальность подобных планов, хотя начало войны было успешным: весной 1736 года сдался Азов и в мае наступил черед вассала Турции – Крымского ханства. Русские войска через Перекоп вторглись на Крымский полуостров. Так начался последний акт драмы русско-крымских отношений. Ему предшествовали жестокие набеги татарских орд на южные пределы России, годы достаточно мирного соседства, но никогда эти отношения не становились дружественными. Крым воспринимался в России как «гнездо разбойников», и теперь Миних получил указ разорить его дотла. Русские войска беспрепятственно углубились в Крым, татары отступили в горы, запылали крымские аулы и города, был разграблен и сожжен великолепный ханский дворец в Бахчисарае. Но вскоре повальная смертность от дизентерии, жары, недоедания стала опустошать ряды русской армии, и она поспешно покинула Крым, устилая путь трупами своих солдат. Впоследствии в ходе войны русские еще дважды вторгались в Крым, уничтожая все, что не удалось уничтожить в первый раз.

В военных действиях против Турции, которые развернулись в Причерноморье и Молдавии, преимущество было на русской стороне: в 1737 году был взят Очаков – важнейшая турецкая крепость в Причерноморье, в 1739 году турки потерпели поражение под Ставучанами, сдали Хотин и Яссы. Но война все же шла не по плану Миниха. Потери были огромны – не менее ста тысяч человек, причем люди чаще гибли не под пулями турок и стрелами татар, а от болезней, непривычно жаркого климата. Ведение боевых действий было не продуманным, снабжение армии – из рук вон плохим. Миних не сумел приспособиться к особым условиям войны на юге, не щадил солдат, которые, повинуясь указам фельдмаршала, двигались по степи в огромном каре и от жары, пыли, усталости и голода замертво падали прямо в строю.

Но самым серьезным недостатком Миниха было полное неумение использовать результаты достигнутых побед. Все завоеванные крепости (кроме Азова) пришлось оставить, каждая кампания начиналась не с завоеванных рубежей, а из глубокого тыла. Не были согласованы военные действия со вступившей в войну Австрией.

Неудачной была и дипломатическая работа правительства Анны Иоанновны. На Немировском мирном конгрессе 1738 года туркам были предъявлены чрезмерные территориальные требования, не обеспеченные соответствующими им победами оружия, и переговоры сорвались. Белградский мир 1739 года, заключенный от имени России французскими дипломатами, не был победоносным. Россия получила лишь Азов, некоторые территории на Украине и надежды на будущий успех в новой войне за Черноморское побережье, так как южное направление с той поры стало наиболее перспективным и многообещающим для имперской политики России.

⇐ Предыдущая891011121314151617Следующая ⇒

Поделиться: