О судебных коллегиях содержащих непрофессиональный элемент.

    Полагаем, что поскольку большинство дискуссий о суде присяжных не являются исключительно индивидуализированными под этот вид коллегиальной формы рассмотрения уголовных дел, а ведутся вокруг универсального для ряда других видов коллегиальной формы — об участии непрофессионального элемента в отправлении прпавосудия, то будет уместным вначале разрешить по нашему усмотрению этот вечный вопрос, а затем указать на некоторые аспекты каждого из вышеупомянутых видов коллегиальной формы рассмотрения уголовных дел с участием непрофессиональных, неюрисдикционных судей.

    Далее в тексте данного раздела в целях упрощения слога изложения мысли каждый раз упомяная суд присяжных мы одновременно на ряду с ним будем подразумевать все остальные виды процессуальной формы с участием непрофессиональных судей.

    Вокруг суда присяжных за всё время его существования велись дискуссии, основные посылки которых за последние полтора века не менялись: споры всегда носили «воинственный» характер и не имели перспективы разрешения, ибо принципиальные диаметрально противоположные позиции оппонентов были основаны на столь же принципиальных диаметрально противоположных оценках одной и той же главной черты суда присяжных — непрофессионализм судей из народа, имеющих решающее или сильно влияющее слово по основному вопросу уголовного процесса — о виновности либо невиновности подсудимого.[50]

    Суд присяжных бывало и до сих пор бывает именуют с целью умалить его достоинства судом «толпы» или «улицы», отношение это сформировалось ещё в прошлом веке не без влияния консервативно настроенных юристов и публицистов.[51] Но сторонники суда присяжных даже не стали опровергать этого определения, полагая главной ценностью скамьи присяжных именно её близость к «улице».[52] Судьи из народа приносят с собой жизненную мудрость, поскольку они ближе, чем профессиональные судьи, замкнутые своей корпоративностью, к реалиям жизни и поэтому лучше вторых способны распозновать истинные мотивы того или иного действия человека, так как они с подсудимым имеют гораздо больше совместных забот, чем профессиональный судья, а как в народе говорится «рыбак рыбака видит из далека» — рискнём предположить, что это вполне могло быть одним из аргументов при принятии в Англии 1215 года Великой хартии вольностей, по которой человек мог быть осужден только решением равных себе людей.[53]

    Противники присяжных часто апеллируют к суждению известного немецкого учёного юриста Иеринга, о том, что присяжные — «добрые люди, но плохие музыканты», неспособные судьи, поскольку не могут быть хорошими судьями люди «без знания права, которое достигается только внимательным изучением, без сознания ответственности, которе приобретается профессией, вырабатывается лишь практикой, люди, часто приходящие в суд уже с предвзятым мнением вследствие ходящих сплетен, покорные речи защитника и всевозможным общественным влияниям».[54]

    Покольку по настоянию Иеринга «внимательное изучение» очень важно, с чем спорить не стоит, мы отнесёмся так же внимательно к его суждению, как он отнёсся в своё время к присяжным. Во превых отметим, что у господина Иеринга проблескивает в словах обвинительный уклон — им почему-то сказано, что присяжные «покорны речи защитника» и умолчено о том, что если речь обвинителя не менее содержательна и выразительна речи защитника, то присяжные в равной степени «покорны» и ей, что объясняется нормальным функционированием принципа состязательности, который расцветает в суде с появлением народных судей, и чахнет с их исчезновением. По поводу «предвзятости» то что греха таить мог бы признаться, что все мы имеем определённую предубеждённость, и только компьютер или Бог может быть без предубеждения, вопрос не в этом, вопрос в мере предубеждения, а для того чтобы избежать её опасной меры нужно использовать, существующий правильный механизм отбора судей из народа, что устранит чрезмерную предубеждённость. Полагаем, что Иеринг смешал два различных понятия, предубеждённость с первым мнением, если первое есть опасно, то второе естественно и нормально. Относительно того, что для того чтобы судить нужно знать право, то Иеринг неправ, знание права важно, но право есть лишь форма закрепления общественных ценностей и порой оно не успевает развиваться в «ногу» с развитием этих ценностей, а вот представители общества как раз могут из «первых» рук передать эти новые общественные ценности в право посредством своего активного участия в процессе рассмотрения дела.

    Австрийский юрист Вах по поводу присяжных указывал на то, что «если бы хотели учредить премию за изобретение самой плохой формы суда, то эту премию получил бы изобретатель суда присяжных».[55]

    Суть позиции противников суда присяжных во все времена вытекала из главной посылки: хорошим судьёй может быть только профессионал, знающий право, теорию доказательств, судебную практику, а не руководствующийся лишь здравым смыслом. Присяжные, народные заседатели — непрофессионалы, они ненастоящие, а потешные судьи и потому не способны по-настоящему участвовать в процессе доказывыания, а следовательно и судить по вопросам о виновности.

    Очевидно, что это отношение создано под влиянием стереотипов профессионального сознания юристов, недооценивающих духовный и правозащитный потенциал коллегии присяжных, как субъекта коллективного иследования, и преувеличивающих роль и значение для достижения истины по делу профессиональных юридических знаний.[56]

    Такому отношению можно противопоставить мнение Клеандрова М.И., полагающего, что «отправление правосудия требует профессионального исполнения — необязательно профессионалом, но на профессиональном, а не на дилетантском уровне».[57]

    Дореволюционные русские юристы в своём подавляющем большинстве неизменно включали правило о народном участии в правосудии в число основных начал уголовного судопроизводства.[58]

    Например, Тальберг Д.Г. полагал, что это положение вообще не вызывает споров.[59] Викторский С.И. обосновано выделял участие народного элемента в уголовном суде как такое начало уголовного процесса, которое обеспечивает реализацию всех других его основных начал, он считал участие народного элемента необходимо для того, «чтобы в стране действительно было правосудие, а не производство судебных дел».[60]

    «Нет никаких оснований меньше доверять коллективной совести ни от кого не зависящих неюристов из народа, чем совести профессиональных юристов, чувствующих свою зависимочсть и от своего профессионального опыта и от вышестоящих профессионалов».[61]

    Как уже выше упомяналось народные представители в суде, при услолвии их правильного отбора, являются сдерживающим фактором для безнаказанного произвола профессиональных судей и их коррумпирования. Присяжные, народные, судебные и им подобные заседатели необходимы в составе судебной коллегии для того, чтобы повышалась вероятность принятия по делу правильного, справедливого решения не нарушающего презумпцию невиновности и права участников процесса, для повышения воспитательного эфекта от судебного разбирательства. Рассмотрение уголовных дел очень часто связано с разбором нравственно-конфликтных обстоятельств, разрешить по необходимости которые профессиональным судьям без непрофессиональных в пользу подсудимого практически невозможно будучи под давлением обвинительного уклона. При разрешении вопросов о виновности в условиях информационного равновесия обвинительный уклон судьи проявляется в том, что он руководствуется не законодательно предписанной презумпцией невиновности, а сложившейся на практике презумпцией достоверности материалов и выводов предварительного следствия.[62]

    Стецовский Ю.И. полагает суд присяжных лучшей из известных человечеству форм отправления правосудия по уголовным делам, лучшей из форм народного участия в нём. Он же указывает на то, что это не просто один из многих уголовно-процессуальных институтов, это особый социальный институт, сам факт существования которого в стране свидетельствует о том, что имеется независимая судебная власть и состязательность правосудия.[63]

    Теперь о индивидуальных достоинствах видов коллегиальной формы отправления правосудия с участием непрофессионального элемента.

    Индивидуальным и наиболее выжным достоинством классического варианта суда присяжных многие иследователи считают то, что при одновременном паралельном существовании профеессионального судьи имеется коллегия непрофессионалов, и эти коллегии абсолютно никак не работают совместно, чем избегается давление авторитета профессионального судьи на непрофессионалов. И именно этот аргумент соответственно выставляют против смешанных, рассширенных судебных коллегий, считая, что в них мнение непрофессионала не может быть свободно им высказано и оценено другими участниками коллегии из-за препятствования тому противоположного авторитетного мнения профессионального судьи, который неизбежно навяжет его своим робкими коллегам по делу при этом «изнасиловав» их внутреннее убеждение. Но многие с такой мыслью не согласны. Так например, И.Д. Перлов считал, что разделения полномочий судей (на решение вопросов факта и прва) лишает правосудие главного преимущества единой судебной коллегии — органического сочетания юридической зрелости профессиональных судей и жизненного опыта народных заседателей, а именно в этом заключена его сила и мудрость.[64]

Автор данной дипломной работы является сторонником смешанной коллегии совместно решающей как вопросы права так и вопросы факта и объясняет это очень простым и доходчивым образом в одной из своих статей. «Во всём хороша «золотая» середина. Профессиональный судья — ледяная вода, непрофессиональный — кипящая вода. Воздействие как первой, так и второй, хотя и по разноиу, но убивают организм. Поэтому мы смешиваем воду до оптимальной температуры, и тогда она приносит нам благо. Вот таким же образом надо поступить и с составом суда, сбалансировать его так, чтобы он будучи единым целым, обладал холодным разумом и горячим сердцем»[65]. В данном контексте народный элемент обладает «горячим» сердцем, а судья «холодным» разумом. В подтверждение необходимости двух элементов при разрешении дела приведём прикрасные слова Л.Е. Владимирова, правда он высказывал их в поддержку раздельных судебных коллегий, но мы полагаем, что с небольшой оговоркой их можно применить к смешанной коллегии, как к более совершенной форме. «Судья ремесленник в уголовном суде может много навредить, и вред этот даже не заметят. Бессердечность — язва во всех профессиях. Совесть и чуткая душа — вот что нужно в уголовном суде!...в суде присяжных подсудимый обеспечивается от бессердечности профессионального судьи, которму нечувствительность даже часто мешает разглядеть истину».[66] Оговорка, необходимость которой была выше обозначена заключается в том, что опасность рикованного для истины давления авторитета профессионального судьи в смешанной колегии пропадает, если простым людям привлекаемым из народа к отправлению правосудия будет объяснено, что слепое преклонение перед авторитетом никогда, нигде и никем, кроме людей с неблагочестивыми намерениями, не поощрялось и всегда приводит к плачевным последствиям, поскольку носителями авторитетов являются тоже люди, которым как и другим, ну может реже, а всётаки свойственно ошибаться, поэтому если все перед ними будут преклоняться не проверяя их мнение на прочность, то ни сам авторитет (в нашем случае профессиональный судья) ни люди его окружающие так и не поймут ошибается он или нет. В обществе надо культивировать сознание того, что быть участником отправления правосудия означает быть попутчиком профессионального судьи в поисках истины по делу, а не его ненужным придатком. Так вот, если представители народа, вершашие суд это поймут, то ни один судья даже самый авторитетный не будет в силах навязать им своё мнение, как это действительно происходит в наши дни в нашей и многих других сранах бывшего СССР.

Так же для непрофессиональных участников судебной коллегии должно быть ясно, что от них никто не ждёт знания права, для этого у них есть профессионал, единственное, что от них ожидают это активной оценки обстоятельств дела с позиции их жизненного опыта и соображений об их нравственности, от них ожидают взгляда со стороны. «Если члены набираются из разных слоёв общества — тогда действительно можно ожидать, что такое новое лицо внесёт свою лепту в общую массу сведений, необходимых для разрешения различных вопросов».[67]

Непрофессиональный элемент превосходит профессиональных судей по богатству жизненного опыта, разнообразию знаний об окружающей действительности, необходимых для правильного и справедливого решения вопросов о виновности, благодаря её разнородному личному составу.[68]

Уязвимость правосудия осуществляемого двумя раздельными коллегиями заключается в двух моментах, первый из которых, кроется в невозможности профессионалов дисциплинировать обсуждение вопросов факта непрофессионалами, как последние в свою очередь не достаточно способны уравновесить субъеективность профессионалов при вынесении наказания виновному. Зачем дисциплинировать коллегию непрофессионалов? Лучшим и наиболее показательным ответом на этот вопрос является кинофильм «12 разгневанных мужчин», в котором показано как на практике представители народа будучи приглашёнными к отправлению правосудия относятся к своему долгу поиска истины по делу, выявлению и оценки мотивов деяний подсудимого. Присяжные сразу зайдя в совещательную комнату производят голосование о виновности, по результатам которого 11 из них голосует «за» и очень сильно возмущены тем, что один из них проголосовал против, которому задают ворпос: Разве ты считаешь его невиновным? Следует ответ: Нет, не считаю./ Так в чём же твоя проблема? / В том, что у меня нет абсолютной уверенности в его виновности./— Далее присяжные начинают диалог на многие часы, в ходе которого выясняется, что первый возразивший присяжный был единственным, у кого не было проблем влиявших на его решение о виновности подсудимого, когда у всех остальных вначале голосовавших «за» были личные на то мотивы. Один очень спешил на футбольный матч и боялся на него опаздать, если завяжится дискуссия, другой имел сына его неуважающего и угрожавшего убить, а поскольку дело было по обвинению сына в убийстве своего отца, то он решился отыграться на чужом человеке за своего непутёвого сына, третий просто будучи обеспеченным негром считал, всех бедных негров преступниками, и поэтому презумировал, что бедный чернокожий обвиняемый был виновен, и так у каждого из этих присяжных была какая-то личная проблема заставлявшая их без рассуждения и анализа обвинения признать его виновным, и по законам того штата тем, самым посадить его на электрический стул. Но благодаря одному единственному беспристрастному присяжному завязалась дискуссия, в ходе которой все остальные со временем переменили своё мнение и оправдали подсудимого. Страшно даже представить что бы произошло не окажись в той коллегии присяжных того единственного вспомнившего о презумпции невиновности и проголосовавшего за оправдание. Ведь этого человека могло и не оказаться в коллегии присяжных, а его место мог занять человек подобный остальным присяжным. Ведь своё решение присяжные не мотивируют, а тайна совещательной комнаты не разглашается, таким образом субъективизм и необоснованность голосования никогда полностью не раскрывается. Сторонники классического суда присяжных могут сказать, что этот кинематографический прецедент устраним тщательной процедурой формирования скамьи присяжных, но мы возразим, что эта процедура при всей её важности и проработанности не способна отвести присяжных по причине их не беспристрастности, если последняя кроется где-то глубоко в подсознании присяжного. Процедура отбора присяжных способна устранить лишь поверхностную предубеждённость, что важно, но недостаточно для непорочного правосудия. Профессиональный судья в смешанной коллегии всегда сможет быть тем, кто положит начало мыслительному анализу обвинения и выносимого по нему решения. Участие профессионального судьи в обсуждении решения вместе с непрофессиональными, заставляет последних более ответственно подходить к своему долгу перед обществом в целом, и подсудимым в частности. Для того, чтобы гарантировать в максимально возможной ныне степени беспристрастность судей, как профессиональных так и непрофессиональных, необходимо, чтобы оба эти элемента сдерживали друг друга, а это возможно исключительно в смешанной судебной коллегии.

Очень важным на наш взглядявляется тот момент, что смешанная коллегия в отличии от коллегии присяжных, мотивирует своё решение, а для того чтобы что-то мотивировать это надо исследовать, поэтому обязанность мотивации решения существенно гарантирует его обдуманность.

Поскольку континентальная форма суда присяжных (когда некоторые вопросы решаются совместно двумя коллегиями, а некоторые раздельно) является своеобразным промежуточным звеном то выводы сами напрашиваются после рассмотрения аспектов её крайних вариантов, поэтому ввиду сильно ограниченного объёма данной работы мы считаем просто необходимым и возможным оставить детальное рассмотрение этого вида коллегиальной формы отправления правосудия с участием народного элемента для самостоятельного изучения читателя.

Одним из аргументов против народного участия в правосудии является сравнительно большое количество вынесенных при их участии оправдательных приговоров, количество которых в суде присяжных является наиболле высоким, а в смешанной коллегии меньшим. Тут следует обратить внимание на то, что раз уж всё относительно, то в данном случае за минимум признаётся колличество оправдательных приговоров вынесенных коллегией профессиональных судей. Да действительно коллегия профессионалов почти не выносит оправдательных приговоров, их число подозрительно мало и на пост советском пространстве варьируется в пределах одного процента от общего числа дел, но за этим коварным числом скрывается множество несправедливых осуждений, поэтому уж лучше пусть, если надо выбирать из двух зол, будут оправданы некоторые виновные, чем осуждены невинные, чем наоборот. Но причина очень высокого количества оправдательных приговоров выносимых присяжными заключается в несовершенности этой процессуальной формы, относительно смешанной единой судебной коллегии, что уже было нами рассмотрено выше.

Известно, что обе формы народного участия в уголовном правосудии в течении всего периода своего существования были предметом острой научной полемики. Анализ современной литературы по этой проблематике даёт основания полагать, что все аргументы «за» и «против» как суда присяжных так и суда «шеффенов» когда-то уже высказывались, опровергались и высказывались снова. Упрёки по поводу правовой безграмотности непрофессионального элемента, их пассивности и отстранённости уже давно стали «общим местом», но ни в одной из стран не дали достаточных оснований для отказа от одних правовых форм народного участия, для замены их другими, а тем более — для устранения из правосудия непрофессионального элемента.[69]

Общее колличество стран вообще не привлекающих к отправлению правосудия непрофессионалов ничтожно мало, что позволяет считать их исключением из общего правила — Япония, Аргентина, Доминиканская Республика и некоторые другие.[70]

Глава 2. Единоличное правосудие в Латвии и зарубежом.

2.1. Состояние преступности и эффективность судебной системы в Латвии.

    Уровень преступности в стране начал стремительно расти с конца 80-ых начала 90-х годов. Своего пика он достиг в 1992 году и составил 61900 зарегистрированных преступных деяний. В последующие годы наблюдался небольшой спад преступности, но после 1998 года преступность вновь начала расти. Если в 1998 году было зарегистрировано всего 36700 преступлений, в 1999 году — 44000, в 2000 году — 50200.

    Число преступлений зарегистрированных в 2000-ом году сравнительно с 2001-ым годом возросло на.... преступлений или на.....%.

    Коэффициент преступности, который формируется из количества преступлений приходящихся на 10000 населения, в Латвии на 2000-ый год составил 212, что на 28 пунктов больше, чем было в 1999 году. Но все же этот коэффициент в Латвии является самым низким в Прибалтике, так в Литве он составлял 223, а в Эстонии аж 402. При этом следует отметить, что за год рост этого коэффициента был почти вдвое более быстрым, нежели в Литве, где он повысился лишь на 15, а не на 28 пунктов как у нас.

    В 2000 году было зарегистрировано на 6, 1% больше тяжких преступлений, чем в 1999-ом году. В общем их удельный вес в общей массе преступлений сравнительно с 1999-ым годом (43.3%) снизился и в 2000 году составил 40.2%.

    В стране на 2000 год было всё ещё высоко число убийств и попыток убийств. Было зарегистрировано 219 убийств, что на 2.3% больше чем в предшествующем году. В среднем в неделю совершалось 4 убийства, два из которых в Риге. По данным Центрального управления Статистики Латвии интенсивность совершения убийств в нашей стране в 2.4 раза больше чем в Дании, в 2.8 раза больше чем в Норвегии, и в 4.6 раза, чем в Швеции.

    В 2000-ом году общий прирост преступности произошёл в стране в первую очередь за счёт преступлений против собственности. По прежнему высок удельный вес этого рода преступлений в общей структуре преступности, он составил 73.6%, что на 1.6% больше чем 1999-ом году.

Кражи количественно превосходят все остальные преступления против собственности. Существенно возросло число квартирных и карманных краж.

В 2.5 раза возросло количество преступлений связанных с незаконным изготовлением, хранением и реализацией наркотических веществ. Если в 1995-ом году их было зарегистрировано 271, тот в 2000-ом — 665.

Раскрываемость преступных деяний по состоянию на 1 января 2001-го года составила 42.9% от зарегистрированных в предшествующем году преступлений, что на 4.1% меньше, чем в 1999-ом году. В то же время в Латвии наиболее высокий уровень раскрываемости среди Балтийских стран, так в Литве он соответствует 40.4%, а в Эстонии — 31.1%.

Нераскрытыми остались 28700 преступлений, из них 32% убийств, 35.8% тяжких телесных повреждений, 29.9% изнасилований. Кражи формируют самую большую группу нераскрытых преступлений, нераскрытыми в 2000-ом году остались 68.4% всех краж.

По подозрению в совершении преступлений в 2000-ом году было задержано 17800 человек, что на 4.2% больше чем в предшествующем году. 37.8% повторно совершили преступные деяния. Более трети задержанных лиц, совершая преступление, находились в состоянии алкогольного опьянения. Всё ещё сохраняется опасная тенденция совершения преступлений в группах; в 2000-ом году 36.7% человек совершали преступления в группах (1999=35.1%; 1998=38.5%).

Среди преступников преобладают лица, которые не учатся и не работают. В 2000 году они составили 61.7% от числа всех преступников (1999=61.2; 1998=61.8).

Сохраняется значительная криминогенная активность среди несовершеннолетних. В 2000-ом году ими было совершено 3923 преступления, что на 4.4% больше, чем в предыдущем году. Половина преступных деяний (51.5%) совершено ими в группе, и каждый пятый в момент совершения преступления находился в состоянии опьянения. В числе преступлений несовершеннолетних особо высокий удельный вес принадлежит тяжким преступлениям.

В 2000-ом году за совершение уголовных преступлений было осуждено 12689 человек, что на 1.35% меньше, чем в предыдущем году. К лишению свободы был приговорён каждый пятый осужденный., из них 382 несовершеннолетних или 21.35 от числа всех несовершеннолетних осуждённых лиц; 22 несовершеннолетних были приговорены к лишению свободы на срок от 5 до 10 лет.

Число заключенных в тюрьмы на 1 января 2001 года было 4967 человек, в их числе 222 женщины. 59.8% повторно отбывают срок лишения свободы.[71]

    Следует отметить, что к сожалению статистические данные о количестве преступлений нельзя принимать за зеркальное отражение криминогенной ситуации в стране, так как помимо официально зарегистрированной преступности есть ещё и латентная преступность, которую составляют те преступления, о которых люди не сообщили из-за боязни или по каким-то иным причинам они не были доведены до сведения правоохранительных органов. Здесь также можно упомянуть, что причиной не сообщения о преступлениях правоохранительным органам является не столько боязнь угроз со стороны злоумышленников, сколько неверие в эффективную защиту со стороны сотрудников правоохранительных органов и неверие в благочестивость блюстителей порядка. Так, например, 53.1% рижан отрицательно отвечает на вопрос Центрального Управления Статистики о том, обеспечивают ли правоохранительные органы их безопасность, 36.2% отвечают, что частично, и лишь 10.7% полагают, что им обеспечена безопасность. К сожалению, в нашей стране действительно язык не поворачивается отозваться о деятельности стражей порядка как о достаточно эффективной. Уж слишком редко мы слышим о разоблачении нерадивых стражей порядка, и при этом слишком часто сталкиваемся со злоупотреблениями полномочиями с их стороны, это творится начиная с автодорог и заканчивая несправедливыми, порой даже абсурдными решениями судов. Из личного опыта прохождения практики в полиции, будучи второкурсником, можем указать на то, что полицейские в подавляющем большинстве неохотно уважают права и свободы человека, но часто возмущаются тем, что в народе к ним относятся с презрением, но тут надо просто не забывать о жизненном принципе, что подобное рождает подобное.

    Касательно показателей деятельности судебной системы, преимущественно суда первой инстанции можно привести следующие данные.

В 2000 году в суд поступило 11096 уголовных дел, рассмотрено было 11115, из них 192 дела было прекращено, 269 отправлено на доследование, 333 переданы по подсудности, таким образом 10312 дела были окончены вынесением приговора, а 5226 дел к концу года остались нерассмотренными; за данный год было осуждено 12689 человек и лишь 142 оправданы.

    В 2001 году в суд поступило 11854 дела, рассмотрено 11442, из них 165 дел было прекращено, 198 отправлено на доследование, 452 переданы по подсудности, таким образом 10577 дел были окончены вынесением приговора, и 5637 вновь остались к концу года нерассмотренными и перешли на следующий год; за сей год было осуждено 12679 человек и лишь 125 оправданы.

    По данным за 2002 год было осуждено 12615 человек и оправдано 108, что подтверждает тенденцию роста обвинительного уклона латвийского правосудия.

    В 1998 году было осуждено 12952, оправдано 152; в 1999 году осуждено 12862, оправдано 148.[72]

    Из вышеприведённых статистических данных явствует одно из двух: либо у нас в стране судебная система функционирует чрезвычайно отлаженно и хорошо, что практически все люди попавшие на скамью подсудимых признаются виновными и за это система их заслуженно карает, и лишь редкие из них оправдываются, либо все-таки наоборот наша судебная власть, из рук вон плохо карая всех как виновных, так и невиновных метя их под одно гребёнку, поскольку процент оправдательных приговоров подозрительно мал, и более того он с каждым годом снижается, хотя может это результат роста эффективности судебной системы.

    Таким образом, образуется дилемма: хорошо или плохо. Для её разрешения предлагаем воспользоваться судебной статистикой других более развитых как в экономическом, так и в правовом отношении стран. Если в США оправдательных приговоров в среднем 25%, в Европе 20%, то в нашей державе за последние пять лет в среднем он составил 1%. Возможно защитники нынешней судебной системы Латвии возразят на это тем, что Латвию сравнивать с США не корректно в этом аспекте поскольку у них суд присяжных, которому свойственно оправдывать человека даже тогда когда по закону он явно виновен, поэтому мы и привели после данных США данные столь близкой и одновременно далёкой нам Европы.

    И так напрашивается вопрос, а может в США и Европе судебные системы работают менее слажено с обвинительной властью[73], да и вообще, может их судебные системы неправильно созданы и соответственно этому и функционируют??? Может там суды не имеют точного понятия об истине достигаемой правосудием и поэтому так часто оправдывают обвиняемых? Положительные ответы на эти вопросы могли бы объяснить и оправдать мизерное количество оправдательных приговоров в Латвии. Но, увы, ответы эти отрицательны. Хотя, степень слаженности работы тамошних судов с тамошней обвинительной властью действительно иная, там суд значительно реже чем у нас становится вторым более властным прокурором по делу, он там как должно было бы и у нас выступает в большей степени арбитром, весами доводов обвиняемого, защиты и обвинения. Относительно достигаемой в процессе судопроизводства истины у нас с ними действительно могут возникнуть разногласия, ввиду того что их суд ищет объективную истину, а наш суд несмотря на такую же задачу ограничивается, как это было в средневековье достижением формальной истиной. Расхождения по истине и слаженности деятельности суда с деятельностью обвинительной власти обусловлены не неправильной правовой регламентацией этих моментов, а фактическим правосознанием наших правоприменителей и блюстителей. США и Европа хотя и различны по своим правовым семьям и судоустройствам, но имеют значительно более богатое чем Латвия наследие правовой мысли и эмпирического опыта, поэтому их судебные системы, хоть и тоже не без изъяна, по нашему разумению более совершенны сравнительно с нашей отечественной, а точнее будет выразить, что люди олицетворяющие судебную систему там имеют более достойное этого почётного статуса судьи мышление. Нам могут возразить тем, что Россия тоже имеет богатейшее наследие правовой мысли и более богатое эмпирическое наследие, а там все равно количество оправдательных приговоров не больше чем в Латвии. Да, это увы так, но это объясняется тем, чем кстати можно объяснить и латвийскую ситуацию — наследием советской судебной практики, когда суд фактически был лишь приспешником обвинительной власти и оправдательный приговор воспринимался, как гром среди ясного неба. Но полагаем, что советское наследие может быть объяснением, но его нельзя воспринимать оправданием сложившейся практики. Вообще не надо этому искать оправданий, надо искать пути выхода из сложившейся ситуации, что в России и делают, а вот в Латвии может быть, и пытаются но незаметно, и пока что это получается как всегда не так как это надо.

    Как бы тяжело и прискорбно это ни было, нужно констатировать, что латвийская судебная система пропиталась обвинительным уклоном, это несправедливое и ошибочное положение нужно искоренить. Обвинительный уклон это самый сильный, если забыть на мгновение о продажности судей, порок нашей судебной власти. Эту ошибку должны признать все ветви власти и только тогда станет возможным её устранение; на данный момент лишь так называемая четвёртая власть СМИ открыто свидельствуют об этом. Пока что в нашей стране получается, что тебя карают далеко не всегда за то что ты виновен, но почти всегда за то, что ты попал на скамью подсудимых. Это обстоятельство было бы простительным, если бы обвинительная власть была бы беспристрастной и непредубеждённой и обвиняла бы только виновных, но это не так, да, и требовать этого вряд ли возможно ведь обвинение это только сторона, поэтому ей невозможно полностью отстраниться от своей сущности — стремления обвинить всех и вся. Суд должен и имеет к тому все возможности, чтобы быть беспристрастным объективным и справедливым мерилом противоречивых сторон.

    Отозваться положительно о латвийской судебной системе ещё более сложно, если обратить внимание на слишком большое количество рецидива в преступности, как среди совершеннолетних, так и среди несовершеннолетних лиц. В отношении ювинальной юстиции Латвия вообще не может ничем похвастать, ибо не имеет специальных на то судов и их составов, что способствовало бы перевоспитанию маленьких преступников, их успешной ресоциализации и возвращению к нормальному законопослушному образу жизни. Полагаем, что у нас по отношению к несовершеннолетним лицам суд слишком суров, применяя в среднем к 1/5 всех осужденных меру наказания в виде лишения свободы, что едва ли способствует их перевоспитанию, скорее учитывая ужасные условия наших мест заключения, дать срок несовершеннолетнему означает, как правило, отправление его а «университет» преступности, выходя от куда человек озлобляется на общество и уже с большим знанием дела совершает новые более серьёзные и изощренные преступления.

     Из моих личных наблюдений по ряду конкретных уголовных дел, рассмотрение которых нам удалось лицезреть, можем заключить, что всем своим ходом наше судопроизводство не имеет какого-либо воспитательного характера для подсудимых.

     В столь уважаемой нашим правительством Европе быть судьёй и вершить правосудие значит обладать авторитетом и уважением в обществе, но в Латвии статус судьи ничего акромя «привилегии» частых нареканий со стороны народа не предоставляет своему носителю. А как же иначе ведь дела в судах часто годами лежат в ожидании рассмотрения, ибо это никак не согласуется с правом каждого на скорый и справедливый суд. Тогда как долгое ожидание рассмотрения дела гражданского может существенно обременить хозяйственный оборот, что бьёт по финансам людей, то долгое ожидание справедливого суда по уголовному делу, который часто из-за этого ожидания не может быть справедливым, наносит порой непоправимый вред чести, достоинству и праву на свободу обвиняемых по делу людей.

    В среднем за пять лет с 1997 по 2001 годы ежегодно в конце года 5240 дел оставались нерассмотренными делами, так называемым хвостом переносимым из года в год нашим правосудием.

    К сожалению не представилось возможным получить данные о том сколько людей были подвергнуты мере пресечения в виде заключения под стражу, и так ожидали рассмотрения своего дела будучи лишёнными свободы, но судя по информации циркулирующей в СМИ это число значительно, и это при том, что они ещё не признаны виновными и может быть таковыми и не являются. В качестве косвенного подтверждения того, что число этих людей значительно можно вспомнить то, какой ажиотаж был вызван сравнительно недавним указанием Верховного суда, что максимальный срок содержания по стражей должен неукоснительно соблюдаться, а он равен 1.6 года, что надо признать тоже не мало, и судя по возмущённой реакция правоохранительных органов Латвии этого не достаточно даже для досудебного расследования. Тут возникает ещё одна проблема — нерасторопное следствие и долгий простой дела в ожидании рассмотрения порождают утрату возможности более детального воспроизведения события преступного деяния, по словам свидетелей, поскольку людям свойственно в силу хотя бы физиологических причин забывать прошлое. Так же не следует забывать о том, что после того как человек долго прождал своего суда и дождался, на суде будет висеть груз того срока, который этот человек провёл в ожидании, и это может вызвать попрание презумпции невиновности и осуждение невиновного человека, для того, чтобы не расписываться в том, что этот человек незаслуженно был лишён свободы до суда; можно предположить, что по такому делу будет вынесен приговор с назначением срока лишения свободы ровно пропорционального тому сроку, который ограничил свободу этого лица до «скорого» и «справедливого» суда. Такое положение возмутительно противоречит принципам презумпции невиновности, законности, а также справедливости и гуманности.

⇐ Предыдущая12345Следующая ⇒

Поделиться: