Часть I. Школьная болезнь

Оливье Револь

Ничего страшного: неуспеваемость излечима!

 

 

«Ничего страшного: неуспеваемость излечима!»: Ломоносовъ; Москва; 2009

ISBN 978-5-91678-009-3

Аннотация

 

Книга детского психиатра Оливье Револя рассказывает о том, как адаптировать к школе детей, страдающих школьной фобией, испытывающих трудности в обучении чтению и формировании словарного запаса, усвоении правил орфографии, склонных к гиперактивности. Написанная на основе богатого личного опыта, просто и доходчиво она содержит множество полезных советов и адресована прежде всего родителям и педагогам.

 

Предисловие

 

Элиотт, Малик, Антуан и другие реально существуют, я с ними со всеми знаком.

Я только изменил имена, чтобы сохранить тайну этих ребят — обычных ребят, всего лишь страдающих «школьной болезнью» — неприятием школы или хронической неуспеваемостью..

Пройденный ими путь весьма показателен. Рассказ о нем поможет не только отчаявшимся родителям, но также братьям, сестрам, другим родственникам и всем, кто стремится, чтобы школьные годы близкого человека перестали быть непрерывным кошмаром. Чтобы они могли приносить радость. Чтобы радостно стало учиться, играть, взрослеть.

Невозможно было бы столь внимательно изучить наших юных пациентов без помощи целой команды — патронажных сестер, психологов, физиотерапевтов, методистов, которых я хотел бы поблагодарить за их работу. Каждое мнение и наблюдение учитывается в ситуации, когда надо все увидеть, все понять и сделать все, что в наших силах.

И тогда школьная неуспеваемость перестанет быть приговором.

 

 

Часть I. Школьная болезнь

 

Доктор, я не могу больше …

 

Понедельник. 10 часов утра.

Звонит телефон. И понеслось — два часа непрерывных звонков.

Родители, учителя и врачи, которым нужно со мной поговорить, всегда могут позвонить. Как правило, я с ними не знаком. Им нужно мое мнение, совет, или же они хотят что-то обсудить. Совместно принять срочное решение. Эти разговоры ценны для обеих сторон. Они дают возможность разрешить самые неотложные вопросы, облегчить душу, вновь обрести уверенность. Они позволяют сохранить связь с моими пациентами, за судьбой которых я продолжаю следить. Избавляют от долгих поездок тех, кто далеко живет. А иногда — смущают меня и переполняют чувствами. Так бывает, когда я слышу детский голосок, который называет свое имя и сообщает: «Слушай, можешь быть доволен, у меня теперь хорошие отметки…»

Подобные консультации на «горячей линии» — моя идея, и я горжусь ей. Пусть многое не успеешь за два часа, пусть это капля в море неиспользованных возможностей и безмерных ожиданий…

На другом конце провода раз за разом прокручиваются фрагменты живой жизни. В одних голосах слышится гнев, в других огорчение. Голоса рассказывают. Усталость, безысходность — не жизнь, а каторга… Иногда наоборот, голоса исполнены радости. Найден выход, принято верное решение, появился прогресс. Эти голоса, от самого унылого до самого бодрого, дают силы для дальнейшей работы, увлекают меня и волнуют. Годы напролет по понедельникам, с 10 до 12, я говорю с ними — и тем не менее они не перестают удивлять. Так начинается моя рабочая неделя. И эти два часа священны для меня.

«Доктор, у Кевина в подготовительном классе дела пошли просто ужасно. Учительницу раздражает, что он такой возбудимый и неусидчивый. Нас с отцом уже два раза вызывали в школу. Она хочет показать его школьному психологу перед осенними каникулами. Что нам делать?»

«Доктор, Аурелия не хочет больше ходить в школу. Каждое утро она жалуется на боли в животе. Говорит, что ей стало трудно учиться. В начальной школе все было нормально. Вы можете нам помочь?»

«Доктор, я не могу больше… Моего сына Оскара в который раз выгнали из школы, я уже не знаю, куда его определить. Никто не хочет с ним заниматься, потому что он и пальцем не желает шевельнуть. С его способностями он вполне мог бы нормально учиться… Я уже обежала несколько врачей, они ничего толком не сказали, может быть, вы поможете?»

Мне трудно вот так сразу успокоить этих мам, я пытаюсь дать им какие-то общие рекомендации до того, как увижу их на приеме. К сожалению, им придется подождать: очередь на несколько недель. Длинные списки ребят, у которых проблемы со школой… Груда медицинских карт, заполненных со слов родителей… Родителям не позавидуешь — перед их детьми одна за другой закрываются двери разных учебных заведений, и в отчаянии они уже готовы обратиться к врачу. Они умоляют сделать хоть что-нибудь. Даже госпитализировать, если нужно.

Иногда в непрерывной череде звонков — за два часа примерно около двадцати — проскальзывает добрая весть.

«Она стала менее импульсивной, пытается контролировать себя, у нее постепенно улучшаются оценки, нет, не зря она пила то лекарство, что вы ей прописали. Возможно, без него ей не справиться было с учебой».

Я всегда смотрю тетради моих маленьких пациентов. Кривая их отметок часто соответствует кривой их психического здоровья. Можно выразиться так: «порядок в голове — порядок и в школе».

«Лукас пока еще несколько рассеян и по-прежнему немного медлителен, но учится гораздо лучше, я пришлю вам копию его дневника».

С согласия родителей мне звонит директриса школы, где учится Матильда: «Меня заботит поведение Матильды. Она держится особняком, тревожится по любому поводу, она в себе не уверена. Я волнуюсь, удастся ли ей перейти в старшую школу. И вот в чем вопрос: не стоит ли ей выбрать профессионально-техническое училище?»

Мне нравится общаться с преподавателями. Их мнения и замечания необходимы для постановки диагноза. Они тоже часто прислушиваются к моему мнению — в частности, когда я прошу не оставлять ученика на второй год из медицинских соображений. Если, конечно, они понимают, зачем это нужно. В противном случае приходится долго и тщательно растолковывать им мои выводы.

Бывают и рецидивы. У детей, с которыми я работаю, хрупкая душевная организация, они нуждаются в поддержке на каждом важном этапе школьного обучения.

«Доктор, вы видели моего сына несколько лет назад, у него были проблемы в подготовительном классе. В начальной школе все было хорошо, а в средней опять началось… Я не понимаю, что происходит, он все делает кое-как и не может вписаться в школьный ритм».

Я отлично помню Янника — беспокоен и тревожен, но уж в средней школе точно способен учиться. Записываю его пораньше, между двумя пациентами. Совершенно необходимо с ним поговорить.

Терапевты и педиатры — внимательные наблюдатели, часто их замечания имеют первоочередную важность: «Привет, Оливье, у меня появился маленький пациент, который явно нуждается в твоей помощи. Я осмотрел Диего по просьбе его матери, поскольку в подготовительном классе собираются выдворить его вон. Мне непонятны его вспышки гнева и агрессия по отношению к одноклассникам: он постоянно кусает их. Я думаю, что этот случай скорее из твоей области. Можешь мне помочь?»

И логопеды — тоже неоценимые помощники: «Здравствуйте, тут у меня Тибо, занятия по поводу дислексии. Что-то он буксует на месте, никакого прогресса, и учительница говорит, что он читает хуже прежнего. Может, там еще какая-нибудь проблема… Что вы можете сказать по этому поводу?»

Настоящий аншлаг начинается в конце года: «Доктор, это срочно. Общее собрание состоится в понедельник. Как вы считаете, Хьюго стоит оставить на второй год или мне надо настаивать на переводе?»

«Ланселота не перевели в следующий класс. Очевидно, они не поняли, как он старался. Комиссия вновь собирается в четверг, вы можете прислать мне письмо, где бы объяснили причину его школьных затруднений?»

«Доктор, моя дочь через год должна была бы закончить школу, но дела у нее совсем плохи. В школе мне говорят, что хорошо бы ей остаться на второй год, у нее низкий уровень знаний. Мне говорили еще, что можно проверить ее интеллект, вы могли бы посоветовать, куда мне обратиться?»

Это тоже наша задача — отвечать на конкретные вопросы, давать адреса, контакты с организациями, предлагать специализированные учреждения — открывать двери там, где родители видят только глухую стену.

Иногда достаточно одного телефонного разговора, чтобы разобраться с проблемой, которая представляется родителям неразрешимой. Чтобы определить, что родители делают из мухи слона, и быстро ликвидировать источник беспокойства.

«К 17 часам Максим начинает нервничать, затем его беспокойство нарастает и он начинает торговаться, пытаясь отдалить отход ко сну. Это мешает ему делать уроки. В кровати он никак не может заснуть, утром его не добудишься в школу, он измучен и не высыпается…»

Я знаком с Максимом уже год. Проблемы со сном связаны с его тревожностью, их легко можно урегулировать за несколько дней. Я предлагаю папе этого восьмилетнего мальчика несколько простых советов: проводить ребенка до кровати, посидеть с ним пять-десять минут, поскольку ему надо выговорится, поведать все свои «заботы» Потом дать ему подсахаренной воды с апельсиновым цветом и объяснить, что этот сироп помогает от бессонницы. В комнате нужно оставить ночник и, закончив ритуал, твердо, очень твердо сказать: «Теперь пора спать. И точка».

— И держать меня в курсе дела.

Полдень. Голова все-таки кругом идет от этих звонков. Я направляюсь в неврологию Лионской больницы — пятью этажами выше. На нашем жаргоне это называется «отделение 502». Да, часто для того, чтобы вылечить неуспеваемость, достаточно консультации. Но в особо тяжелых случаях необходима госпитализация.

 

Обитатели отделения 502  

Каждую неделю двенадцать-пятнадцать детей поступают в наше отделение детской нейропсихиатрии на госпитализацию с целью уточнения диагноза. Случаи попадаются трудные — но безнадежных не бывает. Всегда можно найти решение. Ведь у изголовья наших маленьких пациентов с их школьными проблемами стоит вся наша команда специалистов, плечом к плечу сражаясь за положительный результат. И это малая толика, которую мы можем сделать для измученных родителей, испытавших уже все варианты и надеющихся на последний шанс.

Я шагаю по пустынным коридорам отделения 502. Все дети на завтраке. Сквозь стекло столовой я наблюдаю за ними. Они сидят за столиками: детские личики, встревоженные взгляды, некоторые прячут глаза; младшие — растеряны, подростки — не пытаются скрыть скуку.

Им от трех до шестнадцати, они не совсем понимают, что с ними происходит, и оттого постоянно начеку. Как туристы в семейном пансионе, они сбиваются в кучки по интересам. Самые подвижные и активные держатся вместе. Это совершенно естественно — «трудные» дети понимают друг друга, у них появляется некое «чувство локтя».

Белые халаты их не очень-то впечатляют. Я заметил нескольких ребят, явно настроенных поразвлечься. Что им больница! Все лучше, чем школа. «Старенькие» показывают новичкам, кто в доме хозяин. Дело в том, что детей, госпитализированных с так называемой «школьной фобией»[1], мы обычно задерживаем подольше.

За столом, где собрались малыши — от трех до пяти — медсестра успокаивает плачущую девчушку. Воспитательница сообщила мне, что девочка не разговаривает — по непонятной пока причине.

Ребята, которые уже видели меня на консультациях, подходят поздороваться. Среди них — Корто, шестилетний интеллектуал — настолько тревожный, что в школе ему пришлось остаться на второй год, Эмилия, робкая крошка, которая в восемь лет почти не умеет читать, и забияка Корали, у которой выученный урок моментально вылетает из головы.

И конечно, Том. Он одиноко сидит в уголке — босиком и в пижаме. Бойкий, смышленый, способный мальчуган, который ведет себя очень напряженно и скованно. И он здесь уже давно! Он не принимает школу в целом, как явление. И это так просто не вылечишь. Нужно время. Глаза Тома покраснели от гнева и слез. Он потому и в пижаме — чтоб не мог сбежать. Жестокая мера, но необходимая.

На данный момент мое место — здесь. Своего рода наблюдательный пункт — удобно, чтобы «держать руку на пульсе». Обстановка накаленная, страсти кипят. Некоторые дети специально нас изводят, другие не могут удержаться, чтоб не затеять запрещенные игры с огнетушителями и кнопками тревоги. Стоя за стеклом, я стараюсь запомнить имена, которые называет воспитательница. Спокойно и непредвзято фиксирую причины, по которым они здесь: не хочет ходить в школу… осталась на второй год, а толку никакого… «заводит» весь класс… скоро выгонят из школы… уже не знаем, куда его определить…

Спускаясь в свой кабинет, я думаю о том, как вытянутся их лица, когда после полдника они увидят учителей. Столовая превращается в класс! Я окрестил эти занятия «школьные репетиции», как если бы речь шла о театральном или музыкальном кружке, чтоб задобрить их, чтоб они лучше воспринимали эти сеансы, совершенно необходимы для постановки диагноза. Подробные наблюдения учителей (уровень знаний родного языка и математики, поведение) добавляются в медицинскую карту. И не менее важны, чем энцефалограмма или психологический тест.

После занятий они переходят в игровую, где в их распоряжении компьютеры, настольный футбол, книги. Они отдыхают, не подозревая, что за ними наблюдают. Несколько воспитательниц одновременно записывают, что необычное замечено в поведении каждого ребенка, а какие особенности постоянно повторяются. Насколько долго ребенок может удерживать внимание, путается ли он в правилах игры, скучает ли, вспоминает ли родителей. Эти записи тоже нужны для наших исследований.

Все занятия наших маленьких непоседливых пациентов (раскрашивание, пантомима, кукольный театр, футбол) могут быть внезапно прерваны для проведения психологического теста или клинического обследования. К концу недели они уже привыкнут к этой новой жизни, где в роли семьи выступают врачи, медсестры, другие ребята. Вечером старшие голосуют, какую программу будут смотреть по телевизору. Но, даже в разгар матча, несмотря на протестующие возгласы — в 21.30 в отделении гасят свет. Спать.

Я часто поднимаюсь в отделение, чтобы повидаться с ними просто так, не на приеме. Как-то раз мне сообщили, что один мальчик часами не отлипает от окна. И невозможно его увести. Я подошел к окну, стал глядеть вместе с ним: «Ты не хочешь пойти поесть?» Он не ответил. «Ты видишь что-то, отчего тебе грустно?» Он горько зарыдал. И в конце концов рассказал мне, что во дворе спилили плакучую иву. А он ее так любил, он таких раньше никогда не видел…

 

Не такой уж я и дурак!  

Каждое утро весь персонал (врачи, психологи, нейропсихологи, воспитатели, медсестры) собирается на летучку, чтобы обсудить историю болезни каждого ребенка и внести поправки, если это необходимо. Иногда нужно провести дополнительные обследования, чтобы прояснить общую картину. В пятницу утром на основании всех этих данных мы подводим итоги недели. В свете полученных результатов, согласовав мнение всех специалистов, мы окончательно устанавливаем диагноз, определяем оплату за лечение и после этого встречаемся с родителями. Когда ребенок бросается на шею родителям — это сильный момент. Радость встречи. Мир и порядок, подкрепленные несколькими днями пребывания в больнице.

Дело в том, что конечный итог обширней медицинского заключения: над проблемами ребенка задумались, его восприняли всерьез, и ребенок это чувствует: «значит, не такой уж я и дурак!» Родители перевели дух, кто-то тянул некоторое время их лямку, да еще приятно слышать: «Как хорошо, когда тебя понимают». К тому же их греет сознание выполненного долга: они правильно поступили, сделали то, что нужно. Для родителей это невероятно важно: таким образом на них меньше давит чувство вины. Они уже так устали постоянно упрекать себя.

В этой конечной фазе мы обязаны добиться результата. Невозможно больше блуждать в тумане. Эти родители уже стучались во все двери, они здесь ради того, чтобы получить наконец ответы. Безо всяких обиняков. Они прошли трудный путь, мы не можем их разочаровать. Тем более, что мы — серьезное учреждение, не какая-нибудь частная лавочка[2]. Нужны результаты. Следует отбросить спесь и гонор и скромно делать свое дело.

Семьям, которые обратились к нам по поводу неуспеваемости, следует дать точные рекомендации и практические указания. Обычно я подолгу принимаю их у себя в кабинете, рисую перед ними детальный портрет их чада, показываю графики результатов и знакомлю с заключением: работа с психологом, логопед, лекарство — в тех случаях, когда оно необходимо, ежедневные практические советы для повседневной жизни. И я обязательно говорю в заключение, что все поправимо. Что мы будем лечить ребенка и вернем его в нормальную колею. Для этого необходимо подробно разобраться в причинах отставания. В школе — районной, местной или другой — более специализированной — всегда найдется для него место. Надо только подобрать наиболее подходящую. Каждый раз я повторяю себе — конечно же, все они — хорошие ученики!

Ведь я не забыл свои школьные годы, когда мне приходилось постоянно плыть против течения…

 

В тщетных поисках Виржинии

 

«В начале года все было хорошо: девочка прекрасно работала, участвовала в жизни класса. Но потом Виржиния внезапно утратила мотивацию. Она не может сосредоточится, начинает работу и не может ее завершить. Просто сидит на месте и смотрит на других детей. Как будто ее заклинило».

Это письмо — от учительницы Виржинии. Девочке 6 с половиной лет, она учится в подготовительном классе.

Потом девочка приходит с мамой, я вижу их второй раз. Но на этот раз дела хуже некуда. Вирджиния больше ничего не делает на уроках. Учительница оставляет ее доделывать работу на переменах. Ее результаты ужасающи. А дома с ней просто беда. Она стала непредсказуема. То она скучная и вялая, то вдруг начинает перечить и скандалить. Иногда просто превращается в фурию. «Недавно она бросила мне в голову табуретку», — жалуется мать.

 

Внешность обманчива  

В прошлом году они пришли ко мне с мамой в первый раз, у Виржинии были проблемы со сном. Невозможно было загнать ее в постель. Она сопротивлялась даже самой мысли об укладывании. Сон казался ей наказанием, она могла проснуться шесть раз за ночь. И слово «нет» стало ее любимым в разговорах с матерью.

В тот момент я посоветовал Виржинии обратиться к психологу. Она была веселой и живой девочкой, ела с аппетитом, с удовольствием ходила в школу, у нее была куча друзей и подружек. Но она не слушалась. Ей в первую очередь надо было почувствовать родительскую «твердую руку». Ничего больше. Всего лишь вопрос воспитания. Виржиния жила с матерью и сестрой, без отца.

Но внешность оказалась обманчива. В Виржинии гнездился более серьезный недуг. К тому же, встреча с психологом не удалась. Его позиция загубила на корню весь проект. Он заявил, что ничего не сможет сделать, пока не увидится с отцом Виржинии. Как же! Она последний раз видела его в годик.

Я читаю дальше письмо учительницы: «Что касается отношений с одноклассниками, у Виржинии только одна подруга, и ту она, как мне представляется, использует: она не стесняется просить ее понести свой портфель. А на мои замечания она не реагирует».

 

Да все … кроме работы!  

Виржиния — кокетливая и смешливая девчушка, белокурая, с очень светлыми прозрачными глазами и веснушками, которые ей очень идут: эдакая маленькая прелестная шалунья. С глазу на глаз со мной она показалась мне гораздо спокойнее, чем в присутствии своей мамы. Я спросил ее, что ей нравится в школе. «Да все… кроме работы!» Спросил, что ее заботит. «В школе я все время разговариваю без остановки, а дома заставляю маму сердиться и кричать на меня». Мне по-прежнему кажется, что девочку дома надо бы держать построже. Но разница между ее безоблачным спокойствием во время нашего разговора и рассказом учительницы меня настораживает. Я добавляю в карту запись: «Напускной оптимизм?» Надо проверить.

Ввиду беспокойства матери и паники, охватившей учительницу, я решаю оставить Виржинию на четыре дня в нашем отделении. Ее, похоже, это радует. Мама согласна на обследование, но только на один день. На ночь Виржиния должна вернуться домой. Виржиния протестует. Ей хочется спать в больнице. Это вполне нормально.

В итоге вечером Виржиния остается у нас. И отказывается увидеться с матерью. Во время пребывания в отделении она постепенно успокаивается, привыкает. В первый день она показалась всем рассеянной и взбалмошной, на второй день стала серьезной и даже вроде бы чем-то озабоченной. Но больше всего нас удивили ее реакции во время игр. Она совершенно не уверена в себе, очень боится ошибиться и постоянно повторяет: «Вот я тупая…» У нее все время что-то болит и она то и дело зовет медсестер по этому поводу. Но зато мы совершенно не видим в ней желания спорить, противостояния взрослым, о которых говорила мать. С детьми она скорее ладит, хотя и весьма избирательно подходит к выбору друзей. Учителей в «больничной школе» удивляет ее манера «обходить препятствия»: иногда даже на простые вопросы и задания она отвечает: «Я не знаю, я не умею это делать».

А между тем ее IQ вполне нормален, правда, есть слабые места: плохо ориентируется в пространстве, чересчур импульсивна, у нее не хватает стратегии в решениях. Личностные тесты несколько проясняют картину: мы начали понимать причину отставания в школе и плохого поведения. В тесте «Черная лапка» Виржиния выводит на сцену довольно грустного персонажа, который постоянно боится, что его бросят. «Он найдет свою маму! Скажите мне, он точно ее найдет?» В других тестах она придумывает усталого и несчастного героя, отвергнутого всеми: «Потому что он плохой и злой. Но он не знает, что же предпринять, чтобы изменить ситуацию». В общем, несчастный персонаж, который вынужден паясничать, чтобы обратить на себя внимание. При этом у нее оказываются достаточно крепкие привязки к реальности, хотя и несколько трагическое миросозерцание. Все это вполне объясняло «напускной оптимизм», явно эта тактика стала для нее привычной. Все органические исследования: обследование невропатолога, электроэнцефалограмма оказались абсолютно нормальными, что только укрепило нас в нашей гипотезе.

 

Скрытая депрессия  

В день выписки я увиделся с матерью Виржинии и рассказал ей об итогах, полученных за четыре дня. «В целом хорошее поведение. С точки зрения личности нарушений нет. Личность девочки постепенно формируется. Что касается способностей, они вполне достаточны, чтобы она могла прилично учиться. Проблема — ее настроение. Виржиния страдает „скрытой депрессией“. Это не видно на первый взгляд, но у нее очень угнетенное состояние».

Мама была удивлена: «Видели бы вы, как она на меня кидается, вы бы не говорили о депрессии!» Я объяснил ей, что детская депрессия встречается гораздо чаще, чем это принято считать. Она часто проходит незаметно, потому что проявляется вовсе не так, как родители представляют себе, имея какое-то представление об этом заболевании у взрослых. А с Виржинией вообще случай непростой: депрессия надела целых две маски. Она скрывается за подлинными — но очень слабыми — психомоторными проблемами (особенно избыточной импульсивностью), усиливая их до невыносимости. А в школе она занимает все мысли Виржинии и не дает ей проявить свои способности. Мама заинтересовалась, она хочет понять, не ее ли это ошибка, и спрашивает, не была ли она слишком строгой с Виржинией: «Мне говорят, что я слишком требовательна. Но когда Виржиния заранее говорит, что у нее что-то не получится, даже не попробовав сделать это, я выхожу из себя. Что же делать?»

 

Прежде всего доброжелательная твердость  

Чтобы помочь, все окружающие должны понять, почему девочка так себя ведет. И смириться с мыслью, что прежде всего им следует бороться с охватившими Виржинию печалью и тоской. Значит, надо ее приободрить и успокоить. Поговорить о ней самой, о том, что она может, о том, что всем она небезразлична, что о ней думают и беспокоятся. О будущем, которое ее ждет. Не преувеличивать важность ее школьных неудач, с похвалой оценивать те вещи, которые у нее хорошо получаются. Возможно, даже предложить ей какие-то новые дела, которые ее заинтересуют и будут стимулировать ее желание повзрослеть.

Затем нужно предложить ей рассказать обо всем, что ее заботит, воспользовавшись помощью тонкого и понимающего психотерапевта, который сможет вызвать ее на откровенность. Она должна своими словами проговорить все неприятные, ранящие ее мысли. Но прежде всего нужно вернуть ее в нормальную жизнь маленькой девочки. Потому что Виржиния более других детей нуждается в заботе и внимании. Многие дети (и это нормально) испытывают своих близких, проверяя, способны ли те защитить их. Но у нее ставка слишком высока. Депрессия делает ее уязвимой, значит, ей нужно больше защиты и заботы. Она доводит мать до крайности. Она ждет слов «сейчас ты у меня получишь!» А если такая угроза не последует, ее охватывает тревога. Она начинает бояться, что в случае беды мама окажется не на высоте: «А если мне понадобится ее помощь, сможет ли она быть достаточно сильной?»

 

Депрессия у матери может вызвать депрессию ребенка  

Все дети так устроены. И родители должны оставаться родителями.

Но в случае Виржинии сама ее мать совершенно очевидно угнетена, измучена и беспокойна, так что они вступают в заколдованный круг: депрессия матери провоцирует депрессию ребенка. Ребенку необходимо постоянно проверять, в порядке ли мать. И он неловко, неуклюже провоцирует ее, выясняя ее реакцию. И ночью эти вопросы тоже мучают ребенка, он держит в голове настроение человека, который ее укладывал. Образ печальной мамы — гарантия того, что ребенок проснется несколько раз за ночь. Нужно увидеть ее и проверить, в каком она состоянии.

Плохой сон в конце концов отражается на успеваемости. Все осложняется еще и бесконечными проверками душевного состояния матери, неуверенностью в завтрашнем дне и массой разнообразных забот. И постепенно все психическое пространство ребенка оказывается охваченным грустью и тревогой. Тут уже приходит время плохим оценкам и проблемам в школе — это практически неизбежно. И при этом необъяснимо: способности-то у ребенка вполне приличные! Вирджиния постепенно тонет, словно ее засасывает зыбучий песок. А ее неловкие и беспорядочные попытки освободиться погружают ее еще больше. Ее вопрос, который она не может высказать и которого никто не слышит, по сути дела мольба о помощи. Она ищет спасения — и не находит.

 

Депрессия: «Ну не в таком же возрасте!»

 

А вот история Арно, восемь лет, второклассник. Он плохо учится, ничего не запоминает. На День Всех Святых учительница вызывает маму в школу: «Если все будет продолжаться в таком духе, мы оставим его на второй год». Катастрофа, Арно наказан, «ты у меня научишься работать!», дома его замучили нотациями. Прошло некоторое время, оценки оставались плохими, но учительница молчала. В конце года мама решила пойти поговорить с ней:

— Ну что, Арно остается на второй год, судя по его отметкам!?

— Нет-нет, его переведут, не беспокойтесь.

— Ах вот как… Но я думала…

— Ну, в связи с обстоятельствами… Я подумала, что лучше его не тревожить…

— Какими обстоятельствами?

— Ну, он рассказал мне про вашего мужа…

— …?

— Да, он мне все рассказал про тюрьму… что он там уже два года…

Арно эта выдумка нужна была по двум причинам: во первых, он получил возможность оправдать свою неуспеваемость, во-вторых, получил самооправдание своей депрессии. Невероятных размеров ложью он урегулировал отношения со школой, а снисходительное отношение учительницы успокаивало его депрессию. И потом, он сумел придумать себе драматическую, насыщенную жизнь вполне в духе обуревающих его черных мыслей. Очень характерно для депрессивного ребенка. Французские психиатры очень поздно заинтересовались проблемой детской депрессии, только последние двадцать лет они стали исследовать эту проблему. Первая конференция экспертов по этой теме прошла в 1995 году. Однако в других странах врачи уже давно говорят о ней. Примеры встречаются даже в литературе и кино. В произведении Жюля Ренара «Рыжик» маленький депрессивный мальчик с рыжей шевелюрой жалеет о том, что он не сирота. В фильме «Запрещенные игры» Рене Клемана (1951) девочка Полетта и ее маленький сообщник, чтобы утешиться, затеивают мрачные жуткие игры. Можно вспомнить еще и мальчика Оскара из фильма «Жестяной барабан» Фолькера Шлендорфа, который в три года перестал расти. И, конечно, Андреа из фильма «Непонятый» Луиджи Коменчини, который в одиннадцать лет пожертвовал жизнью, чтобы завоевать любовь отца.

Этих Рыжиков и Полетт сейчас все больше и больше. Но никто не хочет этого видеть. Врачи, родители, учителя — никто не верит в детскую депрессию, никто не может соединить в сознании мрачный мир депрессии и светлый мир детства. С одной стороны, черные мысли и безнадежность, с другой — беззаботность и радость. Взрослый невыносима мысль о соединении детства и депрессии. Еще и потому, что у каждого из нас свой груз воспоминаний, свой скелет в шкафу. Депрессивный ребенок рядом с тобой — трудно представить себе такое. К тому же он погружает нас в мир воспоминаний и вытаскивает на свет божий те из них, которые нам хотелось бы забыть.

Поскольку никто не осмеливается взглянуть в глаза детской депрессии, ее недооценивают. А между тем, ей страдают пять процентов детей, от грудных младенцев до подростков, и на каждом этапе жизни выглядит по-своему. Чтобы ее разоблачить, надо сначала знать о ее существовании! Выявить ее симптомы и помешать ей вредить. Потому что если она не определена, она становится источником многочисленных страданий и несправедливостей.

 

Дурное настроение, которое не проходит  

Депрессия определяется с ходом времени. Дурное настроение должно длиться более двух недель. И даже в этом случае рано бить тревогу. Это может быть обычная печаль. Совершенно необходимое в жизни чувство. Опыт, необходимый каждому ребенку: оно позволяет выработать стратегию для борьбы с грустью и тоской. Он потом будет пользоваться ей всю жизнь. Но сейчас детям не дают соскучиться и загрустить. Это неправильно. Начиная с пяти лет, вместо того, чтобы думать, как занять себя, они начинают тыкать пальчиком в кнопочки и утешаются видеоиграми.

Настоящая депрессия вас так просто не отпустит. Она длится не менее полугода. Самое неприятное в ней — опасность рецидива: каждый второй ребенок через два года опять возвращается на те же круги ада.

Депрессия не начинается вдруг, ни с того ни с сего. Она выбирает добычу наверняка. Заранее намечает себе чувствительных, уязвимых детей, их окружение обычно нестабильно и не в состоянии как следует позаботиться о них: родители, сами подверженные депрессии или неспособные обеспечить нормальную жизнь, по причине безработицы или проблем со здоровьем. Она атакует самых чутких, из семей, в которых уже случалось что-то подобное: или дядя, покончивший жизнь самоубийством, или бабушка, уставшая от жизни. К этим «местным» факторам прибавляется еще один: чувство утраты.

 

Потеря провоцирует депрессию  

Эта тема тоже не ускользнула от внимания кинематографистов, особенно ярко она представлена в фильме Карлоса Саура «Вскорми ворона», истории детства, лишенного корней, и распавшейся семьи. Дети как правило врастают в привычную обстановку и не приемлют перемен. Значит, если с ребенком что-то не так, нужно покопаться в памяти и припомнить, что же могло его так сильно затронуть. И не всегда это легко определить. Любимую собаку задавила машина, он поплакал, но больше не вспоминал об этом. Мы уже забыли — но только не он. Семья переехала, ребенок расстался с лучшим другом. Представьте себе, что может в этот момент твориться в голове у малыша. Он не видит его — может быть, друг умер? Потеря и горе порой ранит детей гораздо сильнее, чем мы можем предположить: «Ну вот еще прапрабабушка умерла в прошлом году, но он ее почти и не знал!» Возможно, но это же была его первая встреча со смертью! Никогда не стоит преуменьшать влияние ухода кого-то из близких для ребенка. Особенно если он об этом не говорит. Ощущение утраты очень болезненно для ребенка. Причем потеря может быть и воображаемой, виртуальной: утрата иллюзии, что родители любят друг друга…

 

Найти исходный повод  

Основная задача в диагностике депрессии — отыскать то самое событие, которое спровоцировало, «развязало» заболевание. Но внимание, не всякая утрата влечет за собой депрессию: не следует путать горе и депрессию. Если в семье горе, скорбь после нее вполне объяснима. К ней следует отнестись с уважением, и она вовсе не требует медикаментозного лечения. Чувство утраты позволяет ребенку лучше сохранить в сердце воспоминание об утраченных человеке или вещи. Долгий процесс привыкания включает в себя отказ от привычных интересов (спорт, учеба). И этот отказ позволяет ему восстановить энергию, ушедшую на усилия не забыть. Затем, после более или менее длительного промежутка времени «ношения траура» ребенок как бы разрешает себе чем-то вновь заинтересоваться: друзьями, уроками или развлечениями, удостоверившись, что воспоминание прочно угнездилось в нем. И все это происходит с ним совершенно безотчетно. Но если он не может выйти из состояния горя, начинается депрессия, уже требующая вмешательства докторов.

 

Плохо воспитан? Нет, угнетен!  

Депрессию не всегда заметна. Даже у грудных младенцев[34] она случается, но у них слишком мало способов выразить ее. У него в распоряжении только его тело. И вот он плохо спит, мало ест, не растет, перестает гулить. Он неподвижно лежит в своей кроватке, глядя в потолок, и вообще не реагирует ни на чье появление.

Американский педиатр Т. Б. Бразелтон стоит у истоков теории «steel face», доказывающей, что грудному ребенку не нравится, когда у взрослого застывшее выражение лица. Он начинает негодовать, а потом глубоко огорчается, и это огорчение может вылиться в депрессию, если с окружением ничего не изменится. Вспомните, депрессия у взрослого всегда выражается отсутствием мимики, неяркостью выражаемых эмоций. Легко можно представить, какое неприятное ощущение у младенца бывает, когда на лице одного из родителей постоянно такое выражение.

В саду депрессивного ребенка можно определить по тому, что ему не сидится на месте. Он агрессивен, импульсивен, нестабилен, в общем, плохо воспитан. Не обязательно, он может быть угнетен. Такая же история с малышами, которые кусаются. Это вполне может быть их способ показать, что с ними не все в порядке. Значит, когда их кусают в ответ «чтобы поняли», как советуют некоторые специалисты, их плохое самоощущение усиливается. И они еще больше замыкаются в своем горе.

«То он липнет ко мне, то он хочет меня стукнуть». Если воспитательница выскажет что-нибудь подобное, самое время насторожиться. Именно подобное чередование «привязанность-противостояние» характерно для депрессии у малышей. Так же как и то, что ребенок грустен, прячется, чтобы поплакать и не хочет ходить в садик.

 

Настроение все ухудшается, ребенок впадает в пессимизм  

Ребенок с трудом засыпает, просыпается несколько раз за ночь или очень рано утром, ест мало или наоборот начинает есть все подряд, точно у него булимия. И, еще один характерный знак, он постоянно жалуется на боль: то живот болит, то голова, вечно с ним не все в порядке. Важно увидеть, что стоит за этими постоянными недомоганиями…

Когда ребенок становится старше, симптомы депрессии становятся похожи на «взрослые». Мальчик-школьник, как взрослый, склонен недооценивать себя. Его самооценка неуклонно понижается и он близок к тому, чтобы счесть жизнь «недостойной того, чтобы ее прожить». Как только перед ним замаячит перспектива какого-то нового дела, он прячется за отговорками: «Я не умею, я не могу, у меня не получится, это слишком трудно для меня». Все высказано: ребенок одновременно объяснил, что не верит в себя и что страдает.

Со временем он, пытаясь с этим справиться, впадает в другую крайность. Начинает бунтовать — и кто знает, куда заведет его тот бунт. Он впадает в неудержимый гнев, делается неуправляемым. Естественно, он обиделся на весь свет. И чтобы выбраться наружу, он использует ложь и разнообразные выдумки, впадая в мифоманию. Вот как раз случай нашего Арно, который сочинил себе другую реальность, потому что его жизнь его не устраивала. И, конечно же, на следующем перекрестке ребенка подстерегает неуспеваемость.

Депрессивные дети как правило быстро устают, слишком озабочены, они плохо спят по ночам. Естественно, в школу они тоже ходят с неохотой. Настроение у них вечно мрачное… Ничего не получается — что же, тем хуже, все равно я полное ничтожество.

 

Проблемы накапливаются…  

Получается заколдованный круг: неуспеваемость вызвана депрессией, и ей сопутствуют еще некоторые факторы. Например, дислексия, с которой ребенок успешно справился в младших классах, может вновь возникнуть позже под влиянием депрессии. Это одно из свойств депрессии: она обращается к прошлому, находит старые раны и вновь бередит их.

 

Особенно в подростковом возрасте…  

Он скучает, посылает вас подальше при каждом удобном случае… старая песня, все подростки таковы. Дома он слоняется без дела, валяется на диване, любимое слово «Скукотища», любимое выражение «Все достало…» Но нормальный подросток преображается вне дома, делается веселым и милым. Если он не депрессивен. В этом случае он остается таким же.

«Не нервируйте меня!», говорит депрессивный подросток. Он то и дело чувствует себя больным, выискивая различные болезни. Он плохо спит, плохо питается. Иногда он становится булимичным или анорексичным. Иногда он уходит в себя. Но часто становится агрессивным и несдержанным. Хотя раньше таким не был. И главное, его прекращают интересовать его прежние хобби. Он бросает заниматься музыкой, спортом… Надо обратить внимание на эти признаки… это не капризы.

Случается, что девушка-подросток в депрессии может впасть в социальную фобию. Она до такой степени низко оценивает себя, что с трудом выдерживает посторонние взгляды. Она молчит и краснеет, опускает глаза, иногда она даже стесняется зайти в магазин, чтобы что-нибудь купить. Иногда у подростков депрессия проявляется в навязчивых состояниях — это последняя попытка как-то вернуть контроль над своим душевным состоянием.

Ему все надоело до чертиков, делать какие-то дела выше его сил. Его пренебрежительное отношение распространяется на весь свет, и на себя самого в первую очередь. Он топчется на месте, сооружая себе ловушку, где сидит и точит черные мысли.

— Что ты будешь делать, когда вырастешь?

— Будущее меня не интересует…

— Ты хоть в курсе, что сейчас в мире происходит?

— Да тупость! Сплошные ужасы!

— Как ты себя ощущаешь?

— Я полное ничтожество.

Для депрессивного подростка «ничто не имеет значения: ни он сам, ни будущее, ни мир».[35]

 

Роль родителей  

Чтобы бороться с депрессией, в нее надо прежде всего поверить и увидеть ее. Следует быть внимательным к симптомам, не впадая при этом в крайность! Вспомним, что депрессия — изменение настроения, которое продолжается длительное время. Родители играют в этом важную роль. Они должны наилучшим образом урегулировать свои проблемы. Невозможно даже представить, до какой степени поступки и настроение родителей влияет на детей! Воспитание — не слова и нотации, это личный пример. Не забудем, что цель — беречь, сопровождать и поддерживать до наступления автономии. И сохраняя при этом нормальный настрой!

Кроме того, ребенок, маленький ли, большой ли, должен обязательно говорить о своей депрессии. Ему надо выговорить свою тоску, а взрослые должны помочь определить ее причины и вновь обрести веру в себя. Для этого необходима психотерапия. Ее нужно подключить как можно скорее и специальным образом. В идеале она основывается на двух полюсах, ее тогда называют «бифокальной».

С одной стороны, ребенок или подросток начинает обладать неким личным пространством. У него есть только для него предназначенное место и личный собеседник. Это все принадлежит только ему. Со своей стороны родители, которые нуждаются в совете, в информации или просто им надо излиться, приходят в другое время. Очень важно с уважением соблюдать подобное разделение, чтобы избежать фрустрации.

Параллельно с этим в самых тяжелых случаях может быть предложено медикаментозное лечение. Оно длится более или менее долго[36] и должно восприниматься исключительно как катализатор, который поможет ребенку выйти из изоляции.

 

Худшее, возможно, позади  

Если депрессию признали — полдела сделано. Пройден первый шаг, его преимущество — нормализуются отношения в семье. У родителей есть объяснение происходящему, ребенок чувствует, что на него обратили внимание и пытаются понять. Дома ошибок уже можно избежать — например наказаний, которые еще больше провоцировали состояние безнадежности и отчаяния. Депрессия коварна, она постоянно питает сама себя, черпая из новых источников. Главное — вовремя ее заметить, иначе она будет прогрессировать.

Что касается школьных трудностей, очень важно не зацикливаться на лени или отказе работать. «Бездельник!», — скажет окружение, а проблема может быть совсем в другом. Санкции и нотации только усиливают расстройство и вызывают эффект, обратный желаемому: депрессивный ребенок все больше погружается в пучину тоски. А ведь он, возможно, посылал сигналы тревоги, которые просто надо было правильно истолковать. Он беспомощно пытается выразить, как ему плохо, — а в школе отметки все ниже, и все заканчивается полным разочарованием.

«Взрослые никогда ничего не понимают сами, а для детей очень утомительно без конца им все объяснять и растолковывать».

Маленький Принц, Антуан де Сент-Экзюпери [37]

 

Элиотт: Мы уже и не знаем, что делать с вашим сыном!

 

«Он отказывается считать до десяти — и при этом у него мания цифр. В этот момент он приклеен к календарю, он знает, какой день недели соответствует абсолютно любой дате… можете сами проверить».

Отец Элиота предлагает мне проверить удивительные способности его сына, которому шесть с половиной лет. Мальчик учится в подготовительном классе. Отец привел его ко мне, потому что учительница тоже считает Элиота несколько странным и ее это беспокоит: «У меня часто создается впечатление, что мыслями он где-то в другом месте».

Это все происходит в сентябре 2003 года. Я, слегка заинтригованный, спрашиваю Элиота:

— Четырнадцатое июля?

— Понедельник, — в тон отвечает он.

Я смотрю в календарик: точно!

— Давайте, давайте. Можете спросить что-нибудь пораньше.

Я пробую:

— Одиннадцатое января?

— Суббота. И попозже можете спросить.

— Четырнадцатое декабря?

— Воскресенье. Можете еще про другой год спросить.

— Тринадцатое марта 2005 года?

— Воскресенье.

Элиот отвечает мгновенно, не задумываясь, и никогда не ошибается. Ни разу не встречал такого.

Маленький гений весел и общителен, улыбается мне, явно довольный, что сумел меня так огорошить. Но я обращаю внимание на его привычку нервно постукивать пальцами по столу. Явно непроизвольно, но при этом постоянно.

 

Он всегда был таким  

Сейчас у нас на повестке дня даты; в три года это были имена. В младшей группе садика, чуть ли не с первых дней, на перекличке он отвечал «здесь» или «отсутствует» за каждого из тридцати трех детей в своей группе. И никогда не ошибался. Притом, что их совсем еще не знал. Значит, он уже тогда знал наизусть весь алфавит. Рано!

Но его подвиги не всегда бывали такими милыми и забавными. В два года он был одержим дверями гаража. Отец его от этого очень страдал. Им приходилось обходить весь район, останавливать машину возле каждого дома и ждать. Ждать момента, когда откроется гаражная дверь и лицо сына озарится радостной улыбкой. Он был абсолютно счастлив. Если же дверь долго не открывалась и папа наконец решал уехать, у ребенка начиналась истерика. Его мать, которая заметила, что я был поражен этим рассказом, поспешила оправдаться: «Надо понять нас. Мы позволяли вовлечь нас в эту игру, потому что это был единственный способ разделить с ним какое-то занятие и чувство!» Потому что Элиота ничего не интересовало, кроме его маний.

 

Что-то в нем не так  

Родители измучились. Им приходилось прилагать такие усилия, чтобы добиться улыбки ребенка: они надеются увидеть, как он возвращается на землю, хоть на секунду. Потому как остальное время он живет на планете Марс. По сути, все, кто с ним общается, сбиты с толку. В школе никто ничего не понимает. Элиот способен как на плохое, так и на хорошее, «он непредсказуем и необъясним», уверяет его учительница, «он может отлично учиться, потом вдруг рассердится на что-нибудь и замкнется, ни слова из него не вытянешь».

В конце концов его педиатр решил обратиться ко мне с письмом, в котором интересовался физическим развитием Элиота и мерами, которыми нужно принять, чтобы наладить его успеваемость: «С точки зрения учебы, мы не знаем, что с ним делать».

А учеба у него проходит действительно довольно странно. В прошлом году в садике он параллельно проходил программу подготовительного класса. Определить его настоящий уровень знаний и умений практически невозможно. Кстати, тест на IQ выявляет его слабые места: задания на ориентацию в пространстве, понимание правил жизни и социальную адаптацию удаются ему гораздо хуже, чем задания на арифметику и на память.

Когда он был меньше, у него замечали нарушения координации движения, он часто падал и неправильно держал карандаш. Эти недостатки были вовремя замечены и исправлены благодаря трем годам психомоторной терапии и плавания в бассейне. Занятия привели к отличным результатам. В тот благословенный день, когда преподаватель по психомоторной терапии заявила, что теперь он больше не нуждается в ее помощи, она добавила:

 

Ваш сын вернулся издалека!  

Неуклюжесть осталась в прошлом. Но родители по-прежнему обеспокоены: с поведением все равно проблемы. Они беспомощно разводят руками при виде «странностей» своего сына. Они могли бы рассказывать о них часами, их столько!

Иногда у него бывал какой-то речевой тик, он упорно по нескольку раз повторял окончания фраз, причем явно непроизвольно. Подобно ребенку с эхолалией, который в ответ на вопрос «Как тебя зовут» отвечает эхом «тебя зовут…»

Да, загадочный мальчик этот Элиот… Мне захотелось узнать о нем побольше, причем с самого раннего детства. Мама вспоминает, что у нее была очень тяжелая беременность, долгие мучительные роды, неделю малыш провел в реанимации. Короче, воспоминания не самые лучшие. Следующая страничка: Элиот пошел в год и два месяца, заговорил рано, в полтора года. Потом родилась сестричка. И с этого момента, хотя он уже он заговорил, начался регресс. Он орал, изображал младенца, начал вновь сосать соску и пить из бутылочки. Он пошел в садик и мама заметила, что «с этого момента все пошло не так: он больше не смотрел мне в глаза». Это как раз время одержимости гаражными дверями.

Отец продолжает. Он цитирует отчет воспитательницы младшей группы: «Элиот приходит в сад, кидается на пол, не обращая ни на кого внимания, или неподвижно сидит в углу. За полдником его все время нужно сажать на одно и то же место и давать один и тот же синий стакан, иначе он разнервничается. Во дворе он ездит на своем трехколесном велосипеде и кричит, если его кто-то тронет». Именно в этом году он выучил имена всех детей наизусть — не проявляя к ним при этом никакого интереса. В течение двух следующих лет его поведение стало лучше, он пошел на контакт. У него даже была подружка: «Дети тянутся к нему, им нравится о нем заботиться».

 

Нестабильное поведение  

Я встречаюсь с ним с глазу на глаз. Шестилетний мальчик. Выглядит, как все дети его возраста. Темноволосый, с блестящими черными глазами, лукавыми и любопытными. И вдруг этот внимательный взгляд устремляется в никуда, теряется где-то в неизвестности… Он рассказывает мне про Покемонов — они ему очень нравятся. Сказал, что у него все в порядке, нет проблем. «Раньше» они были, а теперь нет. Я обращаю внимание, что он все время это подчеркивает: «Это было раньше», «Я так говорил раньше», как будто вспоминает давно забытое время. И в этот момент его улыбка гаснет. Очевидно, что об этом недавнем прошлом у него сохранилось крайне болезненное, мучительное воспоминание. Что касается двигательных функций — никаких нарушений. Я прошу его пробежаться по коридору — все в порядке. Хорошо различает право и лево. Уровень понимания вполне удовлетворительный — когда он не уходит в себя.

Мое заключение: «Поведение ребенка нестабильно, нужно наблюдать. Необходимы занятия с логопедом и с психологом. В подготовительном классе нуждается в поддержке учителя. В добрый путь».

 

Год спустя  

Мы встречаемся с ним, когда он уже два месяца учится в первом классе. Все занятия с психологом и логопедом прерваны за ненадобностью — он очень преуспел в учебе. Однако учителя в шоке от его поведения: «Он хорошо учится, отлично понимает все указания, но это непоседа, бунтарь и провокатор. Его неистовые выходки нарушают порядок в классе».

— С ним не все хорошо, мы волнуемся, — говорят мне родители. — Он говорит нам, что в нем живет два человека.

— Это правда, Элиот? — спрашиваю я.

— Ну, как будто у меня в голове два мозга, один добрый, а второй злой, — объясняет мне малыш.

Не нравится мне это. Такой образ мысли свидетельствует о нарушении организации личности, «раздвоении». Но я пока молчу.

Отец рассказывает, что все началось с первого дня. Может быть, учителя оказывали на него слишком сильное давление? «Иногда он прекрасно отвечает на уроке, а иногда говорит невпопад». В общем, результаты нестабильны, можно только точно сказать, что он очень силен в математике. Я спрашиваю у Элиота, по-прежнему ли он помнит все даты в календаре по дням недели?

— Нет, уже не помню.

— У него другое началось! — вскрикивает отец. — Его новая страсть — телепрограммы. Он все их знает наизусть.

Я проверяю — и правда, он держит в голове все расписание телепередач всех каналов. Не имея никакого представления об их содержании, он называет их по порядку, точно читает в анонсе. Словно они впечатаны в его голову.

Я беседую с ним. По-прежнему он мил и дружелюбен. Хорошо читает. Реже «отключается». Но все равно то отвечает просто блестяще, то молчит как рыба. Он выглядит не таким возбужденным, но у него масса навязчивых идей, которые его самого раздражают. Отец объясняет, что мальчик сам навязывает себе определенные правила. Что он очень строг к себе. Запрещает себе опаздывать, хоть на минуту. К концу разговора я замечаю, что Элиот общается лучше, но на одном условии. Все должно соответствовать его пожеланиям, вещи должны быть сложены определенным образом, порядок не должен быть нарушен — иначе он взрывается. Он панически боится любых неожиданностей.

 

Необходимо обследование в стационаре  

Мне представляется вполне оправданным госпитализировать ребенка на пять дней, и я записываю его на ближайший срок. Одновременно я пишу письмо его врачу: «Подобная ритуализация мысли, необходимость сохранять устоявшийся порядок вещей и периодические выпадения из реальности позволяют предположить, что организация личности нарушена или не завершена, невзирая на прекрасные способности и знания мальчика».

Элиот появился в отделении в январе, после первого триместра, который закончил с поразительно неровными результатами, оставив преподавательницу в полном недоумении. Наша команда согласилась с выбранным мной направлением исследования: возникли к тому же новые вопросы. Элиот очень преуспел в определенных областях, особенно в математике, но аффективные проявления ниже нормы. Периодически он ведет себя как младенец, рыдает по каждому поводу или прячется на коленях медсестры, если его обижают другие дети. Но при этом многие воспитательницы отмечают, что он легко соглашается, если ему предлагают какое-то занятие. И иногда загадочно улыбается — просто-таки обезоруживающей улыбкой. Эти крайности в характере показались весьма странными. Заметно было, что взрослых Элиот удивляет и буквально завораживает, а детям неинтересен, они его избегают. Это тоже довольно необычно…

Соматическое обследование показало, что мальчик абсолютно здоров. Просто пышет здоровьем. Правда, он страшно орал, когда ему надевали на голову шапочку из клемм для электроэнцефалограммы. Он потом признается, что боялся, что люди таким образом узнают его мысли!

Психолог подтверждает предварительный диагноз: дисгармония[38]. Доказательства налицо. Ответы теста на IQ крайне неоднородны. Опять все отлично с арифметикой, опять полный провал некоторых заданий, особенно на социальную адаптацию.

Результаты личностных тестов потрясающие: приключения, которые пришлось пережить по воле Элиота Черной лапке (это все та же маленькая свинка на рисунках, которые нужно комментировать), интересны и разнообразны, настоящее фэнтази экстра-класса, нечто среднее между Гарри Поттером и Звездными войнами… Элиот выдумывает совершенно невероятные ситуации и переживает их всей душой… Особенно когда он воображает встречу между Черной лапкой и Дартом Вейдером. И вдруг неожиданно — приступ необъяснимой тревоги: «Убери эту картинку, я не хочу ее видеть!»

К концу недели он, кажется, несколько приобвык, «опустился на землю», стал нормально воспринимать реальную жизнь отделения, сдружился с детьми.

 

Серьезное лечение  

Когда срок пребывания в больнице истекает, я представляю родителям Элиота заключение, полученное в результате обследования. Мальчик страдает от «дисгармонии развития», и поэтому его обширные знания и прекрасные способности не всегда могут быть проявлены из-за приступов тревоги. Ему нужна специальная помощь в нескольких областях. Он должен индивидуально заниматься с психотерапевтом (чтобы помочь ему «структурировать» его личность), нужны сеансы групповой терапии (чтобы научить его действовать совместно с другими детьми), сеансы психомоторной терапии (чтобы научить его чувствовать реальность и научиться контролировать эмоции) и препарат, подавляющий тревожность, который успокоит его душевно и физически. Еще ему понадобится поддержка со стороны учителей. Совместное собрание с ними я предусматриваю провести перед поступлением во второй класс. И, конечно, ряд советов, которых следует придерживаться его семье. За эту часть я спокоен: на родителей можно рассчитывать, они терпеливы и выносливы.

Только такое основательное лечение может быть залогом, что Элиот займет достойное место в жизни и нагонит отставание в физической зрелости. И сможет использовать свои способности для учебы — поскольку его мозг освободится от переполняющих его безудержных фантазий. Я буду наблюдать его, пока он окончательно не сбросит наряд «непостижимого» маленького мальчика. Наша цель — чтобы он связал себе — петелька за петелькой — новое облачение, в котором он сможет быть в гармонии с окружающими. И с собой.

Последние новости — он перешел во второй класс. По-прежнему необычный мальчик, можно сказать, оригинал, и, ясное дело, лучше всех в классе по математике.

 

Цели и средства оценки

 

Для чего нужен тест на IQ  

Сам по себе Интеллектуальный Коэффициент мало о чем говорит. Отзывы в прессе — хуже некуда. Особенно его недолюбливают учителя, которые считают, что тест слишком много значения придает врожденным способностям и исключает возможность прогресса для детей. Тем не менее этот объявленный политически некорректным IQ нам абсолютно необходим. Он представляет собой серию вопросов, которые могут повернуть в нужном направлении наши клинические исследования и качественный анализ. Если включить его в общую цепь диагностики, он станет одним из важных инструментов, необходимым, чтобы достаточно точно очертить параметры проблемы, явившейся первопричиной неуспеваемости. Он помогает также измерить воздействие неврологического заболевания на обучение.

Наиболее распространенный и общепринятый тест для детей и подростков от 6 до 17 лет — WISC (Шкала интеллекта Векслера для детей), последняя версия которого появилась во Франции в 2005 году под названием WISC IV. Эта шкала оценки тех знаний, навыков и способностей, которые ребенок хочет продемонстрировать нам в данный момент. В нем, соответственно могут быть «ложноотрицательные» результаты, полученные у тех детей, которые не включились в игру как следует — по причине невнимательности, усталости, недоверия или упрямства. В этом случае оценка результата окажется преуменьшена. Зато не может произойти обратного: «ложноположительных» результатов быть не может, ребенок не может симулировать способности, которых у него нет[46].

Сразу же мы должны отрешиться от общей цифры. Все наше внимание — расхождение в результатах тестов разных функций. Этот метод систематического сопоставления разных видов заданий весьма надежен и познавателен. Он позволяет нам один за другим исследовать все элементы, составляющие общие способности ребенка. Получается нечто вроде паззла, который нам надо собрать, определив роль и место каждой детали. Разнообразные области способностей ребенка отражают его слабые и сильные стороны и в совокупности составляют его интеллектуальный капитал, которым он пользуется, чтобы «учиться, понимать и адаптироваться»[47]

Оценка интеллектуальных способностей — прерогатива психологов, только они могут правильно организовать проведение и расшифровать ответы. Профессионалы регулярно предупреждают о неумелом и случайном использовании результатов теста на IQ. Мы под этим подписываемся обеими руками. Не нужно сравнивать оценку интеллектуальных способностей с обычным обследованием вроде рентгена или электроэнцефалограммы. Цифры IQ нельзя трактовать без учета глобального анализа личности и организма ребенка, условий прохождения теста, истории маленького пациента и его семьи. Вырванный из контекста и лишенный комментариев профессионала, проводившего тест, этот результат теряет смысл. Более того, он может даже привести к пагубному для ребенка заблуждению. Заблуждению опасному, поскольку на ребенка навешивается совершенно бессмысленный ярлык. А если он неосторожно станет достоянием гласности, это может катастрофически занизить самооценку ребенка и негативно повлиять на отношение к нему в школе. По сути дела повсеместное неумелое использование IQ может исказить смысл теста и увлечь множество родителей на неверный путь — и все это под предлогом научного просвещения масс.

Именно поэтому мы не раскрываем секрет последней версии IQ (WISC IV). Зато мы опишем несколько заданий из прежней версии (WISC III), дабы проиллюстрировать некоторые ситуации, описанные в первых главах книги. Мы увидим, что если цифры, представленные тестом, могут ориентировать врачей при постановке диагноза, это всего лишь один из показателей, которые должны рассматриваться вкупе с результатами других психо-аффективных обследований ребенка.

Ребята проходят WISC III примерно за полтора часа. Там выявляется два вида способностей. Ребенок с одной стороны должен использовать свои «вербальные» компетенции (вербальный IQ), имеющие отношение к речи и языку, и компетенции «исполнения», которые требуют применения практического ума. В тесте вербальные и невербальные задания чередуются. Обе серии результатов потом сопоставляются. Вот перед вами — для примера — сборный вариант теста.

 

Оценка вербальных способностей включает шесть групп заданий.

 

1. Информация

В этой части оцениваются общие знания по результатам ответов на вопросы типа[48]:

— Сколько всего континентов?

— Кто написал «20 тысяч лье под водой»?

Эта группа вопросов многое говорит о семейных и социальных отношениях ребенка. Ответы позволяют убедиться, занимаются ли с ребенком домашние и близкие. Ведь источником знаний может быть не только школа, они зависят и от любопытства ребенка, долгосрочной памяти, способности ориентироваться во времени.

Эта часть теста особенно трудна для дисфатиков, которым трудно «найти слова», и для «заброшенных» детей. Полученный результат не дает представления об интеллекте ребенка, но скорее о способности к обучению и степени открытости для внешнего мира.

 

2. Арифметика

Это маленькие задачки, усложняющиеся по ходу теста, которые нужно решить в уме.

«Поезд с начальной скоростью 200 км в час отправился в 8 часов, он должен проехать 500 км, но авария заставила его на 15 минут остановиться, и с тех пор он ехал со скоростью 100 км в час. На сколько он опоздает?» И так далее.

Естественно, сложность корректируется в соответствии с возрастом. Условия самых сложных задач ребенок прочитывает сам, решение ограничено по времени и это — дополнительный фактор стресса. Здесь оцениваются способность сосредоточиться, внимание (все данные нужно удержать в памяти), возможность решать в уме и способность к рассуждению.

Чаще всего это задание не получается у гиперактивных детей из-за недостатка внимания, у одаренных детей, которые считают, что это «легкотня» и «школьное занудство» и у дислексиков (им трудно прочитать условие).

 

3. Сходство предметов

Ребенка просят определить черты сходства у двух объектов.

— Птица и самолет?

— Радио и телевизор?

И так далее — от простого к сложному.

Здесь проверяется концептуализация (способность к синтезу), абстрактное мышление (возможность отделить объект от привычного о нем представления), способность мыслить по аналогии. Ответы ребенка не зависят от школы и социального окружения. По сути дела, этому не учат ни в школе, ни дома, так что именно в таких вопросах проверяется интеллект и способность мыслить зрело. Одаренные дети любят такие вопросы и всегда спрашивают: «А еще таких нет?»

Умственно отсталые дети теряются на таких вопросах, они не видят связи между вещами. Дети с неврологическими проблемами слишком долго раздумывают. Зато дисфатики с этими вопросами справляются гораздо успешней, чем с прочими вербальными заданиями — тут действует только их интеллект. И они могут отвечать кратко, что гораздо легче для них.

 

4. Понимание

Ребенок должен ответить на вопросы, которые касаются решения бытовых или социальных проблем:

— Почему магазины закрываются в воскресенье?

— Почему за стоянку надо платить?

Это задание проверяет здравый смысл, интеллект и социальную адаптацию. В отличие от предыдущего. Оно связано с воспитанием и образом жизни. Но независимо от школьных знаний.

Ответить на такие вопросы обычно трудно дисфатикам (нарушена фразовая речь), детям, недостаточно социально адаптированным и дисгармоничным детям, живущим в мире иллюзий.

 

5. Словарный запас

Нужно подобрать определение словам, которые читает ребенок: «улитка», «ограничить», «еженедельник». Оцениваются умение формулировать, способность к общению, тяга к знаниям.

Это как раз очень «школьное» задание, но его результаты зависят и от семейного воспитания, от доступа к средствам массовой информации и любви к чтению. Сразу становится ясно, много ли ребенок читает. Обычно это задание не удается дисфатикам и умственно отсталым детям, но и они, если с ними много занимались, способны с ним справиться.

 

6. Память на цифры

Повторять ряд цифр в прямом и обратном порядке.

«4-5-2-9…» — серии цифр, количество которых зависит от возраста ребенка: для подростков их число доходит до семи. Это задание на внимание, концентрацию и быструю память. Повторять с конца ряд цифр не так-то легко: нужно иметь развитое воображение и уметь удерживать мысленные образы. Слегка затрагиваются также возбудимость и выносливость.

Гиперактивные дети обычно проваливают это задания. Дети с неврологическими нарушениями — особенно с эпилепсией — тоже. И «одаренные», кстати, не особенно блещут, им просто не интересно.

 

Общую цифру, полученную в результате выполнения вербальных тестов, запоминать нет смысла. Нас больше волнуют расхождения в результатах. Каждое задание оценивается по 19-балльной системе. Одаренный ребенок может получить 19 по заданиям на сходство и на понимание, но зато память на цифры и арифметические вопросы не заслужат более 5–6. Последние два задания провалит и гиперактивный ребенок — но в остальном он тоже может оказаться на высоте. Важно также отметить, что индикаторы неуспеваемости в школе тревожно загораются во время тестов на владение информацией, на словарный запас и на цифровую память.

 

Оценка способностей к «исполнению» также проходит в шесть этапов.

 

1. Дополнить картинку

Ребенок должен назвать или показать деталь, которой не хватает на картинке.

— удочка без крючка

— футбольный матч без мяча и так далее

Выполнение задания ограничено по времени. Оцениваются визуальный анализ, внимание к деталям, привязанность к реальности и конкретность мышления.

Как правило, это задание трудно выполнить детям с депрессией, тревожным или страдающим фобиями. Зато дисфатики выполняют его отлично: можно же ничего не говорить. Достаточно показать. Дисгармоничные дети с их вниманием к испорченным или несовершенным предметам тоже хорошо справляются с этим заданием.

 

2. Коды

Цель теста — написать символы, соответствующие цифрам. Предлагается список цифр, для которых нужно указать нужные символы: «& = 1, $ = 2, + = 3, № = 4…»

В этом задании на первый план выходит способность к визуальному поиску, а также умение графически воспроизводить знаки, внимание, концентрация, быстрая память, умение координировать взгляд и движение руки. Это один из главных показателей способности к обучению и старательности в школе.

Для гиперакивных и одаренных детей этот тест — катастрофа. Дети с дисфазией справляются с ним хорошо. Дети с неврологическими нарушениями — плохо. Им мешает медлительность и отсутствие координации движений.

 

3. Выстроить картинки по порядку

В картинках, разложенных в беспорядке, представлена некая история. Необходимо выстроить картинки в соответствии с логической последовательностью событий за заданное время. Ребенок показывает свое умение понять ситуацию, координацию во времени и качество «внутренней речи».

Из всех заданий «на исполнение» именно это трудней всего дается детям с дисфазией. Ведь для того, чтобы восстановить историю, они должны ее проговорить, хотя бы и про себя. Труден этот тест и для детей с нарушениями временной координации.

 

4. Соединение объектов

Дети собирают на время паззл: кошка, дом, гитара… Задействованы координация во времени и пространстве, владение телом. Очень важна для этого задания и гибкость ума — возможность переделать, начать сначала, если не получается.

Для гиперактивных детей и детей с диспраксией этот тест — непреодолимое препятствие. Плохо с ним справляются и дети с расстройствами психики: тест проявляет также и аффективную зрелость.

 

5. Кубики

Очень хитрый тест. В руках у ребенка — четыре двухцветных кубика, две грани у которых двухцветные. За ограниченное время ребенок должен воспроизвести в трех измерениях модель, которая ему предложена. Наша цель — определить координацию в пространстве, абстрактное мышление (как ребенок от конкретной картинки переходит к мысленному образу), способность к анализу и синтезу и интеллект. Это задание эквивалентно вербальному тесту на поиски сходства.

Одаренные дети в этом тесте проявляют себя просто блестяще. Зато он совсем удается детям, плохо ориентирующимся в пространстве.

На этой стадии уже интересно будет заметить, какое расхождение может быть между результатами двух соседствующих заданий. Например, тест с кубиками и тест с паззлом могут давать у одного ребенка очень разный результат. Но если ребенок завалил оба этих теста — однозначно ясно, что у него проблемы с ориентацией в пространстве. А если ребенок не сумел составить паззл, но справился с кубиками — возможно, у него нарушена аффективная сфера (нарушения точности движений и уверенности в себе).

 

6. Символы

Найти нужный символ в группе. Перед ребенком несколько рисунков, которые ни о чем не говорят. В левой колонке — три символа, в правой — один. Вопрос: есть ли такой же символ, как ты видишь в колонке справа, среди тех, что в левой колонке? Выполняется на время.

Этот тест показывает нам, насколько у ребенка развито селективное внимание, не позволяющее отвлечься на посторонние детали. Если копнуть глубже, он определяет координацию между видением и движением — она называется «визуально-двигательная координация»: вижу — действую после того, как расшифровал послание.

Рассеянным детям сложно выполнить этот тест. Труден он и дислексикам, у которых проблемы и с «прочтением» символа, и с вниманием. Так же как и в тесте с кодами, здесь важна способность к визуальному поиску, но отвечает ребенок, просто пометив нужный символ галочкой.

Сопоставление результатов теста на коды и на символы очень информативно. Если ребенок не справился ни с тем, ни с другим — проблема скорей всего во внимании. Если ребенок провалил тест на коды, но удачно выполнил задание на символы, значит, у него проблемы с начертанием знаков, письмом, он медлителен или у него недостаточна гибкость запястья.

 

7. Лабиринт

Нужно вывести маленького персонажа из лабиринта, внимательно посмотрев на картинку. Если ребенок начал, он уже не может возвращаться назад. Сделать это необходимо за заданное время.

Здесь проверяется прежде всего импульсивность, но вдобавок и графические навыки, почерк. А также умение планировать свои действия.

Гиперактивные дети в этом тесте обычно терпят фиаско: они набрасываются на рисунок, ошибаются и оказываются в том месте, откуда начали. Они неспособны рассчитывать, сосредотачиваться и контролировать свою импульсивность.

Психологи признают, что разные расстройства проявляются в тестах достаточно закономерно. Есть некие постоянные показатели. В честности, детям с дефицитом внимания не удаются задания «коды», «символы», «арифметика» и «память на цифры». Дислексия проявляется в низких результатах тестов «арифметика», «коды», «информация» и «память на цифры». У детей с дисфазией общий результат вербальных тестов ниже, чем тестов на «исполнение», как минимум на 15 баллов. У ребят с диспраксией — ровно наоборот. Результаты «вербальных» заданий оказываются как минимум на 15 баллов выше. Но — повторяю — эти правила не абсолютны, и общий итог подводится с учетом индивидуальных особенностей ребенка. На него должно накладываться еще и профессиональное впечатление психолога — как ведет себя ребенок во время испытаний — и он рассматривается в общем контексте истории болезни.

Оценка итогов теста на IQ, хотя и многое определяет, если проводится с учетом правила сопоставления результатов заданий, остается всего лишь оценкой, и ее еще не достаточно для постановки диагноза. Тем не менее она остается значительным подспорьем, она проливает новый свет на понимание характеров и проблем наших маленьких пациентов. А понять — значит помочь.

 

Другие технические средства  

Нейропсихологическое обследование

Некоторые тесты позволяют специфическим образом оценивать такие функции мозга, как внимание, память, речь… Их осуществляют нейропсихологи, то есть психологи, выбравшие такую специализацию в процессе обучения.

Их назначают не всегда, а в случаях, когда нужно дополнить итоги теста на IQ, если они недостаточно показательны. Эти обследования очень помогают логопедам в случае, если занятия с ребенком оказываются неэффективными.

Нейропсихологическое обследование гиперактивных детей позволяет в некоторых случаях подтвердить, что причина возбуждения — дефицит внимания. Из предлагаемых тестах известны Stroop, Trail Making Test, цепь колокольчиков…

 

Обследование поведения

Такое обследование позволяет объективно оценить психологическое состояние ребенка.

Для этого используются шкалы и таблицы, которые заполняют родители и преподаватели; самые распространенные из них — шкалы Коннерса и Ахенбаха (Child Behaviour Check List).

Опросник Ахенбаха — длинный и сложный (113 вопросов), он предназначен для исследований, а редуцированная версия Коннерса проста в использовании и позволяет быстро выяснить основные проблемы ребенка. Отмечено, что результат больше 15 свидетельствует о том, что ребенок воспринимается человеком, заполняющим опросник, как гиперактивный. Сравнение ответов отца, матери и преподавателей предоставляет очень важные указания на происхождение гиперактивности. Если общая цифра, полученная в школе, выше, чем оценка родителей, речь идет о школьных трудностях или раннем развитии. Если, наоборот, ребенок нормально ведет себя в школе, но дома ходит на голове — это показатель нарушения нормальных отношений в семье. Одинаково высокие показатели у всех свидетельствуют о Синдроме Гиперактивности и Дефицита Внимания.

 

Сокращенный опросник Коннерса для детейИмя ребенка……………………………………. Фамилия…………………………………..Дата рождения………………………………..Опросник заполнял (а): мать Отец ОбаЧислоПометьте крестиком ответ, который вам больше подходит для описания ребенка (гиперактивен при результате более 15)Вопроснетнемногооченьневероятно1. Возбужденный или чрезмерно активный2. Нервный, импульсивный3. Не способен закончить начатое, недолго удерживает внимание4. Не может сидеть спокойно5. Будоражит других детей6. Невнимателен, рассеян7. Все его просьбы нужно немедленно удовлетворять; обидчив8. Легко и часто плачет9. Частые и выраженные смены настроения10. Вспышки гнева, взрывное, непредсказуемое поведение

Советы родителям и учителям[49]: приемы, уловки, приспособления

 

Какими бы ни были школьные трудности ребенка, мы можем — более того, мы должны — найти какое-то решение. Прежде всего специальную помощь, характер которой определяется после ряда подробных и серьезных обследований: занятия с логопедом, сеансы психомоторной терапии, занятия с психологом. Но кроме этого родители и учитель должны незаметно и подспудно применять целый ряд педагогических приемов и хитростей — их можно применять в повседневной жизни безо всякого послабления. Чтобы облегчить жизнь и себе, и ребенку. Чтобы школа перестала быть источником забот и тревог, чтобы появилась надежда на взаимопонимание. Эти советы просты и эффективны.

 

Неуклюжий  

Полю девять лет. Он забавный, милый шалун, как все дети. Но его рисунки невыразительны, он не может ровно писать, тетрадки его вечно грязные и рваные. Он не умеет как следует управляться с линейкой, ножницами, угольником, компасом. О геометрии даже и говорить не стоит! Ребенок страдает диспраксией. Так называют проблемы с управлением телом и координацией движений. Диспраксия также мешает писать, чертить, рисовать. И в школе начинаются трудности. Ему без конца пеняют его неуклюжестью, а он просто не может стать ловчей. Преподавателя следует предупредить об этом, чтобы он другими глазами взглянул бы на этого увальня и недотепу, который в старые времена то и дело получал бы линейкой по пальцам! Для такого ребенка подлинным маленьким чудом является компьютер, этот инструмент может изменить ему жизнь и позволит доказать, что вовсе он и не такой неловкий! Потому что при печатании на клавиатуре задействованы другие центры, оттого дети так легко научаются этому с малого возраста.

И в классе, и дома не стоит зацикливать ребенка на его проблемах: вместо того, чтобы неумеренно хвалить малыша за весьма условные успехи в письме или рисунке, было бы предпочтительнее просто сменить сферу внимания и похвалить его разумность, рассудительность, развитую речь и логику. Не забывайте, что именно за счет устных заданий ему предстоит взять реванш! Свои немалые знания ему трудно будет показать во время письменных контрольных. Поэтому, учитывая его склонность к устному запоминанию орфографических правил, повторяйте ему слова по слогам. То же самое касается словообразования: устно выделяйте приставки и корни.

Первое время ему нужно по возможности избегать письма. Поэтому ему очень полезны будут упражнения типа «вставьте буквы»: тогда ему не придется тратить силы на копирование длинных и энергоемких для него фраз, но зато вы сможете проверить, что он усвоил орфографическое правило. Избавьте его от кошмара переписывания! Сделайте специально для него ксерокс текста, над которым придется работать, или отсканируйте его. И чтобы избежать пустых или заполненных нечитаемыми значками страниц дневника с заданиями на завтра, назначьте ему в классе «секретаря» из числа девочек-отличниц, которые с удовольствием заполнят ему дневник своим аккуратным почерком. Следить за содержанием его ответов и терпеть несовершенство формы — этот совет равно касается и родителей.

 

Непоседа  

А вот у Райана с почерком все в порядке. Зато он не может усидеть на месте. Пусть поднимет руку тот преподаватель, у которого в классе никогда не было гиперактивного ребенка! Пусть признаются те родители, которые устали повторять «Ну успокойся же!»

В этом случае бессмысленно изматывать себя попытками убедить ребенка, чтобы он сидел спокойно. Он неспособен это сделать. Виной тому дефицит внимания, который мешает сосредоточиться на одном каком-то деле и вынуждает перескакивать с предмета на предмет. Как же решить уравнение гиперактивность + х = учеба? Нужно терпеть некоторые — самые безобидные — бурные проявления ребенка. Условно говоря, приподнимать крышку скороварки, чтобы выпустить пар. Например, можно разрешить ему двигаться при выполнении задания, но не вставать при этом с места. В школьной столовой на перемене стоит быть к нему снисходительней, если он не вытворяет чего-то ужасного, а просто носится или ерзает: для него это желанная разрядка, если ее запретить — будет только хуже. Разрешите ему учить стихотворение, крутясь вокруг стола в кухне. Известно, что он не может удерживать внимание не больше пятнадцати-двадцати минут. Значит, разделите ему время работы на такие отрезки — в том числе и в школе. Перерыв десять минут — и снова за дело. И чтобы не подстегивать его вольнолюбивый разум к новым странствиям, для работы нужно сажать его в специальное место с минимумом внешних раздражителей: пустой, а не заваленный книжками стол, подальше от телевизора и компьютера, все материалы под рукой. И материалы должны быть минимально «отвлекающими»: следует избегать ластиков с человеком-пауком, точилок с Покемонами и тетрадей со сценами из «Звездных войн». А преподавателю необходимо сажать его на первую парту и периодически останавливать на нем свой взгляд.

 

Легкомысленный  

Из-за своего недостатка внимания Райан делает множество глупых ошибок. Зато потом он плодит бесчисленные помарки, потому что способен сам заметить эти ошибки. Нужно позволить ему исправлять свои ошибки, пусть стирает или переписывает заново, но пусть делает правильно. Поэтому на контрольных ему нужно чуть больше времени, чем остальным. А чтобы он не чувствовал себя неудобно перед другими ребятами, давайте ему на один вопрос меньше за то же самое время. Пусть сделает меньше, но лучше.

И бесполезно его бесконечно упрекать, что он не следит на уроке, для него так естественно «впрыгивать в поезд на ходу»! Поэтому, чтобы убедиться, что он в данный момент мысленно с нами, нужно давать ему краткие напоминания по ходу урока. И если вы поняли, что он пропустил — не полениться объяснить ему еще раз. Если он не слушает, не думайте, что ему неинтересно, он и правда отвлекается не нарочно. Он просто болезненно рассеян. К его неорганизованности нужно относиться снисходительно, требование «собраться» ему не совсем понятно. Нужно научить его учиться, не ругая за забывчивость, а поощряя позитивные меры против рассеянности. Например, пусть регулярно делает список дел на завтра или перечень содержимого портфеля… так ему будет гораздо проще справиться с беспорядком!

 

Неспособен написать диктант  

Беда Джимми — орфография. Первая поддержка, которую можно ему оказать — не наказывать его за некоторые ошибки (отмечая их, конечно), которые не имеют отношения к теме нынешнего урока. Таким образом, утонувший в грамматике ребенок сможет выплыть и как-то разобраться хотя бы в том, что проходят сейчас. При этом ему больше по силам короткие диктанты или упражнения типа «вставьте пропущенную букву» — он перестанет чувствовать себя полным ничтожеством. И еще, чтобы он не перестал любить школу, стоит несколько адаптировать для него шкалу оценок. По сути дела, за диктант он всегда будет заслуживает самой низкой оценки — меньше пяти ошибок ему никак не сделать. И таким образом все его усилия пропадают втуне, даже если он лезет из кожи вон. Можно будет проследить, есть ли у него прогресс в письме, если учитывать «число» или «процентную долю» ошибок: 25 или десять ошибок, это всяко ноль по установленным правилам, но ноль нулю рознь, и для такого ребенка десять ошибок — свидетельство прогресса. Он сам сможет в этом убедиться. Кроме того, слово «ошибка» пробуждает слишком сильное чувство вины. Недаром оно одного корня со словом «шибеница» — «виселица» и «шибать» — «бить». Так что об ошибках случайных и не имеющие отношения к теме урока можно говорить как об «описках» и «недочетах».

 

Плохо читает  

Но Джимми к тому же и плохо читает. Есть некоторые приемы, чтобы помочь ему окончательно не возненавидеть это дело. Не следует забывать, что текст для него — полная тарабарщина! Бесформенный набор значков. Значит, ему нужно сначала давать тексты, написанные большими буквами, через большие интервалы, четко построенные. Можно даже сканировать страницы учебников в большем формате.

А чтобы ребенок не тратил силы на поиск пути среди страниц, очень важно помечать для него абзацы. Подчеркивать строчки флюоресцентными фломастерами. Нужно неустанно заботится о четком представлении текста: распечатывать ему упражнение так, чтобы оно целиком умещалось на странице, выбирать простой и постоянно одинаковый шрифт, чтобы он привык к нему. Нужно избегать разнообразия в подаче материала: он может не узнать знакомый текст, написанный на доске или вывешенный на стене класса. Для этого стоит дать ему тот же текст, напечатанный привычным шрифтом на бумаге.

Чтобы избавить его от насмешек одноклассников, есть смысл не вызывать его читать перед классом вслух — если, конечно, он сам не поднимет руку. Еще необходимо вслух повторять для него написанные указания. Вслух читать ему условия задачи. Ведь обидно будет, если он неправильно решит ее и получит плохую оценку по математике, оттого что плохо понял условие. Если ему плохо дается таблица умножения, пусть первое время во время выполнения заданий держит ее перед глазами.

Чтобы он все-таки продвигался в обучении, нужно заставить его максимально выкладываться на устных заданиях. Заранее ставить вопросы к тексту, перед тем, как ребенок начнет его читать. Тогда он с помощью разноцветных фломастеров сможет отметить в тексте ответы на заданные вопросы.

Чтение отталкивает такого ребенка, потому что оно ему недоступно. Значит, нужно помочь ему приручить этот мир, который пока для него загадка за семью печатями. Регулярно читайте ему дома. Скоро он будет ждать этого момента. А значит, ему это нравится! Покупайте ему аудио- и видеокниги. Слушая и воспринимая зрительные образы, он постепенно приохотится к чтению. Очень эффективный метод также — записать на магнитофон историю, которую должен сейчас читать ребенок (очень медленно и отчетливо артикулируя) и включить одновременно с тем, как он читает.

Если возникнет необходимость дополнительных занятий дома (по согласованию с преподавателем), выбирайте самые легкие, желательно адаптированные для детей с трудностями чтения книги, в которых больше используются цвета и другие способы, облегчающие зрительную память.

 

Одаренный  

У Улисса подобных проблем нет. Он все быстро схватывает. Может, даже слишком быстро. И тут же отвлекается — так, что его даже приходится призывать к порядку. Но его озарения лишены элемента рассуждения, лишены структуры. И чтобы помочь ему усвоить новые знания, нужно без конца просить его объяснить, как он действовал, чтобы получить правильный результат. Не забывая при этом, что ему постоянно нужно что-то новое. Значит, чтобы его «насытить», необходимо после урока допустить его к компьютеру или самим засесть с ним вместе за стол с энциклопедией для поиска дополнительной информации. И самое главное, нужно справиться с искушением залезть в программу следующего класса! Потому что тогда на следующий год он просто изойдет от скуки!

 

Как правило, если у одного из учеников возникают трудности, выходящие из-под его контроля, и он начинает явно выделяться на общем фоне, главная задача — не отвратить его навеки от школы. Не так трудно протянуть ему руку помощи и оценить его усилия, его прогресс. Все знают к тому же, что дети бывают жестоки и несправедливы к сверстникам, что они склонны клеить ярлыки. Необходимо как-то пресекать насмешки и хихиканье, когда, «как обычно», получает плохую оценку тот, кто чувствует себя от этого обреченным на ничтожество.

Чтобы помочь ему разрушить сложившийся стереотип, повысить самооценку и вновь обрести самоуважение, вызовите его к доске с вопросом, в котором он точно силен, чтобы он мог удивить одноклассников. Можно также использовать систему взаимопомощи: приставить к отстающему кого-либо из сильных учеников, чтобы тот помогал ему в случае, если тот не справляется. Главное, ни в коем случае нельзя бросать на произвол судьбы ребенка, которому трудно угнаться за остальными. Подбодрите его ласковым взглядом, покажите, что, несмотря на все трудности, его примут и поймут.

 

Заключение: Дать им новый шанс

 

Цель образования — конец образования, то есть изобретение.

«Образованная треть», Мишель Серр.

 

Причины неуспеваемости весьма разнообразны. На нее могут влиять и социологические явления. Люк Ферри[50] считает, что кроме укрупнения классов, глобального подхода к обучению и роста роли телевидения существует еще четвертая причина: «Современный индивидуализм, который вызывает потерю уважения к духовному наследию и родному языку… а также влечет за собой утрату нравственных ориентиров».

Мы, врачи, идем другим путем: выявляем индивидуальные причины неуспеваемости. Причины, выходящие за рамки социального контекста. Для нас каждый ребенок — отдельная личность, со своими достоинствами и недостатками. Эти недостатки нужно быстро обнаружить. И осторожно, аккуратно исправить — «заштопать». Или, как выражается Борис Цирюльник[51], «перевязать»: «В вязании будут отверстия или специальные петли, которые изменят вид изделия. Оно может снова стать красивым, теплым и прочным, но оно будет другим».

Ставки непомерно высоки. Учеба в школе и развитие человеческой личности неразрывно связаны, они постоянно переплетаются, это неизбежно. Испортив отношения со школой, ребенок ставит под угрозу отношения с людьми, с обществом. В любом случае он осложняет себе жизнь.

А между тем несколько простых правил могут предотвратить надвигающуюся катастрофу. Исключить из обихода коронную фразу «Вот можешь, когда хочешь»; вспомнить, что «успокоить могут только спокойные родители». И прежде всего как можно точнее и подробнее определить особенности ребенка. Помочь ему осознать свои трудности и «приручить» свою проблему, чтобы суметь победить ее. И даже превратить слабости в преимущества, использовать препятствия как трамплин.

И если есть какой-то секрет, вот он. Не стараться выздороветь в одночасье, как этого требуют особенно заботливые родители. Не говорить себе: «Со временем все уладится» и ждать, втянув голову в плечи, когда пройдет буря. Нет, важен путь, который пройдет ребенок. И его ежедневный труд, который мы можем сделать для него возможным и подходящим. Потому что счастье — не свет в конце туннеля, счастье здесь и сейчас.

Ребенка, которому трудно, нужно любить и понимать, он не должен быть заброшен и отвергнут. Это единственное условие, чтобы разрешить его конфликт с учебой. Чтобы примирить его со школой и с ним самим, ему нужна поддержка, протянутая рука помощи. Дома, в школе, у доктора. Иногда, чтобы успокоить утенка, достаточно лебедя…

И тогда, окруженный заботливыми взрослыми и понимающими родителями, ребенок сможет наконец двинуться вперед. Выздороветь от школьной болезни. Почувствовать себя таким же, как и все остальные дети. Вновь стартовать — с новыми силами.

То был фальстарт. Дадим ему новый шанс.

 

Послесловие

 

Я регулярно получаю весточки от Антуана, Элиота, Малика и других. Новости хорошие, хотя дети остались те же, и те же ноты порой фальшивят, но общий строй держится. Какой путь они проделали!

Они поняли, почему учиться так трудно. И поняли, что школа может не только пугать, но и подбадривать, давать некоторый стимул. Они потерялись было, но теперь нашлись. И стали достаточно сильны, чтобы лицом к лицу каждый год встречать новое и неизведанное: новую учительницу, новых друзей, новую школьную программу… короче, весь этот бесконечно обновляющийся мир, в котором, возможно, еще не знают, что неуспеваемость можно вылечить…

 

Приложения

 

1. Специализированное образование во Франции

В классы с интеграционным обучением (CLIS) «принимают детей с недостатками интеллекта, слуха или движения, которые получают таким образом возможность успешно находиться в обычной школьной обстановке и получать образование, соответствующее их возрасту, способностям, склонностям и адаптированное под степень тяжести их заболевания или расстройства». Они официально существуют с 1991 года. В каждом классе десять-пятнадцать детей с трудностями. С классами работают специально подготовленные преподаватели и воспитатели. Система насчитывала 37 тысяч учеников в 2002/2003 и 37 584 в 2004/2005.

После учебы в классах с интеграционным обучением дети попадают в «лечебно-образовательные» учреждения, которые контролирует министерство образования. Если у детей серьезные трудности с учебой и социальной жизнью, для них существуют «Секции адаптированного общего и профессионального обучения» (SEGPA) при колледжах. Дети с диагнозом «легкое отставание умственного развития» продолжают учебу по программе средней школы в «Интеграционных педагогических сообществах» (UPI). Они были созданы в 1997 году по образцу CLIS, и объединяли в 2003/2004 3200 учеников.

 

2. Эльза

(тетрадка)

В четверг Эльза прекрасно скопировала слова, написанные на доске. В пятницу она совершенно не справилась со словарным диктантом, показав таким образом, что не может расшифровать слова, которые слышит.

Тетрадка Эльзы (картинка)

 

3. Итоговая конференция ANAES (Национальное агентство аккредитаций и исследований на нужды здоровья) в 1995 году:

«Только устойчивая и опасная клиническая картина депрессии, препятствующая нормальной психо-социальной жизнедеятельности и опасная для жизни пациента, при отсутствии его реакции на психотерапевтическое лечение, оправдывают назначение антидепрессантов».

Спустя десять лет, по материалам AFSASAPS (Французское агентство социального контроля над лекарствами):

«На первых порах лечение депрессии у детей и подростков предполагает психологическую помощь. Однако, хотя их назначение и не рекомендуется медиками, ваш лечащий врач в отдельных случаях может прибегнуть к помощи антидепрессанта».

 

4. Памятки для учителей

Дефицит внимания

— высказывать требования кратко и внятно

— терпеть минимальные проявления активности (движение в процессе работы)

— дробить занятие на небольшие промежутки времени

— сажать ребенка перед собой, ограничивать отвлекающие источники

— снисходительно относиться к помаркам (давать возможность исправить себя)

— давать дополнительное время или сокращенное задание

— отдавать предпочтение заданиям типа «вставьте пропущенное»

— во время выполнения диктанта учить делать несколько проверок: одну на заглавные буквы, одну на пунктуацию, одну на согласование в числе и так далее.

— не наказывать постоянно за забытые материалы

 

Дислексия и дизорфография

— не наказывать за орфографические ошибки, не имеющие отношения к теме урока

— спрашивать по возможности устно

— не вызывать читать вслух перед классом

— избавить от переписывания (по возможности делать фотокопии)

— оставлять дополнительное время на проверку задания

— позволять пользоваться текстами с автоматической проверкой орфографии

— снисходительно относиться к проблемам, возникшим при изучении английского языка

— В математике и в истории прибегать к видеоподдержке, использованию цветовых символов

— адаптировать систему оценки: например, оценивать процентное соотношение ошибок

 

Диспраксия

— снисходительно относиться к корявому почерку

— свести к минимуму возможные трудности в геометрии

— позволять пользоваться компьютером

— отмечать похвалой его знания, речь, рассудительность, логику

— устно затверживать с ним правила орфографии

— спрашивать по возможности устно

— назначить в помощь одноклассника, чтобы записывал ему в дневник задания

 

Глоссарий

 

Гиперактивность: неконтролированное и беспорядочное двигательное возбуждение.

Депрессия: состояние постоянно подавленного настроения. В отличие от печали, которая полезна и необходима, депрессия не проходит.

Дизорфография: длительное нарушение усвоения правил орфографии.

Дисгармония: несоответствие в развитии разных сторон натуры ребенка.

Дислексия: длительное нарушение обучения чтению.

Диспраксия: нарушение точности и координации движений, неуклюжесть.

Дисфазия: длительное нарушение формирования речи и словарного запаса.

Когнитивно-поведенческая терапия: методики, исправляющие патологические модели поведения.

Личностные тесты: оценка душевного и аффективного состояния.

Психодрама: игра, позволяющая детям разыграть эпизоды из реальной жизни или придумать воображаемые истории, анализ которых выявит забытые воспоминания и впечатления.

Психостимуляторы: лекарства, повышающие внимание.

Раннее развитие, или одаренность: ярко выраженные интеллектуальные способности, сопровождаемые повышенной чувствительностью.

Соглашение об интеграции: договор, установленный между школой, семьей, психологами и врачами, о предоставлении ребенку адаптированного обучения.

Школьная фобия: иррациональный страх перед пребыванием в школе.

IQ: тест на интеллект.

НС, или навязчивые состояния: навязчивые идеи, осаждающие мозг ребенка, которые он часто старается успокоить с помощью более или менее странных ритуалов.

 

 

[1] Школьная фобия: иррациональный страх перед пребыванием в школе (см. глоссарий).

 

[2] Центр исследований проблем обучения. Национальное Министерство здравоохранения и Воспитания.

 

[3] Робер Дуано (1912–1994) — знаменитый французский фотограф, часто фотографировал школьников.

 

[4] Тьерри ла Фронд — благородный разбойник, герой известного сериала 1963–1965.

 

[5] Из книги Бориса Цирюльника «Гадкие утята».

 

[6] Дислексия: длительное нарушение обучения чтению (см. глоссарий).

 

[7] Депрессия: состояние постоянно подавленного настроения. В отличие от печали, которая полезна и необходима, депрессия не проходит (см. глоссарий).

 

[8] Дисфазия: длительное нарушение формирования речи и словарного запаса (см. глоссарий).

 

[9] IQ: тест на интеллект (см. глоссарий).

 

[10] См. Приложение 1 «Специализированное образование во Франции».

 

[11] Диспраксия: нарушение точности и координации движений, неуклюжесть (см. глоссарий).

 

[12] Личностные тесты: оценка душевного и аффективного состояния (см. глоссарий).

 

[13] См. ниже раздел «Цели и средства оценки».

 

[14] См. Приложение 2 «Эльза».

 

[15] См. ниже раздел «Цели и средства оценки».

 

[16] Даниель Пеннак (род 1944, фр. писатель), из книги «Как роман». Прим. перев.

 

[17] Дизорфография: длительное нарушение усвоения правил орфографии (см. глоссарий).

 

[18] Во французском языке есть дифтонги и трифтонги, в оригинале автор разбирает слово «chapeau» — шляпа, которое читается как шапо. Sh+a+p+eau = (ш+а)+(п+о)= ша+по=шапо. Прим. перев.

 

[19] Автор указывает здесь французские слова-исключения «monsieur», «fеmme», «oignon», которые читаются не так, как принято по фонетическим законам языка. Но принцип тот же. Прим. перев.

 

[20] См. Приложение 4 «Памятки для учителей».

 

[21] Гиперактивность: неконтролированное и беспорядочное двигательное возбуждение (см. глоссарий).

 

[22] В Лурде (Франция) 14-летней девочке явилась Дева Мария, это место паломничества. Прим. перев.

 

[23] Noir Desir — знаменитая французская рок-группа.

 

[24] Солист группы Бертран Канта в 2003 году убил в Вильнюсе актрису Мари Трентиньян.

 

[25] Раннее развитие, или одаренность: ярко выраженные интеллектуальные способности, сопровождаемые повышенной чувствительностью (см. глоссарий).

 

[26] Ребенка, чьи способности превышают обычные, и чей IQ выше 130.

 

[27] Примерно 13–14 лет, четвертый от конца.

 

[28] Французский психоаналитик.

 

[29] См. ниже раздел «Цели и средства оценки».

 

[30] — Что он сделал?

— Не знаю, вероятно, не слушался.

— А вы уверены, что были правы? Ему больно?

 

[31] «Успокойся!»

 

[32] НС, или навязчивые состояния: навязчивые идеи, осаждающие мозг ребенка, которые он часто старается успокоить с помощью более или менее странных ритуалов (см. глоссарий).

 

[33] Жан Коттро «Внутренние враги: наваждение и преследование».

 

[34] Первое описание депрессии у младенцев составил в 1946 году венгерский психиатр и психоаналитик Рене Арпад Спитц (1887–1974), изобретатель теории «госпитализма», рассматривающей поведение детей, разлученных с матерью.

 

[35] По выражению Аарона Т. Бека, одного из основателей когнитивной терапии.

 

[36] См. ниже раздел «Но вы же не собираетесь пичкать ребенка наркотиками!»

 

[37] Перевод Норы Галь.

 

[38] Дисгармония: несоответствие в развитии разных сторон натуры ребенка (см. глоссарий).

 

[39] Игрок знаменитой футбольной команды «Лион Олимпик».

 

[40] Особенно работы Арнольда Мюниша, французского генетики и исследователя.

 

[41] Когнитивно-поведенческая терапия: методики, исправляющие патологические модели поведения (см. глоссарий).

 

[42] Психодрама: игра, позволяющая детям разыграть эпизоды из реальной жизни или придумать воображаемые истории, анализ которых выявит забытые воспоминания и впечатления (см. глоссарий).

 

[43] Селективные ингибиторы обратного обмена серотонина.

 

[44] Психостимуляторы: лекарства, повышающие внимание (см. глоссарий).

 

[45] Метилфенидат, в продаже под названием Риталин, таблетки 10 мг, действие 4 часа или Concerta L.P. (длительного действия, действие поддерживается 12 часов и его можно принимать один раз в день).

 

[46] В. Аллен: «Умному человеку гораздо проще изобразить идиота, чем наоборот».

 

[47] Альфред Бине, психолог «Интеллект: что же я знаю».

 

[48] Вопросы не взяты из реального теста, а придуманы аналогичные — в целях сохранения конфиденциальности авторов теста. Это касается всех заданий.

 

[49] См. еще практические советы в Приложении 4 «Памятки для учителей».

 

[50] Люк Ферри «Как можно быть министром? Эссе об управлении демократиями».

 

[51] Борис Цирюльник «Гадкие утята».

 

Оливье Револь

Ничего страшного: неуспеваемость излечима!

 

 

«Ничего страшного: неуспеваемость излечима!»: Ломоносовъ; Москва; 2009

ISBN 978-5-91678-009-3

Аннотация

 

Книга детского психиатра Оливье Револя рассказывает о том, как адаптировать к школе детей, страдающих школьной фобией, испытывающих трудности в обучении чтению и формировании словарного запаса, усвоении правил орфографии, склонных к гиперактивности. Написанная на основе богатого личного опыта, просто и доходчиво она содержит множество полезных советов и адресована прежде всего родителям и педагогам.

 

Предисловие

 

Элиотт, Малик, Антуан и другие реально существуют, я с ними со всеми знаком.

Я только изменил имена, чтобы сохранить тайну этих ребят — обычных ребят, всего лишь страдающих «школьной болезнью» — неприятием школы или хронической неуспеваемостью..

Пройденный ими путь весьма показателен. Рассказ о нем поможет не только отчаявшимся родителям, но также братьям, сестрам, другим родственникам и всем, кто стремится, чтобы школьные годы близкого человека перестали быть непрерывным кошмаром. Чтобы они могли приносить радость. Чтобы радостно стало учиться, играть, взрослеть.

Невозможно было бы столь внимательно изучить наших юных пациентов без помощи целой команды — патронажных сестер, психологов, физиотерапевтов, методистов, которых я хотел бы поблагодарить за их работу. Каждое мнение и наблюдение учитывается в ситуации, когда надо все увидеть, все понять и сделать все, что в наших силах.

И тогда школьная неуспеваемость перестанет быть приговором.

 

 

Часть I. Школьная болезнь

 

Доктор, я не могу больше …

 

Понедельник. 10 часов утра.

Звонит телефон. И понеслось — два часа непрерывных звонков.

Родители, учителя и врачи, которым нужно со мной поговорить, всегда могут позвонить. Как правило, я с ними не знаком. Им нужно мое мнение, совет, или же они хотят что-то обсудить. Совместно принять срочное решение. Эти разговоры ценны для обеих сторон. Они дают возможность разрешить самые неотложные вопросы, облегчить душу, вновь обрести уверенность. Они позволяют сохранить связь с моими пациентами, за судьбой которых я продолжаю следить. Избавляют от долгих поездок тех, кто далеко живет. А иногда — смущают меня и переполняют чувствами. Так бывает, когда я слышу детский голосок, который называет свое имя и сообщает: «Слушай, можешь быть доволен, у меня теперь хорошие отметки…»

Подобные консультации на «горячей линии» — моя идея, и я горжусь ей. Пусть многое не успеешь за два часа, пусть это капля в море неиспользованных возможностей и безмерных ожиданий…

На другом конце провода раз за разом прокручиваются фрагменты живой жизни. В одних голосах слышится гнев, в других огорчение. Голоса рассказывают. Усталость, безысходность — не жизнь, а каторга… Иногда наоборот, голоса исполнены радости. Найден выход, принято верное решение, появился прогресс. Эти голоса, от самого унылого до самого бодрого, дают силы для дальнейшей работы, увлекают меня и волнуют. Годы напролет по понедельникам, с 10 до 12, я говорю с ними — и тем не менее они не перестают удивлять. Так начинается моя рабочая неделя. И эти два часа священны для меня.

«Доктор, у Кевина в подготовительном классе дела пошли просто ужасно. Учительницу раздражает, что он такой возбудимый и неусидчивый. Нас с отцом уже два раза вызывали в школу. Она хочет показать его школьному психологу перед осенними каникулами. Что нам делать?»

«Доктор, Аурелия не хочет больше ходить в школу. Каждое утро она жалуется на боли в животе. Говорит, что ей стало трудно учиться. В начальной школе все было нормально. Вы можете нам помочь?»

«Доктор, я не могу больше… Моего сына Оскара в который раз выгнали из школы, я уже не знаю, куда его определить. Никто не хочет с ним заниматься, потому что он и пальцем не желает шевельнуть. С его способностями он вполне мог бы нормально учиться… Я уже обежала несколько врачей, они ничего толком не сказали, может быть, вы поможете?»

Мне трудно вот так сразу успокоить этих мам, я пытаюсь дать им какие-то общие рекомендации до того, как увижу их на приеме. К сожалению, им придется подождать: очередь на несколько недель. Длинные списки ребят, у которых проблемы со школой… Груда медицинских карт, заполненных со слов родителей… Родителям не позавидуешь — перед их детьми одна за другой закрываются двери разных учебных заведений, и в отчаянии они уже готовы обратиться к врачу. Они умоляют сделать хоть что-нибудь. Даже госпитализировать, если нужно.

Иногда в непрерывной череде звонков — за два часа примерно около двадцати — проскальзывает добрая весть.

«Она стала менее импульсивной, пытается контролировать себя, у нее постепенно улучшаются оценки, нет, не зря она пила то лекарство, что вы ей прописали. Возможно, без него ей не справиться было с учебой».

Я всегда смотрю тетради моих маленьких пациентов. Кривая их отметок часто соответствует кривой их психического здоровья. Можно выразиться так: «порядок в голове — порядок и в школе».

«Лукас пока еще несколько рассеян и по-прежнему немного медлителен, но учится гораздо лучше, я пришлю вам копию его дневника».

С согласия родителей мне звонит директриса школы, где учится Матильда: «Меня заботит поведение Матильды. Она держится особняком, тревожится по любому поводу, она в себе не уверена. Я волнуюсь, удастся ли ей перейти в старшую школу. И вот в чем вопрос: не стоит ли ей выбрать профессионально-техническое училище?»

Мне нравится общаться с преподавателями. Их мнения и замечания необходимы для постановки диагноза. Они тоже часто прислушиваются к моему мнению — в частности, когда я прошу не оставлять ученика на второй год из медицинских соображений. Если, конечно, они понимают, зачем это нужно. В противном случае приходится долго и тщательно растолковывать им мои выводы.

Бывают и рецидивы. У детей, с которыми я работаю, хрупкая душевная организация, они нуждаются в поддержке на каждом важном этапе школьного обучения.

«Доктор, вы видели моего сына несколько лет назад, у него были проблемы в подготовительном классе. В начальной школе все было хорошо, а в средней опять началось… Я не понимаю, что происходит, он все делает кое-как и не может вписаться в школьный ритм».

Я отлично помню Янника — беспокоен и тревожен, но уж в средней школе точно способен учиться. Записываю его пораньше, между двумя пациентами. Совершенно необходимо с ним поговорить.

Терапевты и педиатры — внимательные наблюдатели, часто их замечания имеют первоочередную важность: «Привет, Оливье, у меня появился маленький пациент, который явно нуждается в твоей помощи. Я осмотрел Диего по просьбе его матери, поскольку в подготовительном классе собираются выдворить его вон. Мне непонятны его вспышки гнева и агрессия по отношению к одноклассникам: он постоянно кусает их. Я думаю, что этот случай скорее из твоей области. Можешь мне помочь?»

И логопеды — тоже неоценимые помощники: «Здравствуйте, тут у меня Тибо, занятия по поводу дислексии. Что-то он буксует на месте, никакого прогресса, и учительница говорит, что он читает хуже прежнего. Может, там еще какая-нибудь проблема… Что вы можете сказать по этому поводу?»

Настоящий аншлаг начинается в конце года: «Доктор, это срочно. Общее собрание состоится в понедельник. Как вы считаете, Хьюго стоит оставить на второй год или мне надо настаивать на переводе?»

«Ланселота не перевели в следующий класс. Очевидно, они не поняли, как он старался. Комиссия вновь собирается в четверг, вы можете прислать мне письмо, где бы объяснили причину его школьных затруднений?»

«Доктор, моя дочь через год должна была бы закончить школу, но дела у нее совсем плохи. В школе мне говорят, что хорошо бы ей остаться на второй год, у нее низкий уровень знаний. Мне говорили еще, что можно проверить ее интеллект, вы могли бы посоветовать, куда мне обратиться?»

Это тоже наша задача — отвечать на конкретные вопросы, давать адреса, контакты с организациями, предлагать специализированные учреждения — открывать двери там, где родители видят только глухую стену.

Иногда достаточно одного телефонного разговора, чтобы разобраться с проблемой, которая представляется родителям неразрешимой. Чтобы определить, что родители делают из мухи слона, и быстро ликвидировать источник беспокойства.

«К 17 часам Максим начинает нервничать, затем его беспокойство нарастает и он начинает торговаться, пытаясь отдалить отход ко сну. Это мешает ему делать уроки. В кровати он никак не может заснуть, утром его не добудишься в школу, он измучен и не высыпается…»

Я знаком с Максимом уже год. Проблемы со сном связаны с его тревожностью, их легко можно урегулировать за несколько дней. Я предлагаю папе этого восьмилетнего мальчика несколько простых советов: проводить ребенка до кровати, посидеть с ним пять-десять минут, поскольку ему надо выговорится, поведать все свои «заботы» Потом дать ему подсахаренной воды с апельсиновым цветом и объяснить, что этот сироп помогает от бессонницы. В комнате нужно оставить ночник и, закончив ритуал, твердо, очень твердо сказать: «Теперь пора спать. И точка».

— И держать меня в курсе дела.

Полдень. Голова все-таки кругом идет от этих звонков. Я направляюсь в неврологию Лионской больницы — пятью этажами выше. На нашем жаргоне это называется «отделение 502». Да, часто для того, чтобы вылечить неуспеваемость, достаточно консультации. Но в особо тяжелых случаях необходима госпитализация.

 

Обитатели отделения 502  

Каждую неделю двенадцать-пятнадцать детей поступают в наше отделение детской нейропсихиатрии на госпитализацию с целью уточнения диагноза. Случаи попадаются трудные — но безнадежных не бывает. Всегда можно найти решение. Ведь у изголовья наших маленьких пациентов с их школьными проблемами стоит вся наша команда специалистов, плечом к плечу сражаясь за положительный результат. И это малая толика, которую мы можем сделать для измученных родителей, испытавших уже все варианты и надеющихся на последний шанс.

Я шагаю по пустынным коридорам отделения 502. Все дети на завтраке. Сквозь стекло столовой я наблюдаю за ними. Они сидят за столиками: детские личики, встревоженные взгляды, некоторые прячут глаза; младшие — растеряны, подростки — не пытаются скрыть скуку.

Им от трех до шестнадцати, они не совсем понимают, что с ними происходит, и оттого постоянно начеку. Как туристы в семейном пансионе, они сбиваются в кучки по интересам. Самые подвижные и активные держатся вместе. Это совершенно естественно — «трудные» дети понимают друг друга, у них появляется некое «чувство локтя».

Белые халаты их не очень-то впечатляют. Я заметил нескольких ребят, явно настроенных поразвлечься. Что им больница! Все лучше, чем школа. «Старенькие» показывают новичкам, кто в доме хозяин. Дело в том, что детей, госпитализированных с так называемой «школьной фобией»[1], мы обычно задерживаем подольше.

За столом, где собрались малыши — от трех до пяти — медсестра успокаивает плачущую девчушку. Воспитательница сообщила мне, что девочка не разговаривает — по непонятной пока причине.

Ребята, которые уже видели меня на консультациях, подходят поздороваться. Среди них — Корто, шестилетний интеллектуал — настолько тревожный, что в школе ему пришлось остаться на второй год, Эмилия, робкая крошка, которая в восемь лет почти не умеет читать, и забияка Корали, у которой выученный урок моментально вылетает из головы.

И конечно, Том. Он одиноко сидит в уголке — босиком и в пижаме. Бойкий, смышленый, способный мальчуган, который ведет себя очень напряженно и скованно. И он здесь уже давно! Он не принимает школу в целом, как явление. И это так просто не вылечишь. Нужно время. Глаза Тома покраснели от гнева и слез. Он потому и в пижаме — чтоб не мог сбежать. Жестокая мера, но необходимая.

На данный момент мое место — здесь. Своего рода наблюдательный пункт — удобно, чтобы «держать руку на пульсе». Обстановка накаленная, страсти кипят. Некоторые дети специально нас изводят, другие не могут удержаться, чтоб не затеять запрещенные игры с огнетушителями и кнопками тревоги. Стоя за стеклом, я стараюсь запомнить имена, которые называет воспитательница. Спокойно и непредвзято фиксирую причины, по которым они здесь: не хочет ходить в школу… осталась на второй год, а толку никакого… «заводит» весь класс… скоро выгонят из школы… уже не знаем, куда его определить…

Спускаясь в свой кабинет, я думаю о том, как вытянутся их лица, когда после полдника они увидят учителей. Столовая превращается в класс! Я окрестил эти занятия «школьные репетиции», как если бы речь шла о театральном или музыкальном кружке, чтоб задобрить их, чтоб они лучше воспринимали эти сеансы, совершенно необходимы для постановки диагноза. Подробные наблюдения учителей (уровень знаний родного языка и математики, поведение) добавляются в медицинскую карту. И не менее важны, чем энцефалограмма или психологический тест.

После занятий они переходят в игровую, где в их распоряжении компьютеры, настольный футбол, книги. Они отдыхают, не подозревая, что за ними наблюдают. Несколько воспитательниц одновременно записывают, что необычное замечено в поведении каждого ребенка, а какие особенности постоянно повторяются. Насколько долго ребенок может удерживать внимание, путается ли он в правилах игры, скучает ли, вспоминает ли родителей. Эти записи тоже нужны для наших исследований.

Все занятия наших маленьких непоседливых пациентов (раскрашивание, пантомима, кукольный театр, футбол) могут быть внезапно прерваны для проведения психологического теста или клинического обследования. К концу недели они уже привыкнут к этой новой жизни, где в роли семьи выступают врачи, медсестры, другие ребята. Вечером старшие голосуют, какую программу будут смотреть по телевизору. Но, даже в разгар матча, несмотря на протестующие возгласы — в 21.30 в отделении гасят свет. Спать.

Я часто поднимаюсь в отделение, чтобы повидаться с ними просто так, не на приеме. Как-то раз мне сообщили, что один мальчик часами не отлипает от окна. И невозможно его увести. Я подошел к окну, стал глядеть вместе с ним: «Ты не хочешь пойти поесть?» Он не ответил. «Ты видишь что-то, отчего тебе грустно?» Он горько зарыдал. И в конце концов рассказал мне, что во дворе спилили плакучую иву. А он ее так любил, он таких раньше никогда не видел…

 

Не такой уж я и дурак!  

Каждое утро весь персонал (врачи, психологи, нейропсихологи, воспитатели, медсестры) собирается на летучку, чтобы обсудить историю болезни каждого ребенка и внести поправки, если это необходимо. Иногда нужно провести дополнительные обследования, чтобы прояснить общую картину. В пятницу утром на основании всех этих данных мы подводим итоги недели. В свете полученных результатов, согласовав мнение всех специалистов, мы окончательно устанавливаем диагноз, определяем оплату за лечение и после этого встречаемся с родителями. Когда ребенок бросается на шею родителям — это сильный момент. Радость встречи. Мир и порядок, подкрепленные несколькими днями пребывания в больнице.

Дело в том, что конечный итог обширней медицинского заключения: над проблемами ребенка задумались, его восприняли всерьез, и ребенок это чувствует: «значит, не такой уж я и дурак!» Родители перевели дух, кто-то тянул некоторое время их лямку, да еще приятно слышать: «Как хорошо, когда тебя понимают». К тому же их греет сознание выполненного долга: они правильно поступили, сделали то, что нужно. Для родителей это невероятно важно: таким образом на них меньше давит чувство вины. Они уже так устали постоянно упрекать себя.

В этой конечной фазе мы обязаны добиться результата. Невозможно больше блуждать в тумане. Эти родители уже стучались во все двери, они здесь ради того, чтобы получить наконец ответы. Безо всяких обиняков. Они прошли трудный путь, мы не можем их разочаровать. Тем более, что мы — серьезное учреждение, не какая-нибудь частная лавочка[2]. Нужны результаты. Следует отбросить спесь и гонор и скромно делать свое дело.

Семьям, которые обратились к нам по поводу неуспеваемости, следует дать точные рекомендации и практические указания. Обычно я подолгу принимаю их у себя в кабинете, рисую перед ними детальный портрет их чада, показываю графики результатов и знакомлю с заключением: работа с психологом, логопед, лекарство — в тех случаях, когда оно необходимо, ежедневные практические советы для повседневной жизни. И я обязательно говорю в заключение, что все поправимо. Что мы будем лечить ребенка и вернем его в нормальную колею. Для этого необходимо подробно разобраться в причинах отставания. В школе — районной, местной или другой — более специализированной — всегда найдется для него место. Надо только подобрать наиболее подходящую. Каждый раз я повторяю себе — конечно же, все они — хорошие ученики!

Ведь я не забыл свои школьные годы, когда мне приходилось постоянно плыть против течения…

 

12345678910Следующая ⇒

Поделиться: