Глава 16. Техника острого укола

 

 

Я медленным шагом прогуливался по городу, пересекая незнакомые мне дворы. Стоял теплый летний день, птицы весело скакали с ветку на ветку, дети бегали и громко играли, а на лавочках сидели несколько бабушек и о чем-то неспешно беседовали, пощелкивая семечки.

На днях Старик рассказал мне о новой практике под названием: «Укол острой иглой».

— Это упражнение самое нелюбимое у всех учеников. — сказал в тот день учитель. — Связано оно с воздействием на слабые точки человеческой личности. Практику эту легко понять, но сложно сделать. Твой ум будет многократно пытаться тебя отговорить, будет искать любые причины, чтобы ты отложил такое неприятное занятие на потом. — сказал Старик и засмеялся.

Я понял, что меня ожидает действительно нечто неприятное, потому что учитель редко говорил подобное о практиках. Ощутив как внутри зарождается тревога, я уловил вторым потоком внимания изменения в теле — оно стало напряженным и сжалось словно пружина, будто передо мной появился какой-то опасный враг. Моя личность уже боялась этой практики.

— Делать почти ничего не нужно. — продолжал Старик. — Основная задача: найти какое-нибудь людное место и совершить что-то непривычное, из ряда вон выходящее. Конечно, не требуется каких-то очень уж экстравагантных действий. Просто поставь себя в глупое положение.

Я слушал в полном молчании, не пытаясь и представить, что от меня потребуется.

— Давай я приведу тебе несколько примеров. — снисходительным тоном проговорил Старик. — Ты можешь выйти на улицу, встать в какое-нибудь людное место, это может быть автобусная остановка или площадь у главного корпуса твоего института, там всегда околачивается куча бездельников. Хотя лучше делать эту практику в местах, в которых ты появляешься не часто. — уточнил учитель и принялся хмыкать от сдерживаемого смеха. — Вот представь. Ты на остановке, вокруг стоят себе люди, ждут автобус и ничего не подозревают. А ты в этот момент начинаешь петь песенку: в лесу родилась елочка. Или для начала что-нибудь попроще. Например просто поднимаешь руку и продолжаешь ждать своего автобуса, не обращая внимания на недоумевающие взгляды окружающих.

Пока я представлял описанное Стариком, я успел ощутить несколько приступов необъяснимого страха и внутреннего сопротивления, которые крайне редко возникали у меня лишь от одного воображения. Я никак не ожидал от своей личности такой реакции и направил внимание на области тела, в которых стало ощущаться напряжение. Это помогло и через некоторое время я расслабился, страх ушел, оставив место для интереса и готовности работать над собой.

— Но главная часть практики это не сам, так называемый «укол», а наблюдение за последствиями. Когда ты отмочишь что-нибудь дурацкое, твоя личность взбунтуется и будет требовать немедленно прекратить эти порочащие тебя, действия. Тебе захочется убежать, прикрыв при этом лицо, забиться в темную нору и не выходить из нее, пока люди не забудут о твоей глупой выходке. — с усмешкой проговорил Старик. — В этот момент ты должен стараться отчетливо наблюдать за своими внутренними процессами. Отделившись от личности, внимательно отслеживай возникающие мысли, эмоции и напряжения в теле. Не нужно стараться избежать неприятных ощущений. Просто наблюдай за всем и продолжай дурачиться. Держись столько, сколько сможешь. А когда захочешь прекратить, строго задай себе вопрос: кто требует, чтобы это закончилось, кто хочет перестать выглядеть глупо? Таким образом ты сможешь лицезреть свою трусливую личность во всей красе.

— Да уж, задача не из легких. — на выдохе проговорил я.

Старик, услышав мой комментарий, громко рассмеялся и не мог успокоиться несколько минут. Сегодня он пребывал в превеселом настроении.

— Мне нечто подобное говорит каждый, кто сталкивается с техникой «острого укола». Она кстати поэтому так и называется. — продолжил учитель, вытерев выступившие от смеха, слезы. — Ведь что произойдет с человеком, если его внезапно уколоть? — проговорил учитель с вопросительной интонацией.

— Ему будет неприятно и больно. — сказал я, ощутив что Старик ждет от меня ответа.

— Это еще не все. Если человека уколоть, то на мгновение он выпадет из своего повседневного, полусонного состояния. Его настигнет удивление и шок. И таким образом он хоть и не надолго, но сможет очнуться от своего привычного бодрствования. — последнее слово Старик проговорил с легко заметной издевкой. — Для нас эта техника бесценна, потому что помогает приструнить личность и использовать ее энергию в полезных целях. Чем сильнее будет укол, тем быстрее прогресс. Тем свободнее ты будешь от многочисленных социальных условностей и от необходимости поддерживать какой-то образ перед окружающими. Но нужно учитывать и свои силы. Были ученики, которые не рассчитав своих возможностей, делали что-то такое, с чем не могли затем справиться и краснели всю оставшуюся жизнь. А это, как понимаешь, сделает только хуже. Здесь нужен правильный баланс, золотая середина. Чтобы не слишком просто, но и не прохаживаться голым по проезжей части. — закончил Старик и в который раз залился смехом.

 

* * *

 

Я выбрал для тренировки весьма оживленный двор в районе, в котором некогда не бывал, и честно говоря, не собирался появляться и в будущем. Подойдя к одному из ближайших подъездов, я встал между двумя лавочками, которые облюбовали пять приличного вида, бабушек. Когда я встал между ними, они замолчали и стали обмениваться вопрошающими взглядами. Примерно через минуту молчание нарушилось слегка раздраженным голосом одной из старушек:

— Ну и чо встал? Нам из-за тебя не видно друг друга.

Постояв еще с минуту, я принялся пританцовывать. Я особо не старался и делал простые движения корпусом в такт воображаемой музыки, будто пьяный школьник на дискотеке. Я все время молчал и не смотрел старушкам в глаза. Внешне я должно быть выглядел странно, изображая с помощью широкой ухмылки и закатившихся глаз, наслаждение от своих действий. Внутри у меня все кипело. В момент, когда я только принялся танцевать меня пронзил резкий укол стыда, по-другому и не назовешь, который с жаром пронесся по позвоночнику и залил краской мои щеки. Мысли, одна громче другой, вопили о том, зачем я это делаю. Они предлагали прекратить унижаться и просто наврать Старику. Другие мысли советовали держаться, так как эта практика сделает меня сильнее. Также в голове звучало: «Не вежливо издеваться над старушками.» А затем внутренний голос стал твердить о том, что эти глупые и злые бабки могут вызвать милицию. Эмоции тоже не отставали и атаковали меня непрерывно. Страх, острые приступы стеснительности, чувство вины, бравада и внутренняя веселость сменяли друг друга, изменяя и мысли. Я держался.

— Он наверное кого-то ждет. — выдвинула версию одна из бабушек.

— Ну а чо сказать нельзя. — с обидой проговорила другая. — молодежь наглеет с каждым днем.

— Может он в наушниках. — предположила третья.

— Да нет у него ничо. — отпарировала первая.

Другие старушки хранили молчание и лишь изредка издавали протяжные вздохи, полные осуждения. Я не сдержался и начал трястись, подрагивая от смеха. Это еще больше задело престарелых дам и они принялись сетовать на этакого наглеца. Я продолжал стоять.

Спустя минуты три одна из старушек набравшись смелости, поднялась, покряхтывая, со скамейки и начала с остервенением толкать меня в бок. Такой реакции я никак не ожидал. Смех распирал меня с невозможной силой и я расхохотался, продолжая стоять. Я намеренно немного понизил центр тяжести, чтобы бабушка не смогла меня сдвинуть. Моя личность то волновалась, то радовалась, что я дошел до такого и в принципе уже не чувствую особого страха или стыда. Было мгновение когда я будто преодолел какую-то стену в своем уме. После этого я почти полностью расслабился и почувствовал, что практика сильно повлияла на меня. Я ясно ощущал новую силу, бурлящую внутри.

После отчаянных и не увенчавшихся успехом, попыток меня сдвинуть, бабушка бросила свое занятие и села на лавку. На удивление, другие старушки ее не поддержали и все время твердили ей прекратить и оставить меня в покое. Я постоял, приплясывая еще некоторое время, почувствовал, что личность уже адаптировалась к этой нелепой ситуации, извинился перед бабушками, объяснив им, что поспорил с одним своим другом, который якобы наблюдает из соседнего окна за моими проделками, и попрощавшись, поехал домой.

 

Глава 17. Тишина.

 

 

Однажды я встретил Старика рядом с его офисом. Он сидел в своем черном, как всегда чисто вымытом мерседесе и окликнул меня через опущенное стекло. Через минуту мы уже направлялись к хижине Амира.

Старик предупредил, что сегодня меня ждет якобы самая важная практика из всех, которые только могут существовать — практика совместного молчания. Он сказал, что как только войду в дом, я не должен проронить ни звука. Медленно приоткрыв дверь, она была не заперта, Старик жестом предложил мне войти. Сам он, видимо, сразу же уехал, так как я услышал шум отъезжающей машины.

Посреди пустой комнаты стояли две табуретки. На одной из них восседал Амир, другая, видимо, предназначалась мне. Сегодня он был одет в белую, выглаженную рубашку и просторные черные штаны. Его длинная седая борода создавала типичный образ какого-то мудреца и из-за этого мне почему-то стало смешно. Амир указал рукой на табуретку и я медленно присел. Не прошло и минуты как я ясно почувствовал царившую в доме, плотную тишину. Но тишина эта не была гнетущей или тяжелой, наоборот — она создавала сказочное ощущение присутствия чего-то необъяснимого и невыразимого. Присутствия самой жизни, быстро пульсирующей и наполняющей все вокруг. Как только я сел, Амир развернулся ко мне боком и стал видеть меня только периферией глаза. Он изобразил знак «стоп», имею ввиду, что я должен остаться на месте. Опустив руку спокойно и плавно, будто выполняя упражнение тай-цзи, Амир застыл словно каменная статуя.

Я сидел, не зная, что именно нужно делать. Конечно, я догадался, что скорее всего следует тщательно наблюдать за мыслями, чтобы в итоге услышать внутреннюю тишину. Но стоит ли делать что-то еще, я не знал. Внезапно меня настигло осознание, что я забыл о себе. Наверное сыграла роль непривычная обстановка. Заметив эти мысли, я смог от них отделиться. Точнее не было того, кто отделился. Не было никакого «я» описывающего разделение. Мысль перестала быть моей и стала просто мыслью. Теперь любые события: мысли, эмоции, ощущения воспринимались будто подвешенными в пространстве. Раньше была лишь мысль, она полностью владела вниманием. Мысль была наполнена идеей «я». Моя мысль, моя эмоция, я думаю, я чувствую, я ощущаю — это и есть отождествление. Теперь же все стало иначе. На фоне возникает мысль и в результате контраста с этим пространством, она звучит гораздо громче. Любая эмоция или ощущение становятся намного сильнее, когда отождествление исчезает.

Человеку, который по-настоящему занимается медитацией в том или ином виде, приходится сталкиваться со своим «естественным образом». Но к сожалению большая часть не замечает его и пропускает самое тонкое и неуловимое отождествление, которое и скрывает правильный путь. Сейчас я сижу, смотрю на Амира. Я ощущая себя кем-то с определенным характером, я спокоен. Я тот, кто я есть. Это и есть ощущение «естественного образа». Но этот образ всего лишь доминирующая часть личности, которую человек привык считать собой. Если я злюсь или испытываю какие-то отрицательные эмоции, все намного проще. Я могу отделиться от них, я этого хочу, потому что мне неприятно их испытывать. Я могу сказать, что на меня нашло нечто непривычное, несвойственное мне. Но кому неприятно? Кто хочет избавиться от тех или иных переживаний? Кто оценивает, кто решает? Это и есть «естественный образ». Когда спокоен, когда ты осознаешь себя и свои действия, даже в этот момент есть некое «я», с которым ты отождествляешься. Я, например, чего-то захотел. И мне действительно этого хочется, я знаю, что это мое желание. В этом и заключается самая незаметная и опасная ошибка. Ошибка, которая не позволяет приблизиться к истинной тишине и воссоединиться в вибрирующем экстазе мира.

Самой лучшей практикой для отслеживания «естественного образа» является молчание, внутреннее и внешнее. В момент, когда мысли ушли, когда тишина зазвучала громче, когда тело наполнилось приятной истомой. Именно тогда следует отчетливо сказать внутренним голосом: «Это я». И это и будет переживание «естественного образа». Всего лишь еще одной частицы ложной личности. Под-личности, с которой человеку приятно и комфортно. С образом, с которым почти каждый хочет жить постоянно. Ведь как часто мы слышим, что некто заявляет о желании быть самим собой. То есть чувствовать свободу выражать себя таким каким хочется его доминирующей личности. Но если есть личность, которую человек называет «я», он снова в ловушке и вновь он раб приходящих мыслей и чувств, которым никогда и не переставал быть.

В тот день вновь пришло отчетливое понимание — нет никакого «я», которое может быть названо. Иначе ты ошибешься. Как только ты указал на что-либо и назвал это «я» или посчитал своей частью, появляется ложная личность. И самое главное кто производил эти действия, оценки и суждения? Кто присваивает себе имя? Кто говорит «Я»? Кто это? И кто задает этот вопрос? Вопросы бесконечны и только тишина может их прекратить.

Мы сидели и сидели, без единого движения. Тогда я, казалось, лишь на минуты растворялся в мире, без какого-либо «я». Я понял, что субъективное ощущение времени зависит от количество мыслей, приправленных отождествлением. Чем больше я думал «моих мыслей», тем дольше мне казалось и время. Секунды отсчитывались «я-мыслью». Как ни странно, но мысли без отождествления не создавали частиц субъективного времени. Можно было выйти на улицу и пройти десятки километров, а вернувшись домой ощутить, не логически, а чувством, что прошла всего лишь минута. Будто ты вышел только что. Тем не менее прожив весь день в осознании, ты был настолько наполнен эмоциями, ощущениями и различными впечатлениями, что ощущал словно прожил не день, а неделю. В результате складывалось странное противоречивое состояние. Ни одно действие не имело длительности. Вся жизнь проживалась лишь в этот миг. Но в тоже время ты жил очень долго, наполняясь благоуханием спокойствия. Точнее мир жил через тебя и в тебе. Ты был и миром, и никем одновременно. Ты определенно существовал, но не было «ты, я, мне, вы». Лишь одно: целое, безграничное, вечное.

Амир внезапно встал. Меня буквально поразило его движение. Ведь я настолько свыкся за эти часы с тишиной и неподвижностью, что его подъем пронзил меня до самых глубин. Но еще больше я поразился его голосу. Когда он заговорил, я почувствовал будто впервые слышу человеческую речь. Он что-то сказал мне, но буквы разлетелись словно листья, подхваченные ветром, не оставив ни следа понимания. Амир улыбался. Затем он сказал что-то еще. Я наслаждался звуком его голоса и опять ничего не понял. С третьей попытки он достучался до моего ума.

— Хорошо получилось. — сказал он, продолжая добродушно улыбаться.

— «Я …» — вырвалось из моего сознания. Мысль, которая была растворена почти мгновенно, без каких-либо усилий. Я даже не старался удерживать внимание. Не возможно было не услышать столь громкую мысль.

Амир стал улыбаться еще шире.

— Не волнуйся, можешь и не говорить. Ты слишком надолго остановил свой ум.

Вновь какая-то мысль стала зарождаться во мне. В начале появилось какое-то сгущение, напряженность. Из пустоты поднималась некая сила. Я непроизвольно замечал эти процессы. Мысль снова растворилась, или даже растворилась не мысль, а сама сила, создающая мысль. Этот процесс повторялся, наверное, много раз, я не считал. Я переживал тонкое, но тем не менее интенсивное наслаждение от любых впечатлений. Каждый звук был удивителен. Каждый зрительный образ был будто прекрасная картина написанная самым великим мастером. Весь окружающий мир был яркий и четкий. Пропитанный волшебной атмосферой, он вибрировал вместе с моим телом на одной частоте.

Через некоторое время я вновь обрел дар речи. Но слова произносились неохотно, как-будто через силу. Я снова и снова возвращался к молчаливому созерцанию. К вечеру, а начали мы рано утром, я полностью вернулся к своему привычному состоянию. Но что-то осталось. Какое-то ощущение пространства, свободы, присутствующей всегда на фоне обычных чувств и мыслей.

 

⇐ Предыдущая17181920212223242526Следующая ⇒

Поделиться: