ПИСЬМА 4 октября 1984 г. — 19 марта 1985 г.

Довлатов — Ефимову

4 октября 1984 года

Дорогой Игорь!

Деньги с благодарностью высылаю.

Копий с собственных писем я не делаю (кроме особых случаев), но чужие письма храню, хоть и в беспорядке. Когда-нибудь разберу их по личностям или по темам: комплименты, поношения и т.д.

Рвать отношения с Лешей по собственной инициативе я никогда не буду, но боюсь, что он сам эти отношения заморозит или уже заморозил. О таких вещах всегда неприятно и унизительно говорить, но Леша не раз вел себя бесцеремонно по отношению ко мне. Я всю жизнь охотно иду на неравные отношения, но открытое пренебрежение меня не вполне устраивает. Я уж не говорю о любимом Лешином занятии — обременить какой-нибудь просьбой, а затем сознаться, что особой надобности он в этой просьбе не имел. Скажем, попросить достать какую-нибудь книгу (а в Нью-Йорке это значит — потерять день), и затем написать, что книга — говно и что он не смог прочесть больше двух страниц. Извините за мелочность примера.

Обойма русских писателей для статей в центральной прессе укомплектовалась по совершенно банальным принципам. С Бродским все ясно. Аксенов — самый знаменитый русский из не гениев. Я, единственный, всегда в Нью-Йорке, то есть, физически доступен. Львов — невероятный, фантастический проныра. Алешковского всегда тянет за собой Иосиф. И т.д.

Слава Саши Соколова, попавшего в литературу по величайшему недоразумению, закатилась, боюсь, рано утром 24 сентября нынешнего года [в день смерти Проффера].

Вообще, я довольно много уже беседовал со здешними журналистами, в том числе и со знаменитыми, и меня поразило, до какой степени они настораживаются, услышав новые имена. В разное время я называл им Гиршина, Бахчаняна, Вайля с Генисом, Люду Штерн, того же Вас, и всегда у них на лицах выражалось смятение и неловкость. Они хотят писать о тех, о ком они уже читали в других статьях. Все же для Америки это странно, а может быть, не очень.

То, что роман Аксенова набирается в «Панораме» — естественно. Во-первых, Аксенов — почетный друг «Панорамы», вроде Максима Горького в колонии Макаренко. В одной заметке Половец даже называет Аксенова — «Василий Павлыч», верх интимности. Кроме того, в «Панораме» работает дочка Майи — Алена, косенькая, но очень милая и простая женщина, даже не верится, что она — потомок номенклатуры. Алена могла устроить такой заказ.

Лена в общей сложности набирала для Проффера раза три или четыре, максимум. За исключением моей книжки «Наши», это была полиграфически тяжелая работа, со многими шрифтами, огромными страницами (Булгаков) и слепыми оригиналами при сравнительно низких расценках, установленных, впрочем, самой же Леной, а не Карлом. Карл никогда не торговался, никогда не торопил, писал милые письма, хвалил качество работы, но очень долго не расплачивался, а в последний раз настолько долго, что я написал ему письмо с просьбой расплатиться. Вы догадываетесь, чего мне это стоило. Должен сказать, что эти томительные ожидания меня раздражали. Хотите верьте, хотите нет, но мне проще подарить человеку 300 долларов, чем дать ему их взаймы на неопределенный срок, потому что в этом случае ты, с одной стороны, не знаешь, можно ли рассчитывать на эти деньги, а с другой стороны, не получаешь кайфа от сознания широты своей натуры.

Короче, Лена, конечно, не решится отказать Эллендее в выполнении заказа, если таковой последует, но и заинтересованности особой нет, скорее — наоборот. Работа сейчас какая-то появилась, и если Лена будет зарабатывать 150 долларов в неделю (выплата за машину + нянька), то этого достаточно. И так она зеленая и чахлая. А у меня сейчас, тьфу, тьфу, тьфу, положение на радио стабильное.

Книжку Крепса я читал сначала с воодушевлением и благодарностью, потому что она вполне доступная и простая, а затем по тем же причинам ее невзлюбил. Видно, подлость моей натуры такова, что абсолютно доступные книги меня не устраивают. Раз я все понимаю, значит, что-то тут не так. Но передачу о ней я сделал и, разумеется, хвалебную. Радио «Либерти» критических рецензий не пропускает. Считается, что советская власть и так сурово критикует эмигрантов, хотя, по-моему, советская власть кладет на нас со страшной силой. Недавно один инженер спрашивал, не заманивают ли меня советские дипломаты и послы, как Ивана Бунина, на родину? Я вынужден был ответить, что нет, не заманивают.

Мне кажется, что Крепе слишком покорно идет за текстом «Мастера и Маргариты» и «Живаго», забывая, что оба романа не окончены в том смысле, что авторы не работали с издательствами, не наводили последнего глянца, не устранили многих накладок, замеченных (в «Мастере», например) Е.Тудоровской («Стрелец») и так далее, чего это я разошелся?!

Ну, пока все. Всех обнимаю.

Ваш С. Довлатов.

P.S. Во всех ближайших банках — очереди. Поэтому отправляю чек, с Вашего разрешения. С.

Ефимов — Довлатову

16 октября 1984 года

Дорогой Сережа!

Посылаю копию письма одного еврея-югослава, которого я время от времени снабжаю местными изданиями. Я знаю, что на «Свободе» есть отдел, анализирующий эффективность передач. Передайте им, пожалуйста, это письмо, потому что там есть точные указания, когда и что они слышали. Хотя последнее интервью я давал Рюрику Дудину год назад. А как Вам нравится сравнение меня с Бернардом Шоу?

На Нью-йоркских знакомых точно мор какой-то напал: Ваш отец, Лена, Соломон Волков, а теперь еще двое наших приятелей. Нездоровый город. И зачем мы хотим туда переезжать?

Спасибо, что не забываете о моих «Архивах». Хотя я не верю, что один русский детективщик станет помогать другому, я буду признателен, если Вы подсунете Незнанскому русское издание. Понравится — пусть порекомендует своему агенту, тогда я пошлю перевод (половина готова начисто, ко второй есть синопсис).

Всех обнимаю, до скорой встречи (1—4 ноября),

Ваш Игорь.

Довлатов — Ефимову

8 ноября 1984 года

Дорогой Игорь!

Надеюсь, Ваша поездка закончилась во всех отношениях благополучно. Мне показалось, что Вы бодры и на творческом взлете.

Новостей у нас мало.

Вайль и Генис плетут какую-то неясную чепуху о Вашей рукописи [«Кеннеди, Освальд, Кастро, Хрущев»], им, якобы, нужен концентрат, извлечение страниц на сто — сто пятьдесят. Посмотрим, что они Вам ответят. Я-то еще готов поверить, что Вы способны написать неувлекательную беллетристику, но Ваши нонфикшин читаются прекрасно, даже с точки зрения газетных нужд. Не только «Без буржуев», но даже «Метаполитика», уверяю Вас, совершенно пригодна для газетных и тем более — журнальных публикаций.

Владимов позвонил из Германии и ликвидировал обидную неясность. Оказывается, они переехали, а я направил бандероль по старому адресу, и она сгинула. Похоже, что он не врет. Короче, я отправил ему копию, которую успел сделать для Вас, а Вам сделаю новую.

Вагричу Бахчаняну удалили желчный пузырь, после чего он придумал объявление: «По многочисленным просьбам читателей сатирику Бахчаняну удален желчный пузырь».

В «Нью-Йорк ревю оф букс» за 22 ноября появилась огромная статья знаменитого Джона Бейли о Евтушенко, Аксенове, Лимонове энд ми. 65% посвящено Евтушенко, 30% — Аксенову, а нам с Лимошей по 2,5%. Статья, как ни странно, довольно глупая, во всяком случае, по отношению ко мне, хотя там есть комплименты. Написано: «Д-в — настоящий юморист, у него комедии ситуаций». В этом моя скромная литературная драма. Сколько бы я ни печатался по-английски, никто никогда не напишет о моем, так сказать, языке, а это — единственное, как я имею наглость думать, что может представлять интерес. Я очень намекал Майку Скэммелу, который пишет статью в «Атлантик», чтобы он ввернул:

«Среди русских много последователей Толстого, Достоевского, Булгакова, Зощенко, но эпигон Пушкина-прозаика — один, Сергуня». Уверен, что не ввернет, собака.

Прежде, чем перейти к радиоделам, хочу сказать, что в Вашем лице русская пресса теряет лучшего и даже единственного консервативного политического публициста. Все, что пишет НРС в пользу Рейгана (Орлов, Лазарев, Крамер, Мейер, Днепров) — примитивное, холуйское говно. Ваш монолог на нашей кухне стоит всей предвыборной кампании в русской печати.

Теперь насчет «Либерти». Общее соображение заключается в том, что если Вы хотели бы честно, творчески для них работать, то будете разочарованы придирками. Если же Вы способны действовать в пропорции — 60% халтуры и 40% — творчества, то игра стоит свеч, я думаю.

Начну с расценок и объемов. За скрипт от б до 10 минут платят 140 долларов. 6 минут — три страницы. 12 строчек — минута. От 10 до 20 минут — 200 долларов. Дураку ясно (только Боре Шрагину неясно), что надо писать ровно три страницы, а если идеи не вмещаются, то надо разбивать большие идеи на короткие передачи. Еще раз сравните: 3 страницы — 140 долларов, 10 страниц — 200 долларов, таковы «ножницы»

Теперь о темах.

Мне кажется, надо действовать так. Вы пишете письмецо Юрию Гендлеру (адрес у Вас есть) и предлагаете рубрику вроде той, что есть на «Голосе». Назовите ее, скажем, так: «Русская тема в американской прессе». Дальше. Мне кажется, переводы статей — недостаточно, нужен Ваш комментарий. Собственно, комментарий и есть самое ценное в пропаганде. Я думаю, стандартный скрипт может быть таким: полторы страницы — пересказ статьи с цитатами и полторы страницы — комментарий или даже: 2 страницы — пересказ и цитаты + страница комментариев. Помните, что очень ценится хотя бы минимальный юмор, издевка, но издевка корректная.

Существенная деталь в том, что предложение на радио своих услуг желательно сопровождать готовым образцом. А то им страшно надоели всякие бывшие «литературные работники» из Гомеля, которые предлагают, но не делают.

Дальше. Помните хромоногого Володю Тольца, он подходил к Вашему киоску, а потом называл в разговоре со мной Ваши книги — «милыми»? У него теперь создается новая историческая программа. Основные темы пока — три: интервенция. Февральская революция и Ялтинская конференция. Почти все, что вы знаете о жизни, можно связать с этими темами. Это может быть рецензия на американскую или русскую книгу, близкую (весьма условно) к этим темам, воспоминания о встречах с людьми, рассуждение, отклик на амер. газетную статью, короче — все, что угодно. Допустим, тема — «Первая эмиграция — против Ленина и Колчака» может дать 10—15 скриптов. А дальше — какие-нибудь младороссы, раздел Европы, Керенский как публицист, как стратег, как оратор и т.д.

Мне кажется, единственная трудность для Вас в этой работе та, что вы не способны представить себе низости уровня. Человеку легче подняться выше своих возможностей (Слуцкий), чем опуститься ниже своих возможностей.

«Этика» всего этого сводится к тому, что писать для «Либерти» надо, если ты можешь делать это с легкостью. Я трачу на скрипт 3 часа, Парамонов — 2, Рубин — 45 минут.

Простите, что затягиваю Вас в эту помойку. Если есть вопросы — готов всячески соответствовать. Готов блюсти также Ваши интересы, сообщать внутреннюю информацию и восхвалят Вас в должных аспектах.

Вчера мы провели с Бродским день в Гр. вилледж, и он раз тридцать повторил: «Марина Ефимова — прелесть». О Вас, извините, ничего не сказал.

Обнимаю.

С.

P.S. Совсем забыл такую вещь. Предложения и скрипты для Тольца (если таковые последуют) нужно посылать не через Гендлера (дабы избежать лишних инстанций и придирок) а прямо в Мюнхен. Лучше всего этого сделать через меня, <...> я даже не знаю мюнхенского адреса. Но здесь, на радио, есть так называемый «поуч», что-то вроде телекса, короче, ты отдаешь письмо без адреса, но с фамилией адресата — секретарше, и она посылает его (бесплатно, так что не наклеивайте марок) — в Мюнхен, причем письмо (или бандероль) любого объема будет доставлено на следующий день. Жду, обнимаю. Ваш С.

Ефимов — Довлатову

12 ноября 1984 года

Дорогой Сережа!

Поддаваясь Вашему нажиму, послал Гендлеру письмо и три переведенных статьи — на пробу. Название для предполагаемого цикла передач: «Новости советологии». Однако очень прошу Вас — не вкладывайте в поддержку этого проекта слишком много сил. Даже самый удачный исход ничего не изменит в нашем финансовом положении, а нагрузка у меня такова, что ни на что новое времени нет, нет, нет.

Посылаю Лене производственный подарок — очень удобные наборы всяких значков, необходимых в нашем печатном деле. Вас же прошу прислать мне штук 5 экземпляров книги «Марш одиноких»: один в подарок, остальные для заказчиков, которые откуда-то прознали про книгу и требуют ее у нас.

Всех благ, обнимаю,

Игорь.

Довлатов — Ефимову

19 ноября 1984 года

Дорогой Игорь!

Сегодня я был в городе, забрал Вашу рукопись у Пети и беседовал коротко с Гендлером. Он был перед праздниками в цейтноте, успел только сказать, что просит Вас позвонить ему на работу — коллектом [т.е. за счет того, кому звонят]. Напоминаю телефон: 397-5322 зовут его Юрий Львович. Видимо, его всерьез заинтересовало Ваше предложение. Как правило, он ведет себя пассивнее.

Получил письмо от Вадима Белоцерковского, в котором он пишет, что «ниже Солженицына в эмиграции не опускался ни один человек».

Да, еще одна новость, вернее — сплетня. Зиновьев, якобы, звонил Владимову, советовался насчет возвращения домой. Надо сказать, что последнее интервью — хорошая база для такого шага.

Кажется, я говорил Вам, что виделся с Бродским, и в какой-то момент Иосиф не без досады (как мне показалось) обронил: «Солжа пригласят, а меня нет».

Посылаю Вам копии двух рецензий (если это можно назвать рецензиями) на Людкины книжки. Ну, скажите, мне по совести, есть ли в них хоть какая-то почва для обиды, хоть какая-то тайная злоба или насмешка? Разве они не полностью комплиментарны, насколько это прилично и правдоподобно? А я на этот раз даже боюсь посылать ей копию, не могу предугадать, что именно вызовет ее раздражение.

Я виделся с Людой в Америке раз шесть, и все наши встречи заканчивались ссорой. Видно, мне разрешается быть только спившимся люмпеном с сотней страниц неопубликованных произведений. Это довольно грустно. Все же Леша Лосев, например, человек яркий, талантливый, ученый, но более или менее посторонний, а с Людой я, действительно, дружил и признаю, что многим ей обязан. И так далее.

Тоска в Нью-Йорке смертная. Хоть из дома не выходи. Все русские сообщества, начинания и круги проникнуты каким-то очевидным неблагородством. Идеализм полностью и окончательно заглох, даже от Шрагина можно услышать: «Лишь бы деньги платили». Как все-таки ужасно, что у нас такая ненормальная родина, было бы у нас дома что-то вроде какой-нибудь засраной Италии, как бы мы замечательно жили. Отсюда даже Лида Потапова мне кажется солнцем, не говоря о Крайчике.

Всех обнимаю. Простите за уныние.

Ваш С. Довлатов.

Довлатов — Ефимову

20 ноября 1984 года

Дорогой Игорь!

Я с большим увлечением прочитал начало Вашей рукописи. Петя и Саша абсолютно не правы. Они говорили мне: «Русские читатели не знают всех наших источников, которыми пользовался Ефимов». Но это-то как раз и хорошо, потому что создает выигрышную, спекулятивно-выигрышную для журнала ситуацию: «Американцы не смогли разобраться в убийстве собственного президента, а наш русский писатель-эмигрант Ефимов — разобрался». Как раз Перельман более или менее прав был, требуя сокращений: ему бы для такой публикации потребовалось два года. А в «7 днях» можно было бы пропустить книгу за 3—4 месяца. Но черт с ними. Кстати, рукопись можно было бы давать любыми порциями, хоть по 2—3 страницы, поскольку есть общая идея — «заговор или не заговор», а дальше уж каждый отрывок вполне самостоятелен. Вы, наверное, догадываетесь, как я не люблю читать непонятные тексты, но здесь — все понятно, никакая дополнительная компетентность не обязательна, мысль работает без пауз, язык прекрасный — деловой и точный, нормальная доза юмора и т.д.

Вы когда-то сказали мне, что вне беллетристики чувствуете себя более уверенно. Извините за подлянку, но это чувствуется. Все же голова у Вас — самый качественный орган, да и юристом, наверное, Вы могли бы стать очень даже неплохим, хоть бы даже и следователем. Короче, ждем продолжения, Лена уже дочитывает начало, мама с папашей — на очереди.

Перехожу к замечаниям. Они настолько мелкие и вкусовые, что я хотел вообще их не делать, но решил, что Вы подумаете, будто я ленюсь.

В рукописи, которую я получил от Пети, отсутствуют 106-я, 107-я, 110-я, 111-я и 112-я страницы. Мне, откровенно говоря, не хочется Пете по этому поводу звонить, они жутко неаккуратные люди, будет долгий разговор с уверениями, что так и было, видимся мы редко и без особой любви. Короче, нельзя ли получить копию этих страниц, и тогда в конце концов у меня скопится весь полный текст. Или он Вам нужен срочно?

В заключение благодарю Вас за приятную и редкостную возможность — сказать писателю без вранья и притворства, что тебе очень нравится его произведение. Такое со мной было раз восемь в жизни.

Недавно я сказал Поповскому комплимент о «Вавилове», но Маркуша продолжает называть меня «господин Довлатов». Вообще, слово «господин» в эмиграции — тонкая шпилька. То есть, вежливость несет почти единственную функцию — оскорбления. Помню, Максимов в одном письме назвал меня «мусью», наверное, хотел сказать — «жид». А более сдержанный Буковский, коря меня за что-то, говорил: «сударь мой».

Поздравляю Вас. Будьте здоровы.

С.

Ефимов — Довлатову

26 ноября 1984 года

Дорогой Сережа!

Рад, что «Кеннеди» Вас заинтересовал. Спасибо за замечания — почти все справедливы. Петя и Саша не виноваты в потере страниц: это я вынимал для переводчика. Посылаю недостающие. Вложите их на место и держите рукопись пока у себя.

Обнимаю, Ваш

Игорь.

Довлатов — Ефимову

28 ноября 1984 года

Дорогой Игорь!

Я несколько запутался со списками — кому я послал книжку «Наши» и кому не послал, если Вам послал, то всучу на АТСИЛовской конференции, где Вы, надеюсь, будете. Кстати, мы приобрели сносную раскладушку для гостей, с матрасом, на прочной железной раме.

В «Ньюйоркере» я был, виделся с Линдой Эшер и спросил о Вашей статье, сопроводив это все надлежащими аттестациями. Но Линда уверенно сказала, что «Ньюйоркер» публикует лишь статьи, заказанные редакцией. Вообще, мне как-то не удается быть полезным своим знакомым. Марк Гиршин, например, дал мне перевод главы из «Брайтон Бич» и попросил показать его Анн Фридман — чтобы всего лишь убедиться, хороший перевод или не очень. Для этого, как Вы понимаете, достаточно прочитать две-три страницы, но эта тихая, елейная, нежная и плаксивая сука, получающая 50% гонорара даже за те издания «Компромисса» (норвежское и датское), где перевод делается непосредственно с русского оригинала, отказалась читать, заявив, что неэтично оценивать чужую работу. По-моему, врет и ленится. К сожалению, во-первых, очень велика моя робость по отношению к туземцам, и во-вторых, ощущение зависимости от той же Ани или «Ньюйоркера», вечно дрожу от страха и от всех завишу, а то хотелось бы всем сказать, что я о них думаю. Есть ощущение, что процент свинства среди американцев близок к отечественным показателям.

Между прочим, рассказ, который появится в «Ньюйоркере» буквально на днях, исковеркан цензурой, самой настоящей: еврей плохим быть не может, коммуниста ругать не надо — все это у них называется: «не потакайте стереотипам». Из одного моего рассказа в «Ньюйоркере» выкинули «резиновый пенис», такая у них стыдливость, причем этот пенис фигурировал, как Вы догадываетесь, в самом невинном и юмористическом контексте, а вовсе не по прямому назначению.

В Нью-Йорке — скука и низость, «Русское слово» набито холуями, С.К. <...> — капризный самодовольный дурак. Палей — шпана, Соломон Шапиро всегда стремится в дорогой и неуютный ресторан, Гриша, при всей его доброте, все чего-то хитрит, Бродский недоступен, Леша Лосев не отвечает на письма, содержащие легко выполнимые просьбы, и так далее. Я почти не выхожу из дому, слава Богу, есть такая возможность. Лучше всех ведут себя малознакомые американцы.

Мой сыночек Коля выбросил в окно мои часы. Катя снизошла до желания поступить в колледж. Лена абсолютно не меняется, за что ее и уважаю, даже одета примерно так же, как в Ленинграде. Я хочу написать повесть «Невидимая газета», продолжение «невидимой книги», но на американском материале.

Надеюсь, у Вас все более или менее в порядке. Надеюсь также, что будет от Вас телефонный кол [call, звонок] или письмо, чтобы знать, когда Вы приедете и прильнете ли к нашей раскладушке, которая называется «Игорева раскладушка», потому что хуже всех отнеслись к нашим диванам именно Вы.

Всех обнимаю. Женскому полу любовь и привет.

Ваш С. Довлатов.

Довлатов — Ефимову

Декабрь 1984 года

Дорогой Игорь!

Получил бумаги: предисловие (в котором я, единственный из участников сборника, не упомянут), библиографические справки и титул. Над обложкой продолжаю думать, надеюсь, что-нибудь придет мне в голову.

Кстати, не хотите ли Вы дать «шестидесятые» — цифрой? Вот так — «60-х». Получится элегантный треугольник:

ИЗБРАННЫЕ РАССКАЗЫ
60-Х

Предисловие не слишком яркое, но вполне культурное, строгое, то есть — на уровне. Данные в библиографической справке обо мне — соответствуют. Об остальных, кого я знаю, тоже.

Замечания, если Вас это не рассердит, такие. Законность моего участия в сборнике мне трудно обсуждать. Сначала мне казалось, что я буду чересчур выделяться. Но, поскольку там большая ленинградская колония, я, вроде бы, успокоился. Единственное, что безусловно — рассказ мой написан не в 60-е, а в 70-е годы, но этого, кроме нас с Вами, никто может и не знать, никаких примет именно этого десятилетия там, кажется, нету.

Жаль, что Вы, не включили рассказ Грачева. Я думаю, его книжку «Где твой дом» можно было раздобыть.

И еще. Кто уж, действительно, выделяется, так это Ржевский. Поверьте, я говорю это не потому, что он мне не нравится. Во всяком случае, я согласен, что он профессиональный писатель. Так что, дело, разумеется, не в качестве. Дело в том, что он — единственный «иностранец», единственный, кто в 60-е годы жил на Западе. Если уж включать Ржевского, то надо было представить какую-то группу иностранцев, хотя бы из трех человек. Например, добиться разрешения у Веры Еве. на публикацию рассказа Набокова и дать еще кого-то, кто из эмигрантов писал что-то стоящее в 60-е годы: Берберова, Яновский, Адамович (у него есть рассказы, не только критика и стихи), Борис Зайцев, Алданов (не помню, когда он умер, но сравнительно недавно), Осоргин и т.д. А так получается — советская литература + Ржевский.

Я понимаю, что эти замечания бессмысленны, переделывать ничего Вы, естественно, не будете, но полуеврей все же не может обойтись без замечаний. Кроме того, вы знаете, как я рад, что Вы затеяли это творческое начинание, и как я благодарен, что меня не вполне законно в эту шикарную книжку включили. Так что, надеюсь, Вы не сердитесь.

Знаете, что говорил Бунин в 70 лет, будучи Нобелевским лауреатом? Он говорил:

«До сих пор, как только увижу свое имя в печати, испытываю в этом месте (он кладет руку на сердце) что-то наподобие оргазма».

Разрешите дать Вам один пластический совет. Поставьте слово «Эрмитаж» на обложке крупнее, чем обычно, то есть, подчеркните, что это Ваше создание, книга «Эрмитажа». Таким образом Вы подготовите почву для альманаха «Эрмитаж», который, я надеюсь, рано или поздно, появится. Между прочим, и «Руссика-81» и Гришкина «Часть речи» продались хорошо, к здешним альманахам, видно, есть какой-то интерес.

Посылаю Вам копию новогодней передачи о русских издательствах в Америке.

Пока что, будьте здоровы. Поздравьте всех Ваших с Новым годом.

Да, если будет какая-то оказия, напишите одну фразу — как Вам статья Проффера? Тут о ней много разговоров. Мне статья решительно не понравилась. Даже обидно за Карла, жаль, что его последняя публикация так поверхностна. Неужели он всерьез считал, что Раковый корпус» ниже «Железки» Аксенова?

Всех обнимаю. С праздником!

У нас все более или менее в порядке.

Ваш С.

Довлатов — Ефимову

7 декабря 1984 года

Дорогой Игорь!

Известие о Вашем переезде — огромная радость. И дело, конечно, не только в возможности встреч и бесед. Уверен, что перемена места ликвидирует явный и несправедливый пробел в Ваших творческих делах: Вы начнете печататься и издаваться по-английски. А также сможете вступать в контакты с американскими (ленивыми) журналистами.

С Гендлером («Либерти») мы беседовали о Вас и решили, что лучше по Вашем приезде организовать с Вами широкое политическое интервью, чтобы сразу показать Ваши возможности, а дальше уж — как Вы захотите. Мюнхенское начальство уже будет знать, на что Вы способны. Я знаю, что они дико нуждаются в убедительном консерваторе, но не в жлобоватом Днепрове, а в консерваторе с человеческим лицом. Год два назад они так и не смогли найти ни одного публициста, который сумел бы высказаться убедительно за смертную казнь и не добавил бы при этом, что всех черных надо отправить в Африку.

Новость у нас такая — закрылся журнал «7 дней». В последнем номере, который вышел сегодня: прерванная на середине публикация Поповского («продолжение в след. номере») и очень грубая статья Проффера о Солженицыне. В результате, в связи с закрытием на этом номере, возникнут три смешных предположения, три версии: часть подумает, что «закрыли из-за Солженицына», сам Солженицын, который, как выяснилось, все читает, скажет: «Господь покарал моих хулителей», а наш друг Поповский будет уверен, что журнал лопнул, не выдержав напора его таланта.

Посылаю Вам копию скрипта про Терезу [радио-рецензия на книгу Дмитрия Мережковского «Маленькая Тереза»].

Ваш С. Довлатов.

Довлатов — Ефимову

22 декабря 1984 года

Дорогой Игорь! Посылаю макет обложки. Понравится — хорошо, нет — не обижусь.

Не худо бы в выходных данных указать:

«На передней обложке использован фрагмент графической композиции Сиима Аннаса».

Это таллинский художник, живет в Союзе, так что претензий не будет. Вот как его работа обозначена в каталоге:

Siim Annus. 69. Untitled. 1976. From a set of seven. Ink drawing. 32 x 32 cm.

He исключено, что его фамилия звучит как «Аннус». Но слово «Аннус» — невоспроизводимо. Еще лучше дать эту фразу мелким шрифтом по-английски. А можно вообще ничего не указывать.

Знаете, если сборник пойдет хорошо, то можно со временем соорудить ленинградский выпуск, можно даже прозу и стихи: Бродский, Кушнер, Лосев, Соснора, Глеб Семенов, Лена Шварц, Галушко, Кумпан, Вольф, Рид Грачев, Горожане, Битов, Попов и т.д. Единственная моральная сложность — увязать Бродского с Бобышевым. Мне-то на Вашем месте было бы проще, мне Димины стихи вообще не нравятся, независимо от его вражды с Иосифом. Знаете ли Вы, что Дима уже здесь написал цикл стихов с отвратительным названием «Милые оки», то есть — штат (или город) Милуоки. По-моему, ужас.

Не звонила ли Вам чувиха по имени Джоан? Она пишет для «Коламбия джорнелизм».

Пока что, будьте здоровы. Всех обнимаю.

Ваш С.

Ефимов — Довлатову

24 декабря 1984 года

Дорогой Сережа!

Посылаю очередные печатные комплименты в адрес Ваших писаний — подшейте их к коллекции.

В составлении «Избранных рассказов», конечно, имели место издательские пристрастия и вкусовщина. Рассказы Грачева мне никогда не нравились» Ржевский — наш друг, покровитель, милейший человек и до сих пор активно пишущий писатель. На пороге 85-летия он заслужил хотя бы малую толику признания. «Добиться разрешения у Веры Евсеевны» — это мне понравилось. Тут уж Вы звучите, как любой американский профессор, который говорит: «Ну почему Вы не добиваетесь, чтобы Ваши собственные произведения разрешили Вам вывезти из СССР открыто»? Дальше идет перечисление значительных писателей 1930—40-х годов — невозможно включать хронологически. Я жалею, что не вставил Вольфа, но у меня нет его согласия, и я боюсь.

Спасибо за неустанную пропаганду «Эрмитажа» по радио. Но одно я прошу, прошу, прошу исключить навсегда, даже если удобно вырезать из старой статьи-передачи и вставить в новую: любые упоминания о вэнити-пресс, об «издательстве тщеславия». Вы ведь знаете, что первой у нас вышла книга Аверинцева — при всей нашей нищете. Вы знаете, что за деньги авторов печатают и все остальные, включая Ардис, — у вас же получается, будто это отличительная черта «Эрмитажа». Вы знаете, сколько денежных книг мы отвергли, включая Вашего Сагаловского, Игоря Бирмана и многих других. Самое ужасное: Вы начинаете перечислять, кто издавался за свои деньги, кто за наши. Это убийственно для наших авторов. Я категорически запрещаю себе и Марине говорить с чужими на эти темы и теперь жалею, что под рюмку проговорился в разговоре с Вами, — но мы просто не привыкли держать что-то в секрете от Вас.

Сережа, это не втык, а вопль-мольба на будущее: исключите эту тему из своих, писаний и разговоров.

Увидимся в конце января. Надеюсь, к тому времени уже что-то будет для Лены (но без гарантии).

Всем привет, дружески

Игорь.

Довлатов — Ефимову

28 декабря 1984 года

Дорогой Игорь!

Никаких упоминаний об «издательстве тщеславия», разумеется, больше не будет, но вообще-то я пишу об этом в седьмой раз, и Вы никаких претензий не выражали. А может быть, я туповат и не расслышал Ваших претензий. Во всяком случае мной руководили самые добрые чувства, мне казалось, что это красиво. Короче, с этим покончено, вообще, о деньгах и механизмах не буду заикаться, речь пойдет только о книгах. Ради Бога, простите, что невольно огорчил Вас, никого из Ваших авторов, как Вы догадываетесь, я унизить не хотел, и никакого злорадства по отношению к коллеге, издающемуся за собственный счет, у меня не может быть. Разве что речь зашла бы о каких-то праздных богачах и графоманах. Но богачи книг не пишут.

В составлении «Избранных рассказов» вкусовщина и пристрастия, действительно, имели место, но не мне на это жаловаться, поскольку сам я проник в этот сборник именно благодаря пристрастиям и вкусовщине. Тем не менее, как человек патологического занудства, продолжаю спорить. Ржевский плох не сам по себе, а тем, что один-единственный иностранец. Положим, Вера Евсеевна, действительно, трудная женщина. (Хотя презираемый Вами Поляк два рассказа у нее получил вполне законно.) Оставим Набокова. Из тех, кого Вы называете «значительными писателям 30-х — 40-х годов», Берберова и Яновский живы, причем Берберова выглядит на двадцать лет моложе Дины Виньковецкой, а Яновский ходит на лыжах и гоняет по озерам на скутере, что же касается Зайцева, Газданова и Адамовича, то они умерли «в районе» 70-го года. Соснора, например, был знаком со всеми троими. Но это так, к слову. Книга получится замечательная и даже странно, что никто («Ардис»?) не выпустил такую пять лет назад.

Помимо ленинградского сборника, о котором я Вам писал, можно было бы со временем составить небольшую книжку «Памяти Дара». Могли бы что-то написать Вы, Косцинский, Марамзин, Серман —Зернова, Слава Паперно и я + трое или четверо израильтян, которых организует Руфь Александровна. Могла бы получиться хорошая книжка. Я очень надеюсь, что Вы будете разрастаться и богатеть, и тогда, лет через пять, все это станет реальным.

Могу Вам сообщить, что «Руссика» переживает финансовые затруднения. Я предложил им книжку, которую соорудили мы с Сагаловским и Бахчаняном, они тут же сказали — берем и поклялись, что выпустят в течение полугода, но Сумеркин в ответ на мои слова:

«вы хоть и жулики, зато у вас есть деньги», по секрету рассказал, что у них два года лежат шесть абсолютно готовых, набранных и сверстанных книг. Даже стихи Нины Берберовой, которая выступает у них в той же роли, что у Вас — Ржевский, они держали около трех лет. Ну чего бы, спрашивается, им держать готовые книги да еще с покрытыми накладными расходами?

Вот такие дела. Габи мелок и некультурен. Гриша, при всей моей к нему любви, не работник и ничего не сделает, если ему на голову не упадет с небоскреба чемодан с деньгами. «Ардис», что бы я ни писал в своих передачах, пока вырабатывает то, что начал Карл. Возможности Эллендеи проявятся через год, а то и через два. Мне не верится, что она потащит этот воз в прежнем темпе и масштабе. И тут выплываете Вы, холодный, черствый, аскетичный, где-то рядом мы с Леной, а за оградой рыдает Ле Карре и просит Вас издать его новую книгу хотя бы за его собственный счет. И единственное его условие, чтобы был кораблик на обложке.

При всем при этом должен Вам сказать, что орвелловский год напоследок ударил по нашему семейству. Лена больна, Коля болеет вторую неделю, у него целая серия не страшных, но противных болезней, даже я простудился и чуть не умер от страданий, потому что совершенно не имею к этому привычки, даже наша нянька больна, получила ожоги, туша своего воспламенившегося от газа мужа по имени Шурик (76 лет), он чего-то хлопотал у газовой плиты и у него загорелись волосы и синтетическая пижама, Шурик в больнице, нянька лечится дома. И наконец, у Глаши [собака Довлатовых] стали отниматься ноги, мы повезли ее в клинику, там обнаружилась опухоль в матке, вчера ей сделали операцию, все это довольно дорого, а главное — не решает проблему, а только отдаляет всякие неприятные события. Тут меня приятно удивила Катя. Я стал ей объяснять в клинике, что без операции Глаша точно и быстро погибнет, а если сделать операцию, то мы продлим ей жизнь на полгода, и что 600 долларов за это надо уплатить. Но Катя сказала, что если бы операция продлила Глашину жизнь на три недели, то все равно надо ее сделать. Такого я от бессердечной американки не ожидал и был, признаться, растроган.

В Новый год будем сидеть дома, без выпивки и с вытянутыми физиономиями.

Слышали ли Вы что Охапкин в психиатрической больнице? Представляю, что он им там задвигает по метафизической части. Его никогда в жизни не выпустят.

Витю Шерали приняли в Союз писателей, но он тем не менее выбросился из окна. Остался жив, но сильно покалечен.

Слышал на «Либерти» интервью с Косцинским — у него абсолютно старческий, жалкий голосок. А год назад в Нью-Йорке он был очень даже ничего.

Извините, что мучаю Вас всякими печальными событиями.

С Новым Годом! Может, он будет лучше предыдущего.

Ваш С. Довлатов.

P.S. Спасибо за рецензию. Штату Оклахома низко кланяюсь. Жаль, что «Заповедник» трудно перевести. Все говорят, что это моя лучшая книжка. С.

Ефимов — Довлатову

2 января 1985 года

Дорогой Сережа!

Обложку получили и с благодарностью принимаем. Только заменим английское слово на русский ЭРМИТАЖ — Вы не против? Где издан каталог с этой графической композицией? Мне не нравится дата 1976. Мне немного тревожно брать на себя ответственность за кражу художественной идеи. Я бы предпочел написать «Оформление обложки С.Довлатова». Что Вы об этом думаете?

Спасибо за фотографию. Вы на ней похожи на пирата Флинта в отставке. Я вспомнил, что в настенном фотоиконостасе в Вашей квартире я представлен лишь тенью за спиной Бродского. Посылаю нечто менее расплывчатое — на всякий случай.

Конференция в Вашингтоне прошла для нас с успехом — и книг продали, и себя показали. Чуть ли не половина докладов была об эмигрансткой литературе. Даже про меня был доклад, правда, сделанный моим переводчиком. Зато о Соколове был целый семинар, возглавляемый Аксеновым. Там вообще оформляется какой-то воинственный отряд модернистов, которые решили держаться плечом к плечу. Например, Поль Дебрецени делал довольно разносный доклад об «Ожоге» и «Железке». Только он открыл рот, дверь открылась и вошли строем:

Илья Левин, Бахыт Кенжеев с женой, Бобышев, Цветков. Строго и неодобрительно выслушали (Поль говорил очень толково) и немедленно покинули зал. Нас все поздравляли с переездом в Нью-Йорк, я тут же получил приглашение на две лекции в Бостон.

Мы надеемся появиться в Нью-Джерси к вечеру 20 января.

Чувиха по имени Джоан не звонила, но какой-то русский эмигрант разговаривал от ее имени (так я думаю) с моей мамой, которая оставалась в пустом доме.

Всего доброго,

Ваш Игорь.

Довлатов — Ефимову

3 января 1985 года

Дорогой Игорь!

Посылаю на всякий случай фото (какое есть) Успенского. В НРС поместили куцую заметку-извещение [о смерти К-В.Косцинского (Успенского)]. Козловский подтвердил, что причина этого свинства — во мне. Мой текст они давать не хотели, а собственных сведений у них хватило только на информацию. Хотя я, между прочим, писал Седыху, что можно как угодно править и любой фамилией подписать. Он — мелкая гадина.

Сегодня читал 41-й номер «Континента» с Вашей рецензией на Дору Штурман. Так вот, от всех редакционных приписок, колонок, дополнений Максимова веет ужасной пошлостью. Слог абсолютно хамский. Это противно даже в тех случаях, когда с Максимовым почти согласен. Например, в случае с Генрихом Бёллем.

Кстати, есть ли у Вас экземпляр 41-го «Конт-та»? Мой папаша его выписывает, могу изъять у него для Вас.

Ну, всего доброго.

С.

Довлатов — Ефимову

4 января 1985 года

Дорогой Игорь!

Рад, что обложка подошла. Каталог с этой ничтожной графической композицией издан Глезером, и, как я совершенно уверен, включена туда «композиция» без ведома автора.

Вы пишете: «Мне немного тревожно брать на себя ответственность за кражу художественной идеи. Я бы предпочел написать — оформление обложки С.Довлатова».

Вы — чистоплюй и педант. Я охотно беру на себя ответственность «за кражу», напишите, что оформление мое. Работая в «Новом американце», я столько украл и до такой степени чувствовал себя безнаказанным, что всякое представление о творческой собственности атрофировалось.

Если же говорить серьезно, то мне всегда было неясно, какой ущерб я наношу жалкому художнику, расчертившему лист бумаги с помощью линейки и рапидографа, да еще и с фамилией, говоря по-русски: Срака. Я бы на его месте был только счастлив. Любой творческий человек должен быть готов к тому, что созданное им приобретает бытовое хождение, будь то — шутка, виньетка или эффектная музыкальная фраза. Чего тут жалеть?

За фотографию спасибо, уже водворена, моя же была послана сугубо в качестве прокладки.

Единственное, что примиряет меня с американской славистикой, это то, что они покупают Ваши книги. Все остальное — малоинтересно. Каким-то странным образом в славистике развились все пороки этнического меньшинства: обидчивость, бедность, нервозность, мнительность в сочетании с заносчивостью и даже хамством. Это — единственные знакомые мне американцы с выпирающими комплексами. Должен сказать, что лишь среди слависток попадались мне в Америке женщины с недостающими передними зубами.

История с Соколовым есть повторение истории с Ремизовым, которым западные слависты всегда интересовались больше, чем Буниным, например. Но мы-то с Вами знаем, что Бунин писал лучше.

Кенжеев и Цветков мне нравятся, они хотя бы пишут легко и не намыливаясь, Илюша Левин — симпатичный алкоголик, предпочитающий Хармса — Толстому, Бобышев же до сих пор с трудом рифмует первую строчку с третьей, да и то не всегда. Хуже то, что он завистливый, недоброжелательный и ханжеский человек. Севастьянов когда-то говорил: «Знаю я Диму, переспит с чужой женой и скажет — я познал Бога!».

Ждем не дождемся Вашего (вашего) переезда.

Я пишу книжку о своей одежде. Что-то на манер «13 трубок» — история происхождения каждой вещи в эмигрантском чемодане. Так что, я тоже слегка модернист.

Всех обнимаю.

Ваш С.

P.S. Англ. «Hermitage» на русский «Эрмитаж», конечно, замените. С.

Ефимов — Довлатову

19 марта 1985 года

Дорогой Сережа!

«Чемодан» прочитали с удовольствием. Особенно последние два рассказа («Куртка Фернана Леже» и «Зимняя шапка»). Правда, из-за того, что жену героя у Вас всегда зовут Лена, дочку — Катя, а брата — Боря, возникает ощущение, что уже читал про этих людей, что это перепевы уже напечатанного. Или из бездонных шахт большого романа. Но не всякий читатель так хорошо знает Ваше творчество, как мы, так что это ничего.

Соображения по опубликованию.

Главное — очень не хочется издавать маленькую книжку. Маленькую книгу не любят читатели, не любят книготорговцы (возни много, а заработок мал), не любят рецензенты. С другой стороны, я чувствую в Вас последнее время нетерпение пускать вещи в печать побыстрее и не могу с этим не считаться. Но так как при перегруженности наших планов и множестве уже принятых обязательств мы все равно не сможем выпустить ее раньше зимы 1985—86, давайте примем такую стратегию:

1. Мы в собственных планах вставляем книгу номером один на 1986 год, но не включаем ее заранее в каталог 1985, чтобы не задавать заранее объем и цену.

2. В течение 1985-го Вы сможете напечатать рассказы в журналах, даже получить какие-то деньги с «Континента» и «Граней».

3. Я же (честно предупреждаю) буду давить на Вас, чтобы Вы напихали в «чемодан» побольше. Придуманный прием позволяет это делать очень легко. Например, рассказ «Лишний» просто просится туда же. Там в конце Буш говорит: «Чего бы тебе подарить на память?» Пусть подарит шейный платок с кирхой Олевисте — и рассказ приобретает законное место в сборнике.

4. Вполне возможно, что за эти месяцы придут новые идеи, напишутся новые рассказы. Ну, а уж если Вы будете стоять на своем, я скрепя сердце сдамся.

Я думал об издании «Избранного». Все же трудно издать такой сборник без большого нового цикла, когда все старые рассказы еще есть на рынке в других сборниках. Да и мысль о том, что надо будет запрашивать разрешение у Эллендеи и Гриши, заранее наводит тоску. Поэтому я с особым интересом отношусь к идее большого, набитого до отказа «чемодана».

Всего доброго,

Ваш Игорь

⇐ Предыдущая567891011121314Следующая ⇒

Поделиться: