Что такое теория? Что такое факт? Всего лишь теория? Давайте посмотрим, что значит «теория»?

 

Всего лишь теория? Давайте посмотрим, что значит «теория»?

Оксфордский словарь английского языка дает два толкования слова «теория» (на самом деле больше, но здесь имеют значение эти два).

Теория (Смысл 1): Схема или система идей или утверждений, являющихся объяснением группы фактов или явлений; гипотеза, которая подтверждена наблюдениями и экспериментами, и принята как объяснение известных фактов; утверждение, которое считается утверждением об общих законах, принципах или причинах чего-то известного или наблюдаемого.

Теория (Смысл 2): Гипотеза, любое умозаключение, предлагаемое для объяснения; простая гипотеза, спекуляция, догадка; идея или совокупность идей; индивидуальная точка зрения.

Очевидно, что эти два значения совершенно различны.

Вкратце, если меня спросите насчет теории эволюции, ученые о ней говорят в первом смысле, а креационисты — во втором, возможно искренне, а возможно, они лукавят.

Хороший пример первого смысла — гелиоцентрическая теория солнечной системы, теория, что Земля и другие планеты обращаются вокруг Солнца.

Эволюция идеально соответствует первому смыслу слова.

Теория эволюции Дарвина — действительно «схема или система идей».

Она объясняет большую «группу фактов или явлений».

Это гипотеза, которая «подтверждена наблюдением и экспериментом» и, по информированному согласию, является «утверждением об общих законах, принципах или причинах чего-то известного или наблюдаемого».

Она определенно очень далека от «простой гипотезы, спекуляции, догадки».

Ученые и креационисты понимают слово «теория» в двух различных смыслах.

Эволюция — такая же теория, как и гелиоцентризм.

Ни в том ни в другом случае слово «только» не может быть применено, как в «только лишь теория».

Что касается утверждения, что эволюция никогда не была «доказана», то доказательство — это понятие, к которому ученые научены относиться с опаской.

Влиятельные философы говорят нам, что мы ничего не можем доказать в науке.

Математики могут что-то доказать, согласно строгому взгляду, они — единственные кто это может, а наибольшее, что могут ученые, это не смочь опровергнуть теорию, указав как тщательно они пытались это сделать.

Даже неоспоримая теория о том, что Луна меньше Солнца, к радости некоторых философов, не может быть доказана математически так, как доказана, например, теорема Пифагора.

Но массовые нарастания свидетельств поддерживают ее настолько сильно, что, лишение ее статуса «факта» кажется смешным для всех, кроме педантов.

То же самое верно и для эволюции.

Эволюция — точно такой же факт, как и то, что Париж находится в Северном полушарии.

«Хоть миром правят педанты», некоторые теории находятся вне всяких разумных сомнений, и мы называем их фактами.

Чем энергичней и тщательней вы пытаетесь опровергнуть теорию, если она выдержит осаду, тем более она приближается к тому, что здравый смысл охотно называет фактом.

Я мог бы продолжить использовать термины «Смысл теории 1 и «Смысл Теории 2», но числа незапоминаемы.

Я нуждаюсь в словах-заменителях.

У нас уже есть хорошая замена «теории во втором смысле».

Это слово «гипотеза».

Все понимают, что гипотеза — предположение, ждущее подтверждения (или опровержения), но этот предполагаемый характер эволюции теперь уже устранен, хотя во времена Дарвина он существовал.

С «Теорией в 1-ом смысле» сложнее.

Лучше просто продолжать использовать «теория», как если бы «второго смысла» не существовало.

Действительно, было бы неплохо если бы Смысла 2 не существовало вообще, так как он запутывает и не нужен, учитывая, что мы имеем слово «гипотеза».

К сожалению, второй смысл слова общеупотребим, и мы не можем декретом его отменить.

Я поэтому собираюсь воспользоваться значительной, но заслуживающее прощения, свободой и позаимствовать из математики слово «теорема» для Смысла 1.

Это — фактически неправильное заимствование, как мы увидим, но я думаю, что выгоды перевешивают риск возникновения путаницы.

В качестве жеста умиротворения в адрес оскорбленных математиков, я собираюсь изменить написание на «теорума».

Для начала, позвольте мне объяснить строго математическое использование теоремы, и в то же время уточнить мое предыдущие заявление, что, строго говоря, только математикам позволено доказать что-либо (адвокаты не могут, несмотря на хорошо оплачиваемые притязания).

Для математика доказательство — это логический вывод того, что заключение теоремы неизбежно следует из принятых аксиом.

Теорема Пифагора верна, если мы принимаем в качестве основы аксиомы Евклида, одна из которых утверждает, что параллельные прямые не пересекаются.

Вы будете напрасно терять время, проверяя тысячи прямоугольных треугольников, чтобы найти тот, который опровергнет теорему Пифагора.

Пифагор доказал ее, каждый может проверить доказательство, она просто истинна и с этим ничего не сделаешь.

Математики используют идею доказательства для различения между «догадкой» и «теоремой», что внешне напоминает различия ОАС между двумя смыслами слова «теория».

Догадка — это правдоподобное предположение, которое еще не доказано.

Когда она будет доказана, то превратится в теорему.

Известный пример — догадка Гольдбаха, которая утверждает, что любое четное число можно представить как сумму двух простых.

Математики проверили все четные числа вплоть до 300 тысяч миллионов миллионов миллионов, и согласно здравому смыслу — догадка Гольдбаха является фактом.

Тем не менее это утверждение не доказано, несмотря на щедрые призы, которые предлагают за доказательство, и его отказываются возводить на пьедестал, предназначенный для теорем.

Если кто-нибудь когда-нибудь найдет доказательство, она получит повышение до теоремы Гольдбаха, или теоремы Х, где Х — умница-математик, доказавший ее.

Карл Саган с сарказмом использовал Догадку Гольдбаха отвечая людям, которые утверждают, что были похищены инопланетянами.

«Иногда я получаю письмо от кого-то, кто находится «в контакте» с инопланетянами.

Меня приглашали, чтобы «спросить их, о чем-нибудь».

С течением времени я приготовил для них вопросник.

Помните, инопланетяне очень развиты.

Поэтому я прошу их дать короткое доказательство Последней теоремы Ферма.

Или догадки Гольдбаха…

Ответа я никогда не получал.

С другой стороны, когда я спрашивал «Должны ли мы быть добрыми? », то всегда получал ответ.

Эти пришельцы всегда были рады ответить на любой расплывчатый вопрос, особенно о традиционной морали.

Но ни на один конкретный, где есть возможность выяснить, знают ли они на самом деле что-нибудь вне того, что знает большинство людей, только молчание.»

Великая теорема Ферма, как и догадка Гольдбаха — это предположение относительно чисел, исключение из которого никто не нашел.

Для математиков ее доказательство было святым Граалем с 1637 года, когда Пьер Ферма написал на полях сочинения Диофанта: «Я нашел этому поистине чудесное доказательство,

но поля книги слишком узки для него.»

Ее, наконец, доказал английский математик Эндрю Уайлс в 1995.

До того математики считали ее предположением.

Принимая во внимание всю сложность доказательства Уайлса, и использование продвинутых методов и знаний математики двадцатого века, многие математики думают, что Ферма (искренне) ошибался, когда написал, что смог доказать ее.

Я рассказываю историю только, чтобы проиллюстрировать различие между гипотезой и теоремой.

Как я уже говорил, я собираюсь заимствовать термин математиков «теорема», но я произношу «теорума», чтобы отличить его от математической теоремы.

Научные теоремы, такие, как эволюция или гелиоцентризм, являются теориями, которые соответствуют в Оксфордском словаре «Смыслу 1».

[Это] было подтверждено или установлено наблюдением или экспериментом, и представлено или принято как объяснение известных фактов; [это] заявление того, что, как считается, является общими законами, принципами, или причинами чего-то известного или наблюдаемого.

Научная теорума не была — не может быть — доказана в том смысле, в котором доказывается математическая теорема.

Но здравый смысл воспринимает это как факт, в том же смысле, как «Теория» что Земля круглая, а не плоская, является фактом, и теория, что зеленые растения получают энергию от солнца является фактом.

Все научные теорумы: подтверждаются огромными количествами доказательств, принимаемыми всеми информированными наблюдателями, бесспорными фактами в обычном смысле этого слова.

Как со всеми фактами, если мы собираемся быть педантичными, бесспорно возможно, что наши измерительные приборы и органы восприятия, которыми мы считываем с них, являются жертвами массового обмана.

Как сказал Бертран Рассел: «Мы, возможно, все появились пять минут назад, обеспеченные готовыми воспоминаниями, с дырами в наших носках и волосами, которые нуждаются в стрижке».

При доступных сейчас свидетельствах, чтобы эволюция не была фактом, потребовалось бы от Творца такое мошенничество, в какое немногие теисты захотели бы поверить.

Пришло время исследовать словарное определение «факт».

Вот то, что говорит Оксфордский словарь (опять же существует несколько определений, но это — соответствующее):

Факт: Нечто, что действительно произошло или фактически имеет место; что-то, наверняка известное, чтобы иметь такой характер; следовательно, частная истина, известная благодаря фактическому наблюдению или заслуживающему доверия свидетельству, в противоположность тому, что лишь выведено умозаключением, или гипотеза или выдумка; данные опыта, в отличие от выводов, которые могут на нем основываться.

Заметьте, что, как и у теоремы, у факта в этом смысле нет того строгого статуса доказанной математической теоремы, которая неизбежно следует из ряда принятых аксиом.

Кроме того «фактическое наблюдение или заслуживающее доверия свидетельство» могут быть ужасно склонными ошибаться, и переоценены в судах, действующих по нормам общего права.

Психологические эксперименты дали нам некоторые ошеломляющие демонстрации, которые должны беспокоить любого юриста, склонного придавать больший вес свидетельствам «очевидцев».

Известный пример был подготовлен профессором Даниэлем Дж. Симонсом в Университете Иллинойса.

Полдюжины молодых людей, стоящих в кругу, были засняты в течение 25 секунд перекидыванием друг другу пары баскетбольных мячей, а мы, участники эксперимента, смотрим фильм.

Игроки хаотично движутся в кругу и меняются местами, они делают передачи и заставляют мячи отскакивать, таким образом, сцена довольно интенсивно усложняется.

Перед показом фильма, нам говорят, что перед нами стоит задача проверить наши возможности наблюдения.

Мы должны подсчитать общее число передач мяча от человека к человеку.

В конце теста количество бросков записывается, но аудитория не знает, что это не реальный тест!

После показа фильма и сбора данных, экспериментатор сбрасывает свою бомбу.

«И сколько из Вас видело гориллу? » Большинство аудитории выглядит сбитым с толку: пауза.

Экспериментатор тогда перематывает фильм, но на сей раз говорит аудитории расслаблено посмотреть, не пытаясь посчитать что-либо.

Удивительно, но девять секунд в фильме, человек в костюме гориллы небрежно прогуливается к центру круга игроков, делает паузу, чтобы постоять перед камерой, бьет кулаком в грудь как будто в воинственном презрении к свидетельствам очевидца, и затем уходит прочь с той же самой беззаботностью как прежде (см. цвет стр. 8).

Он находится там на всеобщем обозрении в течение целых девяти секунд — больше чем одной трети фильма — и все же большинство очевидцев вовсе его не видят.

Они дали бы клятву в суде, действующем по нормам общего права, что ни один человек в костюме гориллы не присутствовал, и они поклянутся, что они наблюдали с более, чем обычно, острой концентрацией в течение целых 25 секунд, именно потому, что они считали передачи мяча.

Многие эксперименты в этом направлении были выполнены, с аналогичными результатами, а также с аналогичными реакциями ошеломленного недоверия, когда аудитории наконец открывают правду.

Показание свидетеля, «фактическое наблюдение», «данные опыта» — всё является — или, по крайней мере, может быть — совершенно ненадежным.

Это, конечно, именно та ненадежность среди наблюдателей, которая используются фокусниками на сцене с их техникой преднамеренного отвлечения внимания.

Словарное определение факта упоминает «фактические наблюдения или заслуживающее доверия свидетельство, в отличие от того, что лишь выведено умозаключением» (курсив наш).

Подразумеваемое уничижительное слово «лишь» — несколько дерзко.

Тщательный вывод может быть более надежным, чем «фактическое наблюдение», однако сильно наше интуитивное сопротивление против признания этого.

Я сам был поражен, когда мне не удалось увидеть гориллу Симонса, и, честно говоря, невероятно то, что она была там на самом деле.

Более печальный и более мудрый после моего второго просмотра фильма, я никогда не поддамся желанию автоматически отдавать свидетельским показаниям большее предпочтение, чем косвенному научному выводу.

Фильм о горилле, или что-нибудь подобное, надо показывать всем присяжным перед тем, как они удалятся для вынесения вердикта.

И всем судьям.

Следует признать, что вывод, в конечном счете, должен быть основан на наблюдении нашими органами чувств.

Например, мы используем свои глаза, чтобы наблюдать распечатку машины секвенирования ДНК, или Большого Адронного Коллайдера.

Но — вопреки интуиции — непосредственное наблюдение предполагаемого события (такого как убийство), как это происходит фактически, не обязательно более надежно, чем косвенное наблюдение его последствий (таких как ДНК в пятне крови), пропущенное через тщательно продуманный механизм умозаключения.

Ошибочное опознание чаще является результатом прямого свидетельства очевидца, чем косвенных выводов, полученных на основании свидетельств ДНК.

И, между прочим, есть мучительно длинный список людей, которые были ошибочно признаны виновными на основании показаний очевидцев и впоследствии освобождены — иногда после многих лет — из-за новых свидетельств, основанных на ДНК.

В одном только Техасе реабилитировали тридцать пять осужденных, как только доказательства ДНК стали принимать в судах.

И это — только те, кто все еще жив.

Учитывая удовольствие, с которым Техас проводит в жизнь смертную казнь (в течение шести лет когда губернаторствовал Джордж Буш он в среднем подписывал смертный приговор раз в две недели), мы должны предположить, что значительное число казненных людей были бы оправданы, если бы образцы ДНК были доступны в их время.

Эта книга будет серьезно относиться к умозаключению, не простому умозаключению, а надлежащему научному выводу — и я покажу неоспоримую силу вывода, что эволюция является фактом.

Очевидно, что подавляющее большинство эволюционных изменений является невидимым для прямого наблюдения очевидца.

Большинство из них произошло прежде, чем мы родились, и в любом случае, как правило, слишком медленно, чтобы увидеть при жизни одного человека.

То же самое верно для неустанного дрейфа Африки и Южной Америки, который происходит, как мы увидим в Главе 9, слишком медленно для нас, чтобы его заметить.

С эволюцией, как с дрейфом континентов, вывод после события это все, что имеется у нас, по той очевидной причине, что мы тогда не существовали.

Но ни на одну наносекунду не позвольте себе недооценивать силу такого вывода.

Медленное отдаление друг от друга Южной Америки и Африки в настоящее время является установленным фактом в обычном языковом смысле слова «факт», и таким же фактом является общий предок с дикобразами и гранатовыми деревьями.

Мы, как детективы, которые приходят на место происшествия после совершения преступления.

Действия убийцы исчезли в прошлом.

У детектива нет никакой надежды на наблюдение фактического преступления своими собственными глазами.

В любом случае, эксперимент с костюмом гориллы и другие подобного рода научили нас не доверять нашим собственным глазам.

Что действительно имеет детектив — это оставшиеся следы, и есть достаточно оснований им доверять.

Имеются следы, отпечатки пальцев (и в настоящее время также «отпечатки пальцев» ДНК), пятна крови, письма, дневники.

Мир таков, каким должен был быть, если такая-то и такая-то история, но не эдакая и эдакая история, ведут к современности.

Различие между двумя словарными значениями «теории» не является непреодолимой пропастью, как показывают многие исторические примеры.

В истории науки теорумы часто зарождаются как «простые» гипотезы.

Как теория дрейфа континентов, идея может даже начать свою карьеру замаранной насмешками, прежде чем продвинуться болезненными шагами до статуса теорумы или бесспорного факта.

Это не сложный вопрос философии.

Тот факт, что некоторые широко распространенные убеждения прошлого были окончательно признаны ошибочными, не означает, что мы должны бояться, что будущие доказательства будут всегда показывать ошибочность наших настоящих убеждений.

Насколько уязвимы наши нынешние убеждения зависит, среди прочего, от того, насколько сильны их доказательства.

Люди привыкли думать, что Солнце меньше Земли, потому что у них были ненадлежащие свидетельства.

Теперь у нас есть свидетельства, которые ранее были недоступны, убедительно доказывающие, что оно намного больше, и мы можем быть полностью уверены в том, что эти данные никогда, никогда не изменятся.

Это не временная гипотеза, которая к настоящему времени пережила стадию опровержения.

Наши нынешние представления о многих вещах могут быть опровергнуты, но мы можем с полной уверенностью составить список определенных фактов, которые никогда не будут опровергнуты.

Эволюционная и гелиоцентрическая теории не всегда были среди них, но сейчас — да.

Биологи часто делают различия между фактом эволюции (все живые существа являются родственниками), и теорией о том, что движет этим (они обычно имеют в виду естественный отбор, и они могут противопоставить его конкурирующим теориям, такими как теория Ламарка об «использовании и неиспользовании» и «наследовании приобретенных признаков»).

Но сам Дарвин думал об обеих теориях как о предварительных, гипотетических, в предположительном смысле.

Так было потому, что в те дни, имеющиеся свидетельства были менее убедительными, и для уважаемых ученых было все еще возможным оспаривать и эволюцию, и естественный отбор.

Сегодня уже невозможно оспаривать факт самой эволюции — она окончательно стала теорумой или явно подтвержденным фактом, — но все еще может (едва-едва) быть подвергнуто сомнению, что естественный отбор является главной движущей силой.

Дарвин объяснил в своей автобиографии, как в 1838 году он читал Мальтуса «О народонаселении» «для развлечения» (под влиянием, как подозревает Мэтт Ридли, страшно умного друга своего брата Эразма, Харриет Мартино) и был озарен в отношении естественного отбора: «Вот, тогда я, наконец, получил теорию, над которой можно работать.»

Для Дарвина естественный отбор был гипотезой, которая, могла быть, а могла и не быть правильной.

Он думал то же самое о самой эволюции.

То, что мы теперь называем фактом эволюции, было в 1838 гипотезой, для которой должны были быть собраны свидетельства.

Когда Дарвин подошел к публикации «Происхождения видов» в 1859 году, он собрал достаточно свидетельств, чтобы продвинуть саму эволюцию, но еще не естественный отбор, к статусу факта.

Действительно, именно подъем от гипотезы к факту занял у Дарвина большую часть его великой книги.

Это восхождение продолжается до сих пор, сегодня уже нет сомнений у любого серьезного ума, и ученые говорят, по крайней мере неофициально, о факте, эволюции.

Все серьезные биологи соглашаются с тем, что естественный отбор — одна из самых важных движущих сил эволюции, хотя, как, настаивают некоторые биологи, сильнее, чем другие, не единственная.

Даже если она не единственная, я еще не встретил серьезного биолога, который бы указал на альтернативу естественному отбору как движущей силе адаптивной эволюции — эволюции в направлении позитивного улучшения.

В остальной части этой книги я продемонстрирую, что эволюция является неизбежным фактом, и отмечу ее удивительную силу, простоту и красоту.

Эволюция находится внутри нас, вокруг нас, между нами, и ее работа вложена в скалы минувшей вечности.

Учитывая, что в большинстве случаев, мы не живем достаточно долго, чтобы наблюдать эволюцию, происходящую на наших глазах, мы вернемся к метафоре детектива, приходящего на место преступления после события, и делающего выводы.

Улики, которые приводят ученых к выводу о факте эволюции, являются намного более многочисленными, более убедительными, более неопровержимыми, чем все показания свидетелей, которые когда-либо использовались, в каком-либо суде, в любом столетии, чтобы признать вину в любом преступлении.

Доказательство вне всяких разумных сомнений? Разумное сомнение?

Это сдержанное высказывание всех времен.

 

 

12345678910Следующая ⇒

Поделиться: