Особенности перевода лирики И.В. Гёте на русский язык

 

В процессе исследований, проводимых в рамках данной дипломной работы, нами был проведён сопоставительный анализ лирики с переводами различных авторов и выявлены особенности перевода лирики И.В. Гёте на русский язык.

Первый стихотворный перевод из И.В. Гёте появляется в русских журналах с запозданием на двадцать пять лет по отношению к началу поэтической известности И.В. Гёте у себя на родине. Интимная лирика нового типа, возникающая в эпоху «бури и натиска», как и весь тот круг переживаний, который характерен для молодого И.В. Гёте и его современников, находят отклик в литературных кругах России конца XVIII – начала XIX вв.

Наиболее популярными у русских переводчиков и чаще переводимыми стихотворениями данного периода были «Прекрасная ночь» (Die schö ne Nacht), «Свидание и разлука» (Willkommen und Abschied) и «Новая любовь – новая жизнь» (Neue Liebe – neues Leben), посвящённое Лили Шёнеман.

Стихотворение И.В. Гёте «Прекрасная ночь» относится к ранней лирике поэта (период с 1765 по 1770). Стихи, написанные в это время, относятся к стилю галантной поэзии рококо. Жизнерадостная и игривая, она трактует темы любви и природы. Вот это стихотворение в оригинале:

Nun verlaß ich diese Hü tte,

Meiner Liebsten Aufenthalt,

Wandle mit verhü lltem Schritte

Durch den ö den, finstern Wald.

Luna bricht durch Busch und Eichen,

Zephir meldet ihren Lauf,

Und die Birken streun mit Neigen

Ihr den sü ß en Weihrauch auf.

Wie ergö tz ich mich im Kü hlen

Dieser schö nen Sommernacht!

O wie still ist hier zu fü hlen,

Was die Seele glü cklich macht!

Lä ß t sich kaum die Wonne fassen!

Und doch wollt ich, Himmel, dir

Tausend solcher Nä chte lassen,

Gä b mein Mä dchen Eine mir.

Так же хотелось бы представить два перевода данного стихотворения и произвести их сопоставительный анализ. Первый перевод – перевод Афанасия Фета:

Второй перевод, более поздний, принадлежит А. Кочеткову, профессиональному переводчику XX века:

Покидаю домик скромный,

Где моей любимой кров.

Тихим шагом в лес огромный

Я вхожу под сень дубов.

Прорвалась луна сквозь чащи:

Прошумел зефир ночной,

И, склоняясь, льют все слаще

Ей березы ладан свой.

 

Я блаженно пью прохладу

Летней сумрачной ночи!

Что душе дает отраду,

Тихо чувствуй и молчи.

Страсть сама почти невнятна.

Но и тысячу ночей

Дам таких я безвозвратно

За одну с красой моей.

Итак, первую строку Гёте «Nun verlaß ich diese Hü tte» А. Фет перевёл, употребляя приём синонимической замены, слово «verlaß en» следовало бы перевести «покидать», как и сделал это А. Кочетков, но Афанасий Фет нашёл подходящее в семантическом плане слово, которое больше подходило к рифме его стиха – «прощаюсь». Оба переводчика употребили один и тот же стилистический приём – олицетворение (метонимия, изображающая внутреннюю связь между местом и человеком, находящимся на этом месте). В оригинале он присутствует, герой прощается с «избушкой», наделяя её одушевлёнными качествами, хотя, конечно же, подразумевается возлюбленная, проживающая в этой избушке. Но, А. Кочетков при этом предпочёл слегка возвысить стилистическую окраску гётевской избушки, более мягко заменив её на «домик скромный». Вторая строка у И.В. Гёте «Meiner liebsten Aufenthalt» - снова была подвергнута деформации, в данном случае ближе к оригиналу оказался А. Кочетков, умело подобрав слову «Aufenthalt» эквивалент «кров» - ныне почти забытое, но очень подходящее по смыслу именно в данном стихотворении. А. Фет снова воспользовался более простым путём, удобным для его рифмы, переведя по смыслу «где любовь моя живёт». Оба автора данных переводов решили не переводить «meine Liebste» - как «моя самая любимая», видимо считая это излишним максимализмом со стороны И.В. Гёте, в данном случае неуместным. Следующие две строки у А. Фета: «И бесшумно пробираюсь/ Под лесной полночный свод» и у А. Кочеткова «Тихим шагом в лес огромный/ Я вхожу под сень дубов», читая эти строки, перед глазами предстают два совершенно разных пейзажа, кажется у переводчиков было разное прочтение И.В. Гёте, но ближе к оригиналу всё же А. Фет: «Wandle mit verhü lltem Schritte/ Durch den ö den, finstern Wald». Следующее четверостишие по-своему верно у каждого переводчика, но А. Фет, верно переведя одну строку «Luna bricht durch Busch und Eichen», в русском языке развернул её в две строфы – «Лунный луч, дробясь, мерцает/ Меж дубами по кустам», поэтому следующая строка «Zephir meldet ihren Lauf» у него просто отсутствует, но похоже А. Фет заменил всю эту строку одним глаголом «мерцать», что не совсем соответствует смыслу оригинала. А вот А. Кочетков использовал при переводе компрессию – один из способов переводческой трансформации, а именно семантическое стяжение (превращение сочетания в слово), т.е. гётевские «Busch und Eichen» он перевёл как «чащи». Следующее четверостишие неудачно вышло у А. Кочеткова, особенно несозвучны оригиналу и в целом неверно переведены последние две строфы: «Что душе даёт отраду, / Тихо чувствуй и молчи», в то время как у И.В. Гёте: «O wie still ist hier zu fü hlen, / Was die Seele glü cklich macht! ». А. Фету на наш взгляд эти строфы удались: «Как целебна тут отрада/ Человеческой души! ».

Последнее четверостишье в оригинале написано легко, настолько просто и понятно, что даже человеку, слабо владеющему языком, сразу всё станет ясно, но вот А. Фет в своём переводе запутался с рифмой, и четверостишье стало немного сложным в плане восприятия, его следует как минимум два раза прочитать, чтобы понять смысл. Перевод А. Кочеткова в этом отношении более удачен и лаконичен, и по семантике ближе к оригиналу.

Итак, можно сказать, что оба переводчика довольно часто уходили от оригинала, видимо это было необходимо, чтобы сохранить рифму своего стиха. При этом А. Фет постарался даже стихосложением соответствовать подлиннику; неизменно чувствуется в его переводе творческий талант, нет резких отступлений, т.е. это действительно перевод, а не подражание И.В. Гёте, там нет, что называется, «отсебятины», поэтому перевод А. Фета мы считаем более удачным.

Следующее стихотворение И.В. Гёте, подлежащее анализу, это творение 1771 года. К этому времени И.В. Гёте порвал с искусственностью стиля рококо и понял, что источником подлинной поэзии является народное творчество. Именно в это время происходит формирование И.В. Гёте как совершенно самостоятельного художника. В стихотворениях этого периода раскрывается титаническая мощь лирического гения И.В. Гёте, вводящего в поэзию новые мотивы и создающего новые поэтические формы. «Свидание и разлука» - один из стихов, посвящённых Фридерике Брион. Поэтическое новаторство проявилось в динамичной ритмике стихотворения, передающего темы стремительной скачки на коне. Каждая фраза выражает страсть лирического героя, чувства которого сливаются с видами природы, возникающими перед ним во время поездки на свидание с любимой. Стихотворение передаёт вершинные моменты страсти: нетерпеливое стремление к любимой, радость встречи и даже расставание окрашено сознанием счастья в любви. 

Итак, «Willkommen und Abschied»:

 

Es schlug mein Herz, Geschwind zu Pferde!

Es war getan fast eh gedacht.

Der Abend wiegte schon die Erde,

Und an den Bergen hing die Nacht;

Schon stand im Nebelkleid die Eiche,

Ein aufgetü rmter Riese, da,

Wo Finsternis aus dem Gesträ uche

Mit hundert schwarzen Augen sah.

 

Der Mond vom einem Wolkenhü gel

Sah klä glich aus dem Duft herfor,

Die Winde schwangen leise Flü gel,

Umsausten schauerlich mein Ohr;

Die Nacht schuf tausend Ungeheuer,

Doch frisch und frö hlich war mein Mut:

In meinen Adern weiches Feuer!

In meinem Herzen welche Glut!

 

Dich sah ich, und die milde Freude

Floß von dem sü ß en Blick auf mich;

Ganz war mein Herz an deiner Seite

Und jeder Atemzug fü r dich.

Ein rosenfarbnes Frü hlingswetter

Umgab das liebliche Gesicht,

Und Zä rtlichkeit fü r mich – ihr Gö tter!

Ich hofft es, ich verdient es nicht!

 

Doch ach, schon mit der Morgensonne

Verengt der Abschied mir das Herz:

In deinen Kü ssen welche Wonne!

In deinem Auge welcher Schmerz!

Ich ging, du standst und sahst zur Erden,

Und sahst mir nach mit nassem Blick:

Und doch, welch Glü ck, geliebt zu werden!

Und lieben, Gö tter, welch ein Glü ck!

 

Для сравнения мы возьмём перевод этого стихотворения Н. Заболоцкого (слева) и Б. Морица (справа):

 

Душа в огне, нет силы боле,.             В седло! Я зову сердца внемлю!

Скорей в седло и на простор!            Лишь миг – и конь летел стрелой.

Уж вечер плыл, лаская поле,             Уже баюкал вечер землю,

Висела ночь у края гор.                     И ночь повисла над горой.

Уже стоял, одетый мраком,                В тумане дуб гигантом в латах,

Огромный дуб, встречая нас;             Там возвышался в этот час,

И тьма, гнездясь по буеракам,          Где тьма, таясь в кустах косматых,

Смотрела сотней черных глаз.          Смотрела сотней черных глаз.

 

Исполнен сладостной печали,           Луна сквозь дымку, с гребня тучи,

Светился в тучах лик луны,               Смотрела грустно в вышине,

Крылами ветры помавали,                 Крылатых ветров рой летучий

Зловещих шорохов полны.               Свистел свирепо в уши мне.

Толпою чудищ ночь глядела,            Ночные страхи мчались с нами,

Но сердце пело, несся конь,              Но был я весел, бодр мой конь.

Какая жизнь во мне кипела,               В моей душе какое пламя!

Какой во мне пылал огонь!                В моей крови какой огонь!

 

В моих мечтах лишь ты носилась,      Мы вместе. Счастья неземного

Твой взор так сладостно горел,           Исполнен взор желанный твой.

Что вся душа к тебе стремилась         Я был с тобой всем сердцем снова,

И каждый вздох к тебе летел.             Мой каждый вздох – тебе одной.

И вот конец моей дороги,                        Твой милый облик детски-сторогий

И ты, овеяна весной,                             Весны румянец озарил,

Опять со мной! Со мной! О боги!       И этой нежности, о боги,

Чем заслужил я рай земной?                Я жаждал но не заслужил.

 

Но - ах! – лишь утро засияло,              Но – ах! – уже зари сиянье,

Угасли милые черты.                           И сердце сжал разлуки страх.

О, как меня ты целовала,                      Какой восторг в твоем лобзаньи!

С какой тоской смотрела ты!               Какая боль в твоих очах!

Я встал, душа рвалась на части,          Я уходил. Слезы участья

И ты одна осталась вновь…                Ты не могла во взоре скрыть.

И все ж любить- какое счастье!           Но всеж любить какое счастье,

Какой восторг- твоя любовь!               И счастье все ж любимым быть!

 

Первые две строфы как у Н. Заболоцкого так и у Б. Морица переведены по смыслу, как воспринял для себя каждый из переводчиков, оба не совсем соответствуют оригиналу. Строки «Der Abend wiegte schon die Erde, / Und an den Bergen hing die Nacht», - являются у обоих переводчиков примером удачного перевода. Одушевлённый образ дуба – «громоздкого исполина, окутанного туманом» - представляется авторам перевода то просто «огромным дубом, одетым мраком», то даже «дубом – гигантом», но почему-то одетым не в одежды из тумана, а «в латах». Мы полагаем, что оба переводчика иначе восприняли этого гётевского «героя». Н. Заболоцкий просто недооценил этот образ, тем более нам кажется непонятным здесь выражение «встречая нас» - кого же нас, ведь герой один в пути, возможно Н. Заболоцкий взял во внимание и лошадь?! Б. Мориц был более близок к образу, но внес свои существенные коррективы. Хотелось бы отметить изобретательность Н. Заболоцкого в переводе следующей строки, чувство страха ему вполне удалось внушить: «И тьма, гнездясь по буеракам, / смотрела сотней чёрных глаз». Но и у Б. Морица получилась не менее устрашающая картина: «Где тьма, таясь в кустах косматых, смотрела сотней черных глаз», правда сложно представить «косматые кусты», то ли медведя или даже пса, но всё же…

Следующее восьмистишие в целом близко к оригиналу у обоих авторов переводов. Строки из И.В. Гёте «Ein rosenfarbnes Frü hlingswetter/ Umgab das liebliche Gesicht» - кажется, оказались наиболее трудными для переводчиков: Н. Заболоцкий пошёл лёгким путём - «И ты, овеяна весной», а вот Б. Мориц качественно подошёл к данному вопросу и даже представил возлюбленную героя с детски-строгим обликом, в целом перевод его очень близок к оригиналу: «Твой милый облик детски-строгий/ Весны румянец озарил». Это восьмистишие вообще хорошо удалось у Б. Морица, красиво и близко к оригиналу, а вот Н. Заболоцкому, кажется, пришлось в большей степени применить свой поэтический талант, и в меньшей – переводческий. Н. Заболоцкий воспользовался одним из видов переводческой трансформации – компенсацией смысловых потерь и, чтобы следовать рифме немного поменял порядок строк, вторую строку «Verengt der Abschied mir das Herz» - в переводе он заменил на «Угасли милые черты» - а затем всё же вставил потерянную строку: «Я встал, душа рвалась на части».

В общем у Н. Заболоцкого снова прослеживаются разногласия с подлинником: нет и «сердца», которое «сжал разлуки страх», нет и ушедшего, а не «вставшего» героя, девушка которого, провожая его, не может «скрыть слёзы участья во взоре» - зато всё это есть в переведённых строках Б.Морица, которые столь близки оригиналу и вызывают только уважение к переводчику. При этом нельзя сказать, что, пытаясь как можно точнее следовать оригиналу, Б. Мориц потерял красоту стиха, стараясь быть ближе к таланту И.В. Гёте, он перенёс большую часть этого дара косноязычья на перевод.

Следующее стихотворение отражает личные переживания поэта в любви к Анне Элизабет Шёнеман, воспетой им под именем Лили и Белинды. Если стихотворения, посвящённые Ф. Брион, проникнуты бурной восторженностью, то чувства, вызванные Лили, сложны и противоречивы. Страсть лирического героя сильна, но есть в его любви нечто тягостное. Любовь к Лили вызывает у поэта элегические ноты. Одно из стихотворений этого цикла написано в 1775 году, оно называется «Neue Liebe, neues Leben»:

 

Herz, mein Herz, was soll das geben?

Was bedrä nget dich so sehr?

Welch ein fremdes, neues Leben!

Ich erkenne dich nicht mehr.

Weg ist alles, was du liebtest,

Weg dein Fleiß und deine Ruh –

Ach, wie kamst du nur dazu!

 

Fesselt dich die Jugendblü te,

Diese liebliche Gestalt,

Dieser Blick voll Treu und Gü te

Mit unendlicher Gewalt?

Will ich rasch mich ihr entziehen,

Mich ermannen, ihr entfliehen,

Fü hret mich im Augenblick,

Ach, mein Weg zu ihr zurü ck.

 

Und an diesem Zauberfä dchen,

Das sich nicht zerreiß en lä ß t,

Hä lt das liebe, lose Mä dchen

Mich so wider Willen fest;

Muß in ihrem Zauberkreise

Leben nun auf ihre Weise.

Die Verä ndrung, ach, wie groß!

Liebe! Liebe! las mich los!

И.В. Гёте в названии употребил стилистическую фигуру анафору, что не заставило себя ждать и при переводе: на русском название этого стихотворения звучит так: «Новая любовь – новая жизнь». И снова мы в пример берём переводы профессионального переводчика В. Левика (слева) и перевод поэта и писателя А. Фета (справа):

 

Сердце, сердце, что случилось,       Сердце, сердце, что такое?

Что смутило жизнь твою?                Что смутило жизнь твою?

Жизнью новой ты забилось,            Что-то странное, чужое;

Я тебя не узнаю.                               Я тебя не узнаю!

Все прошло, чем ты пылало,            Все прошло, что ты любило,

Что любило и желало,                      Все, о чем ты так грустило,

Весь покой, любовь к труду, -         Труд и отдых- все прошло, -

Как попало ты в беду?                      До чего уже дошло!

 

Беспредельной, мощной силой       Иль тебя цветком росистым

Этой юной красоты,                          Эта девственность чела,

Этой женственностью милой          Взором кротким, нежно-чистым

Пленено до гроба ты.                       Своевольно увлекла?

И возможна ли измена?                    Вдруг хочу от ней укрыться,

Как бежать, уйти из плена,               Встрепенуться, удалиться,

Волю, крылья обрести?                     Но мой путь еще скорей

К ней приводят все пути.                 Вновь, увы, приводит к ней!

 

Ах, смотрите, ах спасите, -                И меня на нити тонкой,

Вкруг плутовки, сам не свой,            Безнаказанно шутя,

На чудесной, тонкой нити                Своенравною ручонкой

Я пляшу, едва живой.                       Держит девочка-дитя;

Жить в плену, в волшебной клетке, Красоты волшебной сила

Быть под башмачком кокетки, -       Круг заветный очертила.

Как такой позор снести?                   Что за странность – как во сне!

Ах, пусти, любовь, пусти!                 О любовь, дай волю мне!

 

Первые две строфы данных переводов почти не различаются, хотя гётевское «bedrä ngen» - следовало бы перевести «стеснять», но оба переводчика решили употребить глагол «смутить», полагаю, руководствуясь стилистическим трюком олицетворения и как к одушевлённому предмету, обращаясь к сердцу с риторическим вопросом. Следующая строка, как у А. Фета, так и у В. Левика, переведена, в целом, верно, но немного отличается смысловая окраска: у И.В. Гёте это скорее что-то среднее между испугом «welch ein fremdes» - и радостью – «neues Leben», а переводчики же не нашли золотой середины: у А. Фета – это скорее полноценный испуг «что-то странное, чужое; », а у В. Левика больше восторженное «Жизнью новой ты забилось».

Строки И.В. Гёте: «Weg ist alles, was du liebtest, / Weg, warum du dich betrü btest, / Weg dein Fleiß und deine Ruh - /Ach, wie kamst du nur dazu! » В. Левик в своём переводе опустил глагол «betrü ben», вместо него возникли глаголы, способствующие одному из средств усиления образно-выразительной функции речи – градации: «пылало, любило, желало». Эти же глаголы являются составной частью аллитерации: «прош-ло, пыла-ло, люби-ло, жела-ло, попа-ло». В оригинале же в этом четверостишье, в первых трёх строках мы наблюдаем анафору, или единоначатие – повторение отдельных слов или оборотов в начале отрывков, из которых состоит высказывание, а именно лексическая анафора с употреблением слова «Weg…». Перевод этого четверостишья А. Фета на наш взгляд более адекватен, а вот насколько он поэтичен – решать вам… Странным представляется нам перевод следующих четырёх строк; похоже, оба переводчика воспользовались вольным переводом, руководствуясь своим пониманием И.В. Гёте. Следующее четверостишье удалось А. Фету, оно очень близко к оригиналу и в то же время красиво и поэтично. Не следуя по стопам И.В. Гете, шаг за шагом, он нашёл свой путь перевода, используя семантическое значение источника. Далее у В. Левика появляется строка, совершенно отсутствующая в подлиннике «Ах, смотрите, ах, спасите», - это оригинальный выход. В. Левик, не найдя подходящего эквивалента, применил структуру, довольно часто встречающуюся у И.В. Гёте, но не употреблённую в данном стихотворении. Но, в целом мы склоняемся к тому, что, не смотря на изобретательность В. Левика, его работа как профессионального переводчика по качеству и по поэтической красоте уступает стихотворному переводу А. Фета.

Следующий анализ интересен тем, что сравнивать нам предстоит переводы двух талантливейших поэтов, которые в равной степени считали И. В. Гёте своим учителем и наставником – В. Жуковского и А. Фета. Оба они переводили гётевскую балладу «Рыбак», написанную в 1778 году. Цикл баллад создавался И.В. Гете в пору творческой дружбы с Ф. Шиллером. Сочетание лирического, эпического и драматического начал делает такую балладу очень ёмким жанром поэзии « Der Fischer»:

 

Das Wasser rauscht', das Wasser schwoll,

Ein Fischer saß daran,

Sah nach dem Angel ruhevoll,

Kü hl bis ans Herz hinan.

Und wie er sitzt und wie er lauscht,

Teilt sich die Flut empor;

Aus dem bewegten Wasser rauscht

Ein feuchtes Weib herfor.

 

Sie sang zu ihm, sie sprach zu ihm:

Was lockst du meine Brut

Mit Menschenwitz und Menschenlist

Hinauf in Todesglut?

Ach wü ß test du, wie's Fischlein ist

So wohlig auf dem Grund,

Du stiegst herunter, wie du bist,

Und wü rdest erst gesund.

 

Labt sich die liebe Sonne nicht,

Der Mond sich nicht im Meer?

Kehrt wellenatmed ihr Gesicht

Nicht doppelt schö ner her?

Lockt dich der tiefe Himmel nicht,

Das feuchtverklä rte Blau?

Lock dich dein eigen Angesicht

Nicht her in ewgen Tau?

 

Das Wasser rauscht', das Wasser schwoll,

Netzt' ihm den nackten Fuß;

Sein Herz wuchs ihm so sehnsuchtsvoll,

Wie bei der Liebsten Gruß.

Sie sprach zu ihm, sie sang zu ihm;

Da wars um ihn geschehn:

Halb zog sie ihn, halb sank er hin,

Und ward nicht mehr gesehn.

Рыбак                                                        Рыбак

Бежит волна, шумит волна!                        Неслась волна, росла волна,

Задумчив, над рекой,                                  Рыбак над ней сидел,

Сидит рыбак; душа полна                         С душой, холодною до дна,

Прохладной тишиной.                               На уду он глядел.

Сидит он час, сидит другой;                       И как сидит он, как он ждет,

Вдруг шум в волнах притих…                  Разверзлась вдруг волна,

И влажною всплыла главой                       И поднялась из шума вод

Красавица из них.                                       Вся влажная жена.

 

Глядит она, поет она:                                 Она поет, она зовет:

«Зачем ты мой народ                                «Зачем народ ты мой

Манишь, влечешь с родного дна               Людским умом и злом людским

В кипучий жар из вод?                              Манишь в смертельный зной?

Ах, если б знал, как рыбкой жить             Ах, если б знал, как рыбкам весть

Привольно в глубине,                                Отрадно жизнь на дне,

Не стал бы ты себя томить                       Ты сам спустился бы, как есть,

На знойной вышине.                                  И был здоров вдвойне.

 

Не часто ль солнце образ свой                 Иль солнце красное с луной

Купает в лоне вод?                                     Над морем не встают

Не свежей ли горит красой                       Иль лики их, дыша волной,

Его из них исход?                                      Не вдвое краше тут?

Не с ними ли свод неба слит                     Иль не влечет небес тайник,

Прохладно- голубой?                                Блеск голубой красы,

Не в лоно ль их тебя манит                        Не манит собственный твой лик

И лик твой молодой? »                              К нам, в вечный мир росы? »

 

Бежит волна, шумит волна…                  Шумит волна, катит волна

На берег вал плеснул!                               К ногам из берегов,

В нем вся душа тоски полна,                    И стала в нем душа полна,

Как будто друг шепнул!                          Как бы под страстный зов.

Она поет, она манит-                               Она поет, она зовет, -

Знать, час его настал!                               Знать, час его настал:

К нему она, он к ней бежит…                    Влекла ль она, склонялся ль он, -

И след навек пропал.                               Но с той поры пропал.

В. Жуковский.                                     А. Фет

 

В переводе В. Жуковского мы узнаём, что рыбак якобы сидит «над рекой», хотя у И.В. Гете об этом ничего не сказано, и тогда какие же волны на реке, но вот в подлиннике упоминается «Flut» - прилив, а затем «Мeer» - море, следовательно, В. Жуковский ошибся, «расплескав» волны на реке. Далее рыбак сидит «…ruhevoll, / Kü hl bis ans herz hinan», что следовало бы перевести – рыбак «спокоен, и холоден до самого сердца», у В. Жуковского – его душа «полна прохладной тишиной», А. Фет перевёл это «с душой, холодною до дна», ничего не сказав о спокойствии. У И.В. Гете из волн реки подымается «влажная женщина», А. Фет же вообще решил назвать её «влажной женой», - вряд ли она была женой рыбаку, возможно, он подразумевал какого-нибудь морского царя. В.Жуковский, по нашему мнению, выразился более поэтично: «красавица всплывает влажною главой». Выражение И.В. Гете «das veuchtverklä rte Blau», возможно, более уместно было бы перевести как «голубизна неба, просветленная влагой», у В. Жуковского получился свод неба «прохладно-голубой», и А. Фет также, судя по всему, ознакомившись с переводом В. Жуковского, не изобрёл ничего нового.

Два данных стихотворных перевода являются, возможно, примером большого поэтического таланта авторов, но наблюдаются также многочисленные отступления от подлинника, а вследствие этого и семантическое несоответствие.

Следующее стихотворение называется «Gefunden» и написано оно в 1813 году. Это маленькая история, похожая на детскую песенку, однозначная и всем понятная. Это одно из многочисленных лирических стихотворений И. В. Гёте:

 

Ich ging im Walde

So fü r mich hin,

Und nichts zu suchen,

Das war mein Sinn.

 

Im Schatten sah ich

Ein Blü mlein stehn,

Wie Sterne leuchtend,

Wie Ä uglein schö n.

 

Ich wollt es brechen,

Da sagt' es fein:

Soll ich zum Welken

Gebrochen sein?

 

Ich grubs mit allen

Den Wü rzlein aus,

Zum Garten trug ichs

Am hü bschen Haus.

 

Und pflanzt es wieder

Am stillen Ort;

Nun zweigt es immer

Und blü ht so fort.

 

Предлагаемые нами переводы, - это работы двух профессиональных переводчиков С. Шервинского (слева) и И. Миримского(справа):

 

Я шел по лесу.                              Бродил я лесом…

Войдя в него,                                 В глуши его

Искать не думал                           Найти не чаял

Я ничего.                                       Я ничего.

 

В тени – увидел –                         Смотрю, цветочек

Стоит цветок,                                 В тени ветвей,

Звездой сияет                                Всех глаз прекрасней,

Его глазок.                                     Всех звезд светлей.

 

Сорвать собрался, -                        Простер я руку,

Но голос вдруг:                              Но молвил он:

«Иль чтоб увял я,                            «Ужель погибнуть

Ты хочешь, друг?                           Я осужден? »

 

Я с корешками                              Я взял с корнями

Его извлек                                      Питомца рос

И взял для сада                              И в сад прохладный

К себе в домок.                              К себе отнес.

 

Он в тихом месте                           В тиши местечко

Сидит опять                                    Ему отвел.

И продолжает                                 Цветет он снова,

Цветы давать.                                 Как прежде цвел.

 

Как уже было сказано выше, смысловое значение данного стихотворения представляется довольно ясным и, казалось бы, оно не таит в себе никаких подводных камней, которых следовало бы опасаться человеку, берущемуся за его перевод. Но всё же необходимо отметить, что попытка уместить свой перевод в стихотворный размер, которым воспользовался для своего творения И.В. Гёте, стоила, по всей видимости, большого труда обоим переводчикам. Уже в первом четверостишии видна ощутимая разница в переводе; на наш взгляд, более достоверным можно считать работу И. Миримского, который перевёл две строки Гёте «Ich ging im Walde/ So fü r mich hin, » как «Бродил я лесом…». Именно глагол «бродить» в русском языке передаёт бесцельное хождение, прогулку по лесу для собственного удовольствия. Следующее четверостишие снова наиболее удачно получилось у И. Миримского, правда в последних двух строках он предпочёл заменить гетевское сравнение цветочка со звёздочкой и глазком превосходной степенью «всех глаз прекрасней, / всех звёзд светлей». Вопрос цветочка «Soll ich zum Welken/ Gebrochen sein? » правильнее было бы перевести следующим образом: «Я буду сорван лишь чтоб увять? », но разве можно уместить это предложение в две строки. Вероятно, обоим переводчикам удалось найти оптимальное решение. В следующей строфе у С. Ширвинского можно вполне удавшимися считать первые две строки, а И. Миримскому удалось весьма удачно вывести концовку. Последнее четверостишие, как по стихосложению, так и по семантическому значению удалось И. Миримскому. Его вариант перевода стихотворения можно охарактеризовать как более выразительный, более удачный в плане попытки передать тонкость лирического гения Гёте.

Следующее стихотворение, можно сказать, является самым популярным по количеству переводов. Оно написано под знаком элегии, на сегодняшний день И. В. Гете воспринимается русским читателем именно как элегический поэт:

Die Nä he des Geliebten

Ich denke dein, wenn mir der Sonne Schimmer

Vom Meere strahlt;

Ich denke dein, wenn sich des Mondes Flimmer

In Quellen malt.

Ich sehe dich, wenn auf dem fernen Wege

Der Staub sich hebt;

In tiefer Nacht, wenn auf dem schmalen Stege

Der Wandrer bebt.

Ich hö re dich, wenn dort mit dumpfem Rauschen

Die Welle steigt.

Im stillen Haine geh ich oft zu lauschen,

Wenn alles schweigt.

Ich bin bei dir, du seist auch noch so ferne,

Du bist mir nah!

Die Sonne sinkt, bald leuchten mir die Sterne.

O wä rst du da!

В лицейских тетрадях Дельвига (1845) находится перевод этого стихотворения под заглавием «Близость любовников»:

 

Близость любовников

(из Гете)

Блеснет заря, и все в моем мечтаньи

Лишь ты одна,

Лишь ты одна, когда поток в молчаньи

Сребрит луна.

 

Я зрю тебя, когда летит с дороги

И пыль и прах,

И с трепетом идет пришлец убогий

В глухих лесах.

 

Мне слышится твой голос несравненный

И в шуме вод;

Под вечер он в дубраве оживленной

Меня зовет.

 

Я близ тебя, как ни была б далеко,

Ты все ж со мной;

Взошла луна! Когда б в сей тьме глубокой

Я был с тобой.

 

В 1824 г. в «Новостях литературы» А. Ф. Воейкова появился другой перевод, принадлежащий перу А. Мещевского, поэта, близкого к кругу Жуковского и Арзамаса. Мещевский был сослан в Сибирь в 1816 г. по неизвестным причинам, но продолжал анонимно сотрудничать в журналах при посредстве Жуковского;

БЛИЗОСТЬ МИЛОЙ

(подражание немецкому)

Я мышлю о тебе, когда денницы свет

На озере играет;

Я мышлю о тебе, когда луна взойдет

И волны осребряет;

 

Я зрю тебя, когда густая пыль столбом

Дорогою несется;

Я зрю тебя во тьме, когда в лесу густом

Прохожих сердце бьется;

 

Я слышу голос твой, когда вдали шумит

Источник говорливый;

В безмолвии ночном, когда природа спит,

Я слышу голос милый.

 

Я вместе завсегда, и где б ты не была,

Душа моя с тобою.

День светлый о тебе и тихой ночи мгла

Беседует со мною.

 

Одновременно «Вестник Европы» печатает то же стихотворение в переводе А. Глебова:

 

НЕРАЗЛУЧНОСТЬ С ЛЮБЕЗНЫМ

(из Гете)

Я мыслю о тебе, когда луч солнца знойный

В струях горит;

Я мыслю о тебе, когда их луч спокойный

Луна златит;

 

И вижу образ твой, когда в дали грядою

Несется прах;

И путника во мгле над узкою стезею

Объемлет страх;

 

Я слышу голос твой, когда с глухим роптаньем

Встает волна;

Мне в роще мнится он, где лист без трепетанья,

Где область сна;

 

Повсюду я с тобой: не суждено судьбами

Разлуки нам!

Во влаге солнца лик; лазурь блестит звездами.

Ах! — будь и там!

 

Последний стих, не удавшийся переводчику, поясняется им в подстрочном примечании: «О wä hrst du da! »

Еще через год «Дамский журнал» Шаликова (1825) печатает новый перевод А. Бистрома, присланный из Козельска, представляющий в сущности вольную амплификацию первой строфы стихотворения Гете с помощью традиционной образности сентиментальной элегии и в ее метрической форме (шестистопный ямб). Этот перевод был положен на музыку Алябьевым и в таком виде переиздавался неоднократно:

 

РОМАНС

Я вижу образ твой, когда зари дыханье

С природы дремлющей свевает мрак густой,

И льется по полям цветов благоуханье;

Я вижу образ твой.

 

Я вижу образ твой, когда слеза катится

И в голубых очей дениицы золотой,

И роза в ручеек серебряный глядится;

Я вижу образ твой.

 

Я вижу образ твой, как солнце, царь вселенной,

Торжественно на свод несется голубой;

И в каждой капле вод, лучами позлащенной,

Я вижу образ твой.

 

Я вижу образ твой, и день как угасает,

И бледная луна плывет в тени ночной,

И в сладкое меня забвенье погружает;

Я вижу образ твой.

 

Свободную обработку того же оригинала представляет перевод П. Ободовского, автора байронической поэмы «Хиосский сирота» (1828), также проникнутой элегическим тоном:

 

БЛИЗОСТЬ МИЛОЙ

(подражание Гете)

Мечтаю о тебе, тобой душа полна,

Когда светило дня пылает на востоке;

Когда из облаков задумчиво луна

Глядится в трепетном, сверкающем потоке.

Мечтаю о тебе!

 

Тебя лишь вижу я, тебя взор ищет мой,

Когда густая пыль дорогу застилает;

Когда в вечерней мгле над горною тропой

Тень путника вдали, дрожащая, мелькает,

Тебя лишь вижу я!

 

Я голос слышу твой, когда резвясь струя

У брега в камышах с журчаньем раздробится,

К шагам твоим в саду прислушиваюсь я,

Когда и листик роз в тиши не шевелится,

Я голос слышу твой!

 

Где б ни была, мой друг, повсюду я с тобой,

И ты всегда при мне, как ангел легкокрылый:

душа твоя навек слилась с моей душой.

Одной тобой дышу — и на краю могилы

Клянусь тобой дышать!

 

Наконец, вариацию на тему Гете представляет стихотворение Виктора Теплякова «К***», напечатанное впервые в «Московском телеграфе» 1828 г. (ч. 19, № 3, с. 327) за подписью В. Т. — Одесса 1827 г. В оглашении эта подпись была раскрыта как Туманский. Однако, как показал Н. О. Лернер, стихотворение это было при жизни включено Тепляковым в изданное под его наблюдением «Собрание стихотворений» (1832), что решает вопрос об авторстве:

К***

Я твой, я твой, когда огонь Востока

Моря златит;

Я твой, я твой, когда сафир потока

Луна сребрит.

 

Я зрю тебя, когда в час утра бродит

Туман седой;

В глухую ночь, когда пришлец находит

Приют святой.

 

Ты мне слышна, когда в реке игривой

Журчит струя;

Слышна — когда в дубраве молчаливой

Блуждаю я.

 

Светило ль дня над морем умирает

В стране чужой

И в хоре звезд рубиновых мелькает

Мне образ твой!

Последние два перевода принадлежат перу современных переводчиков Н. Григорьевой и М. Садомирскому.

 

БЛИЗОСТЬ ЛЮБИМОГО.

Мне о тебе горти над океаном

Поток лучей;

Мне о тебе мерцает светом странным

Во тьме ручей.

 

Мне виден ты, когда дрожит в тревоге

Над далью день,

Когда мелькнет и канет на дороге

Ночная тень.

 

Мне слышен ты, когда о берег длинный

Волна стучит;

Иду тебя я слушать в те долины,

Где все молчит.

 

Ты здесь со мной. И даже в дальней дали

Я там, с тобой!

Заходит солнце. Звезд часы настали.

Где ты, друг мой?

 

БЛИЗОСТЬ ЛЮБИМОГО.

Все ты в мечтах, встает ли дня сиянье

Из бездны вод,

Все ты в мечтах, когда луны мерцанье

В ручье блеснет.

 

Все ты в очах, клубится ль предо мною

Летучий прах

И путник в ночь извилистой тропою

Идет в горах.

 

Все голос твой я слышу в смутном шуме

Морской волны,

В лесной глуши, среди моих раздумий

И тишины.

 

Все ты со мной, где ты бы ни был в мире,

С тобой мечты!

Закат потух, горит звезда в эфире,

Придешь ли ты?

Целиком соответствовать оригиналу не смог не оин из переводчиков, но наиболее удачным мы считаем перевод н. Григорьевой и П. Ободовского.

 

Выводы по 2 главе

По отношению анализа переводов стихотворения « Прекрасная ночь» А. Кочеткова и А. Фета можно сказать, что оба переводчика довольно часто уходили от оригинала, видимо это было необходимо, чтобы сохранить рифму своего стиха. При этом А. Фет постарался даже стихосложением соответствовать подлиннику; неизменно чувствуется в его переводе творческий талант, нет резких отступлений, т.е. это действительно перевод, а не подражание И.В. Гёте, там нет, что называется, «отсебятины», поэтому перевод А. Фета мы считаем более удачным.

При анализировании стихотворных переводов Н. Заболоцкого и Б. Морица гетевского произведения «Свидание и разлука» у Н. Заболоцкого зачастую прослеживаются разногласия с подлинником: нет и «сердца», которое «сжал разлуки страх», нет и ушедшего, а не «вставшего» героя, девушка которого, провожая его, не может «скрыть слёзы участья во взоре

⇐ Предыдущая12345

Поделиться: