Год, август, поместье Уингфилд: Мария

Мне нравится это лето. Мое первое и последнее лето в Англии, ведь следующим летом я снова буду в Шотландии, мой эскорт прибудет со дня на день. Я смеюсь при мысли о том, что буду тосковать по этой жаре и вспоминать это время как золотую пору отдыха. Оно напоминает мне о детстве во Франции, когда я была французской принцессой и наследницей престолов Франции, Англии и Шотландии, не сомневавшейся, что унаследую все три. Мы, королевские дети изысканного французского двора, проводили лето в деревне, где мне позволялось кататься верхом, устраивать пикники, плавать в реке, танцевать на лугах и охотиться под большой желтой летней луной. Мы выгребали на середину реки и рыбачили с лодки. Устраивали прохладным утром соревнования в стрельбе из лука, а потом отмечали завтраком победителя. Мой нареченный супруг, маленький принц Франсуа, был моим товарищем по играм и другом; его отец, красивый король Генрих II Французский, был героем наших дней, самым красивым мужчиной, самым великолепным королем, чары его были сильнее прочих. И я была его любимицей. Меня звали mignonette^[23]. Прекрасная принцесса, самая красивая девочка во Франции.

Нас всех баловали, нам разрешали все, чего мы хотели, но даже среди этого изобилия и свободы король выделял меня как особенную. Он научил меня развлекать его, научил его услаждать, научил, возможно, сам того не зная, что самое важное искусство, которым может овладеть женщина, это умение очаровать мужчину. Как заставить его оглянуться, как сделать, чтобы он поклялся ей служить, чтобы он даже не знал, что попал под ее чары. Он верил в силу женщин, воспетых трубадурами, и, вопреки моим учителям и уж точно вопреки своей раздражительной жене Екатерине Медичи, учил меня, что женщина может стать вершиной желания мужчины. Женщина может повелевать армиями, если она на их знаменах, если они мечтают о ней, вечно желанной и вечно недосягаемой.

Когда он умер, и сын его умер, и умерла моя мать, я вернулась в Шотландию, совсем одна, в полном отчаянии, мне нужен был совет, как управлять этой странной и дикой страной, и именно его уроки меня направляли. Я думала, что должна быть королевой, которую обожают мужчины. Думала, что, если смогу стать королевой, на которую они будут смотреть снизу вверх, мы найдем способ, чтобы я могла ими править, а они с радостью покорялись.

В эту пору в Уингфилде, когда я знаю, что будущее раскрывается передо мной, знаю, что я вернусь в Шотландию как признанная королева, я словно снова стала девочкой, которой нет равных по очарованию, красоте и уму, уверенной, что мое королевство будет принадлежать мне, что все всегда будет для меня идеально. И, как и во Франции, меня обожают и балуют. Слуги Шрусбери с ног сбиваются, чтобы мне угодить. Для меня нет слишком вычурной роскоши. Каждый день, приходя со мной кататься, он приносит какой-нибудь маленький подарок: маленькую глиняную чашечку в виде ласточкиного гнезда, в которой вместо яиц лежат две крупные жемчужины, букет роз с золотой цепочкой, обмотанной вокруг стеблей, набор серебряных лент, книгу французских стихов, надушенные кожаные перчатки, брильянтовую брошь.

Условия моего возвращения в Шотландию окончательно и полностью оговорены. Уильям Сесил, мой заклятый враг, изменил мнение – кто знает почему? – и встал на мою сторону. Он вел переговоры от моего имени с моим сводным братом, лордом Мореем, и с лордом Мейтлендом и добился хорошего соглашения, которое, он уверен, будет соблюдено. Я вернусь в Шотландию как истинная признанная королева. Я буду свободно исповедовать свою веру. Страна будет протестантской, они сказали, что так предпочитают, но ни паписты, ни пуритане не будут подвергнуты преследованию. Мой сын будет воспитываться как протестант.

Кое-что из этого я изменю, когда вернусь на трон. Я не намерена растить ребенка-еретика, которому прямая дорога в ад. Лорды, подписавшие сейчас бумагу о моем восстановлении, еще в прошлом году были моими врагами, и я отомщу. У меня есть список тех, кто поклялся убить моего мужа, и я совершу над ними правосудие, пусть не думают, что им удастся сбежать. Ботвелл будет рядом со мной, а у него есть свои счеты, которые надо свести. Но пока я могу подписать это соглашение с чистой совестью, поскольку оно возвращает меня на трон. Отец Небесный простит мне любое соглашение, коль скоро оно послужит благой цели моего восстановления на троне. Что там, я подписала бы соглашение с самим дьяволом, если бы оно вернуло меня на престол. Нет ничего важнее для меня, для Святой церкви и для будущего Шотландии, чем мое возвращение.

Вернувшись на трон, я смогу наказать своих врагов и наставить своих людей против ереси. Там я смогу укрепить свою власть и связаться с друзьями и союзниками в Англии, чтобы, когда умрет Елизавета или когда ей будет угрожать вторжение – а и то, и другое совершенно неизбежно, – быть готовой занять свой второй трон.

Сесил ничего не пишет о помолвке с Говардом; но он не может о ней не знать. Я знаю, что шотландские лорды никогда бы не согласились принять меня обратно без мужчины рядом, они сделали бы мое замужество непременным условием моего возвращения. Они так боятся женщин вообще и меня в частности, что не знали бы покоя, пока меня не обвенчают, не уложат в постель и не обяжут быть покорной женой. Они наверняка были в ужасе, что я приведу им Ботвелла в качестве короля-консорта. Томасу Говарду они доверяют, как никогда не будут доверять мне, поскольку он протестант и мужчина.

Они увидят. Они увидят, как ошибались. Я выйду за него замуж и сделаю его королем-консортом; и они увидят, что я все поверну по-своему, я все равно приведу им Ботвелла, чтобы он за меня отомстил.

Я преданно пишу Томасу Говарду, и письма мои так притягивают и манят, как только возможно. Слава богу, я знаю одно: как увлечь мужчину. Я не просто так была французской принцессой, я знаю, как заставить мужчину влюбиться, даже если он за сотни миль от меня. Я знаю, как его притянуть, как оттолкнуть, как приблизить, как обещать, изменить своему слову, очаровать, озадачить, смутить, соблазнить. Я неотразима сама по себе, и я умею быть очаровательной на письме. Я пишу ему каждый день и с каждым днем притягиваю его и притягиваю, чтобы удостовериться, что он мой.

В ходе этой кампании соблазна и компромиссов я вышила для него особую подушку, которая, думаю, его позабавит. На ней изображена бесплодная лоза, которую срезают садовым серпом, и он поймет, что я имею в виду бесплодную линию Тюдоров, которую можно срезать, чтобы дать новой поросли наших детей занять трон. Никто не может меня обвинить за этот узор – хотя это такой оглушительный удар по старой деве Елизавете! – поскольку это цитата из Библии^[24]. Что может быть пристойнее и невиннее? «Добродетель процветает ранами», – вышила я вокруг картины. Норфолк увидит в этом легчайший намек на государственную измену, и, если он хоть немного мужчина, его взволнует опасное слово «рана».

Бесс сразу поняла, и была самым изумительным образом шокирована, и поклялась, что я не посмею вышить этот узор, когда увидела набросок.

Я посмела! Я смею все! Пусть бесплодную лозу срежут. Пусть Елизавету, бастарда, сразят. Я плодовитая двадцатишестилетняя женщина, я зачинала только мальчиков. У Говарда уже трое сыновей. Кто усомнится в том, что или мой маленький сын Иаков, или наши будущие сыновья – Стюарт-Говарды – займут пустой трон Елизаветы?

⇐ Предыдущая16171819202122232425Следующая ⇒

Поделиться: