Опочивальня блаженных снов. — Культ наслаждений. — Небожители под прозрачным потолком — беспокоятся. — Откушенный палец

Перед ними новое, не менее удивительное помещение, одновременно и спальня и киностудия.

На роскошных диванах в полной прострации лежат спящие люди. Их открытые глаза наполовину вылезли из орбит, зрачки чернеют, точно кляксы на промокашке. Над ними корячатся на штативах кинокамеры, вертятся катушки с пленкой, объективы направлены прямо в глаза спящих.

— Это опочивальня блаженных снов, — пояснил Ачорген, — сонные порошки, которые сюда контрабандой завозят из Вест-Вестера, странным способом воздействуют на человеческий глаз. В зрачках людей, одурманенных такими порошками, можно увидеть их волшебные, причудливые, невероятные сны. Кинокомпания «СОНФИЛЬМ» нанимает этих несчастных, которые уже умом повредились от беспрерывного употребления губительных пилюль и порошков. Снятые в их зрачках сны-кинокартины демонстрируются затем на шелковых экранах гедонийских кинотеатров.

Ачорген наклонился к принцессе и доверительно сказал:

— Я покажу вам фильм, снятый со зрачков одного наркомана (он принимает исключительно таблетки «Фока»), и вы будете поражены, сколь изобретательна любовь в своих фантазиях! Вам одной я могу открыть тайну, что «СОНФИЛЬМ» использует эти цветные объемные ленты, чтобы демонстрировать переселенцам эротику на несуществующих звездах…

Потом они очутились в огромном помещении, так ярко освещенном, что на мгновение Брок ослеп. Когда же он наконец освоился, то лавина впечатлений буквально ошеломила его.

Во— первых, сверху падали розы. Собственно, даже не розы, а розовые снежинки, которые устилали высокие яркие холмы и гнезда всевозможных форм, размеров и оттенков, сооруженные из резиновых подушек.

И тотчас же в ушах Брока сладко запела приглушенная, словно доносящаяся из подземелья, музыка, трогательная в своей обманчивой отдаленности — то ли скрипка играет на вершине высокой горы, то ли виолончель плачет на дне пропасти…

Он подставил ладонь под розовые хлопья, которые разбрасывал хрустальный фонтан в центре зала, и почувствовал упоительно-жгучий холод; это было как огонь в лютый мороз, как прохлада среди зноя. Его словно пытали жаждой и в то же время эту жажду утоляли…

Вокруг, утопая в подушках, возлежали мужчины и женщины. Жемчужные ожерелья да повязки на бедрах были единственной их одеждой. Они хватали розовые хлопья губами, подставляли им тела. Нагие рабыни приносили на головах золотые блюда с дивными лакомствами и плодами.

Все взгляды были прикованы к потолку. Что же их увлекло? Вместо потолка — прозрачная плита, а на ней танцуют обнаженные мужчины и женщины. Бедра колышутся в ритме музыки, веки сомкнуты в ожидании любви и вожделений, ноги гнутся так, словно в них нет суставов.

— Это жрецы культа наслаждений, — объясняет Ачорген принцессе, которая прячет лицо в ладонях. — Отведайте этих хлопьев, снег любви со звезды АНДРАДИЯ. Он растает на кончике языка, и вы даруете прощение всем, кто поклоняется богине Андрадии.

Он сжал локоть принцессы и поднес ее руку к струе фонтана. А принцесса, затрепетав, подставила под розовые хлопья лицо. Словно в дремоте, она закрыла глаза и разомкнула губы. Ачорген победно улыбнулся.

— А теперь, моя девочка, взгляните вверх! Там вы должны были танцевать — на ваши бедра глазели бы эти бесполые хлюпики! Теперь же вы сами можете всем этим насладиться. Вы узнаете блаженства иные, более утонченные, ведь мы только начали свой путь по небесам!

Принц Ачорген обнял принцессу за талию и мягко прижал ее к себе. Она не противилась. Если бы в это мгновение Брок посмотрел в ее глаза, то увидел бы, как веки ее трепещут от желания, как с ее губ, разомкнутых страстью и жадно ловящих розовые хлопья, срываются хриплые вздохи…

Но Брок этого не видел. Среди запорошенных розовым снегом сибаритов он узнал лживую маску добряка адмирала в темных очках. Тот с упоением потягивался, по пояс утопая в мягчайших подушках, а на голой груди лежала серебряная звезда. Броку очень важно было знать, о чем он разговаривает с окружающими его «голышами». Все они лежали навзничь, лениво глядя вверх и изредка стряхивая с себя капли растаявших снежинок.

— Вы верите в чудеса, адмирал?

— Чепуха!

— А как вы объясните все то, что происходит сейчас в нашем Муллер-доме?

— У нашего Великого Муллера и враги великие! Он может ими гордиться…

— До сих пор он уничтожал каждого, кто вставал на его пути!

— Но на этот раз опасность грозит с другой стороны…

— Вы хотите сказать — сверху? Да, синьор?

— Пока что над нами — чудесные картины… Революция стройных ножек, волнение крутых бедер…

— Смотрите, кардинал, вон те прелестные ножки я бы узнал среди миллионов…

— Сула Мая… даже танцевать научилась…

— А вон те девичьи икры…

— Хе-хе-хе! Разве вы их еще не целовали?

— Муллер не боится даже дьявола…

— Не сомневаюсь. Но, прежде чем уничтожить этого дьявола, он должен его увидеть!

— Смотрите! Танцует Анна Мартон! Неземное зрелище!

— Восставшие рабы спустились на шестьдесят этажей!

— Каждый день по этажу!

— Ну, значит, их отделяют от небес еще два года! Говорят, Витек из Витковиц сошел с ума…

— Ничего подобного. Он убит!

— Отравлен!

— Я слыхал, что он за одну ночь на пятьдесят лет постарел!

— Смотрите! Кая Барардо танцует в «Балеринке» на карте мира!

— Она обошлась мне в шестьдесят тысяч… Я сто раз ставил на Сирию — и каждый раз проигрывал!

— Как по-вашему, адмирал, кто ж это отважился?…

— Слышен голос…

— Но тело-то где?… Тело, из которого брызжет кровь, которое можно свалить на землю?

— Человек без тела!

— Вздор!

— Это бог!

— Он могуществен!

— Загробный голос!

— Зов космоса!

— Враждебная сила звезд!

— Метафизика тут ни при чем, сэр! Это опасность куда более страшная, чем все голоса и силы звезд и земных недр! Это человек!

— Человек? Вы сошли с ума!

— Не один человек, а группа людей, которые проникли в наши ряды, ряды служителей Муллера! Они ходят среди нас, вместе с нами поклоняются Муллеру и чтят его, посещают наши клубы, у них хватит золота, чтобы раскрыть все тайны Муллер-дома! Да, джентльмены, среди нас находятся предатели!

— А схватка в «Эльдорадо»?

— А словесная дуэль на бирже?

— А позор в святилище Муллера?

— В «Эльдорадо» стреляли!

— В храме тоже!

— Тайна «Вселенной» раскрыта!

— Ее акции упали с сорока тысяч до двадцати!

— У меня сотня акций!

— Если мы не уничтожим эту силу, она уничтожит нас!

— Чего вы боитесь? С нами Муллер!

— С нами он и падет!

— Тс-с-с!

— Господа, я знаю, как зовется эта чудовищная энергия, которая способна нас погубить!

— Как?!

— Петр Брок!

— Ну еще бы, ведь он сам себя так назвал, когда Великий Муллер на бирже спросил, с кем имеет честь!

— А сегодня, сегодня они якобы встретятся на улице Алисы Мур в номере девяносто девять!

— Муллер и Брок!

— Девяносто девять — это зал пустых зеркал!

— Электрический пол с провалами люков-западней!

— Там сошел с ума Вернер, вожак первого мятежа…

— Там исчез Андре, непокорный редактор «Верхних этажей»!

— Оттуда так и не вышел предатель Олим!

— А если голос не придет в номер девяносто девять?

— Придет!

— А вдруг он не найдет дорогу?

— Но он же всюду!

— Значит, он вездесущ?

— Как господь бог Муллер!

— Стало быть, это новый бог!

— Стало быть, он находится и в этих стенах — среди нас!

— Попробуйте позвать его. Вот увидите, он откликнется!

— Нет! Зачем? Стоит ли играть с дьяволом!

— Муллер над нами. Чего вы боитесь?

— Танцует Дора О'Брайен, красивейшая женщина Парижа!

— Трусы! Ненормальные! Я позову его!

— Тише! Ради всех звезд, тише!

— ПЕТР БРОК!

— Остановитесь!

— Петр Брок! Если ты, чучело гороховое, находишься среди нас — явись!

— Молчите! Молчите!

— Если можешь, сотвори чудо, и я поверю в тебя!

— Хватит!

— Петр Брок! Я — банкир Салмон, вот моя рука. Если ты так могуществен (банкир поднял руку вверх), укуси меня за средний палец!

Тотчас же банкир заорал нечеловеческим голосом. Мгновенная острая боль — оборван нерв, фонтан крови, и средний палец с широким черным перстнем падает на блюдо, окропив белый салат из съедобных гиацинтов.

Все обмерли от ужаса.

Бледные щеки покрылись красными пятнами, красные посинели, синие от страха стали черными.

Но что Броку до гримас этого похотливого сброда под прозрачной плитой? Среди смятения и паники, обуявших поклонников богини Андрадии, он увидел принцессу: Ачорген подхватил ее на руки и устремился в направлении, противоположном тому, куда бежали остальные.

Петр Брок бросился вдогонку.

Принцесса исчезла в углу за тяжелой коралловой портьерой. Брок откинул ее и натолкнулся на белую дверь.

Он открыл дверь, но ничего не увидел.

 

XXVIII

 

 

Белая тьма. — Запахи и воспоминания. — Снова огонек лампочки. — «Это мое прошлое!»

Молочно— белый, с опаловым отливом туман преградил ему дорогу. Брок в нерешительности остановился, протер глаза и начал ощупывать руками пространство вокруг себя.

В трех шагах от него растворились две фигуры — черная и белая, Ачорген и принцесса. Брок прыгнул в туман, вытянув вперед руки, но поймал пустоту. Белая тьма ослепила его. Опаловая тишина оглушила.

Он ринулся в ту сторону, где исчезла принцесса. Он кричал и размахивал руками, как птица сломанными крыльями. Туман начал душить его, звенел в ушах странным напевом. Нет, это не туман! Это клокочет кровь в его жилах!

С каждым шагом страх все сильнее овладевал им. Ноги подгибались, отказываясь идти; кругом, везде и всюду, ему чудились жуткие опасности. А он все шел вперед, долго-долго, и конца не было его дороге…

Внезапно Брок остановился. И вперед шагнуть боязно, и назад повернуть — тоже! Он тонул, тонул в трясине белой тьмы, один, покинутый всеми, растворялся в беспредельности тумана. Он уже погиб, белая тьма пожирает его, пропитывает, заполняет. Его труп будет лежать здесь долго-долго, пока не исчезнет наконец это белое ничто и сюда не явятся люди, которые, не видя его, пройдут по его останкам.

Мочи нет идти дальше. Ноги увязли в тяжелой густой мгле. Брок упал наземь и заплакал.

И вдруг — что это? Странный запах щекочет ноздри. Запах так силен, что дурманит Броку сознание, действует на мозг, как алкоголь. Навевает дремоту и будит воспоминания, рисуя удивительные картины. Но откуда такой аромат — еле слышный и сладкий? Это скошенная трава на лесной опушке. Запах от копен поднимается к солнцу, как дым из жертвенников.

Я тоже лежу на этой опушке, под головой сено, в волосах сено, и весь я усыпан сохнущими горными травами, тимьяном, шалфеем, ромашкой.

Но стоит открыть глаза, и я вижу туман, густой, как сметана. Вспоминаю… Принцесса убежала, и музыка играет где-то в центре вселенной… Но этот запах, откуда он и что означает? Дивная мелодия запаха, которая дразнит и мучает еще сильнее, чем далекие, грустные звуки виолончели и скрипки…

В лицо веет лесными испарениями — мхом и хвоей, ягодами и древесной смолой. Я вижу родник в зеленом кружеве папоротника. Лесные птицы да олени пьют здесь воду…

Но вот и лесные запахи растворились в белом тумане. И откуда-то уже пахнуло другим запахом. Словно подул ветер, захлопал парусами. Свежее дыханье моря. Запах соли, рыбьей чешуи, тающего в теплых водах ледника. Загадочный аромат неведомого острова, мимо которого плывет корабль. Остров обитаем, ибо до меня доносится запах пота и дыма очагов. Но и это ощущение исчезает.

Теперь я вдыхаю совершенно иной запах, который будит странные, давно забытые грезы. Жар кухонной печи, душистый пар, поднимающийся от горшков и возвещающий близость обеда… И вдруг — сквозняк из распахнутой двери. Чей-то голос кричит: «Война!» И опять все исчезает, без возврата.

А вот сейчас — цветут ландыши… нет, это не ландыши, это духи любимой, которыми она окропила грудь. Она склоняется ко мне, и я зарываюсь лицом в ее волосы, чтоб ощутить новые запахи…

Ну а это — аромат ночи. Аромат луны, боже мой, ведь это — расставание… это зеленый аромат озера, нет, слез! Это плачет любимая…

Запахи быстро сменяют друг друга.

Дымный смрад пыхтящего паровоза.

Тяжелый дух из теплушек — шесть лошадей, тридцать человек…

Убийственное зловоние — грязь, водка, пот, отхожие ямы.

Даль.

Свежеразрытая земля.

Порох.

Пожарища.

Кровь.

Гнилостный дух отбросов, консервных банок, гноящихся ран, карболки, вонь раздавленных клопов, запах тлена, черные пятна обморожений, гниющие под грязными повязками.

Под потолком смердит желтая керосиновая лампа…

Брок вскочил. Это… это же мое прошлое! Воспоминания, которые я утратил. Скорее! Скорее! Он взмахнул руками. Ничего! Белый туман. Черная принцесса…

Нет иного прошлого, кроме Муллер-дома…

Брок воспрянул духом и устремился вперед, вперед… и вдруг — вытянутая рука натыкается на мягкую шелковую ткань. Резкий взмах — и Петр Брок замирает в изумлении.

 

XXIX

 

 

О звезде Аюргенетеррамолистерген. — Принцесса Тамара готова полюбить принца Ачоргена. — «…наше ложе ждет…» — Петр Брок снова пользуется своей невидимостью

Он стоял на пороге голубого будуара принцессы. Круглое око Муллера, глядящее с потолка, снова подернуто сизой пеленой. Но светильник на столе давно угас. На синем диване сидит принцесса. Она переоделась в голубое платье, под цвет штор на стенах. В руке у нее сигарета, к губам, раскрытым в дерзкой, вызывающей улыбке, она подносит высокий бокал с вином. Огонек сигареты описывает широкую дугу. Хрустальный бокал и горло принцессы — теперь это один прекрасный сосуд.

Но самое ужасное, что ее тонкую талию обнимает длинная рука принца Ачоргена! А принцесса смеется! Хохочет над чемто, запрокинув голову. Рука Ачоргена обвивает стан принцессы, точно удав, который душит свою жертву. Он целует ее волосы и шепчет:

— Моя звездочка, мой серебряный колокольчик, выпей еще, это напиток из хмельного ледника моей родной планеты. Ты все это уже знаешь… Я родился на звезде Ачоргенетеррамолистерген, запомни хорошенько, ты должна это помнить, такова моя воля! Может быть, ты не веришь?

— Нет, верю…

— Теперь ты веришь в звезды?

— Я верю всему что ты говоришь!

— На дне бокала — образ моей звезды. Ты будешь видеть ее каждый раз, как допьешь до дна. Пей!

Принцесса послушно выпила и снова засмеялась.

— Хватит, хватит смеяться! Уйми свой звонкий смех! Дорогая моя? я буду любить тебя так, как любят на звезде Ачоргенетеррамолистерген. Я научу тебя любви, и ты явишь мне свою любовь…

Рука— удав ползет по груди принцессы вверх, к шее.

— Хочешь?

— Хочу!

— Дай мне свою ручку, я покрою ее поцелуями… может статься, ты будешь из-за меня страдать, но твоя любовь излечит тебя. Самочка моя земная, ты любишь меня, в самом деле любишь?

Принцесса, ласкаясь, кладет голову ему на плечо.

— Целуй меня, Тамара! Прикоснись к моим губам, ведь так начинается любовь на этой звездочке!

Она страстно обвила руками шею Ачоргена.

Брок закрыл ладонями лицо и в ужасе отвернулся. Возможно ли это? Принцесса Тамара, его принцесса, томящаяся в этой вавилонской башне, ждущая освобождения, бесстыдно целует это чудовище своими чистыми, невинными устами!

— Смотри, милая, наше ложе ждет нас!

Принцесса встает…

Еще бы, он принц, а кто такой я? Ничто, незримое ничто! Но ведь я для того и проник в Муллер-дом, для того и согласился на эту метаморфозу, чтобы найти, защитить и вызволить ее! Разве я не обещал, что буду ее охранять? Ведь она чувствовала мое прикосновение! А ее загадочная улыбка — разве это не был ответ на мои слова?

О бесстыжая предательница!

Единственный мой светлый луч в Муллер-доме погас! Ах! Как я мог мечтать о ее любви?… Кого, кого ей любить, я же невидим!!

Прочь! Прочь отсюда!

Еще один, прощальный взгляд на принцессу. Закинув тонкие руки за голову, она стоит перед зеркалом и смеется…

Господи, по что же случилось с глазами принцессы? Они прикрыты тяжелыми веками! Принцесса смеется, закрыв глаза! Губы звонко хохочут, а глаза — спят…

Теперь только Брок понял, в чем дело!

Гипноз!

Он увидел в зеркале, как жгучий взгляд Ачоргена сверлит принцессу.

Тут уж Брок не стерпел, в ярости бросился к Ачоргену и со всей силы двинул прямо по длинной верхней губе. Кулак сам собой выбрал для удара наиболее чувствительное место. Чудище беззвучно рухнуло на пол. Брок разорвал ближайшую занавесь и связал Ачоргена по рукам и ногам. Потом куском той же занавеси заткнул ему рот, запихнул безвольное тело под кровать и только после этого повернулся к принцессе.

А принцесса ничего не видела и не слышала. Машинально она продолжала исполнять гипнотические приказы того, кто мешком валялся сейчас под кроватью. В шелковых складках трепещут ее пальчики, будто в них зажаты ключи от потайных дверок, скрытых в облаках белизны. Принцесса раздевается… Брок хочет крикнуть, предупредить ее, разбудить, но тут…

 

XXX

 

 

Принцесса Тамара думает, что она одна. — Осторожнее, Петр Брок! — Руки можно схватить руками

…Тут он увидел в зеркале, что она открыла глаза. Принцесса тоже увидела в зеркале странное свое пробуждение и в замешательстве вглядывалась в серебряную гладь стекла. Она словно очнулась от тяжкого сна. Растерянно посмотрела по сторонам, протерла глаза. И окончательно смахнула сон, который хотела удержать. Белые подушки под голубым балдахином манят ее… Брок с напряженным вниманием наблюдает за ней, а она медленно, бездумно раздевается, считая, что в комнате, кроме нее и зеркала, никого нет.

Что же делать? Нет, теперь уже себя не раскроешь… Поздно!.. Но я буду зорко охранять ее сон. Ведь она даже не догадывается, что под кроватью у нее лежит с кляпом во рту это чудовище, Ачорген. А вдруг он очнется и вырвется на волю?

Я должен остаться здесь, на страже!

Он притулился в углу, стиснув зубы и затаив дыхание. И вдруг от безумной мысли у него потемнело в глазах.

Розовая ленточка бежит по кружеву сладостным обещанием… Нет, гони ее прочь, эту мысль! Только приблизиться к ее устам — о блаженство…

Ее волосы, губы, глаза — какой дивный цветок расцвел на стебле белой шеи! Лицо — это самое прекрасное, самое драгоценное, что есть у женщины, ее глаза волнуют и влекут… Но вот она улыбается и становится еще краше, ибо ко всем оттенкам добавляется еще один, до сих пор спрятанный в бутоне, — белоснежный, фарфоровый!

Туфельки уже качаются на кончиках пальцев и падают. Сверкнули колени, икры, и тончайшие чулки сброшенной змеиной кожей легли на пол. Гладкое зеркало отражает прелестные руки принцессы и грудь, едва прикрытую пеной кружев.

Затаив дыхание, Брок следит за этой шаловливой игрой.

Принцесса потягивается с ленивой улыбкой в своем победном одиночестве. Словно она устала от долгого притворства и с наслаждением сбросила маску, чтобы дать отдохнуть лицу и опять ненадолго стать самой собой!

Ласковый лепет, трепеща точно мотылек, слетает с ее губ:

— Я принцесса… нет, не принцесса…

На холодной поверхности зеркала слова превращаются в туманное облачко. Она стирает его ладонью и смотрит на себя, будто впервые в жизни.

Брок едва владеет собой, кровь глухо стучит в висках. Но комок страха подступил к горлу. Как открыть принцессе свое присутствие? Ведь стоит вымолвить слово — и чудесное видение исчезнет!

Ну да ничего — Петр Брок заготовил тысячи слов, которыми он засыплет, уговорит принцессу. И все же — не окажутся ли беспомощными все эти нежные слова, если она не увидит глаз, в которых можно утонуть, не ощутит человеческого тела, в котором пульсирует горячая кровь?

Принцесса подходит к постели, откидывает покрывало, разглаживает подушку — и вот уже в сладкой истоме падает на нее. Руки она кладет под голову, взор устремляет вверх, но, погруженная в свои мысли, не видит золотых звезд, вытканных на голубом балдахине. От этих мыслей пылает лицо и голова идет кругом.

Брок на носках, едва касаясь пушистого ковра, крадется к принцессе. Склоняется над ней. Она смотрит на него огромными неподвижными глазами и все же не видит его. Мгновение — и его пылающие губы касаются ее влажного, полуоткрытого рта.

Как странно! Ничто не дрогнуло на лице принцессы. Только взгляд сразу стал внимательным, острым, будто мысли ее вернулись из дальнего далека. Она протянула к нему руки, но на этот раз Брок сумел ускользнуть. Когда опасность миновала и разочарованные руки снова упали, он отважился на новый шаг: прижался губами к ее шее.

Принцесса лежит тихо, не шевелясь, как зачарованная. Даже дышать боится, чтобы не спугнуть дивный сон…

Не забывай, Петр Брок, у принцессы тоже есть руки, и теперь тебе от них не ускользнуть. Вот твои волосы, твое лицо, а вот, вот твои руки, каждое прикосновение которых выдает тебя принцессе! И руки эти можно схватить руками…

 

XXXI

 

 

Петр Брок лжет. — «…У меня еще нет лица…» — Муллер напоминает Броку о встрече, — «…жду тебя…»

Их руки встретились, и губы снова слились в поцелуе. Принцесса шепчет:

— Кто ты, кто ты?

Брок молчит.

— Скажи, ты — тот бог, который охраняет меня?

— Да, бог. — Брок малодушничает от страха потерять завоеванное.

— Бог, — повторяет принцесса, — а какой бог?

— Добрый, — шепчет Брок, радуясь, что нашел меткое слово.

— Я знаю, что добрый, но молодой ли?

— Молодой… — Вот и пришла пора дать ответ! Сейчас все выяснится, без утайки… Но чутье подсказывает Броку, что он выдержит этот экзамен, обязательно выдержит…

— Молодой, — повторила она, — и красивый?

— Понятия не имею. — честно признался Брок

Пальцы принцессы скользнули по его лицу. Вот нос. губы, глаза… но как на ошупь обнаружить молодость и красоту? Будь она слепая, наверно, скорее увидела бы все это своими ладонями. А так — глаза не видят, и руки тоже не могут воссоздать его образ.

— Я хочу видеть тебя! Глазами! — потребовала принцесса. — Покажи мне свое лицо!

— У меня еще нет лица. Я пришел встретиться с Муллером…

— Тише! Тише! — встревоженно прошептала принцесса и поцелуем закрыла ему рот.

— Чего ты боишься, Тамара?.

— Он! Он! Он все слышит! Глаз его над нами, может, и закрыт, но уши его подслушивают сквозь каждую щель!

— Ну и пусть! Я здесь для того, чтобы охранять тебя, принцесса!

Она улыбнулась, вспомнив о чем-то.

— Первый раз ты подошел ко мне в бархатном зале, когда я теряла сознание от этого страшного газа. Я видела белый дым, слышала, как он с шипением рвется из оловянной трубки. Помню невыносимо яркий фиолетовый шар, заломленные руки, маски смертельного ужаса, падающие тела… Я пошатнулась и тотчас почувствовала, как чьи-то руки подхватывают меня и уносят на звезды. Это был ты… Второй раз ты подошел, когда я стояла у стены. Ты сказал: «Не бойтесь! Ни о чем не спрашивайте! Я с вами!» А что было с теми, кто остался?

— Там у них огромная печь, и в ней человеческие тела, сердца, глаза превращаются в кучки серого пепла, который затем развеивают по ветру, на все четыре стороны. А еще ходят слухи, будто из костей делают пудру.

— А я-то, дурочка! Хотела убежать на звезды… — прошептала принцесса, и глаза ее померкли. — Я вначале думала, что ты прилетел ко мне со звезды Лебедя. Оттуда я получала тайные записки, когда еще жила с отцом. Значит, нет ни звезды Лебедя, ни созвездия Гномов…

— Обман! Величайший обман — весь этот Муллер-дом от фундамента до крыши, если у него вообще есть хоть какая-нибудь крыша. Международная банда работорговцев и сжигателей трупов…

— А откуда взялся ты?

Она снова ощупывает, гладит пальцами его лицо.

И Петру Броку вдруг становится невыносимо стыдно за свой обман. Он выдает себя за бога, чтоб добиться ее любви! Страстный его порыв давно уже утих, теперь каждый ее поцелуй отзывался в нем глубокой благодарностью…

— Я не бог, — покаянно признался он, — я просто человек, обыкновенный мужчина!

Она провела рукой по его волосам.

— Разве же не лучше молодой мужчина, чем старый бог?… Я хочу тебя видеть!.. Открой мне свое лицо!.. Нет, ты не человек! Ты принял образ человека, ибо ты обнимаешь и целуешь меня. Но почему, почему я тебя не вижу? А! Придумала! Я приготовлю гипс и сделаю себе слепок с твоего лица, ведь так любить нельзя… нельзя…

— Погоди, Тамара! Погоди, скоро ты меня увидишь! Я выполню свою миссию и стану человеком! Сегодня вечером я должен быть на улице Алисы Мур, триста пятьдесят четвертый этаж, номер девяносто девять… Я совершенно утратил чувство времени… Нет для меня ни дней, ни ночей… Когда Муллер сказал мне свое «сегодня»? Кажется, от этого «сегодня» меня отделяют многие часы! Может быть, я уже опоздал?… Скажи мне, что сейчас — день или ночь? Неужели нет на свете ничего, кроме Муллер-дома? Скажи мне, существует ли еще солнце… скажи, светит ли над Муллер-домом луна?… Тридцать дней… На каком я сейчас этаже? Как мне найти Муллера? Как его убить?

И вдруг сверху раздался голос:

— Петр Брок! Этаж триста пятьдесят четыре! Комната девяносто девять. Я жду тебя!

Брок вскочил, поднял глаза к потолку. Выпученное «божье око» уже очистилось от мутной пленки и ехидно таращилось на него. Еще бы! Миллион глаз, миллион ушей рассеяны по тысяче этажей! Но голос — неужели и голос его может дойти до спальни принцессы? Откуда он знает, что я здесь, у ее ложа? Или в эту минуту его голос звучит на всей тысяче этажей? Брок даже содрогнулся.

— Ты слышишь, принцесса? Он зовет! Настал мой час! Ты же оставайся здесь.

— Я пойду с тобой!

Она спрыгнула с кровати и трясущимися руками начала одеваться.

— Нет, нет, останься!.. Я поговорю с ним и вернусь к тебе!

— Ты не вернешься! Он убьет тебя! Тысячи коварных ловушек стерегут тебя в комнате девяносто девять!

— Знаю я его ловушки! Зал пустых зеркал! Яма-западня! Я поговорю с ним среди пустых зеркал!

— Но как ты туда попадешь? Ты хоть знаешь дорогу на триста пятьдесят четвертый этаж? Нет? Видишь, до чего ты без меня беспомощен! Какой же ты бог? Странный ты мой, невидимый… Идем! Я сама отведу тебя к лифту.

— Веди меня, Тамара! Покажи мне дорогу, пока не поздно. Ведь сдержать слово — значит показать свою силу.

И они пошли, взявшись за руки.

 

XXXII

 

 

⇐ Предыдущая11121314151617181920Следующая ⇒

Поделиться: