Помазание в четвертом Евангелии

 

Исследователи настаивают, что обряд помазания в Вифании и этот же обряд в городе Наине не были одним и тем же событием, основываясь на том, что Библия является словом Божьим и не может содержать ошибки и противоречия. Мы могли бы согласиться с тем, что событие происходило на двух разных трапезах в двух разных городах, если бы не похожая история о помазании в 12-й главе Евангелия от Иоанна. В этой истории говорится, что Иисус возлежит в римском стиле за трапезой. Иоанн указывает на то, что события происходят в Вифании за шесть дней до начала Пасхи. И тут впервые Евангелие называет по имени женщину с алебастровым сосудом ценного масла. Вместо безымянной женщины из города Наина из Евангелия от Луки перед нами предстает хорошо известный персонаж! Это — Мария, сестра Лазаря и Марфы, тоже присутствующих в тот день на трапезе. Как и ранние христиане, слушавшие евангельские проповеди, мы хорошо знакомы с этой семьей, которую любил Иисус. Мы не удивляемся тому, что Иисус находится именно в их окружении.

В стихах, предшествующих сцепе трапезы, Иоанн описывает поразительную историю воскрешения Лазаря (Ин. 11). В том эпизоде плачущая Мария пала к ногам Иисуса, а он, тронутый слезами, воскресил ее брата (ил. 7). И вновь та же Мария плачет у ног Иисуса в 12-й главе, она мажет его миром и отирает его ноги своими волосами. Кажется, что Иоанн объединяет в своей версии все варианты этой истории, заимствуя из других евангелий самые яркие детали. Из всех авторов канонических текстов лишь Лука говорит о том, что женщина омыла слезами ноги Иисуса и отерла их своими волосами (ил. 1). Но в Евангелии от Иоанна это действие совершает вовсе не безымянная грешница. Здесь словно исправляется неверная версия Луки, и женщине дается имя: она — сестра Лазаря. Тронутый слезами, он воскрешает брата Марии из мертвых (Ин. 11:43), и теперь благоуханием чистого драгоценного нардового мира, щедро политого на его ноги, наполнился весь дом (Ин. 12:3).

Аромат нардового мира будоражит нашу память, заставляя вспомнить похожий эпизод из иудейско-христианской традиции. В Писании говорится, что аромат нарда исходил от невесты из Песни Песней: «Доколе царь был за столом своим, нард мой издавал благовоние свое» (Песн. 1:11). Сцена в Евангелии от Иоанна ясно вызывает в памяти деталь из еврейской песни жениха и невесты. Текст Иоанна призывает нас вспомнить любимое произведение. Сам ритуал миропомазания, провозглашавший царствие Мессии, предшествовал свадьбе. Похожие строчки об аромате мира встречаются и в другом месте Песни Песней: «О, как любезны ласки твои, сестра моя, невеста! о, как много ласки твои лучше вина, и благовоние мастей твоих лучше всех ароматов!» (Песн. 4:10).

Почему история о помазании Иисуса столь важна для ранних христиан, заставляя всех четырех евангелистов обращаться к ней? Считали ли они это просто спонтанным действием, выразившим страстную преданность женщины по отношению к ее учителю? А может быть, для ранних христиан помазание носило какой-то важный символический характер и это действие воспринималось ими в контексте истории и религии? Помазание Иисуса являлось единичным или типичным явлением?

Как мы уже видели, Ипполит Римский, в толковании Песни Песней, отождествляет невесту с женщиной из евангелий, ищущей в саду гробницу возлюбленного. Он точно так же мог узнать невесту и в женщине, совершившей помазание на трапезе в Вифании, и, очевидно, поэтому он говорит, что Мария из Вифании находилась у гроба в пасхальное утро. В древних языческих культах жениха/царя помазание носило сексуальный характер. Невеста, представляющая собой весь народ, должна была соединиться с царем в брачной церемонии, и тем самым она провозглашала царя помазанником, избранным Мессией. В дальнейшем роль помазания царя Израиля перешла к пророкам и священникам, однако в древности ритуал помазания, ассоциировавшийся со священным браком (hieros gamos), выполняла исключительно царская невеста.

В евангельских рассказах о Страстях Господа, его смерти и Воскресении, начинающихся с описания помазания на трапезе и достигающих кульминации в сцене встречи возлюбленных в саду после Воскресения, отразились древние ритуалы, ежегодно совершаемые язычниками, жившими на захваченных римлянами землях. Жители Римской империи хорошо знали языческие обряды, запрещенные лишь в IV веке и сохранившиеся вплоть до VI века. Рассматривая связь между священными христианскими текстами и древними языческими обрядами, следует помнить: евангелия были написаны не на иврите для евреев, а на греческом для бывших язычников. Безусловно, они бы узнали древний миф, воплотившийся в помазании царя его преданной невестой.

В толковании Ипполита в Песни Песней нашло отражение представление о Марии из Вифании как о невесте. В то время и в том месте любой точно так же воспринял бы женщину, помазавшую царя и встретившую его в саду воскресшим через ритуальные семь дней. Исполнив свадебный ритуал, провозглашавший жениха царем, невеста могла насладиться своей привилегией, уединившись с женихом в свадебных покоях.

На протяжении тысячелетия в поэзии древнего Ближнего Востока помазание ассоциировалось с интимным союзом. Уже в вавилонском эпосе о Гильгамеше (2700–2500 гг. до н. э.) мы сталкиваемся с подобными коннотациями, например, когда герой Гильгамеш говорит своему другу Энкиду, что блудница, помазавшая его, скорбит о его смерти. В более поздней поэзии помазание стало ассоциироваться со свадебной церемонией hieros gamos, священным браком, объединяющим королевскую жрицу, представляющую собой богиню, землю и народ, с ее избранником, сильным мужчиной, способным защитить ее и справиться с врагами. В течение тысячелетия такие обряды совершались в регионе, где провозглашалось царство священного жениха. Мессия по определению являлся тем, кто вступал в союз с царской невестой.

Слово «мессия» кажется фонетически родственным слову «messehah», означающему столб в форме фаллоса, ассоциировавшийся с поклонением богине Астарте, совершаемым ханаанцами, жившими в древнем Израиле. Помазания возле столбов фаллической формы получили широкое распространение в древних языческих обрядах на Ближнем Востоке и в Индии. Мы располагаем лишь одной историей о помазании Иисуса женщиной, но эта история очень напоминает древние обряды священного брака, совершавшиеся в честь других божественных пар в ближневосточном регионе: Думузи и Инанны, Таммуза и Иштар, Осириса и Исиды, Адониса и Венеры, Баала и Астарты, а также в честь других богов и богинь, почитавшихся языческими соседями Израиля. В сцене помазания в евангелиях, отразились литургические детали Песни Песней и мифология hieros gamos. И это кажется равнозначным тому, что Иисус пришел, желая принять женское начало и восстановить прежнюю модель отношений — модель жизни! Ранние толкователи христианских текстов, такие как Ипполит и Ориген, скорее всего видели связь евангелий с древними обрядами, однако в дальнейшем такое мнение осмеивалось, осуждалось и подавлялось теми, кто не хотел делить с женщинами власть и влияние.

 

Свидетельство Павла

 

Неожиданно мы подошли к новому удивительному пониманию замечания Павла из Первого послания к коринфянам: «Или не имеем власти иметь спутницею сестру-жену, как и прочие Апостолы, и братья Господни, и Кифа?» (1 Кор. 9:5). Поскольку Павел — автор первого письменного свидетельства о жизни первого поколения христиан, то мы должны серьезно отнестись к его словам. Что он имел в виду? Утверждал ли он, будто апостолы и братья Иисуса странствовали со своими сестрами-женами? Что это могло означать? В некоторых Библиях греческая фраза «αδελφην γυναικα» переведена как «христианские сестры» или «верующие сестры». Однако по-гречески слово «gyne» обозначает либо женщину, либо жену. Таким образом, женщины, сопровождавшие мужчин, были или их сестрами-женщинами, или сестрами-женами. Поскольку еврейский закон не поощрял встречи мужчин и женщин до брака, а супружество было обязательным, то можно предположить: ученики Иисуса и женщины, странствующие вместе с ними, были женаты.

Другой текст Писания, знакомый авторам христианских текстов, упоминает сестру и супругу в похожих предложениях: «Запертый сад — сестра моя, невеста, заключенный колодезь, запечатанный источник» (Песн. 4:12) и «Пришел я в сад мой, сестра моя, невеста» (Песн. 5:1). Параллельные строки встречаются и в литургических стихах, прославляющих египетских божеств Исиду и Осириса: «Приди к той, что любит тебя. Приди к твоей сестре, приди к твоей супруге». Я полагаю, эротическая поэзия, воспевающая священный союз в Песни Песней, была очень популярна во времена Иисуса и Марии; в ней видели образец общинной жизни для ранних христиан, парами странствующих по городам Иудеи и по средиземноморским землям. Как уже отмечалось ранее, копии Песни Песней нашли среди свитков Мертвого моря в пещерах Кумрана, что свидетельствует о высокой оценке этого произведения членами даже такой аскетической еврейской общины.

В 10-й главе Евангелия от Луки говорится, что Иисус избрал семьдесят учеников и по двое отправил их в каждый город. Возможно, это были супружеские пары? В тексте миссионерская работа не определена как исключительно мужская, однако два тысячелетия патриархата затмили свидетельство Павла о том, что христианские лидеры странствовали вместе со своими женами. Из дальнейшего прочтения письма Павла можно сделать вывод: он не приводит примеры таких странствующих супружеских пар. Я полагаю, образцом такой пары мог быть Иисус и женщина, сопровождавшая его, которую мы можем назвать его возлюбленной сестрой-супругой.

Когда Павел в своих Посланиях говорит о возвращении Христа и о приходе нового царства, он утверждает: людям больше не надо будет исполнять заповедь супружества. И хотя еврейский закон предписывает всем мужчинам вступать в брак, Павел выступает против учения Торы. Видимо, он допускает отход от закона, так как уверен в скором пришествии Иисуса. Павел, сторонник целибата, не говорит: «Посмотрите на Иисуса!», приводя в пример новый стиль жизни. Вместо этого он говорит: «Посмотрите на меня» (1 Кор. 7:7–8). Можем ли мы предположить, что если бы Павел говорил о целибате, зная, что Иисус не женат, то он скорее всего привел бы в пример именно Иисуса, а не себя? Полагаю, да.

Все это говорит о том, что ранние христиане признавали в женщине, помазавшей Иисуса на трапезе в Вифании и встретившей его воскресшим в пасхальное утро, невесту архетипического жениха. В этой паре воплотилась мощная мифология о священном царе и его возлюбленной, мифология, знакомая каждому, в любом уголке эллинистической Римской империи. Поскольку канонические евангелия писались на греческом с целью привлечь бывших язычников, то история о помазании, мучении, смерти и Воскресении Иисуса, потомственного царя по иудейской королевской ветви, наверняка нашла отклик в сердцах тех, кто уже был знаком с мифологией о священном союзе возлюбленных — о Божественном, воплотившемся в любви партнеров. Несмотря на то что языческие ритуалы иногда сопровождались оргиями, глубинный смысл свадебных ритуалов заключался в экстатическом праздновании, посвященном жизненной силе, плодородию земли и циклу жизни, смерти и возрождения. Радость, исходившая из ритуальных свадебных палат, распространилась на поля, стада и людей, с тех пор заживших счастливо. Эта мифическая история не просто об интимном союзе — в ней говорилось о гармонии и символическом партнерстве космических сил, мужского и женского начала.

 

⇐ Предыдущая12345678910Следующая ⇒

Поделиться: