Еще вид магазинных воров (Voleurs sous comptoir)

 

Визави, – Часовщик и шляпочник, – Камарда, обворовывающая двух за раз. – Ссора обворованных.  

 

Этого рода воровство есть недавнее изобретение. В интересах торговли необходимо с ним познакомить. Воры, преимущественно женщины, одетые служанками, высматривают на довольно широкой улице два каких‑нибудь магазина, почти один против другого; предположим, что один из них принадлежит часовщику, другой шляпочнику. Воровка входит к шляпочнику и заявляет, что ей поручили купить шляпу; выбранная шляпа никогда не бывает готова, ее сейчас обещаются отделать, через час она будет готова. В ожидании этого мнимая служанка прохаживается по магазину или стоит у дверей и, когда убедится, что ее заметили из магазина часовщика, быстро переходит улицу, проходит к часовщику и говорит: вот такой‑то господин (она называет фамилию шляпочника) просит вас передать ему через меня двое золотых часов, во сто двадцать и во сто тридцать франков; я хочу сделать подарок своему брату, а господин N выберет. Часовщик узнает служанку и без всякого опасения вперяет ей часы, с которыми она и уходит. Из своей лавки он видит, как она входит к шляпочнику, как бы сам находится при осматривании предметов, видит, как они переходят из рук хозяина в руки приказчиков, и может опасаться только одного: что почему‑нибудь раздумают купить. Через несколько минут шляпа готова; воровка берет ее и прямо приходит к часовщику.

– Мы возьмем часы в сто тридцать франков, я вот только занесу эту шляпу и по возвращении покончу с вами, но вы мне немного уступите.

– Хорошо, хорошо, – отвечает часовщик.

Проходит час, два, три, и все дело объясняется.

Часто обоих купцов обворовывает за раз одна и та же особа, например, таким образом. Одна из этих мнимых служанок, по имени Камарда, является к белошвейке и просит дать ей несколько аршин кружев для содержательницы магазина золотых и серебряных вещей, который находится напротив. Кружева отдаются без колебания. Камарда, с картоном в руках, направляется к золотых дел мастеру, спрашивает две золотых цепочки для своей хозяйки напротив и выйдя немедленно с картоном в руках, возвращается в белошвейный магазин.

– Хозяйка моя желает показать эти кружева своей подруге, – говорит она белошвейке.

– С удовольствием, пусть она не стесняется.

Воровка тотчас же возвращается к золотых дел мастеру и говорит:

– Хозяйка рассмотрит ваши цепочки, и когда я возвращусь, я выберу также себе, маленькую, – и затем исчезает.

С обеих сторон думают, что она пошла по делу; наконец белошвейка первая начинает беспокоиться и приходит к соседке.

– Ну, что, как находите вы кружева? Уверяю вас, что вы хорошо сделаете, если все оставите у себя.

– Вы разве думаете, что я за свои цепочки возьму кружевами?

– Да ведь я вам их послала целую картонку сегодня утром с вашей служанкой!

– То есть ваша прислуга приходила сюда за двумя цепочками.

– Вы бредите, соседка?

– Это вы скорее смеетесь над нами.

– Тут не до смеха, я совсем не шучу, дело идет о золотых цепочках, и у вас две моих.

С той и с другой стороны начинается крупный разговор, и дело доходит до большой ссоры, пока пришедший кстати золотых дел мастер не объяснил, что они обе обокрадены.

 

Глава шестьдесят седьмая

 

Не соблазняйтесь наживой! – Обокраденный виноторговец. – Булочница. – Благочестивые вдовы. – Высшая подлость, – и нищим нет пощады! – Цыгане. – Колдуны и знахари. – Таинственные убийцы домашнего скота. – Свиньи – любительницы селедок.  

 

Является несколько человек, мужчин или женщин, в весьма людную лавку, покупают кое‑что и в уплату дают монету в двадцать франков или какую другую, стоимость которой значительно превосходит стоимость товара. Купец дает сдачи; но, рассматривая полученные монеты, воры замечают одну или две, не похожие на другие; если не попадается подобных монет, то они сами подложат. Как бы то ни было, показывая купцу эти монеты, они говорят: «Много у вас еще таких? Если у вас еще есть и вы нам их уступите, то мы вам заплатим с барышом». Подобное предложение вызывается монетами в двадцать четыре су, в двенадцать су, ефимками, талерами в шесть ливров с буквой W. Но горе купцу, который прельстится этой спекуляцией! Если он позволит себе запустить руку в свой ящик, чтобы отыскать желаемые монеты, то может быть уверен, они облегчат его с такой быстротой, что ему останется только хлопать глазами. Это воровство называют à la Carre (с помощью различия монетного чекана), а воров – Carreurs.

Нет средства, которого бы эти мошенники не употребляли для их обманов. Сегодня они употребляют одно, завтра – другое, но всегда дело основывается на размене монеты. Поэтому, каков бы ни был предлог, по которому неизвестный человек, хотя бы даже дитя, предлагал разменять монету, благоразумнее не соблазняться прибылью. Сколько менял, сборщиков в лотерею, торговцев табаком, вином, пряниками, булочников, мясников и т. п. сделались жертвами ловких обманщиков этого рода, которые преимущественно обращаются к мелочным торговцам! Эти воры легко узнаются: как только откроют конторку, чтобы выбрать желаемую ими монету, они тотчас же запускают туда руку, чтобы помочь выбирать. Если купцу нужно пойти в особую комнату при лавке, чтобы принести сдачу, они следуют за ним и постараются тоже залезть в мешок. Почти все воры этого рода – цыгане, итальянцы или евреи.

Г‑жа Кароп , о которой упоминалось прежде в этом сочинении, была искуснейшей меняльщицей. Однажды явилась она к продавцу ликеров Карлье – на рынке Святого Якова; жена Карлье была одна за прилавком. Кароп спросила анисовой водки, заплатила золотом и так ловко повела дело, что после десятиминутного разговора купчиха отправилась в свою комнату за мешком с семьюстами пятьюдесятью франками. Через четверть часа Кароп ушла, а хозяйка тотчас принялась считать деньги и оказалось, что не хватило половины. Воровка так ее очаровала, что при ней ей положительно виделось вдвое. Мне донесли об этом факте и по искусству воровства я тотчас узнал виновницу, которая была задержана, уличена и наказана.

Нет фокусника, который бы сравнился со знаменитой Герцогиней, о которой тоже упоминалось прежде. Раз булочница в улице Мартенвилль в Руане проверяла сумму в две тысячи франков, бывшую у нее в переднике, и Герцогиня успела стащить половину. Чувствуя, что узел стал легче, булочница поняла, что ее обокрали, и намеревалась задержать Герцогиню; по последняя не дала ей сделать тревоги.

– Сочтите ваши деньги, – сказала она, – вы прежде только сочтите.

Булочница сосчитала, и оказалось все сполна. Воры и воровки этого рода очень искусны также в уменьи подменивать. Ювелир показывает золото или каменья; они покупают безделушку и успевают многое подменить стразами или бронзой.

Карой, Герцогиня и еще другая цыганка, по имени Гаспар, придумали странное средство обкрадывать священников. Одетые в траур (костюм их вообще походил на костюм вдовы богатого фермера), они входили в церковь и старались завязать разговор с церковной прислугой, заведующей стульями или свечами. Известно, что эти личности очень любят поболтать. Мнимые вдовы расспрашивали подробно о финансовом положении каждого приходского церковнослужителя, и когда находили кого‑либо стоящим ружейного выстрела (как они выражались), то, чтобы иметь доступ, заказывали ему обедни, или, как богобоязненные и благочестивые, признавались ему в каком‑нибудь сомнении и выражали желание выполнить какое‑нибудь доброе дело, например, раздавать милостыню, или просили священника указать им несчастных, нуждавшихся в помощи. Священник с охотой указывал некоторые семейства, достойные вспомоществования; они спешили посетить их и оказать помощь или деньгами, или одеждой.

«По рекомендации такого‑то, – говорили они, – мы принимаем участие в вашем положении». И бедные прихожане спешили благодарить батюшку, который был в восторге от своих кающихся грешниц. Он был руководителем их совести; они были исполнены добродетели, их можно было допустить к причастию без исповеди. Но такое доверие обходилось ему дорого: рано или поздно священник оказывался ограбленным, а благочестивые дамы не показывались более. Так они обобрали священника прихода St. Gervais ; у него исчезли часы, кошелек с золотом и многие ценные вещи, равно как священника церкви St. Medard . Доведя их таким образом до апостольской нищеты, они простирали свою подлость до того, что обкрадывали тех самых бедняков, которым прежде помогли. Они приходили к ним, расспрашивали об их нуждах, просили показать все принадлежности гардероба, чтобы лучше знать, что необходимо заменить новым, и если при этом замечали, где часы, бокал, сережки, цепочку, или что другое поценнее, то тотчас же незаметно воровали и изъявляли желание уйти. «Хорошо, друзья мои, – говорила Кароп, – я знаю теперь, чего вам недостает, знаю лучше вас самих» И она удалялась, стараясь, чтобы ее проводили по лестнице и таким образом не успели бы заметить пропажи. Люди, которых эти презренные твари так жестоко грабили, обыкновенно были стыдливые бедняки, при самой страшной нужде все еще сохраняющие некоторые следы прежней деликатности.

Пока я служил в полиции, поступило более шестидесяти жалоб на кражи подобного рода против матери и дочери Кароп; наконец мне удалось поймать эти две отвратительные личности, которые и теперь еще в тюрьме.

Цыгане не ограничиваются одним присвоением себе чужого; часто они убивают, и им тем легче совершить убийство, что у них есть способ искупления, через который они считают себя совершенно чистыми: именно в знак раскаяния они носят в течение года грубую шерстяную рубашку и удерживаются от воровства; по прошествии же этого времени считают себя уже чистыми, как снег.

Во Франции большая их часть называет себя католиками и отличается наружно большой набожностью: всегда носят четки и маленькие крестики; молятся утром и вечером и аккуратно посещают церковь; они редко занимаются каким другим ремеслом, кроме барышничества лошадьми или собирания трав; некоторые пускаются в медицину, выдают себя за знатоков всеисцеляющих средств и разных секретов. Многие ходят компанией: гадают, лудят медную посуду, чинят фаянсовую. Горе деревенским обывателям от нашествия этих бродяг! Неизбежно начинается скотский падеж, потому что цыгане умеют весьма искусно истреблять скот без всяких следов, по которым можно было бы обвинить в злонамеренности; коров они прокалывают в сердце длинной, очень тонкой иглой; кровь изливается внутрь, и можно подумать, что животное издыхает от болезни; домашних птиц морят серой; они знают, что им оставят трупы; и между тем, как простаки думают, что цыгане едят дохлятину, они наслаждаются превосходным столом и кушают лучшую говядину. Иногда, пожелавши ветчины, они берут соленую селедку и дают ее нюхать свинье, которая, привлекаемая этим запахом, идет за ними хоть на край света.

Не стану распространяться далее о правах этого кочующего племени, и читателям, желающим ближе познакомиться с ним, советую обратиться к интересной истории, написанной в Германии ученым Греллеманном[21]; там можно получить правильное понятие об этом народе, который выставлен в таком неверном свете первым романистом нашего времени.

 

Глава шестьдесят восьмая

 

 

Экипажные воры (Rouletiers‑колесники)

 

Костюм экипажных воров. – Места их пребывания. – Знаменитости. – Послушный извозчик. – Смелый вор. – Королевские бриллианты на голове любовницы вора, – Совет пассажирам и извозчикам.  

 

Экипажные воры обыкновенно крадут чемоданы, сундуки с империалов и другие каретные принадлежности. Большею частью они принадлежат к рабочему классу и почти всегда одеты комиссионерами или извозчиками. В эпоху, когда они были довольно многочисленны, они избирали своим главным местопребыванием те части города, куда преимущественно съезжались кареты: Адскую улицу, предместье Сент‑Оноре, Сен‑Мартен, Сен‑Дени, бульвары, площадь Людовика XV, улицы Бурдонне и Лавандьер, Тир‑Шапп и Монторгейль. Намереваясь обокрасть экипаж, воры идут за ним и при первой остановке приступают к делу; немногие кареты избегают их рук. В этом роде воровства отличались следующие личности: Фанфан Мезон , братья Сервье, Шанни, Гуппи, Герри, Каде, Ниссель, Дюбуа Нахал, Робло, Лафранс, Линь и, Доре – все люди ловкие и предприимчивые. Не было экипажа, который бы не лишился чего‑нибудь по их милости: почтовые кареты, берлины, фуры, дилижансы – все от них страдало. Они совершали свои нападения с невероятной смелостью; один обыкновенно подходил к вознице и останавливал лошадей, пока другие очищали экипаж и сбрасывали тюки.

Мне рассказывали замечательный факт в этом роде. Братья Сервье с двумя другими компаньонами забрались под вечер в Елисейские поля; старший завел разговор с извозчиком, стараясь отвлечь его внимание, пока товарищи обрабатывали экипаж; вдруг извозчик, по движению чересседельника, заметил, что карета покачнулась назад, и хотел оглянуться. «Запрещаю тебе оглядываться», – сказал Сервье, и извозчику пришлось повиноваться. Меня уверяли, что Гуппи осмеливался несколько раз среди белого дня, на рынке, влезать в дилижанс и забирать оттуда чемоданы, как бы свою собственность.

Однажды я следил за знаменитым колесником Госне . Пришедши в улицу Сен‑Дени, он вскочил в карету, закутался в плащ, надел бумажный колпак, попавшийся под руку, и в таком костюме спустился с чемоданом в руках. Было около двух часов пополудни. Для отклонения каких‑либо подозрений, он прямо подошел к кондуктору и, сказавши ему несколько слов, исчез у поворота улицы. Я его поджидал, и он был арестован и осужден.

Экипажники совсем не принадлежат к людям просвещенным и им часто случается овладевать драгоценными вещами, цены которым они совсем не знают. Один из них, укравши чемодан неаполитанской королевы, нашел в нем диадему и подарил ее своей любовнице, стараясь отделаться через то от давно обещанной ей гребенки. Делать нечего, девушка надела королевское украшение и отправилась в нем на бал в улицу Френиллон; конечно, там в первый раз видели бриллианты.

Желаете вы оградить себя от этого сорта грабителей? Не привязывайте ваших чемоданов ни ремнями, ни веревками, а железными цепями, которые нельзя было бы снять без того, чтобы не наделать тревоги через скрытый звонок. Это совет путешественникам; а вот что можно посоветовать извозчикам: держать хороших собак, чем злее, тем лучше, и чтобы эти сторожа не находились под каретой, а наверху ее; никак не оставаться одним, за исключением когда нельзя уже иначе сделать, а главным образом отказаться от гибельной привычки ходить по кабакам. Зазыванье и угощенье приятеля зачастую бывает только надувательной приманкой: угощают воры.

Прачки поступят благоразумно, если будут доверять свои тележки с бельем взрослым людям, а не детям, которые нередко засыпают и которых так легко чем‑нибудь развлечь: покажут им игрушку, а сами делают что хотят.

Комиссионеры, возвращаясь порожняком, не должны никогда класть деньги в кошельки, вложенные один в другой, как это обыкновенно делается; надо, напротив, чтобы они всегда были у них на виду; в противном случае, пока они идут пешком, деньги могут отыскать, украсть и убежать.

Воры часто прокатываются несколько миль в кибитке, в ожидании удобного случая ускользнуть.

 

Глава шестьдесят девятая

 

 

Карманники или жулики

 

Обыкновение жуликов. – Ученый осел. – Зазевавшийся англичанин. – Монахи и монахини. – Избегайте толпы! – Ловкость рук. – Наглость жулика. – Часы с репетиром. – Казнь вора – праздник для жуликов. – Обильная жатва при казни собрата по ремеслу. – Полезна ли смертная казнь?  

Карманники прежде носили название жуликов (floueurs), которым теперь обозначают другой род воров, хотя к нему это название гораздо менее идет, Слово «жулик», или «мазурик», по‑французски floueurs означает, собственно, искателей большого стечения народа.

Жулики обкрадывают карманы, таскают кошельки, часы, табакерки и т. п. Вообще они тщательно одеваются и не носят ни палок, ни перчаток, потому что им не только нужна свобода рук, но и вся тонкость осязания; про них нельзя сказать, чтобы они плохо пользовались своими десятью пальцами. Воры эти обыкновенно ходят втроем и вчетвером; им удобнее действовать в тесноте, поэтому они посещают все собрания, пиршества, балы, концерты, театры во время входа и выхода публики; они особенно предпочитают место, где оставляют палки и зонтики, потому что тут всегда скучивается народ; посещают также и церкви, но только при большом торжестве и стечении молящихся; они всегда настороже, чуть где столпится народ; иногда даже сами его собирают, затеяв притворную ссору, или какой‑нибудь другой хитростью. Часто, для большего удобства, они соединяются с фиглярами. Владелец ученого осла, о котором весь Париж сохранил воспоминание, был в стачке с целою шайкою жуликов; когда осел кричал, карманники были во всем разгаре деятельности. Уличные певцы, комедианты, всевозможные фокусники почти всегда в сношениях с жуликами и участвуют в дележе добычи, В Париже не обходится ни одно сборище без этих господ: они являются повсюду.

Раз один англичанин, заложивши руки в карманы, зевал на проходивших церемониальным маршем солдат. Жулик, по имени Дюлюк , вынул у него из кармана часы, обрезав шнурок. Через минуту, заметивши, что у него чего‑то недостает, англичанин принялся оглядываться и под ноги, и по сторонам; смотрел и на свой шнурок, и хотя легко было видеть, что он обрезан, он все‑таки обшаривался, ощупывался с головы до ног; наконец, не найдя часов, вскричал: «Черт возьми, у меня украли часы!» И пока он таким образом развлекал соседей своим простодушием, жулик в нескольких шагах передразнивал его с товарищами.

Нет ничего легче, как узнать жулика или карманника: он никогда не постоит на месте, беспрестанно снует туда и сюда; эта подвижность ему необходима, потому что таким образом он чаще сталкивается с новыми лицами и замечает, где удобнее можно стащить. Проникая в толпу, он пускает руки на авось, но так, чтобы они могли ощупать чей‑нибудь карман с деньгами или часами и вообще, чтобы иметь понятие о содержимом. Если игра стоит свеч, то два сотоварища, называемые между жуликами монахами и монашками , становятся возле того, кого хотят обокрасть, и теснят его со всех сторон, как в тисках, чтобы лучше скрыть операцию. Когда результатом ее являются часы или кошелек, то его тотчас передают поверенному, coqueur, который немедленно скрывается, хотя, впрочем, без особенно заметной поспешности.

Необходимо сделать одно замечание, что по окончании спектакля, обедни, и вообще при выходе из какого‑нибудь публичного собрания, в то время, когда все спешат выйти, жулики, напротив, делают вид, что только что входят. Я предупреждаю читателя, что, увидевши подобных личностей, которые как бы ни на что не смотрят и быстро проталкиваются, надо быть наивозможно осторожнее; не надо полагаться ни на свою цепочку, ни на пуговицу часового кармана; это не препятствие для вора; он, напротив, очень рад таким предосторожностям: барин без всякой заботы; на нем цепочка, карман с часами застегнут, он ничего не боится и не заглянет на свои часы: это лишнее дело. Какой же результат? Цепочку обрежут, пуговицу оторвут и часы украдут. Жулики как будто и не замечали, но у них глаза на конце пальцев.

Между тем есть средство обратить в ничто все эти хитрости: сузьте ваш часовой карман, и вы можете сделать вызов самому лучшему жулику.

В Париже был жулик, славившийся такой непостижимой ловкостью, что ему не было равного. Он становился у всех на виду рядом с каким‑нибудь человеком и одним движением руки незаметно успевал стащить часы или какую другую вещь.

Это называется vola la chicane.

Некто Молен , по прозванию Шапочник , будучи во Французской галерее, хотел стащить кошелек у одного господина; последний, стоя у стены, почувствовал что у него вытаскивают. Молен с замечательным присутствием духа ускоряет движение, вынимает кошелек, открывает, берет оттуда монету и спрашивает себе билет. Обворованный тотчас же обращается к нему:

– Послушайте! Вы взяли у меня кошелек, отдайте его мне.

– Что вы? – возражает Молен, притворяясь крайне удивленным. – Уверены ли вы в том?

Затем, взглянув внимательно на кошелек, продолжал:

– Чудеса! Я думал, что это мой. Извините меня, пожалуйста.

Он возвращает кошелек, и все присутствующие остаются уверены, что он взял его по нечаянности.

Однажды, в очень пасмурную погоду, Молен и Дорле остановились близ Итальянской площади. Проходит старик: Дорле вытащил у него часы и передал Молену. Темнота была так велика, что нельзя было видеть, с репетицией они или нет. Для удостоверения в этом Молен нажал пружину, и колокольчик зазвенел; услыхав звук, старик узнал свои часы и закричал: «Часы мои! Часы! Пожалуйста, отдайте мне часы; это подарок моего дедушки, фамильная драгоценность». Произнося эти жалобы, он направляется в ту сторону, откуда слышался звук, чтобы схватить часы; он подходит к Молену, не подозревая его. Тогда последний, пользуясь сумраком и держа часы в некотором расстоянии от уха старика, снова заставил их звенеть и сказал: «Послушай их в последний раз!» – и воры исчезли.

Старые карманники называют еще между знаменитостями по своей профессии двух итальянцев, братьев Вердюр , старший из которых, будучи в сообществе с шайкой shauffeurs, был осужден на смерть. В день казни младший, оставшийся свободным, желал видеть брата при выходе его из тюрьмы; с несколькими товарищами он остановился на проходе, Когда воры пробираются вечером в толпу, то они обмениваются особыми восклицаниями, чтобы дать знать о себе сообщникам. Увидя роковую тележку, младший Вердюр произнес; lirge, на что осужденный отвечал, отыскивая его глазами: lorge. Читатель, пожалуй, подумает, что после этих странных приветствий младший брат, опечаленный предстоящей казнью родного брата в назидание другим ворам, поспешил скрыться. Ничуть не бывало. Еще с самого начала он успел стащить двое часов; его не смущала страшная картина падения головы на помост гильотины, он как прежде, так и после, хотел обычным образом воспользоваться случаем. Когда толпа разошлась, он вошел в кабак с товарищами. «Ну вот, – сказал он, – раскладывая на столе четверо часов и кошелек, – надеюсь, я отлично поработал; я никак не думал, что столько наловлю при смерти моего брата. Жаль только одного, что его нет здесь, чтобы получить свою долю ».

Что‑то скажут на это приверженцы смертной казни? Полезна ли она? Как видите, доказательство налицо.

 

Глава семидесятая

 

 

Мазурики или игроки

 

Мнимая находка. – Воровские знаки. – Шляпа и галстук. – Пари. – Игра. – Стакан с цветами. – Я всех обыграю! – Монетные весы. – Отличные карты!  

 

Жулики, или мазурики, которых скорее надо бы назвать игроками , обыкновенно ходят втроем или вчетвером. Один из них идет впереди, держа в руке монету в 20 или 40 су, и, заметивши приезжего, не городского жителя, ловко роняет ее. Фасон платья, сапог, шляпы, стрижка волос, более или менее загорелое лицо, любопытные и удивленные взгляды – вот признаки, по которым они отличают провинциала. Уронивши монету, жулик наклоняется, чтобы поднять ее, но так, чтобы прохожий непременно это заметил, затем обращается к нему:

– Не из вашего ли кармана это выпало?

– Нет, – обыкновенно отвечает незнакомец.

– По чести, милостивый государь, – продолжает вор, – если бы она была большей стоимости, я поделился бы с вами, но такой безделицей не стоит делиться; коли позволите, я предложу вам бутылку вина.

Если прохожий согласится, жулик хватается рукой за галстук, или снимает шляпу, как бы кланяясь кому. При этом знаке соучастники отправляются вперед в кабак и садятся там играть в карты. Затем появляется мнимый находчик монеты в сопровождении провинциала, которого намерен надуть. Оба садятся, но последнего всегда помещают таким образом, чтобы он мог видеть карты одного из играющих. Вскоре намеренно подготовленный выигрыш привлекает его внимание; собеседник замечает ему, какие хорошие карты у одного из игроков. Затевается пари за и против, и незнакомцу тоже приходится принять участие. Вскоре он невольно увлекается желанием взять самому карты в руки и, отдавши свои деньги тому, с кем он пришел, – что весьма естественно, потому что тот его соучастник, – он начинает играть. Но, но непостижимому несчастью, он проигрывает, а жулики смеются и пьют на счет простачка, как они называют обманутого. Маневр, которым эти господа завоевывают себе счастье, называется стакан с цветами .

Один простофиля, увлеченный таким образом в кабак и соблазнясь игрой, говорит:

– Ей‑Богу, если бы можно было спорить, я готов биться об заклад, что выиграю.

Завязывается пари, садятся играть; вдруг новичок восклицает:

– Постойте, господа, счет дружбы не портит; мне хочется знать, надлежащего ли достоинства ваши луидоры. Что касается до моих, то я за них отвечаю.

И он вынул из кармана весы.

– Притом, так как они у вас останутся, то вам это все равно.

Простак взвесил луидоры, недоставало тринадцати гран; он потребовал в дополнение три франка и, когда все было верно, стал играть и проигрался до последнего сантима; игра была верная, у него был король, дама, все девять козырей и два других короля.

Чтобы не быть обманутым, недостаточно иметь монетные весы, надо еще не ходить пить с незнакомыми, а тем более никогда не играть с ними.

 

Глава семьдесят первая

 

 

⇐ Предыдущая123456789Следующая ⇒

Поделиться: