Поэты серебряного века, даже не первого ряда, были крупными личностями. На модно-богемный вопрос – гений или помешанный? – как правило, давался ответ: и гений, и сумасшедший.

Андрей Белый производил на окружающих впечатление пророка…

Все они, увлечённые символизмом, стали видными представителями этой наиболее влиятельной школы.

На переломе веков особенно усилилось национальное мышление. Интерес к истории, мифологии, фольклору захватил философов (В. Соловьёв, Н. Бердяев, П. Флоренский и др.), музыкантов (С. Рахманинов, В. Калинников, А. Скрябин), живописцев (М. Нестеров, В.М. Васнецов, А.М. Васнецов, Н.К. Рерих), писателей и поэтов. «Назад, к национальным истокам! » - гласил клич этих годов.

С древних времён родная земля, её беды и победы, тревоги и радости были главной темой отечественной культуры. Руси, России посвящали своё творчество люди искусства. Первый долг для нас – долг самопознания – упорный труд по изучению и осмыслению нашего прошлого. Прошлое, история России, её нравы и обычаи – вот чистые ключи, чтобы утолить жажду творчества. Размышления о прошлом, настоящим и будущим страны становятся главным мотивом в деятельности поэтов, писателей, музыкантов и художников.

«Стоит передо мной моя тема, тема о России. Этой теме я сознательно и бесповоротно посвящаю жизнь», - писал Александр Блок.

Сказочная птица с человеческим лицом, прорицающая будущее, образ, часто встречающийся в древнерусских рукописях, на лубочных картинках, поразила воображение художника Виктора Михайловича Васнецова: «Гамаюн, птица вещая». Картина великого мастера нашла отклик в душе великого Александра Блока. Этот отклик стал стихотворением.

            Гамаюн, птица вещая.

На гладях бесконечных вод

Закатом в пурпур облачённых,

Она вещает и поёт,

Не в силах крыл поднять смятённых…

Вещает иго злых татар,

Вещает казней ряд кровавых.

И трус, и холод, и пожар,

Злодеев силу, гибель правых…

Предвечным ужасом объят,

Прекрасный лик горит любовью,

Но вещей правдою звучат

Уста, запекшиеся кровью!..

Ощущение катастрофичности времени, общественных потрясений, ожидание того, что неизбежно, - и в картине Васнецова, и в стихотворении Блока.

«Искусство вне символизма в наши дни не существует. Символизм есть синоним художника», - утверждал в те годы Александр Блок, который был уже при своей жизни больше, чем поэт, для многих в России.

Николай Купреянов. Это имя художественная критика начала ХХ века поставила в один ряд с такими именами, как В. Фаворский, А. Кравченко, А. Остроумова – Лебедева. На двадцатые годы выпал расцвет русской гравюры. Гравюра – ремесло, возведённое в ранг искусства. Возрождение гравюры, древнейшего из искусств, началось с обновления форм, с приобретения нового строя чувств, символов, принадлежащих эпохе. Для Купреянова, человека, формировавшегося в 10-е годы, воспитанного на поэзии Блока, символизм был не просто литературным направлением, а умозаключением, настроением ума – разговорным языком эпохи, времени, языком, на котором изъяснялись и в кругу гравюрных образов. И гравюра представляется уже неким вариантом символического искусства. Ещё в юношеские годы, скитаясь по старым русским городам, кроме зарисовок древних фресок и иконописи, он увлёкся деревенской народно обрядностью, что позже соединилось в его творчестве. С таким же романтическим восторгом увлёкся он условностью «Мира искусства». «Я едва ли не одинаково люблю Сомова и иконопись», - признавался он в письме к Блоку. Эта двойственность сознания – две стихии – религиозная и символическая – наложили печать на творчество Купреянова. Уже раньше его гравюры обрастают символами имеют не только первый, но и второй план, заключают в себе скрытый смысл. Не случайно Купреянов в гравюре начинал с самого интимного, с самого замысловатого жанра книжного знака – экслибриса. Его первые экслибрисы – это зашифрованные «за семью печатями» знаки, до смысла которых невозможно доискаться без знания Библии или геральдического словаря. Его гравюрное пристрастие к житию Николы можно рассматривать как особый интерес к соимённому ему – Николаю Купреянову – образа святого. Художник смотрел в гравюру, словно в зеркало, она давала его искусству справку, чувства законченности.

Темами первых гравюр были мотивы, которые изначально лежали в иконе или в старом лубке: «Король Гвидон», «Царь Давид», «О Бове Королевиче», «Всадники» (на темы апокалипсиса) – вот названия его первых работ. Позже – гравированные книжки, наподобие блочных книг – «Детство о Егории Храбром», «Жития Николы», «Азбука»…

                              

                                            

                                           Н. Купреянов                                                                                                                                                                                                                                                                                   

                                Король Гвидон. Гравюра на дереве.

                                           1915 - 1916

                     

        

                           

                                        Н. Купреянов

                                               Царь Давид. Гравюра на дереве.

                                                1915

 

После революции, когда гравюрный пафос соединился с социальным законом Купреянов создал «Битюга» (1917), «Крейсер Аврора» (1922). Изменился материал, форма работ – наблюдается тяготение автора к панорамным, сильно вытянутым по горизонтали картинным композициям. Он ещё в первых своих работах подверг упрощениям красочный и затейливый стиль лубочной картинки. Теперь же утверждалась особая этика чёрно-белого штриха. Нарочито грубый штрих вырезался не по форме, не перекрёстной штриховкой, а ложился параллельными рядами, словно зубья гребёнки, - каждый штрих отдельно. Купреянов выстраивает в работах свой круг образов, впускает в гравюру натуру, но и натуру подчиняет строгой гравюрной логике, создаёт пространство, движение, острым движением штихеля обозначает символический петроградский пейзаж, как у А. Блока: «Ночь, ледяная рябь каналов».

Купреянов обращается к крупному плану изображения натуры: «Битюг» - конь тяжёлый, мощный, рельефно выписанный на фоне гранённых выступов городских домов и циклонической кладки булыжной мостовой. Век – железный век – вереница ломовых телег, которые мчатся по булыжной мостовой, влекомые загнанными лошадьми, погоняемые бледнолицыми людьми. У этих людей нервы издёрганы холодом, нуждой и войнами; рты из раскрыты из них несётся ругань. Но не слышно ругани, не слышно криков, потому что оглушительно гремят телеги по мостовой – поэтический образ «железного века», образ «металлического» ХХ века, наступившего вместе с войной и революцией. Понятие века олицетворяется с грохотом машин, паровозов, орудий… У Блока он возникает впервые в 1908 году. Гравюрные битюги затесались среди прототипов блоковского образа, приобрели трагический пафос, поэтический масштаб.

За реальными мотивами художник всё рано видит более общий смысл и прежде всего ценит «искусство образа», но чувство природы и пейзажа всё же обнаруживается и в гравюрах, но и здесь природа выступает в значении символа. Это своего рода гравюры-притчи, толкующие о человеке в природе как о начале бытия. Это мир, омываемый дождями и осенённый светом радуги, то выглядывающий из-за туч краешком своих лучей, то очерченной, как полная дуга. Радуга в гравюрах – это символ ветхозаветного знамения, знакосогласия между силами небесными и земными, начала нового круговорота жизни после всемирного потопа – символ жизни, гармонии, света, добра, единения. В годы революции этот библейский символ обрёл новый смысл как олицетворение новой эпохи, возрождения после непрерывной цепи лет «руин и потрясений».

⇐ Предыдущая1234Следующая ⇒

Поделиться: