Новый мир — какой-то не таковский
Отвечает она, — паренёк»
равнодушна, презрительна, даже и бровью
поглядев на меня не ведёт
и в арбе диковатой, скрипящей, воловьей
отъезжает от наших широт
жаль, не волк я по крови — завыл на луну бы
вставил голос бы свой в общий вой
из под жаркой смирительной заячьей шубы
что накрыла весь мир с головой
* * *
из пункта «а» до далёкого «б»
едет Овидий в воловьей упряжке
горько вздыхает в арбе о судьбе
всё повторяя: «грехи мои тяжкие
вот привелось мне стать жертвой интриг
надвое жизнь моя нынче расколота
сколько бы я ещё выпустил книг
каждое слово в них чистое золото
было бы — дальше — пиши не пиши
меж солдатнёй и шальными матросами
кто тут прочтёт мои вирши в глуши?! —
жадные скифы с очами раскосыми»?
О. заблудился в чужих голосах
бредя в дороге о Риме любимом
Вечер. Сломалась арба. В небесах —
крупные звёзды. А степь пахнет дымом
Как себе саван ты сам ни готовь
как ни давись от обиды ты — всё же
ночью стихи возвращаются вновь
Рим с них сползает, как старая кожа
Летнее
Ночью жара спадает, и воздух становится свеж
Соловьи заливаются, или кто там ещё? — промеж
Новой густой листвы. Пения водопад.
Июнь наступил десять минут назад.
На рояле в четыре руки, в восемь рук, в сорок восемь рук
Ночь играет. Растёт, нарастает звук.
Вот и лето
* * *
Июльский жар, июльский зной
не остывает и в ночи
гроза проходит стороной
далёкий гром во тьме ворчит
ворчит, урчит, кричит, мычит
копытами стучит
горячим воздухом дыша
скрипит, как мельница, душа
и мелет жизнь на порошок
и мне нехорошо
в духовке, в печке, в западне
на дне, на дне, на дне
а ветер летний густ, как мёд
но вот опять знакомое:
порхает, ножкой ножку бьёт
смешное насекомое
тяжёлый сон, как стрекоза
садится на глаза
***
Лето, насморк, сопли, слёзы
холод, слякоть, ливни, грозы
я глотаю сигареты
ядовитый дым,
Злой сосед на коридоре
сам с собою пьёт и спорит
в полночь в двери к нам стучится -
притворюсь, что спим.
И поправиться в надежде
не шампанское, как прежде
я проглатываю залпом
а эргоферон.
Про Коломбо сериалом
Я, укрывшись одеялом
развлекаюсь - он не хуже
чем Декамерон.
2
Птичий гвалт грохочет в парке
говорят, что лето жарким
выпадает, словно карта
в високосный год
я же мёрзну, словно в склепе
слыша шепот, шорох, лепет
птиц, деревьев полусонных
и летейских вод.
Потолок - как крышка гроба
вроде Смерти мини-проба
происходит. От озноба
тело гнёт в дугу
кости ломит – быть бы живу -
тянет, тянет ночь, как жилы
из души моей клещами
за строкой строку
3
В состоянье пограничья
сам начну свистеть по-птичьи
позабыв по-человечьи
тридцать семь и два
тридцать восемь, или сорок
всё едино – омут, морок
распаденье мысли, речи
стонет голова.
А закончится всё это
лишь тогда, когда с рассветом
шкура старая облезет
словно шелуха
постепенно отпускает…
Голова, как шар, пустая
и болезнь уходит, тает
с выдохом стиха
М.К.
Остался только дух. Плоть истончала.
Казалось, дунь – не станет. И не стало.
Бог свидеться привёл в последний раз
нам незадолго до его кончины.
Физически - почти уже угас:
худой, прозрачный и неизлечимый
приветствовал движением руки
вошедших. Озарили огоньки
глаза его, под пепла лёгким слоем
небытия, вползающего в дом
что разрушался, слушался с трудом
ждал встречи с окончательным покоем.
Похожий на библейского пророка
у своего последнего порога
который он почти переступил
глядел на нас, сквозь нас – в такие дали
что различимы нам с тобой - едва ли
куда он медленно, величественно плыл.
И на Преображение – уплыл
(август 17)
***
Август. Астрахань. Арбузы.
Вобла. Волга. Всё течёт.
То ли - мухи, то ли - музы
вертят дикий хоровод.
Восемьдесят третий год.
А с гитарой парень Гриша
песню нам про «Дрянь» поёт
я таких ещё не слышал
(восемьдесят третий год)
Пляж. Наташа, с чёлкой рыжей
я немножечко влюблён
даже думаю, как вижу
что одна на миллион.
И метёт вдоль парапета
ветер пыльную листву
послезавтра финиш лета
мне - в Хабаровск, ей - в Москву
Ничего уже ребята
не получится у нас
скоро ей идти в девятый
мне - в восьмой дурацкий класс.
Стоп, механик. Киноплёнка
та, что вертится в душе
рвётся, рвётся там, где тонко
и кончается уже.
(август 17)
* *
Летят перелётные гуси
под ветра октябрьского вой
над всей проосененной Русью
над Вологдой, Псковом, Москвой
Их видят Великие Луки
в Тарусе им машет вослед
Маруся-бабуся и внуки
Маруси той — бабка и дед
летит с ними ангел гусиный
и оберегает их строй
Все связаны целью единой
все спаяны общей судьбой
Как будто осенние стрелы
из множества луков зимы
летят и летят за пределы
в которых останемся мы
***
На склоне лет, да и всего на склоне
я словно позабыл, как сладко спать в вагоне
Бежит вагон покачиваясь в такт
но что-то всё равно не так, не так
Ворочался, кряхтел, гонял чаи
и думал о.. — молчи, в себе таи
о чём там думал ты в пространстве ночи
на верхней полке, с бесом под ребром
не высказать, не выразить пером
всё то, чем этот бес меня морочил
* * *
Дурацкие мысли, как гости
приходят, когда захотят
вживаются в мозг мой и после
его раздирают, когтят
Душа моя гаснет и киснет
а мыслям — как с гуся вода
Молчите, проклятые мысли
не думал я вас никогда
* * *
День короток, а небо в низких тучах
напоминает мокрый серый мел
и давит сверху сумраком ползучим
«куда всё катится?» — спроси — скажу — «к зиме».
К зиме все катится, чем дальше — тем быстрее,
всё ближе снегопады, холода,
а в наших-то, мой друг, гипербореях
и батареи греют — не всегда.
Вот потому и птицы средь разрухи
галдят отчаянно: «To be or not to be» -
вороны, как процентщицы-старухи,
студенты-разночинцы — воробьи
и прочие — сигналя, семафоря
о неизбежном, подступившем к нам
что состоит из холода и горя,
из радости и счастья — пополам.
* * *
Снег выпал. С ним была плутовка такова —
Сбежала осень, сделав финт ушами
снег лёг на землю невесомой шалью
Зима вступила временно в права
Я радуюсь зиме. Горячим чаем
Её приход (пусть временный) встречаю
И гостье рад — быть может, что не зря,
Надеясь, что мороз прочистит горло
Которое, как той вороне, спёрло
От воздуха сырого ноября.
***
Пруд замерзает
на его берегах
толпятся утки
в серых шинелях
как врангелевцы
решившие остаться
холодное утро. Ноябрь.
****
Крики, выстрелы, сабельный лязг
мясорубка, кровавая сеча
«ты в измене, как в дёгте увяз
по колени - по пояс - по плечи
так скажи мне, казак молодой
что случилось с тобой?
Чёрт чудесную песенку спел
чудо-панночкой сердце разбито
как же хвост ты её проглядел
и рога и копыта?
Как, ответь мне, ответь мне, сынок
стать иудой-то смог?
Высоко тебя ценят паны! -
конь-то, конь-то и правда — хороший!
Не пьянит тебя чувство вины?
Иль её ты не чувствуешь ноши?
А спасут ли тебя твои ляхи
От Суда, от позора и плахи!?"
Выстрел. Взвился дымок голубой
и мгновенно растаял.
Дело сделали - ринулись в бой! -
что ведёт поредевшая стая
* * *
На кой ляд тебя понесло, Хома
ночевать на чёртовый сеновал?
Кабы знал ты какая настигнет Тьма
там тебя, кабы только, дружок, ты знал!
Ночь тепла, и ветры в степи поют
звёзд на небе столько — хоть пруд пруди
оставайся в поле, философ Брут
не ходи на хутор тот, не ходи
но пошёл — и мышкой в капкан залез
как по плечи сразу в смоле увяз
сам ли выбрал путь — иль попутал бес?
Всяк не важно, парень, коль Бог не спас.
Ну, положим, просто — не повезло
а потом — вокруг закружился враг
и тебя, Хома, проглотило Зло
не заметив, походя, просто так
* * *
Нарисуй мне картину, художник Дега
например, нарисуй тараканьи бега
журналистов, политиков разных
большей частью не буйных, но грязных
Нарисуй мне Художник, давай, нарисуй
Но Дега мне ответил:
— А вот тебе хрен!
Этот мир незнаком мне и гадок
Нарисую я лучше лошадок
да, лошадок и разных цветных балерин
ведь политиков много, а я брат, один
жизнь на них мне расходовать жалко
голова моя, знаешь — не свалка!
внезапное помутнение
Не пил, особо. Был начитан, мил.
Любил котят. Умом был не калека
потом нашло затмение — убил
без повода, считай, он человека
ну повод ли — не принятый зачёт
иль взгляд косой? Смех - проходящих мимо?
Да просто всё: в него вселился чёрт
причём — буквально, нагло, грубо, зримо.
***
Трудовая Копейка" 19 марта 1913 года:
"В полицию поступило заявление о розыске и задержании скрывшегося от родителей ученика городского училища, 11-летняго мальчика, П.А.Почеева. Мальчуган оставил дома записку:
«Дорогая мама! Прошу не проклинать меня, возьми книги мои и моего товарища, передай в училище, что мы уехали в Крым, вернемся через 7 лег, а может быть и раньше“.
Фамилия товарища Почеева в записке не указывается"
Реалист Почеев учился скверно
обожал, наверно, Стивенсона и Жюля Верна
«Мушкетеров» знал, чуть ли не наизусть
а кругом был пыльный степной Саратов
ни туземцев, ни подвигов, ни пиратов
словом - глушь, провинция, грусть
Вот Почеев и Сенька – его приятель -
вдруг решили: довольно терпеть нам, хватит!
едем в Крым, брат, наступит весна едва.
Ничего хорошего тут не светит
так и жизнь пройдёт – ведь уже не дети -
на двоих-то – шутка ли? – двадцать два
А в Крыму-то море, в Крыму- то скалы
в маках всё горит там кроваво-алых
альбатросы-чайки вверху парят
через год-другой - и сойдём за взрослых
повезёт – запишемся мы в матросы
и айда тогда - по морям
«Дорогая мама! За ради Бога
не судите сына Вы слишком строго
сын Ваш вырос и с Сенькой поехал в Крым
через семь лет, а может и раньше, даже
я вернусь – красивым, большим, отважным
и вполне ещё молодым».
2
И прошли семь лет, о которых писал Почеев
две войны одна- то другой бойчее
и страшнее – прошлись по земле, и вот
злой матрос – ровесник того же Сеньки
может, даже Сенька – ведёт до стенки
на Максимой даче народ - в расход.
Время стеньки опять, пугача, хлопуши
на Приморском - люди висят как груши
и давя всю прежнюю жизнь, как пыль
дико вертит башнею с пулемётом
полный ярости, царственным бегемотом
тарахтя - «Антихрист» - бронемобиль
Над причалом нервно хлопочут чайки
до утра свет не гаснет в чрезвычайке
за допросом ведут допрос
Михельсон и Кун, да Землячка Роза
деве-розе мороза смешна угроза
потому что сама – мороз.
Где ты был в те дни, реалист Почеев
представитель племени книгочеев
и романтиков из предвоенных лет?
Красным стал, братишка ты, или белым?
Сгинул где-нибудь, иль остался целым?
Навсегда затерялся след…
(июль 2017)
***
"А, ей-Богу, были мы похожи
На хороших, честных моряков".
(Владислав Ходасевич)
« Смешно! Постарели и вымрем
В безлюдьи осеннем, нагом,
Но всё же, конторская мымра, -
Сам Ленин был нашим врагом»
(Арсений Несмелов)
У красных был, как и у белых
ко времени - похожий счёт
и Ходасевич и Несмелов
и много, много кто ещё
в бреду ночей чумных, бессонных
своих надежд увидев крах
писали о революционных
годах – как лучших временах -
годах возвышенной болезни
когда сквозь муку, кровь, позор
любовь - под пули люди лезли
всему, всему наперекор
Дышали, жили, рвали жилы
но приговор судьбы суров -
вдруг превратились в «старожилов»
приказчиков, бухгалтеров.
Какого страшного накала
разочарованности стих!
Как удивительно совпало
там настроение у них
что вот же, вот же, вот же, вот же
ведь было, помнишь? Нет? Забыл?!
какими стали мы, о Боже !
И где наш пыл?
Двенадцать
Ночная улица пустая
мороз, ударивший под дых
беззвучная собачья стая –
двенадцать призраков ночных
двенадцать злых исчадий ада
двенадцать ронинов – бродяг
бегут средь тьмы и снегопада.
их гонят ветер, голод, мрак,
и холод – истинно – собачий.
Их ослепляют фонари
в глазах слезящихся маячит:
«Я сдохну завтра - ты умри
сегодня». Никакого лая.
Но Боже мой – какая жуть
когда накатывает стая
и некуда тебе свернут ь
***
Поэт, зажигаясь бенгальским огнём
читает стишки на манеже
брутален, красив, но при этом есть в нём
вторая какая-то свежесть
И ладно, и звучно, но что-то не так
дешёвка всё, милый Амвросий!
Но милый Амвросий проглотит фальшак
и даже добавки попросит
* * *
Кончились Феллини и Тарковский
фильмы те ты смотришь словно сны
Полыхает уже с нами рядом
Полупозабытый твой ожог
о себе напомнит, но – слегка
смутно, глухо, как – издалека.
Видишь небо? Слышишь этот звон
что к тебе доносится, сквозь сон?
Только ты не спрашивай «по ком»? -
страх держа под каменным замком.
Небо, словно колокол большой
то звонит - над всякою душой
***
небес сорвало днище
метель, буран, пурга
не снег метёт – снежище
не видно ни фига
как радостно, однако
там, за моим окном
девчонка и собака
несутся напролом
сквозь эти дебри, чащи
из снежной пелены
и счастьем настоящим
полны
***
а потом небеса распахнулись внезапно, и вот
засияли огромные звёзды, и сказочный месяц
как ущербный, горбатый, изъеденный оспой урод
по-над парком безлюдным причудливо с облака свесясь
расплескал яркий свет, сотворивши за миг колдовство
оживив мертвецов, изнывавших от муки и скуки -
И по снегу косматые тени замёрзших кустов
протянули ко мне свои чёрные длинные руки
***
Солнце взойдёт, и даже - взошло уже
медленно в гору выходим из окруже-
ния пасмурных дней, хмарей, обид, хандры
прочь из норы, чёрной своей дыры
Март ещё слаб, но восхитительно свеж
как свежий хлеб! – хочешь - ломай да ешь
густо посыпав солью тающего снежка
и от балды помещая в строку стишка
***
- Что ж ты, гад, жизни не рад?
- Радость, наверно, украли.
Жизнь - есть агрегат
по производству печали
- Вот уж дурак, так дурак!
видишь ты жизнь в чёрном свете!
Как же ты, как же ты так
всё проморгал, не заметил
синих небес и чудес
города, речки и леса?
- Что ты мне в душу полез
хуже какого-то беса?
Спорили два дурака
и каждый раз - всё сначала.
по небу шли облака
солнце за ними сияло
НА СМЕРТЬ ЗУБА
* * *
Мы полетим, мы поплывём
не знаю как, когда? —
но виден неба окоём
но плещется вода —
почти у самых наших ног —
реки безбрежна даль
блестит немыслимый поток
как ртуть, как медь, как сталь
И душ возня и толчея
в толпе такой густой! —
«Кто тут последний? Буду я —
За вами» — «ладно, стой»
А старый лодочник ворчит:
«Намазан мёдом путь?
Что за наплыв такой в ночи?
не сесть, ни отдохнуть.
Вас — много, но один я здесь —
вози вас, только знай,
И всякий зайцем хочет влезть!
Я что вам, Дед Мазай?»
Тут — просыпаюсь. Странный сон
растаял в свете дня.
Прощай, Река, прости, Харон.
Плывите без меня
***
...куда-то делись все его
Мне сообщения «вконтакте»,
Остались только те слова
Что это Время не спеша
Как будто ластиком стирает
Его присутствие. Оно
Теперь незримей и незримей.
Образовавшийся сквозняк
Меня тревожит
Нет, быть не может
Отметил «важным» диалог
А потому что адресат
Отсутствует и ничего
И никогда мне не напишет
Ну разве что ещё во сне
Мне явится и будет басом
Куря без счёту Лаки Страйк
Его в больнице перед смертью
Побрили налысо, а тут
Во сне моём – остался он
таким, как я его запомнил:
Косматым, с длинными усами
Висящими на шесть часов
***
Что мне мой горб?
Пока живу, дышу
с громадной гордостью
огромный горб ношу
Он - мой. Своя не тянет ноша.
Хотя и горб, но свой, хороший.
***
Пил водку я и прочие напитки
то для смягченья ежедневной пытки
И я в белогорячечном бреду
Всюду слышен шансон
Ты из жизни отсеян
В полусон погружён
Бродишь вечером долгим
(или утром, как знать?)
И выходишь на Волгу,
И глазеешь на гладь
Масс почти неподвижных
Облаков, лет и вод
Так гляди же, гляди же
Глазки щуря, как крот
В эту чёрную бездну
Из которой сквозит
Что дрожишь ты, болезный
Паразит, инвалид?
Пара мыслей коротких
Шевелится в мозгу
«Где найти бы на водку?»
«Что на том берегу
Как бы Волги? Иль - Леты?»
Шум прибоя как стон
Скрип уключины где-то
Лодка. В лодке - Харон.
А на нём телогрейка
Сапоги -кирзачи
- «Есть что выпить? Налей-ка!»
Он в ответ промолчит
Головой покачает
Папироской дымя.
Он и я у причала
Никого – окромя.
Сразу видно – нездешний
Словно смерть он сама
Руки – раковы клешни
А усищи – сома
А глаза как у рыбы
Немигающий взгляд.
Встали волосы дыбом
прочь отсюда, назад!
2
Сердце прыгает в пятки
Прыг да скок, прыг да скок
Занимаешь десятки
И несешь их в шинок
Не десятки – так трёшки
Да хотя б по рублю
«Эх вы стёжки - дорожки
Пойдём, похмелю!»
Первомайская улица
То подъезд, то «подвал»
Полно кукситься, хмуриться
Сел и после не встал
Задремал возле столика
И проспал до утра
Вот смешно-то - до коликов
что там было вчера?
3
С утра шибают мелочь мужики
И содрогаясь - ёкает нутро
Память – будто срезало
Кто в ночи
Бил меня нетрезвого?
Сволочи
Мозга сотрясение?
Весь в грязи.
И тоска осенняя
Моросит.
7.
С башкой под одеяло
Не рыпайся – лежи.
Два дня меня ломало
И плющило, но – жив
На время – передышка
Проснулся к жизни вкус
когда-то всем нам крышка
Но я не тороплюсь.
Пишу, пишу я книжку
кусая длинный ус
8
Воздух от зноя дрожит и звенит
огненный шар расплавляет зенит
в городе шумно и душно
надо бы срочно под душ, но
в странном каком-то я полубреду
по раскалённому центру бреду
«водка и плюс минералка»
Хлоп. И здоровья - не жалко.
Вот эта улица, вот этот дом
но не зайти в него. Слышится гром
бьющий ладонями в уши
хочешь не хочешь, а слушай
как надвигается тяжко гроза
в час, когда пот застилает глаза
Грома грохочут разрывы.
кажется, мы ещё живы?
или теперь уже нет? – только страх
с неба ползёт, копошится в кустах
в сердце скребётся как кошка
может и жизнь – понарошку?
* **
Жили - тили-тили, трали-вали
верили, что «жизнь» вся - впереди
воздух воровали – пропивали
мы годов до тридцати пяти
Были так похожи, даже слишком
от любви и водки осовев
на самоуверенных мальчишек
с кашей невозможной в голове
И любое море – по колено
и любые горы – по плечу
только пафос тот – мура и пена -
даже вспоминать-то не хочу
До поры - за хорошо живёте -
были нам открыты все пути
а потом увязли мы в болоте
Стоп машина. Некуда идти.
Огляделись дико – Матерь Божья! -
а вокруг – бутылки, стёб и страх
темнота, болото, бездорожье
чёртики кровавые в глазах
**
Товарищ, товарищ, бесценный мой друг
мы загнаны оба в бессмысленный круг
внутри так темно, а вовне его свет
Но выхода нет
А впрочем, быть может, я круг этот сам
придумал и зря доверяю глазам
и надо всего лишь мне перешагнуть
за круг, чтоб отправиться в путь?
А там, за пределами круга – поёт
От счастья душа, устремляясь в полёт
спадает, уходит навеки тоска
как боль из больного виска.
***
Приснилось, что я в Америке.
Не сказать, что бы я был рад.
За которым вздымается океан
Я так и не увидел деда
По невезению и лени
И он остался мне неведом
Теперь - пишу стихотворение
Несовпаденье континентов
И даже больше – полушарий
Он был из техинтеллигентов
А я, пардон – гуманитарий
У них там пальмы с океаном
И я не улетел в те дали
Шварцнеггера и голливуда
Американского футбола
Фастфуда, дивных автобанов
Классического рокенрола
И дуновений океана
Про все зарубки и заметки
Как раньше жили, были кем и
Как умирали наши предки
Они в Саратов уезжали
Теперь останутся руины
от этой жизни – как мне жаль их!
И остаются лишь потери
и нерешённые вопросы.
***
Квартира старая приснилась нынче мне
я был внутри, одновременно - вне
и странно – не совсем собой я был
а был я кем-то, кто себя забыл
не перекрёстке спутанных времён
где вечно царствует пульсирующий сон.
Я узнавал свой дом по мелочам:
по виду из окна и по ключам
повешенным в прихожей на стене
как раньше было тут, «при нас ещё, при мне»
я узнавал обои, запах, цвет
я видел то, чего на свете нет.
Нет дома этого – другая мебель тут
Другие люди много лет живут
своим считая старый адрес наш
«квартира 27, седьмой этаж
вон окна, видите? – горят на этаже
там и живём мы, жизнь почти уже…»
и вновь я посетил...
На этой широте, на этой параллели
Моей души - огромного куска
И памяти о выпитом и спетом
тем «незабвенным и далёким летом»
на сердце – глухо, но внутри – тоска.
* * *
Копаясь в древних сих предметах
что достаю из сундука
зальюсь слезою, но при этом
пора-порадуюсь слегка
вот — допотопная кассета
На ней — ветхозаветный рок
А вот на фото — Волга-Лета
где молод я и мой сурок
со мною, жив ещё покуда,
бодр и практически здоров
и на вопрос «пить будешь?» — «буду!»
он отвечать всегда готов
стишков и писем старых пачка
статьи, билетики, винил
рублей диковинных заначка
что мог пропить, да не пропил
храню я в тайне, словно плюшкин
покрытый прахом милый хлам
смешные цацки и игрушки
и никогда их не предам.
****
Однажды, стоя возле магазина
мне говорил - покойный А. Мизинов:
«как хочется, с бутылкой, да в жару
сесть не на берег даже, прямо в реку
и отдохнуть, как должно человеку.
боюсь, что не успею и помру»
Не став откладывать всё это в ящик долгий
и вскоре притащил его на Волгу
вручил бутылку и сказал «дерзай»
река, вино – зачем тянуть резину?
Упрашивать не дал себя Мизинов.
- Ну как, Андрей? – да это - просто рай!
Была прохладна волжская водичка
А.П. Мизинов чувствовал отлично
себя в воде и - крякая смешно
блаженствовал, курил неторопливо
и пил «анапу» нашего разлива
дешёвое и сладкое вино
Как нам порой для счастья мало надо
как короток до рая путь из ада
и из какого сора всё растёт!
жизнь протекает мутною рекою
а счастье вот – достать легко рукою
давай, вперёд, в полёт пора, в полёт.
***
Что никак не уляжешься? Снова никак не спится?
Это вспомнится лето, турбаза с именем птицы
Иволги – где разливалась река, кузнечик в лесу пиликал.
Время детского счастья. Долгих школьных каникул.
Дед мой, матёрый плотник – что-то всё строил, строил
домики с парой комнат (в каждую комнату – трое
человек заселялось). Был он в работе – дока.
С «золотыми руками». «Вечный ударник» – о, как!
Мы рыбачили с дедом. Плавали в лодке с ним мы
по протокам, ловили плотву, густёру и прочих
ранним утром и вечером. Над головами нимбы
вспыхивали от солнца, солнце слепило в очи.
Память моя ты, память, – выглянешь, словно в щёлку,
вспомнишь краски заката, виденного когда-то.
Как называлась река-то? – Гусёлкой звалась, Гусёлкой.
А никакой не Летой называлась река та.
* * *
Мы на фото: в саду, за столом, на любимейшей даче
только что от реки — веселы, беззаботны, свежи
август близок к концу, впереди уже осень маячит
паутинкою в воздухе еле заметной дрожит.
Кто-то возится с мясом, а кто- то бренчит на гитаре
кто-то водку уже разливает, а кто-то уже перебрал
и у дуба свернувшись калачиком тихо кемарит
кто-то возле костра шашлыком заправляет мангал.
Целый мир оживает при помощи старого фото:
все при деле, все живы в моём персональном раю —
из которого мне возвращаться порой неохота —
где кузнечики в зарослях лёгкое счастье куют.
Всё мне кажется: он за какой-то загадочной дверью
подойдёшь, постучишься, легонько откроешь, а там
август, Волга и звёзды, и яблоки с сонных деревьев
снова падать начнут и покатятся к нашим ногам.
* * *
Так ты любил Саратов? — Ну ещё бы!
ОБХОДЧИК
____________________________________________
***
Истошно весело орут массовики
и музыка тумц-тумц гремит из парка
пасутся горожане вдоль реки
им душно, жарко
аттракционы всех к себе зовут
шашлык-машлык доходит на мангалах
шальная молодежь и там и тут
пивко сосёт, небрежно и устало
гроза начнётся позже. А пока -
зависли неподвижно облака
Всё хорошо и всё нехорошо.
я заблудился, как среди трёх сосен.
Отсчёт последних летних дней пошёл.
И близко осень.
я собираю тщательно рюкзак
шмотьё, блок сигарет, зубная паста
наматываю нервы на кулак
Всё, баста.
Рвану куда подальше. Тут – каюк.
Я в новом тупике. Айда на юг.
***
Чёрное море, красные камни
как же хотелось вернуться туда мне
к берегу этому, в этот закат
в час, когда в море и в небе высоком
залито всё свежевыжатым соком
солнца, что как перезревший гранат
хрустнет под тверди безжалостным прессом
и за тяжелой багровой завесой
в брызгах рубиновых - тонет в ночи.
Всё постепенно уходит из вида
крымское лето, сам Крым-Атлантида
не докричишься их – как не кричи.
***
Я обратно вернусь через месяц
над вокзалом - оскаленный месяц
Город пахнет осенней листвой.
Миновав суетливых таксистов
закурю на ходу я и быстро
зашагаю домой.
Путь - дворами знакомыми срежу
и вдыхая сентябрьскую свежесть
прямо в парк ВРЗ я приду
вечер тих и спокоен и ласков
и лежит золотистая ряска
на подлунном пруду
Дом начала двадцатого века
дом-обломок и полукалека
в нём живу я - тринадцатый год
вот на кухне окно моё светит
как родного оно меня встретит
и за двадцать шагов подмигнёт
Здравствуй, здравствуй, родная домина
где на стенах в углах паутина
и от дыма стал жёлт потолок
завершается вновь одиссея
закрываю счета её все я
проходя за порог
***
Я в городе Вийона и Рембо
(не путать с Рэмбо) шляюсь - руки в брюки
мне слышатся чарующие звуки
фри-джаза, где солирует гобой
мелодия плывёт над головой
и тает, тает, там, за поворотом
и новый поворот, а после – что там? -
с сиренью - сад, костёл, кабак ночной?
взрывает тишину мотоциклет
и фонари разносят жёлтый свет
на набережной - запах анаши
и толпы, толпы праздного народа
торговцы, продавая пиво, воду
снуют и собирают барыши
сто лет назад сегодня и всегда
струится Сены мутная вода
** Барселона
1
Старушка в инвалидном кресле
с какой то веточкой в руке
глядит на мир, как будто если б
вернулась в детство налегке
как будто снова ей 7 лет
а старости в помине нет
Она сияет, словно солнце
струится яркий свет из глаз
кровь горяча и сердце бьётся
и праздник ждёт её сейчас
Куда, куда её везут?
Везут уже на Страшный Суд?
Но ей не страшен Страшный Суд
Уже ни там, ни тут.
2
Вот выползает на балкон
старушка, что твоя улитка
и на устах её улыбка
сияет сквозь волшебный сон
в котором всё ещё она
так упоительно юна
где всё ещё она – она
лицо не бороздят морщины
ей улыбаются мужчины
и жизнь – веселием полна
как это грустно сознавать
что где-то жизнь растерялась
и всё что в жизни ей осталось -
таблетки, сон, обед, кровать
и коль погода благосклонна -
вояж из кухни до балкона
3
Выходит с девочкой собачка
гулять, а им спешит навстречу
собачка, что выводит мальчика
по барселоне майским вечером
они опять сегодня встретятся
друг другу снова скажут «Hola»!
И жизнь идёт, сверкает, вертится
прекрасным вечером весёлым
4
У девушки славное личико
в руках - замечательный кот
Он тихо и сладко мурлычет
о родине что-то поёт
мурлычь, рыжеватый мурлыка
средь пальм, создающих уют
у нас же, на севере диком
не пальмы, но сосны растут.
***
Пересекаясь вечером и утром
Мы б обсуждали новости и слухи
и радовались встрече каждый раз.
Дом постепенно скроется под ряской
Плюща и мха, как некий странный замок
в нём будут мыши бегать по паркету
и голуби под крышей ворковать.
Нам будет слышно, как скрипят суставы
у дома - двери, ставни, половицы...
как воет ветер изо всех щелей.
Библиотеку пустим на растопку,
Отвечает она, — паренёк»
равнодушна, презрительна, даже и бровью
поглядев на меня не ведёт
и в арбе диковатой, скрипящей, воловьей
отъезжает от наших широт
жаль, не волк я по крови — завыл на луну бы
вставил голос бы свой в общий вой
из под жаркой смирительной заячьей шубы
что накрыла весь мир с головой
* * *
из пункта «а» до далёкого «б»
едет Овидий в воловьей упряжке
горько вздыхает в арбе о судьбе
всё повторяя: «грехи мои тяжкие
вот привелось мне стать жертвой интриг
надвое жизнь моя нынче расколота
сколько бы я ещё выпустил книг
каждое слово в них чистое золото
было бы — дальше — пиши не пиши
меж солдатнёй и шальными матросами
кто тут прочтёт мои вирши в глуши?! —
жадные скифы с очами раскосыми»?
О. заблудился в чужих голосах
бредя в дороге о Риме любимом
Вечер. Сломалась арба. В небесах —
крупные звёзды. А степь пахнет дымом
Как себе саван ты сам ни готовь
как ни давись от обиды ты — всё же
ночью стихи возвращаются вновь
Рим с них сползает, как старая кожа
Летнее
Ночью жара спадает, и воздух становится свеж
Соловьи заливаются, или кто там ещё? — промеж
Новой густой листвы. Пения водопад.
Июнь наступил десять минут назад.
На рояле в четыре руки, в восемь рук, в сорок восемь рук
Ночь играет. Растёт, нарастает звук.
Вот и лето
* * *
Июльский жар, июльский зной
не остывает и в ночи
гроза проходит стороной
далёкий гром во тьме ворчит
ворчит, урчит, кричит, мычит
копытами стучит
горячим воздухом дыша
скрипит, как мельница, душа
и мелет жизнь на порошок
и мне нехорошо
в духовке, в печке, в западне
на дне, на дне, на дне
а ветер летний густ, как мёд
но вот опять знакомое:
порхает, ножкой ножку бьёт
смешное насекомое
тяжёлый сон, как стрекоза
садится на глаза
***
Лето, насморк, сопли, слёзы
холод, слякоть, ливни, грозы
я глотаю сигареты
ядовитый дым,
Злой сосед на коридоре
сам с собою пьёт и спорит
в полночь в двери к нам стучится -
притворюсь, что спим.
И поправиться в надежде
не шампанское, как прежде
я проглатываю залпом
а эргоферон.
Про Коломбо сериалом
Я, укрывшись одеялом
развлекаюсь - он не хуже
чем Декамерон.
2
Птичий гвалт грохочет в парке
говорят, что лето жарким
выпадает, словно карта
в високосный год
я же мёрзну, словно в склепе
слыша шепот, шорох, лепет
птиц, деревьев полусонных
и летейских вод.
Потолок - как крышка гроба
вроде Смерти мини-проба
происходит. От озноба
тело гнёт в дугу
кости ломит – быть бы живу -
тянет, тянет ночь, как жилы
из души моей клещами
за строкой строку
3
В состоянье пограничья
сам начну свистеть по-птичьи
позабыв по-человечьи
тридцать семь и два
тридцать восемь, или сорок
всё едино – омут, морок
распаденье мысли, речи
стонет голова.
А закончится всё это
лишь тогда, когда с рассветом
шкура старая облезет
словно шелуха
постепенно отпускает…
Голова, как шар, пустая
и болезнь уходит, тает
с выдохом стиха
М.К.
Остался только дух. Плоть истончала.
Казалось, дунь – не станет. И не стало.
Бог свидеться привёл в последний раз
нам незадолго до его кончины.
Физически - почти уже угас:
худой, прозрачный и неизлечимый
приветствовал движением руки
вошедших. Озарили огоньки
глаза его, под пепла лёгким слоем
небытия, вползающего в дом
что разрушался, слушался с трудом
ждал встречи с окончательным покоем.
Похожий на библейского пророка
у своего последнего порога
который он почти переступил
глядел на нас, сквозь нас – в такие дали
что различимы нам с тобой - едва ли
куда он медленно, величественно плыл.
И на Преображение – уплыл
(август 17)
***
Август. Астрахань. Арбузы.
Вобла. Волга. Всё течёт.
То ли - мухи, то ли - музы
вертят дикий хоровод.
Восемьдесят третий год.
А с гитарой парень Гриша
песню нам про «Дрянь» поёт
я таких ещё не слышал
(восемьдесят третий год)
Пляж. Наташа, с чёлкой рыжей
я немножечко влюблён
даже думаю, как вижу
что одна на миллион.
И метёт вдоль парапета
ветер пыльную листву
послезавтра финиш лета
мне - в Хабаровск, ей - в Москву
Ничего уже ребята
не получится у нас
скоро ей идти в девятый
мне - в восьмой дурацкий класс.
Стоп, механик. Киноплёнка
та, что вертится в душе
рвётся, рвётся там, где тонко
и кончается уже.
(август 17)
* *
Летят перелётные гуси
под ветра октябрьского вой
над всей проосененной Русью
над Вологдой, Псковом, Москвой
Их видят Великие Луки
в Тарусе им машет вослед
Маруся-бабуся и внуки
Маруси той — бабка и дед
летит с ними ангел гусиный
и оберегает их строй
Все связаны целью единой
все спаяны общей судьбой
Как будто осенние стрелы
из множества луков зимы
летят и летят за пределы
в которых останемся мы
***
На склоне лет, да и всего на склоне
я словно позабыл, как сладко спать в вагоне
Бежит вагон покачиваясь в такт
но что-то всё равно не так, не так
Ворочался, кряхтел, гонял чаи
и думал о.. — молчи, в себе таи
о чём там думал ты в пространстве ночи
на верхней полке, с бесом под ребром
не высказать, не выразить пером
всё то, чем этот бес меня морочил
* * *
Дурацкие мысли, как гости
приходят, когда захотят
вживаются в мозг мой и после
его раздирают, когтят
Душа моя гаснет и киснет
а мыслям — как с гуся вода
Молчите, проклятые мысли
не думал я вас никогда
* * *
День короток, а небо в низких тучах
напоминает мокрый серый мел
и давит сверху сумраком ползучим
«куда всё катится?» — спроси — скажу — «к зиме».
К зиме все катится, чем дальше — тем быстрее,
всё ближе снегопады, холода,
а в наших-то, мой друг, гипербореях
и батареи греют — не всегда.
Вот потому и птицы средь разрухи
галдят отчаянно: «To be or not to be» -
вороны, как процентщицы-старухи,
студенты-разночинцы — воробьи
и прочие — сигналя, семафоря
о неизбежном, подступившем к нам
что состоит из холода и горя,
из радости и счастья — пополам.
* * *
Снег выпал. С ним была плутовка такова —
Сбежала осень, сделав финт ушами
снег лёг на землю невесомой шалью
Зима вступила временно в права
Я радуюсь зиме. Горячим чаем
Её приход (пусть временный) встречаю
И гостье рад — быть может, что не зря,
Надеясь, что мороз прочистит горло
Которое, как той вороне, спёрло
От воздуха сырого ноября.
***
Пруд замерзает
на его берегах
толпятся утки
в серых шинелях
как врангелевцы
решившие остаться
холодное утро. Ноябрь.
****
Крики, выстрелы, сабельный лязг
мясорубка, кровавая сеча
«ты в измене, как в дёгте увяз
по колени - по пояс - по плечи
так скажи мне, казак молодой
что случилось с тобой?
Чёрт чудесную песенку спел
чудо-панночкой сердце разбито
как же хвост ты её проглядел
и рога и копыта?
Как, ответь мне, ответь мне, сынок
стать иудой-то смог?
Высоко тебя ценят паны! -
конь-то, конь-то и правда — хороший!
Не пьянит тебя чувство вины?
Иль её ты не чувствуешь ноши?
А спасут ли тебя твои ляхи
От Суда, от позора и плахи!?"
Выстрел. Взвился дымок голубой
и мгновенно растаял.
Дело сделали - ринулись в бой! -
что ведёт поредевшая стая
* * *
На кой ляд тебя понесло, Хома
ночевать на чёртовый сеновал?
Кабы знал ты какая настигнет Тьма
там тебя, кабы только, дружок, ты знал!
Ночь тепла, и ветры в степи поют
звёзд на небе столько — хоть пруд пруди
оставайся в поле, философ Брут
не ходи на хутор тот, не ходи
но пошёл — и мышкой в капкан залез
как по плечи сразу в смоле увяз
сам ли выбрал путь — иль попутал бес?
Всяк не важно, парень, коль Бог не спас.
Ну, положим, просто — не повезло
а потом — вокруг закружился враг
и тебя, Хома, проглотило Зло
не заметив, походя, просто так
* * *
Нарисуй мне картину, художник Дега
например, нарисуй тараканьи бега
журналистов, политиков разных
большей частью не буйных, но грязных
Нарисуй мне Художник, давай, нарисуй
Но Дега мне ответил:
— А вот тебе хрен!
Этот мир незнаком мне и гадок
Нарисую я лучше лошадок
да, лошадок и разных цветных балерин
ведь политиков много, а я брат, один
жизнь на них мне расходовать жалко
голова моя, знаешь — не свалка!
внезапное помутнение
Не пил, особо. Был начитан, мил.
Любил котят. Умом был не калека
потом нашло затмение — убил
без повода, считай, он человека
ну повод ли — не принятый зачёт
иль взгляд косой? Смех - проходящих мимо?
Да просто всё: в него вселился чёрт
причём — буквально, нагло, грубо, зримо.
***
Трудовая Копейка" 19 марта 1913 года:
"В полицию поступило заявление о розыске и задержании скрывшегося от родителей ученика городского училища, 11-летняго мальчика, П.А.Почеева. Мальчуган оставил дома записку:
«Дорогая мама! Прошу не проклинать меня, возьми книги мои и моего товарища, передай в училище, что мы уехали в Крым, вернемся через 7 лег, а может быть и раньше“.
Фамилия товарища Почеева в записке не указывается"
Реалист Почеев учился скверно
обожал, наверно, Стивенсона и Жюля Верна
«Мушкетеров» знал, чуть ли не наизусть
а кругом был пыльный степной Саратов
ни туземцев, ни подвигов, ни пиратов
словом - глушь, провинция, грусть
Вот Почеев и Сенька – его приятель -
вдруг решили: довольно терпеть нам, хватит!
едем в Крым, брат, наступит весна едва.
Ничего хорошего тут не светит
так и жизнь пройдёт – ведь уже не дети -
на двоих-то – шутка ли? – двадцать два
А в Крыму-то море, в Крыму- то скалы
в маках всё горит там кроваво-алых
альбатросы-чайки вверху парят
через год-другой - и сойдём за взрослых
повезёт – запишемся мы в матросы
и айда тогда - по морям
«Дорогая мама! За ради Бога
не судите сына Вы слишком строго
сын Ваш вырос и с Сенькой поехал в Крым
через семь лет, а может и раньше, даже
я вернусь – красивым, большим, отважным
и вполне ещё молодым».
2
И прошли семь лет, о которых писал Почеев
две войны одна- то другой бойчее
и страшнее – прошлись по земле, и вот
злой матрос – ровесник того же Сеньки
может, даже Сенька – ведёт до стенки
на Максимой даче народ - в расход.
Время стеньки опять, пугача, хлопуши
на Приморском - люди висят как груши
и давя всю прежнюю жизнь, как пыль
дико вертит башнею с пулемётом
полный ярости, царственным бегемотом
тарахтя - «Антихрист» - бронемобиль
Над причалом нервно хлопочут чайки
до утра свет не гаснет в чрезвычайке
за допросом ведут допрос
Михельсон и Кун, да Землячка Роза
деве-розе мороза смешна угроза
потому что сама – мороз.
Где ты был в те дни, реалист Почеев
представитель племени книгочеев
и романтиков из предвоенных лет?
Красным стал, братишка ты, или белым?
Сгинул где-нибудь, иль остался целым?
Навсегда затерялся след…
(июль 2017)
***
"А, ей-Богу, были мы похожи
На хороших, честных моряков".
(Владислав Ходасевич)
« Смешно! Постарели и вымрем
В безлюдьи осеннем, нагом,
Но всё же, конторская мымра, -
Сам Ленин был нашим врагом»
(Арсений Несмелов)
У красных был, как и у белых
ко времени - похожий счёт
и Ходасевич и Несмелов
и много, много кто ещё
в бреду ночей чумных, бессонных
своих надежд увидев крах
писали о революционных
годах – как лучших временах -
годах возвышенной болезни
когда сквозь муку, кровь, позор
любовь - под пули люди лезли
всему, всему наперекор
Дышали, жили, рвали жилы
но приговор судьбы суров -
вдруг превратились в «старожилов»
приказчиков, бухгалтеров.
Какого страшного накала
разочарованности стих!
Как удивительно совпало
там настроение у них
что вот же, вот же, вот же, вот же
ведь было, помнишь? Нет? Забыл?!
какими стали мы, о Боже !
И где наш пыл?
Двенадцать
Ночная улица пустая
мороз, ударивший под дых
беззвучная собачья стая –
двенадцать призраков ночных
двенадцать злых исчадий ада
двенадцать ронинов – бродяг
бегут средь тьмы и снегопада.
их гонят ветер, голод, мрак,
и холод – истинно – собачий.
Их ослепляют фонари
в глазах слезящихся маячит:
«Я сдохну завтра - ты умри
сегодня». Никакого лая.
Но Боже мой – какая жуть
когда накатывает стая
и некуда тебе свернут ь
***
Поэт, зажигаясь бенгальским огнём
читает стишки на манеже
брутален, красив, но при этом есть в нём
вторая какая-то свежесть
И ладно, и звучно, но что-то не так
дешёвка всё, милый Амвросий!
Но милый Амвросий проглотит фальшак
и даже добавки попросит
* * *
Кончились Феллини и Тарковский
фильмы те ты смотришь словно сны
новый мир — какой-то не таковский
плоский и лишённый глубины
или это нас подводит зренье
погружая души в полумрак?
мы на мир глядим в недоуменье
что это? зачем это? и как?
***
Внезапно завыла собака
Ночную взорвав тишину
На что она воет из мрака
на полную, может, луну?
А может быть, помер там кто-то
иль скоро , до завтра, умрёт?
какая собаке забота
в тоске голосить у ворот?
Оплакивать что-то такое
понятное только лишь ей
лишать меня сна и покоя
и мучить себя и людей
таинственным воем и плачем
взрывая июньскую тишь?
гадаешь, что плач этот значит?
И слух напрягая – не спишь.
***
И не светло и не темно…
ботинки жмут, тесна рубаха
и уклониться не дано
от наступающего страха
Да и не страха – что нам страх? -
а от тоски, грызущей печень.
Дыши ровней, считай до ста -
глядишь – пройдёт и станет легче.
А коль не станет – ну так что ж? -
переживёшь.
Переживёшь, когда-нибудь
и как-нибудь, и всё такое…
Но что-то больно давит грудь
лишая воли и покоя
посмотришь в зеркало с утра
и если хорошо вглядеться -
зияет чёрная дыра
там где когда-то было сердце.
Увидел? – то-то и оно
там не светло и не темно
****
Мысли праздные ушли мгновенно прочь
Может, сам Господь задумал это -
нас лишить в Рождественскую ночь
хоть на время, света – интернета?
вот сижу и жгу теперь свечу -
свет другой, живой, наполнил кухню
я другого света не хочу
Этот-то уж точно не потухнет
А над всей землей повисла тишь
звуки все умолкли, бесполезны
небо скрыто тучами, и лишь
Та Звезда сияет нам из Бездны
7. 01. 2016
***
О чем ты думаешь? - спросил меня Фейсбук
- О том как всё устроено вокруг
1
Постепенно созреваю
словно яблоко в саду
поспеваю к урожаю
точно к сроку - упаду
все мы яблоки и груши
ждут земля и черви плоть
но живые наши души
приберёт потом Господь
2
вот бесплотный и болезный
ты летишь в беззвездной бездне.
Загорается Звезда.
Ты сгораешь от стыда
и умом не знаешь слабым
ты погиб или прощён?
…мне бы – луковку хотя бы...
знать бы - есть она ещё?
3
…а ты всё о смерти, о смерти всё ты
и пишешь, и пишешь, мараешь листы…
- да нет же, да нет же, поверьте,
пишу я совсем не о смерти! -
о жизни пишу я пропащей своей
и вот почему-то ясней и ясней
я чувствую, вижу при этом
как всё озаряется светом.
Когда этим светом волшебным пронзён -
отчаянно веришь, что будешь спасён
хоть шансов-то вроде и нету
но тянешься, тянешься к свету
4
Снегу-то нынче насыпало – глянь
сколько! - душа улетает за грань
будто бы рвётся на части
от невозможного счастья.
Царь ты и раб ты, и червь ты и бог
как совместить в себе всё это смог?
даже - не микрочастица! -
в общем огромном потоке, что был
и до тебя. И плывёт, как и плыл
и так волшебно дробится
на миллиарды отдельных частей
каждая - с жизнью и волей своей
неповторима, как чудо.
Вот я стою - на замерзшей реке
слушая музыку, что вдалеке
тихо звучит ниоткуда
1
Шум за окном на время, словно стих
и странною походкой входит стих
насвистывая, иль напевая что-то
куря небрежно, прямо на ходу
в его мозгу - не то что бы работа
но противоположное труду
и правда, если вдуматься, то тут
скорей, игра какая-то, чем труд -
как в океане без конца и края
ловить волну, слова перебирая
2
Н акатывает ритм, его волну
ловлю я, оказавшийся в плену
волны – плыву, барахтаюсь в волне
она меня несёт куда-то, не
давая вырваться. На камни, или на
песчаный берег вынесет волна? -
И весело, и страшно - ух как! – мне
нестись, нестись в стремительной волне
3
Подстрочнички мои, черновики -
все семь томов моих любовных книжек
казалось, я забыл давно вас – вы же
тут, на помине как всегда легки.
Вы, как наушнички, мне шепчете слова
напоминаете картину за картиной
и снова предъявляете права
на части моей жизни буратинной.
Картина (ремейк стишка 89)
Картина мастера. Теперь на раз-два-три
представь, что ты находишься внутри
картины этой: праздник урожая
иль свадьба деревенская идёт
веселье, шум; и сыт, и пьян народ
твоё воображенье поражая
избытком жизни грубой и простой
не бойся, не спеши уйти, постой
хоть век 16-ый с чумой, войной и гладом
тебе, возможно, показался б адом
когда бы в самом деле ты попал
на этот невозможный карнавал.
Играют музыканты. Пары кружат.
свинья большая отдыхает в луже.
С ней рядом мужичок сидит в обнимку
её целует, с нею точит лясы
но вскоре он на дыбу вздёрнет свинку
пойдёт она, любимая, на мясо
на окорок, жаркое, колбасу
а кости – псу
2
Свиная голова лежит на блюде
немой вопрос в глазах: «за что вы, люди
так вероломно кончили меня
предав пучине адского огня?»
Она своих простила палачей
пока в ведро стекала кровь густая
веселье прибывает, нарастая
и музыка всё громче и бойчей.
Играйте музыканты так, чтоб враз
восставши, мертвецы пустились в пляс
за шумом различаю диалог
двух пьяных мужиков, двух грязных пугал
забившихся в далёкий тёмный угол
что жадно пьют, едят, как будто впрок
Один другому: «я недавно влип
В такую переделку! Много братьев
замучены. Надеюсь, что заплатят
Не к ночи будь помянутый Филипп
и Альба-пёс, и остальная свора
что год за годом так терзает нас
когда на Страшный Суд наступит час
им всем идти. И это будет скоро!
- Молчи, дурак! – шипит ему сосед -
тут у испанцев есть глаза и уши
ужо вот схватят – точно вынут душу
а всем нам за тебя держать ответ
резону нет»
Парнишка шепчет на ухо девице:
папаша пьян твой – долго не проспится
давай, дружок. исчезнем на часок.
Девица бы исчезнуть тоже рада
однако, мать строга и вечно рядом
но в сердце льстец отыщет уголок
и сладкий шепот достигает цели
вздымается всё чаще грудь и вот
уже на всё согласие даёт
красотка Нэлли!
под сенью дуба старого солдат
что на войне последней изувечен
всё, что он съел и выпил в этот вечер
спешит вернуть родной земле назад
жена его бранит и бьёт нещадно
он философски терпит, как Сократ
семейный быт, уже привычный ад
мол, жив – и ладно!
….на горизонте:
вдали чернеет тонкий острый шпиль
собора, ветер к морю гонит тучи
пора и в путь, со мной идёт попутчик
"как звать тебя?» - спрошу – ответит: «Тиль...»
Закат багровым вспыхнул и потух
сгустились сумерки, луна взошла над лесом
с почти уже угасшим интересом
обрывок разговора ловит слух:
«На днях сожгли очередную ведьму
- Эх, жаль, не знал… пойти бы посмотреть бы!
- ещё, ужо, успеешь посмотреть..."
Жизнь бьёт ключом и рядом бродит Смерть
***
