Дополнительные доказательства

 

Всем известные факты и общие политические соображения говорят, таким образом, с несомненностью, что организация покушения 24-го мая могла исходить только от ГПУ. Нет, однако, недостатка и в дополнительных доказательствах.

За последние недели перед покушением мексиканская пресса была полна слухов о сосредоточении агентов ГПУ в Мексике. Многое в этих сообщениях было ложно. Но ядро слухов было правильно. Обращает на себя внимание исключительно высокая техника покушения. Убийство не удалось вследствие одной из тех случайностей, которые входят неизбежным элементом во всякую войну. Но подготовка и выполнение покушения поражают своей широтой, обдуманностью и тщательностью. Террористы знают расположение дома и его внутреннюю жизнь, они достают полицейское обмундирование, оружие, электрическую пилу, морские лестницы и пр. Они с полным успехом связывают внешнюю полицейскую охрану, парализуют внутреннюю стражу правильной стратегией огня, проникают в помещение жертвы, стреляют безнаказанно в течение трех-пяти минут, бросают зажигательные бомбы и покидают арену нападения без следов. Такое предприятие не под силу частной группе. Здесь видна традиция, школа, большие средства, широкий выбор исполнителей. Это работа ГПУ.

В строгом соответствии со всей системой ГПУ забота о том, чтобы направить следствие на ложный след, включена была уже в самый план покушения. Связывая полицейских, покушавшиеся кричали: " Да здравствует Альмазан! " Искусственный и фальшивый, крик ночью, перед пятью полицейскими, из которых три спали, преследовал одновременно две цели: отвлечь хоть на несколько дней или часов внимание будущего следствия от ГПУ и его агентуры в Мексике и скомпрометировать сторонников одного из кандидатов в президенты. Убить одного противника и набросить тень подозрения на другого есть классический прием ГПУ, точнее, его вдохновителя Сталина.

Нападавшие имели с собой несколько зажигательных снарядов, два из которых они бросили в комнате внука. Участники покушения преследовали, таким образом, не только убийство, но и поджог. Единственной целью их могло быть при этом уничтожение моих архивов. В этом заинтересован только Сталин, так как архивы имеют для меня исключительную ценность в борьбе против московской олигархии. При помощи своих архивов я разоблачил, в частности, московские судебные подлоги. Уже 7 ноября 1936 г. ГПУ, с огромным риском для себя, похитило в Париже часть моих архивов. Оно не забыло о них и в ночь 24 мая. Зажигательные снаряды представляют собою, таким образом, нечто вроде визитной карточки Сталина.

Для преступлений ГПУ крайне характерно разделение труда между тайными убийцами и легальными " друзьями": уже во время подготовки покушения, наряду с подпольной работой конспирации, ведется открытая клеветническая кампания с целью скомпрометировать намеченную жертву. То же разделение труда продолжается и после совершения преступления: террористы скрываются; на открытой арене остаются их адвокаты, которые стараются направлять внимание полиции на ложный след. Нельзя, наконец, не обращать внимания на отклики мировой печати: газеты всех направлений открыто или молчаливо исходят из того, что покушение есть дело рук ГПУ; только газеты, субсидируемые Кремлем и выполняющие его заказ, защищают противоположную версию. Это неопровержимая политическая улика!

 

Мая - поворот следствия

 

24-го утром руководящие представители полиции просили моего содействия в раскрытии преступления. Полковник Салазар и десятки агентов обращались ко мне за разными справками в самом дружественном тоне. Я, моя семья и мои сотрудники делали все, что могли.

25-го или 26 мая два агента секретной полиции заявили мне, что следствие находится на верном пути и что сейчас уже, во всяком случае, " доказано, что дело идет о покушении". Я был поражен. Разве это еще надо доказывать? Против кого именно полиции приходится доказывать, что покушение есть покушение? - спрашивал я себя. Во всяком случае, до вечера 27-го следствие, поскольку я мог следить за ним, направлялось против неизвестных покушавшихся, а не против жертв покушения. 28-го я передал полковнику Салазару сведения, которые, как показал третий этап следствия, признаны были очень важными. Но в порядке дня стоял тогда второй этап, о котором я ничего не подозревал, а именно: следствие против, меня и моих сотрудников.

В течение 28 мая был окончательно подготовлен и совершен полный и резкий поворот в ориентации следствия и в отношении полиции к моему дому. Нас сразу окружила атмосфера враждебности. В чем дело? Мы недоумевали. Этот поворот не мог совершиться сам произвольно. Он должен был иметь конкретные и императивные причины. Никакого подобия фактов или данных, которые могли бы оправдывать подобный поворот, следствие не обнаружила и обнаружить не могло. Я не нахожу никакого другого объяснения повороту, кроме чудовищного давления аппарата ГПУ, опирающегося на всех своих " друзей". За кулисами следствия совершился подлинный coup d'etat. Кто руководил им?

Факт, который может показаться мелким, но который заслуживает самого серьезного внимания: в " Популяр" и " Насиональ" появилась утром 27 мая тождественная заметка: " Г. Троцкий себе противоречит", приписывавшая мне противоречия по вопросу о том, где я находился в ночь 24 мая и в самый момент покушения. Заметка, совершенно не замеченная мною в те горячие часы, представляла грубый вымысел с начала до конца. Кто дал " левым" газетам эту заметку? Вопрос капитальной важности! Заметка ссылалась, в качестве источника, на анонимных " наблюдателей". Кто такие эти " наблюдатели"? Где и что они наблюдали? Совершенно очевидно, что заметка имела целью подготовить и оправдать в глазах правительственных кругов, где читаются преимущественно " Насиональ" и " Популяр", враждебный поворот следствия против меня и моих сотрудников. Расследование этого загадочного эпизода могло бы, несомненно, осветить многое.

Две прислуги дома были вызваны на первый допрос 28 мая, т. е. в день, когда мы уже задыхались в атмосфере враждебности и когда мысли полиции были уже направлены в сторону автопокушения. На следующий день, 29-го, обе женщины снова были вызваны в 4 часа дня и доставлены в Вия Мадеро (Гуадалюпе), где их до 11 часов ночи допрашивали в помещении, а с 11-ти до 2-х - в темном дворе, в автомобиле. Никакого протокола не велось. Домой их доставили около 3-х часов ночи. 30 мая явился на кухню агент с готовым протоколом, и обе женщины подписали его не читая. Агент покинул кухню через минуту после того как вошел. Когда обе женщины узнали из газет, что мои секретари, Чарльз Коронель и Отто Шюсслер, арестованы на основании их показаний, обе заявили, что они не сказали решительно ничего, что могло бы оправдывать арест.

Почему были арестованы именно эти два члена охраны, а не другие? Потому что Шюсслер и Коронель выполняли роль агентов связи с властями и нашими немногими друзьями в городе. Подготовляя удар против меня, следствие решило первым делом изолировать полностью наш дом. В тот же день арестованы были мексиканец Сендехас и чех Базан, наши молодые друзья, посетившие нас для выражения своего сочувствия. Цель ареста была, очевидно, та же: пресечь наши связи с внешним миром. От арестованных членов охраны требовали признать " в течение пятнадцати минут", что именно я приказал им произвести " автопокушение". Я отнюдь не склонен преувеличивать важность этих эпизодов и придавать им трагическое значение. Они меня интересуют исключительно с точки зрения возможности раскрытия тех закулисных сил, которым в течение суток удалось произвести почти магический поворот в направлении следствия. Силы эти продолжают и сегодня оказывать влияние на ход следствия.

В четверг 30-го, когда Базана допрашивали в Вия Мадеро, все агенты исходили из теории автопокушения, издевались надо мною, над моей женой и моими сотрудниками. Сендехас в течение своего четырехдневного ареста имел возможность слышать немало разговоров полицейских агентов между собою. Его вывод таков: " рука Ломбардо[45], Бассольса[46] и других глубоко проникает в полицейскую деятельность и с достаточным успехом. Идея самонападения... была искусственно внушена из этого источника".

 

Теория " самопокушения"

 

Давление заинтересованных кругов должно было иметь поистине непреодолимый характер, чтоб заставить представителей следствия серьезно отнестись к абсурдной идее самопокушения.

Какую цель я мог преследовать, пускаясь в такое чудовищное, отвратительное и опасное предприятие? Никто не объявил этого до сих пор. Намекают, что я хотел очернить Сталина и его ГПУ. Но разве одно лишнее покушение может что-нибудь прибавить к репутации человека, который истребил все старое поколение большевистской партии? Говорят, что я хочу доказать существование " пятой колонны". Зачем? Для чего? К тому же для совершения покушения совершенно достаточно агентов ГПУ; в таинственной пятой колонне надобности нет. Говорят, что я хотел создать затруднения мексиканскому правительству. Какие у меня могут быть побуждения создавать затруднения единственному правительству, которое оказало мне гостеприимство? Говорят, что я хотел вызвать войну между Соединенными Штатами и Мексикой. Но это объяснение уже полностью относится к области бреда. Для провокации такой войны было бы, во всяком случае, целесообразнее организовать покушение на американского посла или на нефтяных магнатов, а не на революционера-большевика, чуждого и ненавистного империалистическим кругам.

Когда Сталин организует покушение на меня, то смысл его действий ясен: он хочет уничтожить своего врага No 1. Сталин при этом лично не рискует: он действует издалека. Наоборот, организуя " автопокушение", я должен нести ответственность за подобное предприятие сам, рискуя своей судьбой, судьбой своей семьи, своей политической репутацией и репутацией того движения, которому я служу. Зачем мне это нужно?

Но если даже допустить невозможное, именно, что, отрекшись от дела всей своей жизни и поправ здравый смысл и свои собственные жизненные интересы, я решил организовать " автопокушение" во имя неизвестной цели, то остается еще вопрос: где и как я достал 20 исполнителей? Какими путями обмундировал их в полицейскую форму? Вооружил их? Снабдил всем необходимым? и пр. и пр. Иначе сказать, каким образом человек, живущий почти совсем изолированно от внешнего мира, умудрился выполнить предприятие, которое под силу только могущественному аппарату? Признаюсь, я и сейчас чувствую неловкость, подвергая критике идею, которая не заслуживает критики.

ГПУ мобилизовало с большим искусством своих агентов, чтобы убить меня. Попытка случайно не удалась. Друзья ГПУ оказались скомпрометированы. Они вынуждены теперь сделать все, чтобы возложить на меня ответственность за неудавшееся покушение их собственного шефа. У них нет при этом большого выбора средств. Они вынуждены действовать самыми грубыми приемами, руководствуясь афоризмом Гитлера: чем грубее ложь, тем скорей ей поверят.

 

Отклики прессы

 

Чрезвычайно ценные выводы относительно закулисной работы ГПУ можно получить из изучения поведения определенной части мексиканской прессы в дни после покушения. Оставим в стороне la voz de Mexico, официальное коммунистическое издание, с его грубыми противоречиями, бессмысленными обвинениями, циничной клеветой. Оставим в стороне также органы правого лагеря, которые, с одной стороны, руководствуются погоней за сенсацией, а с другой, пытаются использовать покушение в своих целях, т. е. против " левых" вообще. Политически я несравненно более далек от газет типа " Универсаль" или " Эксельсиор", чем Ломбардо Толедано и ему подобные. Я пользуюсь названными газетами в целях самообороны, как я пользуюсь омнибусом для передвижения.

Маневры правых газет являются к тому же лишь преломлением внутренней политики страны и по существу имеют отдаленное отношение к вопросу о покушении и о ГПУ. Для нашей цели горазда важнее проследить линию поведения " Популяр" и, отчасти, " Насиональ". Активную политику ведет в этом случае " Популяр". Что касается " Насиональ", то он лишь приспособляется к заинтересованному коллеге.

 

" Популяр" и покушение 24 мая

 

Несмотря на то, что по газетным сведениям г. Толедано выехал за два или три дня до нападения из столицы, " Популяр" располагал в критический момент совершенно ясными и точными директивами. Покушение отнюдь не застигло газету врасплох. Редакция не сделала на этот раз попытки обратить нападение в шутку, сославшись на мою " манию преследования" и пр. Наоборот, газета взяла сразу серьезный и встревоженный тон. В No от 25 мая через все колонки первой страницы дается лозунг: " Покушение против Троцкого - покушение против Мексики". Передовая статья под тем же заглавием требует строжайшего расследования и примерного наказания преступников независимо от их политического направления и от той иностранной державы, с которой они связаны. Своей фразеологией статья стремится произвести впечатление высшего беспристрастия и патриотического негодования. Ближайшая цель статьи: вырыть подобие пропасти между редакцией " Популяр" и террористами, которые не сегодня-завтра могут оказаться в руках полиции. Эта мера предосторожности тем более необходима, чем более усердно " Популяр" вел в предшествующий период кампанию клеветы против меня.

Однако под литературной скорлупой беспристрастия скрываются осторожные инсинуации, которым предстоит в ближайшие дни получить дальнейшее развитие. Мимоходом в одной фразе отмечается, что покушение имеет " таинственные и подозрительные аспекты". В этот день эти слова прошли незамеченными. Но теперь совершенно ясно, что автор статьи заранее резервировал для себя возможность, в случае неудачи судебного следствия, выдвинуть теорию " самопокушения". Вторая инсинуация не менее знаменательна: статья предсказывает, что " враги Мексики" будут приписывать покушение Сталину и Москве. Враги Мексики отождествляются здесь с врагами Сталина. Торжественный призыв искать преступников независимо от той державы, с которой они связаны, получает очень ограничительное истолкование.

При всех своих зигзагах и двусмысленностях статья тщательно обдумана. Противоречия статьи вытекают из противоречивости и неопределенности самого положения. Что даст следствие - еще неизвестно. На случай его удачи надо остаться как можно дальше от огня. На случай его неудачи надо сохранить свободу действий в направлении старой клеветы и травли. Надо в то же время отвлечь по мере сил внимание от ГПУ, не связывая себе, однако, окончательно рук. Перечитывая статью сегодня, ясно видишь, как из нее торчат в разные стороны белые нитки.

В номере от 26 мая продолжается в общем та же линия. " Популяр" требует от властей энергичной кары виновных. Опасность того, что участники покушения немедленно попадут в руки полиции, еще очень велика: отсюда суровый голос беспристрастия.

В номере от 27-го уже появляется циничная заметка " Сеньор Троцкий себе противоречит": это первая попытка развить намек насчет " подозрительных аспектов" покушения. Заметка утверждает, будто я давал разные показания по поводу того, где именно я находился во время атаки. Несообразность этой инсинуации бьет в глаза. Если человек, живущий в эмигрантском одиночестве, оказался способен мобилизовать двадцать заговорщиков и достать для них полицейское обмундирование и пулеметы, то он должен быть способен подготовить ответ на вопрос о том, где он находился во время покушения. Но не будем придирчивы к технике фальсификации. Ясно одно. " Популяр" подготовляет почву для теории " самопокушения".

Следствие наталкивается тем временем на большие затруднениям ГПУ умеет многое предвидеть заранее и хорошо заметает следы. Со времени покушения прошло три дня. Опасность ареста главных участников покушения могла считаться устраненной, так как за этот срок они могли с полным успехом перебраться через границу по заранее заготовленным паспортам. В соответствии с этим " Популяр" 27 мая берет более смелый тон. Дело не ограничивается цитированной заметкой в хронике. Передовая статья в этот день прямо говорит, что " покушение каждый день возбуждает больше сомнений и кажется более подозрительным и менее логичным"; дальше упоминается слово " камуфляж". Статья приписывает покушение американским империалистам, стремящимся к интервенции в Мексике и опирающимся, видимо, на мое содействие. Почему империалисты выбрали объектом покушения меня, неизвестно. И каким образом покушение на русского большевика в Мексике может оправдать интервенцию С. Штатов, еще менее понятно. Вместо анализа и доказательств - набор крикливых фраз.

Остается еще напомнить, что до заключения блока Гитлер-Сталин " Популяр" изображал меня не иначе как со свастикой. В агента С. Штатов я был внезапно превращен лишь после вторжения Красной армии в Финляндию. " Популяр" пытается распоряжаться мною так же свободно, как Сталин распоряжается своими агентами. В своей устной агитации и закулисных маневрах Толедано и его союзники шли, несомненно, гораздо дальше, чем в своей печати. Особенно напряженную работу, как показали события ближайших дней, они вели в среде полиции.

28 мая следственные власти уже целиком наведены на идею " самопокушения". Подвергнуты аресту два моих секретаря, Шюсслер и Коронель, и два лица, связанных с моим домом, Базан и Сендехас. Одержав эту победу, " Популяр" осторожно отходит & тень: в номере от 28 мая он снова занимает " объективную", т. е. выжидательную позицию. Ясно, почему руководители газеты остерегались ангажироваться до конца. Они знали больше, чем говорили; они гораздо меньше доверяли версии самопокушения, чем наведенная ими на ложный след полиция. Они боялись, что эта версия каждую минуту может быть взорвана на воздух. Вот почему, переложив ответственность на полицию, " Популяр" 28 мая снова принимает позу встревоженного патриотического наблюдателя.

В номере от 29 мая " Популяр" печатает без комментариев декларацию коммунистической партии, которая требует не наказания террористов, а высылки Троцкого из Мексики. В этот день мой дом и все его обитатели отрезаны от внешнего мира кольцом фантастических подозрений. Достойно внимания, что наиболее откровенные лозунги Кремля Толедано предоставляет и теперь высказывать вождям компартии, которым нечего терять. Сам он пытается сохранить за собою мост отступления.

1 июня напечатано в газетах мое письмо Прокурору республики, открыто называющее Ломбардо Толедано моральным соучастником в подготовке покушения. После этого Толедано наполовину выходит из тени. " С. Т. М. обвиняет Троцкого в том, что он служит инструментом войны нервов", - возвестил " Популяр" 6 июня. Что это значит? Пустая риторика, без мыслей и без фактов! От имени С. Т. М. Толедано подает властям документ, в котором покушение вплетено в широкую, но крайне неопределенную международную интригу. Помимо меня в интриге заподозрены многие факторы, учреждения и лица. Многие, но не ГПУ. Подозревать ГПУ могут, как мы уже знаем, только " враги Мексики". Так во всех своих маневрах Толедано остается другом No 1 ГПУ.

 

" Насиональ"

 

В отличие от всех других газет столицы " Насиональ" даже не упомянул о покушении в первой части своего издания от 25 мая. Во второй части он поместил сообщение под заглавием " Троцкий подвергся театральному (! ) покушению в своем доме". На чем газета основывала свою оценку, оставалось неизвестным. Я должен, к сожалению, констатировать, что и в некоторых предшествовавших случаях газета пыталась приписывать мне предосудительные действия, не имея на это и тени основания.

Заслуживает самого пристального внимания тот факт, что в тот самый день, когда " Насиональ" назвал покушение на Троцкого" " театральным", " Популяр" писал: " Покушение на Троцкого - покушение на Мексику". На первый взгляд может показаться, что " Насиональ" проявлял более враждебное отношение к жертве покушения, чем " Популяр". На самом деле это не так. Своим поведением " Насиональ" лишь обнаружил, что он стоит гораздо дальше от очагов сталинизма и, следовательно, от очага покушения, чем " Популяр". В " Насиональ" имеются редактора, которые изо всех сил хотят быть приятны сталинцам. Они знают, что самый простой" путь для этого - высказать какое-либо подозрение по моему адресу. Когда редакция получила сведения о покушении на мой дом, один из редакторов пустил в оборот первую попавшуюся ироническую формулу. Именно этот факт показывает, что редакторы " Насиональ", в отличие от редакторов " Популяр", не знали, о чем пишут.

В следующие дни наблюдается, однако, сближение линии этих" двух изданий. " Насиональ", поняв из поведения " Популяр", что oн слишком неосторожно выступил со своей гипотезой " театрального" покушения, отступил назад, заняв более выжидательную позицию. Со своей стороны, " Популяр", убедившись, что никто из участников покушения не арестован, стал переходить на позицию " театрального" покушения. 27 мая заметка " Г. Троцкий противоречит себе" появилась также и в " Насиональ".

 

* * *

 

Так на основании анализа статей " Популяр" и их сравнения со статьями " Насиональ" можно с уверенностью сказать, что Толеда-но знал заранее о готовящемся покушении, хотя бы в самых общих чертах. ГПУ одновременно готовило - по разным каналам - и конспиративный заговор, и политическую защиту, и дезинформацию следствия. В критические дни " Популяр" получал инструкции несомненно от самого Толедано. Весьма вероятно, что именно он является автором статьи 25 мая. Иначе сказать: Ломбарде Toлeдано принимал моральное участие в подготовке покушения и сокрытии его следов.

 

Моя охрана

 

Для лучшего выяснения обстановки покушения, как и некоторых обстоятельств следствия, нужно сказать здесь, что представляет собою моя охрана. В газетах были сообщения в том смысле, будто я " нанимаю" для охраны почти что случайных людей, которые работают из-за жалованья и пр. Все это ложно. Моя охрана существует с момента моей высылки в Турцию, т. е. почти 12 лет. Она все время менялась в составе, в зависимости от страны, где я жил, хотя некоторые из моих сотрудников сопровождали меня из страны в страну. Охрана всегда состояла из молодых товарищей, связанных со мной единством политических взглядов и отбиравшихся моими старыми, более опытными друзьями из числа добровольцев, в которых не было недостатка.

Движение, к которому я принадлежу, есть движение молодое, возникшее под небывалыми преследованиями со стороны московской олигархии и ее агентуры во всех странах мира. Вряд ли в истории вообще можно найти другое движение, которое в такое короткое время понесло бы такие многочисленные жертвы, как движение Четвертого Интернационала. Я лично глубоко верю, что в нашу эпоху войн, захватов, грабежей, разрушений и всяких других зверств Четвертому Интернационалу суждено выполнить большую историческую роль. Но это будущее. В прошлом же он знал толь-ко удары и преследования. Никто не мог надеяться за последние 12 лет при помощи Четвертого Интернационала сделать карьеру. Поэтому к движению примыкали люди бескорыстные, убежденные, готовые отказываться не только от материальных благ, но, в случае необходимости, и жертвовать жизнью. Не желая впадать в идеализацию, я все же позволяю себе сказать, что вряд ли можно сейчас в какой-либо другой организации найти такой отбор людей, преданных своему знамени и чуждых личных претензий, как в Четвертом Интернационале. Именно из этой молодежи вербовалась все это время моя охрана.

Первое время в Мексике охрану несли молодые мексиканские-друзья. Однако через некоторое время я убедился в неудобстве такого положения. Мои враги систематически стремились вовлечь меня в мексиканскую политику, чтобы сделать тем самым невозможным мое пребывание в стране. А так как молодые мексиканские друзья, живя в моем доме, действительно могли до известной степени явиться агентами моего политического влияния, то я вынужден был отказаться от их участия в охране, заменив их иностранцами, преимущественно гражданами Соединенных Штатов. Все они посылались сюда по особому отбору моих испытанных старых друзей.

Прибавлю для полной ясности, что охрана содержится не мною (у меня таких средств нет), а на средства особого комитета, который собирает необходимые денежные суммы среди друзей и сочувствующих. Мы живем - моя семья и охрана - маленькой замкнутой коммуной, отделенные четырьмя высокими стенами от внешнего мира. Все эти обстоятельства объясняют, почему я считаю себя вправе доверять своей охране и считать ее неспособной на измену или преступление.

Конечно, несмотря на все предосторожности, нельзя считать совершенно исключенной возможность того, чтобы в число членов охраны пробрался отдельный агент ГПУ. Следствие с самого начала заподозрило, что Роберт Щелдон, исчезнувший член моей охраны, был соучастником покушения. Я отвечал на это: если бы Шелдон был агентом ГПУ, он имел бы возможность убить меня ночью без всякого шума и скрыться, не приводя в движение 20 человек, которые все подвергались большому риску. Кроме того, в дни, непосредственно предшествовавшие покушению, Шелдон занимался такими невинными вещами, как покупкой клетки, ее окраской и пр... Никаких убедительных доводов в пользу того, что Шелдон - был агентом ГПУ, я не слышал. Поэтому я с самого начала заявил себе самому и своим друзьям, что я буду последним, который поверит в участие Шелдона в покушении. Если б, однако, вопреки всем моим предположениям, это участие подтвердилось, то оно ничего существенного не изменяло бы в общем характере нападения. При помощи одного из членов моей охраны или без такой помощи ГПУ организовало заговор с целью убить меня и сжечь мои архивы. К этому сводится суть дела.

 

Исключенные из Компартии

 

В своих официальных заявлениях компартия повторяет, что" индивидуальный террор не входит в ее систему действий и пр..

Никто и не думает, что покушение организовано компартией. ГПУ пользуется компартией, но вовсе не сливается с нею.

Среди возможных участников покушения лица, хорошо знакомые с внутренней жизнью коммунистической партии, назвали мне одно лицо, которое было в свое время исключено из партии, а затем за какие-то заслуги восстановлено в ней. Вопрос о категории " исключенных" представляет вообще большой интерес с точки зрения расследования преступных методов ГПУ. В первый период борьбы с оппозицией в СССР клика Сталина намеренно исключала из партии наименее стойких оппозиционеров, ставила их в крайне тяжелые материальные условия и давала этим ГПУ возможность вербовать среди них агентов для работы среди оппозиции. В дальнейшем этот метод был усовершенствован и распространен на все партии Третьего Интернационала.

Исключаемых можно делить на две категории: одни покидают партию в результате принципиальных разногласий, поворачиваются к Кремлю спиной и ищут новых путей. Другие исключаются за неосторожное обращение с деньгами или прочие, действительные или мнимые, преступления морального порядка. Большинство исключенных этой второй категории неразрывно срослись с аппаратом партии, не способны ни к какому другому труду и слишком привыкли к привилегированному положению. Исключенные такого типа представляют драгоценный материал для ГПУ, которое превращает их в покорные орудия для самых опасных и преступных поручений.

Многолетний вождь мексиканской компартии Лаборде оказался недавно исключенным по самым чудовищным обвинениям: как человек, доступный подкупу, торговавший стачками рабочих и даже получавший денежные подачки от... " троцкистов". Самое поразительное, однако, то, что несмотря на крайне порочащий характер обвинений, Лаборде даже не оправдывался. Он показал этим, что исключение нужно для каких-то таинственных целей, которым он, Лаборде, не смеет противиться. Более того, он воспользовался первым случаем, чтобы заявить в печати о своей несокрушимой верности партии и после исключения. Одновременно с ним исключен был ряд лиц, которые придерживаются той же тактики. Эти люди способны на все. Они выполняют любое поручение, совершают любое преступление, только бы не потерять милость партии. Возможно даже, что некоторые из них были исключены, чтобы заранее снять с партии ответственность за их участие в подготовлявшемся покушении. Указание, кого и каким образом исключать, исходит в таких случаях от наиболее доверенных представителей ГПУ, скрывающихся за кулисами.

 

⇐ Предыдущая6789101112131415Следующая ⇒

Поделиться: