КОМИССИЯ ПО ЦЕННЫМ БУМАГАМ И БИРЖАМ

 

Существовала, однако, часть государственного аппарата США, которая не поддалась заклинаниям дерегулирования и видела, что есть проблемы фондовых рынков, которые необходимо решать, если нужно добиться, чтобы эти рынки функционировали должным образом и в интересах рядового инвестора: это была Комиссия по ценным бумагам и биржам, возглавляемая Артуром Левиттом (который, по случайному совпадению обстоятельств, был утвержден в должности на том же слушании, что и я, и это, возможно, создало между нами некую дополнительную связь, выходящую за пределы общности наших взглядов на роль государства).

Левитт понимал, что существует множество проблем, ожидающих своего решения. Он был озабочен теми трудностями, с которыми Новая экономика ставит лицом к лицу бухгалтерский учет и аудит, а также расширением пространства дискреционных решений, создающих возможность для бухгалтеров предоставлять дезориентирующую информацию. Но еще больше тревожила его проблема стимулирования высших менеджеров: он опасался, что не только исчезнут стимулы, побуждающие их выполнять свой долг так, как этого от них ожидают, но и что появятся нежелательные стимулы.

Для решения проблем, встающих в связи с возрастающими трудностями организации учета в условиях Новой экономики, Левитт создал комиссию по проблеме оценивания активов в Новой экономике, в которой попросили участвовать и меня. Группа возглавлялась энергичным и умудренным опытом деканом Школы управления Йельского университета Джеффри Гартнером (Jeffrey Gartner), с которым я был знаком еще в бытность его заместителем министра торговли в администрации Клинтона. Состав группы был хорошо сбалансирован и включал высших менеджеров компаний высоких технологий, представителей научных кругов и специалистов бухгалтерского учета. Мы понимали важность мнений, высказываемых представителями самой Новой экономики: они с неизбежностью были лучше всех информированы о том, что там происходит. Некоторые из членов компании – включавшей основателя корпорации Энрон Кена Лэя, а также других представителей Силиконовой долины, снимавших сливки с фондовых опционов, – имели узкоэгоистические частные интересы. Они знали, что происходит, но это было им выгодно, и они хотели, чтобы изменений было как можно меньше. Они твердили стандартные заклинания тех дней: бойтесь большого государства, доверьтесь рынкам, они все расставят по своим местам. (И действительно, рыночный механизм поставил на место Энрон, но лишь после того, как очень многие люди потеряли рабочие места и средства на своих банковских счетах).

Левитт понимал, что какими инструкциями будут снабжены работники учета и аудита, в рамках каких правил они будут поставлены, такими и будут их дискреционные права[66], и что для того, чтобы эти дискреционные права использовались в целях формирования более достоверной и точной информации, нужна правильно построенная система стимулирования. Проблема заключалась в том, что работники учета и аудита не располагали правильной системой стимулирования. Всегда стоял один и тот же вопрос: если аудиторы оплачиваются фирмой, аудит которой они производят, то их естественным побуждением будет угождать своему клиенту; ведь решение о том, кто будет нанят для аудита и составления отчетности, принимается все‑таки на уровне самой компании (и ее высшего менеджмента). Но теперь к этой и так тревожной ситуации добавилась еще одна новая составляющая.

В течение времени бухгалтерско‑отчетный бизнес распался на две составляющие: консультационную и аудиторскую. Сначала имело место естественное синергическое взаимодействие: как бухгалтеры‑консультанты получали в результате просмотра книг учета фирмы информацию, позволявшую им давать рекомендации для повышения реальной (или отчетной) прибыли компании. Но по мере того как развивалась консультационная ветвь бизнеса, усиливался и соблазн неосмотрительно вести дела; отчетно‑аудиторская фирма, делающая миллионы на консультационном бизнесе, будет, наверное, несколько снисходительнее смотреть на сомнительную практику ведения бухгалтерского учета, если в ходе своей работы натолкнется на свидетельства таковой. Она может даже сама предлагать сомнительные приемы, чтобы подыгрывать своему клиенту – рекомендовать совместимые (формально) с законом и инструкциями способы, дезориентирующие представление о состоянии дел на фирме. Деривативы – великая финансовая инновация предшествующих десятилетий – сделались орудием, хорошо пригодным для такого рода обманных действий. Они могли быть использованы, например, для маскировки ссуды под форвардную продажу, т.е. получение денег сегодня за то, что будет поставлено в будущем, и, кроме того, вся эта трансакция могла бы быть вынесена на забалансовые счета. Ничего незаконного, кроме того, что будет искажен истинный баланс фирмы, и, как могли бы заметить сторонники такой практики, все это будет отражено в примечаниях.

Левитт продвигал законодательство о регулировании, которое препятствовало бы обслуживанию одного и того же клиента по обеим линиям бизнеса (консультативной и аудиторской). Ответ отчетно‑аудиторских фирм и их союзников по существу гласил «Доверяйте нам», и, к сожалению, они одержали верх. В конце концов, однако, принятие предложения Левитта неизбежно. Доверие возможно только при таких условиях.

Одна из отчетно‑аудиторских фирм оказалась особенно нестойкой по отношению к этим соблазнам. Артур Андерсен (Arthur Andersen), фирма с почти безукоризненной репутацией, на протяжении долгих лет с момента своего основания в 1913 г., оказалась поражена жестокой внутренней распрей. Как это часто случается в компаниях, оказывающих профессиональные услуги, отдельные части компании стали утверждать, что их обходят при дележе прибыли.

В данном случае консультационная ветвь компании, которая приносила большую часть дохода, считала себя неадекватно компенсируемой. Неспособные прийти к соглашению стороны начали грязный бракоразводный процесс. Консультационная часть стала независимой; она получила предписание не использовать наименования «Андерсен», приняла новое, вместе с новым логотипом и новой торговой маркой (брэндом). Новая фирма, назвавшая себя «Эксенчюр» («Accenture»), полагала, что она нечто потеряла ценное, но через несколько лет это проигранное в суде дело обернулось для нее настоящей коммерческой удачей.

Потеряв наиболее прибыльную часть бизнеса, старая фирма Артур Андерсен[67] решила тогда восстановить консультационную практику в полном объеме – и как можно быстрее. Скорость связана с риском. В экономической науке мы говорим о «франшизной стоимости» фирмы, определяемой суммой будущих прибылей действующего предприятия. Одной из главных мотиваций, побуждающих фирму к осмотрительным действиям (или, кроме того, к достойному обслуживанию клиентов), является стремление сохранить франшизную стоимость. Со своей уже в значительной степени сократившейся в результате внутренней борьбы франшизной стоимостью Артур Андерсен потерял стимулы к осмотрительности. И неудивительно поэтому, что фирма оказалась сильно вовлеченной в корпоративные скандалы девяностых годов, наиболее известными из которых были дела УорлдКом и Энрона, но весь список этих скандалов очень значителен и имеет длительную историю, включая, среди прочих, корпорации СанБим[68], Уэйст Менеджмент, Глобал Кроссинг, Дайнеги, Холлибартон Колониал Риэлти и Куэст (Qwest)^{63}. И это нечто гораздо большее, чем простое невезение.

Система стимулирования состоит из кнута и пряника. В наличии есть достаточное количество пряников, побуждающих отчетно‑аудиторскую фирму идти на нарушения. Традиционно существовал, однако, и большой кнут, отпугивающий их от этого. Если фирма допускала нарушения, на нее можно было подать в суд. В прошлом такие иски подавались довольно часто. Когда какая‑либо фирма терпит крах, потерявшие на этом деньги ищут козла отпущения; в Америке это означает подачу на кого‑либо искового заявления. Нет, конечно, никакого смысла подавать иск на обанкротившуюся фирму (особенно, если вы являетесь одним из ее владельцев). Иногда эти разъяренные акционеры подают иск на высших менеджеров компании, но эти последние быстро научились защищать себя от исков (среди прочего, путем перевода своих денег в офшоры). В некоторых случаях у них просто не имелось достаточно денег, чтобы судебное дело себя оправдало. Юристы всегда ищут того, у кого полон карман – и аудиторские фирмы являются очевидным кандидатом. К середине девяностых годов – град исковых заявлений, причем дела фирм из Силиконовой долины – прибежища фирм Интернет‑коммерции и высокотехнологичных начинаний. В конце концов компании стали испытывать трудности с нахождением аудиторов или аудиторы заламывали запредельные гонорары для того, чтобы обеспечить себя финансовыми ресурсами на случай судебного разбирательства. В 1995 г. Конгресс принял закон, ограничивающий право обращения в суд по делам о ценных бумагах, преодолев президентское вето, что обеспечило существенную защиту аудиторам. Но тут мы, видимо, перегнули палку: получив защиту от исков, отчетно‑аудиторские фирмы стали проявлять гораздо большую склонность к «азартным играм» и стали больше использовать права на благоприятное решение в сомнительных случаях в отношении фирм, агрессивно ведущих свой бухгалтерский учет.

 

 

УРОКИ

 

В период 1990‑х годов, когда Америка стремилась распространить на весь мир свою модель капитализма, она широко рекламировала и свою систему бухгалтерского учета. Назавтра после Восточно‑азиатского кризиса американцы говорили всем странам мира: вы должны внедрить здоровую – т.е. американскую – практику бухгалтерского учета. Однако парадоксальным образом, если бы Соединенные Штаты, наоборот, приняли нормы бухгалтерского учета, существующие в остальном мире, не разразились бы некоторые из наших корпоративных скандалов. Хотя и имелись сходства между практикой учета в Америке и в других странах, но между ними была одна принципиальная разница. У нас руки аудиторов были связаны инструкциями, которым они должны были следовать. Все, что они сделали в рамках инструкций, считалось правильным. Фактически задача аудитора/консультанта сводилась к тому, чтобы как можно больше приукрасить фирму, оставаясь в пределах инструкций. В противоположность этому, по нормам, применявшимся в большинстве других стран, от аудиторов требовалась сертификация того, что общий учет фирмы правильно представляет ее финансовое положение. Возможно, и у нас профессиональные традиции по умолчанию признавали вынесение аудитором такого суждения его главной задачей. Однако в девяностые годы в Америке господствовали деньги и рынок, а это значило, что, хотя инструкции были соблюдены, общая картина могла быть – и часто была – дезориентирующей.

У большинства американцев возмущение в случае Энрон и других скандалов вызвала несправедливость. Инсайдеры, уже получившие щедрое вознаграждение, использовали свою информацию для перевода акций в наличные, а тем временем убеждали других работников спокойно трудиться и держать свои пенсионные накопления в акциях компании. Стремясь оправдать свои щедрые вознаграждения, корпоративные лидеры утверждали, что они «создавали стоимость», превратив свои компании в те мощные организации, которыми предстают сейчас для внешнего наблюдателя. Но на самом деле то, что они построили в целом ряде случаев, явило собой просто карточные домики.

На кону было нечто большее, чем просто честная игра. Для хорошего функционирования рыночной экономики все ее участники должны питать к ней доверие. Инвесторы и потенциальные (138) инвесторы должны быть уверены в том, что это – ровное игровое поле, с достаточно достоверной информацией, а не мошенническая игра, в которой инсайдеры обречены стать победителями. После тяжкого похмелья от скандалов 1920‑х и начала 1930‑х годов Соединенные Штаты приняли законодательство, предназначенное регламентировать решения проблем, возникающих при крахе корпорации – от попыток монополизировать рынок до продажи акций инсайдерами. Комиссия по ценным бумагам и биржам, образованная в 1934 г., вместе с другими сдерживающими противовесами (включая групповые иски[69]) помогла создать дух профессиональной этики в среде менеджеров, аудиторов и других участников рынка, что привело к возникновению беспрецедентных масштабов фондового рынка с беспрецедентным числом участников. Пик этого рынка был достигнут в марте 2000 г., а рыночная капитализация США (измеренная по Уилширскому (Wilshire) индексу[70]) составила 17 трлн долларов или 1,7 ВВП Америки. Причем половина всех домашних хозяйств США владели обыкновенными акциями.

Мир, однако, сильно изменился за последние шестьдесят лет. Возникли новые формы мошенничества. В обстановке «давай, давай!» девяностых годов рыночные ценности вознеслись под облака, а человеческие ценности эродировали, игровое поле опять стало очень неровным, что сильно способствовало возникновению «мыльного пузыря», лопнувшего вскоре после начала нового тысячелетия. Мина замедленного действия, заложенная в фондовые опционы начала девяностых годов, представлялась мне тогда проблемой неизмеримо важного значения, может быть, потому, что это непосредственно относилось к области моих исследований, которые я концентрировал на необходимости достаточно достоверной и точной информации для успешного функционирования рыночной экономики. Но в период подъема привлечь к проблеме интерес более широких кругов был трудно, за исключением тех, кто непосредственно извлекал выгоду из плохого ведения бухгалтерского учета. Это был еще один пример того, когда мы доверяли суждениям экспертов, в особенности из финансового и отчетно‑аудиторского сообщества, хотя, учитывая их узкоэгоистические профессионально‑отраслевые интересы, мы должны были быть настроены более скептически. Артур Левитт был прав. Существовала потребность в более широком и сильном регулировании. Хотя мы ни в коей мере не могли гарантировать, что информация будет всегда адекватной, мы могли бы, по крайней мере, построить правильную систему стимулирования. Фондовые опционы исказили систему стимулирования менеджмента, консалтинг исказил систему стимулирования аудиторов. Пряники теперь стали играть нежелательную роль, подрывая стимулы подачи доброкачественной информации, и в то же самое время изменения в законодательстве о материальной ответственности ослабили воздействие «кнута». Все это произошло как раз в тот момент, когда начали возрастать трудности в обеспечении доброкачественной информации, равно как возможности представления заведомо ложной информации.

Я начал эту главу с большого вопроса: в чем была суть неудачных начинаний? Могли ли бы мы предотвратить образование «мыльного пузыря» только поддержкой инициатив в области улучшения бухгалтерского учета фондовых опционов. Мы никогда не узнаем правильного ответа на этот вопрос. Но в одном мы можем быть уверены: в сочетании с другими проблемами ведения бухгалтерского учета, рассмотренными в этой главе, плохой учет фондовых опционов, несомненно, усугубил ситуацию. И он же внес свой вклад в дух девяностых годов, раздувая «пузырь» и осложняя последствия, когда «пузырь» лопнул.

Конфликт интересов, обсуждавшийся здесь, вел уже к достаточно скверным последствиям; их серьезность обострили столь же плохие и даже худшие проблемы финансового сектора, к анализу которых мы теперь обратимся.

 

⇐ Предыдущая18192021222324252627Следующая ⇒

Поделиться: