Глава III ГОРОД УР ПРИ СЫНОВЬЯХ КУДУРМАБУГА

 

Город Ур времени династии Ларсы представлял собой возвышающийся над равниной овал из тесно скучившихся строений с внутренними двориками и плоскими крышами. При III династии Ура вокруг овального холма высилась стена, но она была снесена при взятии города эламитами; от нее оставалась только нижняя часть, плотно сбитый из сырцовых кирпичей вал шириной от 25 до 34 м, высотой в несколько метров. Подходившие к этому валу (а частично и выходившие на него) жилые и другие здания, расположенные на самом городском холме,[105] оказались выше вала и, как считает раскапывавший город Л. Вулли,[106] образовывали над ними обрыв: два этажа глухих стен и плоские крыши служили продолжением городского вала вверх. Царь ВарадСин в своих надписях довольно глухо говорит о сооружении большой стены, возможно городской стены Ура, но, вероятно, он ограничился тем, что объединил в один крутой глиняный вал естественные стены крайних зданий и всё оставшееся от городской стены III династии Ура, заделав бреши.

Весь городской овал имел в длину 1030 и в ширину 685 м, что дает площадь ок. 230 га; 54 га занимал священный участок со всеми его строениями. Площадь жилых частей города Вулли оценивает в 56 га.[107] Однако и вокруг, на равнине, было много жилья, – правда, надо полагать, окруженного полями, садами и пустырями, а не в виде почти сплошной застройки, как думал Вулли.[108] (Поэтому он приписывал Уру население в четверть миллиона жителей.) В пределах городского овала, по Вулли,[109] находилось до 4250 домов, в которых жило всего 35 тыс. человек (в действительности, возможно, больше); жилища на равнине сюда относить нельзя, и население их было, несомненно, во много раз меньшим, чем предполагает раскопщик. Об этом же можно судить по размерам главных святилищ, где в торжественных случаях, несомненно, собиралось большинство населения города. Двор для верующих (kisal‑sag‑an‑(n)a) при большом храме бога Нанны, божества‑покровителя Ура, имел площадь порядка 4000 кв. м, двор перед эиккуратом (kisal‑mah) был почти сплошь занят различными подсобными строениями. Считая даже по два человека на квадратный метр, эти два двора едва ли могли вместить 10 тыс. человек. Нельзя предполагать, что Нанну в его праздники чествовали и в других храмах – с точки зрения того времени это было все равно что на именины Ивана пойти к Петру. Даже полагая, что дети, старики и часть женщин не приходили на праздник и что часть населения толпилась на всем остальном пространстве священного участка, ясно, что при четвертьмиллионном населении города места на празднике не могло хватить: ведь должно было бы прийти по меньшей мере 80–100 тыс. человек. Поэтому думаю, что мы не ошибемся, полагая, что общее население Ура в эпоху царства Ларсы едва ли превосходило по порядку величины 50 тыс. человек.

С западной и северной стороны город обтекала река Евфрат, а на севере от Евфрата отходил искусственный проток, тянувшийся вдоль города с востока. С западной же и с северной стороны глиняного холма, на котором стоял город, через узкие ворота (шириной 8–15 м) на уровне реки внутрь города втекала вода в два затона, образуя искусственные гавани площадью 6,8 тыс. и 16 тыс. кв. м, где борт к борту могло стоять по нескольку десятков мореходных парусных ладей или речных барж. Те и другие связывались из огромных, загнутых к носу и корме стволов просмоленного тростника. Впрочем, северный, большой затон, возможно, был сооружен не в эту эпоху, а позднее.

Гавань и пространство вокруг нее называлось kar, kāru[m] , и это же слово означало «рынок» и «купеческую организацию» с ее управлением (вероятно, самоуправлением). Около главного урского карума – почти единственного места в городе, где была пресная вода, если не считать отдельных колодцев, – располагался принадлежавший храму сад с финиковыми насаждениями. На пристани карума, видимо, происходила торговля, мелкая и крупная; здесь же толклись «блудницы» – они назывались kar‑kid‑(d)a – «шляющаяся по рынку», по‑аккадски harimtu[m] – «отделенная, выделенная».[110] Здесь же неподалеку, по всей вероятности, храмовой суд осуществлял водные ордалии (впрочем, обыкновенно, если суд принимал постановление решать дело обращением к «богу Реки», одна из сторон добровольно отказывалась от тяжбы).

Западный карум отделялся от внутренней священной ограды – этой цитадели городов Нижней Месопотамии – застроенным стометровым пространством (почти на уровне ограды, на обрыве в 15–20 м над гаванью). Археологи лишь несколько лет назад сумели опубликовать описания и планы расположенных здесь и раскопанных домов. (Этот жилой квартал условно назван археологами ЕМ. По мнению Вулли и Шарпэна, здесь селились люди, служившие в главном храме Ура.[111]) Мимо этих домов улочка вела внутрь священного участка.

 

7. Вид зиккурата в Уре (по: Вулли Л. Ур халдеев. М., 1961)

 

Сама стена последнего сохранилась только от гораздо более позднего времени, когда участок стал много больше. Возможно, что подобная стена существовала еще значительно раньше, однако нет никаких следов обводной стены II тысячелетия до н. э. – частично она, может быть, погребена под остатками стены I тысячелетия до н. э., частично, особенно с юга, – снесена при позднейших перестройках. Но возможно, что во II тысячелетии до н. э. никакой стены и не было – разве что низкий дувал. На опубликованных планах отмечена пунктирной линией лишь позднейшая стена.

Внутреннее устройство священного участка Ура тоже во многом менялось от поколения к поколению; но мы можем позволить себе отвлечься от деталей.

Как обычно, он занимал в Уре наиболее древнюю и потому наиболее высокую часть города (вспомним, что городища‑«телли» древней Месопотамии нарастали из поколения в поколение из обрушившихся сырцовых стен, из пыли и дождевой грязи, оседавших на улицах, и выброшенного мусора). Священный участок представлял собой, по‑видимому, площадь в виде не совсем правильного прямоугольника, длиной около 300 м и шириной около 200 м. Впоследствии несколько ворот, с башнями и помещениями при входе, охраняли священный участок; но от ворот времени Ларсы сохранились только одни – когда‑то высокие, с башней, ведшие за ограду многоярусного ступенчатого храма – зиккурата Э‑теменнигуру.

В пределах ограждающей стены, образующей как бы крепость, находился главный храм городской общины – Э‑киш‑нугаль,[112] посвященный богу Луны, Нанне, или Наннару (он же Суэн, или Син). Позади него возвышалась громада зиккурата. Около него, по реконструкции Шарпэна, располагалась священная кухня на открытом воздухе – Гирмах, где жарились жертвенные ягнята, с колодцем и глиняным столом для разделки туш. С другой стороны была расположена пекарня.

А между ними со входом из «Верхнего двора» помещался приемный и пиршественный зал (unú‑gal) бога Нанны, через который был вход на собственно двор (kisal‑mah) зиккурата, сравнительно небольшой. К северо‑западу от него же, возможно, находились священные строения; обо всех этих сооружениях дают некоторое понятие тексты, но археологические данные малоудовлетворительны. Во всяком случае, близ зиккурата Э‑теменнигуру находился «нижний» храм, Э‑кишнугаль, и здесь‑то совершались основные моления и стояли статуи и эмблемы не только Нанны, но и других божеств и царей, украшенные серебром, золотом и лазуритом. В «верхнем» храме, наверху зиккурата, куда, вероятно, допускались только некоторые наиболее доверенные храмовые чины, бог, как считалось, иногда самолично спускался с небес.[113] Наклоненные, подобно скошенным граням усеченных пирамид, стены ярусов зиккурата заключали в себе сплошной массив из сырцового кирпича, лишь облицованный обожженным; три прямые лестницы – спереди и с боков – вели по фасаду, как на небо, на сильно поднятый первый ярус сооружения через высокие ворота наверху; дальше другие лестницы поднимались по сторонам меньшего в объеме второго яруса и вели на третий, где и был «верхний» храм.[114] Плоскости стен зиккурата и ворот, как и всех вообще храмово‑дворцовых строений Двуречья, были разбиты вертикальными нишами. Ярусы были, вероятно, черного, красного и белого цвета (осмоленный, из обожженного кирпича и беленый); что их уступы, как иногда предполагалось исследователями, были озеленены, маловероятно.

В одном из углов двора вокруг зиккурата помещался священный бассейн – «Бездна» (abzu) – с подсобными помещениями. Вся территория была окружена стеной, в которой были внутренние помещения – главным образом хозяйственные.

Снаружи к ограде зиккурата примыкали, отделенные от ее стены улочками и промежуточными воротами, различные другие строения. У юго‑восточной стены ограды зиккурата возвышалось большое, с глухой, крепкой, зубчатой стеной здание, возобновленное жрицей Эн‑Анатумой, дочерью иссинского царя ИшмеДагана, – дворец жрицы‑энтум, так называемый Гипар;[115] в пределах этой стены помещался храм супруги бога Нанны, богини Нингаль. Внутри стен этого же здания находились, кроме того: жилище самой жрицы‑энтум, могилы прежних энтум и помещения обслуживающего культ и жрицу персонала (см. подробно в гл. IX).

Рядом с восточным углом двора зиккурата находился É‑dub‑lá‑mah – «Великое хранилище глиняных табличек» – место приема жертвенных поборов и хранения хозяйственного архива храма; здесь проходил главный ход на террасу зиккурата, и тут же, видимо, заседал характерный для времени III династии Ура царско‑храмовой суд; едва ли не поэтому здание считалось священным, и в честь него даже давали имена детям.[116]

При царях Иссина ворота Дубламаха, возможно, были заложены, ход в ограду был проложен сбоку, суд, вероятно, производился в воротах ограды зиккурата.[117]

Здесь, у ворот, вероятно, собирался общинный суд, решавший наиболее важные дела.[118] Между правом гражданским и уголовным различия не делалось; дело возбуждалось по испрошении разрешения у суда одною из тяжущихся сторон, которой мог быть как пострадавший от уголовного преступления, так и его родичи. Если дело было государственное, оно, вероятно, было городскому суду неподсудно и решалось царскими чиновниками или лично царем. В нормальных случаях царь в судопроизводстве не участвовал ни в качестве первой, ни в качестве, скажем, кассационной инстанции. Но по жалобе заинтересованных лиц царь мог направить дело, в зависимости от подсудности, либо соответственному чиновнику, либо общинному (или храмовому) суду. Храмовой суд вел процесс самостоятельно лишь в случае исключительном, но суд, составленный из персонала храма любого из божеств, ведавших правосудием, мог, например, принимать клятвы сторон и свидетелей в процессе и назначать водные ордалии.

Ни тюремное заключение, ни принудительные работы в качестве уголовного наказания не были известны. По большей части суд назначал материальное возмещение (композицию) за причиненный ущерб. Телесные наказания к свободнорожденным обычно не применялись, однако Законы Хаммурапи уже после гибели царя Ларсы РимСина I ввели (впервые так последовательно) закон талиона: «око за око, зуб за зуб». В случае тяжелых преступлений (к которым относились прежде всего убийство,[119] похищение имущества дворца, храма, а может быть, и полноправного свободного, грабеж, святотатство, прелюбодеяние с мужней женой или обрученной невестой и др.) приговором была смертная казнь, которая приводилась в исполнение, как можно думать исходя из косвенных данных, тут же в суде, среди толпы зрителей. В некоторых случаях расправа над осужденным предоставлялась, видимо, толпе.[120] О способе казни в законах ничего не говорится – пишется лишь «его должны убить» (iddāk). Но надо полагать, что преступников казнили так же, как пленных. Изображения массовых казней пленных имеются от разных эпох истории древней Месопотамии, начиная от Протописьменной. Повешение не применялось за отсутствием в безлесной стране бревен для виселиц (однако труп вора, убитого при ограблении дома, привязывали – на шест? – у подкопа, который он сделал для грабежа: Законы Хаммурапи § 21). Топорик воина – hassīnu[m] и кинжал – patru[m] не годились для обезглавливания; поэтому казнимого, обнажив его и связав руки за спиной, убивали, проламывая ему топориком голову. По каким‑то, видимо магическим, соображениям женщин не полагалось убивать оружием; поэтому осужденных женщин топили, окунув головой в воду (скорее всего отведя в гавань или к каналу). Редкой женской казнью было сбрасывание с городской стены или башни. В виде исключения, за особо тяжелые преступления к мужчинам и женщинам применялись и другие казни (колья, костер).[121] Отметим, что вавилонское судопроизводство вовсе не знало пытки. Простая мысль, что пытка – лучший способ получить показания, желательные для допрашивающего, но худший способ узнать истину, в то время была уже известна.

Между двором зиккурата и «Верхним двором» находился «Великий амбар» – священное зернохранилище храмов Нанны и Нингали.

Южнее храма Нингали при династии Ларсы располагались храмы богов Нингублаги (участок SM) и Ниминтабы (участок ЕН), двух второстепенных и малопочитаемых божеств;[122] чем объясняется их появление в таком почетном месте – неясно. К востоку от них при династии Ларсы храмов, видимо, не было.

В самой юго‑восточной части священного участка ранее стоял царский дворец Шульги и его потомков (площадью около 3 тыс. кв. м), к этому времени разрушенный; еще восточнее были мавзолеи царей Ура, но с тех пор, как город был разорен эламитами, весь этот район был застроен жилыми домами – возможно, жилищами слуг храмовой и царской администрации. Разумеется, все эти здания, строившиеся не всегда и не целиком из обожженного, а часто из высушенного на солнце кирпича, довольно быстро ветшали и теряли необходимый импозантный и монументальный вид; каждый царь, владевший Уром, если только он претендовал на хоть какой‑либо престиж и могущество, здесь приказывал что‑нибудь строить, чинить или хотя бы белить.

Вся остальная площадь города была застроена, по‑видимому, сплошь. Можно лишь предполагать, что от ворот священной ограды к одним из городских ворот должна была вести большая улица, достаточно широкая для прохождения священных процессий и проезда ко дворцу и «Гипару» колесницы царя и верховной жрицы; но раскопщиками такая улица не найдена, если только ее концом не является мощеная широкая улица между Э‑кишнугалем и «Гипаром» (см. гл. IX).

Раскопано два жилых квартала времени династии Ларсы (и еще несколько групп домов, быть может, несколько более позднего времени, которые мы здесь оставим в стороне). Мы не можем ничего сказать о квартале бедноты, которому Вулли в своем отчете[123] посвятил всего несколько слов: «К северо‑западу от священной ограды мы нашли некоторое количество домов времени Ларсы, явно часть бедного квартала города». В остальном Вулли отсылает к части отчета, посвященной касситскому периоду, на том основании, что «дома эти были переняты и перестроены в касситское время»; но и здесь ясного описания этих строений мы не найдем; и кажется маловероятным, чтобы такого рода постройки могли простоять более 300 лет: от царей Ларсы до царей касситской Вавилонии. Кроме того, какие‑то дома были найдены к югу от «Гипара», в районе остатков храмов ЕН и SM, поверх царских гробниц III династии Ура, на городском валу и в других местах. Но для наших целей достаточно сведений имеется только с двух раскопанных участков: уже упоминавшегося ЕМ между западной гаванью и «Гипаром» и АН, ближе к восточной части городского овала. На обоих участках вместе вскрыто около 60 домов, не более 1,5 % всей жилой территории собственно Ура; однако, по‑видимому, они дают довольно верное представление о городской застройке, а то, что здесь найдено, может дать нам картину жизни в любой крупной городской общине старовавилонского периода. В этих двух кварталах жили люди зажиточные и среднего достатка; нищей голи здесь почти не было, хотя найденные тут документы дают представление и о ней. Документов найдено много; они позволяют в некоторых случаях не только установить имена владельцев этих домов, но и их родство, взаимоотношения с соседями, род занятий и служебную карьеру.[124]

 

8. Образцы жилых домов в Уре XVIII в. до н. э.:

а. План типичной постройки состоятельной семьи; б. план типичного бедного дома

(1 – двор, 2 – крытое помещение)

Некоторые из найденных домов были построены еще при III династии Ура, и все они просуществовали до времени Хаммурапи, а значительная часть была при Хаммурапи отремонтирована и просуществовала еще одно поколение. Постройки внутри городских пределов теснились настолько вплотную, насколько это было возможно; между домами – если не считать предполагаемой процессионной улицы – оставались лишь узкие, кривые, то суживающиеся, то расширяющиеся переулки шириною в полтора‑два, редко три метра, а то и совсем узенькие, неправильные проходы и тупички, едва достаточные для двух встречных пешеходов или для одного вьючного осла: на колесницах по улочкам Ура ездить было нельзя! Все остальное было беспорядочно застроено неправильной формы домами (в зависимости от того, как позволяла уже существующая застройка). Эти дома выходили на проулки белеными или облупленными глухими стенами; более богатые были снаружи из обожженного кирпича до второго этажа, но у иных из‑под побелки можно было только в самом низу видеть несколько рядов такой кладки – она предохраняла дом от размыва, когда весенние дожди превращали улочки в потоки грязи. Вторые этажи и внутренние стены по большей части строились из кирпича‑сырца серо‑желтого цвета. Глухие стены построек – чаще двухэтажных, по крайней мере в известных нам кварталах, – только кое‑где прерывались низенькими дверцами, да иногда виднелась под потолком маленькая отдушина‑окошко, либо забранное керамической с круглыми отверстиями или тростниковой решеткой, либо оставленное открытым – но тогда такое маленькое, что в него нельзя было пролезть и мальчишке. Крыши, вероятно, были, как и теперь на Ближнем Востоке, плоскими. Кое‑где были маленькие квартальные храмики, но стены их не выделялись, как у храмов в священной ограде, своим членением на выступы и ниши, а разве что более аккуратной побелкой; для таких храмиков выбиралось место по возможности на перекрестке улиц. А иногда сплошные стены домов вдоль переулка сменялись руинами: полу‑рухнувшие стены, наполовину заваленные глиной помещения; это хозяин дома почему‑либо покинул Ур и вывез с собой ценный материал – потолочные балки и двери; но и такие руины (é‑šub‑(b)a), так же как и маленькие пустыри‑дворики, образовывавшиеся кое‑где между домами (é‑ki‑gal₆), имели высокую ценность в переполненном жителями Уре.

Зелени, кроме как у речных затонов, в городе не было; не было и садов при домах.

План дома был весьма различен в зависимости от того, какой формы место можно было выкроить между уже построенными домами; но почти все дома имели определенные обязательные части. Если это было жилище более или менее состоятельного человека, то дверца с улицы вела в сени, где стоял небольшой сосуд с водой (без ручки, т. е. скорее не кувшин, а ситула) – для омовения ног,[125] и, вероятно, здесь же хранился хозяйственный инвентарь. Отсюда, наискосок от уличной, другая дверь вела на внутренний дворик площадью метров до двадцати; он, как и сени, по возможности был мощен обожженным кирпичом; на двери у выхода из сеней мог висеть оберег от злого духа – головка демона;[126] в середине дворика мог быть углубленный ниже уровня пола бассейн. На уровне второго этажа дворик был обнесен деревянной галерейкой (обыкновенно не кругом, а только с одной стороны). Со двора мог быть ход в людскую – помещение для рабов,[127] в кладовку и в кухню. В кухне мог быть врытый в землю очаг,[128] хлебная печь или кирпичная «плита», в которой были устроены углубления‑«корытца» для раскаленных угольев, на которых разогревались вода и пища. Кладовка или кухня (или то и другое) встречаются почти в каждом доме; здесь иногда находят орудия женского труда (зернотерки и т. п.). Однако в подавляющем большинстве домов не было помещения для рабов, а в некоторых не было и кухни (очаги для стряпни устраивались во дворе).

 

9. Двор с галерейкой из дома «Веселая ул., 3» (участок ЕМ) (реконструкция по Вулли)

 

10. Двор для культа предков в доме «Прямая ул., 3» (участок АН) (реконструкция по археологическим данным)

 

11. Жертвенный стол. Реконструкция по нескольким поврежденным образцам, найденным в домах участка АН

 

12. Священный брак (бога Нанны?). Образок‑терракота из Дикдикки, UE VII, табл. 83, 175, U. 16937 (по фотографии)

 

13. Образок‑терракота с «Патерностер роу, 4–12». По‑видимому, изображает героя Лугальбанду с орленком и можжевеловой ветвью. Иллюстрирует шумерскую эпическую поэму «Лугальбанда и гора Хуррум», UE VI, табл. 71, рис. 7, U. 16990 (по фотографии)

Однако в любом доме напротив выхода из сеней обязательно была дверь в парадную горницу («гостевую»); горница могла быть различной длины, в зависимости от возможностей владельцев дома, но ширина ее во всех домах была стандартная: 2 м (4 локтя), так как здесь, по‑видимому, после обрядового семейного или родового пиршества вповалку укладывали спать гостей. Лишь в очень редких домах при горнице была кладовка для постельных вещей (скорее всего циновок или паласов) и умывальная. Чаще же всего если мылись, то просто во дворе. Сквозь горницу был ход во второй, меньший двор, недоступный посторонним и посвященный культу мертвых родичей и предков (правда, если родные жили и в соседнем доме, то «культовый» двор мог быть общим, и в него от соседей вела маленькая дверца).

 

14. Обнаженная богиня, вероятно, Инана‑Иштар. Образок‑терракота из дома «Патерностер роу, 15», UE VII, табл. 67, 35, U. 16476 (по фотографии)

 

 

15. Терракота с изображением героя из дома на «Церковном переулке, 15», UE VII, табл. 72, рис. 76, U. 16956

Часть этого двора, по‑видимому, была крыта навесом, и здесь находился домашний алтарь с местом для сожжения посвященных божеству частей жертвы (поэтому здесь обычно было нечто вроде вертикального желоба, отводившего дым). Тут же стоял стол (часто кирпичный), на котором разделывалась и готовилась жертва, а где‑нибудь на стене помещался терракотовый образок[129] с изображением божества или же мифологической либо обрядовой сцены. Вулли называет такие дворики «святилищами»; в них же по возможности под полом хоронили и некоторых (?) умерших членов семейства; но видно, что культовый двор не был святилищем в смысле храмового помещения: труп осквернил бы храм. Здесь покойные родичи получали от оставшихся в живых возлияния воды и жертвенную пищу. Погребения в доме были, конечно, связаны со множеством неудобств и опасностей, но таково было могущество древних традиций домашней общины, что обычай хоронить в домашнем «культовом дворике» держался. Если была возможность, сооружали небольшую подземную гробницу с ложным сводом, куда и клали покойников одного за другим, но хоронили также в глиняных сосудах или в плетеных циновках. На дорогу в загробный мир давали немного вещей и провизии в глиняной посуде (один покойник был снабжен только кучкой фиников).

Но пока родичи помнили своего умершего сородича, возливали воду его духу‑etemmu[m] и приносили поминальную жертву‑kispu[m] , покойник как бы продолжал принимать участие в делах и трапезах семьи. Забытый, он превращался в голодного, хищного и злого духа.

В погребальных обычаях этого времени много неясного. По заверениям Вулли,[130] все могилы, опубликованные им под условным обозначением «эпоха Ларсы», были найдены ниже уровня пола домов времени династий Иссина и Ларсы; они могут быть частично отнесены к III династии Ура (XXI в. до н. э.), но ни в коем случае не раньше – и в то же время не позже падения города, ибо иначе хотя бы часть из них была бы найдена в глиняном завале комнат, а не под полом. (Такие могилы на самом деле были обнаружены, но в каталог Вулли в UE VII они как будто не вошли.)

Следует заметить, что надежных статистических данных антропологического или демографического характера из материалов Вулли извлечь нельзя: он сам пишет,[131] что могилы, по его суждению, ограбленные и ничего (кроме, очевидно, костей) не содержавшие, он не регистрировал, а таких было подавляющее большинство. Среди зарегистрированных погребений встречаются склепы, погребения в урнах, погребения в горшках (иногда в двух горшках, составленных вместе отверстиями), погребения в циновке или без каких‑либо остатков прикрытия трупа, погребения в глиняных гробах и погребения в так называемых ларнаксах – плоских круглых больших сосудах с относительно узким отверстием сверху. Все эти погребения, по Вулли, одновременны, а, как мы знаем, население в этническом отношении было уже вполне унифицированным, поэтому о сосуществовании различных племенных обычаев речь вряд ли может идти.

 

16. Склеп под полом двора для культа предков в доме «Веселая ул., 4», UE VII, табл. 47^а (по фотографии)

За пределами города погребений не обнаружено (может быть, и не искали), в домах же могилы обнаруживаются, казалось бы, повсюду – в так называемых «святилищах», в «гостевых», в сенях, в хозяйственных помещениях и т. п. В связи с этим Мари‑Тереза Барреле, занимавшаяся этим материалом, на 26‑й Ассириологической встрече в Копенгагене (1979) высказала предположение, что погребали только в уже разрушенных домах – на образовавшихся пустырях или вообще лишь после уничтожения города в 1739 г. при Самсуилуне. В некоторых случаях это несомненно, как, например, при погребениях над мавзолеями царей III династии Ура или позади жилых домов на участке ЕМ (на так называемых Quality Lane и Closed Lane, по‑видимому одно время использовавшихся специально для погребений). Надо отметить также, что в сравнительно многочисленных случаях погребения, относимые Вулли к эпохе Ларсы, находятся почти вровень с полом или даже торчат над поверхностью пола этого времени и, следовательно, вряд ли могут быть одновременны с ним. Однако в других случаях дело обстоит не так просто. Это показывают следующие подсчеты, сделанные, правда, только для археологически наиболее ясного участка АН (исключая его окраинные полосы, где археологическая ситуация вообще не была выяснена в достаточной мере). Подсчеты эти исходят из того предположения, что регистрацию Вулли миновали главным образом грунтовые погребения, а склепы, «ларнаксы» и горшковые погребения в основном все же регистрировались. Обнаруживается такая картина:

Из 11 склепов 9 найдено под полом «святилищ», один, видимо, относится к более раннему периоду (его верхушку срезали при выкладке пола дома «Складская улица, 1»), и лишь один склеп найден в углу не погребального, а общего двора («Прямая улица, 6»).

Из 13 погребений в круглых больших рифленых сосудах типа «Larnax В», по‑видимому, 9 найдено под полом «святилищ», для 4 место находки не уточнено; в «ненадлежащих» местах (т. е. вне «святилищ») нет ни одной находки (то же и на других раскопанных участках Ура).

Из 20 погребений в сосудах типа «Larnax А» (таких же, как «Larnax В», но с рифлением и поверху, вокруг отверстия) и «Larnax D» (имеющих вид «пудрениц») 5 найдено под полом «святилищ» и 15 в «ненадлежащих местах».

Из погребений в урнах типа «G» и «Н» пять найдено под полом «святилищ», для одного место не уточнено, одно найдено в «ненадлежащем месте» (в хозяйственном помещении дома «Прямая улица, 7»).

Из прочих регистрированных погребений 12 найдено под полом «святилищ», 3 – в «ненадлежащих местах», 5 – не уточнено.

 

17. Глиняные гробы: справа – типа «Ларнакс В», UE VII, табл. 114 (по фотографии)

 

18. Культовые и другие глиняные сосуды

 

 

19. Поздние глиняные гробы типа «Ларнакс А», UE VII, табл. 48^d (по фотографии)

Из этого можно заключить, что погребения под полом «святилищ» (или, вернее, «дворов для культа предков», поскольку в обычных святилищах хоронить мертвых было категорически невозможно) были, все же, правилом для Ура изучаемого нами времени. В то же время у Вулли безусловно ошибочно зарегистрированы как относящиеся к «эпохе Ларсы» и некоторые несинхронные погребения – захоронения, совершавшиеся, по‑видимому, после падения города, который, несмотря на учиненную резню, не совсем вымер. (Отсюда преобладание погребений типа «Larnax А» и других, явно поздних ларнаксов[132] в «ненадлежащих местах» и полное отсутствие в «ненадлежащих местах» погребений типа «Larnax В», мода на которые, видимо, миновала ко времени падения Ура при Самсуилуне.) Очевидно, что погребения, совершавшиеся в руинах города без разбора, могли попадать и на территорию прежних «мест культа предков» – отсюда некоторое количество более поздних погребений типа «Larnax А» под «святилищами».

Видимо, глав семейств (и лишь по возможности других взрослых и полноправных членов дома) было принято хоронить в склепах, часто имеющих специальные уголки или «лотки» для жертв. В таких склепах находили от одного‑двух до семи‑восьми погребенных. По два и более скелетов – в таком случае это чаще всего дети – иногда находят в ларнаксах «В», в погребениях в горшках и т. п. Скорее всего это жертвы эпидемических болезней.

Поскольку экспедиция Вулли регистрировала не все могилы, невозможно определить отношение численности могил в городских домах к предполагаемой численности городского населения и тем самым установить, все ли мертвые хоронились в городских домах или также на пустырях и вне города. Кажется вероятным, что часть погребений происходила за городом: в некоторых хорошо раскопанных экспедицией жилых домах не зарегистрировано ни одного погребения – значит ли это, что там действительно не было могил или что находившиеся там могилы не заинтересовали раскопщиков? В то же время даже в домах с наиболее обильно зарегистрированными захоронениями, например «Патерностер роу, 11» или «Церковный переулок, 9» и «Церковный переулок, 15», погребенных найдено гораздо меньше, чем в этих домах должно было жить населения за время более чем двухсотлетнего существования квартала. Ни в одном доме не найдено более 15 скелетов. Скорее всего в «культовых дворах» хоронили преимущественно родоначальников семьи, а также маленьких детей.

Дары, сопровождавшие покойников в мир иной, невелики: изредка серебряная полоска на волосы, нитка бус, печать, нож, один или два медных браслета, палочка для сурмления глаз, у детей – погремушки (?), большая бусина‑игрушка (или талисман?); несколько сосудов с пищей. Чаще не находят ничего, но вероятно, что и в этом случае покойнику давались съестные припасы, которые затем истлели.

Вернемся теперь из заупокойного дворика, места культа умерших родичей, на главный, основной дворик. Отсюда на галерейку вела лестница, а под лестницей всегда находилось еще одно нужное помещение. Нечистот не оставляли в доме – их старались вывести дренажными трубами на улицу, – остальное было уже дело собак, коршунов, жгучего солнца и ветра из пустыни.

На втором этаже находились собственно жилые помещения; о них мы знаем меньше всего: почти ни один раскопанный дом не сохранился до уровня второго этажа. По‑видимому, надстройка обыкновенно была меньше по площади, чем первый этаж; для размещения взрослых и детей семье обычно хватало одной‑двух горниц площадью до 18–30 кв. м – имея в виду семью состоятельностью не ниже средней. (Это можно заключить из документов о разделе семейного имущества.) Число обитателей дома могло быть и немалым – часто уже взрослые и создавшие собственную семью братья делили его только номинально, а фактически не расселялись из него; правда, спать можно было и во дворе, и на крыше, – судя по данным «Предсказаний» (Omina), крыша была плоская, а если скошенная внутрь, как предполагает Л. Вулли,[133] то очень незначительно; на ней могли ночью – спать, днем – сушить финики, зерно и овощи, а в прохладное время – делать ручную работу и переговариваться – или переругиваться – с соседями.

Наряду с описанным типом дома был и меньший; в нем сени занимали всю ширину постройки, и из узкого дворика дверь вела в крошечную парадную горницу и оттуда на такой же маленький задний двор; галерейка была только наверху над входом в горницу. Похоже, что в таких домах было не более одной горенки на втором этаже и даже что их обитатели, иногда пользовались одним нужником на два‑три дома (если не использовали просто переулок‑тупик). Возможно, возникновение таких домов было результатом деления первоначального семейного жилища.

Уровень улиц быстро рос от пыли и отбросов, и крыльцо, первоначально состоявшее из ступенек вверх, вскоре приходилось заменять на ступеньки с улицы вниз.

Ради своего удобства раскапывавшие город археологи давали откопанным переулочкам названия лондонских улиц; так, один из них получил условное наименование «Патерностер роу» – лондонской улочки, где до второй мировой войны было скопление антикварных и букинистических магазинов. По‑видимому, данное ими же самими название загипнотизировало британских археологов, и Л. Вулли счел довольно многочисленные находящиеся здесь при домах маленькие, совершенно замкнутые помещения за… магазины. Однако в них нет ни места для хранения товаров, ни хода в дом, ни элементарных удобств для продавца, ни окна или прилавка для покупателей; часто такой «магазин» зажат в тупик между двумя‑тремя входами в чужие жилые дома. На самом же деле это вовсе не магазины, а овечьи хлева; нам и из текстов известно,[134] что некоторые горожане держали овец, а перед закрытием городских ворот вечером загоняли их в город. Тем не менее на территории раскопанного квартала есть узкая, запиравшаяся на ночь, может быть, покрывавшаяся тентом улочка‑тупик («Базарный переулок» британских археологов); у входа и в глубине его находилось, по‑видимому, несколько настоящих лавок, где торговали через широкое окно;[135] а рядом на маленькой площади стоит хлебная печь; вероятно, она принадлежала пекарю‑торговцу – существование таких хлебопеков засвидетельствовано документами.[136] На эту площадь с «Базарного переулка» можно было пройти через одну из лавок, но, кроме того, на нее открывалось еще два переулочка.

Есть еще большой, двух‑ или трехэтажный дом на несколько индивидуальных семей, который Л. Вулли сначала считал корчмой и постоялым двором; есть казенный склад зерна – видимо, собиравшегося с населения – и рядом с ним частный дом, по‑видимому построенный на месте закрытой школы; в нем и вокруг него найдено множество утрамбованной в землю, а частью, может быть, разбросанной при взятии города врагами клинописной литературы и учебных пособий. Кроме того, на «Пекарской площади» есть литейная мастерская, о которой еще пойдет речь. И во многих домах – документы, письма, иногда религиозные тексты, кое‑какая утварь (большая часть была похищена, когда город был разрушен и разграблен войсками Самсуилуны).

По‑видимому, в это тревожное время сельское население часто стремилось укрыться в городе. Нам известны в царстве Ларсы принадлежавшие отдельным семьям и их группам, а также видным царским и храмовым людям укрепленные сельские поселения («башни»).[137] В Уре, с тех пор как он был отстроен при III династии Ура, жилая площадь существенно не увеличивалась, население же множилось, и документы показывают, что не только сыновья, хозяйственно разделившиеся после смерти отца, часто не расселялись по разным жилищам, но что в некоторых домах поколениями жили вместе лица, видимо посторонние. До нас дошло много сделок покупки и найма недвижимости в городах – но это чаще всего покупки не домов (как почему‑то до недавнего времени думали западные историки права), а «застроенной площади» (é‑dù‑a), или «заброшенной площади» (é‑šub‑(b)a), или «дворового пространства» (é‑ki‑gal₆) по большей части в 18, 15, 6 и даже 3 кв. м, редко 36 и больше; т. е. покупали либо комнаты, либо части комнат в соседнем доме, передвигая в последнем случае разделявшую оба дома глинобитную стенку, что засвидетельствовано и раскопками.[138]

Можно было бы подумать, что в городах царства Ларсы господствовала большая жилищная нужда в связи с тем, что жизнь в сельских поселениях была опасной из‑за бродячих скотоводов‑амореев и непрерывных войн между мелкими соперничавшими государствами. Однако дело было не в этом. В соседней Ларсе, совсем недавно выросшей из маленького поселения в крупный город, судя по сделкам продажи, было довольно много пустырей, да и в Уре они были; тем не менее и в Уре, и в Ларсе продаются только крошечные участки или отдельные комнаты. Продать дом, а следовательно, и купить целый дом – было невозможно, очевидно, по той причине, что в нем находились могилы предков – предмет непродажный. Значит, расширять свою жилую площадь можно было лишь путем аренды или купли частей дома или заброшенных участков, – очевидно, где не было могил. В этих условиях, с ростом населения, в домах, естественно, становилось тесно. Даже частые среди документов этого времени разделы имущества между братьями, вероятно, не обязательно свидетельствуют о полном хозяйственном разделении, а скорее о разделе, как выражаются юристы, «идеальном». Недаром один из братьев мог получить в надел входную дверь, другой – дверь на галерейку и т. п. (двери, как и вообще деревянные изделия, дорого ценились). Это означает, что братья продолжали жить в том же доме. Позже, правда, оказывается, что тот или иной из братьев продал или обменял свою долю – но опять‑таки не целый дом. Так и создавались перенаселенность и сожительство неродственных семей в одном доме.

Отметим, что в царстве Ларсы нельзя было продавать не только дома в их целости, но и поля. Продавались лишь финиковые плантации, располагавшиеся вдоль краев полей и у каналов; в Уре по крайней мере нет ни одного случая продажи целого поля. Земля была в принципе неотчуждаема, ибо, надо думать, была материальной основой, ядром самой общины и собственностью ее божества. В других царствах Нижней Месопотамии в отдельные периоды истории в течение III–II тысячелетий до н. э. земля иногда отчуждалась, но это всегда сопровождалось магическими действиями, символизировавшими отделение человека от своей земли,[139] и, по‑видимому, такое отчуждение могло быть обратимо, во всяком случае если земля была продана из‑за долгов.[140]

Показав читателю город Ур, каким он был при последних царях Ларсы, мы не будем рассказывать «вообще» об обстановке домов, их утвари, об образе жизни семейств, их состоятельности, образованности – для этого лучше в следующих главах «войти» в сами дома; это позволяют нам данные археологических раскопок и найденные в раскопанных домах документы. Но прежде нам пришлось проделать кропотливую работу по увязке археологических данных с документами.

Поскольку до нас дошли и сами дома, и некоторая утварь из них, а также архивы документов, постольку, естественно, хотелось бы определить, в котором доме кто жил, каков был жизненный уровень семей, какова была история их жизни, какими вещами они пользовались. К сожалению, узнать это оказалось довольно трудно.

Археологические материалы жилых кварталов были полностью опубликованы лишь в 1976–1977 гг. – после смерти Л. Вулли и почти через полвека после раскопок. В полевых записях часто нельзя было уже разобраться. В оставшейся после Вулли рукописи окончательного научного отчета оказалось много противоречий. После начавшейся публикации урских документов Вулли начал вносить в рукопись правку, часто не поддающуюся согласованию с данными, опубликованными им же ранее в предварительном отчете[141] или в популярных изданиях,[142] а те, в свою очередь, не согласовывались в ряде частностей ни с первоначальной рукописью полного отчета, ни с правкой, вносившейся автором в машинопись уже после Второй мировой войны или даже после публикации части найденных документов. Так, в предварительных публикациях Вулли назвал имена владельцев отдельных домов, – надо думать, на основании прочтения каких‑то документов еще в полевых условиях экспедиционным ассириологом (сам Вулли клинопись читать не умел); однако не все из названных им имен мы найдем в опубликованных документах старовавилонского жилого квартала в Уре.

Речь идет о публикации надписей (UET I, 1–2,[143] UET VIII),[144] писем, правовых и хозяйственных документов (UET V),[145] религиозных и литературных текстов (UET VI, 1–2),[146] учебных и научных текстов (UET VII).[147] Все еще недоступна нам часть литературных текстов (UET VI, 3). Во всех публикациях – увы, не всегда, а иной раз и неправильно – указаны полевые экспедиционные номера документов, если эти номера сохранились и смогли быть отождествлены при подготовке издания текстов. Под полевыми, или экспедиционными, номерами имеются в виду порядковые номера археологических находок; если находили сразу целую группу предметов или небольшой «архив» клинописных плиток, особенно хозяйственного или делового содержания, то всей находке давали общий номер, а отдельным объектам или документам – буквенные обозначения.

К сожалению, находки нумеровались британскими археологами и заносились в полевую опись и на карточки не сразу;[148] провенанс (место и обстоятельства происхождения) найденных предметов, в том числе письменных памятников, во многих случаях записывался даже на первоначальных листах по памяти, часто под вопросом, – когда раскоп уходил уже дальше от места находки. Нередко полевые номера вещей, найденных в одном и том же месте, сначала идут подряд, но затем прерываются номерами вещей, найденных в совсем другой части раскопа, а потом снова следуют номера предметов из первого места. Иногда из общей массы находок одного провенанса откладывались в сторону вещи определенного типа, которые вообще регистрировались отдельно и гораздо позже; так, например, соседние номера могут иметь, скажем, похожие терракоты, найденные в разных местах. Иногда вещи из разных частей раскопа нумеровались одновременно (сериями, начиная с определенных условных номеров). Если серия, отпущенная на шифровку в одном определенном месте, оказывалась слишком велика, то на незанятые места в конце серии вписывали первые попавшиеся находки. Если же серия оказывалась мала, получались «наезды» с дублетной нумерацией или дополнительно давалась новая серия, начиная с другого произвольного, более позднего номера. Все вещи, нумерованные на участке АН от 16900 и далее, а на участке ЕМ от 7887 и далее (за немногими исключениями), по‑видимому, представляют собой либо находки из глиняного завала (куда они попали из вторых этажей или были вынесены снизу дождевыми водами или по лисьим норам и т. п.), либо «остатки», места происхождения которых уже не могли вспомнить к моменту шифровки. Так, под № 17249 оказались клинописные таблички из самых различных архивов, – возможно, потому, что они действительно были найдены разбросанными по улицам и домам раскопа, но, возможно, и потому, что их сразу не записали, а потом не могли вспомнить, откуда они взялись. Есть случаи, когда два предмета (и больше) получали один и тот же полевой номер, в других случаях полевому номеру не соответствует никакой предмет, случается также, что в полевом каталоге числятся таблички или другие объекты, найденные в определенном доме и в определенной комнате, но не числящиеся ни в одном из трех музеев, куда поступали вещи из раскопок Вулли (Британском, Иракском и Пенсильванском). Есть много вещей без полевых номеров. В ранних публикациях Вулли сообщал, что на участке АН школьные и литературные тексты были разбросаны вокруг дома «Широкая улица, 1» («школа») – по перекрестку и окрестным улицам. Но в полевых карточках и соответственно в печатном каталоге UE VII все религиозно‑литературные и учебные таблички из раскопа АН автоматически получили сплошную нумерацию и провенанс «школа», что, по‑видимому, не всегда соответствует действительности. В окончательном отчете Вулли сказано, что все они якобы найдены внутри «школы», и даже приблизительно указано где. Видимо, и в данном случае тексты расписывались по карточкам, исходя не из их действительного провенанса, а из их содержания и, надо думать, не сразу. Ко всему этому надо прибавить, что номенклатура улиц и домов несколько раз менялась и во время, и после раскопок и отождествление полевых обозначений часто составляет нелегкую задачу. Но если клинописные тексты, печати, надписи и т. п. все‑таки обязательно фиксировались на карточках и в описи, то человеческие кости просто‑напросто выкидывались, и даже из тех погребений, которые содержали керамику и т. п., на карточки и в опись попадало далеко не все. По‑видимому, не было никаких попыток подвергнуть костяки антропологическому и патологическому анализу, что дало бы бесценные сведения о составе населения и распространенных заболеваниях. Нечего и говорить о костях животных и других органических остатках, способных дать сведения о стаде и о рационе питания древних людей. Мало того, отчет оставляет такое впечатление, что в раскопе вообще не было найдено никакой хозяйственной утвари, кроме кое‑какой керамики в могилах. Лишь изредка в отчете мелькнет упоминание о зернотерках, о грубых каменных сосудах – но в каталоге их нет, а фрагментированная бытовая керамика, как видно, просто выбрасывалась в отвал. Все это соответствует духу, который господствовал в экспедиции Вулли, где восстановление жизни древних людей было на десятом месте по сравнению с сенсационными находками золота и других памятников царской власти и официального культа; где могли «для простоты» смонтировать одну золотую арфу из остатков двух разных (имевших совсем другой вид и другое строение, чем в реконструкции)[149] или произвольно реконструировать головной убор царицы (или жрицы) из знаменитых «погребений I династии Ура» (причем и имя «Шубад» ей было «дано» тоже на основании предварительного и неточного прочтения надписи на одной из ее вещей экспедиционным ассириологом);[150] или могли восстанавливать мозаичные колонны «портика храма» в Телль‑Убайде путем монтировки мозаики на подручные бочонки из‑под керосина; впоследствии же оказалось, что и портика‑то вообще не было. Все эти «реконструкции» обошли в сотнях репродукций всю прессу, а затем научную и популярную литературу.[151] Наконец, есть указания на то, что в помещении, где хранились урские полевые записи, был пожар. К сожалению, описанное состояние дел далеко не единично для экспедиции Вулли;[152] археологи нередко забывают, что каждые раскопки навсегда уничтожают раскапываемый памятник и то, что не было или было неправильно записано или заснято, навеки пропало для науки. Конечно, с прогрессом археологии приходит опыт. Однако обычно первые, самые неопытные археологи выбирают себе самые сохранные, самые многообещающие городища и могильники, уничтожая их и оставляя более умудренным потомкам только памятники второго сорта.

Тем не менее было бы неправильно считать, что использование археологических данных экспедиции Л. Вулли для поставленной нами задачи – дать реконструкцию жизни обитателей города Ура в старовавилонский период – совершенно безнадежно. Много данных утеряно безвозвратно; но немало можно извлечь и из наличного материала. Благодаря любезности П. Хьюлина (Оксфорд) мне удалось получить список соответствий некоторых из экспедиционных номеров определенным домам на планах Вулли, а позже я мог проверить эти данные по полной публикации UE VII.[153]

Вопрос о том, в какой мере можно сейчас отождествить по опубликованным экспедиционным планам местонахождение обнаруженных архивов и в первом приближении установить их характер и принадлежность, будет рассмотрен в приложении к настоящей главе.

 

Приложение к гл. III ОТОЖДЕСТВЛЕНИЕ ДОМОВ, ГДЕ НАЙДЕНЫ ДОКУМЕНТЫ

 

Определить, которые дома содержали какие из опубликованных клинописных документов, где в доме эти документы хранились, кто из людей, упоминаемых в текстах, в каком из домов жил, какая кому принадлежала утварь, где кто был погребен, – одним словом, связать данные письменных памятников с памятниками археологии – работа нелегкая. Результаты сделанных определений невозможно изложить просто и ясно. Читатель, не желающий входить в авторскую «кухню», может пропустить это приложение и перейти сразу к главе IV; а читая последующие главы, пользоваться приложенными планами улиц и домов. Но читателю‑специалисту, и особенно читателю‑археологу, стоит прочесть приложение к этой главе внимательно.

Первый из кварталов, условно обозначенный как ЕМ, – западный, тот, который находится на холме между карумом и воротами священной ограды. Дома здесь имели обычную для этого времени и описанную нами выше планировку (узких, маленьких домов «второго типа» здесь совсем не было). Раскоп с запада на восток пересекается улочкой – это «Тихая улица» («Quiet Street») британских археологов. Параллельно ей тянется совсем узенький проход – «Улица знати» («Quality Lane»); еще одна улица выходит на «Тихую» с юга и названа «Новой» («New Street»), а в другую «Тихая улица» сама упирается, это «Веселая улица» («Gay Street»). Видимо, «Новая» и «Тихая» вместе с «Веселой улицей», хотя имели в ширину всего 1,5–2 м, были главным проходом от гавани к священному участку.

В южной части «Веселая улица» замыкалась тупиком, с северной стороны ее продолжение не прослеживается.

 

20. План участка домов раскопа ЕМ:

3 – «Веселая ул., 3»; 5–7 – «Тихая ул., 5, 7»

Много документов и других письменных текстов, а также кое‑какие вещи найдены в домах 7 и 5 по «Тихой улице»; в тылу этих домов, под полом особых помещений, выходивших на проход – «Улицу знати», вскрыты довольно богатые могилы, может быть принадлежавшие обитателям этих же домов. Здесь есть 4 склепа, 1 погребение типа Larnax В, а также захоронения в земле и в сосудах; часть погребений (Larnax А и D, а может быть, и другие), вероятно, позднейшие, как и большинство зарегистрированных могил на территории самих домов. Несколько склепов и других захоронений в домах по «Тихой улице» указано в каталоге погребений (UE VII, с. 203 и сл.), но из текста отчета и из фотографий видно, что их было гораздо больше.

На «Тихой улице, 5» в находках документов разобраться довольно трудно. Номера комнат, которые давали им археологи, менялись в ходе раскопок, и данные о местах находок табличек, об их числе и характере противоречивы в различных публикациях. Наиболее достоверной следует считать реконструкцию, данную Д. Шарпэном.[154]

Проделанную нами реконструкцию мы опускаем; она лишь в деталях отличается от более точной и обстоятельной реконструкции Шарпэна.

В доме 7 по «Тихой улице», как видно по найденным табличкам U.7802–7806 и U.7832, жил видный храмовой чиновник УрНанна, а позже (находки U.7836 и частично U.7827) его сын, храмовой служащий и жрец КуНингаль и его потомки.

О них речь пойдет ниже. Наряду с деловыми документами здесь найдены и литературные тексты. В доме находилась библиотека‑архив УрНанны (помещение 6), а позже школа: находки U.7716, U.7725–U.7766, U.8808 и 8809 содержат разные школьные, литературные и религиозные тексты, хранившиеся, очевидно, во втором этаже. О весьма интересных обстоятельствах их обнаружения будет рассказано в гл. VIII. Дом «Тихая улица, 7» много перестраивался и археологически совершенно неясен.

Большой архив, посвященный выдачам зерна с казенного склада (речь идет о «Великом амбаре», Gá‑nun‑mah, храма Нанны, что подтверждают находки, сделанные там, а также в «Гипаре» богини Нингали), не имеет экспедиционных номеров, поэтому неизвестно, найден ли он здесь же или в «Нганунмахе». Документы архива – за печатью чиновников КуЛугальбанды и Насы. Эти имена носили поочередно, от отца к сыну, чиновники ряда поколений.

 

21. План участка домов раскопа АН:

А – «школа»; Б – трехэтажный дом «Патерностер роу, 11»; В – зерновой склад; Г – святилища; Д – дом «Тупичок с нишей, 3»; Е – литейная мастерская; Ж – площадь с пекарной печью; 3 – дома группы Имликума; И, К, Л – дома Эйанацира

Перейдем теперь к участку, расположенному юго‑восточнее – священной ограды, условно называемому АН. Квартал, о котором идет речь, обращен к узкой, извилистой улице с общим направлением с юго‑запада на северо‑восток; юго‑западный ее отрезок назван британскими археологами «Патерностер роу» («Paternoster Row»), северный – «Церковным переулком» («Church Lane»). В центре раскопа – перекресток, на который помимо «Патерностер роу» и «Церковного переулка» с востока выходит «Широкая улица» («Broad Street», ширина ок. 3 м), с юга – «Складская улица» («Store Street») и с запада – тупиковая «Прямая улица» («Straight Street»). Перекресток назван археологами «Карфэкс сквер» («Carfax Square»); посреди него стоит столб, на котором когда‑то, вероятно, возвышались статуэтка божества или другой культовый предмет; на углах между «Прямой улицей» и «Церковным переулком», а также между «Патерностер роу» и «Складской улицей» имеется по храмику; первый (храмик божества Хендурсанг?) имеет прямоугольный план, второй (храмик божества Ниншубур, или Илабрат) – треугольный, и оба ничем не выделены из городской застройки.[155]

Восточная сторона «Церковного переулка», кроме одного довольно большого строения («Церковный переулок, 2»), не раскопана. Сведения о находках в этом доме довольно сбивчивы. По Вулли (UE VII, с. 129), в этом доме, в комнате 11 («архив» рядом с культовым двором), были найдены таблички № U.16060, а в других комнатах – еще семь табличек, под № U.16057, 16506, 16507. Однако в опубликованном каталоге под этими номерами значится не семь, а двенадцать табличек, редактор же тома Т. Митчелл отмечает, что U.16060 имеет по карточкам одинаковый провенанс с U.16061 («пол из обожженного кирпича, из горшка»), a U. 16057 имеет одинаковый провенанс («ю.‑з. угол двора, слой 1») не только с U.16506, 16507, но и с U.16058. U.16059, а также с 16100 и 16501 и похожий провенанс с U.16062–64, 16502, 16507 и 16508(?). Нумерация идет подряд, с 16057 по 16064 (под полевым номером U.16063, впрочем, не значится вообще ничего), а затем происходит скачок к U.16100. Промежуточные номера 16065–16100, не считая лакун в нумерации, а также U.16506 происходят с «Церковного переулка, 9 и 15», с «Прямой улицы, 3» (из них часть документов III династии Ура) и со «Старой улицы, 1». Это, по‑видимому, какие‑то‑остатки, попавшие в эту серию случайно (приносили с других раскопов, когда нумеровались находки из «Церковного переулка, 2»?). Отведенная находкам из этого дома серия кончилась на 16100, а номера с 16101 по 16500 были отданы под запись разных находок, не относящихся к письменным памятникам, и записывавшихся не по местам открытия, а по типам предметов. Поэтому в нумерации клинописных табличек из «Церковного переулка, 2» после 16100 сразу идет 16501–16508 (с лакунами, заполненными случайным подъемным материалом), и при этом было правильно зарегистрировано, что U.16065– U. 16099 происходят с других участков, a U.16100 и U.16506 были ошибочно приписаны к «Церковному переулку, 2» вместо «Церковного переулка, 9 или 15».

Лишь находки U. 16060, 16061 и 16501 явно содержат документы одного и того же архива – отчетность Апилькиттима, старшего пастуха храма богини Нингаль. О нем еще будет речь дальше. По‑видимому, сводные ведомости хранились в конторе храма (вероятно, в Дубламахе), а здесь, в частном доме Апилькиттима, хранились первичные документы, причем только такие, которые относились либо исключительно к самому Апилькиттиму, либо к нему вместе с коллегами (он был далеко не единственным старшим пастухом храма Нингаль; и мы, вероятно, вправе считать, что он был грамотен). Отчетность, как и в других аналогичных случаях, велась не особыми писцами (они неизбежно были бы упомянуты хотя бы в некоторых документах), а самими лицами, «ответственными» по этой отчетности, в частности, очевидно, и Апилькиттимом.

Некоторые другие документы из этого дома также связываются между собой по именам действующих лиц, например U.16057, 16058 и, может быть, U. 16502 – архив торговца и работорговца Йайи, U. 16064 (?), ср. также 16606 – архив Табилишу. Как эти три архива соотносятся между собой – неясно; может быть, Апилькиттим, Йайа и Табилишу состояли в родстве; предполагать случайное сочетание документов трудно. Возможно, отсюда же происходит документ о приданом некоей Рубатум (UET V, 793).

 

22. Нагой всадник или всадница (может быть, богиня Иштар и Конь, сын Силили). Образок‑терракота, UE VII, рис. 117. U. 18819. Крашенные черной и красной краской фрагменты аналогичных терракот с отверстиями для прикрепления к стене были найдены в культовом дворе дома «Церковный пер., 15» (по фотографии)

Несмотря на данные UE VII, отсюда надо изъять находки U.16100 и U. 16506, сохранившие документы о разделе имущества, и документ о продаже комнаты сестрой одной из группы братьев, Ахатум (возможно, какой‑то младшей жрицей), и ее мужем. По своему содержанию эти документы принадлежат к архиву «примирителя», хранившемуся напротив, в храме Хендурсанга.

Могил в доме «Церковный переулок, 2» не зарегистрировано.

С западной стороны «Церковного переулка» раскопано помимо храмика Хендурсанга шесть домов и еще один храмик неизвестного божества. В качестве примера можно взять дом «Церковный переулок, 15», близко к северному краю раскопа.

Вулли полагает, что дом был одноэтажным, и отмечает следы частых перестроек. Из сеней, где стоял кирпичный стол, вход вел в мощеный кирпичом «двор» (помещение 2), одновременно служивший кухней: здесь найдены каменная зернотерка, глиняные кувшин и кубок. Впрочем, в каталоге находок искать эти вещи было бы тщетно: опубликованы лишь типы посуды без указания, где они найдены и для чего использовались, а такие вещи, как зернотерки, не публикуются вовсе. Помещение было вымощено обожженным кирпичом и имело дренаж. Соседнее помещение – (3), если дом был действительно одноэтажным, могло быть жилой горницей. Из сеней можно было также пройти через проходную (помещение 4) в гостевую (помещение 5) и в культовые помещения (6) и (9). В проходной (4) находилась уборная. За углом помещения (5) к нему примыкало помещение (8) с выходом на улицу – по нашему мнению, это был хлев для мелкого скота, площадью 13,5 кв. м.

 

23. Часть спинки кресла или колесницы ив святилища Хендурсанга. UE VII, табл. 89. 220, U. 16345

На территории этого дома зарегистрировано не менее 15 захоронений, а именно в помещениях, посвященных культу мертвых, – (6) и (9), но также в гостевой (5). Они относятся к разным периодам существования дома, может быть, начиная с III династии Ура. В склепе с ложным сводом LG/66 похоронено вместе три тела. Могилы LG/68, 69, 70 и, вероятно, LG/73–75 следует, согласно приведенным в гл. III критериям, считать выкопанными уже в руинах заброшенного дома. Погребальные дары, как обычно, скромные – скорее на дорогу до того света, чем для обеспечения жизни в загробном мире. В могилу LG/64 положили медный рыболовный крючок (может, быть, с удочкой?), две связки хороших бус из сердолика, лазурита и раковины, с амулетом из пасты в виде льва; в могилу LG/66 – небольшое ожерелье из бус, сделанных из сарда, сердолика, лазурита и даже золота; на голове девочки из могилы LG/69 (поздней?) на остатках черных волос сохранились следы серебряной полоски‑диадемы. В могиле LG/71 на ребенке были два браслета (на руку и на ногу?), несколько бусин, а рядом с могилой – непросверленная лазуритовая печать UE X 255. В могилах (вероятно, более поздних) LG/73 и 74 лежали: в первой – каменная ступка и кольцевидная бусина из стеатита, во второй (погребение младенца) – одна большая бусина – скорее игрушка, чем украшение. Все это дает некоторое представление о состоятельности обитателей этого дома времени царства Ларсы или, в случае поздних могил, их потомков и позднейших соседей.

Вулли отмечает находку в доме «Церковный переулок, 15» двух клинописных табличек на полу помещения (5) и «многих табличек», найденных вместе с тремя сосудами в яме метровой 80 глубины, обмазанной битумом, находившейся у южной стены культового помещения (6). К сожалению, надежды получить архив этих людей, относительно хорошо засвидетельствованных для нас своими украшениями и утварью, разбиваются об обычную неаккуратность археологов этой экспедиции. Поиски «многих табличек» из дома «Церковный переулок, 15» оказались тщетными. Каталог указывает на табличку U. 16065 = UET V, 416 – беспроцентный заем Ипкуши у некоего Амурруаби – и на U. 16561–16562: буллы и фрагменты булл, частью с оттиском печати ИпкуАдада, сына Зазани, частью – богов Энки и Дамгальнуны, и на разрозненные находки с малонадежными номерами U.17201, 17203 и 17248. Первый номер (U.16065) указывает на регистрацию таблички одновременно с вещами из «Церковного переулка, 2» (т. е. в самом начале археологических работ на этом участке), и, может быть, эта табличка тоже была найдена именно там, когда дом 15 еще не был вскрыт. Поздние номера обычно указывают на позднюю и ненадежную в смысле провенанса регистрацию. Под U. 17201 и 17203 зарегистрированы два письма (одно к неизвестному, другое – к некоему Аттайе); последнее – UETV, 30 – по данным, переданным мне П. Хыолином, числилось за домом «Складская улица, 1» – вероятно, потому, что Вулли (кажется, ошибочно) считал некоего Аттайю владельцем последнего дома; но имя Аттайа было чрезвычайно часто в то время. Более интересны документы находки U. 17248: это два документа о займе у некоего Синнаши от 6‑го года РимСина (UET V, 337 и 364) и у неких Белшамэтаба и Намтинигбани от 21‑го года РимСина (UET V, 343), а также три документа об аренде полей у большесемейных групп неким Аннý от 21‑го года РимСина (UET V, 210, 217, 219).[156] Все это не составляет «много табличек». Нет уверенности, что эти документы действительно найдены именно здесь, и следует сделать вывод, что архив этой семьи потерян среди многих документов UET V, не имеющих провенанса.

Тем не менее дом не лишен для нас интереса: по размерам и общему характеру он мало отличается до дома или домов «Патерностер роу, 4–12», и надо полагать, что и там на кухне лежали такие же каменные зернотерки, стояли такие же глиняные кувшины, дети играли такими же игрушками (?), а женщины (и мужчины?) носили такие же украшения, как и обитатели «Церковной улицы, 15». Заметим, что ни здесь, ни в других могилах – нигде не нашлось такого количества бус, какое было бы нужно для «воротника из ожерелий», требуемого модой, как мы говорили о том выше, в гл. II. Видимо, такие воротники носили женщины более состоятельные, чем жительницы квартала АН, хотя и те по большей части не принадлежали к беднячкам.

 

24. Каменная голова барана из дома жреца (?) храма божества Нингублаги (?), «Церковный пер., 11», UE VII, табл. 59а, U. 16427 (по фотографии)

«Церковный переулок, 13» – сдвоенный дом, с двумя внутренними двориками, двумя гостевыми и двумя двориками для культа мертвых. Это было, возможно, обиталище семьи жреца (или жрецов) соседнего храмика, место для которого и было выкроено из территории одного из этих двух домов. Общее устройство их было довольно стандартным, ср. наше описание в гл. III. В отчете Вулли упоминается находка табличек в глиняном сосуде, впущенном в пол самого отдаленного помещения (13). Однако номер находки он не называет и только в послевоенной приписке отмечает № U.16831. Куда девались остальные тексты – неизвестно, да и U.16831 (он же UET VI, 1,73) – это «Гимн к (ранее неизвестному) божеству ^dNin‑BAD», который, как и все литературные тексты, по каталогу числится найденным в «школе». В данном случае я склонен думать, что ошибается каталог, так как гимн не относится к школьному «потоку традиции». Если приписка Вулли верна, то возможно, что следующий дом – «Церковный переулок, 11» – храмик какого‑то малоизвестного божества, жрецу которого и принадлежал дом 13.[157]

«Церковный переулок, 11» – храмик – имел двор и две параллельные целлы‑святилища (бога и богини?), каждая с преддверным помещением; перед одним из них был кирпичный алтарь. По сторонам входной двери было два служебных помещения, в одно из которых, не имевшее входа со двора, вела лесенка с улицы. Площадь двора для верующих – около 36 кв. м. Храмик был полностью разграблен, и в нем была найдена только одна скульптурная головка барана, U.16427 (UE VII, табл. 59а).

«Церковный переулок, 9» тоже не дал никаких документов, кроме одной случайной таблички времени III династии Ура (U. 16030). В доме было найдено пять склепов (LG/58–62), в которых было погребено около пятнадцати человек; в одном из склепов (с ложным сводом и тремя погребениями, LG/58) на одной из женщин были сережки из золотой проволоки (U. 16393) и бусы (чечевицевидные из сарда, трубковидные из лазурита); там же были найдены четыре разновеса на 0,5; 1,0; 2,0? и 3,0 сикля (два овоидных, два в форме уточки, из гематита). Относительно первого склепа известно, что он найден под погребальным двориком, местонахождение остальных не указано, дата неясна.

Следующий дом – «Церковный переулок, 5» – был, по Вулли, построен еще при III династии Ура и затем неоднократно перестраивался, постепенно расширившись до «Старой улицы» («Old Street»), параллельной северному отрезку «Церковного переулка»; сюда он имел выход («Старая улица, 1»); но затем дом в результате перестроек и передвижек глиняных стен был разделен натрое («Церковный переулок, 5», затем, со входом через тупичок с хлевом, «Церковный переулок, 7» и, со входом с противоположной стороны, «Старая улица, 1»).

К этому комплексу относятся архивы U. 16089 (почти наверное со «Старой улицы, 1») и U. 16523 (из «Церковного переулка, 7»), поэтому, вероятно, отсюда же и находки U.16522 (комната 4 или 1?), U. 16524, U. 16526 (неизвестного провенанса)[158] и U.16527; далее, вероятно, к одному из этих же домов относятся находки U.16814 и U.16815; номера с U. 16816 по U. 16825 заполнены случайными находками, но из них отдельные таблички, возможно, происходят тоже из этих же домов, так же как и письма U. 16829 A (UET V, 22) и U.16840 (UET V, 71), ошибочно отнесенные к «школе». Все эти документы относятся к архивам торговца медью Эйанацира, а также ИддинЭйи, вероятно его сына, и подробно описываются в главе IV.

Дом «Церковный переулок, 3», как полагают археологи, возможно, принадлежал жрецу соседнего храма. В нем ничего не было найдено.

Зато в храме Хендурсанга – «Церковный переулок, 1» – было найдено довольно много документов – находки U. 16566 по U. 16599, а также, видимо, ошибочно отнесенные к «Церковному переулку, 2» находки U. 16100 и U. 16506. Они составляли архив городского (общинного) должностного лица «примирителя» (kakikku[m] ) – третейского судьи по жилищным вопросам.

Этот храмик, по‑видимому, не был разграблен, и в нем найдено много первоначальной утвари. В глубине целлы (помещение 4) на постаменте стоит небольшая, грубой работы, каменная статуя божества. В том же помещении найдены различные сосуды, от большого пифоса до маленькой курильницы (?), вотивные бусы и булавы, каменные ступки, гирька для взвешивания и т. п. – очевидно, все, что нужно для приготовления жертвенной еды. Здесь же и хранился архив «примирителя».

 

25. Храмик Ламы (Хендурсанга?) в «Церковном переулке» (участок АН). Реконструкция по археологическим данным. На столбе условно помещена статуя богини Ламы, хотя вероятно, что здесь стояла статуя Хендурсанга

 

Во дворике (помещение 2) сохранились остатки кирпичного алтаря и прямоугольник из обожженного кирпича, – может быть, остаток жертвенного стола. К столу для разделывания жертв могут относиться хорошо сохранившийся череп буйвола и несколько зернотерок. Найдены каменный жезл с изображением людей и птиц, каменная булава, а за алтарь завалились керамический кубок и гирька. У северо‑восточной стены была дыра в мощеном полу, где, по мнению Вулли, находилась база от статуи. Ввиду хорошей сохранности инвентаря предположить преднамеренное выламывание статуи вместе с ее базой трудно. Но, возможно, статуя имела деревянную базу, и та сгнила или сгорела.

Разбитая надвое известняковая статуя богини из‑за образовавшейся в полу дыры упала поперек дворика, и ее верхняя часть откатилась на другой его конец; низ статуи сохранил остатки деревянной подставки, в которую была вложена другая, отличной работы, бронзовая фигурка богини.

 

26. Статуэтка Ламы. Камень. UE VII, табл. 55. U. 16425 (по фотографии)

Из дворика был ход в кладовую (? – помещение 3), где сохранилось немало вещей: много вотивных булав, из них две 84 с надписью «собственность Хендурсанга» (одна мраморная), большая чаша, терракотовая часть колесницы с изображенным на ней богом, две терракотовые модели кроватей (вотивные дары к молитве о плодовитости брака), каменные терки, точило, глиняная погремушка и т. п.

Из храмика имелся выход в соседний дом, «Прямая улица, 1».

Кому был посвящен этот храмик? Л. Вулли, Э. Солльберже и Д. Шарпэн полагают, что божеству Хендурсангу, исходя из надписи на булаве в кладовой, и только Д. Дж. Уайзман считает, что богине‑хранительнице Ламе.

Если статуя в храме действительно изображает богиню, то храм не принадлежал Хендурсангу; если раньше высказывалось сомнение, был ли он богом или богиней, то теперь определенно установлено, что это был бог. В работе Л. А. Мочаловой (к сожалению, пока не опубликованной) показано, что это был бог торговых сделок, хранитель ночных путников (возможно, и воров); он постоянно выступал в роли вестника богов. Аккадцы отождествляли его со своим Ишумом, по‑видимому, богом огня, но не огня очага или пожара, а скорее факела. Оказалось, что Хендурсанг аналогичен только одному богу из всех мифологий окрестных народов – греческому Гермесу (но не римскому Меркурию). Лишь в III тысячелетии до н. э. Хендурсанга упоминают надписи городских властителей.

В школьно‑храмовой мифологии Шумера и Аккада он не имел посвященных ему записанных мифов и выступает в подобных текстах только как вестник других божеств. Но вполне вероятно, что Хендурсанг пользовался популярностью среди путешественников, торговцев и простых людей.

 

27. Бронзовая вотивная статуэтка из ящичка под статуэткой Ламы. UE VII, табл. 56b, U. 16396 (по фотографии)

Решение загадки может быть различным:

а) храм принадлежал Хендурсангу, но он изображался безбородым юношей, а на грубо сделанной статуе мог походить на женщину (но это маловероятно, так как прическа статуи женская);

б) независимо от происхождения упавшей статуи храм принадлежал одной богине – вряд, ли двум божествам, так как они имели бы па отдельной целле, на богиню указывает не только пол статуи, найденной в целле in situ, но и вотивная «кровать» – как обычно считают, просьба о зачатии детей. Правда, за мужской пол божества говорит множество булав и терракотовое изображение бога на колеснице. Тем не менее при этом предположении надо считать, что обе статуи изображали Ламу; возможно, вход в целлу был завешен от непосвященных. Статуя же во дворике могла иметь специальное назначение – принимать вотивные дары.

Так как мы не имеем изображений Хендурсанга, на прилагаемом рисунке на столбе изображена статуэтка богини Ламы.

Вопрос не может считаться решенным, и ниже мы будем продолжать называть этот храмик условно «храмом Хендурсанга».

Дальше – перекресток «Карфэкс сквер», после чего продолжение улицы получило у британских археологов наименование «Патерностер роу». На углу между «Патерностер роу» и «Прямой улицей» – треугольное здание – предположительно святилище богини Ниншубур (Илáбрат). С восточной стороны вплоть до юго‑западного конца раскопа на «Патерностер роу» выходит шесть домов, в том числе «Патерностер роу, 5, 7 и 9» – узкие дома второго из описанных выше типов, представляющие собой либо лавки, либо результат раздела одного большого дома. Далее «Патерностер роу, 11» имеет три отдельных входа и представляет собой большое, многокомнатное строение, судя по толщине стен, возможно, трехэтажное. Вулли одно время считал его гостиницей или корчмой, но скорее, как позднее решил и сам Вулли, это дом большой семьи.

 

28. Статуэтка Ниншубур (Илабрат) из святилища. Камень. UE VII, табл. 58а, U. 16960 (по фотографии)

С западной стороны от «Карфэкс сквер» до «Базарного переулка» на «Патерностер роу» выходят дома 2, 4, 4а, 6, 8–10 и 12. На северном углу – хлев около 15 кв. м, открывающийся на «Прямую улицу» и, вероятно, принадлежавший большому, богатому дому «Прямая улица, 4». Дом 2 по «Патерностер роу», видимо, плохо сохранился. Он имел обычный план, но одно время был соединен со следующим домом «Патерностер роу, 4».

Дом 4 отличался тем, что имел не один, а два смежных «культовых дворика» (4 и 5) с алтарями и жертвенными столами, а при двориках – кладовки, обозначавшиеся Вулли в первоначальных публикациях как «архивы». В помещении (4) сохранился интересный алтарь, имитировавший фасад храма, и жертвенный стол. В другом культовом помещении (5) алтарь, возможно, задергивался занавеской. По‑видимому, в одном из «архивов» (помещение 9) сделана находка U. 17204, включавшая таблички, в том числе заклинание от желтухи, и цилиндрическую печать. На западе через один из культовых двориков был выход в дом «Базарный переулок. 1» (позже заложенный): это был дом «второго тина», а может быть, лавка или хозяйственное помещение. В доме 4а (ход налево через прихожую дома 4)[159] размещались хозяйственные помещения дома 4 – кухня и пекарня (помещения 2 и 4).

Культовые дворики дома «Патерностер роу, 4», видимо, первоначально обслуживали также дома «Патерностер роу, 2» и «Базарный переулок, 1» (а может быть, и «Базарный переулок, 2»); это значит, что во всех этих домах обитали родичи. К ним же, вероятно, относились и обитатели других домов, отделявших «Патерностер роу, 4 и 4а» от «Базарного переулка»: домов «Патерностер роу, 12» («второго типа») и «8–10»; о них подробно будет рассказано в главах VI и VII; есть данные, заставляющие предполагать, что в какой‑то период все эти дома соединялись.

Между домами 4а и 8–10 находилось и треугольное помещение «Патерностер роу, 6». Сначала это был обычный дом, составлявший, вероятно, одно целое с домом 4а, а может быть, и с другими, но позже здесь была выделена какая‑то мастерская (по данным ранних публикаций,[160] здесь были найдены каменные молотки и медные орудия: в окончательном отчете упомянуты только зернотерка и рукоятка от смычковой бурильной дрели; в опубликованном каталоге исчезли и они). Либо в доме 8–10, либо в доме 4 или 4а[161] были найдены документы (U. 16826–16828) архивов, принадлежавших сначала Ибашшиили и Илиэришу, а затем лицам, группировавшимся вокруг дельца и торговца Имликума. Хотя степени родства в документах прямо не указаны, однако вероятно, что все эти люди были между собой родичи, так как они в разных комбинациях постоянно вместе участвовали в разных деловых предприятиях, вместе выступали свидетелями, да ц жили по большей части в одном доме или в домах, как видно связанных общим культом предков. Помимо дельцов и торговцев к этой группе принадлежали жрецы и жрицы бога Нингиззиды и его супруги, богини Нингизазимуа. С ритуалами этих божеств связан найденный в доме 4 (комната 5) и в доме 8–10 (2 и 3) интереснейший набор терракотовых рельефов.[162]

За домом 12 с «Патерностер роу» ступени вели в «Базарный переулок», и, по мнению Вулли, тут были ворота, запиравшиеся на ночь. «Базарный переулок» делал колено, выходя на «Пекарскую площадь» (около 140 кв. м). Название дано ей археологами по пекарной круглой печи, стоявшей почти в середине площади: выпекавшийся здесь хлеб, вероятно, шел на продажу. На торговлю хлебом есть указания в клинописных текстах.[163]

На «Базарный переулок» выходили два маленьких дома «второго типа».[164] Между этим и вторым переулком, тоже ведшим на «Пекарскую площадь», стоял дом «Патерностер роу, 14», первоначально обычного типа, но позже его угловая часть была переделана, по‑видимому, в святилище (семейное или родовое?) из двух помещений общей площадью около 15 кв. м, со входом по лестнице с угла.[165] В этом доме, согласно полевым карточкам, были найдены таблички U. 16830, числом двадцать одна, принадлежавшие младшему поколению тех же семей, что оставили архивы U.16826–16828 (по другим данным, однако, находка U. 16830 происходит из дома «Базарный переулок, 2»).

Позади дома 14, в глубине «Базарного переулка», – лавка (?) с проходом на «Пекарскую площадь». На самой площади стоял дом обычного типа. Под полом культового дворика здесь найдено погребение некоего лица, имя которого определяется по его печати – ШуНингиззида; в доме найдены учебные письма и грамматический текст (см. ниже). Рядом с домом «Пекарская площадь, 1» был еще дом, но с выходом не на площадь, а в противоположную сторону – на «Прямую улицу». Позади – еще один дом обычного типа, позже, однако, перестроенный в меднолитейную мастерскую. Под ее полом – погребение типа Larnax В; при покойнике – наборы миниатюрных ремесленных инструментов (UE VII, табл. 98, U.16773). Не совсем ясно, откуда был проход в мастерскую – предположительно с запада, через тупик или ныне не сохранившееся помещение.

Длина раскопанной части «Церковного переулка» – около 100 м, «Патерностер роу» – около 70 м. К магистрали «Патерностер роу» – «Церковный переулок» тяготеют и выходящие на «Карфэкс сквер» «Прямая», «Складская», а также «Широкая» улицы.

На «Прямой улице» раскопано восемь хорошо сохранившихся домов, но письменного материала почти совсем не найдено, поэтому рассматривать здесь эти дома мы не будем. В глубине улицы – переулок, ведший на незастроенный пустырь.

Дом 1 на «Складской улице» был построен поздно, и пол его значительно выше по сравнению с соседней «школой» («Широкая улица», 1). Именно поэтому он был ближе к нынешней поверхности холма и сохранился плохо. Здесь в помещении 8 была сделана находка документов U.17206, составляющих архив семьи некоего Эллилиссу (время РимСина). По словам Вулли, на документах есть печати Нуратума, сына Аттайи, и ШуНингиззиды – последний, по его мнению, есть то лицо, которое погребено под полом дома «Пекарская площадь, 1». Однако печать ШуНингиззиды на опубликованных документах (примерно половина найденных здесь) отсутствует.

«Складская улица, 3» – по мнению Вулли, храм с подземными подвалами. Доводы в пользу того, что это именно храм, довольно слабые (архитектура дверного проема сходна с проемом святилища по «Церковной улице, 11»). Следующее здание, «Складская улица, 5», – несомненно, склад с подвалами; вероятно, оба здания были связаны, а верхние помещения на «Складской улице, 3» служили конторой зернохранилища. На дне подвалов было найдено несколько табличек времени III династии Ура (из забутовки?)

На противоположной стороне «Складской улицы»: № 2 – хлев («лавка», по Вулли); № 4 – бедный дом «второго» типа с не полностью замощенным двориком; вероятно, этот дом имел внутренний деревянный балкончик с северной стороны дворика и горницу над культовым помещением. Вулли предполагает, что дом был позже переделан в лавку, но это кажется сомнительным. Можно также допустить, что лавка была в соседнем маленьком доме № 6 (типа 2).

Углом на «Складскую» и на «Широкую» улицы выходила так называемая «школа» («Широкая улица, 1»), о которой будет рассказано в главе V.

В предварительных отчетах Вулли, в окончательном отчете UE VII, в полевых карточках и описях обнаруживаются обычные противоречия относительно места находки клинописных табличек: то ли они найдены внутри дома, в двух разных местах – в одном деловые документы хозяина, в другом – учебные, литературные и религиозные тексты; то ли они были разбросаны также и вокруг дома – по «Карфэкс сквер» и прилегающим частям улиц. Кроме всего прочего, при составлении полевых карточек, по‑видимому, к «школе» были отнесены вообще все тексты подобного рода, найденные и в других местах раскопа АН. По Вулли, в «школе» сделаны находки документов U.16830‑31, 16833‑73, 16875‑16900, 17207, 17211‑16, 17218 и 17256. Однако табличка U.16831 в другом месте отнесена Вулли к «Церковному переулку, 14», девять табличек под соседним номером U.16832 найдены в совсем другом месте (Niche Lane, 3); U.16833 – хозяйственный документ III династии Ура и вряд ли имеет отношение к «школе» (вероятна неправильная шифровка – поменять местами с U. 16883 – письмами UET V, 60 и 63?); табличка U.16837 (если только не надо исправить номер на U.16827) – письмо персонажу из архивов, хранившихся в конце «Патерностер роу», может быть, от него же и UET V, 60 – U.16883 (читать 16833?); U.16846 (UET V, 71), несмотря на сомнения Т. Митчелла (UE VII, с. 125), вероятно, относится к архиву Эйанацира на «Старой улице, 1»; U.16874 (UET VI, 1, 9) не имеет надежного провенанса. Номера с U.16901 по 17200 были отведены археологами под терракоты независимо от места находки, а по исчерпании терракот – под случайные находки (подъемный материал?), и при этом не все номера были использованы. Следуют таблички: U.17201 и 17203, они происходят из «Церковного переулка, 15» (U. 17202 не существует), U. 17204 – из «Патерностер роу, 4», U.17205 и 17206 – из «Складской улицы, 1», U.17210 – из дома «Пекарская площадь, 1» (U. 17208 и 17209 отсутствуют). Явно «бесхозные» таблички собраны в номер U.17900, поэтому я полагаю, что, начиная с U. 17201, номера давались «остаточным» табличкам, поздно всплывшим, вовремя не зарегистрированным и потому не имеющим достаточно надежного провенанса. Таким образом, нельзя быть полностью убежденным, что тексты находок U. 17211–17218 действительно происходят из «школы». По содержанию они также не образуют какого‑либо целостного архива или библиотеки. Неясно, по каким признакам отнесена к «школе» и находка U.17256, UET V, 687 (хозяйственный документ, вероятно более ранний).

Со своей стороны, редактор отчета Т. Митчелл пишет, что к «школе» относятся «вероятно» находка U.16829 и «возможно» U. 16874. Под первым номером (плюс еще дубликатный номер U.16529(?), который, может быть, тоже относится сюда) записано три разные таблички, из них две, вероятно, из дома «Старая улица, 1». Кроме того, и под номером U.16830 – две находки, причем в одной, относящейся к «Патерностер роу, 14» (или к «Базарному переулку, 2»), вместо 25 табличек по отчету всего 21 по каталогу. В свете этого мне непонятно, почему находки U.16829–U.16839 должны относиться к «школе», а не к «Патерностер роу, 14». С некоторой уверенностью к «школе», с моей точки зрения, должны быть отнесены только находки с номера U.16841 по U.16900. Ни один из номеров до U.16841 и после U.16900 с полной уверенностью отнесен к «школе» быть не может.

По мнению Д. Шарпэна (Le clergé d’Ur…, с. 484), все эти документы или большая их часть найдены в забутовке пола, куда они попали при перестройке дома. Этому, однако, противоречит его же замечание на с. 448, примеч. 2, из которого ясно, что таблетки с номера U.16829 и дальше регистрировались археологами по отдельности и по мере их находки. Поэтому я склонен относить к забутовке только находки, начиная с 17211. Вулли пишет, что часть табличек лежала слоями по шесть в глубину, что, конечно, похоже на забутовку, но это сообщение относится к помещению (7), содержавшему, по самому же Вулли, преимущественно хозяйственные документы. Шарпэн отмечает, что ни один датированный текст не имеет даты позже 35‑го года РимСина I и что дом не содержит следов пожара и разрушений. По соображениям всех обстоятельств, мы склонны думать, что в доме «Широкая улица, 1» ранее (до перестройки в конце правления РимСина) находилась школа.

В пользу существования такой школы говорит и следующее наблюдение Шарпэна (с. 453 и сл.), если оно правильно: в документе U. 16876В, UET V, 86 он видит каталог библиотеки, остатки которой найдены тут же на «Широкой улице, 1».

Особо следует отметить находку U.17207,– вероятно, это был целый сосуд, содержавший 167 линзовидных табличек – «тетрадок» для начинающих писцов‑учеников. Это не вяжется с характером находок табличек на «Широкой улице». Скорее она сделана, например в помещении (9), где обнаружена находка U.17204, или в доме «Церковный переулок, 15», или во вкопанном в землю сосуде в доме «Церковный переулок, 13», или, наконец, возможно, в одном из «архивов» (по Вулли) в доме «Патерностер роу, 4».

Другие улицы участка АН не имеют соединения с магистралью «Церковный переулок» – «Патерностер роу» в пределах произведенного раскопа. От «Пограничной улицы» («Boundary Street») дошел лишь один богатый, но не давший письменных материалов дом, о «Старой улице» уже шла речь. Остается рассмотреть «Тупичок с нишей» («Niche Lane»),[166] видимо прямо не сообщавшийся с другими улицами, кроме «Пограничной».

Большой дом обычного типа «Пограничная, 1» находился здесь на углу тупичка. Напротив в тупичке был небольшой дом («Тупик с нишей, 1»), а за ним, по той же восточной стороне тупика, – «Тупик с нишей, 3». Об этом доме и примыкающих к нему «Тупик с нишей, 5, 7, 9»[167] подробнее ниже. На другой стороне – помещение «Тупик с нишей, 2», возможно, место культа предков для большого дома «Тупик с нишей, 4», скрытого за другими домами и имеющего выход в самой глубине тупика. Этот дом упирается тылами в литейную мастерскую близ «Пекарской площади» и в зады домов на «Прямой улице».

В «Тупике с нишей, 3 и 2» найдены архивы агентов храма Нанны Думузигамиля и ВарадСина, сына Ламассатум (U. 16592–16597), которые нередко давали в долг на коммерческие предприятия и изредка кредитовали под ростовщические проценты и крестьян (?). Здесь же найдены и другие долговые обязательства, видимо перекупленные ими; часть того же архива (может быть, разбросанная по улице) попала под № 17249.

Что же в результате мы знаем о владельцах домов в этом жилом квартале Ура (АН) во времена царства Ларсы и об их архивах? Вулли в своей книге 1955 г.,[168] как мы упоминали, называет имена некоторых предполагаемых владельцев: «Церковный переулок, 15» – некто ИпкуАдад, имевший дела с ВарадСином, сыном Ламатумзы, обитателем «Тупика с нишей, 3» и с Аттой (вернее, Аттайей), отцом Нуратума, владельцем большого дома на «Складской улице, 1»; «Старая улица, 1»= «Церковный переулок, 7» – торговец Эйанацир; «Широкая улица, 1» – «писец или жрец» ИгмильСин; «Тупик с нишей» по первоначальной публикации – дом безымянного ростовщика; «Складская улица, 3» – неназванный хлеботорговец, сосед Аттайи; литейная мастерская позади «Пекарской площади» – кузнец ГимильНингишзида (правильнее ШуНингиззида). Сообщение о хлеботорговце основано на недоразумении. Оно связано прежде всего с тем, что Вулли лишь позже отождествил дом «Складская улица, 3» как якобы храм, ранее же считал этот дом вместе со «Складской улицей, 5» единым хлебным складом. Склад этот, вероятно, был казенным, и никаких данных о производившейся якобы отсюда хлеботорговле не существует.

В окончательном отчете Вулли внес в свой перечень владельцев домов некоторые уточнения. Так, «Ламатумзу» он исправил на «сын Ламассатум», без имени, и больше не упоминал о возможной связи между ИпкуАдадом с «Церковного переулка, 15» и якобы безымянным сыном Ламассатум, владельцем печати U. 16600, найденной в доме «Тупик с нишей, 3». Но нужны и другие поправки. Так, Аттайа – очень частое имя в Уре этой эпохи, и Аттайа, с которым мог иметь дело ИпкуАдад (отметим, что таблички из дома «Церковный переулок, 15» до сих пор так и не отождествлены), – вряд ли то же лицо, что Аттайа, отец Нуратума, упомянутый в документе из архива со «Складской улицы, 3», причем из текста не вытекает, что он сосед владельца архива (которого, видимо, звали Эллилиссу). Наконец, в документах из Ура времени царства Ларсы известно не менее пяти ИгмильСинов. Вулли, говоря об учителе школы, по‑видимому, имеет в виду адресата писем UET V, 16 и 17 (находка U. 16843 и 16870с, обе в «школе»). Эти письма касаются сельскохозяйственных дел, и нет никаких указаний на то, что этот ИгмильСин был «писцом или жрецом», хотя вполне возможно, что он действительно и был владельцем дома «Широкая улица, 1». По‑видимому, Вулли считал, априори, что древний грамотей непременно должен был быть жрецом.

По всей видимости, целесообразно отождествлять места находки интересующих нас архивов, минимально учитывая предположения Вулли.

Ознакомление с опубликованными документами с привлечением наличных археологических данных позволяет выделить следующие архивы (счет находкам велся археологами на участке АН из центра, от домов 7 и 2 по «Церковному переулку»):

1. «Церковный переулок, 2»: U. 16057–16064 (U.16063 отсутствует) = UET V, 4 (письмо Лудлул Сину?), 80, 189, 193, 227, 231, 439, 574, 635, 821–825, 827–833, 835–840, 846, 847; U.16501, 16502, 16507, 16508 = UET V, 306? 338, 400? 419, 514,792, 826. Документы Йайи, Табилишу, Марэрцетима и др. Отчетность пастуха Апилькиттима. Печать U. 16366 = UE, X, 493.

2. «Церковный переулок, 1»: U.16100, 16506, 16566–16579 = UET, V94, 100, 112а и Ь, 113, 114, 117, 137, 139, 147, 155, 165, 9S

172, 251, 432, 463, 867 и 4 неизданных; U.16585–16587 = UET V, 116, 269, 270. Архив «примирителя» при храме Хендурсанга (будет рассмотрен в другом выпуске нашей серии).

3. «Церковный переулок, 15»: U.16065 = UET V, 416;?U. 17201‑17203 = UET V, 30, 70;[169]?U.17207 = UET V, 208–387;?U. 17248 = UET V, 210, 217, 337, 343, 364. Архив Синнаши и Анну; также перекупленные ими обязательства, выданные другим лицам.

4. «Церковный переулок, 13»; вероятно, U. 17207 = UET V, 208–387; дом жрецов соседнего храмика?

5. «Церковный переулок, 5–7», «Старая улица, 1»: U. 16089 = UET V, 29, 520, 804; U.16522–16527 = UET V, 7, 23, 54, 65, 72, 158, 258, 375, 378, 382, 417, 471, 484, 519, 638, 661, 689, 796, 805, 816, 848 и 4 неизданных;?U.16814, 16815=*= UET V, 5, 6, 20, 55, 66, 81;? U.16829 А (чит. U.16529 А?)= UET V, 22;?U.16829 В = UET VI, 1, 111;? U.16840 = UET V, 71. Архив торговца медью и литейщика Эйанацира.

6. «Тупик с нишей, 1–3» («Niche Lane, 1–3»): U. 16592– 16597 = UET V, 126, 200, 225, 241, 312–315, 317, 349, 350, 352–354,404‑406, 413,434, 435, 437,441,450,455,458,459, 474, 535, 616 + 4 неопубликованных; U.16806 (номер ошибочный!) = UET V, 105 (в могиле LG/51); U.17249 – шестьдесят две (три?) таблички разного провенанса (очень многие оттуда же, где U.16592–16597)= UET V, 130, 197, 226, 246, 261,297, 298, 300, 305, 310, 311, 318, 327, 335, 344, 346, 347, 348, 351, 361, 363, 376, 383, 402, 403, 407, 421, 433, 436, 446, 451, 453, 475, 511, 523, 552, 562, 598, 608, 681, 697, 709, 710, 798, 872, 874 + 17 (?) неизданных. Архив государственных агентов и ростовщиков Думузигамиля и ВарадСина, сына (женщины) Ламассатум (но U. 17249 – с примесью также из других архивов).

7. «Пекарская площадь, 1»: U.16810 = UET V, 74 (письмо к Ахии); U.16811=UET V, 46 (письмо к Илиайабашу); U. 16825 = UET V, 24 (письмо к Шамашили и Хумбе); U.17210 = UET VII (шумеро‑аккадские глагольные парадигмы). По‑видимому, учебная (школьная?) библиотека.

8. «Патерностер роу, 4 (возможно, также 4а и 8–10)»: U.16826–16828= UET V, 8, 24, 32, 34, 52, 76, 90, 92, 93, 98, 122, 127, 136, 150, 163, 185, 187, 190, 204, 207, 224, 228, 240, 244, 247, 267, 271, 274, 294, 310, 330, 356, 368, 381, 385, 475, 543, 575, 585 и две неизданных; U.16829 = UET V, 22, 41, VI, 1, 111. Архивы Ибашшиили, Илиэриша, дельцов группы Имликума, жрецов и жриц бога Нингиззиды и т. п. Здесь же документы, касающиеся бедняка Илушунацира и т. п.;?U. 17207 – ср. № 3.

9. Либо «Патерностер роу, 14», либо (скорее) «Базарный переулок, 2»: IJ. 16830= UET V, 69, 115, 148, 157, 168, 205, 206_r 209, 221, 273, 309, 323, 328, 341, 342, 386, 430, 469, 476, 603.

10. «Складская улица, 1»: U.17203[170] и U.15088 (?!) – письма; U. 17206 = UET V, 143, 153, 161, 176, 201, 202, 255, 302, 303, 415 и семь неизданных. Архив Эллилиссу и его родичей;?U.17207 – ср. № 3. Об архивах с «Широкой улицы, 1» и – из дома, построенного на месте школы? – с участка ЕМ, а также об их владельцах см. подробно в книге Шарпэна.

На участке ЕМ, в доме «Тихая улица, 7», действительно была частная школа.

В настоящей книге будут подробно использоваться архивы № 5, 6, 8, 9 и отчасти архивы с участка ЕМ. Кроме того, будет рассмотрен обиход верховной жрицы, обитавшей вблизи зиккурата.

Можно было бы подумать, что наличие или отсутствие в доме архива зависит от состоятельности обитавшей там семьи. Однако это не так. Обширные и хорошо построенные дома «Пограничная улица, 1», «Тупик с нишей, 4». «Церковный переулок, 3, 9 и 13», «Патерностер роу, 11» и все дома по «Прямой улице» архивов не дали. По‑видимому, это скорее зависит от того, что некоторые семьи меньше других были вовлечены в товарооборот. Отметим, что дома «Церковный переулок 3, 9 и 13», возможно, были связаны с храмами и в них обитали жрецы. В домах по «Прямой улице, 3 и 4» найдены образцы царских надписей и реликвии с надписями древних царей – НарамСуэна и УрНамму (U. 16531, 16533, 16536–16538), но только один‑единственный деловой документ – договор о найме кормилицы для младенца (U. 16534 = UET V, 440).

Менее удивительно, что архивов не было ни в одном из маленьких домов, за возможным исключением «Патерностер роу, 8–10» и «Базарного переулка, 2», но это объясняется тем, что вся группа домов от «Патерностер роу, 4» до «Базарного переулка, 2» принадлежала одной состоятельной семейной группе.

Интересен состав документов, найденных вне перечисленных десяти архивов. Документы о купле‑продаже комнат и финиковых плантаций, об аренде земли, найме помещения и рабочей силы, договоры заемные, документы об усыновлении, протоколы гражданских процессов встречаются вне перечисленных архивов в незначительном числе случаев. Более велик вне перечисленных архивов процент документов о разделе наследства (потому что разделы происходили и в семьях, не участвовавших в торговых сделках) и писем (может быть, отчасти потому, что они использовались в школьном деле как учебный материал). Отметим три продажи людей.

Перечень литературных текстов, найденных в Уре времени царства Ларсы, читатели найдут в книге Шарпэна, с. 30–42, 438 и сл. Заметим, во‑первых, что все эти литературные тексты, за самыми немногими исключениями, должны быть отнесены к кругу школьного чтения и, во‑вторых, в какой бы «школе» Ниппура, Ларсы или Ура они ни были найдены, относятся они к одному и тому же «канону», или установленному (вероятно, в храме Ниппура) перечню рекомендованных сочинений.

Помимо участков АН и ЕМ экспедиция Вулли вскрыла слои времени царства Ларсы также и в других местах Ура.

 

⇐ Предыдущая1234567Следующая ⇒

Поделиться: