Рождение Сверрира конунга

Сага о Сверрире

 

OCR: Андрей Клушин (aka Grettir) и Дарья Глебова http://norse.ulver.com/

«Сага о Сверрире / Перевод с древнеисландского»: Наука; Москва; 1988

 

Аннотация

 

«Сага о Сверрире» принадлежит к числу «королевских саг», или «саг о конунгах», повествующих об истории средневековой Норвегии. Она рисует драматические события последней четверти 12 и первых лет 13 века, известные в научной литературе под названием «гражданских войн».

 

Сага о Сверрире (Sverris saga)

 

Пролог

 

Здесь начинается повесть о тех событиях, которые недавно произошли и еще не изгладились из памяти людей, рассказывавших о них, – повесть о Сверрире конунге, сыне Сигурда конунга сына Харальда.[1] Начало повести списано с той книги, которую писал аббат Карл сын Йона,[2] а сам Сверрир конунг говорил ему, что писать. Но этот рассказ доведен не далеко. В нем говорится о некоторых его битвах. Дальше в книге рассказывается о том, как росла его мощь, и эта мощь предвещает великие события. Поэтому эту часть книги назвали Страшилищем.[3] Остальная часть книги написана со слов людей, которые помнят события потому, что были их очевидцами или слышали о них, или даже участвовали в битвах вместе со Сверриром. Некоторые из этих событий были записаны сразу после того, как они произошли, и потом ничего не было добавлено. Но, может быть, эту книгу увидят люди, которые знают больше и сочтут, что о многом здесь рассказано слишком кратко, и многое, достойное упоминания, опущено. Тогда пусть они велят написать об опущенном, если хотят. И хотя кое в чем из рассказанного здесь о битвах можно усомниться из‑за обилия участников в них, однако все знают, что здесь истинная правда и ничего не прибавлено. И мы считаем более вероятным, что сказания о знаменитых людях, живших некогда, и записанные в книгах, правдивы.

 

Рождение Сверрира конунга

 

В то время на Фарерских островах был епископ Хрои, брат гребенщика Унаса. Унас женился на норвежке по имени Гуннхильд. Это было в конце правления братьев Инги, Сигурда и Эйстейна, сыновей Харальда Гилли.[4] Гуннхильд вскоре родила сына, который был наречен Сверриром и считался сыном Унаса.

Этому мальчику снились сны, которые предвещали великие события. Гуннхильд, его мать, рассказала сон, который ей приснился перед самым его рождением. Она была якобы в великолепном тереме и разрешалась от бремени. А служанка ее сидела у ее колен и должна была принять ребенка, как только он родится. И когда Гуннхильд показалось, что ребенок родился, великий ужас объял женщину, прислуживавшую ей, и она воскликнула:

– Гуннхильд, ты родила ребенка чудесного и грозного видом!

Три раза выкликнула она эти слова. И когда Гуннхильд услышала, что служанка ее выкликнула несколько раз те же слова дрожащим голосом, она захотела посмотреть, что она родила. Ей показалось, что это был большой камень, белый как снег и сиявший так ярко, что во все стороны от него сыпалась искры, как от железа, сильно раскалившегося в кузнечном горне. И она так сказала своей служанке:

– Давай скроем тщательно это детище, и пусть никто не знает о нём, потому что всякий, кто его увидит, будет изумлен.

Затем ей привиделось, что они взяли камень, положили его на стул и покрыли красивым платом. И когда они спрятали так камень, то искры все равно пробивались сквозь плат во все стороны и разлетались по всей опочивальне. Они были очень напуганы этим ужасным зрелищем.

И тут она очнулась от своего сна.

У Гуннхильд и Унаса был сын, которого звали Хиди, а также дочь, которая была замужем за Свиным Стеваном. Их сыном был Пэтр Литейщик. У Гуннхильд и Унаса были также другие дочери.

Пяти лет Сверрир уехал из Норвегии на Фарерские острова и там воспитывался у епископа Хрои. Епископ посадил его за книги и дал ему посвящение, и он был помазан в священники. Но когда он стал взрослым, то оказалось, что он мало годился в ученые люди из‑за своего буйного нрава. Он поссорился с Брюньольвом сыном Кальва, который был тогда конунговым сюсломанном[5] на островах. Сверрир ударил одного человека, и Брюньольв со своими людьми нагрянул к Сверриру. Но Сверрир убежал от них и, когда они уже догоняли его, вбежал в какой‑то дом, чтобы спрятаться. Какая‑то женщина спрятала его в печи и закрыла устье печи заслоном; а потом развела огонь на шестке. Преследователи обыскали дом, но нигде не нашли Сверрира. Людям, которые впоследствии узнали, кем он стал, казалась, что они уже тогда угадали в нем необыкновенного человека.

 

О снах Сверрира

 

Сверрир видел сны, предвещавшие ему великое будущее,[6] но некоторые принимали эти сны за пустые и смеялись над ним. Однажды ему приснилось, будто он в Норвегии и он птица, такая большая, что ее клюв касается на востоке пределов страны, а хвост ее на севере в Краю Финнов,[7] а крылья ее покрывают всю страну. Он рассказал этот сон мудрому человеку, которого звали Эйнар, и спросил его, что, по его мнению, этот сон значит. Эйнар сказал, что сон ему непонятен, но что, возможно, он предвещает какую‑то власть. И он добавил:

– Может статься, ты будешь архиепископом.

Сверрир отвечает:

– Вряд ли я буду архиепископом, раз я не очень‑то гожусь в священники.

Сверриру было двадцать четыре года, когда он узнал, кто его отец. Он прожил еще одну зиму на Фарерских островах, а потом отправился в Норвегию.[8]

 

О Магнусе сыне Эрлинга

 

Магнуса и Эрлинга,[9] поддерживала в то время вся знать и весь народ. Конунга все любили, а ярл был могуществен и мудр, правил сурово и побеждал врагов, Все правление страной было у него в руках. У него было много завистников, как знатных, так и незнатных, и большинство их было на севере страны, в Трёндалёге. А Эйстейн архиепископ, который там на севере правил всем народом, был близким другом Магнуса Конунга и всячески поддерживал его на севере страны. На стороне Магнуса конунга были все самые знатные люди страны, одни были в его дружине[10] другие получали доходы с его владений,[11] и, кроме того, он был конунгом с согласия всего народа.[12] Он был обязан своим предкам тому, что его любили, потому что весь народ предпочитал служить потомкам Сигурда Крестоносца,[13] а не потомкам Харальда Гилли и его родичам.

 

Сон Сверрира

 

Сверрир так рассказал о сне, который ему однажды приснился. Ему привиделось, что он приехал в Норвегию с запада из‑за моря, чтобы получить какой‑то сан, и он думал, что избран епископом. Но в стране, как ему виделось, было большое немирье из‑за распри между конунгами, конунг Олав Святой[17] боролся против Магнуса конунга и Эрлинга ярла, и Сверрир колебался, к кому из них примкнуть. Он решил, что лучше поехать к Олаву конунгу, и когда он явился к нему, его там очень хорошо и дружелюбно приняли. После того как он недолго там пробыл, однажды утром, как ему снилось, при конунге было мало людей, не больше пятнадцати или шестнадцати, и конунг умывался у столика в опочивальне. Когда он умылся, другой человек подошел к столу и хотел умыться в той самой воде, в которой умылся конунг. Но конунг оттолкнул его рукой, не позволяя ему этого. Затем он назвал Сверрира Магнусом[18] и велел ему умыться в этой воде. Тот сделал, как ему велел конунг, и, когда он умылся, вдруг вбежал человек, призывая немедленно взяться за оружие и говоря, что враг конунга у ворот. Конунг не смутился, велел людям взять оружие и выходить и сказал, что он возьмет свой щит и защитит их всех. Они сделали, как велел конунг. Затем он взял свой меч и дал его этому юноше, Сверриру, и вручил ему свой стяг и сказал:

– Возьми этот стяг, государь, и знай, что это знамя ты будешь нести всегда впредь.

Ему почудилось, что он взял стяг, хотя и с некоторым ужасом. Затем конунг взял щит, и они все быстро вышли. Ему показалось, что выход, через который они шли, был очень длинным, не меньше шестидесяти локтей длиной, и что он не мог нести стяг достаточно высоко, пока они были в доме. Когда они подошли к дверям и должны были выходить, навстречу им бросилось семь человек с оружием и хотели зарубить знаменосца. Но конунг вышел вперед со щитом и защитил его и всех их, так что все обошлось благополучно. Затем они вышли на широкое и красивое поле. После этого ему привиделось, что он поднял знамя и понес его против войска Магнуса конунга и Эрлинга ярла, и это войско стало отступать по мере того, как он наступал.

Тут он проснулся и стал обдумывать свой сон. Ему показалось благом увидеть такой сон, хотя он и странен. Сверрир рассказал его потом своим друзьям, но немногим и, как потом оказалось, они его верно толковали. Такие сны воодушевляли его.

 

Сон Сверрира

 

На следующую ночь Сверриру приснился сон. Он будто на востоке в Борге, где Раум‑Эльв впадает в море, и Магнус конунг и Эрлинг ярл тоже там в городе со своим войском. И будто прошел слух, что в городе появился конунгов сын, и все люди ищут его, но он знает, что слух этот о нем самом. Он тайно уходит из города и видит перед собой церковь Марии. Он входит в неё и слушает богослужение, и в то время, когда он в церкви, к нему подходит человек, берет его за руку, ведет его в какой‑то придел к северу от церковных дверей и говорит:

– Иди за мной, брат, я хочу сказать тебе тайну.

И он будто идет с этим человеком и внимательно рассматривает его лицо. Он очень стар, и у него седые волосы, белые как снег, и коротко подстриженные, длинная борода, ниспадающее одеяние, румяное лицо, и он ужасен. Сверрир недоумевает, что этому человеку нужно. Старец заметил это и сказал:

– Не бойся, брат, ибо меня послал бог.

Сверрир падает перед ним на землю и спрашивает:

– Кто ты, господин, и как мне узнать, что тебя послал бог?

Старец отвечает ему во второй раз, прося Сверрира не бояться и говоря, что бог послал его к нему. Но ужас Сверрира не только не уменьшается, но даже растет. Тогда старец взял его за руку, помог подняться на ноги и сказал в третий раз:

– Не бойся, брат, мир тебе, ибо я Самуил, божий пророк.[33] Я должен передать тебе весть от бога.

После этого старец вынул рог из сумки, которая была у него на шее, и Сверриру показалось, что в роге миро. И старец сказал Сверриру:

– Покажи мне твои руки.

Тогда Сверрир протягивает ему обе руки. Человек помазал его руки и сказал так:

– Да освятятся и окрепнут твои руки для преследования твоих врагов и противников и для правления многими.

Затем он поцеловал Сверрира, взял его за правую руку и сказал;

– Ступай на восток прочь от твоих недругов, ибо ты будешь конунгом.

И он поцеловал Сверрира во второй раз и сказал:

– Будь тверд и мощен, ибо бог поможет тебе.

Тут Сверрир проснулся и рассказал этот сон двенадцати из своих людей, которые спали в том же покое, что и он. Всем им сон показался великим и замечательным, и все они были рады этому сну. Но когда он стал просить, чтоб его истолковали, то никто не решился сделать этого, хотя все почли что сон этот к добру.

Когда Сверрир увидел, что никто не берётся истолковать этот сон, он попросил не считаться с тем, что он ему приснился. Однако все, кто там присутствовали, заметили, что он сильно изменился духом после этого сна.

Для него было большим испытанием то, что он был в незнакомой стране и среди совсем незнакомого народа. С одной стороны, он должен был нести ответственность за людей, которые ему служили, но, с другой стороны, в том войске, с которым он связал свою судьбу, не было никого, кроме него самого, кто бы мог принимать решения.

 

О Сверрире конунге

 

В среду на великий пост.[34] Сверрир возглавил свое войско и начал поход из Хамара в Вермаланде. У него было не больше семидесяти человек. Он направился в Вик, и по пути туда к нему стал стекаться народ, так что, когда он достиг Саурбэира в Вике, у него уже было три с половиной сотни людей[35] Он велел созвать тинг, и его люди хотели провозгласить его конунгом. Но он отказался, говоря, что лучше было бы раньше объявить о нем и привести доказательства. Однако они не хотели и слышать об этом и сказали, что не хотят ему служить, если он не будет выше тех, кто за ним следует.[36] В первое воскресенье поста.[37] они провозгласили его конунгом. Они взялись за его меч и стали его людьми[38]

Сверрир недолго пробыл во главе этих людей, прежде чем ему стало понятно, о чем он подозревал и раньше, что на них не очень‑то можно положиться, и, пока он был с ними в Вике, он внимательно наблюдал за их повадками и поведением. Он увидел, что среди них есть очень разные люди: есть достойные и разумные, но есть и буйные.

Он решил испытать этот народ и убедиться в том, что они следуют за ним не только ради грабежей и бесчинств. Он вернулся в Вермаланд, потому что он хотел бороться за престол, на который он имел право по рождению, а не грабить в Вике.

Из Вермаланда он отправился в поход на север. Когда он достиг лесов Эйдаског, он устроил смотр своему войску, и стало очевидным, что многие примкнули к нему не из доблести, не для того чтобы сражаться во славу своего конунга, а скорее для того, чтобы разбойничать. Оказалось, что из трех сотен человек годных у него не более восьмидесяти. Он увидел, что с таким небольшим войском он не сможет бороться с теми превосходящими силами, которые ему противостояли. Он понял, что нельзя рассчитывать на то, что это войско последует за ним на север или с севера. Они только восстанавливали народ против себя грабежами и бесчинствами, вместо того чтобы следовать за ним, неся все тяготы. Это его очень огорчало, так как он был провозглашен конунгом против своей воли, а между тем у него не было хорошей поддержки. Он стал думать, что ему делать, и решил, что ему нельзя расстаться с войском, поскольку те, кто всего больше хотели следовать за ним, тщательно следили за ним.

Сверрир провел пасху,[39] у одного священника, который устроил роскошный пир в его честь. После этого он послал грамоту в Теламёрк, ибо там были люди, враждебные Магнусу конунгу и Эрлингу ярлу. Он обещал им улучшение законов[40] если они станут на его сторону; и предложив им встретиться на севере страны, если они хотят стать его людьми и оказать ему поддержку.

 

О походе Сверрира конунга

 

Когда прошла пасхальная неделя,[41] он понял, что ему не пробраться на север страны иначе, чем по каким‑нибудь глухим и трудным тропам, потому что когда стало известно, что на востоке собирается войско, то по всей стране стали готовиться к отпору, так что им нельзя было показаться там, где было много жилья. И он решил повернуть к Восточному Морю, а затем они шли сперва по лесу, длина которого двенадцать миль, пока не дошли до Эскихерада. Выйдя оттуда, они прошли по такому же длинному лесу, пока не дошли до места, которое называется Молунг. Затем они прошли через лес длиной в пятнадцать миль в Ярнбераланд. Во всех этих лесах не было никакой другой пищи, кроме птичьего и лосиного мяса. Поход был тяжелым и трудным, поскольку им приходилось очень долго идти по незаселенной местности, терпя холод, голод и усталость. Ни на лошадях, ни в повозках нельзя было проехать, так как была распутица: снег таял в лесу, а лед в озерах. Временами они пробирались по моховинам или огромным болотам, через густые дебри или большие завалы.

Ярнбераланд принадлежит конунгу шведов, и эта страна была тогда еще языческой. Ее жители никогда не видели конунга, и были непривычны к тому, чтобы через их страну проезжал конунг. Можно сказать, что там нельзя было найти человека, который понимал бы, что такое конунговы люди, или знал бы, люди они или звери. Идти походом среди такого глупого народа было большим испытанием. Но всемогущий бог проявил милость к Сверриру, что жители разрешили ему проехать через их страну, как только услышали его слова.

Из Ярнбераланда Сверрир направился через лес в восемнадцать миль длиной и достиг долин, которые называются Хердалир. Это уже была его земля. Оттуда он пробирался через лес в тридцать восемь миль длиной. В этом лесу им пришлось так плохо, что они питались только корой и соком деревьев и ягодами, которые пролежали под снегом зиму.

 

Знамение Сверриру конунгу

 

Однажды Сверриру пришлось переправляться через большое озеро в лесу, и так как никаких других средств для переправы поблизости не было, люди делали плоты из деревьев, трех или четырех, как придется. Плот, на котором переправлялся конунг, был невелик, и на нем было четыре человека. Когда они отплыли от берега, плот так погрузился, что вода доходила им до середины голени, а озеро было шириной в пол морские мили. В это время на берег озера прибежал человек. Он был в полном изнеможении от ходьбы потому, что они шли тогда по самому дремучему лесу и уже два дня ничего не ели. Человек крикнул тем, кто был на плоту, прося помочь ему, поскольку он изнемог от усталости, а остальное войско уже далеко уплыло в озеро.

Когда конунг услышал крик, он понял, что человек погибнет, если они не возьмут его на плот, но в то же время и видел, что плот не выдерживает даже тех людей, которые уже на нем были. Тем не менее он велел причалить к берегу и взять человека, хотя бы плот его и не выдержал. Когда человек взошел на плот, вода была им уже выше колена. Но они все же переплыли озеро, причалили к какому‑то поваленному дереву и сошли с плота. Конунг сошел последним, и, как только он сошел с плота, тот пошел ко дну как камень. Всем показалось это многозначительным и чудесным. И теперь всем очевидно, что на плоту был тот, кому были суждены великие дела, тогда еще не свершенные, и более высокое звание, чем то, которое он носил, раз плот плыл под грузом людей и потонул, как только люди сошли с него.

Еще два дня после этого они шли по дебрям, и у них не было никакой пищи, кроме березового сока. На третий день все войско пришло в полное изнеможение. Они шли по этим дебрям так быстро, что им оставалось всего тринадцать миль. Тут случилось, что войску пришлось переправляться через большую реку. Те, кто переправились через нее, легли на берегу и от изнеможения были не в состоянии идти дальше. Конунг переправлялся с последними, их было трое. Их отнесло далеко вниз по реке и наконец прибило к берегу, и они стали отдыхать.

Тут конунг призвал людей крепиться и сказал, что уже недалеко до жилья, что, если они наконец окажутся среди крещеных людей, то наступит просвет.

 

О походе Сверрира конунга

 

Когда конунг пришел в Ямталанд, местные жители хотели дать ему отпор. Он послал вперед Сигурда из Сальтнеса, рассчитывая, что они будут менее остерегаться, пока не появился сам вождь. Так и вышло. Сигурд захватал все их корабли, которые они предназначали для защиты страны. И когда пришел сам конунг, бонды обнаружили, что кораблей нет. Им ничего не оставалось, кроме как подчиниться Сверриру конунгу. Там были также многие лендрманны[42] Магнуса конунга, и все они тоже подчинились Сверриру конунгу. Ему были приготовлены пиры и оказана всякая помощь. Ему дали шесть десятков человек.

После этого он отправился дальше, и поход был тоже очень трудным: пять дней никто из них не ел, и они не спали, так как конунг не хотел, чтобы стало известно о его приближении.

В ночь на пятницу перед троицыным днем[43] они приблизились к Нидаросу. Горожане узнали об этом и перешли реку Нид навстречу им с шестнадцатью сотнями[44] людей. Предводителями у них были Сигурд Стикулакс, Эйрик сын Арни, Ивар Хорти, Ивар Шелк и Ивар, сын Гьяввальда.

Узнав об этом, конунг отправился сам в разведку с человеком, которого звали Йон Точило, пробрался в войско врагов, убедившись в его численном превосходстве, решил, что нельзя сражаться с сотней человек против шестнадцати сотен, и они тогда отступили. Жители Сельбу тоже собрали тогда против них семь сот людей, а войско Сверрира конунга было тогда так утомлено долгим и тяжелым походом, что ему было необходимо отдохнуть.

Конунг послал людей к Виглейку из Дигрина с просьбой покормить его войско. Тот не отказался. Когда они шли оттуда, бог так помог конунгу, что тот со своим войском оказался между войском жителей Сельбу и их ладьями. Они захватили все ладьи жителей Сельбу, отправились затем в жилища тех людей, которые хотели их погубить, и расположились там, как хотели. Тем ничего не оставалось, кроме как согласиться на все условия, которые им поставил конунг. Он потребовал содержания своего войска в течение полумесяца.

Конунг был тогда на одном острове на озере Селасьо. Он с тех пор называется Конунгов остров. Оттуда они отправились ночью, так что никто не знал об их передвижении, на гору, которая называется Ватнсфьялль, и оставались там, никем не замеченные, но видели все, что происходит в городе, и слышали многое, что говорили о них.

Жители Гаульдаля тоже собрали войско, как они увидели. Но, когда в течение нескольких дней они не подавали о себе вестей, войско это было распущено. Как только берестеники это увидели, они бросились за ними по пятам и застали их врасплох в их жилищах. Тем пришлось тогда безропотно выполнить все требования конунга.

Вскоре о случившемся узнали в городе, и снова из города вышло против него войско. Сверрир конунг снова отступил со своим войском и направился в Сокнадаль. Когда он пришел туда, он узнал, что из Теламёрка идет Хрут с восьмьюдесятью хорошо вооруженными людьми. Они откликнулись на ту посланную в Теламёрк грамоту, о которой было сказано раньше. Конунг был очень рад этому известию и отправился им навстречу в Реннабу.

 

Победа Сверрира конунга

 

После этого он вернулся, и было у него тогда сто восемьдесят человек. Они направились к устью реки Гауль и переправились через нее на челнах. Конунг послал в разведку двадцать человек, которые переправились первыми. Во главе их был Йон сын Гуннара.[45] Горожане, со своей стороны, тоже послали людей в разведку. Их было семеро. Разведчики встретились, и пять горожан было убито, один взят в плен, но один ускользнул и рассказал в городе о случившемся. После этого горожане снова вышли из города боевым строем, и было их двенадцать сотен.

Тут Ивар Хорти сказал:

– Пойдем на такую хитрость: спрячем часть нашего войска, ибо они не решатся вступить, в бой, если увидят все наше войско.

И вот они поставили семь сотен человек под каким‑то забором, рассчитывая, что те ударят в тыл конунгу, когда войска сойдутся. Хотя среди них были только бонды и лендрманны, они решились на такую дерзость: взяли стяг конунга Олава Святого и велели нести его навстречу Сверриру конунгу.[46] Но получилось, как вы сейчас услышите, следующее. Человека, который нес стяг, посадили на коня. Поскакав за войском, он не мог остановить коня и наехал на двоих. Один из них умер на месте, а другой стал калекой. Сам же человек свалился с лошади, и знамя упало, на землю.

А конунг построил свое войско против тех пяти сотен, которые были в усадьбе, и выставил вперед своих лучников. Каждый хорошо работал своим оружием. Тут те, кто стояли под забором, услышали у себя над головами свист стрел. И они, те, кто, по расчету Ивара, должны были обеспечить победу, первыми обратились в бегство. Так была одержана победа, которая может показаться невероятной в силу численности того и другого войска. Сверрир конунг сразил Ивара Шелк, Ивара сына Гьяввальда и с ними больше ста человек. Знамя конунга Олава Святого было поднято и внесено в город в знак победы, а оставшиеся в живых вожаки разбежались кто куда, как мыши по норам. Эйрик сын Арни был взят в плен. После этого люди стали просить пощады, и многие из тех, кто раньше с большой гордыней выступали против Сверрира, смиренно подчинились ему.

Сверрир конунг поблагодарил всемогущего бога, святую божью матерь Марию и святого Олава за прекрасную победу, которую бог дал ему, и проявил свою благодарность в том, что дал пощаду всем, кто ее просил.

Сверрир понимал, что многие знатные люди, которые бежали, будут искать его гибели, если он не предостережется. После этой битвы конунг посылает разведчиков во все стороны из города. По прошествии трех ночей они вернулись с известием, что жители Внутреннего Трандхейма собрали двадцать сотен людей и выступили в поход, а у Ивара пятьдесят кораблей стоят у Раудабьёрга.

Когда все эти известия дошли до конунга, он понял, что нельзя оставаться на месте, и они сели на корабли. У них было одиннадцать небольших судов. Когда они отплыли немного от Хольма, они увидели корабли жителей Внутреннего Трандхейма, плывущие им навстречу, и вскоре они были на расстоянии выстрела от них. А у Раудабьёрга стояло пятьдесят грузовых кораблей. Но конунг не хотел на них нападать, потому что это были все купцы, приплывшие из Вагара, а Сверрир конунг никогда не трогал купцов, если те знали свое место.

Там стояли также собранные Иваром двенадцать стругов и один боевой корабль. Они сразу же обратились в бегство, не решившись вступить в бой с берестениками, но конунг поплыл за ними и у Агданеса настиг девять стругов и сразу же вступил с ними в бой. Противникам конунга пришлось отдать свою одежду, оружие и все, что у них было ценного, и претерпеть побои и унижение. Убивать этих людей конунг не позволил.

Оттуда Сверрир поплыл дальше, к морю, и у Фольскна настиг грузовой корабль принадлежавший Ивару. Они взяли на нем добра на шесть марок золота. После этого они поплыли на юг в Мёр и настигли там двенадцать или тринадцать небольших кораблей. С ними поступили так же, как с упомянутыми раньше, потому что и те и другие собирались присоединиться к Ивару, если бы ничего им не помешало.

 

16. Сверрир провозглашен конунгом на Эйратинге[47]

 

После этого конунг возвращается назад в Трандхейм. Когда он подплывал к городу, горожане приняли его как поддает принимать конунга, в городе стали звонить во все колокола и навстречу ему вышло торжественное шествие. Затем конунг велел созвать Эйратинг и позвал на этот тинг по двенадцати человек от каждого из восьми фюльков,[48] расположенных к востоку от мыса Агданес. Когда они собирались, Сверрир был провозглашен конунгом на тинге этих восьми фюльков, и в подтверждение присутствующие потрясли оружием[49] и в согласии с древними законами[50] поклялись, что страна его и они его подданные.

Вести обо всем этом быстро распространились и дошли до Магнуса конунга и Эрлинга ярла. Те сразу собрали войско и направились к северу вдоль побережья. Сверрир конунг услышал об этом, но не захотел ждать. Он отправился со своими кораблями и людьми в Оркадаль. Там они вытащили свои корабли на берег, подожгли и сожгли их все.

Затем они отправились в Уппленд и, перейдя горы Доврафьялль, спустились в Гудбрандсдалир и собрали там тинг. Оттуда они направились к озеру, которое называется Мьёрс. В озере на восемнадцати кораблях стояло войско, собранное лендрманнами. Там были три лендрманна – Халльвард из Састадира, Сэбьёрн сын Синдри и Ивар Гусенок. Другое войско было у них на суше. В нем было двенадцать сотен людей. А у Сверрира конунга было две сотни людей. Он стал советоваться со своим войском, что делать, и все выразили желание вступить в бой. Но конунг отвечает так:

– Мне кажется, что нам не стоит этого делать, потому что на стороне противника было бы большое превосходство. Чем идти в такую ловушку, я лучше как‑нибудь иначе отомщу за свои обиды. Плохая была бы месть за моего отца, братьев и многих родичей, если бы меня сразили или обратили бегство.

Затем они по совету конунга ушли оттуда и шли два дня. Конунг послал шестьдесят человек вперед в Хадаланд, к озеру, которое называется Рёнд, и они захватили все ладьи, которые там были. Но, когда конунг подошёл туда, его ждали три вражеских войска: три сотни в двух местах и пять сотен в одном месте. Конунг разделил свое войско на две части: он оставил себе самому сто человек, а другую сотню он послал в усадьбу Эцура Хисли, и они награбили там на двадцать марок золота.

Пока они ходили в этот поход, конунг не хотел сидеть сложа руки и с оставшимися у него людьми решил напасть на то войско, в котором было три сотни. И те, и другие приготовились к бою и двинулись друг на друга. Но, когда берестеники подняли оружие, на бондов напал страх. Они опомнились, стали просить пощады и бросили оружие, проявляя так свой страх. Конунг, как он делал и раньше, дал пощаду всем, кто ее просил.

Когда другие, которые собирались выступить против Сверрира, увидели, что вышло у их товарищей, они тоже помирились с ним. Все ему подчинились, чего никогда еще не бывало раньше в Хадаланде, и был назначен тинг, на котором должен был быть заключен мир с конунгом. Этот тинг был назначен бондами не без тайного умысла, так как они видели, что у конунга было мало войска, и они рассчитывали напасть на конунга во время тинга. Но в день, когда должен был состояться тинг, вернулись те, которых конунг послал в усадьбу Эцура. Поэтому войско конунга оказалось больше, чем войско бондов. И тем ничего не оставалось, кроме как подчиниться конунгу.

Конунг поставил им такие условия, какие хотел, и они со всем согласились. С виду все было хорошо, но оказалось, что, как и раньше, у бондов было недоброе на уме. Они послали гонца Орму Конунгову Брату,[51] прося его выступить из Вика против Сверрира конунга, поскольку он был тогда при ладьях. Они обещали выступить против конунга, если тот будет пытаться ускользнуть.

И вот Орм собрал большую рать и велел вытащить большие корабли из озера, которое называют Тьёрви, намереваясь направиться в Рёнд против Сверрира. Конунг был тогда на кораблях. Были даны заложники в обеспечение того, что в Хейдмёрке восемнадцать ладей будут стоять в озере Мьёрс. Все это стало известно Сверриру конунгу. Он притворился, что собирается идти навстречу Орму, и в ту сторону послал всех своих разведчиков, а сам направился в лес, взяв с собой сорок человек, которые стали валить лес. Никто не понимал, зачем они это делают. Остальным своим людям он приказал следовать за ним, и они последовали за ним и заночевали там, где он был.

На рассвете следующего утра затрубили трубы, и все войско встало, но никто не знал, что конунг собирается предпринять. Когда люди оделись, он приказал им тащить пять миль корабли, которые были в озере Рёнд, по пути, по которому никогда раньше не волокли корабли. Теперь стало понятно, для чего нужны деревья, которые конунг велел валить в лесу. Они должны были послужить катками для кораблей.

Они не останавливались, пока не перебрались в озеро Мьёрс. Оказавшись там, они стремительно напали на лендрманнов, которые там стояли. Сражение кончилось тем, что победил тот, кому помогал бог. Сверрир Конунг обратил в бегство всех своих врагов. Прогнав лендрманнов, конунг направился в Хамар и созвал там тинг. На тинге никто ему не противоречил. Лендрманны бежали от конунга на юг озера. Они были далеко от него, ибо Мьёрс такое большое озеро, что больше похоже на море.

 

О походах Сверрира конунга

 

Конунг увидел, что здесь ему не захватить кораблей, поскольку вражеская разведка опередила его, и он решил направиться в Вёрс, а оттуда вниз в Бьёргюн. Этот переход очень опасен в зимнее время, так как там большие горы и можно было ожидать глубокого снега. Они все же решились на него, потому что им была суждена на этот раз битва. Они направились в Вёрс, и там у них не было недостатка в опасностях. Во‑первых, против них собрались все их враги из Вёрса и многие из Согна, Хардангра и Южного Хёрдаланда. Это было несметное полчище. Оно застигло берестеников врасплох в день Симуна.[53] Конунг сидел за столом и собирался отправиться дальше. Узнав о приближении войска, они вскочили из‑за столов, вооружились и стали ждать товарищей, так как они не все ночевали в одном месте. Когда собралось все войско, берестеники и бонды приготовились к битве.

Хотя берестеников было меньше, они, несмотря на это, первыми пошли на врага, и их натиск был так силен, что строй бондов был сразу же смят. Они отступили на другую сторону ущелья, по дну которого текла река, и, когда бонды перешли через эту реку, их отделяло от берестеников узкое ущелье. Они перестреливались, двигаясь по противоположным сторонам реки, и бонды пытались перейти ее и зайти им в тыл. Но ущелье расширялось по мере подъема, а выше было озеро. Поэтому, чем дальше они шли, тем дальше они становились друг от друга, и тут стало смеркаться, и они перестали видеть друг друга, так что ничего нельзя было предпринять.

Идти в город было невозможно, так как вражеская разведка уже донесла о них, и в Бьёргюне было такое большое войско и столько народа, что берестеникам нельзя было и подступиться. Сверрир решил идти назад тем же путем и взял в проводники пять человек, которые лучше всего знали дорогу. Без этого было не обойтись, так как погода сделалась настолько плохая, что хуже некуда. Выпал небывало глубокий снег. Достаточно сказать, что они потеряли там больше ста двадцати лошадей с позолоченными седлами, разную ценную одежду и ценное оружие и много другого добра. Вдобавок они не знали, где находятся, и у них не было никакой пищи и даже воды. В продолжение восьми дней они не ели ничего, кроме снега.

Накануне дня всех святых[54] была настолько сильная непогода, что, как ни невероятно покажется это тем, кто слушает этот рассказ, один человек погиб, будучи так сильно подброшен ветром, что у него в трех местах переломался хребет. Когда налетал шквал, то единственное, что оставалось, – это броситься в снег и покрепче держать над собой щит. Проводники залегли, так как не знали, где они находятся. А тьма была такая, что ничего не было видно. Люди совсем изнемогали от голода и усталости, а некоторые и от холода. Их силы настолько истощились, что никто не хотел идти дальше. Когда же немного прояснилось, они увидели под собой пропасть. Ропот поднялся в войске конунга. Некоторые говорили, что они бросятся вниз с обрыва и таким путем быстро избавятся от ужасных мук. Другие говорили, что лучше, чем терпеть муки дольше, вспомнить, как поступали в древности, и по примеру храбрых мужей обратить оружие против самих себя и умереть.

 

Речь Сверрира конунга

 

И вот конунг попросил выслушать его и сказал так:

– Я обдумал ваши намерения, и мне кажется, что они не приведут вас ни к чему хорошему. Если вы броситесь с обрыва и убьетесь, то это будет поступок безумных, которые не управляют своими ногами. А обращать оружие против самих себя – это обычай язычников, людей, которые не знают Бога, а ведь мы христиане и дети христиан, и знаем, что человек, который сам себя убьет, не может уповать на бога. Дьявол подсказал вам такую мысль, но мы не должны выполнять его волю, а должны обратиться к милосердию Бога. Вспомним, что, хотя удары, которые наносит нам бог, кажутся нам суровыми, они не были бы такими суровыми, если бы мы этого не заслужили. Давайте раскаемся в наших грехах и поймем, что Бог наносит нам удары за нашу неправедную жизнь, а не из жестокости. Мы должны покорно и смиренно склониться перед ним, ибо он сам учил нас так: «Научитесь от Меня, ибо Я кроток и смирен сердцем, и найдете покой душам вашим».[55] Всякому очевидно, что лучше обратиться по добру к милосердию бога, чем попасться по неразумию в руки дьявола. Я хочу, чтобы вы все согласились присоединиться к тому, что я скажу. Обратимся святыми молитвами к милосердию бога и святой Марии и конунга Олава Святого.

Так конунг закончил свою речь, и они ударили по рукам и потрясли оружием[56] в знак согласия с тем, что сказал конунг. И хотя, когда конунг начал говорить, буйство и неистовство непогоды были так велики, что его слова слышали только те, кто был всего ближе к нему, когда он произнес свой обет, бог так быстро проявил свое милосердие, что вскоре никто даже не знал, откуда дует ветер. Небо прояснилось, выглянуло солнце и стало тепло, как это бывает в середине лета.

Они поняли, где они, а они шли в сторону, обратную той, куда они должны были идти. Люди конунга настолько изнемогли, что двадцать человек умерло за короткое время. Теперь они собрались с силами и, хотя двигались медленно, добрели до какого‑то летовья и легли отдохнуть. Они пытались высечь огонь, так как нужда в нем была большая, и было близко к середине ночи. Но они так устали, что никто из них не мог сделать этого. Как и в других случаях, без божьего милосердия было не обойтись, ибо жизнь их зависела от того, будет ли высечен огонь, и высек его тот, у кого среди них была наибольшая удача и кто все умел, и это был Сверрир конунг. Он высек огонь огнивом, зажег свечу и дал своим людям. Они развели большой костер и обсушились.

Недалеко оттуда был небольшой хутор, конунг пошел к бонду, который там жил, и заночевал у него, а часть войска конунга отправилась туда, где были другие хутора. Когда конунг увидел, что люди его подкрепились, как могли, он сам отправился, взяв с собой несколько наиболее годных для этого людей, нести дозор у единственной тропы, по которой к ним можно было подойти. Он пробыл там до третьего дня, а потом направился туда, где была остальная часть его войска.

Дорога была очень трудная. Между хуторами были крутые горы или обрывистые склоны, так что идти было очень опасно. Войско конунга не могло идти через горы, так как там разразилась такая же непогода, какая была, когда они там находились.

 

О походах Сверрира конунга

 

Затем Сверрир конунг отправился в Хамар и захватил там Харальда сына Гудбранда, родича конунга.[60] Многие просили, чтобы Харальда не убивали, и тот откупился, уплатив конунгу двенадцать эйриров золота.[61] Другие люди Магнуса конунга спаслись бегством, оставив много всякого добра.

После этого конунг направился в Эйстридалир и добрался туда за пять ночей до рождества.[62] Бонды боялись, что он со своим войском сядет им на шею на рождество, и договорились, что никто не будет готовиться к рождественскому пиру, ни варить пива, ни заготовлять другое угощение. Когда конунг догадался об этой хитрости, он решил перехитрить бондов, потому что он и его войско нуждались в рождественском угощении, хоть бонды и хотели отказать ему в нем. И вот он уезжает оттуда, направляясь якобы на восток в Вермаланд, и доезжает прямой дорогой до лесов Эйдаског. Добравшись туда, он делит свое войско и посылает сто человек через леса в Вермаланд, где их хорошо приняли. Конунг же повернул назад в долины с двумя сотнями людей, так как он знал, что бонды сразу же начнут рождественский пир, как только он уедет. Расчет конунга, как и во многих других случаях, был верным. Они вернулись назад к рождеству, и, нравилось это бондам или нет, всем досталось вдоволь угощения.

Конунг пировал роскошно все рождество.

 

Эрлинг ярл и его поход

 

Эрлинг ярл был на востоке в Вике, когда он узнал о том, что произошло. Сразу после рождества он созвал ополчение и рассчитывал застигнуть войско конунга, как овец, согнанных на стрижку в загон. Но случилось иначе.

Сверрир конунг быстро увидел ловушку, в которую его хотели поймать. Он поступил так. Он сначала ездил по пирам[63] на севере долины, а к концу рождества поехал на юг к ее устью. Когда ярл подошел туда, он уже был на востоке в Вермаланде, и ярл остался с носом. Ярл направился, было, за ним на восток в Вермаланд, но жители его не пустили туда, устроив завалы в лесу, чтобы он не мог пробраться, и ему пришлось вернуться.

 

О походах Сверрира конунга

 

После этой битвы Сверрир конунг направился в Конунгахеллу и захватил там много добра тех, кто бежал, и взял с города дань в двадцать марок. Он оставался там не дольше двух ночей, так как опасался, что, поскольку войско, которое бежало с Симуном, было так велико, оно может вернуться. Оттуда он двинулся в Льодхус и оставался там две ночи.

Между тем Магнус конунг и Эрлинг ярл собрали большое войско. К ним присоединились все лендрманны, которые были тогда в Вике. Случилось так, что противники ничего не знали друг о друге, хотя двигались друг другу навстречу.

Сверрир конунг снова хотел поймать кого‑нибудь в ловушку в Вике. Однажды ночью между их лагерями было не больше мили, и все же они ничего не знали друг о друге. После этой ночевки они продолжали двигаться навстречу друг другу и сблизились настолько, что между ними оставалось не больше четверти мили. Тут Сверриру конунгу стало известно, что отец и сын со своим войском уже рядом. Он сразу же повернул назад и направился на восток в Вермаланд и добрался туда. Там он встретился со всеми самыми могущественными и мудрыми мужами и спросил их, хотят ли они присоединиться к нему и быть под его защитой или они отклоняют его предложение. Те сказали, что хотят сражаться на его стороне, как если бы он был их конунг. Жители Сунндаля сказали то же самое.

И, услышав обо всем этом, Магнус конунг и Эрлинг ярл с тем и уехали и послали Орма Конунгова Брата в Упплёнд, где у него было много родичей, чтобы он отразил Сверрира конунга, если бы тот попытался пробраться туда из Вермаланда.

Сверрир конунг направляется теперь на восток к Восточному Морю, и с ним не больше двухсот человек.

Когда он добрался до Ярнбераланда, там собралось против него много народа. Они устроили завалы в лесу и сказали, что непривычны к тому, чтобы конунги ходили через их, страну и не допустят этого. Конунг выехал вперед и вступил с ними в переговоры. Кончилось тем, что они разрешили ему проехать через их страну и оказали ему такую помощь, какую могли.

 

26. Про хельсингов и ямтов[68]

 

Оттуда Сверрир конунг направился в страну хельсингов, и, когда он достиг места, которое называется Альфтар, он встретил много народа, собравшегося против него. Их было тридцать сотен,[69] и они были готовы к битве. Сотня из них была в кольчугах. У них был объявлен предателем всякий, кто посмел бы приютить или пропустить их. Так у них было постановлено на тинге. Оки не позволили никому из его людей прийти на их тинг и выступить там.

В конце концов всем людям конунга было все же разрешено прийти на тинг и выслушать, что там говорится.

Тогда Сверрир конунг велел своим людям построиться в боевой порядок и быть ко всему готовыми, что бы те ни предприняли. Когда те увидели это, они стали уступчивее и разрешили конунгу прийти на их тинг, и его люди должны были выступить от его имени, но ему самому не было разрешено говорить. Хельсинги говорили, что никогда его не пропустят и что он должен убираться восвояси. Но в конце концов ему разрешили сказать о своем деле. Конунг так начал свою речь:

– Нам неизвестно, в чем мы виноваты перед вами. Но вам надо вспомнить о том, что у нас один бог которого мы называем нашим отцом. Поэтому наша обязанность и наш долг жить в мире друг с другом и заботиться друг о друге, как о самом себе. Мои люди никогда не сделали вам ничего плохого. Подумайте также о том, как мало хорошего вы видели от Магнуса конунга и Эрлинга ярла!

Затем он велел привести двух лошадей и сказал, что велит их зарезать, пусть, мол, во всех странах знают, как хельсинги скупятся на пищу: крещеным людям пришлось есть у них конину, чтобы не умереть с голоду![70] Когда он кончил свою речь, тот, кто больше всего был против того чтобы пропустить его через страну, пригласил его к себе на пир. Тут и другие бонды пригласили его и все его войско на пиры.

Узнав, что произошло у хельсингов, ямты хорошо приняли Сверрира конунга и он поехал по пирам на запад по стране. Когда он достиг северной части страны, он, доверяя дружеским речам ее жителей, отослал от себя войско, распределив его по разным местам на постой, так что при нем оставалось не больше ста человек.

Однажды в середине ночи к конунгу пришел человек и сообщил ему, что ямты собрали войско на востоке страны и замышляют напасть на него и перебить все его войско. В этом заговоре участвовали все лендрманны. Сверрир конунг сразу же встал и распорядился, чтобы разбудили всех его людей, и велел им вооружиться. Он рассказал, какое он получил известие, и сказал, что очень боится, как бы не перебили всех тех его людей, которых он отослал от себя. В ту же самую ночь он направился с тем войском, которое оставалось при нем, туда, где, как ему было известно, собрались ямты. Они разделились на три отряда и рассчитывали так окружить конунга, чтобы напасть на него сразу с разных сторон. Когда конунг переходил через какой‑то залив в озере между островами Ундурсэйяр и материком, навстречу ему вышло войско ямтов и окружило их. У ямтов было двенадцать сотен людей. Тут Сверрир конунг сказал своим людям:

– Кликните тот клич, который ямты кликнут, и старайтесь вырваться из окружения на острова, и тогда только мы бросимся на них и посмотрим, выдержат ли они наш натиск.

Берестеники кликнули клич и смело бросились вперед, а ямты нападали на них со всех сторон. Битва была долгой и жестокой, но было так темно, что люди не могли разглядеть друг друга. Тут берестеники вырвались из толпы бондов и прорвались на острова. Но продолжалась жестокая битва. Бонды долго не замечали, что сражаются друг с другом. Уже приближался рассвет.

Когда бонды наконец заметили, что убивают друг друга, и перестали сражаться, берестеники бросились на них, и натиск был так силен, что ряды бондов дрогнули. И когда они увидели, в какую беду они попали, они обратились в бегство, а берестеники стали их преследовать и убивали, сколько хотели. У ямтов пало почти сто человек и великое множество было ранено. У Сверрира конунга было сто человек, а у ямтов двенадцать сотен.

Утром конунг послал за остальными своими людьми, и они все пришли к нему. А ямты стали просить пощады, дали конунгу заложников и заключили с ним мир. Он наложил на них дань, и они признали себя подданными конунга, и он назначил сюсломаннов для сбора с них штрафов и других податей.[71] Договор был скреплен многими клятвами.

Когда дань была выплачена, они расстались.

 

Замысел Сверрира конунга

 

Затем Сверрир конунг отправился в поход на север через горы и спустился в Наумудаль. Он захватил у бондов корабли и поплыл на острова Скиллингар. Там он созвал свое войско на домашний тинг,[72] так как он не хотел, чтобы местные жители знали, о чем они договариваются.

Конунг стал советоваться со своим войском, как им следует действовать дальше. Он сказал, что, как ему кажется, есть три возможности: во‑первых, поплыть на север в Халогаланд, добыть там добра, а потом – на юг к Бьёргюну и попытаться справиться там с врагами; во‑вторых, уплыть из страны на запад на острова, где, наверно, можно будет пополнить войско; в‑третьих, отправиться воевать в Ирландию или другую западную страну. Он сказал, что, как ему кажется, у Магнуса конунга и Эрлинга ярла будет тем меньше поддержки в стране, чем дольше они будут ею править.

– Теперь же, – сказал он, – силы их велики, и нам будет трудно справиться с ними.

Но все сказали, что хотят идти прямо на Нидарос. До него легко добраться, говорили они, и в нем нет конунгова войска, и они смогут овладеть городом, где у Сверрира конунга много друзей и где он поэтому пополнит свое войско.

Конунг отвечает:

– Мне не нравится ваше решение, и мне думалось иное. Мне кажется, что было бы лучше, если бы вы, как вы и раньше делали, послушались моих советов, а потом мы бы напали на город.

Но войско настаивало на своем, и конунг сказал, пусть будет, как они хотят. Против его воли они направились на юг к устью Трандхеймсфьорда. Когда они доплыли до Фольскна, конунг сказал, что он предпочел бы идти к Бьёргюну, а не вовнутрь фьорда, поскольку, как он полагает, поход туда едва ли будет сейчас удачным. Но все настаивали на своем и говорили, что легко овладеют городом. Все, кроме конунга, считали, что надо плыть в Трандхейм.

И вот они поплыли в глубь фьорда к Раудабьёргу и пристали там к берегу. Конунг велел созвать всех своих людей с кораблей и спросил их, когда все замолчали, как они собираются напасть на город, если им уж так этого хочется. Они сказали; что думают подойти к городу на кораблях и попробовать сойти на берег. Конунг отвечает:

– Навряд ли вы хорошо придумали. Я не думаю, что горожане уступят нам город. Я полагаю, что они будут его защищать. Они, конечно, уверены в том, что мы, берестеники, не обойдемся без грабежа и захвата имущества. Мой совет – послать до рассвета один корабль на разведку к Стаду и пусть он переплывет фьорд к Хольму и пристанет под Хладхамаром, но так, чтобы, когда рассветет, его хорошо было видно из города, и пусть на нем будет самый лучший шатер. И пусть все люди, которые будут на нем, сойдут на берег, поднимутся в лес, пройдут верхом над Хладиром, подымутся на гору выше моста и сидят там до рассвета. Мы же поплывем через фьорд к Фладки и дальше мимо Гаулараса и пристанем у Гулльхамара. Тогда, как только рассветет и будет видно из города, что у Хладхамара стоит корабль, горожане, как я полагаю, сядут на свои корабли, так как будут думать, что там все наше войско. Они будут считать, что там, где они видят один корабль, их должно быть больше. Нам же надо, как мне кажется, пока они поплывут к Хладхамару, направиться мимо Хевринга прямо на Эйрар. И тогда похоже на то, что не они будут оборонять город от нас, мы его от них.

Гудлауг отвечает:

– Наше войско не слишком велико, даже если мы его не будем делить надвое.

Большинство согласилось с ним, а не с конунгом. Было решено что, когда рассветет, они подплывут к городу, конунг сказал, что ему придется отправиться с ними, но что ему не нравится это решение.

– Ваш замысел не удастся, – сказал он, – раз он против моей воли.

 

Речь Сверрира конунга

 

После этой битвы они направились в Упплёнд. А некоторые из них спустились в Мёр к Серку и убили его и с ним одиннадцать человек, а затем вернулись к Сверриру конунгу.

Когда берестеники пришли на восток в Вик, об этом узнали Магнус конунг и Орм Конунгов Брат и собрались в поход против них. Они разузнали, где берестеники, и стали их преследовать, а те уходили от них, потому что у них было маленькое войско, по сравнению с тем, которое было у Магнуса конунга.

Сверрир конунг обратился к своему войску и сказал, что они против его воли направились в Трандхейм, чтобы биться с горожанами:

– Мы понесли урон и потеряли лучших мужей из нашего войска. Когда бонды узнают о нашем поражении, то нас будут гнать и преследовать, где бы мы ни появились. Все люди, которые узнают, что мы претерпели, будут низкого о нас мнения, а ведь до этой битвы мы всегда побеждали и одерживали верх. Большинство людей боялось тогда выступать против нас. Но вот теперь, как вы слышали, Магнус конунг идет против нас с большим войском, и если мы позволим гонять нас по стране, то скоро весь народ ополчится против нас, и все наше войско будет бесславно перебито, как бывает со всеми, кто обращается в бегство. Мне кажется, что будет мужественнее, если мы, несмотря на то что у нас небольшое войско, обратимся против наших врагов. И если даже случится, что в силу превосходства противника мы потерпим поражение, мы сможем умереть с большой славой, поскольку будем сражаться против самого Магнуса конунга. Если же нам удастся одержать победу над ним, то наша сила начнет расти. Не следовало и ожидать, что мы овладеем этой страной и властью так легко, что ни разу не увидим поднятый против нас стяг Магнуса конунга. Довольно мы позволяли нашим врагам гонять нас по стране и терпели всякие бедствия по их вине.

Так Сверрир конунг многими хорошими словами подбадривал свое войско, говорил, что доверяет ему, и его речь встретили с одобрением.

 

Об Эрлинге ярле

 

Однажды вечером, когда ярл уже поужинал, к нему пришли Сигурд сын Николаса и Йон из Рандаберга.[76] Сигурд сказал:

– Поставлены ли дозорные, государь? Нам сказали, что берестеники должны скоро пожаловать сюда, и мой совет собрать войско в полном вооружении к Боргу. Похоже на то, что берестеники сейчас в Гаулардале, и некоторые предполагают, что они подадутся в горы, но, как мы слышали от надежных людей, не менее вероятно, что они собираются нагрянуть сюда.

Ярл ответил:

– Я бы хотел, чтобы это предположение оправдалось, так как я уверен, что они тогда получили бы по заслугам. Но можете спать спокойно, не боясь берестеников, ибо мне донесли, что они ушли в горы. Сверрир не посмеет напасть на нас здесь, когда мы так хорошо приготовлены встретить его.

Тогда Йон из Рандаберга сказал:

– Хорошо, если бы можно было не бояться берестеников, как нас заверяет ярл, но некоторые люди говорят, государь, что Вы больше думаете о том, чтобы напиться медом и вином, чем о том, чтобы руководить Вашим войском.

Ярл отвечает, сильно разгневанный:

– Редко кто упрекал меня в том, что я недостаточно осторожен. Скорее, это вы зря трусите, чем я, как вы говорите, не могу руководить этим войском. Во всяком случае, в эту ночь вы можете спать спокойно. Я сам буду стоять на страже, если вы доверите это мне. И раньше принималось достаточно предосторожностей, когда мы имели дело с большим численным превосходством.

После этого они, Сигурд и Йон, ушли к своим кораблям. А немного позднее ярл разделся и лег в постель, легло спать и все его войско, за исключением дозорных, которые были поставлены, как обычно.

 

Речь Сверрира конунга

 

Теперь надо рассказать о берестениках. К рассвету,[77] они подошли к Стейнбьёргу. Тут лендрманны спросили Сверрира конунга[78] куда он собирается. Он ответил, что собирается в город на ярла.

Когда он перебрался через гору на склон Фегинсбрекка, он слез с лошади, упал на колени и стал молиться. После этого он обратился к войску с несколькими словами и просил держаться твердо и стойко:

– Потому что теперь‑то уж мы добьемся большой победы. Нет надобности напоминать вам, сколько тягот и лишений вы испытали до сих пор, прежде чем мы пришли в эту страну, и как мало хорошего, и как много плохого мы видели до сих пор. Я думаю, что и вам, наверно, кажется, что пора получить больше за ваши труды и испытанные вами великие опасности, чем вы получили до сих пор. То, что нам доставалось, мы добывали с боем, где угощение, если было чем угоститься, где добро, если им удавалось овладеть. Теперь нам предстоит овладеть чем‑то гораздо большим – городом Нидарос. А в городе Магнус конунг и Эрлинг ярл и множество лендрманнов и дружинников конунга. Вряд ли нам когда‑нибудь представится случай овладеть большим. И, скорее всего, мы одержим победу, судя по тому, что мне приснилось. Пусть наш натиск будет тем сильнее, чем большим мы можем надеяться овладеть. Объявляю вам, что будет вашей наградой: тот, кто сразит лендрманна и докажет, что это он его сразил, станет лендрманном, и всякий получит то звание, которое он завоюет, тот станет конунговым дружинником, кто убьет дружинника, со всем, что отсюда следует. Такова будет ваша награда. Я думаю, что они ничего не знают о нашем приближении. Похоже на то, что счастье изменило им и что их конец близок, а мы одержим победу и добьемся того, что нам подобает. Бог так распорядится, потому что долго им принадлежали наши владения и наше звание, и возможно, что теперь они потеряют то, что они захватили неправдой – и наше звание, и наши владения. Возможно, что они потеряют и жизнь. Пусть первый натиск будет как можно сильнее, и тогда все будет хорошо. Они будут, конечно, сильно пьяные, заспанные и беспомощные. Одни из них будут на кораблях, другие – там и сям в городе, и они не будут знать, куда им идти и что предпринять.

Сверрир конунг кончил свою речь, и все одобрили ее и направились в Стейнбьёрг.

 

О людях Магнуса конунга

 

Теперь мы расскажем о людях Магнуса конунга. В эту ночь они забавлялись играми на берегу. Они увидели, что из‑за Стейнбьёрга появилось войско берестеников. Затрубили трубы, призывая людей вооружиться и выходить на улицу. Но многие люди Магнуса конунга были в городе к вечеру мертвецки пьяные, потому что конунг днем угощал их. Они спали во дворах, где только находили себе пристанище.

Когда ярл узнал, что случилось, он встал, оделся и велел людям вооружиться. Тут пришел Ивар Языкастый, его родич, и сказал:

– Войско наше рассеяно по городу, и многие легли спать пьяными, так что, как я полагаю, собрать войско не удастся. Мой совет трубить сбор к кораблям, отчалить от пристаней, подготовиться, не спеша, и вступить в битву, если это окажется возможным. В противном случае надо выйти на веслах из реки, ибо нельзя рассчитывать, что горожане нам помогут.

Ярл отвечает:

– Может быть, это и хороший совет, Ивар. Но я не могу примириться с тем, что этот чертов поп, Сверрир, сядет на место моего сына.

Ярл встал, созвал всех своих людей, велел всем поспешно вооружиться и сойти на берег. Когда ярл и его люди с его стягом сошли на берег, он прошел через город и приложился к церкви Христа. Там к ним присоединился Магнус конунг со своим стягом и своими людьми, Сигурд сын Николаса, Йон из Рандаберга и Ивар Языкастый. Многие тогда стали на колени и стали молиться. Затем ярл отвернулся от церкви и обратился к своим людям:

– Вставайте и беритесь за оружие. Возможно, что кое‑кому, придется полечь здесь вскоре.

Эрлинг ярл был в красном бумазейном плаще, в шелковом колпаке и панцире, не застегнутом спереди. В руке у него был обнаженный меч. Он перебросил его из руки в руку и сказал:

– Вы еще сможете сказать, что этот старик сумел поработать мечом сегодня!

И он велел трубачу трубить как можно чаще. А когда они шли мимо колокольни, ярл посмотрел вправо и влево и сказал:

– Где же мы все?

 

О Магнусе и архиепископе

 

Магнус конунг поплыл с теми, кто спасся бегством, на юг в Бьёргюн. Транд из Вити сказал, когда люди расспрашивали его о случившемся:

– Мы натравливали старика, и вот он остался лежать там.

Магнус конунг застал Эйстейна архиепископа и Орма Конунгова Брата в Бьёргюне и рассказал им, что случилось. Затем Магнус конунг созвал на тинг свое войско и горожан, рассказал им о своей потере и просил помощи. Эйстейн архиепископ отвечает на его речь и говорит, что все достойные люди, конечно, захотят поддержать его и помочь ему вернуть в свои руки страну и власть:

– К общему удовлетворению Вы, которого любит весь народ, вернулись из этой битвы целым и невредимым. И хотя Эрлинг ярл был мудрым и могущественным человеком, многим его властолюбие было трудно сносить. Но все готовы положить свою жизнь за Вас, за то, чтобы Вы вернули себе власть и страну.

Эти слова вызвали общее одобрение, и все говорили, что скорее готовы умереть с Магнусом конунгом, чем служить Сверриру.

И вот Магнус конунг отправился в Вик со своим войском и провел там зиму. С ним было большое войско и много могущественных мужей. У них была тогда большая сила, шли приготовления к войне и строились корабли.

 

Сон Сверрира конунга

 

До того как Эрлинг ярл пал в битве, Сверриру конунгу снился сон, из которого он узнал, чем кончится битва с ярлом.

Ему приснилось, что он спал в какой‑то опочивальне в городе и знал, что ночь светлая. Он видел, как кто‑то вошел в опочивальню, подошел к постели, в которой он лежал, и сказал:

– Вставай, Сверрир, и иди за мной.

Тот, кто сказал это, показался ему внушающим ужас, но он не решился его ослушаться и пошел за ним. Они вышли из города и пришли к костру, на котором лежал спекшийся человек. Тот, кто привел Сверрира, велел ему сесть, положил перед ним человека и велел ему есть его.

Сверрир начал есть мясо, отрывая его от костей и с трудом проглатывая каждый кусок, но по мере того, как он ел, ему все легче становилось есть, и, когда он дошел до головы, он хотел съесть и ее, но тот, кто его привел, отнял у него голову и сказал, что довольно. Сверриру показалось тогда намного труднее перестать есть, чем было начинать, но ему пришлось уступить.

Они вернулись в город в тот же дом. И когда он лег в ту же постель, с которой, как ему снилось, он встал, он увидел, что тот, кто сопровождал его, вышел, и Сверрир проснулся.

Сверрир конунг потому побуждал свое войско войти в город, что толковал свой сон так: человек, который жарился на огне, – это Эрлинг ярл, он очень состарился,[83] а Магнус конунг и его люди выдыхаются и на краю гибели. Поэтому Сверрир конунг со своим войском уничтожит большую часть его лендрманнов и дружинников, а Магнус конунг спасется, поскольку голова осталась недоеденной.

 

О Сверрире конунге

 

После этого к Сверриру стеклось много богатых и доброго рода мужей из Трёндалёга, и многие из тех, кто оставались у себя дома, примкнули к нему. Трёнды сделались его поддержкой и опорой, потому что они все время были плохими друзьями Эрлинга ярла и не подчинялись ему, как об этом было написано раньше, когда речь шла о неладах ярла с трёндами.[84]

Сверрир конунг всегда потом называл Трандхейм своим домом. Он приближал к себе трёндов больше, чем всех других своих соотечественников, и часто упоминал в своих речах, какими верными друзьями трёнды были его отцу Сигурду конунгу и его брату Хакону конунгу или Эйстейну Берестенику.[85] и как они всегда верно служили одному и тому же делу[86]

Сверрир конунг оставался некоторое время на севере в городе. Он велел созвать ополчение со всего Трандхейма, подвезти припасы и привести корабли бондов.[87] Подготовившись к походу, он направился на юг за Магнусом конунгом. Но, когда он приплыл в Бьёргюн, Магнус конунг уже уплыл на восток со всем своим войском. Уезжая с севера, Сверрир конунг оставил всюду своих сюсломаннов. Осенью он вернулся в Нидарос и зимовал там.

 

Битва конунгов у Норднеса

 

Такие лендрманны были со Сверриром конунгом: Ульв из Лаувнеса, Ульв Флю, Хавард Ярлов Сын, Бард сын Гутхорма и Ивар Шелк. На Олавовом Корабле, которым правил Сверрир конунг, было двадцать пять скамей, и на нем были отборные воины. На Кишке, которой правил Гудлауг Вали, тоже было двадцать пять скамей. На Бритве было двадцать три скамьи, на ней были гости,[109] а правил ею Аудбьёрн. Работники были на Фьордихе, ею правил Асгейр Хамарскалли. У берестеников было много больших кораблей.

Олавов Корабль шел впереди, и девять больших кораблей шли рядом с ним. Битва была жаркой и долгой. Люди Магнуса конунга нападали ожесточенно на Олавов Корабль, бросали камни, стреляли из луков, метали копья. Но, так как они уперлись в корабль носом, рубить мечами было нельзя. Однако метательное оружие летело так густо на Олавов Корабль, что там, где стояло на нем трое, оставался один, а кое‑где никого.

Поскольку у людей Магнуса конунга больше не оставалось камней и метательного оружия, они хотели взойти на Олавов Корабль. Но берестеники стали отстреливаться и воодушевляли друг друга к защите. Многие из тех, кто упал, сраженный камнем или другим оружием, поднимались, и все бились изо всех сил. Битва снова разгорелась. Сверрир конунг вскочил на борт. Он был в белом плаще поверх хорошей кольчуги, и в руке у него был красный щит. Он побуждал своих людей к бою. Тут он повернулся и увидел, что с левого борта Олавова Корабля Гудлауг Окольничий на своем большом корабле не продвинулся дальше его кормы. Конунг крикнул ему, понося его за то, что тот так мало продвинулся вперед со своим большим кораблем. Гудлауг отвечает, что ничего не может поделать. Тут конунг схватил багор, воткнул его в нос корабля Гудлауга и крикнул своим людям, чтобы они подтащили корабль Гудлауга вперед. Те так и сделали, и корабль Гудлауга стал борт о борт с кораблем Сверрира. Вскоре на корабле Гудлауга не осталось впереди мачты ни одного человека, который не был бы ранен.

Битва была ожесточенной, и убитых было много. Аудбьёрн, предводитель гостей, напал на корабль с гостями Магнуса конунга. Слава пошла о том, как храбро они бились, Нельзя было понять, кто из них возьмет верх.

 

О Халльварде Геле

 

Одного человека из Вика звали Халльвард Гела. Он был отличный стрелок. В тот день он пустил стрелу в корабль Магнуса конунга, но она перелетела корабль. Тогда он пустил другую в борт и третью в киль. Один человек сказал ему:

– Ты стрелял лучше этим летом, когда на кону были деньги, и тот, кто стрелял лучше, должен был получить серебро! Ты тогда выиграл серебро и показал свое искусство. Но теперь важнее стрелять метко и защитить жизнь конунга!

Он ответил:

– Разве я теперь не метко стреляю?

Тот говорит:

– Никто на нашем корабле не стрелял менее метко, чем ты.

Тогда Халльвард взял дюжину стрел и пустил их все в корабль Магнуса конунга, и каждая из них попадала в человека. Он стрелял, пока не вышли все стрелы. Когда они кончилась, он наступил на лук и сломал его. Тогда конунг сказал:

– Зачем ты сломал лук? Мы так же нуждаемся в помощи, как и раньше. Халльвард отвечает:

– Я пострелял довольно. Но я буду оборонять свое место не хуже других.

Он взял меч и щит, взошел на борт и отлично сражался.

 

Об Орме Конунговом Брате

 

Орм Конунгов Брат пристал к берегу в Гравдале, потому что корабль у него был большой и плохо шел на веслах. Там Орм и все его люди сошли на берег. Берестеники захватили корабль и все, что было на нем. Некоторые из них добежали за ним в гору. Ему было трудно идти, так что два человека вели его. Берестеники догоняли его. Тогда Орм расстегнул толстый кошель, который висел у него на поясе, и рассыпал серебро. Берестеники, которые были всего ближе к нему, стали подбирать серебро, и это их задержало. Орм взобрался на гору и ушел от них.

Сверрир конунг дал большой нагоняй гостям за то, что те упустили Орма, ползая в кустах и ища серебряные монеты.

Берестеники не смогли долго преследовать бегущих, они были измождены и изранены. Они захватили восемнадцать кораблей у Магнуса конунга и отвели их в город. Они взяли большую добычу, так как у Магнуса конунга было тогда много всякого добра.

Сверрир конунг оставался в городе некоторое время. Он поставил своих людей править кораблями, которые он захватил у Магнуса конунга. Он велел разведать, где Магнус конунг.

 

Об Эйрике сыне Сигурда

 

В ту весну к Сверриру конунгу перешел человек, который назвался Эйриком. Он сказал, что был в Йорсалире и окунулся в реку Иордан с горящей свечой в руке. Он и его люди рассказывали, что прежде, чем окунуться в воду, он сказал:

– Бог сделает так, что свеча останется горящей под водой, если я сын Сигурда конунга.

И люди, которые пришли с ним, говорили, что он действительно вышел из реки с горящей свечой.

Эйрик был в Миклагарде и служил у Манули конунга.[112] Он бывал у многих правителей в южных странах. Он был человек обходительный и умудренный многими знаниями. Ростом он был мал и лицом некрасив. Он просил у конунга позволения доказать посредством божьего суда,[113] какого он рода и что он действительно сын Сигурда конунга.

Сверрир конунг сперва предложил своим предводителям рассмотреть это дело и просил их совета. Затем он собрал дружину и сказал, что хотел бы знать мнение всего войска. Он получил ответ от всего войска, что оно хочет служить ему и никому другому. Но более мудрые мужи и советчики настаивали на том, что надо дать Эйрику возможность доказать, кто его отец. Тогда Сверрир конунг сказал Эйрику:

– По совету моих друзей я позволю тебе подвергнуться испытанию, и пусть бог докажет, кто твой отец. Но если окажется, что ты действительно мой брат и сын Сигурда конунга, то знай, что звание и власть, которыми я теперь обладаю, стоили мне стольких тягот и мук и мы с берестениками столько раз подвергали свою жизнь опасности, что я не уступлю и не отдам звание и власть конунга, которыми я теперь обладаю ни тебе, ни кому‑либо другому. Можешь принять мое предложение, если хочешь, и подвергнуться божьему суду, сохраняя мир со мной. Если же ты не хочешь его принять, то уходи отсюда с миром, как пришел.

Эйрик поблагодарил конунга красивыми словами, ибо он был человеком красноречивым, и сказал, что с радостью принимает предложение конунга доказать, кто его отец, и предает себя воле бога и конунга.

Немного позднее Эйрик стал поститься, готовясь к суду божьему. А когда он должен был нести раскаленное железо, Сверрир конунг сказал такую клятву, которую тот должен был произнести:

– Ты кладешь свои руки на святые мощи и священную книгу и просишь бога, чтобы железо не обожгло твои руки, если ты сын Сигурда конунга и мой брат.

Эйрик отвечает:

– Да сотворит бог так, что я пронесу железо, не обжегши рук, если я сын Сигурда конунга. Но я не буду нести железо, чтобы доказать, кто отец других людей.[114]

Произнеся эту клятву, он пронес железо и оказался чист. Сверрир конунг признал его родичем и сделал его предводителем в дружине. Эйрика любили, и он не зазнавался. Он заботился о своих людях больше, чем другие.

 

Об Эйрике Конунговом Сыне

 

Когда Эйрик Конунгов Сын добрался на восток к Сверриру конунгу, он и его товарищи стали просить конунга как можно скорее вернуться в Трандхейм. Он сказал, что трёнды просят конунга приехать и быть их правителем, как он обещал им раньше, потому что Магнус конунг, уходя из Трандхейма, грозил, что отплатит трёндам за вероломство и измену ему и Эрлингу ярлу, его отцу. Сверрир конунг сказал, что он не намерен считаться с тем, что наболтал Эйрик. Он сказал, что они проявили мало ума в своих решениях, и очень поносил их за то, что произошло. В заключение он сказал, что, поскольку уже затрачено много труда и средств на приготовления к рождественскому пиру, он двинется с места только после рождества. Так он и поступил.

 

О Магнусе конунге и бондах

 

О Магнусе конунге и его людях надо теперь рассказать, что они рыскали по городу и убили многих берестеников. Просить пощады было бесполезно. Конунг остался в городе на воскресенье и дал знать жителям Оркадаля, что приедет в Оркадаль в следующую среду и придет к ним на тинг. Он дал также знать жителям Гаулардаля, что они должны прийти в пятницу в город, где он встретится с ними на тинге.

Магнус конунг отправился в Оркадаль со всем своим войском и пошел там на тинг. Бонды, которых он вызвал, явились на тинг. Конунг встал и сказал:

– Вы, трёнды, наверное, и не помните, как давно я был у вас на тинге. Уже три года прошло с тех пор, и вы должны были платить мне налог каждый год, к тому же вы задолжали мне за два предыдущих полугодия. Вы должны были выставлять ополчение и корабли и выполнять все обязанности, которые король имеет право требовать с вас и платить все другие сборы, а вы все это платили нашим врагам. Бог да прогневается на вас, как я на вас гневаюсь!

Он говорил сурово и был так сердит, что не скупился на проклятья. Бонды думали одно время, что он, чего доброго, бросится на них и убьет.

Одного человека звали Хрон из Кьярркастадира. Он ответил в немногих словах конунгу и просил мира, пощады и, отсрочки платежей. Конунг сказал, что они должны явиться в город через полмесяца и уплатить весь долг. Он обещал пощаду, если они выполнят это. Конунгу должно было быть выставлено ополчение.

Два управителя конунга, упомянутые раньше, Сигурд и Хакон, поехали тогда в Грьотар. А конунг к вечеру вернулся в город.

 

О Сверрире конунге

 

В эту самую зиму Сверрир конунг велел построить крепость на Стейнбьёрге. Покой конунга был готов только к великому посту,[140] и он переехал тогда в крепость и оставался там весной. Но часть его войска оставалась в городе.

В ту зиму он велел также построить в городе корабль, много больший, чем любой другой корабль в стране. В нем должно было быть тридцать три скамьи, и он должен был быть велик сам по себе. Он был назван Мариин Корабль.

Однажды в начале зимы Сверрир конунг велел трубить сбор, он созывал на тинг и свое войско, и горожан. Сверрир конунг выступил и сказал:

– Большие тяготы испытали мы в последнее время, и мои люди, и горожане, и бонды из округи, так что теперь здесь голод и нужда, как и можно было ожидать, когда такое большое войско должно было кормиться в продолжение двух зим в одном фьорде.[141] Это потому, что мы потеряли наши корабли, в них была наша сила. И я не знаю, много ли найдется здесь во фьорде боевых кораблей. Потому что, по правде сказать, если бы у нас, берестеников, была надежда на сколько‑нибудь надежные корабли, мы бы пошли против плащевиков. Но, поскольку моим людям надоело затягивать пояс всё туже, я не вижу другого выхода, кроме как отправиться в Упплёнд и оттуда на восток в Вермаланд или даже в Гаутланд.

Конунг кончил свою речь тем, что призвал всех своих людей готовиться к походу. Позднее на той же неделе было подковано двадцать лошадей и люди приготовились выступить в поход со дня на день.

Вести об этом занесли в Бьёргюн купцы, приехавшие с севера. В Бьёргюне собралось тогда много народа. Магнус конунг был там и почти все его лендрманны. У них были все самые большие корабли, и они замышляли поход на север против Сверрира. Но поход был отложен, так как они услышали, что Сверрир конунг собирается вскоре уйти из Трандхейма. Люди Магнуса конунга разъехались по сюслам, которыми они были назначены управлять, и войско распалось.

А Сверрир конунг остался в Нидаросе и на рождество.[142] После рождества Сверрир конунг велел снарядить несколько стругов и поспешно отправился в поход на юг, рассчитывая застать Магнуса конунга врасплох в Бьёргюне. Но, когда он доплыл до Мёра, началась непогода, и ему пришлось простоять там некоторое время. Поняв, что весть о его приближении уже должна была достигнуть города по суше через перешеек, Сверрир конунг повернул на север и вернулся в Трандхейм и оставался там зиму и следующую весну.

 

Убийство Видкунна

 

Весной Видкунн отправился на юг. У него был корабль, который назывался Золотая Грудь. Это был большой корабль на двадцать скамей,[144] очень хороший. Он раньше принадлежал архиепископу Эйстейну. Воины на корабле были отборные и отлично вооружены. За ним плыл грузовой корабль с припасами. С Видкунном были обе его сестры и Йон Друмби, брат его матери.

Видкунн и его люди плыли беззаботно, ничего не опасаясь. Щиты их были сложены на носу и корме, а доспехи в ларях под досками.

Сверрир конунг узнал о том, что затеял Видкунн, и послал Барда сына Гутхорма и Ивара Шелк против него с семью стругами. Приплыв на север к острову Энгуль, они увидели корабль Видкунна, плывущий вдоль Офоти. Утром в вознесенье[145] берестеники стали под Стейгабергом и ждали там. Видкунн и его люди ничего не заметили, пока те не подплыли к ним и корабли не столкнулись. Тогда они убрали паруса. Берестеники стали по оба борта корабля Видкунна и вступили в бой. У людей Видкунна не было другого оружия под рукой, кроме луков, и вскоре они стали нести большие потери. Видкунн и его люди хотели спустить лодку и посадить в нее женщин. Но им это не удалось, так как все быстро закончилось. Видкунн пал и почти все его люди.

Берестеники захватили Золотую Грудь и все, что было на корабле. Они отвели его с собой на юг и отдали Сверриру конунгу. Он их очень хвалил.

 

Постройка Мариина Корабля

 

В ту самую зиму, когда Сверрир конунг захватил корабли в Бьёргюне, была закончена постройка Мариина Корабля. Осенью, когда Сверрир конунг прибыл на север, он велел спустить корабль на воду.

Корабль был построен выше города, и говорили, что его нельзя будет спустить на воду, не снося некоторых усадеб. Люди говорили, что постройкой этого корабля конунг проявил большую спесь и гордыню. Многие плохо говорили о корабле. Но когда он был спущен на воду, то оказалось, что конунг все точно предусмотрел, и корабль соскользнул так, что не понадобилось сносить ни дома, ни ограды.

Когда корабль соскользнул с бревен в реку, то некоторые швы разошлись. Дело в том, что корабль был построен зимой, когда Сверрир конунг был в Мёре. Тогда в корабле было девять швов на каждом борту. Но, когда конунг вернулся и увидел построенное, он сказал:

– Корабль получился много меньше, чем я задумал. Придется его разобрать и сделать киль на двенадцать локтей длиннее.

Корабельный мастер противился, но конунг настоял на своем, и вышло так, что швы на днище шли слишком близко друг к другу и некоторые не выдержали, когда корабль спускали на воду.

Когда корабль был спущен, Сверрир конунг взошел на него и сказал:

– Хвала богу и святой деве Марии, и святому Олаву конунгу за то, что этот корабль благополучно спущен ущерба, хотя многие предрекали его и говорили недружелюбно о нас. Да простит их бог! Я думаю, что, наверное, здесь немного людей, которые видели раньше такой большой боевой корабль, как этот. Он станет хорошим оплотом страны и защитит нас от наших врагов, если только его не оставит удача. Я отдаю его под защиту и заступничество святой Марии и называю его Мариин Корабль. Я молю святую Деву Марию, чтобы она была заступницей и покровительницей этого корабля, и во свидетельство этого я отдаю Марии сокровища, которые приличествуют богослужению, – ризы, в которые архиепископ облачается во время празднеств. Я надеюсь, что она благосклонно примет эти приношения и дарует силу и удачу кораблю и всем тем, кто на нем будет плавать.

Конунг велел вложить святые мощи в нос и корму корабля. Он раздал священные облачения, одну ризу он дал церкви Марии, другую – епископскую мантию – монастырю Хельгисетр, а все остальные – женскому монастырю на Бакки.

Мариин Корабль не был красив. Он был слишком узок спереди и сзади по сравнению с серединой корабля. Виной этому было то, что он перестраивался. Конунг велел поправить корабль там, где он получил повреждения.

Сверрир конунг велел построить несколько боевых кораблей зимой и улучшить некоторые, и все были оснащены как нельзя лучше. Была построена Помощь, которой правил Торольв Рюмпиль. На ней было двадцать шесть скамей. Осторожность, которой правил Ульв из Лаувнеса, тоже была тогда построена. Это был почти такой же большой корабль.

 

Речь Магнуса конунга

 

Магнус конунг входил во фьорд навстречу берестеникам. Когда они увидели, что те уже совсем близко, они убрали паруса и пустили корабли плыть по воле волн. Они держались близко друг от друга. Плащевики теперь тоже вооружились и были готовы к бою. Тогда Магнус конунг держал речь и сказал:

– На наших больших торговых кораблях трудно грести. Мы их привяжем между моим кораблём и кораблём Орма, и направимся прямо на их большой корабль и зацепим его, и я бы хотел, чтобы наши корабли расцепились не раньше, чем один из них будет очищен. Я знаю, что многие говорят и думают, что хорошим концом битвы было бы, чтобы Сверриру и мне не пришлось больше собирать ополчение и сражаться. Я хочу просить бога, чтобы так и случилось, и так, мне думается, и будет. Мне было пять зим, когда знатные люди и народ дали мне звание конунга, и семь зим, когда легат Румаборга и архиепископ Эйстейн и с ним все епископы страны посвятили меня в конунги. Я был тогда ребёнком и не мог произносить слова и клятвы и думал, что лучше играть с другими мальчиками, чем сидеть между знатными людьми. Я не стремился к власти конунга, и мне было мало радости от того, что я конунг. Теперь мне двадцать восемь лет, но последние восемь лет моя власть была в ущерб и мне самому и моим соотечественникам. Да вознаградит всемогущий бог моих друзей и предводителей и весь народ за то, что они с любовью следовали за мной во многих моих испытаниях. Мне не надо говорить много слов, чтобы воодушевить вас к битве. Всем очевидно, как необходимо, чтобы каждый сражался мужественно. Для этого довольно оснований. У нас нет недостатка в людях. Хвала богу, всюду, куда мы приходили, к нам стекался народ. А Сверрир рассеял своё войско, разослал его туда и сюда. Те из них, кто здесь, заперты. Они загнаны, как овцы в загон. Да сотворит бог так, чтобы наша встреча кончилась миром и освобождением от наших врагов, останемся мы в живых или умрём.

Громкими возгласами одобрения была встречена его речь, и все кричали:

– Да будет тебе удача, конунг! Да поможет тебе бог сокрушить твоих врагов!

Тогда Орм Конунгов Брат сказал:

– Мой совет, государь, напасть сначала на меньшие корабли, там мы не встретим такого сопротивления. А с большим кораблём, я полагаю, нам будет трудно справиться, пока у них достаточно людей и лодок с других кораблей.

Конунг ответил:

– Я думаю, что мы справимся со всеми кораблями, как только мы справимся с большим кораблём.

Было сделано, как хотел конунг. Четыре самых больших корабля были связаны вместе, и корабль конунга шёл ближе всего к южному берегу.

 

Речь Асбьёрна сына Йона

 

Асбьёрн сын Йона поставил свой корабль рядом с кораблём Орма и велел связать их. Асбьёрн сказал:

– Настал день, к которому мы все стремились. Сверрир и его берестеники перед нами, и они загнаны, как овцы в овчарню. Пришёл конец его уловкам и увёрткам. Предаст теперь его и его берестеников тот, кто ему помогал! А это был дьявол, в которого он верит. Он обычно помогает своим некоторое время, но предаёт их в последние дни их жизни. Сверрир теперь в безвыходном положении. Он отослал Свиного Пэтра на юг в Бьёргюн, и те там не избежали своей судьбы. А гости, худшие из его чёртовых слуг, отосланы в Согн, и с ними тот, кто наделал всего больше зла, – Ульв сын голодранца. Сверрир совершил теперь ещё одно злодейство – опустошил огнём христианскую страну, и это единственное злодейство, которое он ещё не успел совершить раньше. Но теперь он получит по заслугам! Пойдём стеной на берестеников, двое или трое на одного, так будет легче. Будем рубить сплеча тех, кто нам попадётся. Не станем разбирать, кто перед нами: не всё ли равно, чьё мясо бросать собакам и воронам!

Речь его была встречена громкими возгласами одобрения, и все хвалили ее. Затем они связали корабли по четыре или по пять вместе. Они гребли внешними веслами на крайних кораблях, и все сразу устремились во фьорд, держась близко к его южному берегу.

На Магнусе конунге был двуцветный плащ, наполовину алый, наполовину белый. Такого же цвета плащ был у Магнуса Манги сына Эйрика Стагбрелля.[169] У конунга был меч, который назывался Рыбий Хребет и считался лучшим из всех мечей.

 

Речь Сверрира конунга

 

На следующий день[174] рано утром конунг велел трубить на домашний тинг. Он встал и сказал:

– Самого бога мы должны благодарить за победу, ибо в этой битве еще яснее, чем раньше, он явил нам свою мощь и свою силу. Мы не можем благодарить самих себя за эту победу, мы ее одержали по его воле и его решению. В ответ мы должны воздать подобающую ему благодарность и причитающееся ему вознаграждение. Во‑первых, мы должны сдержать обещание пощады, которое мы дали тем, кто ее у нас просил. Затем мы поможем раненым. Мы должны также похоронить по христианскому обычаю все мертвые тела, которые, нам удастся найти. Я возлагаю на всех моих людей обязанность искать тела вдоль берега, прилагая к этому все усилия. Те, кто будет делать так, получит благодарность бога, и, кроме того, им достанется добыча, потому что на всех было что‑то ценное, а на некоторых много.

Я полагаю, что теперь власть в стране принадлежит мне, буду ли я хорошо управлять ею или плохо. И божья воля, чтобы мы были теперь миролюбивы и справедливы. В этом нуждаются многие. Вам, моим людям, я хочу сказать: бог да возблагодарит вас за то, что вы так преданно следовали за мной. Я тоже отблагодарю вас всеми средствами, которые есть в моем распоряжении. Хорошо знать, что владение и добро, которое принадлежало этим богачам, лежащим здесь на берегу, получите вы и вдобавок лучших невест, какие есть в стране, и те званья, какие вы захотите иметь. Потому что вы приобрели многое в этой битве, но вы приобрели и кое‑что вдобавок – завистников, их мы должны беречься, а бог да бережёт нас всех.

Эта речь была встречена громкими возгласами одобрения, и люди благодарили за нее конунга.

 

Поиски трупов плащевиков

 

После этого конунг велел отвести корабли вдоль берега и поставить их там, куда не доносился бы трупный запах. Там они оставались некоторое время.

Люди из Сокнадаля и Каупанга пришли к конунгу, чтобы помириться. Никто не противоречил ему. Он получил все, что хотел, и они связали себя клятвами. Тут оправдалась поговорка, что многим приходится целовать руку, которую они хотели бы отрубить.

Конунг велел им и другим бондам хоронить мертвых. Он позволял всем погребать тела родичей или друзей, как кто хотел. Каждый день многие из людей конунга и из бондов отправлялись на лодках в поисках мертвых тел и находили их много. Однажды они нашли тело Орма Конунгова Брата. Его друзья взяли тело и отвезли на юг в Бьёргюн. Там его передали людям из Вика, а те отвезли его на восток в Осло, и он был похоронен в каменной стене церкви Халльварда рядом со своим братом Инги конунгом и Сигурдом Крестоносцем.

В следующее воскресенье[175] к вечеру многие люди поехали в лодках искать трупы. Конунг подъехал к ним на небольшом корабле. Одного человека звали Льот. Он был сын Харальда. Он был в лодке с двумя другими – Арии сыном Гудмунда и Ионом Макушкой. Конунг сказал им:

– Ну, как, рыбачите? Что поймали?

В это самое время они вытащили на борт мертвое тело. Конунг сказал:

– Хорошую рыбу вы вытащили. Здорово вам повезло.

– Да, – сказали те, – хорошо клюнуло, государь, если это тело Магнуса конунга!

Сверрир конунг сказал:

– Это действительно тело Магнуса конунга.

Они подсунули щит под тело и подняли его на корабль, на котором был конунг. Затем они поплыли к берегу. Тело было вынесено, и люди подходили к нему, чтобы опознать его. Его было легко узнать, лицо его не изменилось, румянец не сошел со щек, и оно не окоченело.

 

Речь Сверрира конунга

 

Сверрир конунг велел трубить сбор всем горожанам. Они должны были собраться за оградой церкви Христа на тинг.

Хавард Ярлов Сын выступил первым и говорил от имени конунга. Он сказал, что долг каждого принять конунга достойно и с почетом:

– А он может за это оказать нам много чести. Ведите себя хорошо и достойно, и он будет нам защитой и надежным щитом, как ему и подобает. Будем следовать ему верно и выполнять все, что он имеет право требовать от нас. Вы можете сами видеть, что ему пришлось перенести, прежде чем он овладел своим наследством, он должен был скитаться с места на место, перенести многие тяготы, подвергать опасности жизнь и свою, и многих других доблестных и достойных мужей. Но теперь бог освободил его от многих опасностей, как вам было правдиво рассказано. Единственное, что вы все можете сделать теперь, это хорошо принять конунга, даже если вы раньше были против него. Он будет милостив ко всем, кто будет служить ему без обмана. Подумайте, кому будет лучше: тому, кто станет искать его дружбы, или тому, кто свяжет себя с его противниками. Делайте так, как учит вас бог, и ваше дело завершится удачей!

После этого встал сам конунг. Он долго осматривался и не сразу заговорил. Он начал так:

– Обратимся к словам, сказанным скальдом псалмов: «Miserere mei, deus, quaniam conculcavit me homo, tota die expugnans tribulavit me».[177] ], а это значит: смилуйся надо мной, боже, ибо человек попрал меня ногами и боролся весь день против меня и мучил меня! Это пророчество, сделанное много веков тому назад, сбылось в наши дни, когда Магнус, мой родич, боролся против меня и хотел погубить меня. Но бог спас меня, как и раньше, и дал мне его владения. Ничего никогда не было более противно богу, чем заносчивые люди, их он карал наиболее жестоко. Сначала он прогнал от себя ангела, который хотел равняться с ним, и ангел поплатился тем, что сделался худшим дьяволом. Затем, когда наш первый родич, Адам, ослушался бога, он был изгнан сюда в рабство этого мира. Позднее, когда появились королевства, и фараон попирал законы бога и его народ, на страну было наслано двенадцать бед, каких никогда не бывало в мире. Так случилось, и когда Саул конунг ополчился на бога и должен был, потом скитаться с нечистым духом. Если мы вспомним, так и всегда происходило в мире. Вам, возможно, кажется, что мне незачем ходить так далеко за примерами. В этой стране тоже отучалось, что люди возводили себя в конунги, не будучи из рода конунгов. Так было с Эрлингом ярлом, сыном Кюрпинга‑Орма. Он присвоил себе звание ярла, а сыну своему дал звание конунга. Затем они убили одного за другим всех, кто был из рода конунгов, и никто не смел, сказать, что он из этого рода, его сразу убивали. Советниками у них были лучшие люди страны, и они отнимали власть у всех конунгов по происхождению, до тех пор, пока бог не прислал с далекого островка маленького человека низкого звания, чтобы ниспровергнуть их гордыню. И человек этот – я. Мы не сами все это начали. Бог хотел показать, как ему легко ниспровергнуть их гордыню. Правдой оказалось, что, как говорят, больно кусает голодная вошь. Эрлинг ярл и Магнус конунг не были такими безвинными, как говорит народ. И мы не были неправы, когда пошли против них. У нас не настолько короткая память, чтобы забыть содеянное ими против нас. Во‑первых, люди в Бьёргюне убили моего отца Сигурда конунга, а ему по рождению принадлежала эта страна. Затем они с Эрлингом ярлом собрали войско против моего брата Хакона.[178] Эрлинг захватил двух моих братьев и одного повесил, как вороненка, а другой был зарублен. Все рассказанное мной мы не скоро забудем. Нам все время приходилось переносить такие тяготы, что мы не раз предпочли бы бросить наше дело, если бы мы не видели несчастья нашего народа в том, что им управляет тот, кто не имеет на это права. Теперь с этим покончено. Но вместо благодарности вы проявляете неслыханную вражду. Некоторые говорят: «Победоносен Сверрир, мудр Сверрир», а им отвечают: «Что же в этом странного? Он многое для этого сделал – он предался дьяволу!». А некоторые говорят, что я сам и есть дьявол и явился из ада. Его выпустили из ада, и я есть он. Но подумайте, кто же тогда вы такие? Если, как вы говорите, бог выпустил дьявола, и я и есть он, то кто же вы, как не рабы дьявола, раз вы служите ему? И вы тем несчастнее всех других, что вы должны служить ему теперь и к тому же гореть с ним в другом мире. Не величайшая ли глупость говорить, и притом о конунге, что он предался дьяволу? Сверрир был бы глупец, если бы он сделал так для того чтоб заполучить эту несчастную страну, в которой никогда нет покоя, и которая немного бы стоила, даже если бы в ней был мир. Сделав так, он бы только потерял свою душу и всякую помощь. Мне кажется, что здесь ходят вперемежку овцы и волки. Вы, возможно, думаете, что я сменил сито на решето. Многие склоняются теперь перед рукой, которую предпочли бы видеть отрубленной. Тот называет меня теперь родичем, кто недавно называл меня врагом. И я думаю, что если бы я мог видеть, что на уме у каждого, пришедшего сюда человека, и у всех, кто дурно думает обо мне, торчал бы рог на лбу, то многие ушли бы отсюда с шишкой на лбу. Ребенок, что идет с камнем в руке, бросает его оземь и говорит: «Здесь должна бы лежать голова Сверрира!» – так учите вы ваших детей. То же говорит всякая несчастная служанка, выйдя из дома с вальком в руке и ударяя им по камню: «Здесь должна бы лежать голова Сверрира!» – говорит она. А все же возможно, что Сверрир умрет своей смертью. Люди Магнуса конунга, пришедшие сюда на тинг, знайте, что вы должны удалиться из города до третьего захода солнца. И да возблагодарит бог всех наших друзей, пришедших на этот тинг!

 

О кукольщиках

 

И вот кукольщики отправились на север страны, и все им подчинялись. Куда бы они ни приплывали, они не встречали никакого сопротивления. Затем они приплыли в Бьёргюн и сразу же причалили к пристаням. Кукольщики подчинили себе всю страну к северу до мыса Стад. Ту зиму они сидели в крепости в Бьёргюне.

Когда Сверрир конунг вернулся из Согна, он велел поставить Мариин Корабль на берегу на Хольме и сделать над ним навес. Его больше так и не спускали на воду. Кукольщики хотели спустить его, и по звуку трубы были созваны все горожане. Корабль подняли и так растрясли, что он разломался, но с места не сдвинулся. Тогда они подожгли его, и он сгорел.

Кукольщики вошли в залив Бьёргюна в то время дня, когда в городе служили мессу. Их никто не ожидал. Аскель Тюца управлял в городе, и у него были воины. Он был на мессе в Каменной церкви, когда кукольщики вдруг появились в церкви в полном вооружении. Аскель взбежал по лестнице на колокольню. Кукольщики побежали за ним, и на голову одного из них упал большой камень. Кукольщик сразу умер, а на святом кресте выступил пот и капал на алтарь. Аскель и его люди заперлись на колокольне и оставались там до тех пор, пока горожане не заплатили за них выкуп.

Кукольщики долго оставались в Бьёргюне. Затем они вернулись на восток в Вик. И так как к ним пристало много народу, они пошли на берестеников. Сверрир конунг поставил Ульва из Лаувнеса защищать страну в Вике, а также Ульва Флю, Хаварда Ярлова Сына, Торольва Рюмпиля и других предводителей. Обе стороны нападали друг на друга при всякой возможности. Сила кукольщиков росла, так что берестеники бежали из Вика на север страны, все, кроме Ульва из Лаувнеса. Он держался со своими людьми и сказал, что не собирается бежать.

 

Бесчинства в Бьёргюне

 

После пасхи в ту весну[187] Сверрир конунг отправился на юг с большой ратью и приплыл в Бьёргюн на всенощную. В то время в город съехалось множество купцов почти из всех стран. Немцы[188] привезли туда уйму вина, так что вино было в Бьёргюне не дороже пива. Однажды какие‑то люди сидели и пили и захотели еще вина, а немецкий приказчик не давал им больше. Речь шла об одном кувшине вина. Они спорили до тех пор, пока норвежцы не решили вломиться в лавку. Но немцы защищались изнутри, пустили в ход мечи и кое‑кого ранили.

Когда об этом узнали в городе, то и горожане, и немцы взялись за оружие. Началась драка, и было много убитых, и более всего горожан. Немцы побежали на свои корабли и вывели их в залив. Горожане собрались напасть на них, но потом был заключен мир.

В то лето было также много других бесчинств из‑за пьянства. Один берестеник так напился, что прыгнул из пиршественной палаты в конунговы покои, думая, что прыгает в море, чтобы поплавать, и разбился насмерть. Другой прыгнул с пристани, что в конунговом дворе, и утонул. Сверрира конунга не было тогда в городе. Когда он прибыл в город, то случилось однажды, что два человека поспорили, оба были сильно пьяные, один был гость, другой – челядинец конунга,[189] они полезли в драку. В это время Торольв Рюмпиль выходил из пиршественной палаты, у него не было оружия, он снял с головы стальной шлем и ударил им челядинца. А тот ударил его топором. Они начали драться, пуская в ход то оружие, что у них было. Все они были пьяные. Торольв Рюмпиль вырвался из этой свалки, пошел к своим людям и велел трубить в трубу, которой созывают гостей. Когда все гости собрались, он велел им вооружиться. А челядинцы тоже собрались, вооружились и пошли на свой корабль. Асгейр Хамарскалли возглавлял их.

Но, когда все гости собрались, Торольв Рюмпиль швырнул свой меч на корабль, прыгнул сразу же за ним, схватил его и немедленно начал разить им. Гости бросились за ним, и началась настоящая битва. Торольв Рюмпиль и его люди не успокоились, пока не очистили корабль. Многие челядинцы погибли, но большинство их попрыгало в море.

Когда конунг услышал об этом, он добился перемирия, вызвал всех к себе, и они помирились.

 

Гибель Йона Кукольщика

 

Кукольщики созвали тинг в городе и потребовали от горожан дани на рождественский пир. Они сказали, что если дань не будет выплачена, они разграбят весь город и сожгут. Горожане отвечали на требование уклончиво и просили отсрочки. Но кукольщики угрожали расправой, и так продолжалось некоторое время.

Но вот однажды утром на рассвете незадолго до рождества двенадцать боевых кораблей появились из‑за мыса Хварвснес и направились к городу. Кукольщики увидели их и схватились за оружие. Большинство их бросилось из города в горы или в церковь Олава. Йон Кукольщик велел протрубить сбор войску на корабли. Сам он и его дружина бросились на корабль и выплыли в залив, навстречу приближающимся кораблям. Но, когда они увидели, что остальное войско не следует за ними, они направились к Монастырской Пристани и держались так близко к берегу, что корабль налетел на подводный камень и застрял. В это самое время к нему подошли корабли берестеников. Кукольщики попрыгали за борт и поплыли к берегу, но некоторые из них утонули.

Йон Кукольщик не прыгнул за борт и ждал берестеников на корабле. Он был убит там, и с ним еще один человек. Берестеники содрали одежду с их трупов. Но, когда Сверрир конунг услышал об этом, он велел перенести тела к церкви Марии и положить их у ее южной стены и накрыть их сукном. Кукольщики спустились с горы у церкви Олава, построились там и кричали берестеникам, вызывая их на бой. Но конунг велел своим людям не обращать на них внимания:

– Мы не будем сражаться с безголовыми людьми.[204] Скажите им, что их предводитель лежит здесь у церкви Марии и что они подло его покинули. Правда, предводитель‑то он был никудышный.

Кукольщики не решились вступить в город, и битва не состоялась. Они ушли и больше не показывались.

В городе был человек, которого звали Пэтр. Берестеники говорили, что он отец человека, которого звали Орм, а мать которого звали Астрид Стейк. Этого самого Орма кукольщики называли Йоном сыном Инги и своим конунгом. А теперь этот самый человек лежал у церкви Марии. Пэтра просили пойти туда и сказать, узнает ли он своего сына, но он должен был сказать о какой‑либо отметине на своем сыне прежде, чем увидит его тело. Пэтр сказал:

– Если он мой сын Орм, то на нем должна быть такая отметина: мальчиком он наскочил на косу и сильно поранил себе подошву на правой ноге. Если у него нет там этой отметины, то он не мой сын. Но если она у него есть, то я не буду отрицать, что это он.

Конунг велел провести его туда, где лежал труп, и снять с него чулок. Тут Пэтр сказал, что узнает отметину, которая была на его сыне.

Сверрир конунг объявил тогда горожанам и своим людям, что этот Йон, которого кукольщики называли своим королем, звался Орм и был сын Пэтра и Астрид и что Пэтр этот тут и узнал своего сына.

– И вам, горожанам, известно, – сказал конунг, – что Пэтр и Астрид не из такого рода, чтобы их сын был королем Норвегии. Вы можете теперь видеть, какой ложью держалась эта разбойничья шайка.

После этого тело Кукольщика было погребено около церкви Марии.

Весь народ был впервые рад прибытию Сверрира конунга и его людей в Бьёргюн. Сверрир конунг был теперь единственным конунгом в Норвегии. Он оставался некоторое время в Бьёргюне.

 

О Сигурде Поджигателе

 

На востоке в лесах[205] появилась шайка, которая совершала набеги на Вик и причиняла там много ущерба. Они убивали одних, грабили других и жгли дома у некоторых. Предводителя этой шайки звали Сигурд Поджигатель, он был якобы сыном Инги конунга сына Харальда. Сигурд встретился с Йоном Кукольщиком, и Йон признал его родичем и пригласил к себе. Но Сигурд решил, что в кукольщиках мало толка, и предпочел иметь свое войско. У него одно время было три сотни человек, и эти люди вели себя немирно всюду, где появлялись.

В конце лета после гибели Йона Кукольщика[206] бонды и некоторые воины конунга пошли против Сигурда Поджигателя, окружили дом, в котором он был, и ворвались в него. Те защищались хорошо и мужественно. Но, когда большинство из тех, кто находился в доме, были убиты, Сигурд крикнул людям конунга, прося их выслушать его. Когда стало тихо, он сказал:

– Похоже, что вы выполнили то, зачем сюда пришли. Можете рассказать Сверриру конунгу, что вы одержали победу и сразили предводителя этого войска, Сигурда Поджигателя, сына Инги конунга. Но то, что вы сразили меня, менее важно, чем вы думаете. Сказать вам по правде, меня зовут Хедин, я сын Торгрима Хросси и родом исландец.

Тут они стали стрелять в него, и он пал. Люди говорят, что этот человек был не робкого десятка.

 

Эйрик получает звание ярла

 

После смерти Магнуса конунга Эйрик Конунгов Сын спросил у Сверрира конунга, не даст ли тот ему более высокое звание, чем‑то, которое было у него раньше, и вместе с тем долю власти. Конунг сказал, что он может оставаться в его дружине,[215] и держать свою свиту, как и другие лендрманны, и быть первым среди них по достоинству, но делить с ним страну не станет. Эйрик был недоволен, но некоторое время все оставалось по‑прежнему. Он держал большую свиту, и, так как он хотел содержать ее хорошо, но не имел больших доходов[216] у него не хватало средств.

На следующую зиму,[217] он покинул страну и отправился в Восточные Страны, чтобы воевать в языческих странах. За ним последовало много воинов. У него было пять кораблей. Одним из них правил Эцур Священник, другим – Тьодольв Вик, третьим – Хермунд Смола. Они отправились летом в Восточные Страны, в Эйстланд, и разоряли местность, которая называется Заливами. Они добыли много добра и повернули на Готланд. Там они не поладили с какими‑то саксами, отбили у них два корабля и взяли огромную добычу. Затем они отправились в Швецию, к Кнуту конунгу[218] и были там хорошо приняты. Конунг дал Эйрику боевой корабль, и тот отправился прочь.

Возвращаясь через Швецию и Данию, Эйрик и его люди нарушали мир. Они вернулись осенью, и у них было тогда одиннадцать кораблей. Сверрир конунг был тогда в Вике. Теперь он поделил страну с Эйриком, своим братом. Он отдал ему страну от пролива Свинасунд на востоке до мыса Рюгьярбит на севере и весь Упплёнд Он дал ему также звание ярла. После этого Эйрик стал держать свою дружину и сделался могущественным правителем. Его жену звали Аса.

 

Гибель Симуна сына Кари

 

Симун сын Кари, Эльвир из Годранна и другие главари кукольщиков уплыли на юг в Данию, а некоторые ушли в леса и оставались там все лето. Но с наступлением зимы они тоже отправились в Данию и встретились там с Симуном сыном Кари. При нем был сын конунга Магнуса сына Эрлинга. Они собрали большое войско. Летом они отправились на север в Вик на шестнадцати кораблях. Они нарушали мир, грабили и бондов и купцов. Так они двигались с востока по Вику.

Когда жители Тунсберга узнали об этом, они раздобыли корабли. У них было несколько боевых и несколько грузовых кораблей. Они поставили корабли у пристаней, посадили людей на корабли и приготовились защищать город.

Людей Симуна называли «шкурами».

Когда Симун услышал, что жители Тунсберга собрали войско и приготовились к защите, он не решился плыть туда. Он отправился на восток по Фольду. Узнав об этом, жители Тунсберга поспешно сели на свои корабли и пустились вслед за ним. Предводителями у них были Торлак сын Ульвгеста, Ульв Черный и Аслейв Бонд.

Симун и его люди уплывали на восток, но люди из Тунсберга преследовали их, догнали их на юге у Бридстейна и сразу же вступили в бой. Битва была кровопролитной и жестокой. У бондов были корабли крупнее и с более высоким бортом. После того как битва продолжалась некоторое время, большие потери стали нести шкуры. Бонды захватывали их корабли. Битва кончилась тем, что пали Симун сын Кари, Эльвир из Годранна и почти все их люди, и только немногие спаслись.

На корабле, которым правил Симун, под досками в трюме нашли конунга шкур. Он был еще совсем малолетний. Его сразу же убили.

Люди из Тунсберга очень прославились этим походом и взяли большую добычу. После битвы они поплыли домой.

 

Смерть Эйрика ярла

 

В том самом году, когда были разбиты шкуры, Эйрик ярл заболел. Он был тогда в Тунсберге. Когда ему стало хуже, он принял монашество. Он умер, пролежав пять ночей. В тот же день умерла его жена Аса. А еще через две ночи умер их сын, которого звали Магнус. Об этом было немало толков, и многие говорили, что злые люди дали им яд и так погубили их.

После этого Сверрир конунг стал править тем краем, который раньше был у Эйрика, и поставил там сюсломаннов.

Вскоре после этого умер Ивар Шелк.

 

О Сигурде, сыне конунга

 

Халлькель, сын Йона сына Халлькеля, был женат на Рагнхильд, дочери Эрлинга и Кристины, конунговой дочери. Халлькель был участником заговора, в котором были замешаны и другие. Халлькель немного раньше получил от Сверрира конунга лен и права лендрманна.[227] Сигурд, внебрачный сын Эрлинга ярла, участвовал в заговоре вместе с Халлькелем и Рагнхильд. Сигурд был приемным сыном Сверрира конунга и долго жил у него и хорошо содержался. Олав, зять Харальда ярла,[228] тоже был одним из главарей заговора. Сына конунга Магнуса, сына Эрлинга и Гюрид, дочери Аслака Юного, тоже звали Сигурд. Он жил у Халлькеля и Рагнхильд, которые о нем заботились.

Заговор состоял в том, что они должны были поручить Сигурда, сына конунга, Олаву Ярлову Зятю. Олав взял его с собой в Бьёргюн. Олав часто разговаривал со Сверриром конунгом, но тот ничего не подозревал. Однажды во время их разговора, когда корабль Олава уже был готов к плаванию, конунг сказал:

– Ты должен был бы быть верным мне, Олав.

Тот отвечает:

– Почему ты так говоришь, государь?

У конунга был в руке нож. Он ткнул им перед собой и сказал:

– Фюльгьи наших врагов носятся здесь вблизи.[229]

Когда Олав вышел из покоя, мальчик, конунгов сын, подбежал к нему.

Олав сказал:

– Чуть‑чуть мы не попались, сынок!

Олав взял мальчика с собой на запад в Хьяльтланд. У него были там большие владения. Со смерти Магнуса конунга тогда прошло восемь лет.[230]

 

Об Олаве и Сигурде

 

Следующей весной.[231] Олав и Сигурд отправились на юг на Оркнейские острова к Харальду ярлу. Их там хорошо приняли. Тою же весной Халлькель сын Йона собрался в плавание и сказал, что отправляется в викингский поход на запад[232] У него был боевой корабль и много воинов. Он поплыл на запад на Оркнейские острова.

Когда он встретился с Олавом Ярловым Зятем, они стали обсуждать, как помочь сыну Магнуса конунга, и просили ярла поддержать его. Ярл выразил готовность поддержать его и дал ему хороший боевой корабль. Магнус конунг был его хорошим другом, и ярл разрешил всем, кто хочет, присоединиться к Халлькелю и Олаву и их войску. Сигурд был провозглашен конунгом. Многие присягнули ему и стали его людьми. Множество оркнейцев и жителей Хьяльтланда примкнули к нему.

Они снарядили корабли и собрались плыть летом на восток. Когда они подплыли к Норвегии, они отправились на восток вдоль берега в Вик и плыли очень быстро. Они нагрянули в Тунсберг, когда их никто не ждал. Там был тогда Йон, сын сестры Сверрира конунга. Они убили Йона и Хельги Малину, который раньше носил стяг Сверрира конунга. Многие берестеники погибли тогда. Затем они созвали тинг, и на нем Сигурд был провозглашен конунгом. Этих людей называли островитянами.

Затем они поплыли в Осло, и весь народ подчинился им. То же было и всюду в Вике куда они приплывали. Они вели себя мирно, ничего ни у кого не отбирали. Но, так как у них было много народа и не было земли, у них не хватало средств. Они решили всем войском направиться на юг в Данию и доплыли до Травна. Там они захватили купеческий корабль и взяли большую добычу. Это была главным образом одежда, но было там также много золота и серебра.

Осенью они вернулись в Норвегию. Но, когда Сверрир конунг услышал об этом войске, он послал большую рать по суше в Вик. Некоторые вожаки берестеников оставались в Вике. Услышав, что островитяне нагрянули в Вик с юга, берестеники собрались в Борге. Вожаками там были Сигурд Лавард, конунгов сын, Филиппус, сын Биргира ярла, Хакон Безумный, сын сестры конунга, Пэтр Литейщик, Хьярранди Ветер и еще многие другие. У них было около трех сотен человек.

Островитяне узнали об этом, поплыли вверх по реке и стали у городского поля. Тут они сошли с кораблей и построились. Но, когда берестеники увидели, сколько народу у островитян, они бежали. Островитяне преследовали их и убили некоторых. Берестеники бежали в глубь страны, и островитяне не встретили в Вике никакого сопротивления после этого. Поздней осенью они поплыли на север в Бьёргюн и оставались там зиму и получали подати и налоги со всей страны к югу от мыса Стад. Они хотели, чтобы их называли золотоногие.

 

О Хрейдаре Посланнике

 

Хрейдаром звали одного человека. Он был родом из Вика, но давно уехал из страны и много где побывал. В то лето он привез в Норвегию послание с печатью, называемое золотой буллой.[249] Его послал Сверриру конунгу Кирьялакс конунг греков. В послании было написано, что Сверрир конунг должен прислать конунгу греков десять сотен хороших воинов.[250] Он послал также человека, которого звали Пэтр Злой, к Кнуту конунгу в Данию с таким же поручением. Третьего человека он послал к конунгу шведов.

Хрейдар Посланник несколько раз говорил конунгу о своем поручении, и конунг сперва не отклонял просьбу. Он говорил, что подумает. Хрейдар остался у конунга на зиму.

В ту осень[251] умер Кнут конунг в Швеции. Сёрквир сын Карла пришел к власти и стал конунгом после него.

 

О Николасе епископе

 

Той же осенью Николас епископ поехал на юг в Данию к архиепископам Абсалону и Эйрику и помирился с ними. А следующей зимой с юга из Рума в Данию приехали Торир епископ и Рикард магистр и с ними один кардинал из Румаборга.[252] Но все они внезапно заболели и умерли. И в Норвегию не пришло никакого известия о том, как они выполнили свое поручение. Но спустя некоторое время к Сверриру конунгу приехали какие‑то датчане, и у них были с собой послание и печать папы. Они сказали, что Торир епископ и Рикард магистр отдали им послание в залог под ссуду, которую они им дали. Они передали послание конунгу, и тот дал им столько денег, сколько нашел нужным.

Сверрир конунг велел прочитать это послание в церкви и показать папскую печать. В послании было написано, что, как только папа узнал о правоте конунга в его споре с архиепископом, он снял отлучение от церкви с конунга и со всего его государства.[253] Конунг сказал, что Торир епископ и его спутники были однажды вечером приглашены в гости к какому‑то священнику, и там им подсыпали яда в питье, и они все умерли.

 

Начало восстания посошников

 

Весной[254] Хрейдар напомнил конунгу о поручении, с которым он приехал. Конунг ответил так:

– Не похоже на то, что будет мир здесь в стране. Я слышу, что датчане опять вскармливают волков против нас. Да и здесь есть люди, на которых нельзя будет положиться, если начнется какое‑нибудь восстание. Я сейчас не отошлю от себя никого из своего войска.

Тогда Хрейдар спросил, не разрешит ли конунг сыновьям бондов и купцам уехать, если они захотят. Конунг сказал, что разрешит.

Хрейдар набрал себе людей и летом отправился из страны на юг в Халей, где есть торжище и торговый поселок. Туда прибыл Николае епископ с множеством норвежцев, и большинство их было из Вика. У Николаса и его людей был мальчик, про которого они говорили, чтоб он сын Магнуса сына Эрлинга и зовется Инги, а берестеники говорили, что он датчанин и зовется Торгильс Кучка Дерьма. Они набрали там войско, и очень многие примкнули к этому войску.

Архиепископ Эйрик был с ними заодно. Затем они направились с этим войском на север в Норвегию. С ними был Сигурд сын Эрлинга ярла и многие другие могущественные мужи. Это войско называли посошниками.[255]

 

О посошниках

 

Теперь надо рассказать о посошниках. После того как они бежали, вожаки и большая часть войска отправилась верхней дорогой через Упплёнд и дальше на север в Трандхейм и в Нидарос. Когда они прибыли к крепости на Стейнбьёрге, они окружили ее, и был отдан приказ разбить шатры. В крепости сидели тогда Торстейн Кугад, Бьяльви Полушубок и Асгаут. С ними было восемьдесят человек. У них не было недостатка ни в оружии, ни в пропитании или питье, и посошникам было с ними не сладить. После этого посошники созвали горожан на тинг наверху за оградой церкви Христа. Они потребовали от горожан уплатить дань продовольствием, а бондам из округи велели уплатить налог. По примеру берестеников посошники заставили народ поклясться на верность и присягнуть в том, что он не будет выступать на стороне их противников и сражаться против них и их конунга. Потом они пошли наверх к крепости и стали стрелять по берестеникам. А потом они принялись переругиваться. Николас епископ сказал Торстейну:

– Ты неразумно поступаешь, защищая крепость и обрекая себя на отлучение. Ты останешься в проигрыше. Мы пошлем людей к тебе в Годрексстадир и велим все там разграбить, а дом и весь двор – сжечь.

Тогда Торстейн позвал к себе Бьяльви Полушубка и сказал ему, что смысла нет удерживать крепость, если те намерены ее осаждать. Разговор кончился тем, что они решили сдать крепость. Другие ничего не знали об их сговоре.

В крепости был потайной ход, и Торстейн выбрался через него, чтобы переговорить с посошниками. К нему вышел Гудбранд Юный, и они обо всем между собой договорились. Торстейн просил посошников отойти в город и вернуться вечером, когда их меньше всего будут ждать, «– а я тогда оставлю открытой эту дверь». Взамен Гудбранд пообещал, что посошники дадут пощаду тем, кто был в крепости, и оставят им оружие и одежду. Посошники спустились в город, а вечером поднялись к крепости. Торстейн оставил открытой потайную дверь. Посошники вошли как раз в то время, когда люди сидели за ужином. Никто ничего не заметил, пока крепость не наполнилась посошниками. Все, кто там был, получили пощаду и сохранили одежду, что на них была, но немногим оставили оружие, а деньги – никому.

Бьяльви ушел из города, а Торстейн Кугад примкнул к посошникам. Посошники захватили все добро, что было в крепости, и сожгли все до единой постройки. Они нашли там одного убитого, сбросили его в колодец и завалили камнями до самого верха. Потом они созвали горожан и велели им тут же при них сравнять с землею крепостные стены. Прежде чем уйти, посошники сожгли все боевые корабли, принадлежавшие конунгу. После этого они опять направились в Упплёнд. Посошники считали, что этот поход принес им богатую добычу.

 

О Сверрире конунге и бондах

 

После этого конунг уплыл оттуда и остановился в проливе Наутасунд. Он отправил своих людей в разведку. Их путь лежал через лес. В лесу оказались посошники, они напали на людей конунга и убили двенадцать человек. Затем конунг направился к проливу Сванхальс, а оттуда – на восток к Эльву. Все население тех мест ушло в леса. Конунг послал за бондами, приказывая им прийти к нему с миром, и созвал тинг, однако те знали за собой вину перед конунгом и потому оттягивали эту встречу и все медлили. Наконец, людям конунга надоело ждать, они стали тайно совещаться и решили разойтись по домам. Зачинщиком у них был Олав Бейтстокк, он был из конунговой охраны. Когда конунг узнал об этом, он приказал схватить Олава и убить. Другие тогда не стали торопиться со своим решением. Конунг вновь вызвал бондов на тинг, а в случае, если они опять не явятся, пригрозил сжечь всю округу. Тогда бонды пришли на тинг, и дело кончилось тем, что они предоставили конунгу самому решать, какое им назначить возмещение, а через день они выплатили все налоги и подати[267] и уплатили штраф. Там было много сотен голов скота и множество другого добра.

После этого конунг поплыл на север Вика и завернул в Осло, прослышав, что посошники ушли с севера из Трандхейма и держат путь в Осло. Конунг поплыл им навстречу. Когда же он достиг Гьёлураса, ему стало известно, что те повернули на юг, как только узнали, что конунг в городе. Сверрир конунг вернулся в Осло, а потом направился в Тунсберг. Он послал ярла Филиппуса, сына Биргира Улыбки,[268] наверх на озеро Мьёрс; он должен был сидеть там и отражать нападения посошников. Еще он хотел послать туда Хиди, своего брата, но тот не был готов к походу.

Конунг покинул Тунсберг и направился в Бьёргюн. Он вышел из города при попутном ветре, а Хиди остался со своими людьми. Конунг поплыл на север в Хельгасунд. Там он узнал, что Сигурд Ярлов Сын разминулся с ним, плывя с севера, и решил, что Хиди и его людям грозит опасность. Рано поутру конунг приказал трубить сбор на домашний тинг. Он сказал:

– Похоже, те, кто остался в городе, теперь в ловушке, и брату моему Хиди едва ли спастись. Ведь он, вероятно, поверил слухам о том, что я уплыл на север со всем своим войском, и не ждет теперь нападения. И еще я боюсь, что у нас ненадежные гавани.

Конунг собрал все свои легкие корабли, снарядил их как можно лучше и сам отправился догонять Сигурда.

 

О берестениках и посошниках

 

Осенью конунг разделил свое войско в Хельгасунде, и его боевые корабли пошли прямиком в Бьёргюн, а оттуда дальше на север в Трандхейм. Первыми туда прибыли на трех кораблях Эйрик из Хэ, Эйольв сын Авли и Арни Скорый на Расправу. Они узнали, что посошники в городе и расправились со многими. Берестеники подошли к Хольму ночью перед рассветом. Эйрик со своими людьми вошел на веслах в реку на двух кораблях, а Эйольв встал у песчаного берега перед крепостью и двинулся оттуда к мосту. Посошники ничего не заметили до того, как берестеники уже вступили в город и затрубили трубы. Тогда они бросились кто в церкви, а кто – наверх, к мосту. Нашлись там и такие, кто оказывал им помощь. Другие разбежались кто куда и попрятались, многие были убиты, а остальные получили пощаду. Это произошло за трое суток до дня Андреса.[269] Берестеники вытащили свои корабли на берег на Эйраре, теперь они взяли и город, и всю округу под свою защиту.

Зимой после рождества[270] посошники убили Йона Тощего у него в доме. Они явились к нему, и один человек, его звали Сёльви, подошел к двери и позвал Йона, чтобы он им отпер. Йон узнал его по голосу и подошел к двери. Тогда Сёльви сказал:

– Открывай, Йон, у меня есть для тебя новости.

– Надеюсь, что хорошие, – сказал Йон. Он отодвинул засов и открыл дверь. В тот же миг Сёльви разрубил его мечом, так что из спины торчало острие. Йон обхватил его за шею и подмял под себя, а потом попытался дотянуться до меча, что висел у кровати, но тут испустил дух.

У посошников была в то время сила, что по всему Вику и Упплёнду рыскали их шайки. Халльварду из Састадира поручено было тогда охранять их конунга. Они стояли в Упплёнде, а после рождества отправились на север через горы. Они спустились вниз, пройдя через Уппдальский Лес и Реннабу, и убили там Ивара Управителя и Торлейва Осетра. Оттуда они пошли в Оркадаль и убили там Эйнара Ноги в Дерьме. Еще они убили в Скауне Скегги из Эгга. После этого они двинулись на Нидарос.

Гуннару Безумному и Эйндриди Прямому удалось спастись, и они принесли эту весть горожанам. Гуннар вышел на Эйрар и поджег боевые корабли, он решил, что пускай лучше сгорят, чем достанутся посошникам. Огонь все не разгорался, а он провозился с ним так долго, что пришли посошники и убили его и того, кто с ним был. Это произошло за две ночи до дня Бреттивы.[271]

Посошники заняли город. Многие из берестеников бежали, как только услыхали о приближении посошников, и никакого сопротивления им оказано не было. Посошники оставляли жизнь тем, кто сдавался на их милость. Весну они просидели в городе, а потом созвали ополчение со всего Трандхейма, спустили корабли на воду и приготовились как можно лучше к обороне. Берестеники попрятались по лесам и чащобам, ожидая, что придет Сверрир конунг и избавит свое войско от великих тягот. Инги тогда был провозглашен конунгом, это сделал человек по имени Бард. Потом посошники собрали и ополчение и войско, поставили своих сюсломаннов в округе и снарядили корабли. Это была большая и хорошо вооруженная рать. Весной они вышли во фьорд к Раудабьёргу. Встреча произошла за неделю до дня Халльварда.[272]

 

Битва при Торсбьёрге

 

Сверрир конунг снарядил свои струги и легкие корабли и поспешно отплыл из Бьёргюна. Он рассчитывал застать посошников врасплох, как это ему всегда раньше удавалось. Поход начался удачно, и, когда он обогнул Агданес, ему повстречался корабль посошников. Он стоял в бухте, которая называется Сёльви. Они подошли к кораблю и перебили почти всех, кто на нем был. Те же, кому удалось спастись, бежали на берег. А когда они проплывали мимо Хорнбори, им встретился один из небольших кораблей посошников. Посошники подошли на веслах к берегу и бежали, некоторые из них были убиты. После этого берестеники поплыли через фьорд к Рейну. Там были посошники, у них был корабль на двадцать скамей. Берестеники перебили большинство людей на корабле, а оставшиеся в живых бежали на берег. Потом берестеники взяли все, что там было ценного, а некоторые хотели прихватить с собой и корабль, но конунг решил, что он вряд ли сможет угнаться за их стругами, и они его оставили.

Когда посошники увидали, что плывут берестеники, они убрали шатры, выстроили свои корабли в ряд и связали их. У них было семь кораблей, и все большие. Они стояли около того места, что зовется Торсбьёрг. С фьорда дул слабый северо‑восточный ветер, и корабли посошников скользили по ветру со спущенными парусами. Когда Сверрир конунг увидел посошников, он велел трубить к битве, поднять стяги и идти в наступление. Берестеники шли на веслах и перестреливались с посошниками. У них было более выгодное положение, чем у посошников: их струги сновали вокруг кораблей посошников, и они могли, как хотели, то подходить к ним совсем близко, а то держаться от них подальше. И все же берестеникам казалось, что из‑за разницы в высоте бортов их стрелы не попадали выше боевых прикрытий посошников. Перестрелка была ожесточенной и долгой, но берестеники все время ставили свои корабли так, чтобы посошники не смогли дотянуться до них баграми. С обеих сторон были убитые и много раненых. Когда конунг увидел, что они пока не много преуспели, действуя таким образом, он велел отвести корабли. Они так и сделали и собрали свои корабли там, где их не достигали стрелы посошников. Тогда конунг сказал:

– Не такими были раньше берестеники. Старые берестеники не ходили в битву, как вы, в платьях со шлейфами. Рубахи у них были покороче и поуже, да зато сердца потверже. Что пользы стоять здесь? Гребите лучше в город, а нет, так будьте воинами и наступайте так, чтобы они узнали, у кого мечи острее.

Не успел конунг окончить свою речь, как берестеники все с громкими кличами налегли на весла, так что их струги врезались в боевые корабли посошников. Они налетели на посошников, пустив в ход мечи и копья, и их натиск был таким стремительным и яростным, что тем оставалось лишь защищаться. Сёльмунд Сестрин Сын и его люди впятером взошли на корабль Гудбранда Юного. Гудбранд закричал своим людям, чтобы те столкнули их за борт. Там было убито несколько человек. После этого посошники пошли в атаку, пустив в ход и оружие, и камни. Посошники воспользовались тем, что их корабли были выше стругов берестеников, и стали сбрасывать на них вниз такие большие камни, что те насилу их выдерживали. Тогда были убиты многие из берестеников. Посошники зацепили баграми корабли берестеников и не отпускали их. Тут берестеники все как один, не спрашивая друг у друга совета, уперлись лодочными шестами в боевые корабли посошников и оттолкнулись от них, кто как сумел. Тем, кто был на конунговом корабле, и среди них Николасу из Вестнеса, удалось отцепить багры. Сёльмунд Сестрин Сын пал там со всеми своими людьми, и еще один струг берестеников был очищен. Берестеники захватили оба корабля.[273] Николас был ранен, у него был прострелен шлем спереди, но рана казалась незначительной. Тогда Сверрир конунг сказал:

– На этот раз нам не с руки продолжать сражение. Гребите к городу.

После этого берестеники ушли.

 

О сражениях берестеников

 

Посошники избегали теперь появляться вблизи крепости или в городе, решив, что взять его не так просто, как они рассчитывали. Часто случалось, что они выходили на берег поразвлечься, пятьдесят или шестьдесят человек зараз, и, завидев десять или пятнадцать берестеников, а среди них – самого конунга, бежали обратно на свои корабли. Случалось иногда нагрянуть и берестеникам, и тогда посошникам приходилось плохо, не помня себя бежали они к кораблям, не заботясь ни о достоинстве своем, ни о славе.

Ночью в канун дня Йона[280] Сверрир конунг с сотней человек отправился вниз в город. Они вынесли из церквей ризы и надели их на себя. Потом они стали уходить по пять‑шесть человек вместе, а то и меньше, и шли так, пока не собрались все наверху у Мунклива. Там они спрятались в одном амбаре, так как конунг ожидал, что Николас епископ и другие главари посошников попытаются на другой день пойти к мессе. Несколько человек из числа дозорных надели священническое облачение и держались кладбища, они сходились там по двое и высматривали, не высадились ли посошники на берег. А посошники продолжали оставаться на кораблях, и только их слуги направились в лодках к берегу за хворостом. Берестеники хватали каждого, кто ступал на берег, и некоторых убивали, а другим подрезали поджилки, чтобы на кораблях ни о чем не могли проведать. Еще на берег высадился один священник. Берестеники поймали его и спросили, не собирается ли епископ идти к мессе. Священник сказал, что епископ намерен сойти на берег, как только будет готов. И вот спустя некоторое время на берег поднялся какой‑то хорошо одетый человек и прошел неподалеку от них. Они бросились к нему, а тому, когда он их увидел, показалось странным, что монахи надели башмаки и красные чулки, и он посторонился и не стал подходить к ним близко. Монахи спросили, как скоро епископ пожалует к мессе. Посошник ответил:

– Он придет, когда будет готов, а с чего это монахи надели башмаки и красные чулки?

Они ответили:

– Всякое бывает.

Тут они подбежали и схватили его, а он отбился от них, как мог, и, как безумный, со всех ног помчался к кораблям. И вот он рассказывает епископу о том, как он сходил в церковь, – а доказательством того, что он не лжет, послужила ему рана, нанесенная древком в бедро, – и говорит, что, по его разумению, это послание скорее от берестеников, чем от монахов. Епископ и Хрейдар и многие другие знатные люди были тогда уже готовы отправиться На берег, а некоторые сошли в лодки раньше, чем пришло это известие. Сверрир конунг вернулся в крепость, как только узнал, что посошники обо всем проведали. С этого времени посошники стали держаться с большей осторожностью.

Много было еще и других столкновений, перестрелок и высадок, о которых стоило бы рассказать, но не все можно записать в одной книге. И те и другие захватывали друг у друга людей и убивали всегда, когда представлялась возможность. Многие берестеники из числа тех, кто прежде был в войске, перебежали к посошникам, кое‑кто добровольно, большинство же захватили против их воли. Это время называли «бьёргюнское лето».

 

Убийство господина Карла

 

Спустя некоторое время Сверрир конунг уехал из Бьёргюна, но оставил для охраны войско в крепости. Конунг поехал в Вёрс и дальше к горе Раудафьялль. Там он во второй раз перевалил через Раудафьялль,[284] и притом с большим трудом, спустился в Согн и задержался в Аурландсфьорде, потому что его войско было сильно измотано. Оттуда они отправились прямиком на север в Трандхейм, и конунгу был там оказан хороший прием. Сверрир конунг узнал тогда о том, что произошло незадолго до его приезда.

К городу на трех небольших кораблях подошли посошники, предводителями у них были Торстейн Кугад и Эйндриди Трёнд.[285] Перед этим в городе находился Карл, сын Сёрквира конунга,[286] который был в то время женат на Ингибьёрг, дочери Сверрира конунга. Господин Карл получил сведения о посошниках и уехал из города. Он отправился наверх через мост и остановился на хуторе, который называется Берг. Ночью посошники пришли в город. Господин Карл к тому времени уже уехал оттуда, но им указали, где он может находиться. Они нагрянули туда ночью, и господин Карл был убит, а с ним и весь его отряд. После этого они уехали из города.

Спустя некоторое время посошники собрались на тинг на Эйраре. Торстейн Кугад держал речь и говорил о столкновениях, которые произошли за лето между посошниками и Сверриром конунгом, а больше всего – о самых недавних событиях, из которых важнейшее было то, когда конунг лишился под крепостью своего войска. Напоследок он сказал, что конунг ушел из крепости и теперь, верно, направляется сюда в город по суше, потому что по его словам, у него не то что ни одного корабля, даже лодки ни одной не осталось. Посошникам достались и корабли, и многое другое из того, чем прежде владел конунг.

– А еще чего лишились берестеники – так это своего превосходства.[287] Теперь уже не скажут, будто никому не под силу с ними тягаться или что один берестеник стоит шести посошников. Да и дела, следует вам знать, шли для нас этим летом так, что мы захватили немногим меньше берестеников, чем осталось у них самих, – и им‑то они уже не придут на помощь. Некоторые из них теперь с нами, и здесь им не хуже, чем у берестеников. Теперь они наконец увидали, сколько обмана во всем, что делает Сверрир‑поп.

 

О Торстейне Кугаде

 

Посошники оставили город и ушли из фьорда еще до прибытия конунга. Сверрир конунг выслушал со вниманием все, что ему рассказали. Мало понравилось ему известие о гибели господина Карла, его зятя. Посошники ушли с юга со всем своим войском. У них были большие корабли. Во время этого плавания они подошли к Фольскну и остановились там, потому что не захотели войти во фьорд, когда узнали, что там находится Сверрир конунг. Оттого, что у посошников была огромная рать, им не хватало продовольствия, и тогда одна часть войска рассеялась по округе, а другая отправилась на юг в Мёр и дальше к Боргунду. И вот, когда они шли мимо устья Хевнарфьорда, Торстейн Кугад намеренно направил свой корабль на скалу, чтобы он разбился. Там он выбрался на берег, и его спутники ни о чем не подозревали до тех пор, пока он не сбежал от них ночью, прихватив с собою троих человек. После этого он перевалил через гору и спустился в Оркадаль. Тогда же от посошников бежали и многие другие жители Трандхейма, примкнувшие к ним тем летом. Торстейн отсиживался дома, в своей усадьбе. Он послал одного человека в город к Гуннару Размазня просить, чтобы тот примирил его с конунгом.

Как‑то раз Гуннар беседовал с конунгом и сказал:

– Государь, мы потеряли там весьма умного человека, ведь Торстейн Кугад находится теперь у посошников, но мы бы с радостью переманили его обратно на нашу сторону.

Конунг сказал:

– Сомневаюсь, чтобы Торстейн еще помнил о том, что был прежде нашим приспешником и другом, и думаю, что для нас это не столь уж большая потеря.

Тогда Гуннар сказал:

– Государь, я уверен, что, перемани мы к себе Торстейна обратно, он бы получил от Вас пощаду.

Тогда конунг засмеялся и сказал:

– Что я слышу, Гуннар! Неужто, ты взял Торстейна под свою защиту? Я‑то дарую ему пощаду, не знаю только, чем обернется для него это дело, когда он повстречается на улице с берестениками.

Спустя некоторое время Гуннар послал сказать Торстейну, чтобы тот явился в город. Торстейн отправился туда, и это держалось в большой тайне. На следующий день Гуннар и Торстейн пошли к конунгу. Конунг тогда был на сходке. Торстейн опустил низко на лицо капюшон, так что его никто не узнал до того, как он предстал перед конунгом. Тут он сбросил плащ и рухнул на пол, как подкошенный. Он обхватил ногу конунга, поцеловал ее и сказал:

– Господин мой, я счастлив, что опять нахожусь так близко от Вас, что могу прикоснуться к Вам своими руками и что мне удалось наконец вырваться из лап этих проклятых дьяволов‑посошников. Воистину, это никакие не хёвдинги, а грабители и разбойники. Они затеяли вражду с лучшим из людей – с Вами, государь, потому что ты – коронованный конунг, и все должны пред тобой склоняться. Прими же меня, мой господин, и позволь мне никогда с тобой не расставаться. Сам не знаю, как этому рьяному нечестивцу епископу удалось так лишить меня и ума, и зрения, чтобы я не замечал, как эти негодяи попирают данные Вам клятвы. Разве могли эти злостные мошенники быть хороши ко мне, когда они предали своего конунга?

Его речь только разозлила берестеников, и они стали говорить, что не сыскать большего негодяя, чем он. Некоторые требовали, чтобы его вывели на Эйрар и повесили. Тогда конунг сказал:

– Встань, Торстейн, и прими пощаду. Ты должен будешь рассказать мне все, что знаешь, об этих посошниках.

Тогда Торстейн сказал:

– Счастлив я, что мне довелось предстать пред твои очи, и отныне я не стану уже пренебрегать своею службой. А про посошников я мог бы рассказать немало такого, что Вас интересует, и всего больше – неблаговидного.

Торстейну была тогда дарована пощада. Конунг часто разрешал ему говорить на тинге и перед дружиной и рассказывать об обычае посошников.

 

О посошниках

 

Весной посошники уплыли с севера из Халогаланда со всей своей ратью и направились на юг к устью Трандхеймсфьорда. На троицу[294] они вошли во фьорд и подплыли к Хольму, однако оказалось, что там не так‑то просто поживиться. Тогда они отправились за добычей по Трандхейму – плыли вдоль всего фьорда и грабили, где могли. Бонды собирались группами, осыпали посошников камнями и отнимали у них все, что удавалось. Николас епископ часто обращался к своему войску с речами и говорил так:

– У этого попа Сверрира всего‑то и осталось от целой Норвегии, что один мыс, да и это покажется немалым, когда он станет править той частью Эйрара, что перед палисадом, и будет болтаться там на виселице. Не думаю, чтобы нас, посошников, должно было заботить, куда он направится со своими морскими баранами,[295] которых он велел согнать в город. Сдается мне, однако, что дворы трендов превратятся в золу[296] раньше, чем им от этого будет какая‑нибудь польза. Так что будем плавать, где хотим, по всему фьорду, а бояться нам нечего, потому что им с нами все равно не справиться.

И вот посошники повернули назад из внутренней части фьорда и встали у Депиля около Хладхамара. Они условились, что та часть войска, которая была на больших кораблях, сойдет на берег и двинется по верхней дороге к мосту, а там попытается проникнуть в город. Та же часть войска, которая находилась на стругах, должна была подойти по морю к реке с тем, чтобы там высадиться.

 

Гибель Филиппуса ярла

 

Одного человека звали Эрленд. Он был священником и служил в церкви Креста. Он был мудрым человеком. Он имел пребенду[301] наверху в церкви Христа. У священника была жена молодая и красивая. Эту женщину соблазнил Филиппус ярл. Когда конунг узнал об этом, он постарался убедить ярла покончить с этой историей. Ярл пообещал, но все шло, как и прежде. Когда же об этом проведал Эрленд, он преисполнился ненавистью и к конунгу, и к ярлу и стал замышлять такое предательство против всех берестеников, на какое он только был способен. Сверрир конунг и Эрленд священник прежде часто спорили по поводу тяжбы между конунгом и архиепископом.

После битвы Сверрир конунг снарядился в путь со всей поспешностью и пустился со своим войском на больших кораблях догонять посошников. Те же попытались уйти от него, и так пришли на восток в Вик. Оттуда посошники направились на юг в Данию. Сверрир конунг преследовал их вплоть до острова Хлесей. Когда же он узнал, что посошники бежали в Ютландию, он повернул назад в Вик и оставался там все лето, взимая с бондов штраф за измену и военные подати. У него была несметная рать. Осенью он обосновался в Осло и устроился провести там зиму. Той же осенью с севера приехала ярлова любовница, жена священника, и ярл опять принялся за старое, а конунг ему запретил. Тогда ярл отослал ее недалеко, на тот двор, что зовется Акр, а сам наезжал туда часто тайком и оставался там ночевать. Конунг постоянно выговаривал ярлу за то, что тот ведет себя неосторожно, «боюсь, родич, – говорил он, – как бы это не обернулось для нас большой бедой».

В первые дни рождества посошники ушли с юга из Дании на небольших кораблях. Во время этого плаванья они потеряли один корабль. Им управлял Аудун Бюлейст. С этого корабля не спаслась ни одна живая душа. Подойдя к Ослофьорду, они завернули туда на пятнадцати кораблях. Вожаками у них были их конунг и Хрейдар Посланник. Приблизившись к Хёвудей, посошники принялись совещаться. Хрейдар Посланник сказал:

– Я полагаю, что берестеники не имеют о нас никаких сведений. В городе поднимется переполох, а войско наверняка перепилось. Теперь самое время напасть на них, и Сверрир бы не преминул так поступить, будь он на нашем месте. Подойдем на веслах к пристаням как можно тише, а я уже знаю, где нас ждет хороший улов: Филиппус ярл спит неподалеку в Акре, и с ним там совсем немного народу.

Многие тогда ответили:

– Это правильное решение. Не дадим ему уйти.

Туда направилось пять небольших кораблей, а остальная часть войска подошла к пристаням и стала прислушиваться. В городе все было тихо и спокойно, но они так и не решились сойти на берег и повернули прочь, навстречу своему войску. А те, кто высадился в Акрсхаги, пошли наверх к усадьбе. Ярл ни о чем не ведал до того, как все постройки уже были заняты. Он выскочил через потайную дверь босой, в одном белье. Стояла оттепель, снега не было, и ноги разъезжались на мерзлой земле. Ярл был скор на ногу, как никто. Те из посошников, что находились наверху у построек, разглядели, несмотря на кромешную тьму, что какой‑то человек выбежал в одном белье, и закричали своим товарищам, чтобы те его хватали. Они бросились за ним, но в этот миг ярл поскользнулся и упал. Тут его пронзило копье, и рана была смертельной. Ярл пал на одном поле неподалеку от усадьбы, там было убито еще два человека. Его слугу звали Эйрик, а по прозвищу Слабак. Он сбежал оттуда и принес эту весть в город. Он прибежал прямо в конунгову усадьбу, однако настолько выбился из сил, что мог разве что вопить, призывая их подниматься. Первым на ногах был конунг, он оделся, выскочил во двор и стал расспрашивать, в чем дело. Мальчик сказал:

– Пал ярл, и убили его посошники.

– Что‑то уж слишком близко от нас, – сказал конунг. Он решил, что ярл ночевал в городе в своих покоях и посошники нагрянули в город. Конунг послал за трубачом и приказал трубить как можно громче, а всем своим охранникам он велел вооружаться, и люди тут же бросились к оружию. Потом конунгу сказали, что ярл был убит у Акра. Остаток ночи до рассвета все войско провело без сна при оружии. Это произошло в ночь на одиннадцатый день рождества.[302]

 

О Сверрире конунге и бондах

 

Сверрир конунг в ту зиму обложил бондов военной повинностью: каждое тягло должно было выставить одного человека, а сверх того дать еще фунт муки и голову скота.[304] Конунг распустил по домам трёндов, а вместо них набрал войско из округов. Жители Вика немало роптали на эти поборы. И вот бонды задумали такое, отчего впоследствии пострадали многие: они устроили заговор против конунга, и это дело держалось в такой тайне по всей Раумарики, что в назначенный час они выступили все одновременно, а с ними и простолюдины, так что в том фюльке поднялся каждый – и свободный, и раб.[305] Они убили всех сюсломаннов, какие там были поставлены, каждого в своем округе. Во главе этого заговора стояли Симун Лагманн из Тугн, Амунди Щетина из Греттисвика и Халлькель из Ангра. Они сговорились обо всем в Осло. Там они встречались в церкви Халльварда и обсуждали между собой те тяготы, которые на них возложил конунг.

В среду на великий пост,[306] они убили в Тунсберге Бенедикта, сюсломанна Сверрира конунга, со всеми его людьми, Олава Масляная Голова в Воруме, Пэтра брата Лукаса в Ауморде, а с ним еще восемь человек, и так – всех, кто оказался на месте. На всех дорогах, которые вели к городу, они поставили дозорных. В пятницу[307] до конунга дошли слухи, что бонды начали подниматься, однако эти слухи показались ему недостоверными. Он велел наведаться к ополченцам, и вскоре выяснилось, что все они ушли из ближней округи. Конунг велел послать за ними, но они не вернулись ни в субботу, ни в воскресенье. В воскресенье[308] к конунгу явился один бонд. Он сказал конунгу, что против него собралось войско и скоро будет здесь, и он посоветовал им быть начеку, потому что, мол, те придут не позднее следующей ночи или рано поутру. Он сказал, что сам видел войско бондов. Как только конунг получил это известие, он приказал трубить сбор всего войска и созывать горожан и купцов. Конунг рассказал эту новость перед всем городским людом и просил горожан и купцов дать ему еще войска и сказал, что им придется самим защищать свое добро и свободу. Те встретили его речь возгласами одобрения. Все войско было тогда поделено на отряды, а потом конунг велел людям поужинать. После этого он приказал трубить сбор, и так и сделали. Горожане и купцы тем временем снесли все добро, какое могли, в церкви. Конунг разослал во все стороны верховых дозором, а позднее вечером он велел в другой раз трубить и созывать всех людей на лед перед городом. Оттуда конунг повел их в Акрсхаги и расположился там на ночь. Потом конунг поехал к Солангру, прихватив с собою еще несколько человек. Там он оставил лошадь на склоне, а сам спустился вниз к озеру. А на озере в это время собралось огромное войско бондов и держало совет. Конунг послушал, что они говорят, а потом пошел туда, где оставил лошадь, и поскакал вниз на лед, а затем мимо изгородей прямиком к кораблям. Он пробыл там некоторое время и оттуда вернулся назад к своему войску. Уже занимался день[309] когда конунг приказал трубить сбор на льду между островом Снельда и материком. Конунг попросил внимания и сказал так:

– Здесь сошлось большое войско, и вся наша надежда на помощь всемогущего бога. Против нас собралась банда маркаманнов[310] и жителей Теламёрка, но, по всему видно, они уже убрались отсюда. А теперь скажите, все ли здесь наши люди, или к нам примкнул кто‑нибудь из бондов?

Тут ему было сказано, что здесь все свои.

– Тогда, – говорит конунг, – нам необходимо позаботиться о кораблях. Пускай войско разойдется рубить лед перед кораблями.

В этот самый миг к ним подбежал какой‑то человек и сказал, что с востока через Лангамоси и Рюгинаберг идет войско и что там жители Скауна и островитяне, а еще жители Фольда и Хэггена. В ответ конунг сказал:

– Тогда мы примем другое решение.

Он был на коне и поскакал туда, где стояло войско горожан, и заговорил так, что его услыхали и те и другие:

– У нас две возможности: либо бежать от бондов, либо принять бой. Не дело просить у бондов пощады. Сдается мне, однако, что они смелее наносят удары в спину, чем в лицо.

Все стали просить, чтобы он решал сам, как и прежде, это, мол, самое лучшее. Тогда он спросил горожан, собираются ли они прислать ему людей на подмогу, или каждая из сторон будет действовать в одиночку, «потому что мы, берестеники, можем сказать вам, как говорится в старой пословице: друзья познаются в беде». Бонды и горожане отвечали, что предоставят конунгу такое войско, какое только смогут.

 

Битва на горе

 

Сверрир конунг обратился к своему войску и сказал:

– Вот мое решение: не станем дожидаться, пока бонды окружат нас со всех сторон, но двинемся навстречу тому войску, что стоит здесь на Рюгинаберге, а там собрались те, кто пришел с востока, от самого Свинасунда. Поднимемся с севера к Нуннусетру, и тогда никто не пройдет в город, а Паль Ремень с отрядом уппландцев пускай наденут лыжи и поднимутся на гору как раз над ними и разузнают, много ли у них войска.

Они так и сделали и поднялись на гору восточнее того места, где стояли бонды. Снегу выпало много, на лыжах идти было хорошо, а без лыж не пройдешь: чуть сойдешь с дороги и как раз провалишься с головой. Стало светать, а погода стояла ясная. Когда Паль со своими людьми взошел на гору, оказалось, что вся местность сверху донизу, от Гьёлураса до Фрюсьи и Акрсхаги, так далеко, сколько видел глаз, была заполнена людьми. Паль и его люди поспешили назад к конунгу и сказали ему, что делается. Конунг был тогда у Мёртустоккаре. Он остановился и выслушал известие, которое они принесли, а знамя его вместе с передовым отрядом войска двигалось тем временем через долину и наверх в гору. Одни шли в гору по проезжей дороге, а другие карабкались вверх по такому крутому склону, что если одна нога стояла прямо, то другую впору было ставить на колено. Бонды издали боевой клич и ринулись по горе вперед, пустив в ход копья и топоры. Им было с руки метать оружие вниз, себе под ноги, а те из них, кто стоял на западной стороне горы, обстреливали берестеников справа. Дорога была крутая и такая узкая, что на ней помещалось в ряд не больше четырех‑пяти человек. Берестеники были сильно изранены, а иные убиты. Им так и не удалось взойти на гору, а когда пал тот, кто нес знамя, берестеникам пришлось выдержать жестокий бой, чтобы вернуть его себе. Тут берестеники поняли, что им не выстоять, и побежали. Передние бросились прямо на тех, кто стоял внизу под горой, а там все войско покатилось друг на дружку. На Рюгинаберге у берестеников пало семнадцать человек. Сверрир конунг подошел туда и сказал:

– Позор всем, кто бежал и лежит здесь вповалку!

Затем конунг сказал:

– А теперь приободритесь‑ка, добрые воины, хотя мы и получили изрядную взбучку. Как сказал тюлень, которому прострелили глаз, «на море такое случается часто», бонды одержали над нами верх, и все произошло точь‑в‑точь, как в том сне, что привиделся мне нынче ночью. А снилось мне, будто бы у меня была книга и вся она состояла из отдельных листов и была такая огромная, что покрывала собой большую часть страны, и из этой книги был похищен один лист – это бонды отняли у меня моих людей. Не стоит страшиться бондов, им придется тем хуже, чем больше их соберется.

Потом конунг заговорил опять и сказал:

– Двинемся вверх по дороге с той стороны, где более пологий подъем, и пройдем восточнее бондов.

Они так и сделали, а когда поднялись на гору, то увидали, что с севера идет войско бондов и что с виду оно – точно лес.

Тогда конунг сказал:

– Ты, Сигурд Лавард, и ты, Хакон, мой сын, оставайтесь здесь на Мёртустоккар со своими отрядами и, подняв знамя, идите на тех, кто находится наверху на горе, чтобы они не напали на нас с тыла. А я поверну на север и пойду против того войска, что двигается оттуда.

После этого конунг со своими людьми повернул на север к мосту через Фрюсью. По другую его сторону стояло войско бондов. Они принялись перестреливаться через реку, но не могли сойтись. Кое‑кто был ранен. Потом конунг вышел со своими людьми на лед, так как туда стали подходить жители Вестфольда и Теламёрка, а с ними – раумы.[311] Те, кто прежде стоял у моста, подтянулись к ним, так что там собрались все главные силы бондов, и это войско оказалось таким огромным, что любой, кто не был отчаянным храбрецом счел бы безумием вступать с ним в бой.

Одного человека звали Али. Он был сыном Халльварда и лендрманном Сверрира конунга. Он сказал:

– Не лучше ли нам построиться, государь?

Конунг ответил:

– Не в обычае берестеников строиться во время сражения. Мы бросаемся в бой с шумом и громом, малыми группами, и потому впереди может оказаться любой, кто захочет.[312] Ринемся же на них со всей стремительностью, и я уверен, что бондам не сдержать нашего натиска. А с нами приключилось, как в той поговорке: не упадешь, дороги не найдешь.

Потом он приказал трубить и сказал:

– А теперь вперед, все воины Христа, люди креста и святого Олава конунга,[313] и не держите строя!

Конунг сидел на вороном коне. На нем была отличная броня с крепким панцирем, а поверх нее красная рубаха, широкий стальной шлем, как носят в германских землях, и под ним – ворот брони. Меч он держал на боку, а копье – в руке. Он ехал во главе своего войска, так что конь его встретил грудью щиты бондов. По обе стороны от него, подняв мечи, шли в бой берестеники. Они так яростно нападали на бондов, что те из них, кто был впереди, рады были бы оказаться где‑нибудь подальше, будь это в их воле, и никому не хотелось сражаться в этой битве впереди соседа. Бонды так и падали со всех сторон, других обуял ужас, а потом все их войско бросилось бежать в сторону Акрсхаги. Берестеники нещадно обрабатывали им спины и сгоняли их на землю. Там на льду полегло множество бондов.

Жители Тунсберга и все, кто пришел с побережья, зашли во фьорд на кораблях, пристали там у расселины скалы и высадились на берег. У них было огромное и хорошо вооруженное войско, потому что это были горожане из Тунсберга и купцы. Они двинулись вперед по льду, думая, что те, другие, их дожидаются. Но стоило берестеникам увидеть их ряды, как они повернули им навстречу. Тогда конунг сказал:

– Нам предстоит еще одно дело, и оно не заставит себя ждать. Повернем‑ка на них и отправим их торговать туда же, куда и прежних.

Потом он велел трубачу трубить во всю мочь. Войско двинулось вперед по льду так стремительно, как будто не знало устали, а тунсбергцы, завидев их, остановились и столпились все в одном месте. Они ожидали, что к ним на помощь придет то войско, которое стояло выше на лугу, но берестеники налетели на них и по своему обыкновению нанесли им такой сокрушительный удар, что тунсбергцы как шли вместе, так и полегли, словно их волной опрокинуло. Те, кто остался жив, бросились бежать, и сопротивление их было недолгим. Берестеники гнали их перед собой по льду и многих убивали, потому что большинство их было обуто в башмаки с шипами, тогда как у отступавших башмаки были с гладкими подошвами, а лед сделался скользким от крови.

Конунг скакал за ними по пятам и не покладая рук награждал ударом копья всякого, с кем вступал в схватку, берестеники же, если было нужно, довершали дело. Там полегло немало добрых купцов: Свейн Свейтарскит, Сигурд Каменщик и многие другие. Тунсбергцы бежали к своим кораблям, а некоторые из них вскарабкались вверх на пастбище навстречу бондам из Вестфольда и примкнули к ним.

Рассказывают, что, когда конунг велел пересчитать свое войско, у него вышло около двадцати пяти сотен человек, а когда они встретились с этим скопищем бондов, стало казаться, что это войско их – всего‑навсего небольшая горстка людей и что бондов там будет двадцать человек на одного. Конунг же потому не захотел строить свое войско, что он подумал, как бы бонды не окружили его, и оттого во время погони оба войска рассыпались, и это пошло на пользу и тем и другим. Тогда во многих местах происходили большие сражения, так что об этом можно было бы рассказать немало историй, но нельзя записать все в одну книгу. И потому здесь говорится больше всего про те события, во время которых двигалось вперед конунгово знамя и в которых участвовал он сам.

 

О конунговом сыне и бондах

 

Теперь нужно рассказать о Сигурде Лаварде и Хаконе, сыне конунга, а также о тех бондах, что стояли на Рюгинаберге. Они увидали, как Сверрир конунг преследует по льду войско бондов, и решили, что те, возможно, нуждаются в их поддержке. Тогда они стали побуждать друг друга к бою, а затем двинулись всем войском вниз с горы. Когда Сигурд Лавард и его товарищи увидели это, они поскакали им навстречу. Их разделяла небольшая долина, они сошлись в ней, и разгорелась жестокая битва. У берестеников было четыре сотни человек, а у бондов – почти двадцать сотен. Бонды напали на них всею силой. Берестеники не устояли и бежали вниз на дорогу. Сигурд Лавард пустился в город и влетел на коне прямо в церковь Халльварда, и с ним много народу, а Хакон и Свиной Пэтр с небольшой частью войска обошли верхом Нуннусетр и спустились на лед навстречу конунгу. Бондам недостало прыти их преследовать, они все же захотели воспользоваться своей победой и двинулись строем вниз в город. Однако не встретив там никакого сопротивления, они рассеялись по всему городу к разбрелись по кабакам, где они собирались пьянствовать весь вечер. Потом они сошлись к тому месту, где стояли вытащенные на берег корабли Сверрира конунга. Одни хотели поджечь их, но другие говорили, что не дело губить конунгово добро. После этого они порешили пойти всем войском наверх к Нуннусетру и там построиться.

Не успел Сверрир конунг расстаться с тунсбергцами, как увидел ряды бондов. Тогда он снова обратился к своим людям и просил их не падать духом, «потому что все равно узнается, – сказал он, – кто храбрее».

– Сдается мне, – сказал конунг, – что эти бонды, с которыми мы уже бились сегодня утром, опять ищут встречи с нами. Раз так, нам представляется удобный случай припомнить им гибель наших товарищей. Теперь мы, по крайней мере, стоим с ними на одной высоте.

Потом конунг пошел на них с тем войском, какое у него было, и завязалась жестокая битва. Бонды сопротивлялись, как могли, но дело кончилось тем, что им пришлось отступить, и они бежали к северу от города, на Валаберг. Хакон Конунгов Сын гнался за ними по пятам и многих убил, однако стоило бондам убедиться в том, что основные силы конунга их не преследуют, как они опять пошли в наступление, и наверху у Валаберг разгорелся жестокий бой. Сверрир конунг повернул на юг и направился через переулок у Черных Лавок прямо к церкви Халльварда. Тут Сигурд Лавард выскочил из церкви. Конунг сказал ему:

– Ну что ж, ты верен себе. Нечего надеяться, что ты будешь берестеникам добрым хёвдингом, и правильно говорится:

 

Духом ты не похож на предков,

Тех, что вели за собой войско.[314]

 

И еще он сказал:

– Не похожи вы на старых берестеников, на тех, кто вместе со мною сражался за эту страну против Магнуса конунга. Им все казалось, что от меня мало проку в тех битвах, в которых они бились, и одни называли меня чересчур осторожным, а другие – трусом. Недаром, однако же, говорится:

 

В старости воин не станет храбрым,

Раз был сызмала трус.[315]

 

А теперь, когда бы мы ни бились, я иду первым, а те, кто сражаются бок о бок со мною, слывут храбрецами, и я это одобряю и благодарен всем, кто так поступает. Но у вас‑то не много общего с теми, кто одержал сегодня победу, когда за вами гнались по пятам. Бегите теперь за этими бондами и отплатите им ударом в тыл, да покажите себя храбрыми воинами и прогоните их прочь.

После этого конунг повернулся и выехал с церковного двора, а многие из его людей приложились к церкви. Тогда конунг сказал:

– Что‑то нынче берестеники стали куда набожнее, чем прежде. Похоже, вы готовы облизывать каждую церковь у вас на пути, а ведь обычно вы не слишком обращаете внимание на церкви.

Потом конунг поехал по улицам, и за ним следовало большое войско. По дороге они выловили множество бондов. Потом они поглядели на север, на Валаберг, и увидали, что оружие там так и мелькает в воздухе. Тогда конунг пошел навстречу бондам. Бонды повернули щиты в их сторону, но некоторые побросали их, решив искать спасения в быстроте своих ног, и бросились бежать что есть духу, одни по дороге, а остальные – кто куда, так что многие из них скрылись. В тот день не раз случалось так, что стоило бондам пуститься наутек, как им удавалось уйти, и оттого большинство простолюдинов спаслось, но все же и убитых там было великое множество, и никто не знал, сколько точно, потому что немало трупов обнаружили только весной.

 

О походах Сверрира конунга

 

Сверрир конунг оставался некоторое время в городе, набирая по всей округе войско и ополчение, и весной снарядил в поход огромную рать. У него было много больших кораблей, а сам он плыл тогда на Вожаке. Он отправился на юг вдоль берега и дальше на восток в Вик. Когда же он приплыл на восток в Вик и прибыл в Тунсберг, оказалось, что в городе посошники. Там тогда сидел Хрейдар Посланник с большим отрядом, его оставили в городе, с тем чтобы он защищал жителей Вестфольда от берестеников. Они расположились наверху на горе Тунсберг и построили там две небольшие крепости, одну на северной сторону горы, а другую – на южной, над той улицей, что ведет наверх от церкви Лавранца. На этот раз Сверрир конунг не стал задерживаться в Тунсберге, а когда они отошли от города, сказал:

– Сейчас эта гора вам, посошникам, на радость, но дайте срок, будет и на беду.

Сверрир конунг отправился на восток через Вик, и везде, где он появлялся, против него собирались бонды и поднималось все население, так что конунг и его люди нигде не могли ступить на большую землю, а бонды убивали всех, кто им попадался. Сверрир конунг плыл на восток вдоль берега до самой Конунгахеллы. Там он созвал бондов на тинг, и, оттого что с конунгом было много народу и он пришел туда с большой ратью, да и бонды были не из тех кто ходил в поход к Осло против конунга, бонды явились на тинг. Конунг потребовал, чтобы они выставили ему ополчение и выплатили средства на содержание, а вдобавок спросил с них и многое другое, и бонды всему подчинились. А не будь этого, конунг и его люди остались бы без продовольствия. После этого конунг повернул назад и держал тинг с бондами на Ордосте. Он потребовал от них того же и сказал так:

– Я хочу просить вас, бонды, чтобы вы одолжили мне всех лошадей, какие только есть здесь на острове. Думаю, они нам понадобятся. А вы, коли хотите, можете послать с ними людей, чтобы они стерегли их и потом вам вернули. Мы будем вам благодарны, если вы это сделаете по доброй воле, но, как бы там ни было мы намерены их получить.

Тогда бонды пригнали им лошадей с Тьёрна и с других островов. Берестеники забрали их и ушли на север через Вик, а все скопище бондов двинулось вслед за ними по суше. Когда Сверрир конунг приплыл на север к Сотанесу, он свернул со своего пути и пристал к берегу у того места, что зовется Тарвар. Неподалеку оттуда впереди стояли посошники. Конунг не велел своим людям сходить на берег. Посошники высадились и пошли навстречу бондам, а там все вместе собрались на тинг наверху у церкви в Форсе и стали держать совет. Бонды подстрекали посошников выступить против конунга и сразиться с ним и говорили, что иначе он сожжет их селения. На том они и порешили и распустили тинг. Вот они двинулись сообща в поход против конунга, и Сигурд Ярлов Сын поднял знамя.

 

О Сверрире конунге

 

Вскоре после этого конунг отправился дальше на север. Однако когда он приплыл в Портюрью, то поворотил назад в Вик, взяв с собою несколько небольших кораблей. Он надеялся захватить у посошников, что удастся, и плыл день и ночь, ожидая, что они подадутся в города сразу же, как только удостоверятся, что он ушел из Вика. Первым делом конунг зашел в Тунсберг и убил там семерых посошников, а потом направился в Осло, и там было убито еще несколько человек. Потом он поплыл назад к своему войску и присоединился к большим кораблям в Аскейярсунде, на северном берегу у Лимгардссиды. Сверрир конунг направился со своим войском на север в Бьёргюн, а ополченцам разрешил разойтись по домам. Зиму он провел в Бьёргюне, а посошники тем временем сидели в Вике и собирали там все подати и платежи.

 

Об Инги и посошниках

 

Инги, конунг посошников, и Сигурд Ярлов Сын, Арни Родич Епископа и многие другие военачальники вместе с главными силами посошников стояли в Упплёнде и лишь временами заходили в Вик. У них с Хрейдаром была договоренность, что они придут друг другу на помощь, если в этом возникнет необходимость. Но, когда Сверрир конунг приступил к осаде Хрейдара и его людей, те решили, что им трудно рассчитывать на поддержку своих товарищей, и сочли свое положение весьма опасным. Тогда они решили отправить людей к Инги и однажды ночью взяли легкий стружок на восемь гребцов и отволокли его на западный склон горы, к морю. Потом они вложили в него весла, обвязали канатами, принесли ворот и спустили его с горы. На этом струге было десять человек, главным у них был Торд Лебедка. Они спустили корабль вниз в море, а это было дело трудное и опасное, потому что под горой стояли на своих кораблях берестеники и каждую ночь несли там охрану. Посошники налегли на весла и проскочили через узкий проход между их кораблями, а потом высадились на берег неподалеку от Смьёрборга. Берестеники бросились вслед за ними, но им удалось захватить всего‑навсего пустой струг. А те шли своей дорогой, покуда не встретились с Инги и Сигурдом. Тогда они передали им послание Хрейдара и рассказали обо всем, что у них произошло. Однако, когда посошники получили это известие, они не стали торопиться искать встречи со Сверриром конунгом и говорили, что он, верно, и так уберется восвояси, когда выпадет снег или ударят морозы. А когда на следующее утро Сверрир конунг узнал о том, что посошникам удалось спуститься с горы, он сказал:

– Как вам всем не надоело сидеть вокруг этой горы, им, как видно, надоело сидеть на ней куда больше.

 

174. О риббальдах[321] и посошниках

 

Йон, английский конунг, еще в начале лета прислал Сверриру конунгу сотню воинов, которых называли риббальдами. Они были быстроноги, словно олени, и к тому же превосходные лучники, храбрецы, каких мало, и не останавливались ни перед каким злодейством. Конунг послал их в Упплёнд и поставил во главе них человека по имени Хиди. Он был братом Сигурда Косого. Люди отзывались о нем не слишком хорошо. Риббальды сошли вниз в Хаддингьядаль, миновали по верхней дороге Сокнадаль и спустились в Теламёрк. Где бы они ни появлялись, они убивали и мужчин, и женщин, всех без разбору от мала до велика. Они уничтожали всю домашнюю скотину, собак и кошек и все живое, что им ни попадалось. Они сжигали и все селения на своем пути. Но, если люди на них ополчались, они убегали в горы или на пустоши, а появлялись всегда лишь там, где их меньше всего ждали. Они приходили с разбоем в те селения, в которых никогда до того не видали войска, и учинили такую резню, подобной которой не помнил никто. Они пришли к Сверриру конунгу, когда он стоял со своим войском вокруг горы, и, не ведая страха, ходили на посошников и вступали с ними в перестрелку. Однажды посошники послали стрелу в одного из риббальдов, и он был убит на месте, а другие риббальды, увидев это, стали с громкими кличами то взбегать на гору, то сбегать вниз, осыпая посошников стрелами. Вскоре один из них настиг стрелой Викинга Вэвнира, и он тут же умер. Стрела угодила ему в горло с левой стороны. Это был могучий воин.

 

О хитрости Сверрира конунга

 

Торд Лебедка был отослан с горы, так как Хрейдар решил, что ему не обойтись без поддержки Инги и Сигурда. Сверрир конунг проведал об этом. Он сказал так:

– Посошники теперь станут ждать своих товарищей, если те, конечно примут их приглашение. А мы пока воспользуемся безлунной ночью и сыграем с ними шутку. Пускай наши люди с большим войском отправляются наверх через Фродаас, да так, чтобы ни посошники, ни горожане ничего не заметили, а оставшиеся берестеники пускай тем временем прислушиваются и ждут когда конунг прикажет трубить, и тогда не мешкая возьмутся за оружие. После этого оба войска быстро построятся и сделают вид, будто сражаются между собой, да пусть остерегается поранить друг друга. И те, кто выйдет из города, пусть начнут уступать нападающим. Поднимите побольше шума и прикиньтесь, будто у тех дела идут куда лучше, чем у вас, а под конец обратитесь в бегство, и тогда уж навряд ли посошники усидят на своей горе. Тут они и попадут в ловушку.

Так и сделали. Утром, когда рассвело, дозорные, стоявшие у северной крепости, заметили, что сверху с Фродааса спускается большое и хорошо вооруженное войско. Не теряя времени, они пошли и разбудили Хрейдара и сказали, что это не иначе, как их товарищи. Хрейдар поднялся, а его люди стали вооружаться. Снарядившись, они отправились на север, к крепости. Тут они увидели знамена, которые несли оба войска, – то, что спускалось вниз с хребта, и то, что выходило из города ему навстречу, и услыхали громкое пение трубы. А в следующий миг они увидели, что берестеники бегут, а некоторые падают на землю. Тогда посошники стали говорить Хрейдару, что всем им пора покинуть гору и присоединиться к своим товарищам, чтобы не дать берестеникам уйти за ров. Хрейдар ответил:

– Поглядим сперва, что из этого выйдет. Если берестеники позволят гнать себя до самого рва, то им не так‑то легко будет одолеть палисад, и тогда наши люди перебьют их там сколько хотят.

И еще он сказал:

– Сдается мне, что бегущие ведут себя странно, и все это смахивает на игру. Или вы не видите, что они будто отыскивают себе местечко посуше, чтобы упасть, а нет – так валятся на свои щиты? Или, может быть, вы заметили кровь на их оружии и одежде? Нет, – сказал он, – и я тоже не вижу ничего такого. Похоже, что это всего‑навсего проделки Сверрира.

А когда конунг увидел, что посошники остерегаются покидать гору, он повернул со своим войском назад в лагерь.

 

Речь Сверрира конунга

 

Шла зима, ударили морозы и стал лед. Берестеникам теперь было труднее добывать себе продовольствие, да и бондов было не просто брать за рога. С едой стало хуже, и в войске начался ропот, большинство ополченцев решило разойтись по домам. Конунг созвал их на домашний тинг, держал речь и сказал так:

– Я слышал, что в войске поговаривают, будто эта осада – пустое дело и пора расходиться по домам. Ну что ж, желаю доброго пути всем, кто собрался восвояси! Не пристало, однако, воинам роптать на своего конунга только из‑за того, что они не могут набить себе брюхо до отказа, точно молотильщики. Не похожи вы на тех, о ком слагали саги в стародавние времена, они‑то осаждали своих врагов с таким упорством, что брали их измором, но никогда не уходили без победы. Впрочем, за примером недалеко ходить, ведь посошники, которые сидят там на горе и не думают сдаваться, проявляют больше твердости и упорства. А теперь, чтобы я не слышал больше вашего ропота, потому что мы останемся на месте и будем сидеть здесь до тех пор, пока не одолеем посошников, нравится вам это или нет.

И вот, по мере того как шла зима, на горе стали таять запасы продовольствия. Хрейдар увидел, что их припасы скоро подойдут к концу, если не подоспеет помощь от Инги и Сигурда. Однако они так и не получили никакого ответа на свое послание, и только берестеники твердили им изо дня в день, что, мол, идет ваш конунг Инги с огромной ратью и скоро вас освободит. А посошники принимали это за насмешку, да так оно и было.

 

О посошниках и берестениках

 

На следующее утро посошники отправились в Хов, в баню, их было около пятидесяти человек. Йон Сталь увидел, как они идут. Сам он в то время стоял наверху на горе и с ним было восемнадцать человек. Йон улучил момент и бросился вниз в усадьбу, а посошники, завидев его, отступили. Йон преследовал их до Алльдинхаги и одного человека убил. После этого он снова ушел в горы, а на следующий день отправился верхом на юг в Бьёргюн. В Бьёргюне он застал Эйнара Конунгова Зятя и Дагфинна. Не теряя времени, они собрали людей, какие у них были, сели на корабли и отплыли на север в Согн. Они узнали, что посошники обосновались в Лусакаупанге, созвали там жителей Согна на тинг и потребовали от них ополчения. Тогда же Инги был провозглашен конунгом.[323] Гуннтьёв звали того бонда, который нарек его конунгом. Ночью берестеники приплыли в Согн, а на рассвете подошли к городу и встали у пристаней. Они велели трубить и храбро ступили на берег, а посошники похватали свое оружие и бросились бежать. Кое‑кто из них был убит. Одного человека звали Бьёрн Ростом‑с‑Ель, он был бродяга. В сарае на летнем пастбище над Лусакаупангом он нашел Арни Родича Епископа. Арни был тяжело ранен и не смог далеко уйти. Бьёрн убил его ради одежды и того добра, что при нем было. Его труп обнаружили только следующей весной. Посошники бежали кто наверх на Каупангсфьялль, кто в Сваворни, а некоторые – в Фольку. Потом они переправились на лодках и небольших кораблях в Лустр, а берестеники захватили их корабли, много оружия и одежды и все прочее добро.

Посошники собрались в Лустре, а потом перевалили через гору и спустились в Ардаль. Тут Йон Сталь проведал, где они находятся, и пошел им навстречу. Но посошники тем временем уже поднялись наверх, миновав озеро, и на следующее утро двинулись в гору к Вальдресу, а оттуда – в Упплёнд.

 

Посошники оставляют гору

 

Сверрир конунг по‑прежнему стоял под горой. Уже истек тот срок, который назвал в своем письме Хрейдар, когда говорил, сколько времени они еще смогут там продержаться. Положение на горе стало таким тяжелым, что только и можно было добыть себе еду, как нарубив снаряжение из моржовой кожи, другого угощения к рождеству у них не ожидалось, да и того‑то не было вдосталь. Как‑то ночью к исходу рождества Халльвард Крутой, а с ним еще один человек бежали с горы и явились к Сверриру конунгу, и тот дал им пощаду. На другой день об этом узнали дружинники Сверрира конунга, и большинству из них не понравилось, что посошников принимают с миром. Посошники также проведали, что конунг даровал Халльварду пощаду, и тогда многие стали надеяться на пощаду, кто прежде и не помышлял о подобном. Многие бежали с горы к конунгу, и все получили пощаду. Тут конунг убедился в том, что посошникам не на что больше рассчитывать там на горе и припасы их подошли к концу. Наконец, и Хрейдар велел передать конунгу, что он собирается на следующий день сойти с горы, потому что, мол, лучше претерпеть смерть от оружия, чем от голода, но охотно принял бы пощаду, если это только возможно. А еще он просил даровать пощаду всем своим товарищам. Тогда Сверрир конунг велел трубить и созывать все войско на домашний тинг. Он сказал:

– Я хочу посоветоваться с вами, как нам поступить с Хрейдаром и его людьми, если они окажутся в нашей власти, а ежели так случится, то все наши люди, уж верно, обрадуются, что эта осада наконец окончилась, а всего больше должны будут радоваться те, кто громче всех выражал свое недовольство осенью и собирался тогда в обратный путь. Решайте теперь, давать ли нам кому‑нибудь из них пощаду или нет.

Многие говорили на это:

– Тут на горе собрались те, кто причинил нам и нашим товарищам всего больше зла, и вряд ли кому покажется правильным после того, как мы здесь голодали всю зиму по их милости и терпели многие тяготы, вдруг ни с того ни с сего дать пощаду убийце своего отца или брата и усадить его на скамью рядом с собою.

Тогда Сверрир конунг сказал:

– Послушайте‑ка, люди добрые, кто из вас возгордился настолько, что не может и помыслить о том, чтобы равнять себя со мною? И подумайте хорошенько, чтобы потом никого не винить, коли вы последуете моему примеру. Здесь, в Тунсберге, посошники убили Хиди, моего брата, а в Осло – Филиппуса ярла, моего родича, и многих других. А нынешней зимою вы, верно, слыхали, как они называли Сверрира сукой и кобылой и всякими другими поносными именами. Однако же теперь я прощаю им бога ради и жду у бога в ответ прощения за все, что я совершил наперекор ему. А ведь у каждого из вас, как и у меня, есть душа, и об этом не следует забывать, да и едва ли кто‑нибудь станет называть вас за это трусами.

Все согласились, что решать это дело следует конунгу, и тинг на том окончился.

После этого конунг велел передать Хрейдару, что им будет дарована пощада, и на следующее утро чуть свет Хрейдар спустился со своими людьми с горы. Сверрир конунг приказал, чтобы их подвели к нему, и тогда они все поклялись ему в верности. Потом конунг велел распределить их по отрядам, а Хрейдара взял в свой отряд. Он просил своих людей позаботиться о том, чтобы их накормили, и это было исполнено. Их же самих он просил поначалу с осторожностью принимать и еду, и питье, но многие не знали в этом меры. Они были настолько близки к смерти, что не только не окрепли, а заболели, и многие из них умерли, а те, кто остался жив, проводили долгое время в мучениях. Хрейдар долго болел, и Сверрир конунг немало пекся о его исцелении.

Сверрир конунг в течение двадцати недель осаждал Тунсберг,[324] а когда гора была взята, собрался в путь и велел спустить свой корабль на воду.

 

О болезни Сверрира конунга

 

Сверрир конунг заболел в Тунсберге, но поначалу его болезнь не была тяжелой. Конунг отправился в дорогу сразу же, как собрался, и путь его лежал на север в Бьёргюн. Он прибыл туда в великий пост или незадолго до того.[325] На корабле он большую часть дня лежал на корме на своем месте. Там лежал и Хрейдар, ему устроили постель на сундуке рядом со скамьей конунга, и конунг велел, чтобы за Хрейдаром ухаживали так же, как и за ним самим, и часто с Хрейдаром беседовал. Тот был человек умный и сведущий. По прибытии в Бьёргюн Сверрир конунг поднялся в крепость, где для него были приготовлены покои.

Утром во вторник на второй неделе поста[326] Сверрира конунга прошиб пот, и ему полегчало. Тогда его посетило множество народу, а обычно при нем оставались лишь немногие. А когда большинство из них ушло, конунг обратился к Пэтру Черному и сказал, что хочет поведать ему свой сон.

– Ко мне приходил человек, – сказал он, – тот самый, что уже не раз являлся мне прежде и никогда еще меня не обманывал, а мне снилось, будто я знаю, что болен и немощен, и я спросил у него, чем кончится эта болезнь. И тут представилось мне, будто он пошел прочь от меня со словами: «Готовься к воскресению, Сверрир», – сказал он. Сон этот показался мне весьма двусмысленным, однако я жду, что теперь‑то уж скоро сбудется не одно, так другое.

Пэтр сказал:

– Вам, государь, это, конечно, виднее, но я склоняюсь к тому, что речь идет о воскресении, которое случается в Судный день, и я начал бы к нему готовиться, государь, потому что об этом, вероятно, и предупреждал тот человек во сне.

Конунг отвечает:

– Похоже, что это так.

А к концу дня конунгу стало хуже.

На следующее утро.[327] конунг велел послать вниз в город за священниками, и все было приготовлено для соборования. Тогда же он приказал прочитать письмо об управлении государством, которое он предназначал для Хакона, своего сына, и повелел скрепить его печатью[328] Потом он сказал, обращаясь ко всем, кто при том присутствовал:

– Вы все здесь свидетели, – сказал он, – что не было у меня других сыновей, кроме Хакона,[329] а то впоследствии, может статься, объявятся и такие, которые станут называть себя так и захотят нарушить мир в этой стране. А теперь я хочу, прежде чем собороваться, чтобы меня подняли на престол, а там я буду ждать любого исхода: выздоровления или смерти. И все произойдет иначе, чем надеялся Николас епископ сын Арни: я умру здесь на троне, окруженный моими друзьями, а ведь он предрекал, что меня зарежут, как скотину, и скормят псам и воронью. Будь же благословен господь за то, что во множестве испытаний хранил он меня от оружия моих врагов!

Потом конунга соборовали, и после этого его силы стали убывать. А когда конунг понял, что конец его близок, он сказал:

– Когда я умру, – сказал он, – откройте мое лицо дабы и друзья мои и недруги могли сами видеть, появится ли на моем теле какой знак в подтверждение того проклятия и отлучения, которому предали меня мои враги. Уж тогда‑то мне, верно, будет не утаить его, если дела и впрямь обстоят не лучше, чем они говорят. За все время, моего правления на мою долю выпало куда больше бед, немирья и тягот, чем спокойного житья, и, на мой взгляд, у меня было немало завистников, ставших впоследствии прямыми врагами. Теперь же да простит их всех господь и рассудит нас, а я отдаю себя на его суд!

 

Сага о Сверрире

 

OCR: Андрей Клушин (aka Grettir) и Дарья Глебова http://norse.ulver.com/

«Сага о Сверрире / Перевод с древнеисландского»: Наука; Москва; 1988

 

Аннотация

 

«Сага о Сверрире» принадлежит к числу «королевских саг», или «саг о конунгах», повествующих об истории средневековой Норвегии. Она рисует драматические события последней четверти 12 и первых лет 13 века, известные в научной литературе под названием «гражданских войн».

 

Сага о Сверрире (Sverris saga)

 

Пролог

 

Здесь начинается повесть о тех событиях, которые недавно произошли и еще не изгладились из памяти людей, рассказывавших о них, – повесть о Сверрире конунге, сыне Сигурда конунга сына Харальда.[1] Начало повести списано с той книги, которую писал аббат Карл сын Йона,[2] а сам Сверрир конунг говорил ему, что писать. Но этот рассказ доведен не далеко. В нем говорится о некоторых его битвах. Дальше в книге рассказывается о том, как росла его мощь, и эта мощь предвещает великие события. Поэтому эту часть книги назвали Страшилищем.[3] Остальная часть книги написана со слов людей, которые помнят события потому, что были их очевидцами или слышали о них, или даже участвовали в битвах вместе со Сверриром. Некоторые из этих событий были записаны сразу после того, как они произошли, и потом ничего не было добавлено. Но, может быть, эту книгу увидят люди, которые знают больше и сочтут, что о многом здесь рассказано слишком кратко, и многое, достойное упоминания, опущено. Тогда пусть они велят написать об опущенном, если хотят. И хотя кое в чем из рассказанного здесь о битвах можно усомниться из‑за обилия участников в них, однако все знают, что здесь истинная правда и ничего не прибавлено. И мы считаем более вероятным, что сказания о знаменитых людях, живших некогда, и записанные в книгах, правдивы.

 

Рождение Сверрира конунга

 

В то время на Фарерских островах был епископ Хрои, брат гребенщика Унаса. Унас женился на норвежке по имени Гуннхильд. Это было в конце правления братьев Инги, Сигурда и Эйстейна, сыновей Харальда Гилли.[4] Гуннхильд вскоре родила сына, который был наречен Сверриром и считался сыном Унаса.

Этому мальчику снились сны, которые предвещали великие события. Гуннхильд, его мать, рассказала сон, который ей приснился перед самым его рождением. Она была якобы в великолепном тереме и разрешалась от бремени. А служанка ее сидела у ее колен и должна была принять ребенка, как только он родится. И когда Гуннхильд показалось, что ребенок родился, великий ужас объял женщину, прислуживавшую ей, и она воскликнула:

– Гуннхильд, ты родила ребенка чудесного и грозного видом!

Три раза выкликнула она эти слова. И когда Гуннхильд услышала, что служанка ее выкликнула несколько раз те же слова дрожащим голосом, она захотела посмотреть, что она родила. Ей показалось, что это был большой камень, белый как снег и сиявший так ярко, что во все стороны от него сыпалась искры, как от железа, сильно раскалившегося в кузнечном горне. И она так сказала своей служанке:

– Давай скроем тщательно это детище, и пусть никто не знает о нём, потому что всякий, кто его увидит, будет изумлен.

Затем ей привиделось, что они взяли камень, положили его на стул и покрыли красивым платом. И когда они спрятали так камень, то искры все равно пробивались сквозь плат во все стороны и разлетались по всей опочивальне. Они были очень напуганы этим ужасным зрелищем.

И тут она очнулась от своего сна.

У Гуннхильд и Унаса был сын, которого звали Хиди, а также дочь, которая была замужем за Свиным Стеваном. Их сыном был Пэтр Литейщик. У Гуннхильд и Унаса были также другие дочери.

Пяти лет Сверрир уехал из Норвегии на Фарерские острова и там воспитывался у епископа Хрои. Епископ посадил его за книги и дал ему посвящение, и он был помазан в священники. Но когда он стал взрослым, то оказалось, что он мало годился в ученые люди из‑за своего буйного нрава. Он поссорился с Брюньольвом сыном Кальва, который был тогда конунговым сюсломанном[5] на островах. Сверрир ударил одного человека, и Брюньольв со своими людьми нагрянул к Сверриру. Но Сверрир убежал от них и, когда они уже догоняли его, вбежал в какой‑то дом, чтобы спрятаться. Какая‑то женщина спрятала его в печи и закрыла устье печи заслоном; а потом развела огонь на шестке. Преследователи обыскали дом, но нигде не нашли Сверрира. Людям, которые впоследствии узнали, кем он стал, казалась, что они уже тогда угадали в нем необыкновенного человека.

 

О снах Сверрира

 

Сверрир видел сны, предвещавшие ему великое будущее,[6] но некоторые принимали эти сны за пустые и смеялись над ним. Однажды ему приснилось, будто он в Норвегии и он птица, такая большая, что ее клюв касается на востоке пределов страны, а хвост ее на севере в Краю Финнов,[7] а крылья ее покрывают всю страну. Он рассказал этот сон мудрому человеку, которого звали Эйнар, и спросил его, что, по его мнению, этот сон значит. Эйнар сказал, что сон ему непонятен, но что, возможно, он предвещает какую‑то власть. И он добавил:

– Может статься, ты будешь архиепископом.

Сверрир отвечает:

– Вряд ли я буду архиепископом, раз я не очень‑то гожусь в священники.

Сверриру было двадцать четыре года, когда он узнал, кто его отец. Он прожил еще одну зиму на Фарерских островах, а потом отправился в Норвегию.[8]

 

О Магнусе сыне Эрлинга

 

Магнуса и Эрлинга,[9] поддерживала в то время вся знать и весь народ. Конунга все любили, а ярл был могуществен и мудр, правил сурово и побеждал врагов, Все правление страной было у него в руках. У него было много завистников, как знатных, так и незнатных, и большинство их было на севере страны, в Трёндалёге. А Эйстейн архиепископ, который там на севере правил всем народом, был близким другом Магнуса Конунга и всячески поддерживал его на севере страны. На стороне Магнуса конунга были все самые знатные люди страны, одни были в его дружине[10] другие получали доходы с его владений,[11] и, кроме того, он был конунгом с согласия всего народа.[12] Он был обязан своим предкам тому, что его любили, потому что весь народ предпочитал служить потомкам Сигурда Крестоносца,[13] а не потомкам Харальда Гилли и его родичам.

 

12345678910Следующая ⇒

Поделиться: