Глава 35. Югославия: расплата за задержку реформ?

Всегда с симпатией я относился к Югославии. Наверное, прежде всего потому, что принадлежу к поколению людей, которые помнят, как в тяжелейшие первые дни Отечественной войны югославы во главе с Иосипом Броз Тито встали вместе с нами против общего врага. В середине 50-х я, как и мои товарищи по университету, с одобрением воспринял предпринятые Хрущевым шаги по нормализации советско-югославских отношений.

Восстановление связей с Югославией оказалось, однако, прерванным уже осенью 1956 года в ходе известных событий в Венгрии, особенно в связи с казнью Имре Надя, который пытался найти убежище у югославов. Вновь налаженные при Брежневе связи были опять отброшены назад в августе 1968 года из-за ввода войск пяти государств Варшавского Договора в Чехословакию. Время брало свое, контакты с годами понемногу входили вроде бы в нормальное русло, особенно заметно множились взаимовыгодные торгово-экономические связи. Но в общей атмосфере отношений давал себя знать холодок взаимной настороженности и подозрительности.

При первых же моих московских встречах с В.Джурановичем, А.Шукрией, М.Планинцем, М.Реновицей и другими руководителями СКЮ и СФРЮ в 1985-1986 годах все больше выявлялась обоюдная заинтересованность в устойчивом, поступательном развитии советско-югославского сотрудничества. В ноябре 1987 года представители СКЮ Б.Крунич и С.Доланц приняли участие в Московской встрече партий и движений. Югославы смогли еще раз убедиться в готовности Москвы к открытому диалогу. Тогда-то и состоялась договоренность о разработке солидного политико-правового документа, который окончательно закрыл бы период враждебности и разлада, стал надежной основой для взаимопонимания и сотрудничества. Речь шла и о том, чтобы авторитетно подтвердить принципы отношений между двумя странами, зафиксированные в белградской 1955 года и московской 1956 года декларациях. Эти документы, связанные с именем Хрущева, оказались отодвинутыми в тень после его отставки, как, впрочем, и все, что было связано с опальным лидером.

14—18 марта 1988 года состоялся мой визит в Югославию. Это был мой первый непосредственный контакт с этой страной. Программа давала возможность помимо официальных мероприятий и мне, и Раисе Максимовне свободно общаться с широкими кругами югославской общественности и просто с людьми на улицах городов Сербии, Словении, Хорватии. Где бы мы ни оказались, везде встречали доброжелательность, открытость, сердечность.

Тогда, в марте 88-го, даже самые прозорливые из моих югославских собеседников не представляли характера нависавшей над страной опасности. Хотя на всех встречах ощущалась озабоченность руководителей Югославии ростом межнациональной напряженности, тревога за будущее.

Югославский застой

Непосредственное соприкосновение с югославскими реалиями подтвердило мои представления о том, что наши страны при всей своей специфике имеют гораздо больше общего, сходного, чем можно было вынести из речей политических деятелей и сочинений советских и югославских идеологов. Пожалуй, некоторой неожиданностью для меня было, что и югославские партнеры по переговорам придерживались того же мнения. Мой собеседник Председатель Президиума СФРЮ Лазар Мойсов тогда сказал: «У нас другой опыт социалистического строительства, однако на практике мы сталкиваемся, по существу, с теми же проблемами, и они стоят острее, поскольку Югославия — открытая страна. Всем гражданам предоставлено право свободного выезда, многие знакомы с западным образом жизни, особенно с его витриной. Отсюда рост потребительской психологии, стремление иметь все, чем располагают люди в развитых капиталистических странах. Но обеспечить это у нас трудно, а сейчас и просто невозможно. Ведь Югославия совсем недавно была одной из самых отсталых стран Европы, национальный доход на душу населения составлял всего лишь 150 долларов. Правда, мы многого добились, высвободив благодаря социализму творческие силы и энергию народа. Но потребности граждан растут быстро, аппетит, как говорят, приходит во время еды».

Ситуацию, в которой оказалась Югославия, он охарактеризовал как период застоя, что связано с ограниченностью ресурсов и неэффективностью общественного производства. Замечу, что тема застоя звучала в устах моих собеседников не слабее, чем у нас. О застойных явлениях и связанном с ними ослаблении единства федерации и Союза коммунистов Югославии говорилось в докладе на XIII съезде СКЮ, об этом много писали политические и общественные деятели, экономисты, социологи. Понятием «застой» чаще всего характеризовали последнее десятилетие.

Тема эта, применительно к Югославии, для меня была, сознаюсь, несколько неожиданной: ведь мы порой, особенно в восьмидесятые годы, не успевали уследить за калейдоскопической круговертью персональных ротаций в СФРЮ, бесконечной чередой различных конференций, съездов, симпозиумов, фестивалей на этом оживленном перекрестке путей с Юга на Север и с Востока на Запад. Но диагноз застоя ставили люди, знающие суть дела, так сказать, не понаслышке, а изнутри.

Из рассказа Председателя Президиума ЦК СКЮ Б.Крунича нам яснее стала картина жизни страны, для которой характерны усиление социальной напряженности, радикализация настроений в пользу перемен, активизация оппозиционных сил. Но выход югославы все же видели не в возврате к централизации, а на путях совершенствования политической системы самоуправления. Людей больше всего беспокоило, что проблемы, возникшие в функционировании политической и экономической систем, долгое время не решаются. В партии, Скупщине, местных органах власти выдвигались требования усилить общественный контроль.

— Вы, Михаил Сергеевич, — говорил Крунич, — неоднократно заявляли о губительности пауз в осуществлении намеченного курса. Вот и мы сталкиваемся с этим. Многие изменения в политической и экономической системе планируем давно, но беда в том, что всякий раз не доводили их до воплощения в жизнь. Мы не ставим под сомнение сознательное, плановое развитие экономики. План и рынок не исключают друг друга. Ведь речь идет о рынке в условиях социализма, о социалистическом товарном производстве.

Что касается предстоящей партийной конференции СКЮ, то мы намерены рассмотреть на ней вопросы укрепления ведущей идейно-политической роли СКЮ, первоочередные задачи по реализации долгосрочной программы экономической стабилизации, назревшие реформы политической системы; пути дальнейшей демократизации внутрипартийной жизни. Как и у вас, наша конференция состоится на полпути между съездами. Больше всего нас беспокоит: почему не выполняются в полной мере решения XIII съезда СКЮ? Как мобилизовать весь интеллектуальный потенциал партии и страны, чтобы обуздать инфляцию? Каким должен быть оптимальный подход к использованию иностранных кредитов? Какой должна быть роль государства в экономической политике?

Крунич высказал желание более основательно обсудить эти вопросы с советскими коллегами. Я, естественно, согласился, тем более что мы в Советском Союзе бились над сходными задачами. Сказал югославским партнерам, что, по моему убеждению, смело идя на децентрализацию управления экономикой, важно сохранить на уровне центра координацию ее развития. Проблема в том, где остановиться в процессе децентрализации, как не нарушить динамическое равновесие, диалектику взаимоотношений центра и мест, федерации и республик, центрального ведомства и предприятий. Центр, безусловно, необходим и полезен для всех, если его функции точно очерчены и правильно реализуются, без него не решить многие принципиальные вопросы, затрагивающие интересы всего общества и государства. Суть дела в том, чтобы, сохраняя эту полезную и крайне важную роль, сочетать с нею самые широкие права и возможности для инициативы регионов, прежде всего самих предприятий.

С руководством СКЮ мы условились, что советские и югославские ученые и специалисты наряду с принципиальными проблемами экономики социализма будут совместно разрабатывать и проблемы демократизации государства, перспективы социализма в современном мире. Югославы считали важнейшей задачей предотвратить перерождение социалистического государства в бюрократическую диктатуру.

Одним из центральных событий визита было мое выступление в Скупщине Югославии. Оно состоялось уже после бесед с руководителями страны. В силу публичного характера этого мероприятия я понимал, насколько важным оно является среди других встреч и бесед для изложения своих взглядов по основным темам двусторонних отношений и мировой политики, проблемам социализма.

Перед лицом парламента и народами СССР и Югославии я считал нужным признать, что добрые отношения между нашими странами были нарушены по вине советского руководства, возникший конфликт нанес большой ущерб и Югославии, и Советскому Союзу, и делу социализма. Далее были сказаны слова, которые обошли всю печать, а в самой Скупщине были встречены аплодисментами: «Я счел необходимым сказать сегодня об этом, чтобы не оставалось настороженности, подозрительности, недоверия, обиды, которые, как показывает история, так легко возникают в отношениях между народами и так трудно потом преодолеваются. Это необходимо и для того, чтобы подчеркнуть значение выводов, которые мы сделали из уроков прошлого. Чтобы твердо и неукоснительно строить наши отношения на основе полного равноправия, самостоятельности, взаимного уважения».

В Скупщине с интересом восприняли мой анализ хода перестройки, рассказ о трудностях на этом пути; оценку процессов, происходящих в мире, и наши взгляды на ситуацию на Балканах и в Средиземноморье.

Всего несколько лет назад трудно было даже вообразить, что вообще станут возможными такие встречи и беседы, да еще на столь высоком уровне взаимопонимания и искренней готовности к сотрудничеству. В этой связи вспоминаю разговор с многоопытным югославским дипломатом Будимиром Лончаром. Он сожалел о том, как много времени и сил было растрачено во времена застоя (советского и югославского) «на состязание традиционного догматизма (скорее всего советского происхождения и образца) с неодогматизмом», под которым имелась в виду зацикленность на подчеркивании достоинств югославской модели социалистического самоуправления.

Между тем, отмечал Лончар, в общественно-политической жизни Югославии создавалось неравновесие между свободой высказываний, свободой мысли, то есть широкой гласностью, с одной стороны, и недостатками демократических институтов — с другой. Значительное неравновесие образовалось и в экономической сфере. Предпринимавшаяся децентрализация экономики ориентировалась на развитие рыночных отношений. Однако, во многом преодолев бюрократизм в центре, столкнулись с ростом республиканского бюрократизма, который тормозил все экономические реформы. Это усугубилось значительным ростом валютной задолженности, структурными проблемами.

Именно республиканский этатизм способствует усилению националистических проявлений и конфликтов — это понимали в Югославии многие. Но понимали, как я убедился, по-разному. В беседе с Председателем Президиума Республики Сербии Грачанином и Председателем ЦК СК Сербии С.Милошевичем явно чувствовалась тревога из-за слабости и малой эффективности федеральных институтов. Сербы в большинстве своем были за продолжение реформ, но такое, которое не подрывало бы центр, федерацию. Руководители крупнейшей республики не без основания опасались, что усиление сепаратистских тенденций и течений, затронув прежде всего интересы граждан сербской национальности, проживающих в федерации, вызовет дестабилизацию всей страны.

В Любляне Председатель Президиума Республики Словения Ф.Попит и Председатель ЦК Союза коммунистов Словении М.Кучан познакомили нас со своим пониманием выхода Югославии и всего социалистического мира из сложившейся к тому времени трудной ситуации.

— Главное, — говорил Кучан, — поднять экономическую эффективность, иначе будет скомпрометирована сама система социалистического самоуправления. Речь идет о творческом применении идей Тито и Карделя, разумеется, с учетом современных условий. А для этого необходимо преодолеть элементы консерватизма и бюрократического сознания, которых много в обществе.

Существенные перемены, по мнению тогдашнего словенского руководства, должны были состоять в дальнейшей децентрализации экономики, придании ей рыночного характера и ориентации на экспорт. В этой связи говорилось о «дерегуляции» экономической жизни, поскольку в Югославии больше, чем в какой-либо другой стране, различных правил и инструкций, регламентирующих хозяйственную деятельность. Ставился вопрос о качественно новом соотношении между политикой и экономикой: господствовать должен экономический интерес, а не государственно-административная логика. Таким образом, подход к экономическим и политическим реформам в Словении представлялся гораздо более радикальным, чем в Сербии.

⇐ Предыдущая39404142434445464748Следующая ⇒

Поделиться: