Если этого можно избежать, не стоит находиться в палатках, когда их рвут пули; в такое время одна лунка в земле стоит многих палаток.

 

После того, как эти выводы вдолбились в мой ум миллионы и миллионы раз, так, что я ни за что не смог бы их забыть, случилась странная вещь — словно стеклышки в калейдоскопе переменились, и мне приснился другой сон.

Сон второй

«Что, должны они были, врага повстречав, научиться войне в один миг?

Сразу стать мастерами, Смерть вдали увидав — вы этого ждали от них? »

Киплинг^[7]

И вновь я выброшен на берегу у Дурацкого Брода, с тем же приказом, что уже описал, и таким же отрядом, правда, состоящим из совершенно других людей. Как и раньше, и во всех последующих случаях, у меня было вдосталь запасов, патронов и инструментов. Наше положение было в точности таким же, как в предыдущем сне, но в голове моей вертелись четыре выученных тогда урока.

Поэтому, едва получив приказ, я, не теряя времени на любование пейзажем, заходящим солнцем или отправляющейся колонной, которая выгрузила наши припасы и вскоре исчезла, принялся работать над планом обороны. Я твердо намеревался, насколько сумею, воплотить усвоенные уроки в жизнь.

Чтобы никакие чужаки, дружественные или нет, не пробрались на наши позиции и не разнюхали, какую искусную оборону я собираюсь выстроить, я тут же выставил два поста охранения, по одному унтер-офицеру и три солдата на каждом, один на вершине Обережного холма, а второй посреди вельда, где-то в километре к северу от брода. Им было приказано наблюдать за округой, поднимать тревогу при приближении любой группы людей (появление буров было, конечно, маловероятно, но все равно не исключено), а также не позволить никакому одиночке, дружественному или нет, приближаться к лагерю. В случае неповиновения следовало немедленно открыть огонь. Если визитер желал бы продать нам какие-то продукты, их следовало отправить с одним из часовых, который потом вернулся бы с деньгами, но допускать посторонних в лагерь было запрещено при любых условиях.

Организовав таким образом защиту от возможных шпионов, я принялся выбирать место для лагеря. Я выбрал то же место, что описывал в предыдущем сне, поскольку оно по тем же причинам казалось мне привлекательным. Если мы окопаемся, то похоже, лучшей позиции вокруг не найти. Как только я очертил симпатичный маленький квадрат, в котором разместится наш лагерь, мы начали окапываться. Хотя север, разумеется, был фронтом, я счел, что лучше всего будет создать для противника мощное препятствие, выстроив круговую оборону. Большинству солдат было приказано рыть траншеи, что им не слишком понравилось, а несколько человек я отрядил обустроить лагерь и приготовить ужин. Для того количества людей, что были в моем распоряжении, траншея оказалась довольно длинной, а земля вдобавок — твердой, так что мы смогли закончить только к темноте. Измотанные за этот тяжелый день солдаты смогли выкопать неглубокую траншею и соорудить довольно низкий бруствер. Но все же мы теперь были, как по учебнику, «окопаны», что было просто замечательно, и траншея окружала весь лагерь, так что мы отлично подготовились к вражеской атаке, даже если она произойдет ночью или рано утром, что очень вряд ли.

 

Карта 3

 

За это время на наш северный аванпост вышла пара незнакомцев с фермы у подножия Инцидентамбы. Они хотели продать яйца, масло и прочее, что и было организовано в соответствии с моими распоряжениями. Солдат, который принес продукты, доложил, что старший голландец оказался замечательным человеком, просил передать его поклон, а также горшок масла и немного яиц в подарок, и спрашивал, не позволю ли я зайти в лагерь и побеседовать со мной. Но я был не такой дурак, чтобы пустить кого-то в свою крепость, и вместо этого, на случай, если у голландца есть какие-то ценные сведения, отправился к нему сам. Единственными его сведениями оказалось, что вокруг нет никаких буров. Голландец оказался пожилым человеком с целой коллекцией «пропусков», но я не дал ему себя загипнотизировать этими бумагами.

Однако, поскольку гость выглядел дружелюбным и, вероятно, лояльным, я немного прошелся с ним в сторону фермы, чтобы заодно осмотреться вокруг. Когда стемнело, мы выставили два сторожевых поста возле того объекта, который я должен был охранять, то есть брода, на тех же позициях, что и в предыдущем сне. Однако на этот раз не было ни криков каждые полчаса, ни костров, а часовые получили приказ не окликать, а стрелять в любого, кого заметят за пределами лагеря. Часовые располагались внизу на берегу реки, так, чтобы они могли вести наблюдение поверх берега и при этом не были открыты для чужих глаз.

Мы покончили с ужином, на закате погасили все костры, а с наступлением темноты скомандовали отбой — но спать устроились не в палатках, а в траншеях. Я обошел сторожевые посты, удостоверился, что наша ночевка организована как следует и что я не пренебрег никакими возможными мерами безопасности, и сам лег спать с чувством выполненного долга.

Прямо перед рассветом произошло практически то же, что и в первом сне. Только теперь увертюрой схватки прозвучал выстрел нашего часового по кому-то, ползущему через кусты, и ответом ему был открытый по нам со всех сторон огонь в упор. На этот раз мы не позволили взять себя моментальным натиском, но беспрерывный град пуль хлестал со всех направлений, перед каждой траншеей, поверх бруствера и сквозь него. Стоило лишь поднять руку или высунуть голову, чтобы поймать сразу дюжину пуль — но, странное дело, мы никого не видели. Как печально заметил наш штатный острослов, мы бы увидели кучу буров, «если бы нас не кусты между нами».

Я тщетно пытался дотянуть до рассвета, чтобы мы смогли разглядеть противника и нанести ему урон в ответ, но мы уже потеряли столько человек и положение выглядело настолько безнадежным, что мне пришлось выкинуть белый флаг. К этому моменту у нас было 24 убитых и шестеро раненых. Как только показался белый флаг, буры прекратили стрелять и поднялись; казалось, что за каждым кустом или термитником в радиусе ста метров прячется по буру. Близкое расстояние объясняло потрясающую точность их стрельбы и огромное соотношение наших убитых (почти все из которых были застрелены в голову) и раненых.

Пока мы приходили в себя и готовились к переходу, меня поразили несколько вещей. Одной из них было то, что голландец, ранее приславший мне в подарок масло и яйца, вел самую дружескую беседу с командиром буров, который с искренней любовью называл его «Оом»^[8]. Я также заметил, что здесь собрали всех мужчин-каффиров из ближайшего крааля и заставили их помочь перетащить повозки и пушки буров через брод, собрать нашу брошенную экипировку и вообще делать всяческую грязную работу. Эти самые каффиры выполняли свою работу с потрясающим рвением, и похоже было, что она им только в радость — никто не препирался, услышав приказ (обычно от нашего друга «Оома»).

И вновь я волок свои усталые, покрывшиеся волдырями ноги, вновь день казался вечностью, и вновь размышлял я над своим провалом. Все было очень странно: я сделал все, что знал, и все равно мы позорно угодили в плен, двадцать четыре человека погибли, а буры перешли брод. «Ах, БФ, мальчик мой, — думал я, — должно быть, кроме уже известных тебе уроков есть и другие, которые надлежит усвоить». Чтобы понять, что же я сделал не так, я принялся старательно обдумывать детали боя.

Бурам наверняка была известна наша позиция, но как им удалось приблизиться к нам в упор со всех сторон и не дать себя обнаружить? Какое гигантское преимущество они получили, разместившись для стрельбы за прибрежными кустами, где их было не увидеть, в то время как нам, чтобы высматривать противника, надо было выглядывать из-за бруствера — и именно там каждый бур нас и ждал. Похоже, в нашей позиции имелся некий изъян. И потому, что пули порой как будто пробивали бруствер навылет, и потому, что пули с одной стороны били в спину людям, защищавшим противоположную. И вообще потому, что излучина реки, «естественное препятствие», оказалась скорее для нас самих препятствием, а не защитой.

В итоге в моей голове оформились следующие уроки — некоторые совершенно новые, другие же дополняли предыдущие:

 

С современными винтовками, чтобы удержать переправу или другой местный объект, не обязательно сидеть на нем верхом (как будто его могут взять и унести), если только эта позиция не подходит для обороны по чисто тактическим соображениям. Может оказаться куда полезнее перенести свои позиции на некоторое расстояние от этой точки, подальше от непросматриваемых участков местности, которые позволяют противнику скрытно и не обнаруживая себя подползти на очень короткую дистанцию и открыть огонь с маскирующей его позиции. Будет лучше по возможности заманить противника на открытое пространство, в то, что называется расчищенным сектором обстрела.

⇐ Предыдущая12345Следующая ⇒

Поделиться: