Из письма в «Аллен энд Анвин» 9 октября 1953

 

Карты. Не знаю, что делать. Просто-таки в панике. Они абсолютно необходимы, причем срочно; но начертить их не могу — и все тут. Я на них пропасть времени убил — а результата никакого. Отсутствие умения плюс нервотрепка. Кроме того, очертания и пропорции «Шира», каким он описан в произведении, никак невозможно (моими силами) втиснуть в пределы страницы; не говоря уже о том, что при таком размере никакой информации из карты не извлечешь…..

На мой взгляд, карты следует выполнить как следует. «Обгоревшие рукописи», настолько приглянувшиеся моим читателям, исчезли — так что текст начала гл. 5 Книги ii выглядит довольно абсурдно, да и руны пропали, притягательные, как мне кажется, для читателей всех возрастов (тех, у кого хватает глупости вообще браться за подобное чтиво). Даже при невысокой цене в книге должны быть колоритные карты, являющиеся чем-то большим, нежели просто указатель к тексту. Я вполне мог бы нарисовать карты, тексту соответствующие. Меня ставят в тупик лишь попытки урезать их, сделать бесцветными (и в словесном плане, и в ином), свести к черно-белому убожеству, в масштабе столь мелком, что и слов не разберешь.

 

142 К Роберту Марри, ОИ^{178}

 

 

Отец Роберт Марри, внук сэра Джеймса Марри (создателя «Оксфордского словаря английского языка») и близкий друг семьи Толкинов, прочел часть «Властелина Колец» в корректурных гранках и в машинописной копии и, по просьбе Толкина, прислал свои комментарии и критические замечания. Он писал, что книга оставила по себе сильное чувство «безусловной совместимости с состоянием Благодати» и сравнил образ Галадриэли с Девой Марией. Он выразил сомнение в том, многие ли критики сумеют толком разобраться в книге — «для нее не найдется полочки с подходящим ярлычком».

 

2 декабря 1953

Сэндфилд-Роуд 76, Хедингтон, Оксфорд

 

Дорогой мой Роб!

Чудесно было получить от тебя нынче утром такое длинное письмо….. Мне ужасно жаль, если слова, мною брошенные мимоходом, заставили тебя попотеть, разбирая по косточкам мое творение. Но, сказать тебе по правде, хотя похвала (или изъявления удовольствия, что не совсем то же самое, а даже лучше) и отрадна, меня особенно воодушевило то, что ты говорил, и в этот раз, и прежде, потому что ты гораздо более чуток, особенно в определенных областях, нежели все прочие; тебе даже удалось разъяснить мне кое-что о моей же книге. Сдается мне, я отлично понимаю, что ты имеешь в виду под состоянием Благодати; и, конечно же, под ссылками на Пресвятую Деву, на образе которой основаны все мои собственные смиренные представления о красоте, исполненной как величия, так и простоты. Разумеется, «Властелин Колец» в основе своей произведение религиозное и католическое; поначалу так сложилось неосознанно, а вот переработка была уже вполне сознательной. Поэтому я или не вкладывал, или решительно устранял из вымышленного мира практически все ссылки на «религию», на культы и обряды. Ведь религиозный элемент вобрали в себя сюжет и символика. Тем не менее ужасно неуклюже все это сказано, а звучит куда более самоуверенно, нежели я на самом деле чувствую. Ибо, по чести говоря, на сознательном уровне я планировал крайне немного; и главным образом должен благодарить судьбу за то, что воспитан (с восьми лет) в Вере, которая вскормила меня и научила тому немногому, что я знаю; этим я обязан моей матери, которая крепко держалась своей новообретенной веры и умерла совсем молодой, главным образом из-за тягот нищеты, с обращением сопряженной.

Уж конечно, на английской литературе я отнюдь не вскормлен; не думаю, что в этой области я начитан лучше тебя; по той простой причине, что никогда не находил в ней ничего такого, на чем бы упокоилось сердце (или сердце заодно с головой). Я воспитывался на античных авторах; и впервые открыл для себя ощущение наслаждения литературой в поэмах Гомера. Кроме того, будучи филологом и получая доступное мне эстетическое удовольствие по большей части от формы слов (и особенно от свежих ассоциаций между словоформой и ее смыслом), я всегда больше любил написанное на иностранном языке или на языке настолько далеком, чтобы он казался иностранным (как, скажем, англосаксонский). Но довольно обо мне.

Боюсь, это слишком похоже на правду: то, что ты пишешь про критиков и публику. Я с ужасом жду публикации: ведь не обращать внимания на то, что станут говорить, будет невозможно. Я выставил свое сердце под выстрелы. Думается мне, издатели тоже изрядно тревожатся; и всячески стараются, чтобы как можно больше людей прочли сигнальные экземпляры и составили какое-никакое мнение, прежде чем за перо возьмутся наемные писаки…..

Мне страшно жаль, что ты теперь остался без виолончели, после того, как сколько-то продвинулся (как мне рассказывали) в освоении этого чудесного и сложного инструмента. Любой, кто умеет играть на струнном инструменте, кажется мне магом, достойным глубочайшего почтения. Я обожаю музыку, вот только способностей к ней у меня нет; усилия, затраченные на попытки обучить меня скрипке в годы юности, оставили во мне лишь чувство благоговения, каковое я испытываю в присутствии скрипачей. Славянские языки для меня проходят едва ли не по той же категории. Много языков перепробовал я в свое время, но я никоим образом не «лингвист» в обычном значении этого слова; время, что я некогда затратил на попытки выучить сербский и русский, никаких практических результатов не дало, лишь сильное впечатление от структуры и эстетики слов…..

Пожалуйста, не сочти отпечатанное на машинке письмо знаком недружелюбия^{179}: я прошу прощения! Мои машинописные навыки по-прежнему оставляют желать. Вот только скорость выросла. Я сейчас справляюсь куда быстрее, нежели выводя буквы вручную, руку-то приходится щадить, поскольку устает она быстро и начинает ныть. Не сомневаюсь, что вскорости ты получишь весточку и от Эдит.

С огромной любовью, РОНАЛЬД ТОЛКИН.

 

⇐ Предыдущая32333435363738394041Следующая ⇒

Поделиться: