Повседневность – это сфера человеческого опыта.

Повседневность – это сфера человеческого опыта.

 

Итак, кажется, что повседневность – самая ясная и прозрачная сфера жизни, не требующая рефлексивного рассмотрения. Однако эта ясность кажущаяся. Повседневность кажется ясной не потому, что отрефлексирована (изучена, понята), а потому, что ускользает от рефлексии . " Обычную жизнь" не анализируют до тех пор, пока ее не нарушит какое-нибудь из ряда вон выходящее событие. Столкнувшись с таким нарушением, " повседневные деятели" (обычные люди, мы с вами) стремятся прежде всего " нормализовать" ситуацию, ввести ее в рамки повседневности и лишь после этого приступают к исследованию нарушившего ход нормальной жизни фактора, который уже интерпретируется как нормальное, повседневное явление.

 

Мы остановимся на изысканиях двух крупных социологов ХХ в., которые нам приоткроют завесу тайны над повседневностью. Это: Альфред Шюц и Гарольд Гарфинкель.

 

· Согласно Альфреду Шюцу (австрийскому социологу, основоположнику феноменологической социологии) повседневность предметно-телесно закреплена (в отличие от других сфер – религии, искусства, науки, игры, сновидений, сказки и др.). И именно этот аспект он подчеркивает.По мнению Шюца, именно это качество опыта повседневности — телесно-предметное переживание реальности, ее вещей и предметов — и составляет ее преимуществопо сравнению с другими областями. Поэтому, говорил Шюц, повседневность является " верховной реальностью". Человек живет и трудится по преимуществу в повседневности и, отлетая мыслью в те или иные сферы (религию, искусство, игру, науку), всегда и неизбежно возвращается в мир повседневности.

 

· Теперь об изысканиях американского социолога Гарольда Гарфинкеля (создателя этнометодологии).

По Гарфинкелю, рядовой индивид не осознаёт того, что в своей повседневной деятельности становится субъектом социального взаимодействия и творения социальной действительности. По мнению Гарфинкеля, социальная жизнь является упорядоченной только потому, что члены общества активно заняты приданием смысла всему тому, что происходит в процессе повседневного общения.

Гарфинкель провел ряд интересных экспериментов, нацеленных на сознательное разрушение нормального хода социального взаимодействия. Среди социологов эти эксперименты получили название «Гарфинкелинги». Во время или по заключении «гарфинкелингов» подробно фиксировалась удивлённая, возмущённая реакция людей на нестандартное поведение экспериментаторов.Эксперименты Гарфинкеля «разрывали», «нарушали» повседневную рутину общения, раскрывая ту напряжённую работу, которая производится каждым членом общества для сохранения, восстановления нормального хода жизни.

Это были эксперименты по вмешательству в привычную жизнь и они показали, как люди всякий раз активно сопротивлялись, когда их вынуждали подвергнуть сомнению самоочевидные привычные рутинные способы действия.

Продемонстрируем один из гарфинкелевских экспериментов. В ходе нормального, самого обычного разговора экспериментатор начинает приближать свое лицо к лицу ничего не подозревающего партнера. Партнер испытывает смущение, отодвигается и, наконец, осознает, что ситуация изменилась и он участвует в каком-то ином взаимодействии, отличном от того, что он предполагал ранее. Типичную реакцию испытуемого можно сформулировать так: " Ты что, ненормальный? " Некоторые воспринимали действия экспериментатора как действия, мотивированные сексуальными мотивами, а кто-то видел в нем больного человека. Эти оценки представляли собой переопределение ситуации. Будучи переопределенной, ситуация " нормализовывалась", снова становилась ситуацией повседневности, поскольку каждый из испытуемых знал, что нужно делать, если партнер болен, как вести себя с " шизиком" или с навязчивым ухажером. Такая ситуация могла показаться тяжелой, неприятной, но, будучи переформатированной (переопределенной), она уже исключалась из разряда непонятных и бессмысленных.

Нормализация ситуации происходила благодаря приписыванию партнеру какого-то типичного мотива, т.е. благодаря типизации личности партнера-экспериментатора (" шизик", " больной", " ухажер" и т.п.), и на этой основе типизировалось (складывалось) " новое" взаимодействие. Оно уже полностью укладывалось в сферу повседневности.

Для нас важен именно процесс переопределения ситуации и все связанные с ним проблемы: как человек осознает, что взаимодействие не соответствует норме, как интерпретирует ситуацию, как находит подходящее объяснение, как выстраивает новую форму взаимодействия, исходя из «репертуара» возможного (нормализует ситуацию). Ответить на эти вопросы — значит понять формальную структуру повседневности. Если мы это сделаем, то поймем логику повседневности.

 

Таким образом, интерпретация (ситуации) выступает как защита повседневности.

Человек защищает свою повседневность. Например, герои романа Булгакова «Мастер и Маргарита» поступают так: если происходит что-то настолько невероятное, что не сообразуется с нормальным течением жизни, герои прибегают к одному и тому же приему — делают попытку просто отбросить невозможный факт, " объяснив" его как галлюцинацию, провал в памяти или глупое совпадение. Иными словами, они пытаются истолковать вопиющий, но невозможный в повседневной жизни факт как несуществующий.

Т.е. провал в памяти, галлюцинация и другие подобные объяснения – это повседневные автоматизмы (они делаются буквально на автопилоте), стандартизованные «ходы» повседневной логики, обеспечивающие возможность игнорировать чуждое и непонятное до тех пор, пока это возможно.

Эволюция элементов повседневности

Далее поставим актуальный вопрос: развивается ли сама повседневность исторически?

Конечно! Ответ кажется очевидным. Представления людей о нормальном и естественном меняются в ходе истории, значит, меняется и повседневность.

Например, по Шюцу, обязательным элементом повседневности людей является трудовая деятельность, ориентированная на внешний мир. Можно сразу сказать, что такая деятельность — универсальное свойство всей человеческой истории: повседневность всегда была трудовой повседневностью, причем здесь имеются в виду и материальное производство, и охота, и собирательство, и прочие виды деятельности. Очевидно, что содержание и характер этой деятельности менялись с каждым веком, совершенствовались.

Или другой элемент повседневности - восприятие времени. Повседневность ведь выстраивается во времени. Понятно, что природные ритмы остались прежними: весна – лето, день – ночь. Но что касается чередования ритмов (труд – отдых, будни – праздники), то тут перемены очевидны. Трудовой ритм средневекового ремесленника или крестьянина был более медленным, чем ныне. Длящийся до 20 часов рабочий день сменялся днем отдыха. В современных условиях семи-восьмичасового рабочего дня периоды труда и отдыха следуют с большей частотой.

В целом, когда Шюц протестировал несколько элементов повседневности, то сделал вывод, что в древности повседневность человека была более стабильной, устойчивой, поэтому любые изменения в ней воспринимались человеком острее, напряженнее. А сейчас у нас стабильности меньше, но и перемены нас пугают тоже меньше.

Невербальная коммуникация

Социальное взаимодействие включает многочисленные формы невербальной коммуникации.

Невербальная коммуникация — это обмен информацией и намерениями посредством выражения лица, жестов и движений.

Взаимное понимание

Большинство малозначительных форм ежедневного разговора предполагает сложное коллективное знание, “вводимое в игру” участвующими сторонами. Внешне это воспринимается как само собой разумеющееся, но в то же время даже самый незначительный разговор достаточно сложная штука. Слова, используемые в обычной беседе, не имеют точного значения, и мы “фиксируем”, что хотим сказать, или то, как мы поняли сказанное, используя не высказываемые вслух допущения, образующие фон беседы. Если один человек спрашивает другого: “Чем ты занимался вчера? ” — то его вопрос, очевидно, не подразумевает ответа типа: “В 7ч. я проснулся, в 7.15 встал с постели и пошел в ванную  чистить зубы” Тип нашего ответа зависит от того, кто нас спрашивает, какого рода деятельностью мы обычно занимаемся вместе, и от множества других вещей.

Опыты Гарфинкеля

Фоновые ожидания, посредством которых организуются обыденные разговоры, были основной темой в экспериментах Гарфинкеля, проведенных со студентами-добровольцами. Студенту необходимо было вовлечь в беседу знакомого ему человека, и прояснять смысл любой ремарки и реплики. Случайные замечания, общие комментарии не оставлялись без внимания, активно извлекался их точный смысл. Если кто-то говорил: “Добрый день”, — студенты отвечали: “Добрый — в каком смысле именно? ”, “Какое время дня вы имеете в виду? ” и так далее. Вот каким получился один диалог.

(А приветливо поднимает руку)

А: Ну, как ты?

Б: Как я, в каком смысле? Здоровье, финансы, учеба, душевное спокойствие, мое...

А: (покрасневший и внезапно теряющий самообладание) Вот что! Я только старался быть вежливым. Мне, честно говоря, наплевать, как ты там себя чувствуешь.

Зададимся вопросом, почему при нарушении столь незначительных условностей разговора люди так выходят из себя? Дело в том, что стабильность и осмысленность нашей обыденной социальной жизни основывается на взаимном понимании не высказываемых вслух общекультурных допущений по поводу того, что говорить и как. Это делает наше общение осмысленным! Следовательно, то, что выглядит на первый взгляднезначительным разговором, оказывается фундаментальным каркасом социальной жизни. Именнопоэтому нарушения подобных условностей воспринимаются так серьезно.

Следует заметить, что в повседневной жизни люди, случается, нарочно прикидываются игнорирующими подразумеваемые допущения, используемые для интерпретации высказываний, замечаний и вопросов. Это может делаться с целью дать отпор другим, подшутить над ними, вызвать

смущение или привлечь внимание к двойному смыслу сказанного. Рассмотрим, например, классический обмен репликами между родителем и подростком:

Р: Ты куда-то идешь?

П: Из дому.

Р: Что ты собираешься делать?

П: Ничего.

Ответы подростка прямо противоположны ответам добровольцев в экспериментах Гарфинкеля.

В отличие от ненормально настойчивых уточнений, подросток вообще отказывается отвечать по существу — фактически говорит “Занимайся своим  делом! ”

Подведем итог тому, о чем говорили выше. Повседневное взаимодействие зависит от тончайших взаимосвязей между выражением лица, жестами и словами. Мы используем выражения лиц и жесты других людей, чтобы расширить их словесные сообщения, а также чтобы проверить, насколько они искренни. В повседневном общении с другими каждый из нас постоянно, но неосознанно контролирует выражение своего лица и движения тела.

Управление впечатлением

Тут стоит вспомнить цитату: Мир – театр, и люди в нем – актеры.

Анализируя социальное взаимодействие, Гоффман и другие авторы нередко пользуются понятиями из области театрального искусства. Сама концепция социальной роли , применяемая в социологии, первоначально заимствована из театра. Роли — это социальные ожидания, которым следует носитель данного cmamyca или социальной позиции. Быть учителем, например, значит занимать специфическую позицию. В драматургической модели, используемой Гоффманом,

социальная жизнь рассматривается как пьеса, исполняемая актерами на сцене или на многих сценах, поскольку то, как мы действуем, определяется ролью, исполняемой в настоящее время. Люди чрезвычайно восприимчивы к тому, как их видят другие, многочисленными способами стараются управлятьвпечатлением, которое хотят произвести на других, и добиться желаемых реакций. Хотя иногда это делается сознательно, но обычно мы управляем впечатлением, которое стараемся произвести на других, неосознанно. Практически любой оденется и будет вести себя на деловой

встрече иначе, чем на футбольном матче, на который он пришел отдохнуть с друзьями.

Передний и задний планы

По предположению Гоффмана, большая часть жизни делится на передний план и задний план. Передний план — это социальные ситуации или столкновения, в которых выполняютсяформальные или стилизованные роли, люди как бы участвуют в сценических представлениях. Заднийплан имеет место там, где занимаются реквизитом и готовятся к взаимодействию в последующихболее формальных обстоятельствах. Это напоминает костюмерную театра или действия “за кадром”в кино. Находясь в безопасности “за сценой”, люди могут расслабиться, дать свободу тем чувствам истилю поведения, которые держат под контролем, находясь “на сцене”. Так, официантка — самаучтивость при обслуживании посетителей в обеденном зале ресторана, — становится шумной иагрессивной, оказавшись за кухонной дверью. Вряд ли нашлись бы рестораны, в которых посетителистали бы есть, видя все, что происходит на кухне.

Задний план допускает неряшливую одежду, небрежные позы, использование жаргона или нелитературной речи, бормотание и крики, шутливую агрессивность и ребячество, возможность, не обращая внимания на других, заниматься чем-либо незначительным, разными мелочами: напевать, свистеть, грызть ногти.

Часто представления переднего плана разыгрываются в команде. Так, два известных политика, присутствующих на одном приеме перед телекамерами, могут провести искусную демонстрацию единства и дружбы, даже если каждый из них всем сердцем ненавидит другого. Жена и муж могут позаботиться о том, чтобы скрыть от детей свои раздоры, сохраняя впечатление гармонии для того, чтобы схватиться еще сильнее, как только дети будут благополучно уложены в постель.

Личностное пространство

В западной культуре в большинстве случаев люди, участвующие во взаимодействии, сохраняют дистанцию по крайней мере в три фута (90 см). Существуют культурные различия в определении личностного пространства. На Ближнем Востоке люди располагаются гораздо ближе друг к другу, чем принято на Западе. Находясь на Востоке, люди Запада испытывают смущение от такой неожиданной близости.

Различают 4 пространственные зоны , возникающие при личном общении. Интимная дистанция (менее 45 см) предназначается для небольшого числа социальных контактов, в которых допускается регулярное прикосновение. В этой зоне личностного пространства оперируют родители и дети, а также любовники. Личностная дистанция (от 45 до120 см) — обычное расстояние при столкновениях между друзьями и достаточно близкими знакомыми. Здесь также допускается некоторая интимность, но, как правило, она ограничена.

Социальная дистанция (120—360 см), обычно сохраняется при формальном взаимодействии, например, интервью.

Публичная дистанция — (свыше 360 см), ее занимают, выступая перед аудиторией.

 

В обыденном взаимодействии нарушаются чаще всего интимная и личностная дистанции. Если на это пространство “посягают”, люди стараются отвоевать его. Можно предложить “убраться” пристальным взглядом, либо толкнуть захватчика локтем. Если расстояние слишком близкое, то человек, как правило, пытается установить что-то вроде физической границы. Например, читатель, окруженный людьми у библиотечной стойки, отделяет свое личное пространство стопкой книг.

 

Часовое время

Открытие часов и часового времени оказало сильное влияние на зонирование человеческой деятельности. Индустриальные общества не могут существовать без точного измерения действий во времени — так же, как без их координации в пространстве. Измерение времени сегодня стандартизировано на всем земном шаре. Стандартизация сделала возможным создание сложнейших международных транспортных систем и коммуникаций, от которых зависит наша жизнь. Мирового стандарта времени не существовало до 1884 года, до международной конференции в Вашингтоне. На этой конференции мир был разделен на 24 часовых пояса, было установлено точное начало общего дня.

Точное распределение действий в течение дня и недели впервые возникло в монастырях в 14 веке. Сегодня не существует ни одной организации, которая бы не структурировала свое время, и чем большее количество людей и ресурсов в ней, тем точнее должен быть распорядок.

Люди и необходимые ресурсы должны были быть объединены в пространстве и времени.

Повседневность – это сфера человеческого опыта.

 

Итак, кажется, что повседневность – самая ясная и прозрачная сфера жизни, не требующая рефлексивного рассмотрения. Однако эта ясность кажущаяся. Повседневность кажется ясной не потому, что отрефлексирована (изучена, понята), а потому, что ускользает от рефлексии . " Обычную жизнь" не анализируют до тех пор, пока ее не нарушит какое-нибудь из ряда вон выходящее событие. Столкнувшись с таким нарушением, " повседневные деятели" (обычные люди, мы с вами) стремятся прежде всего " нормализовать" ситуацию, ввести ее в рамки повседневности и лишь после этого приступают к исследованию нарушившего ход нормальной жизни фактора, который уже интерпретируется как нормальное, повседневное явление.

 

Мы остановимся на изысканиях двух крупных социологов ХХ в., которые нам приоткроют завесу тайны над повседневностью. Это: Альфред Шюц и Гарольд Гарфинкель.

 

· Согласно Альфреду Шюцу (австрийскому социологу, основоположнику феноменологической социологии) повседневность предметно-телесно закреплена (в отличие от других сфер – религии, искусства, науки, игры, сновидений, сказки и др.). И именно этот аспект он подчеркивает.По мнению Шюца, именно это качество опыта повседневности — телесно-предметное переживание реальности, ее вещей и предметов — и составляет ее преимуществопо сравнению с другими областями. Поэтому, говорил Шюц, повседневность является " верховной реальностью". Человек живет и трудится по преимуществу в повседневности и, отлетая мыслью в те или иные сферы (религию, искусство, игру, науку), всегда и неизбежно возвращается в мир повседневности.

 

· Теперь об изысканиях американского социолога Гарольда Гарфинкеля (создателя этнометодологии).

По Гарфинкелю, рядовой индивид не осознаёт того, что в своей повседневной деятельности становится субъектом социального взаимодействия и творения социальной действительности. По мнению Гарфинкеля, социальная жизнь является упорядоченной только потому, что члены общества активно заняты приданием смысла всему тому, что происходит в процессе повседневного общения.

Гарфинкель провел ряд интересных экспериментов, нацеленных на сознательное разрушение нормального хода социального взаимодействия. Среди социологов эти эксперименты получили название «Гарфинкелинги». Во время или по заключении «гарфинкелингов» подробно фиксировалась удивлённая, возмущённая реакция людей на нестандартное поведение экспериментаторов.Эксперименты Гарфинкеля «разрывали», «нарушали» повседневную рутину общения, раскрывая ту напряжённую работу, которая производится каждым членом общества для сохранения, восстановления нормального хода жизни.

Это были эксперименты по вмешательству в привычную жизнь и они показали, как люди всякий раз активно сопротивлялись, когда их вынуждали подвергнуть сомнению самоочевидные привычные рутинные способы действия.

Продемонстрируем один из гарфинкелевских экспериментов. В ходе нормального, самого обычного разговора экспериментатор начинает приближать свое лицо к лицу ничего не подозревающего партнера. Партнер испытывает смущение, отодвигается и, наконец, осознает, что ситуация изменилась и он участвует в каком-то ином взаимодействии, отличном от того, что он предполагал ранее. Типичную реакцию испытуемого можно сформулировать так: " Ты что, ненормальный? " Некоторые воспринимали действия экспериментатора как действия, мотивированные сексуальными мотивами, а кто-то видел в нем больного человека. Эти оценки представляли собой переопределение ситуации. Будучи переопределенной, ситуация " нормализовывалась", снова становилась ситуацией повседневности, поскольку каждый из испытуемых знал, что нужно делать, если партнер болен, как вести себя с " шизиком" или с навязчивым ухажером. Такая ситуация могла показаться тяжелой, неприятной, но, будучи переформатированной (переопределенной), она уже исключалась из разряда непонятных и бессмысленных.

Нормализация ситуации происходила благодаря приписыванию партнеру какого-то типичного мотива, т.е. благодаря типизации личности партнера-экспериментатора (" шизик", " больной", " ухажер" и т.п.), и на этой основе типизировалось (складывалось) " новое" взаимодействие. Оно уже полностью укладывалось в сферу повседневности.

Для нас важен именно процесс переопределения ситуации и все связанные с ним проблемы: как человек осознает, что взаимодействие не соответствует норме, как интерпретирует ситуацию, как находит подходящее объяснение, как выстраивает новую форму взаимодействия, исходя из «репертуара» возможного (нормализует ситуацию). Ответить на эти вопросы — значит понять формальную структуру повседневности. Если мы это сделаем, то поймем логику повседневности.

 

Таким образом, интерпретация (ситуации) выступает как защита повседневности.

Человек защищает свою повседневность. Например, герои романа Булгакова «Мастер и Маргарита» поступают так: если происходит что-то настолько невероятное, что не сообразуется с нормальным течением жизни, герои прибегают к одному и тому же приему — делают попытку просто отбросить невозможный факт, " объяснив" его как галлюцинацию, провал в памяти или глупое совпадение. Иными словами, они пытаются истолковать вопиющий, но невозможный в повседневной жизни факт как несуществующий.

Т.е. провал в памяти, галлюцинация и другие подобные объяснения – это повседневные автоматизмы (они делаются буквально на автопилоте), стандартизованные «ходы» повседневной логики, обеспечивающие возможность игнорировать чуждое и непонятное до тех пор, пока это возможно.

12Следующая ⇒

Поделиться: